Мы много ездили в командировки на различные предприятия цветной металлургии Союза. Из рязанского отделения Гинцветмета нас в этих поездках поддерживала большая бригада техников, которым мы давали задание на проведение замеров, отбор фильтровальных рукавов и т.п. Среди них мне запомнился Толя Семенов, бескорыстный, честный, сообразительный, но, немного наивный детдомовец-умелец, который здорово помогал нам. Было у него два недостатка: пил и часто попадал в смешные и не очень истории. Ему как-то с Рязцветмета досталась путевка на 3 дня в профилакторий. В пятницу, после крепкого подпития они с другом в полночь завалились в трехместный номер, где в глубоком сне один рязцветметовский труженик уже осыпал стены крепким храпом. Не включая свет, они сразу же по кроватям. Ближе к утру Семенова с бодуна потянуло побороться с жаждой. Он, в потемках, увидев на столе стакан с водой, махнул его и не дотянув до дна обнаружил там челюсть соседа. Его сначала кинуло в ступор, чуть не вырвало, потом он разъярился и выплеснул челюсть в окно. Утром мужичок встал и стал активно искать свою челюсть. Все перерыв, стал дергать вновь прибывших. Семенов, сказав, что ничего не трогал, стал активно помогать мужику в поисках, но, безуспешно. Потом, когда сосед вышел, он челюсть нашел и втихоря спрятал глубоко под его кровать. Поиски продолжались и Толя чудесным образом ее нашел, получив за это благодарность. Семенов быстро заводил знакомства в командировках. Был он щупленький, маленького роста, простой и очень коммуникабельный. И везде, где мог, играл в духовых оркестрах на похоронах. У него был могучий геликон, за которым его, практически, не было видно. Когда исполняли похоронный марш Шопена, он плакал. На вопрос почему, отвечал, жалко жмура. К, сожалению, закончил Толя плохо. Ему за его хорошую работу выделили в Рязани однокомнатную квартиру. Как мне потом рассказали, к нему с водочными подношениями прицепились цыгане, которые стали часто его навещать, а порой и жить. Потом он исчез. Цыгане остались. Смешное и печальное путешествовало с Толей рядом. Хороший был мужичок. Я к нему относился с симпатией, он мне отвечал тем же, стараясь задания выполнять быстро и с добрым качеством.
Замом у Гордона был Виктор Айзенберг, работали Валентин Лук, Владимир Сучилин, Вилен Каплан, Федор Полубнев, Виктор Цессарский и я. Были и другие, но, мимолетно. В то время очень часто имена давали в память наших вождей. Вилен - в честь В.И.Ленина. Это, порой позволяло нивелировать неблагозвучность фамилии. Например, Фани Каплан была как раз той личностью, которая покушалась на Ленина и обладателю такой фамилии было бы непросто существовать в штормовые тридцатые и сороковые годы. Здесь технология именования людей была схожа с маленькими хитростями закоренелых уголовников, которые татуировали грудь и спину портретами вождей в надежде на то, что, из-за раболепия перед образами великих, их расстреливать побоятся. Я работал с Маркленом Мазусом. Марклен - это вытяжка из Маркса и Ленина. Были и Маркслены, Сталены, Ревлены, Красармы, Эмили, Автодоры, Алгебраины и множество других уродливых составных имен. Самое выдающееся - Валтерперженка - от сокращения словосочетания 'Валентина Терешкова - первая женщина-космонавт'. У меня соседа по даче звали Красармом, хотя ни его родители, ни он сам к Красной Армии никакого отношения не имели. Таких имен изобрели более 300. А с Фрейдлиным Эмилем (Энгельс, Маркс и Ленин) я учился в Менделеевке.
Социальная мимикрия процветала не только в СССР. В нашем доме на Либкнехта жил еврейский беженец из Германии, родившийся там после прихода к власти Гитлера в конце 30-х годов. Фамилия у него была немецкая - Рот, что означает красный. Красными там, как и у нас называли коммунистов.. В те годы с такой фамилией в Германии житие было не очень уютным. На нее там тогда реагировали как быки на тореадора с красным плащом. Чтобы как-то нейтрализовать политическую несостоятельность такой фамилии на фоне еврейского происхождения родители нарекли его Адольфом.
Группа наша с течением времени таяла. Айзенберг переехал жить в Америку и через год там скончался, Сучилина судили за то, что он возил в Среднюю Азию запчасти для мотоциклов и там продавал их по спекулятивной цене. Похоже, от срока откупился, но, в группу нашу не вернулся. Хотели его прихватить и за то, что он пытался продавать талоны не спецпитание, которые нам за вредность давали бесплатно. Но, его отбили и, директор института определил его в отдел снабжения, оценив по достоинству его высокую жизненную активность. Полубнев ушел в другую организацию. Цесарский, имея трех сыновей от разных жен, решил в годы перестройки организовать с ними сельскохозяйственную коммуну. Купил в деревне дом и решил разводить скот, в том числе и лошадей. Но, говорят, проект лопнул. Остались Лук, Каплан да я. Ну и, конечно, Гордон, которому накатывало восмидесятилетие. Позже появились Захаров и Осипова. Были, конечно, лаборанты, помощники с Рязанского отделения Гинцветмета.
Основной задачей нашей группы была разработка, совместно с текстильными институтами, фильтровальных материалов и их внедрение на предприятиях цветной металлургии для очистки газов от пылей. Попутно мы занимались отладкой систем газоочистки и контролем выбросов на предприятиях. Атмосфера в нашем отделе газопылеулавливания была непростой. Когда в узком пространстве скапливается большое количество не обделенных умом людей одной национальности, то у них невольно вырабатывается трудовой навык опарашивания других с целью выпячивания собственных достоинств. Под эту канонаду в первое время попала и моя персона. Но, я не обращал особого внимания на перешептывания по углам и начал собирать установки, которые мне нужны были для работы. Я и сам не встраивался в эти порочащие распри по двум причинам. Во-первых, у меня не было столь коротких отношений с кем либо из москвичей, чтобы заниматься пересудами, во-вторых, придерживался тогда такого принципа: осуждая другого, посмотри сначала на себя. Выдувая пузырь собственного величия, за счет умаления достоинств партнера, остерегайся того, что пузырь этот может лопнуть, оставив от монумента славы лишь громкий хлопок твоей бездарности, а на твоем лице гримасу скудоумия.
Умом мы примерно все одинаковы. Поэтому нет особых причин для снобствования. Я не люблю снобствующих персон. Снобизм один из признаков скудоумия, а может быть это один из способов скрыть это качество. Ну, это все сентенции. Так вот о наших делах.
2. Компьютеризация
Одним из этапных годов стал 1986 год, когда в институте был организован компьютерный класс. К бытовым и школьным компьютерам я начал приобщаться раньше, о чем я уже писал раньше. И даже писал игровые программы на Ассемблере. Но, были они примитивны, черно-белые, в основном на основе символов, хотя писать их было занятно. Появление у нас айбиэмовских (IBM) компьютеров сильно изменило наше отношение к этому делу. И хотя на фоне нынешних лет эти компьютеры и их возможности кажутся тоже примитивными, но, тогда они казались волшебными. Волшебством казалось набирать текст с многочисленными неутомительными его правками, вставками рисунков, гиперссылок. Можно было как угодно менять шрифт, копировать и переносить в разные места целые блоки, стирать и восстанавливать целые страницы одним легким движением руки. Тогда это было Магией. Я начал учиться программированию на Бейсике, Паскале, затем был FoxPro, Maxscript и другие программы. Написана была программа автоматическоого поиска газоочистного оборудования металлургических предприятий, что существенно облегчило работу с заказчиками. Были написаны программы, которые мне позволяли за 1 день просчитывать то, что группа из пяти человек не сделала бы и за месяц. Хотя некоторые, среди которых был и Каплан, считали, что компьютер - это лишь большой калькулятор.
3. Кризисный менеджер поневоле. Издержки принуждения. Немного о привидениях
Стал я постепенно вводить в строй установки, начались исследования свойств материалов. Мое полимерное образование было хорошим подспорьем при разработке и исследовании термостойких тканей. Пошли публикации. Руководство, в лице Гордона, стало меня посылать на заводы, где с внедрением или использованием фильтровальных материалов создавались проблемы. Даже на те предприятия, где помногу лет вели свои работы другие сотрудники нашей группы. Посылали не потому, что у меня было больше опыта или ума, ни тем, ни другим я особо не выделялся среди моих коллег с многолетним стажем работы, а потому, что я, как полимерщик, лучше других знал свойства фильтровальных материалов и это здорово помогало при выяснении причин неблагополучного их поведения на предприятиях. Но, особой пользы мне это не приносило. Во-первых, это не нравилось сотрудникам из моей группы: мол без году неделю здесь, а уже суется не в свои дела. Во-вторых, всегда, когда разруливаешь уже свалившуюся чужую проблему, в любом случае, если даже и похвалят, то за спиной покажут кукиш, а то и выговор: кукиш от прежних бракоделов, сотворивших проблему, а выговор от руководства, потому что по этой проблеме ты получаешься крайним. Такие примеры. На заводе 'Укрцинк', который занимался производством свинца для аккумуляторов, начали гореть установленные после металлурических печей газоходы и рукавные фильтры с дорогими фильтротканями. Посылают меня, бывшего там пару раз, вместо сотрудников, которые курировали газоочистку на этом заводе десятилетиями. Я нахожу решение, а через год вижу в журнале 'Цветные металлы' статью об успешном решении этой проблемы за авторством зам отдела Бессера, который прибыл на завод, когда проблема эту я давно и успешно закрыл. На вопрос, почему так, был ответ, статью надо было срочно сдавать в печать, а вы, Станислав Иванович были в командировке. Это был кукиш, причем в квадрате. Второй случай был еще более неприятным. На челябинский цинковый завод отправляют меня для решения аналогичной проблемы: фильтровальные рукава часто стали выходить из строя. Я вообще на этом заводе ни разу не был и стал отказываться. Этот завод был вотчиной Каплана и Лука и я не хотел с ними портить отношения, понимая, что моя поездка туда очень понизит их имидж как в нашем отделе, так и на заводе. Но, Гордон настоял на моем визите туда, потому что там был большой договор как раз по тем термостойким тканям, термохимию поведения которых при работе на металлургических газах я хорошо уже изучил.
Гинцветметовцы: Каплан, Калнин, Бессер
Рукава при фильтрации горячих газов испытывают очень серьезные термохимические нагрузки, приводящие к их выходу из строя. На заводе я выяснил причины, составил акт и протокол за подписью главного инженера завода, где основной причиной назвал нештатную эксплуатацию рукавов и некоторые неучтенные особенности режимов их работы. Определил оптимальные условия использования материалов, привез подписанные у Гейхмана В.В.-будущего генерального директора завода, протоколы в Москву и получил добро от Гордона за успешное решение проблемы.
Новое здание Гинцветмета
В это время Министр наш, Ломако П.Ф, намеревавшийся уволить великовозрастного директора Гинцветмета Ушакова, собрал коллегию по работе нашего института, натравил на Ушакова грязнослова Снурникова, который в числе неудачных институтских работ назвал и нашу, почему-то предъявив Ушакову и мой протокол. Ушаков свой гнев слил на Гордона, а Гордон все пересказал мне. Но, не ругал, потому, как до этого благодарил и понимал, что это были политические игры и мы попали в их круговорот совершенно не по делу. Но, осадок у нас остался. Правда, отношения с Капланом и Луком улучшились, потому как впросак как бы попали не они, а я, на фоне той очевидности, что все проколы по работе творились при их участии и что, если бы они поехали на цинковый завод улаживать дела, то Ушакову досталось еще бы больше. Ушакова отправили на пенсию, мы продолжали мотаться по предприятиям, где было плохо с газоочисткой и экологией в целом.
