Так мы плыли часа два-три. В один из сеансов связи я не услышал ответа. Причалив к берегу около очередного поворота, стал ждать, время от времени, сокрушая лес своими воплями. Но, ответа не было. Прошел час. Никаких известий. Два. Тишина. Надо было что-то делать. Плыть на этой резиновой тарантайке навстречу парням против течения было невозможно. Даже если грести вдвоем. В лучшем случае она будет стоять на месте. Поэтому мысль искать их таким образом отпала сразу. Оставлять лодку и идти по берегу тоже было нереально, так как места были болотистые, с редкими присыпанными песочком участками. Помимо встреч с разными ползающими гадами, коих там немыслимо много, мож но, было с этими болотами подружиться навсегда. Оставалось только ждать и кричать. Ответов не было. Начиналась легкая паника. Ребят нет, я один, карта, рюкзаки с продуктами, плащ-палатка и спички у них. Кругом ни души.
В то время водный туризм в Мещере, да и вообще, в России, только начинал набирать обороты, поэтому туристы попадались очень редко. Сейчас другие времена. По рассказам речных мореходов последние годы Пру оседлали основательно. В летнее время от неисчислимости байдарочников рябит в глазах. Практически, каждые 100 метров какая-нибудь калоша или другая посудина, да плывет. Сейчас в Мещере, недалеко от Пры, стали строить, даже, дворцы, настолько она привлекательна. Вот как описывает представленный на фото дворец публицист Николай Чуксин: 'Барская усадьба, перед которой меркнет знаменитое Кусково и не менее знаменитое Архангельское: огромная территория, два больших корпуса классической архитектуры, изящная беседка, римская колоннада, еще один корпус, самый дальний, красного цвета, выполненный в стиле местной рязанской готики. Это усадьба очень влиятельной в нашем мире женщины - Свиридовой О.Б. Если кому интересно, то более подроб но, об этом мож но, почитать на сайте http://rimona.livejournal.com/723202.html. Но, тогда дворцов не было и паломничество на Пру еще не началось. Мысли у меня в тот момент были совсем о другом. Что делать? Кричу, свищу, жду. Отклика нет.
Дворцы в Мещере, недалеко от Пры.
Где-то в конце, третьего часа ожидания, когда паника уже стала прихватывать гортань, за поворотом слышу какие-то голоса. Благо, что хоть какие-то люди. Теперь, главное, их не упустить. Наверняка, они проплывали мимо моих пацанов и смогут рассказать, что там случилось. Быстро сажусь в лодку и выгребаю на середину реки, чтобы побеседовать с туристами. И тут из-за поворота выплывают на лодке мои пацаны. Вид понурый. Гортанных воплей моих не слышали: лес на извилистой реке очень быстро убивает звук. Оказалось, что на одном из поворотов они не смогли развернуть плот, его затянуло под могучую поваленную березу, а вместе с ним туда же потащило парней, рюкзаки,плащ-палатку, удочки, всякий скарб и лодку. После тяжелой битвы
Здесь я ждал появления плота с сотоварищами
один рюкзак смогли вытащить из объятий задумчивой березы. Долгая борьба за другой рюкзак и, главное, за чужую плащ-палатку, ни к чему не привела. Они остались навсегда ее верными друзьями. Лодка вывернулась и пыталась поплыть дальше. Ее успели перехватить и дотянуть до берега. Еще в начале похода мы хлеб и спички распределили по разным рюкзакам. Если они намокнут в одном, то хоть в другом вода их не тронет. Но, случилось худшее. Вода сожрала целиком один рюкзак и солидно, повоевала в другом. В нем остались две промокшие буханки, вымокшие сухари и несколько банок с консервами. Вернуть сухари к их первозданному виду было невозможно, и, они пошли на корм рыбам. Хлеб удалось лишь частично, реанимировать.
Хотя я мог осознать лишь толику того напряжения, через которые прошли пацаны, спасая себя и нашу утварь от погребения, но, и при этом было ясно, что им в тот момент пришлось очень несладко. Категорийность нашего похода резко повысилась. Стал он, при таких скудных запасах провианта походом на выживание. Впереди еще была половина пути, мы не прошли пока мост через Пру на дороге к деревне Веретье.
Потерянная плащ-палатка заставила нас опять вспомнить о Сергее Бунделеве, который втайне от родителей умыкнул ее для нас. Этой потерей мы крепко его подставили.
Сережка Бунделев с Сашкой Прошляковым после окончания институтов. Сашка с гитарой.
Но, тогда эта мысль нас сильно, не гнобила. Давили нас мысли о том, как нам надо будет распределять провиант для того, чтобы с ним додержаться до конечной точки нашего путешествия. А до нее было еще очень далеко.