Это были не единственные примеры. Мне пришлось также мотаться по чужим проблемам и на Кировградский медеплавильный завод, и на Беловский цинковый завод, на Саяно-горский алюминиевый комбинат, на Кадамджайский сурьмяный комбинат, Устькаменогорский свинцово-цинковый комбинат и ряд других предприятий. Я понимал, что эти мои вынужденные, по настоянию руководства, командировки на те заводы, на которых десятилетиями работали наши ведущие сотрудники, никому из них не понравятся. В определенной степени это дискредитировало их. Поэтому постепенно со стороны некоторых из них накапливался потенциал негативного отношения ко мне. Я отказывался от таких командировок, мотивируя это тем, что за проблемы на заводах должны отвечать те, кто их создал. Порой ко мне прислушивались, но, чаще не соглашались. Со временем часть ведущих сотрудников уволилась, из сотрудников палеозойской эры остались Лук с Капланом. Последний, весьма неглупый, в целом неплохой мужик, особо остро переживал те предпочтения, которые мне выказывало руководство. Он уже работал в институте более 30 лет, я же менее 10. Внешне он старался этого недовольства не выказывать, но, иногда срывался. Особенно тогда, когда у нас началась послеперестроечная вольница. Но, были у меня с ним и моменты консолидации. Про один из них, с клиническим оттенком я уже упоминал. Прошу не делать поспешных выводов по этому отрезку повествования. Я атеист, отрицательно отношусь к суевериям, но, где-то в году 1985 я стал замечать периферийным зрением мелькание на работе и дома каких-то теней, снующих под кровати и за шкафы. У них не было человеческого облика, просто быстро движущаяся и мгновенно исчезающая за мебелью тень. Я понимал, что этого быть не может, что похоже, что у меня не все в порядке с головой, хотя работала она вроде бы без перебоев. Об этих моих сомнениях я нигде не заикался, боясь прослыть человеком со странностями. Но, такие визиты привидений-теней учащались. Я продолжал молчать, мучая себя сомнениями относительно моей психофизиологии. И вот однажды Каплан, с вымученной улыбкой-сомнением обращается к нам с вопросом, не мелькают ли у кого-либо из нас тени. Здесь уж я глубоко вздохнув, раскололся, сказав, что и у меня подобного рода события случаются. Тогда интернета не было и, соответственно поделиться этой деликатной проблемой с привидениями-тенями было не с кем. В институте, несмотря, что нас уже было двое, обсуждать ее, с кем-либо было рискованно. Я недавно залез в интернет посмотреть, что пишут там. И оказалось, что множество людей сталкивалось с подобными фактами. Вот некоторые из ссылок: http://wap.naviya.borda.ru/?1-2-0-00000153-000-0-0-1272604861, http://primeinfo.net.ru/categoryзз/privedeniya?skip=21, http://www.google.ru/search?sourceid=navclient&aq=0h&oq=%d1%82%d0%b5%d0%bd%d0%b8+%d0%bf&hl=ru&ie=UTF-8&rlz=1T4ADFA_ruRU426RU426&q=%d1%82%d0%b5%d0%bd%d0%b8+%d0%bf%d1%80%d0%b8%d0%b2%d0%b8%d0%b4%d0%b5%d0%bd%d0%b8%d1%8f#q=%D1%82%D0%B5%D0%BD%D0%B8+%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F&hl=ru&newwindow=1&rlz=1T4ADFA_ruRU426RU426&prmd=ivns&ei=fpJjTsTgFZDbsgbwyfWOCg&start=0&sa=N&bav=on.2,or.r_gc.r_pw.&fp=b6c01ace8fc5878f&biw=1024&bih=436
Свидание с привидениями у меня длилось около месяца. С той поры ни разу не повторялось. В никакие привидения я не верю и сейчас, но, понять, что же это тогда было, я не могу до сих пор. Мне советовали не писать об этом. Я бы и не стал этого делать, понимая, что у читателя возникнут подозрения относительно моего здравомыслия. У некоторых такие сомнения, после прочитанного, безусловно возникнут и, при случае, они могут позволить себе неделикатно сослаться на этот эпизод из моей жизни. Но, от фактов не уйдешь. Лучше и в ущерб себе, но, все же, как было. Ну и мужество Каплана меня поддержало при решении вопроса, писать об этом или нет. Не судите строго, да не судимы будете.
Каким же мужеством надо было Каплану обладать, чтобы сделать такое заявление!? Мужик он был неплохой, но, после этого я зауважал его больше. Уважения заслуживало и его умение трапезничать: тарелки он кусочком хлеба вылизывал вчистую. Видно, сказались тяжелые военные и послевоенные времена. Расстались мы с ним весьма недружелюбно. Он очень плохо относился к моему пристрастию к компьютерам, считая их лишь большими калькуляторами. Мужик он был неглупый, среди евреев компьютеры приживались быстрее, чем у остальных. И казалось, что у нас он в этом плане должен был лидировать. Но, после серии занятий в компьютерном классе, которые проводила наша лаборатория автоматизации, он окончательно распрощался с компьютерами и очень не одобрял моего общения с ними. Меня это несколько удивляло. Правда, он не был единственным исключением. У меня было двое знакомых - сотрудников нашего института - Миша Дереш и Марк Зак. Собрались они уезжать в Америку. Они знали, что без знания компьютера там делать нечего и потому начали активно заниматься ими, но, шло очень туго. Миша начал по этому вопросу терроризировать меня, но, получалось у него, равно как и у Зака, не очень успешно. Видно проблема освоения компьютера связана не столько с национальностью, сколько с возрастом. С Америкой у них тоже сложилось не очень успешно: Дереш за 7 лет пребывания в США не смог освоить английский язык, а Зак - компьютерные технологии. Где они теперь и как существуют, не знаю.
4. Первоклассница. Гигантский скачок из Ферганы до рязанской глубинки
1978 году в первый класс пошла Оля. Училась неплохо, в ней уже прописалось чувство ответственности за собственные действия. Была она симпатичная, кудрявая, веселая и достаточно любознательная. Мы с ней вели всякие беседы по всем темам, по географии, астрономии, литературе, даже вели полемики о черных дырах Космоса. Хорошо заканчивает 1-й класс. 1979 год. Последний звонок для 10-го класса. Обычно на заключительной для выпускников школьной линейке сильный десятиклассник поднимает над собой первоклашку и та вызвенивает большим колоколом-колокольчиком на всю школу из последних сил последний звонок. Школа прощается с выпускниками, прощает им их школьные глупости, шалости, дерзости и напутствует их уже на взрослые дела и подвиги. Кто-то радуется, некоторые десятиклассницы плачут.
Оля, 1-й класс
Обычно из первоклашек поднимают какую-нибудь дочку из совета родителей или сверхотличницу. Но, Оля с ее кудряшками была столь неотразима, что выбрали ее. Поднял ее десятиклассник, она то ли испугалась высоты, то ли засмущалась от внимания скопившегося люда, чуть побледнела, растерялась и тихо-тихо зазвонила. Но, народ хотел песню, ей снизу десятиклассник дал плечом легкого пинка и звонок ее запел громко и торжественно. Такое ее скромное поведение говорила о том, что маленькая головка ее в тот момент не тупо замкнулась на звонок, а все время сканировала округу, глядя, как на нее реагируют и, боясь, что будут недовольные. Но, недовольных в такие моменты не бывает.
В то время я уже часто ездил в командировки на Кадамжайский сурьмяный комбинат в Киргизию. Летали мы туда самолетом через Фергану. Обратно везли фрукты. Тогда можно было бесплатно везти самолетом до 35 кг, мы умудрялись до 40 и 50. Такелажная эта работа была нелегкой, но, зато обеспечивала наше семейство дешевыми южными дарами природы. В июле 1979 года была запланирована моя последняя поездка того года на Кадамджай. Зимой мы туда наведывались редко, потому как дожди в горах, и там где даже проложен асфальт - это всегда скользкие потоки грязи на склонах, повышенная опасность, все время мокро, полупустые рынки, мало свежих фруктов. И хотя в январе-феврале там не редко бывало и до 20 тепла, все же летом работать было поприятнее, хотя и жарковато - до 40 С, но, без дождей, с теплыми речками и дешевым разнообразным рынком живых витаминов.
У Оли подкатывал восьмой день рождения - 8 августа и мне надо было успеть на него попасть. Справлять мы его наметили на озере Святое, что в Спасском районе. Обратный билет на Москву у меня был на 6 августа. Поэтому, чтобы довести фрукты непорчеными к 8 августа, я их закупал вечером на Ферганском рынке, перед самом отлетом самолета. Такая закупка была рискованной, но, выгодной. Ферганский рынок - в те времена - особая статья. И даже не тем, что это волшебный сад, разукрашенный наваленными буртами благоухающих дынь и тысячами других диковинных продуктов. Рынок был интересен беседами с торгашами, проходившими с юмором в хаджи-нассрединовском духе, бойкой торговлей, добрым отношением к покупателю, без оскорблений, даже если покупатель попадался очень упертый. Все там было дешево. На рынке в середине лета можно было купить чемодан бутонов роз по пять копеек, а в Москве, в июне-июле, на рынке они стоили по 10 рублей. Местные не упускали возможности обогатиться. Самолетами гнали в столицу чемоданы роз, обратно чемоданы казначейских билетов в деревянном или зеленом исполнении. В 7 часов вечера рынок выметался, в прямом и переносном смысле, и закрывался. Поэтому с 6 часов вечера начинался лихорадочный сброс цен. Продавалась дыня в полцены или даже в четверть, а к ней добавлялись еще 2-3 штуки бесплатно. То же было и с остальными фруктово-овощными деликатесами. Самолет наш улетал в Москву обычно в 9 вечера. В 6 мы подкатывали к рынку и начинали выполнять свою гуманную миссию, спасая натруженные горбы дехкан от тяжкой незадачи - тащить свой товар обратно домой. Многие продавцы вообще оставляли его и уходили, не заботясь о нем, полагаясь на волю аллаха. И хотя товар лежал совершенно беспризорно, и брать его было не предосудительно, но, мы этого не делали по этическим соображениям.
Отоварившись как надо, я начал свой затяжной двухдневный прыжок на Святое озеро. Немного рисковал, так как в прошлый раз застрял в Фергане в аэропорту из-за песчаной бури, которая навалилась на Ферганскую долину. Там ее называют 'Афганец', потому как начинается она в Афганистане и тащится она до Ферганы и далее. Зрелище чудовищное. Пыльная буря от ядерного взрыва сущая мелочь по сравнению с настоящей песчаной бурей. Понятно, что в таком пылевом облаке дышать нечем, все забивается сразу. У нас оставался шанс улететь до бури. Мы с Жулитовым уже сели в самолет. В нашем ряду сидела приятная девушка из Ферганы, русская, летевшая в Москву искать работу. Сейчас таких называют гастарбайтерами, а раньше - лимитчиками. Жара была несусветная, за бортом 40, внутри 50 и более градусов. Вентиляции никакой. Сидим полчаса, час, течем ужасно. И вдруг объявляют: рейс откладывается. Приближался афганец. Сочли за счастье, потому что в самолете у некоторых начались сердечные приступы.
Аэропорт в Фергане Песчаная буря - всепожирающая
Добрели до аэропорта, присели и ждем. Через час объявление: рейс откладывается до утра, но, местные лишь усмехнулись, обрадовав нас тем, что буря может длиться несколько разорительных дней. В аэропорту дышать нечем. Песок везде. Девица собирается домой и узрев складки грусти на наших лицах приглашает нас к себе. Мы, поколебавшись, не отказались. Колебания наши были связаны с тем, что у нас с собой был большой багаж и носиться с ним по Фергане не очень нас вдохновляло. Но, перспектива ждать несколько суток, скукожившись на сиденьях, нас не радовала. Сдав часть багажа, сняв такси, помчались. Частное такси в тех краях было недорого и в изобилии. Нас гостеприимно встретила ее мама. Где-то к обеду мы улетели с тусклыми воспоминаниями о буре.
Но, это было в тот раз, а сейчас я с ферганского рынка, автобусом до ферганского аэропорта, там самолетом до Москвы, утром до Строителя, оставить командировочный скарб дома, потом до Казанского вокзала, оттуда до Рязани на электричке, далее автобусом до Спасск-Рязанского и затем попутками до Святого озера, где наши уже разбили в нескольких палатках большой бивуак. Прибыл я уже часа в 4-5. Конечно, не весь виноград доехал в добром здравии, но, аромат спелых дынь нивелировал некоторые утраты. Арбузы, гранаты и другие дары добрались нормально. Начали день рождения с песни 'Папа подари, папа подари, папа подари мне куклу', что я и сделал. Оля не ожидала такого подарка. Куклу заранее купила Нина с Таней. Мы там хорошо повеселились. А на ночь стали рассказывать легенду о Святом озере, о деревне, затонувшей в нем и о чудесах, творящихся и по сей день. Это очень способствовало нашему ночному сну. Стояли мы там дня 3, фрукты разошлись как пирожки. Купались, рыбачили, наслаждались еще заметным августовским теплом. Был у нас бадмингтон, шахматы, телевизор (с запиткой от аккумулятора), надувные матрасы, кресла, в общем, полное сочетание природной непритязательности и приемлемого человеческого комфорта. Одним словом, хороший отдых на пленере. Пожалуй, на природе мы больше так дни рождения не справляли.
Павел, Сергей на оз.Святом
5. В дебрях Средней Азии
Но в тот год мне все же пришлось вернуться в Кадамджай. Звала труба комбината, выбрасывающая много дорогой сурьмы в атмосферу, которую мы нашими фильтротканями старались уловить. Работали мы тогда совместно с Айзенбергом и Луком. Кадамджай - большой аул в горах с богатым сурьмяным комбинатом, слабой инфраструктурой и стеной гор вокруг, на которые мы иногда, развлекаясь, забирались. Природа там щедрая весной, скупо дарит свои красоты летом. Весной море красных тюльпанов, нежная салатовая травка.
Народ там трудолюбивый и дружелюбный. В основном киргизы, есть метисы всех мастей. В гостинице дежурила одна такая красавица необъятных размеров. Если тень от нее упала бы на солнце, то светило непременно бы погасло. Но, добра в ней телесного и душевного было премного.
С лета на горных распадах воцаряется желтая от зноя трава, испепеляемая солнцем. И лишь красивые очертания гор да малые оазисы по берегам рек слегка скрадывают угрюмость выпаленного солнцем пространства. Мы с Жулитовым ходили отдыхать на наш персональный камень, который находился в горах, сравнительно недалеко от нашей гостиницы. Казалось, что рядом, но, карабкались мы к нему не менее получаса. Володя Жулитов, хороший парень, конструктор специального конструкторского бюро цветных металлов и по совместительству парторг этого бюро, утром, в воскресенье, ничего не сказав, рванул в горы порязмяться. Заблудился, долго плутал, ушел километров за 5 от точки старта. К вечеру мы забили тревогу, начали собирать местных знатоков гор для поисков. Но, быстро опустилась южная темень, отложили поиски до утра. К ночи Володя пришел. Нашли его к вечеру беспредельно выдохшимся чабаны, гнавшие стадо. Вывели на асфальт, откуда он на попутке добрался до гостиницы. Заблудиться в горах можно мгновенно, даже если неоднократно был в одном и том же месте. После его страдальческого рассказа о чудовищных скитаниях под палящим солнцем таких желаний в одиночку поползать по горам больше уже ни у кого не появлялось и командировочное время мы там убивали картами, шахматами, вечерними застольями или книжным шопингом с пешими или авто прогулками по асфальту в Узбекистан и обратно. Водка была там весьма вкусная, но, пили мы ее мало ввиду невысокого пристрастия к ней, да, и жара сильно понижала градус ее потребления. Удивительно хорош был и белый хлеб. Вообще хлебное правило такое: чем дальше от Москвы, тем хлеб много лучше и, при том, дешевле. Когда бываю на даче в Дивово, покупаю там, из Клина тоже везем. В СССР было наоборот.
Брендом Кадамджая были ежедневные землятрясения силой в 3-4 балла. Один раз нас ночью трясло в гостинице уже поосновательнее - на уровне чуть больше 5 баллов. Где-то в 2 часа ночи слышу таинственный тонкий металлический перезвон. Вроде нечему звенеть, а звенит. Сообразил, что звенят алюминиевые вешалки в шкафу. Понял, что нас матушка-земля немного потряхивает. Поворачиваюсь на спину и получаю мощный пинок кроватью в спину с хорошим подбросом наверх. Потом еще один. По коридору топот, женский визг. Народ побежал. Мы с Жулитовым, в раздумьях - бежать или отсидеться. Быстро начали одеваться, собрали документы, но, решили подождать. Немного еще потрясло, потом успокоилось.
Один раз вдоль речки в Кадамджае прошел грязевой сель. В горах прошли затяжные дожди, с гор стал сползать слой земли, и все это в виде грязевого потока грянуло вниз к реке. Поток, сразу заполнил ее и понес по ней, как перышки, большие валуны, трактора, экскаваторы, обломки снесенных домов, ломал ими дома и глинобитные хижины, которые во множестве были построены по ее берегам. Зрелище было жуткое, многих жителей оно разорило. С той поры и в последние годы они живут слухами о возможном, в случае сильного землетрясения, сливе очень глубоких святых Голубого и Зеленого озер, которые расположены в высоко в горах, в Шахимардане.
Наш камень в горах До селя здесь стояли домики киргизов
Вода в озерах находится как в сосудах с тонкой перегородкой, которая при сильном землетрясении может разрушиться и все это хлынет девятым валом вниз. Это будет катастрофа вселенского масштаба. Этой катастрофы боятся даже в Фергане, которая расположена в сотне километров от опасных озер. Святыми они наверно называются потому, что высоко нависли над человеческими грехами и готовы в любой момент смыть их.
Туристическое бюро в Фергане организовало для работников Кадамджайского сурьмяного комбината экскурсию в древний узбекский город Самарканд. Мы с Володей Жулитовым решили присоединиться к экскурсии. Билеты тогда на эту поездку были недешевыми, но, работникам комбината тогда хорошо платили. Разорились и мы, когда ведь еще выберешься в Самарканд. В воскресенье в 5 утра мы уже мчались на Икарусе по
Самарканд.Слева-медресе Улугбека, справа-я
по горам, по долам. Где-то недалеко от Ленинабада при подъеме в гору автобус заглох. На улице жара за 40. После осмотра водитель заявил, что автобус надо толкнуть и он, возможно заведется. Заводить автобус в гору на человеческой тяге - безумие. Да и еще при такой жаре. Мы забастовали, но, длился наш протест не более часа. Телефонов тогда не было, машины в тех местах крайне были редки. Выхода не было, мы начали толкать автобус. Когда мы достигли вершины подъема, водитель выставил автобус на первую передачу и мы помчали его вниз. Он завелся. Больше по дороге на Самарканд проблем не было.
Самарканд, Регистан
Город произвел ошеломляющее впечатление: монументальностью своих минаретов, медресе и дворцов на фоне убогости жилья простого люда.
Самарканд, Дворец шаха
Потрясла меня культура того времени. Улугбек, философ, астроном, поэт, математик, опередивший на многие столетия математиков и астрономов Европы, создал школу последователей и учеников, открытия которых в течение многих веков расходились по миру. Эту культуру создавали согдийцы, наследниками которых себя считают узбеки. Наука в тех краях сегодня влачит жалкое существование. Передовые позиции утрачены, но, монументальные памятники той эпохи сохранились.
Эти строения простояли не одно тысячелетие. Архитектура их и вообще церковных построений очень функциональна с позиций храмовой идеологии. Наличие высоких просторных арок у минаретов втягивает народ в создаваемую ими легкий ветерок, тень, прохладу и, защищая его от испепеляющего солнца, что тоже подспудно способствует приобщению человеков к религии. Монументальность заставляет преклоняться и раболепствовать, вызывает желание посмотреть, а что там внутри. Весьма заманчиво поприсутствовать среди злата и прикоснуться к сей роскоши, к которой у дехканина или крестьянина доступа в обыденной жизни практически не было: хан или барин едва ли его пустит на порог. В этом отношении со времен шаманства продумано все до последней
Медресе Улугбека
мелочи. Религия тоже власть, но, власть мягкая, не принуждающая. Хан или царь могут тебя заковать в кандалы, отобрать дом, отправить на бойню. А церковь тихим голосом заставляет добровольно отдавать сбережения, обещая райскую жизнь после смерти. Проверить, какова она райская жизнь, невозможно, потому и льются щедрые обещания от алтаря и такие же щедрые и многоразовые пожертвования на алтарь.
Целый день мы бродили по Самарканду, наслаждаясь его видами и знаниями о культуре древних. Из-за поломки автобуса домой мы отправились поздним вечером, поэтому водитель, когда глубокой ночью довез нас до Ферганы, сказал, что дальше не повезет, ему завтра рано вести вторую экскурсию. Никакие заявления о том, что это его вина, по договору он должен доставить нас до дома, что дома дети, а завтра всем с утра надо на работу, на него не подействовали. Его напарник нам намекнул, что если ему заплатить, то он отвезет. Пришлось скидываться и к 4 часам утра нас привезли домой. Думается мне посему, что и поломка автобуса была не настоящей, а лишь хорошо отработанным коммерческим трюком.
Виктор Айзенберг, старший научный сотрудник нашего отдела с нами на экскурсию не поехал. Он не был обычным офисным планктоном, много бывал на заводах Средней, работал в Кадамджае уже не первый десяток лет, потому, возможно, совершил немало экскурсий. Виктор хорошо знал руководство комбината, себе цену и считался лучшим преферансистом Гинцветмета, что в длительных командировках было хорошим финансовым подспорьем. С серьезными клиентами он играл на большие бабки, а с теми, кто попроще, понимая, что много с них бабок не срубишь - на дыни и арбузы. Не получая в такой игре хорошего финансового удовлетворения, он получал глубокое моральное. Дыни и арбузы проигравшие тащили ему с рынка свеженькими и, клали около его ног, которые он, по случаю такой формы удовлетворения своего тщеславия, по восточному, как хан, складывал крестиком. Правда, все это потом, по доброй воле щедрого хана съедалось сообща. Рынок там был очень дешев и богат. Особо нравился нам белый узбекский лук. Был он очень вкусен и, как все, что плодила земля в тех краях, весьма дешев. Он у нас при домашних застольях обильно украшал салаты, использовался, часто, в качестве гарнира вместо картошки. Поэтому наш Валентин Лук регулярно ходил туда за однофамильным овощем, правда, узбекского разлива. Он умел ладить с местными торгашами, выбирал самый хороший и дешевый лук. Во времена наших визитов в Кадамжай директором сурьмяного комбината был Кайзер, а главным инженером - Шуклин. Я чаще общался с Шуклиным, Айзенберг больше с Кайзером.