Природа после этой аварии немного отпустила нам солнечных лучей, которые позволили подсушить то, что вымокло. Но, на следующий день опять начались дожди. Время неуемно, подгоняло нас. Надо было плыть, плыть и плыть. Поэтому каждый наш трудовой день после битв в ночи с неугомонными комарами, начинался рано, и заканчивался поздно. Сбор подножного корма, при таком раскладе условий, был, практически, невозможен.
Пра в 7 км от села Веретье, где я тушил пожары
Да, и условия для сбора лесных даров были совсем неподходящими. Лес набух от воды, далеко не уйдешь, сил и времени на ползание под мокрым лапником оставалось маловато. Пока разожжешь костер, сваришь, поешь, приготовишь еловую простынку, часто тоже мокрую, и крышу над ней, уже без приборов ночного видения в лес носа совать не рискнешь. Да, тогда их, этих приборов, в природе, пожалуй, что еще и не было. Но, все эти невзгоды были лишь прелюдией к нашему, еще более тяжелому забегу с препятствиями.
На Пре есть переход, который из-за сплошных болот получается очень большим. Даже на байдарках он дается с трудом. К этому длинному переходу, на котором нет никаких стоянок, мы готовились с особой тщательностью. Спозаранку, быстро перекусив, распределив наш жалкий скарб по лодкам, прикрывшись ими, дожидались, когда закончится традиционная утренняя порция дождя. Как только дождь закончился, мы ринулись штурмовать этот длинный переход. Досталась моя очередь плыть одному на пару с рюкзаком. С одним рюкзаком было полегче, чем с двумя набитыми, кои были вначале. Но, сменщика у меня не было, была уже накопившаяся хроническая усталость, как, впрочем, и у моих напарников. Часа через 2-3 стало опять поливать. Вода набиралась в лодку, нагружая ее до бортов, снижая скорость и маневренность. Ноги, будучи в воде подмерзали. Но, надо было грести, выгребать воду, выискивать в мутном дождевом мареве коряги и на чем свет стоит бранить его Величество Дождь. Гребля помогала бороться с дрожью, настигавшую всякий раз, когда приходилось останавливаться. Когда воды набиралось много,
Мост через Пру по дороге Веретье-Кудом до ремонта
Мост через Пру по дороге Веретье-Кудом после ремонта
приходилось выходить на берег и капиталь но, выгребать ее, а заод но, и себя освобождать от излишней воды: берега были скользки, забраться на них было непросто. На это уходило немало уже скромных оставшихся сил.
И так час за часом я монотонно, греб, зомбированный дождем, усталостью и безнадежным ожиданием чуда - появлением песчаных берегов. Кругом были бесконечные болота, смотреть на которые с каждым часом становилось все более и более утомительно. Уже где-то, думаю, на последней трети этого длинного перехода силы стали покидать меня, я стал подхалтуривать, переставая грести при сильном течении Пры. Реже стал, а потом и вообще прекратил выходить на берег, совершая избавление от излишней воды по ходу движения. Пацаны уходили далеко вперед, но, притормаживая, дожидались, корили меня за медленную гонку, но, я ничего поделать не мог. Подкатывались сумерки. К концу перехода силы вовсе оставили меня. Наворачивались от бессилья слезы, я уже просто гладил лопатками воду без сколь либо возможных усилий. Потом и перестал откачивать воду, на это не хватало ни времени, ни сил. Обездвиженные ноги, постоянно, находившиеся в воде, стало сводить судорогой. Приходилось их постоян но, щипать, чтобы привести в чувство. Связь с моими попутчиками была потеряна. Я уже дав но, не слышал их голосов. Вид но, они были тоже на пределе человеческих сил и уже не имели возможности подбадривать меня своими визитами. Представления о том, сколько еще осталось до твердой земли, не было никакого. Приличного места, где бы мож но, было остановиться на ночь, тоже не было - кругом одни болота. Плыть ночью, не видя коряг - безрассудно. Накатывалась паника. Злость на себя, что втянулся в эту авантюру с походом. И злоба на бесконечное петляние Пры. Думаю, что в тот момент, дурная погода, бесконечное петляние, безнадежные болота вокруг крепко подломили мою уверенность в положительном исходе нашей авантюры.
И тут случилось сразу три чуда. Первое - появился высокий песчаный берег, что означало, что болотистый участок Пры закончился. За ним еще од но, - кончился дождь, оставив нам лишь легкую изморось. И третье - к берегу были причалены байдарки, а высоко на берегу стояли палатки и рядом с ними люди. Мне они в тот момент казались сказочными богатырями.