Для Айзенберга в преферансе я был темной лошадкой, мы с ним ни разу не играли вместе, но, у него не было никаких сомнений в положительном для себя исходе игры. Играли втроем на арбузы, дыни. Третьим был Лук, уровень преферанса которого нельзя было отнести к выдающемуся. Сложилось так, что некоторое везение, неплохая преферансная моя практика в студенческие годы, ну и определенное усердие помогли мне весьма существенно ободрать Айзенберга. Лука я немного подтягивал и он остался при своих. Для Айзенберга это был удар. Чтоб он пошел на рынок за арбузами, а кто-то ждал их с ножками крестиком - для преферансного гуру было страшным ударом. Потому он посылает Лука, который ему тогда подчинялся. Но, Лук, сказал, что один не пойдет, так как всего не утащит. Пришлось тащиться за арбузами-дынями и Айзенбергу. Больше на арбузы не играли, только на деньги, с переменным успехом и без большого энтузиазма со стороны Айзенберга. С тех пор арбузно-преферансное шоу Айзенберг почти перестал практиковать. С того времени, в наших отношениях появилось некое напряжение, которое сказывалось и на работе. В одной из его тем я участвовал в качестве соруководителя. В отчете по этой работе, он втихоря включил меня не соруководителем, и даже не ответственным исполнителем, а просто исполнителем. Я этот отчет подписывать не стал, несмотря на уговоры руководства отделом. Директор, не видя всех подписей, вызвал завотделом, и меня передвинули на строчку выше. Я и там не подписал. Тогда они сами, с Айзенбергом сварганили мою подпись. В свои отчеты я его вообще не включал, так как в моей работе он ни в каком виде не участвовал.
Кадамжай, Заводоуправление сурьмяного комбината, рынок
Несколько слов о взаимоотношениях с руководством предприятий, на которых мы проводили работы. По младости лет, я стеснялся конфликтовать с ними даже тогда, когда себя считал правым. Потом понял, что на такой лошади до вершин успеха не доскачешь и, потому переходил, в некоторых случаях, на агрессивную, но, в пределах приличий, форму общения с руководством. Такой способ оказался намного более эффективным даже в тех случаях, когда у меня самого возникали некоторые сомнения относительно моей правоты. После настырной атаки я, в последующем, старался сгладить неприятный осадок у оппонентов от тяжелой беседы со мной более мирным своим поведением, иногда с комплиментарным шлейфом. В более зрелом возрасте я встречи с руководством начинал с мирных бесед, но, если видел, что оно лукавит, то не гнушался переходить на более весомую аргументацию своей правоты.
6. Культурный и товарный обмен между россиянами и среднеазиатами. Бумажное сумасшествие
Более гибкий подход был у Лука. Он вез с собой килограммы конфет, колбас, промышленный дефицит. То есть то, что в те времена было в Москве, но, отсутствовало на периферии. Иногда он просил и меня взять часть колбасно-конфетных деликатесов, если видел, что одному ему с этим не совладать. Продавал он там этот товар существенно дороже, чем покупал в Москве, но, это мало кого смущало. Такая форма завоевания симпатий работала сильнее моей полудипломатии. Но, переходить на такую форму взаимоотношений мне не хотелось. Был у этой формы дипломатии, кроме этических издержек, еще один существенный недостаток: ком покупателей от командировки к командировке рос. И если он привозил одному, а второму не доставалось, то последний сильно обижался. Поэтому Лук отправлялся в Среднюю Азию или Украину груженый как верблюд и был там от этого в большем фаворе, чем я, чему я несколько завидовал. Правда, бывало, приятным людям, добрым знакомым какой-нибудь не очень тяжкий дефицит привозил и я, но, без всякой надбавки и какой либо другой формы корысти.
Кадамджай и горы кадамжайские мне нравились. Были у меня с Кадамджая экскурсии в Самарканд, Ленинабад, Вуадиль, Фергану, Маргилан - родину зеленой редьки и на святые Голубое и Зеленое озера Шахимардана. Места сказочные, особенно весной и осенью.
В долине как птица парит плоская с неглубоким галечным калейдоскопным дном красивая река, опушенная на нижнем ярусе стройными камышовыми зарослями, выше красивой сочной осокой и вверху молодой салатовой листвой белых берез. А над всем этим зубцы гор, путающиеся в облачной кисее. Рядом два больших святых для узбеков озера необыкновенной глубины цвета - Зеленое и Голубое. Глаз не
Зеленое и Голубое озера Шахимардана
не оторвать. К ним стекаются речки и ручейки с чистой, безумно холодной питьевой водой, вдоль которых заросли кустов, густо усыпанные привязанными пестрыми ленточками, спасающие, по поверьям, от бесплодия. Но, так как я этим добрым товаром к 1977 году себя уже обеспечил, то ленточек вязать не стал. Да и вязали их исключительно женщины всех народов и времен.
Зеленое и Голубое озера с высоты
У святых этих озер своя этническая история. Они яблоко раздора между киргизами и узбеками. Последние, благодаря ранней истории своего развития с незапамятных времен считают себя на среднеазиатском пространстве избранной нацией, свысока относящейся к туркменам, казахам и киргизам. Это позволило им в те времена прихватить лучшие земли и оставлять себе территориальные анклавы на территории соседних государств, селиться крупными диаспорами, часто диктующими условия титульным нациям. Например, в казахском Чимкенте, в котором мне приходилось бывать и где живет моя двоюродная сестра Галя Свирина (ведь занесло же из села Борисково под Рязанью в Чимкент), главенствуют узбеки. Они же прихватили большой анклав в середине Киргизии, называемый Шахимарданом и соединенный с Узбекистаном узкой асфальтовой полосой дороги, разрезающей Киргизию на более чем 100 км. Сейчас эти места стали территориями межнациональной резни. Из-за этнических распрей в 1999 году подходы к этому району заминировали на несколько лет. Но, во времена моих путешествий там было все спокойно.
На пути из Кадамджая в Ош расположен Хайдарканский ртутный комбинат. На комбинате, в былые годы, металлическая ртуть хранилась в больших открытых металлических чанах. Сотрудник Средазнипроцветмета Седых В.Н. рассказывал мне, что в детстве, когда он жил в Хайдаркане, любимым их занятием было хождение по жидкой ртути в этих чанах. Доступ к чанам был свободен, сотрудники комбината этим играм сильно не препятствовали. С возрастом у этого сотрудника начали трястись руки от избытка ртути в его организме, что очень мешало его работе в качестве руководителя лаборатории. Даже ртутные провокации - особая, очень болезненная процедура, способствующая избавлению организма от ртути, мало ему помогли.
Природа наградила Киргизию изумительной красотой, но, народу живется там несладко. Царит там нищета, экономики никакой, земли каменистые, сельскому хозяйству развернуться сложно. В 2008 году в Алайском районе Киргизии, что в 150 км от Кадамджая произошло землетрясение силой 8 баллов. Сотни погибших. Трясет в тех краях ежедневно с силой в 3-4 балла. Народ к этому привык. Живет он в режиме выживания, не обращая внимания на мелкие невзгоды. Средств хватает только на пропитание. Книг ему читать некогда, да и на покупку их не у всякого достаточно средств. В те времена в Москве был книжный бум, при котором приличную книгу можно было купить лишь сдав макулатуру, или заплатив 5-10 - кратную цену. А в Киргизии и Узбекистане можно было купить очень приличную литературу без всякой сдачи макулатуры. Местное население ее не покупало, читали там мало, книги в магазинах свободно лежали на полках. Мы барражировали по книжным магазинам округи. Иногда, когда узнавали, что в книжном магазине Вуадиля (Узбекистан) продавали книжный дефицит, то тащились, иногда и по-одиночке, туда обратно, по узенькой пустынной дороженьке, никого не боясь. В Вуадиле растет самое большое и самое старое дерево бывшего Советского Союза. А вообще там деревья, вырастая из крох земли под спудом каменной тирании, являют миру, особенно осенью, сказочный перелив красок, ласкающий землю и небеса.
Вуадиль, древо тысячелетий
Покупали мы в тех краях литературу помногу. Везли с собой, а часто и посылками вместе с фильтровальными рукавами, которые мы отправляли в Гинцветмет. И не только книги, но, и грампластинки, индийские хлопковые шторы, пиалы, красивые большие заварные чайники, которые я привозил и сестрам. Были мы повальными лотошниками, попутно исполняя свои командировочные обязанности. Спрос в России на книги тогда был очень велик. Самому читающему народу мира нашли забаву. Это была форма очередного массового интеллектуального психоза. Упаковка от мебели, обои, газеты, бумажный мусор - все собиралось по мебельным магазинам, помойкам, в домашних газетных клоповниках. В ход шли старые обои, все виды упаковок и все собранное, потом уже, в длинных макулатурных очередях сдавалось в пункт. Это был карнавал книжно-макулатурного безумия. Причем за сданную макулатуру ты порой не получал ничего. Народ искал обходные беспроигрышные варианты. На фоне этого беспредела стал искать варианты и я. В Москве на макулатуру выдавали карточки на конкретную книгу, которые потом разыгрывались в лотерею. Помню, сдал 40 кг макулатуры на 'Рассказы' Василия Шукшина: был тогда на его крестьянские живописные рассказы большой спрос. Но, обе карточки в макулатурной лотерее оказались безвыигрышными. Многодневный сбор 40 кг макулатуры прошел впустую. Причем у одной карточки не совпал только один номер - вместо единицы была четверка, очень похожая на единицу. Билеты были простые, пропечатанные на белой бумаге, без защитных ухищрений. Пришлось четверке чуть подтереть нос, получилась приличная единица. Но, когда отдавал карточку продавщице, меня потряхивало: прокол, арест, тюрьма, искалеченная жизнь и всего лишь за мою непорочную тягу к литературным трудам современников. Проскочило, выписала чек, оплатил и из магазина. Грех взял на душу, но, думаю небольшой. Эта макулатурная мафия нас дурила, повторно раздавая уже выигрышные билеты себе или своим знакомым, не маравшим руки о грязный макулатурный хлам. А нам надо было найти и собрать 40 кг бумажной грязи, отвезти до пункта сдачи, отстоять немалую очередь, сдать, и потом, после трудов праведных получить шиш в карман, вместо выигрышного билета. Такой вариант массового одурачивания был оскорбителен и неприемлем. Поэтому народ изобретал против него всяческие противоядия. Тогда вся Москва сидела на этом литературным буме и я, как яркий представитель охлократии не мог выпасть из этого процесса. Если поначалу это было таким небольшим книжным хобби, то через год это превратилось в настоящую работу, форму столичного безумия, охватившую московский книжный бомонд. Позже я узнал, что был очень скромным начинателем всяких обходных форм приобретения литературы. Но, все держали свои секреты в тайне, поведав о них лишь по прошествии многих лет. 1. О соратниках и недоброжелателях
Мы много ездили в командировки на различные предприятия цветной металлургии Союза. Из рязанского отделения Гинцветмета нас в этих поездках поддерживала большая бригада техников, которым мы давали задание на проведение замеров, отбор фильтровальных рукавов и т.п. Среди них мне запомнился Толя Семенов, бескорыстный, честный, сообразительный, но, немного наивный детдомовец-умелец, который здорово помогал нам. Было у него два недостатка: пил и часто попадал в смешные и не очень истории. Ему как-то с Рязцветмета досталась путевка на 3 дня в профилакторий. В пятницу, после крепкого подпития они с другом в полночь завалились в трехместный номер, где в глубоком сне один рязцветметовский труженик уже осыпал стены крепким храпом. Не включая свет, они сразу же по кроватям. Ближе к утру Семенова с бодуна потянуло побороться с жаждой. Он, в потемках, увидев на столе стакан с водой, махнул его и не дотянув до дна обнаружил там челюсть соседа. Его сначала кинуло в ступор, чуть не вырвало, потом он разъярился и выплеснул челюсть в окно. Утром мужичок встал и стал активно искать свою челюсть. Все перерыв, стал дергать вновь прибывших. Семенов, сказав, что ничего не трогал, стал активно помогать мужику в поисках, но, безуспешно. Потом, когда сосед вышел, он челюсть нашел и втихоря спрятал глубоко под его кровать. Поиски продолжались и Толя чудесным образом ее нашел, получив за это благодарность. Семенов быстро заводил знакомства в командировках. Был он щупленький, маленького роста, простой и очень коммуникабельный. И везде, где мог, играл в духовых оркестрах на похоронах. У него был могучий геликон, за которым его, практически, не было видно. Когда исполняли похоронный марш Шопена, он плакал. На вопрос почему, отвечал, жалко жмура. К, сожалению, закончил Толя плохо. Ему за его хорошую работу выделили в Рязани однокомнатную квартиру. Как мне потом рассказали, к нему с водочными подношениями прицепились цыгане, которые стали часто его навещать, а порой и жить. Потом он исчез. Цыгане остались. Смешное и печальное путешествовало с Толей рядом. Хороший был мужичок. Я к нему относился с симпатией, он мне отвечал тем же, стараясь задания выполнять быстро и с добрым качеством.
Замом у Гордона был Виктор Айзенберг, работали Валентин Лук, Владимир Сучилин, Вилен Каплан, Федор Полубнев, Виктор Цессарский и я. Были и другие, но, мимолетно. В то время очень часто имена давали в память наших вождей. Вилен - в честь В.И.Ленина. Это, порой позволяло нивелировать неблагозвучность фамилии. Например, Фани Каплан была как раз той личностью, которая покушалась на Ленина и обладателю такой фамилии было бы непросто существовать в штормовые тридцатые и сороковые годы. Здесь технология именования людей была схожа с маленькими хитростями закоренелых уголовников, которые татуировали грудь и спину портретами вождей в надежде на то, что, из-за раболепия перед образами великих, их расстреливать побоятся. Я работал с Маркленом Мазусом. Марклен - это вытяжка из Маркса и Ленина. Были и Маркслены, Сталены, Ревлены, Красармы, Эмили, Автодоры, Алгебраины и множество других уродливых составных имен. Самое выдающееся - Валтерперженка - от сокращения словосочетания 'Валентина Терешкова - первая женщина-космонавт'. У меня соседа по даче звали Красармом, хотя ни его родители, ни он сам к Красной Армии никакого отношения не имели. Таких имен изобрели более 300. А с Фрейдлиным Эмилем (Энгельс, Маркс и Ленин) я учился в Менделеевке.
Социальная мимикрия процветала не только в СССР. В нашем доме на Либкнехта жил еврейский беженец из Германии, родившийся там после прихода к власти Гитлера в конце 30-х годов. Фамилия у него была немецкая - Рот, что означает красный. Красными там, как и у нас называли коммунистов.. В те годы с такой фамилией в Германии житие было не очень уютным. На нее там тогда реагировали как быки на тореадора с красным плащом. Чтобы как-то нейтрализовать политическую несостоятельность такой фамилии на фоне еврейского происхождения родители нарекли его Адольфом.
Группа наша с течением времени таяла. Айзенберг переехал жить в Америку и через год там скончался, Сучилина судили за то, что он возил в Среднюю Азию запчасти для мотоциклов и там продавал их по спекулятивной цене. Похоже, от срока откупился, но, в группу нашу не вернулся. Хотели его прихватить и за то, что он пытался продавать талоны не спецпитание, которые нам за вредность давали бесплатно. Но, его отбили и, директор института определил его в отдел снабжения, оценив по достоинству его высокую жизненную активность. Полубнев ушел в другую организацию. Цесарский, имея трех сыновей от разных жен, решил в годы перестройки организовать с ними сельскохозяйственную коммуну. Купил в деревне дом и решил разводить скот, в том числе и лошадей. Но, говорят, проект лопнул. Остались Лук, Каплан да я. Ну и, конечно, Гордон, которому накатывало восмидесятилетие. Позже появились Захаров и Осипова. Были, конечно, лаборанты, помощники с Рязанского отделения Гинцветмета.
Основной задачей нашей группы была разработка, совместно с текстильными институтами, фильтровальных материалов и их внедрение на предприятиях цветной металлургии для очистки газов от пылей. Попутно мы занимались отладкой систем газоочистки и контролем выбросов на предприятиях. Атмосфера в нашем отделе газопылеулавливания была непростой. Когда в узком пространстве скапливается большое количество не обделенных умом людей одной национальности, то у них невольно вырабатывается трудовой навык опарашивания других с целью выпячивания собственных достоинств. Под эту канонаду в первое время попала и моя персона. Но, я не обращал особого внимания на перешептывания по углам и начал собирать установки, которые мне нужны были для работы. Я и сам не встраивался в эти порочащие распри по двум причинам. Во-первых, у меня не было столь коротких отношений с кем либо из москвичей, чтобы заниматься пересудами, во-вторых, придерживался тогда такого принципа: осуждая другого, посмотри сначала на себя. Выдувая пузырь собственного величия, за счет умаления достоинств партнера, остерегайся того, что пузырь этот может лопнуть, оставив от монумента славы лишь громкий хлопок твоей бездарности, а на твоем лице гримасу скудоумия.
Умом мы примерно все одинаковы. Поэтому нет особых причин для снобствования. Я не люблю снобствующих персон. Снобизм один из признаков скудоумия, а может быть это один из способов скрыть это качество. Ну, это все сентенции. Так вот о наших делах.
2. Компьютеризация
Одним из этапных годов стал 1986 год, когда в институте был организован компьютерный класс. К бытовым и школьным компьютерам я начал приобщаться раньше, о чем я уже писал раньше. И даже писал игровые программы на Ассемблере. Но, были они примитивны, черно-белые, в основном на основе символов, хотя писать их было занятно. Появление у нас айбиэмовских (IBM) компьютеров сильно изменило наше отношение к этому делу. И хотя на фоне нынешних лет эти компьютеры и их возможности кажутся тоже примитивными, но, тогда они казались волшебными. Волшебством казалось набирать текст с многочисленными неутомительными его правками, вставками рисунков, гиперссылок. Можно было как угодно менять шрифт, копировать и переносить в разные места целые блоки, стирать и восстанавливать целые страницы одним легким движением руки. Тогда это было Магией. Я начал учиться программированию на Бейсике, Паскале, затем был FoxPro, Maxscript и другие программы. Написана была программа автоматическоого поиска газоочистного оборудования металлургических предприятий, что существенно облегчило работу с заказчиками. Были написаны программы, которые мне позволяли за 1 день просчитывать то, что группа из пяти человек не сделала бы и за месяц. Хотя некоторые, среди которых был и Каплан, считали, что компьютер - это лишь большой калькулятор.
3. Кризисный менеджер поневоле. Издержки принуждения. Немного о привидениях
Стал я постепенно вводить в строй установки, начались исследования свойств материалов. Мое полимерное образование было хорошим подспорьем при разработке и исследовании термостойких тканей. Пошли публикации. Руководство, в лице Гордона, стало меня посылать на заводы, где с внедрением или использованием фильтровальных материалов создавались проблемы. Даже на те предприятия, где помногу лет вели свои работы другие сотрудники нашей группы. Посылали не потому, что у меня было больше опыта или ума, ни тем, ни другим я особо не выделялся среди моих коллег с многолетним стажем работы, а потому, что я, как полимерщик, лучше других знал свойства фильтровальных материалов и это здорово помогало при выяснении причин неблагополучного их поведения на предприятиях. Но, особой пользы мне это не приносило. Во-первых, это не нравилось сотрудникам из моей группы: мол без году неделю здесь, а уже суется не в свои дела. Во-вторых, всегда, когда разруливаешь уже свалившуюся чужую проблему, в любом случае, если даже и похвалят, то за спиной покажут кукиш, а то и выговор: кукиш от прежних бракоделов, сотворивших проблему, а выговор от руководства, потому что по этой проблеме ты получаешься крайним. Такие примеры. На заводе 'Укрцинк', который занимался производством свинца для аккумуляторов, начали гореть установленные после металлурических печей газоходы и рукавные фильтры с дорогими фильтротканями. Посылают меня, бывшего там пару раз, вместо сотрудников, которые курировали газоочистку на этом заводе десятилетиями. Я нахожу решение, а через год вижу в журнале 'Цветные металлы' статью об успешном решении этой проблемы за авторством зам отдела Бессера, который прибыл на завод, когда проблема эту я давно и успешно закрыл. На вопрос, почему так, был ответ, статью надо было срочно сдавать в печать, а вы, Станислав Иванович были в командировке. Это был кукиш, причем в квадрате. Второй случай был еще более неприятным. На челябинский цинковый завод отправляют меня для решения аналогичной проблемы: фильтровальные рукава часто стали выходить из строя. Я вообще на этом заводе ни разу не был и стал отказываться. Этот завод был вотчиной Каплана и Лука и я не хотел с ними портить отношения, понимая, что моя поездка туда очень понизит их имидж как в нашем отделе, так и на заводе. Но, Гордон настоял на моем визите туда, потому что там был большой договор как раз по тем термостойким тканям, термохимию поведения которых при работе на металлургических газах я хорошо уже изучил.
Гинцветметовцы: Каплан, Калнин, Бессер
Рукава при фильтрации горячих газов испытывают очень серьезные термохимические нагрузки, приводящие к их выходу из строя. На заводе я выяснил причины, составил акт и протокол за подписью главного инженера завода, где основной причиной назвал нештатную эксплуатацию рукавов и некоторые неучтенные особенности режимов их работы. Определил оптимальные условия использования материалов, привез подписанные у Гейхмана В.В.-будущего генерального директора завода, протоколы в Москву и получил добро от Гордона за успешное решение проблемы.
Новое здание Гинцветмета
В это время Министр наш, Ломако П.Ф, намеревавшийся уволить великовозрастного директора Гинцветмета Ушакова, собрал коллегию по работе нашего института, натравил на Ушакова грязнослова Снурникова, который в числе неудачных институтских работ назвал и нашу, почему-то предъявив Ушакову и мой протокол. Ушаков свой гнев слил на Гордона, а Гордон все пересказал мне. Но, не ругал, потому, как до этого благодарил и понимал, что это были политические игры и мы попали в их круговорот совершенно не по делу. Но, осадок у нас остался. Правда, отношения с Капланом и Луком улучшились, потому как впросак как бы попали не они, а я, на фоне той очевидности, что все проколы по работе творились при их участии и что, если бы они поехали на цинковый завод улаживать дела, то Ушакову досталось еще бы больше. Ушакова отправили на пенсию, мы продолжали мотаться по предприятиям, где было плохо с газоочисткой и экологией в целом.
Это были не единственные примеры. Мне пришлось также мотаться по чужим проблемам и на Кировградский медеплавильный завод, и на Беловский цинковый завод, на Саяно-горский алюминиевый комбинат, на Кадамджайский сурьмяный комбинат, Устькаменогорский свинцово-цинковый комбинат и ряд других предприятий. Я понимал, что эти мои вынужденные, по настоянию руководства, командировки на те заводы, на которых десятилетиями работали наши ведущие сотрудники, никому из них не понравятся. В определенной степени это дискредитировало их. Поэтому постепенно со стороны некоторых из них накапливался потенциал негативного отношения ко мне. Я отказывался от таких командировок, мотивируя это тем, что за проблемы на заводах должны отвечать те, кто их создал. Порой ко мне прислушивались, но, чаще не соглашались. Со временем часть ведущих сотрудников уволилась, из сотрудников палеозойской эры остались Лук с Капланом. Последний, весьма неглупый, в целом неплохой мужик, особо остро переживал те предпочтения, которые мне выказывало руководство. Он уже работал в институте более 30 лет, я же менее 10. Внешне он старался этого недовольства не выказывать, но, иногда срывался. Особенно тогда, когда у нас началась послеперестроечная вольница. Но, были у меня с ним и моменты консолидации. Про один из них, с клиническим оттенком я уже упоминал. Прошу не делать поспешных выводов по этому отрезку повествования. Я атеист, отрицательно отношусь к суевериям, но, где-то в году 1985 я стал замечать периферийным зрением мелькание на работе и дома каких-то теней, снующих под кровати и за шкафы. У них не было человеческого облика, просто быстро движущаяся и мгновенно исчезающая за мебелью тень. Я понимал, что этого быть не может, что похоже, что у меня не все в порядке с головой, хотя работала она вроде бы без перебоев. Об этих моих сомнениях я нигде не заикался, боясь прослыть человеком со странностями. Но, такие визиты привидений-теней учащались. Я продолжал молчать, мучая себя сомнениями относительно моей психофизиологии. И вот однажды Каплан, с вымученной улыбкой-сомнением обращается к нам с вопросом, не мелькают ли у кого-либо из нас тени. Здесь уж я глубоко вздохнув, раскололся, сказав, что и у меня подобного рода события случаются. Тогда интернета не было и, соответственно поделиться этой деликатной проблемой с привидениями-тенями было не с кем. В институте, несмотря, что нас уже было двое, обсуждать ее, с кем-либо было рискованно. Я недавно залез в интернет посмотреть, что пишут там. И оказалось, что множество людей сталкивалось с подобными фактами. Вот некоторые из ссылок: http://wap.naviya.borda.ru/?1-2-0-00000153-000-0-0-1272604861, http://primeinfo.net.ru/categoryзз/privedeniya?skip=21, http://www.google.ru/search?sourceid=navclient&aq=0h&oq=%d1%82%d0%b5%d0%bd%d0%b8+%d0%bf&hl=ru&ie=UTF-8&rlz=1T4ADFA_ruRU426RU426&q=%d1%82%d0%b5%d0%bd%d0%b8+%d0%bf%d1%80%d0%b8%d0%b2%d0%b8%d0%b4%d0%b5%d0%bd%d0%b8%d1%8f#q=%D1%82%D0%B5%D0%BD%D0%B8+%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F&hl=ru&newwindow=1&rlz=1T4ADFA_ruRU426RU426&prmd=ivns&ei=fpJjTsTgFZDbsgbwyfWOCg&start=0&sa=N&bav=on.2,or.r_gc.r_pw.&fp=b6c01ace8fc5878f&biw=1024&bih=436
Свидание с привидениями у меня длилось около месяца. С той поры ни разу не повторялось. В никакие привидения я не верю и сейчас, но, понять, что же это тогда было, я не могу до сих пор. Мне советовали не писать об этом. Я бы и не стал этого делать, понимая, что у читателя возникнут подозрения относительно моего здравомыслия. У некоторых такие сомнения, после прочитанного, безусловно возникнут и, при случае, они могут позволить себе неделикатно сослаться на этот эпизод из моей жизни. Но, от фактов не уйдешь. Лучше и в ущерб себе, но, все же, как было. Ну и мужество Каплана меня поддержало при решении вопроса, писать об этом или нет. Не судите строго, да не судимы будете.
Каким же мужеством надо было Каплану обладать, чтобы сделать такое заявление!? Мужик он был неплохой, но, после этого я зауважал его больше. Уважения заслуживало и его умение трапезничать: тарелки он кусочком хлеба вылизывал вчистую. Видно, сказались тяжелые военные и послевоенные времена. Расстались мы с ним весьма недружелюбно. Он очень плохо относился к моему пристрастию к компьютерам, считая их лишь большими калькуляторами. Мужик он был неглупый, среди евреев компьютеры приживались быстрее, чем у остальных. И казалось, что у нас он в этом плане должен был лидировать. Но, после серии занятий в компьютерном классе, которые проводила наша лаборатория автоматизации, он окончательно распрощался с компьютерами и очень не одобрял моего общения с ними. Меня это несколько удивляло. Правда, он не был единственным исключением. У меня было двое знакомых - сотрудников нашего института - Миша Дереш и Марк Зак. Собрались они уезжать в Америку. Они знали, что без знания компьютера там делать нечего и потому начали активно заниматься ими, но, шло очень туго. Миша начал по этому вопросу терроризировать меня, но, получалось у него, равно как и у Зака, не очень успешно. Видно проблема освоения компьютера связана не столько с национальностью, сколько с возрастом. С Америкой у них тоже сложилось не очень успешно: Дереш за 7 лет пребывания в США не смог освоить английский язык, а Зак - компьютерные технологии. Где они теперь и как существуют, не знаю.
4. Первоклассница. Гигантский скачок из Ферганы до рязанской глубинки
1978 году в первый класс пошла Оля. Училась неплохо, в ней уже прописалось чувство ответственности за собственные действия. Была она симпатичная, кудрявая, веселая и достаточно любознательная. Мы с ней вели всякие беседы по всем темам, по географии, астрономии, литературе, даже вели полемики о черных дырах Космоса. Хорошо заканчивает 1-й класс. 1979 год. Последний звонок для 10-го класса. Обычно на заключительной для выпускников школьной линейке сильный десятиклассник поднимает над собой первоклашку и та вызвенивает большим колоколом-колокольчиком на всю школу из последних сил последний звонок. Школа прощается с выпускниками, прощает им их школьные глупости, шалости, дерзости и напутствует их уже на взрослые дела и подвиги. Кто-то радуется, некоторые десятиклассницы плачут.
Оля, 1-й класс
Обычно из первоклашек поднимают какую-нибудь дочку из совета родителей или сверхотличницу. Но, Оля с ее кудряшками была столь неотразима, что выбрали ее. Поднял ее десятиклассник, она то ли испугалась высоты, то ли засмущалась от внимания скопившегося люда, чуть побледнела, растерялась и тихо-тихо зазвонила. Но, народ хотел песню, ей снизу десятиклассник дал плечом легкого пинка и звонок ее запел громко и торжественно. Такое ее скромное поведение говорила о том, что маленькая головка ее в тот момент не тупо замкнулась на звонок, а все время сканировала округу, глядя, как на нее реагируют и, боясь, что будут недовольные. Но, недовольных в такие моменты не бывает.
В то время я уже часто ездил в командировки на Кадамжайский сурьмяный комбинат в Киргизию. Летали мы туда самолетом через Фергану. Обратно везли фрукты. Тогда можно было бесплатно везти самолетом до 35 кг, мы умудрялись до 40 и 50. Такелажная эта работа была нелегкой, но, зато обеспечивала наше семейство дешевыми южными дарами природы. В июле 1979 года была запланирована моя последняя поездка того года на Кадамджай. Зимой мы туда наведывались редко, потому как дожди в горах, и там где даже проложен асфальт - это всегда скользкие потоки грязи на склонах, повышенная опасность, все время мокро, полупустые рынки, мало свежих фруктов. И хотя в январе-феврале там не редко бывало и до 20 тепла, все же летом работать было поприятнее, хотя и жарковато - до 40 С, но, без дождей, с теплыми речками и дешевым разнообразным рынком живых витаминов.
У Оли подкатывал восьмой день рождения - 8 августа и мне надо было успеть на него попасть. Справлять мы его наметили на озере Святое, что в Спасском районе. Обратный билет на Москву у меня был на 6 августа. Поэтому, чтобы довести фрукты непорчеными к 8 августа, я их закупал вечером на Ферганском рынке, перед самом отлетом самолета. Такая закупка была рискованной, но, выгодной. Ферганский рынок - в те времена - особая статья. И даже не тем, что это волшебный сад, разукрашенный наваленными буртами благоухающих дынь и тысячами других диковинных продуктов. Рынок был интересен беседами с торгашами, проходившими с юмором в хаджи-нассрединовском духе, бойкой торговлей, добрым отношением к покупателю, без оскорблений, даже если покупатель попадался очень упертый. Все там было дешево. На рынке в середине лета можно было купить чемодан бутонов роз по пять копеек, а в Москве, в июне-июле, на рынке они стоили по 10 рублей. Местные не упускали возможности обогатиться. Самолетами гнали в столицу чемоданы роз, обратно чемоданы казначейских билетов в деревянном или зеленом исполнении. В 7 часов вечера рынок выметался, в прямом и переносном смысле, и закрывался. Поэтому с 6 часов вечера начинался лихорадочный сброс цен. Продавалась дыня в полцены или даже в четверть, а к ней добавлялись еще 2-3 штуки бесплатно. То же было и с остальными фруктово-овощными деликатесами. Самолет наш улетал в Москву обычно в 9 вечера. В 6 мы подкатывали к рынку и начинали выполнять свою гуманную миссию, спасая натруженные горбы дехкан от тяжкой незадачи - тащить свой товар обратно домой. Многие продавцы вообще оставляли его и уходили, не заботясь о нем, полагаясь на волю аллаха. И хотя товар лежал совершенно беспризорно, и брать его было не предосудительно, но, мы этого не делали по этическим соображениям.
Отоварившись как надо, я начал свой затяжной двухдневный прыжок на Святое озеро. Немного рисковал, так как в прошлый раз застрял в Фергане в аэропорту из-за песчаной бури, которая навалилась на Ферганскую долину. Там ее называют 'Афганец', потому как начинается она в Афганистане и тащится она до Ферганы и далее. Зрелище чудовищное. Пыльная буря от ядерного взрыва сущая мелочь по сравнению с настоящей песчаной бурей. Понятно, что в таком пылевом облаке дышать нечем, все забивается сразу. У нас оставался шанс улететь до бури. Мы с Жулитовым уже сели в самолет. В нашем ряду сидела приятная девушка из Ферганы, русская, летевшая в Москву искать работу. Сейчас таких называют гастарбайтерами, а раньше - лимитчиками. Жара была несусветная, за бортом 40, внутри 50 и более градусов. Вентиляции никакой. Сидим полчаса, час, течем ужасно. И вдруг объявляют: рейс откладывается. Приближался афганец. Сочли за счастье, потому что в самолете у некоторых начались сердечные приступы.
Аэропорт в Фергане Песчаная буря - всепожирающая
Добрели до аэропорта, присели и ждем. Через час объявление: рейс откладывается до утра, но, местные лишь усмехнулись, обрадовав нас тем, что буря может длиться несколько разорительных дней. В аэропорту дышать нечем. Песок везде. Девица собирается домой и узрев складки грусти на наших лицах приглашает нас к себе. Мы, поколебавшись, не отказались. Колебания наши были связаны с тем, что у нас с собой был большой багаж и носиться с ним по Фергане не очень нас вдохновляло. Но, перспектива ждать несколько суток, скукожившись на сиденьях, нас не радовала. Сдав часть багажа, сняв такси, помчались. Частное такси в тех краях было недорого и в изобилии. Нас гостеприимно встретила ее мама. Где-то к обеду мы улетели с тусклыми воспоминаниями о буре.
Но, это было в тот раз, а сейчас я с ферганского рынка, автобусом до ферганского аэропорта, там самолетом до Москвы, утром до Строителя, оставить командировочный скарб дома, потом до Казанского вокзала, оттуда до Рязани на электричке, далее автобусом до Спасск-Рязанского и затем попутками до Святого озера, где наши уже разбили в нескольких палатках большой бивуак. Прибыл я уже часа в 4-5. Конечно, не весь виноград доехал в добром здравии, но, аромат спелых дынь нивелировал некоторые утраты. Арбузы, гранаты и другие дары добрались нормально. Начали день рождения с песни 'Папа подари, папа подари, папа подари мне куклу', что я и сделал. Оля не ожидала такого подарка. Куклу заранее купила Нина с Таней. Мы там хорошо повеселились. А на ночь стали рассказывать легенду о Святом озере, о деревне, затонувшей в нем и о чудесах, творящихся и по сей день. Это очень способствовало нашему ночному сну. Стояли мы там дня 3, фрукты разошлись как пирожки. Купались, рыбачили, наслаждались еще заметным августовским теплом. Был у нас бадмингтон, шахматы, телевизор (с запиткой от аккумулятора), надувные матрасы, кресла, в общем, полное сочетание природной непритязательности и приемлемого человеческого комфорта. Одним словом, хороший отдых на пленере. Пожалуй, на природе мы больше так дни рождения не справляли.
Павел, Сергей на оз.Святом
5. В дебрях Средней Азии
Но в тот год мне все же пришлось вернуться в Кадамджай. Звала труба комбината, выбрасывающая много дорогой сурьмы в атмосферу, которую мы нашими фильтротканями старались уловить. Работали мы тогда совместно с Айзенбергом и Луком. Кадамджай - большой аул в горах с богатым сурьмяным комбинатом, слабой инфраструктурой и стеной гор вокруг, на которые мы иногда, развлекаясь, забирались. Природа там щедрая весной, скупо дарит свои красоты летом. Весной море красных тюльпанов, нежная салатовая травка.
Народ там трудолюбивый и дружелюбный. В основном киргизы, есть метисы всех мастей. В гостинице дежурила одна такая красавица необъятных размеров. Если тень от нее упала бы на солнце, то светило непременно бы погасло. Но, добра в ней телесного и душевного было премного.
С лета на горных распадах воцаряется желтая от зноя трава, испепеляемая солнцем. И лишь красивые очертания гор да малые оазисы по берегам рек слегка скрадывают угрюмость выпаленного солнцем пространства. Мы с Жулитовым ходили отдыхать на наш персональный камень, который находился в горах, сравнительно недалеко от нашей гостиницы. Казалось, что рядом, но, карабкались мы к нему не менее получаса. Володя Жулитов, хороший парень, конструктор специального конструкторского бюро цветных металлов и по совместительству парторг этого бюро, утром, в воскресенье, ничего не сказав, рванул в горы порязмяться. Заблудился, долго плутал, ушел километров за 5 от точки старта. К вечеру мы забили тревогу, начали собирать местных знатоков гор для поисков. Но, быстро опустилась южная темень, отложили поиски до утра. К ночи Володя пришел. Нашли его к вечеру беспредельно выдохшимся чабаны, гнавшие стадо. Вывели на асфальт, откуда он на попутке добрался до гостиницы. Заблудиться в горах можно мгновенно, даже если неоднократно был в одном и том же месте. После его страдальческого рассказа о чудовищных скитаниях под палящим солнцем таких желаний в одиночку поползать по горам больше уже ни у кого не появлялось и командировочное время мы там убивали картами, шахматами, вечерними застольями или книжным шопингом с пешими или авто прогулками по асфальту в Узбекистан и обратно. Водка была там весьма вкусная, но, пили мы ее мало ввиду невысокого пристрастия к ней, да, и жара сильно понижала градус ее потребления. Удивительно хорош был и белый хлеб. Вообще хлебное правило такое: чем дальше от Москвы, тем хлеб много лучше и, при том, дешевле. Когда бываю на даче в Дивово, покупаю там, из Клина тоже везем. В СССР было наоборот.
Брендом Кадамджая были ежедневные землятрясения силой в 3-4 балла. Один раз нас ночью трясло в гостинице уже поосновательнее - на уровне чуть больше 5 баллов. Где-то в 2 часа ночи слышу таинственный тонкий металлический перезвон. Вроде нечему звенеть, а звенит. Сообразил, что звенят алюминиевые вешалки в шкафу. Понял, что нас матушка-земля немного потряхивает. Поворачиваюсь на спину и получаю мощный пинок кроватью в спину с хорошим подбросом наверх. Потом еще один. По коридору топот, женский визг. Народ побежал. Мы с Жулитовым, в раздумьях - бежать или отсидеться. Быстро начали одеваться, собрали документы, но, решили подождать. Немного еще потрясло, потом успокоилось.
Один раз вдоль речки в Кадамджае прошел грязевой сель. В горах прошли затяжные дожди, с гор стал сползать слой земли, и все это в виде грязевого потока грянуло вниз к реке. Поток, сразу заполнил ее и понес по ней, как перышки, большие валуны, трактора, экскаваторы, обломки снесенных домов, ломал ими дома и глинобитные хижины, которые во множестве были построены по ее берегам. Зрелище было жуткое, многих жителей оно разорило. С той поры и в последние годы они живут слухами о возможном, в случае сильного землетрясения, сливе очень глубоких святых Голубого и Зеленого озер, которые расположены в высоко в горах, в Шахимардане.
Наш камень в горах До селя здесь стояли домики киргизов
Вода в озерах находится как в сосудах с тонкой перегородкой, которая при сильном землетрясении может разрушиться и все это хлынет девятым валом вниз. Это будет катастрофа вселенского масштаба. Этой катастрофы боятся даже в Фергане, которая расположена в сотне километров от опасных озер. Святыми они наверно называются потому, что высоко нависли над человеческими грехами и готовы в любой момент смыть их.
Туристическое бюро в Фергане организовало для работников Кадамджайского сурьмяного комбината экскурсию в древний узбекский город Самарканд. Мы с Володей Жулитовым решили присоединиться к экскурсии. Билеты тогда на эту поездку были недешевыми, но, работникам комбината тогда хорошо платили. Разорились и мы, когда ведь еще выберешься в Самарканд. В воскресенье в 5 утра мы уже мчались на Икарусе по
Самарканд.Слева-медресе Улугбека, справа-я
по горам, по долам. Где-то недалеко от Ленинабада при подъеме в гору автобус заглох. На улице жара за 40. После осмотра водитель заявил, что автобус надо толкнуть и он, возможно заведется. Заводить автобус в гору на человеческой тяге - безумие. Да и еще при такой жаре. Мы забастовали, но, длился наш протест не более часа. Телефонов тогда не было, машины в тех местах крайне были редки. Выхода не было, мы начали толкать автобус. Когда мы достигли вершины подъема, водитель выставил автобус на первую передачу и мы помчали его вниз. Он завелся. Больше по дороге на Самарканд проблем не было.
Самарканд, Регистан
Город произвел ошеломляющее впечатление: монументальностью своих минаретов, медресе и дворцов на фоне убогости жилья простого люда.
Самарканд, Дворец шаха
Потрясла меня культура того времени. Улугбек, философ, астроном, поэт, математик, опередивший на многие столетия математиков и астрономов Европы, создал школу последователей и учеников, открытия которых в течение многих веков расходились по миру. Эту культуру создавали согдийцы, наследниками которых себя считают узбеки. Наука в тех краях сегодня влачит жалкое существование. Передовые позиции утрачены, но, монументальные памятники той эпохи сохранились.
Эти строения простояли не одно тысячелетие. Архитектура их и вообще церковных построений очень функциональна с позиций храмовой идеологии. Наличие высоких просторных арок у минаретов втягивает народ в создаваемую ими легкий ветерок, тень, прохладу и, защищая его от испепеляющего солнца, что тоже подспудно способствует приобщению человеков к религии. Монументальность заставляет преклоняться и раболепствовать, вызывает желание посмотреть, а что там внутри. Весьма заманчиво поприсутствовать среди злата и прикоснуться к сей роскоши, к которой у дехканина или крестьянина доступа в обыденной жизни практически не было: хан или барин едва ли его пустит на порог. В этом отношении со времен шаманства продумано все до последней
Медресе Улугбека
мелочи. Религия тоже власть, но, власть мягкая, не принуждающая. Хан или царь могут тебя заковать в кандалы, отобрать дом, отправить на бойню. А церковь тихим голосом заставляет добровольно отдавать сбережения, обещая райскую жизнь после смерти. Проверить, какова она райская жизнь, невозможно, потому и льются щедрые обещания от алтаря и такие же щедрые и многоразовые пожертвования на алтарь.
Целый день мы бродили по Самарканду, наслаждаясь его видами и знаниями о культуре древних. Из-за поломки автобуса домой мы отправились поздним вечером, поэтому водитель, когда глубокой ночью довез нас до Ферганы, сказал, что дальше не повезет, ему завтра рано вести вторую экскурсию. Никакие заявления о том, что это его вина, по договору он должен доставить нас до дома, что дома дети, а завтра всем с утра надо на работу, на него не подействовали. Его напарник нам намекнул, что если ему заплатить, то он отвезет. Пришлось скидываться и к 4 часам утра нас привезли домой. Думается мне посему, что и поломка автобуса была не настоящей, а лишь хорошо отработанным коммерческим трюком.
Виктор Айзенберг, старший научный сотрудник нашего отдела с нами на экскурсию не поехал. Он не был обычным офисным планктоном, много бывал на заводах Средней, работал в Кадамджае уже не первый десяток лет, потому, возможно, совершил немало экскурсий. Виктор хорошо знал руководство комбината, себе цену и считался лучшим преферансистом Гинцветмета, что в длительных командировках было хорошим финансовым подспорьем. С серьезными клиентами он играл на большие бабки, а с теми, кто попроще, понимая, что много с них бабок не срубишь - на дыни и арбузы. Не получая в такой игре хорошего финансового удовлетворения, он получал глубокое моральное. Дыни и арбузы проигравшие тащили ему с рынка свеженькими и, клали около его ног, которые он, по случаю такой формы удовлетворения своего тщеславия, по восточному, как хан, складывал крестиком. Правда, все это потом, по доброй воле щедрого хана съедалось сообща. Рынок там был очень дешев и богат. Особо нравился нам белый узбекский лук. Был он очень вкусен и, как все, что плодила земля в тех краях, весьма дешев. Он у нас при домашних застольях обильно украшал салаты, использовался, часто, в качестве гарнира вместо картошки. Поэтому наш Валентин Лук регулярно ходил туда за однофамильным овощем, правда, узбекского разлива. Он умел ладить с местными торгашами, выбирал самый хороший и дешевый лук. Во времена наших визитов в Кадамжай директором сурьмяного комбината был Кайзер, а главным инженером - Шуклин. Я чаще общался с Шуклиным, Айзенберг больше с Кайзером.
Для Айзенберга в преферансе я был темной лошадкой, мы с ним ни разу не играли вместе, но, у него не было никаких сомнений в положительном для себя исходе игры. Играли втроем на арбузы, дыни. Третьим был Лук, уровень преферанса которого нельзя было отнести к выдающемуся. Сложилось так, что некоторое везение, неплохая преферансная моя практика в студенческие годы, ну и определенное усердие помогли мне весьма существенно ободрать Айзенберга. Лука я немного подтягивал и он остался при своих. Для Айзенберга это был удар. Чтоб он пошел на рынок за арбузами, а кто-то ждал их с ножками крестиком - для преферансного гуру было страшным ударом. Потому он посылает Лука, который ему тогда подчинялся. Но, Лук, сказал, что один не пойдет, так как всего не утащит. Пришлось тащиться за арбузами-дынями и Айзенбергу. Больше на арбузы не играли, только на деньги, с переменным успехом и без большого энтузиазма со стороны Айзенберга. С тех пор арбузно-преферансное шоу Айзенберг почти перестал практиковать. С того времени, в наших отношениях появилось некое напряжение, которое сказывалось и на работе. В одной из его тем я участвовал в качестве соруководителя. В отчете по этой работе, он втихоря включил меня не соруководителем, и даже не ответственным исполнителем, а просто исполнителем. Я этот отчет подписывать не стал, несмотря на уговоры руководства отделом. Директор, не видя всех подписей, вызвал завотделом, и меня передвинули на строчку выше. Я и там не подписал. Тогда они сами, с Айзенбергом сварганили мою подпись. В свои отчеты я его вообще не включал, так как в моей работе он ни в каком виде не участвовал.
Кадамжай, Заводоуправление сурьмяного комбината, рынок
Несколько слов о взаимоотношениях с руководством предприятий, на которых мы проводили работы. По младости лет, я стеснялся конфликтовать с ними даже тогда, когда себя считал правым. Потом понял, что на такой лошади до вершин успеха не доскачешь и, потому переходил, в некоторых случаях, на агрессивную, но, в пределах приличий, форму общения с руководством. Такой способ оказался намного более эффективным даже в тех случаях, когда у меня самого возникали некоторые сомнения относительно моей правоты. После настырной атаки я, в последующем, старался сгладить неприятный осадок у оппонентов от тяжелой беседы со мной более мирным своим поведением, иногда с комплиментарным шлейфом. В более зрелом возрасте я встречи с руководством начинал с мирных бесед, но, если видел, что оно лукавит, то не гнушался переходить на более весомую аргументацию своей правоты.
6. Культурный и товарный обмен между россиянами и среднеазиатами. Бумажное сумасшествие
Более гибкий подход был у Лука. Он вез с собой килограммы конфет, колбас, промышленный дефицит. То есть то, что в те времена было в Москве, но, отсутствовало на периферии. Иногда он просил и меня взять часть колбасно-конфетных деликатесов, если видел, что одному ему с этим не совладать. Продавал он там этот товар существенно дороже, чем покупал в Москве, но, это мало кого смущало. Такая форма завоевания симпатий работала сильнее моей полудипломатии. Но, переходить на такую форму взаимоотношений мне не хотелось. Был у этой формы дипломатии, кроме этических издержек, еще один существенный недостаток: ком покупателей от командировки к командировке рос. И если он привозил одному, а второму не доставалось, то последний сильно обижался. Поэтому Лук отправлялся в Среднюю Азию или Украину груженый как верблюд и был там от этого в большем фаворе, чем я, чему я несколько завидовал. Правда, бывало, приятным людям, добрым знакомым какой-нибудь не очень тяжкий дефицит привозил и я, но, без всякой надбавки и какой либо другой формы корысти.
Кадамджай и горы кадамжайские мне нравились. Были у меня с Кадамджая экскурсии в Самарканд, Ленинабад, Вуадиль, Фергану, Маргилан - родину зеленой редьки и на святые Голубое и Зеленое озера Шахимардана. Места сказочные, особенно весной и осенью.
В долине как птица парит плоская с неглубоким галечным калейдоскопным дном красивая река, опушенная на нижнем ярусе стройными камышовыми зарослями, выше красивой сочной осокой и вверху молодой салатовой листвой белых берез. А над всем этим зубцы гор, путающиеся в облачной кисее. Рядом два больших святых для узбеков озера необыкновенной глубины цвета - Зеленое и Голубое. Глаз не
Зеленое и Голубое озера Шахимардана
не оторвать. К ним стекаются речки и ручейки с чистой, безумно холодной питьевой водой, вдоль которых заросли кустов, густо усыпанные привязанными пестрыми ленточками, спасающие, по поверьям, от бесплодия. Но, так как я этим добрым товаром к 1977 году себя уже обеспечил, то ленточек вязать не стал. Да и вязали их исключительно женщины всех народов и времен.
Зеленое и Голубое озера с высоты
У святых этих озер своя этническая история. Они яблоко раздора между киргизами и узбеками. Последние, благодаря ранней истории своего развития с незапамятных времен считают себя на среднеазиатском пространстве избранной нацией, свысока относящейся к туркменам, казахам и киргизам. Это позволило им в те времена прихватить лучшие земли и оставлять себе территориальные анклавы на территории соседних государств, селиться крупными диаспорами, часто диктующими условия титульным нациям. Например, в казахском Чимкенте, в котором мне приходилось бывать и где живет моя двоюродная сестра Галя Свирина (ведь занесло же из села Борисково под Рязанью в Чимкент), главенствуют узбеки. Они же прихватили большой анклав в середине Киргизии, называемый Шахимарданом и соединенный с Узбекистаном узкой асфальтовой полосой дороги, разрезающей Киргизию на более чем 100 км. Сейчас эти места стали территориями межнациональной резни. Из-за этнических распрей в 1999 году подходы к этому району заминировали на несколько лет. Но, во времена моих путешествий там было все спокойно.
На пути из Кадамджая в Ош расположен Хайдарканский ртутный комбинат. На комбинате, в былые годы, металлическая ртуть хранилась в больших открытых металлических чанах. Сотрудник Средазнипроцветмета Седых В.Н. рассказывал мне, что в детстве, когда он жил в Хайдаркане, любимым их занятием было хождение по жидкой ртути в этих чанах. Доступ к чанам был свободен, сотрудники комбината этим играм сильно не препятствовали. С возрастом у этого сотрудника начали трястись руки от избытка ртути в его организме, что очень мешало его работе в качестве руководителя лаборатории. Даже ртутные провокации - особая, очень болезненная процедура, способствующая избавлению организма от ртути, мало ему помогли.
Природа наградила Киргизию изумительной красотой, но, народу живется там несладко. Царит там нищета, экономики никакой, земли каменистые, сельскому хозяйству развернуться сложно. В 2008 году в Алайском районе Киргизии, что в 150 км от Кадамджая произошло землетрясение силой 8 баллов. Сотни погибших. Трясет в тех краях ежедневно с силой в 3-4 балла. Народ к этому привык. Живет он в режиме выживания, не обращая внимания на мелкие невзгоды. Средств хватает только на пропитание. Книг ему читать некогда, да и на покупку их не у всякого достаточно средств. В те времена в Москве был книжный бум, при котором приличную книгу можно было купить лишь сдав макулатуру, или заплатив 5-10 - кратную цену. А в Киргизии и Узбекистане можно было купить очень приличную литературу без всякой сдачи макулатуры. Местное население ее не покупало, читали там мало, книги в магазинах свободно лежали на полках. Мы барражировали по книжным магазинам округи. Иногда, когда узнавали, что в книжном магазине Вуадиля (Узбекистан) продавали книжный дефицит, то тащились, иногда и по-одиночке, туда обратно, по узенькой пустынной дороженьке, никого не боясь. В Вуадиле растет самое большое и самое старое дерево бывшего Советского Союза. А вообще там деревья, вырастая из крох земли под спудом каменной тирании, являют миру, особенно осенью, сказочный перелив красок, ласкающий землю и небеса.
Вуадиль, древо тысячелетий
Покупали мы в тех краях литературу помногу. Везли с собой, а часто и посылками вместе с фильтровальными рукавами, которые мы отправляли в Гинцветмет. И не только книги, но, и грампластинки, индийские хлопковые шторы, пиалы, красивые большие заварные чайники, которые я привозил и сестрам. Были мы повальными лотошниками, попутно исполняя свои командировочные обязанности. Спрос в России на книги тогда был очень велик. Самому читающему народу мира нашли забаву. Это была форма очередного массового интеллектуального психоза. Упаковка от мебели, обои, газеты, бумажный мусор - все собиралось по мебельным магазинам, помойкам, в домашних газетных клоповниках. В ход шли старые обои, все виды упаковок и все собранное, потом уже, в длинных макулатурных очередях сдавалось в пункт. Это был карнавал книжно-макулатурного безумия. Причем за сданную макулатуру ты порой не получал ничего. Народ искал обходные беспроигрышные варианты. На фоне этого беспредела стал искать варианты и я. В Москве на макулатуру выдавали карточки на конкретную книгу, которые потом разыгрывались в лотерею. Помню, сдал 40 кг макулатуры на 'Рассказы' Василия Шукшина: был тогда на его крестьянские живописные рассказы большой спрос. Но, обе карточки в макулатурной лотерее оказались безвыигрышными. Многодневный сбор 40 кг макулатуры прошел впустую. Причем у одной карточки не совпал только один номер - вместо единицы была четверка, очень похожая на единицу. Билеты были простые, пропечатанные на белой бумаге, без защитных ухищрений. Пришлось четверке чуть подтереть нос, получилась приличная единица. Но, когда отдавал карточку продавщице, меня потряхивало: прокол, арест, тюрьма, искалеченная жизнь и всего лишь за мою непорочную тягу к литературным трудам современников. Проскочило, выписала чек, оплатил и из магазина. Грех взял на душу, но, думаю небольшой. Эта макулатурная мафия нас дурила, повторно раздавая уже выигрышные билеты себе или своим знакомым, не маравшим руки о грязный макулатурный хлам. А нам надо было найти и собрать 40 кг бумажной грязи, отвезти до пункта сдачи, отстоять немалую очередь, сдать, и потом, после трудов праведных получить шиш в карман, вместо выигрышного билета. Такой вариант массового одурачивания был оскорбителен и неприемлем. Поэтому народ изобретал против него всяческие противоядия. Тогда вся Москва сидела на этом литературным буме и я, как яркий представитель охлократии не мог выпасть из этого процесса. Если поначалу это было таким небольшим книжным хобби, то через год это превратилось в настоящую работу, форму столичного безумия, охватившую московский книжный бомонд. Позже я узнал, что был очень скромным начинателем всяких обходных форм приобретения литературы. Но, все держали свои секреты в тайне, поведав о них лишь по прошествии многих лет.
Продолжение следует