Было еще од но, чудо - это оказались цивилизованные туристы из Москвы, которые узнав, что мы в дождь преодолели на наших калошах неимоверно, трудный участок, усадили нас у костра, накормили горячей картошкой с тушенкой и еще дали сковородку с жареными лисичками. Видя, как нас трясет, предложили даже выпить, но, мы отказались. Нам освободили палатку, уложили в теплые спальники, забрали и высушили нашу мокрую одежду и предложили еще несколько дней побыть с ними, дабы поправить внешний вид наших замученных лиц и пошатнувшуюся психику. Все это тогда было для нас сказкой сказок. Сказочным тот эпизод кажется и сейчас. Но, мы не смогли принять их предложение из-за большой потери времени и скудости наших съестных запасов. У нас снова появились силы и вера в себя, в то, что мы можем
Стоянка москвичей. Ели тогда там были совсем маленькие
добраться до Брыкина бора. И хотя следующее утро выдалось пасмурным и дождливым, это не убавило желания двигаться дальше.
Места пошли повеселее, чаще, хотя и робко стало улыбаться солнце. Мы плыли уже несколько дней в заповедной части Пры. К левому берегу приставать было нельзя, там был заповедник. Правый берег был в нашем распоряжении. Единственно, что нас тяготило - нерадостное соотношение длины оставшегося пути и количества съестных припасов. Запасы таяли, а река петляла все больше и больше, беззастенчиво пожирая отпущенное на поход время. И тут нам повезло. На левом берегу мы увидели лодку, обычную, деревянную, без наворотов, кем-то брошенную, изношенную, заурядную и неприглядную. Была она силь но, притоплена. И хотя к корме ее был прибит какой-то номер, но, ее дырявость и неухоженность показали нам, что она ничейная. Уж очень дряхлым был ее экстерьер. После недолгих сомнений мы аккурат но, топориком срубили номер, выстрогали из березы весла, щепками забили щели, выгребли из нее воду с проросшей тиной-водорослями и поплыли. Одну нашу резиновую калошу мы уложили на на нос новоявленного торпедоносца, а другая была сзади на привязи. Мы стали наматывать километры водной глади на этом скороходе гораздо быстрее. Лодка двигалась гораздо быстрее и маневреннее плота. Мы поняли, что при такой скорости запасов провианта, если расходовать их экономно, может до конца похода и хватить. Но, недолго длилось наше счастье.
Где-то после часа или двух нашего ускоренного петляния по Пре на берегу в березовой рощи мы увидели трех бородатых мужичков с собакой. Один был с ружьем. Похожи они были на лесовичков, мирные, спокойные, неспешно, потягивающие самокрутки. Когда мы с ними поравнялись, они попросили нас причалить к берегу. Мы спросили, зачем? Не могли бы мы им одолжить соли? Насторожило нас то, что они сидели на заповедном берегу. Посовещавшись, мы поплыли дальше. Они тронулись вслед за нами по берегу, перемежая каждый шаг добротным фольклорным оборотом, все громче и оборотистее призывая нас причалить к берегу. Мы прибавили ходу. Тогда тот, что с ружьем пальнул впереди нашей лодки, сказав, что следующие заряды будут сначала по надутым нашим лодкам, а потом и по нам. Тут уже мож но, было проверять наши штаны. Как только причалили, лодки наши сразу были арестованы, к нам приставили грозного пса и начался допрос. Где взяли лодку? Почему срубили номер? Куда его дели? Пока не вернете номер, не отпустим. Начали пугать составлением акта о краже государственного имущества. Оказалось, что лодка принадлежит Окскому заповеднику и, какая бы она не была, прикасаться к ней нельзя. После составления акта нас отведут на ночь в подвал, потом в милицию. Далее сообщат родителям, откроют уголовное дело, за ним исключение из школы, большой штраф родителям, а нам срок. Дали нам понять, что тянем мы на хорошую статью. Мужики были бородатые, но, юридическое крючкотворство им в некоторой степени было ведомо. Довели нас до слез. Мурыжили часа два. После серии строгих вопросов невзначай спросили, есть ли у нас водка. На наше нет, продолжали запугивать. То ли им надоело, то ли слишком много времени потратили на нас, но, узнав, что у нас есть деньги, сошлись на том, что мы выплачиваем штраф за угон лодки и, они нас отпускают. Деньги, понятно, им были нужнее, чем нам и, конечно, пошли они на водочное снятие тяжелого стресса от общения с нами. Нам самим их не хватало на обратный путь, но, свобода превыше всего и, оставив им на попечение их развалюху и значительную часть наших денежных знаков, мы поплыли дальше. Про свою бутылку водки мы умолчали. Она нам, как показали грядущие перипетии нашего авантюрного предприятия, будет еще нужна.
С обратной дорогой уже начали складываться проблемы. Мы планировали доплыть до Оки, там, по течению добраться до ближайшей пристани и от нее добираться до Рязани в течении двух дней на пароходе. Тогда пароходы еще ходили по Оке. Но, оскудение, при потоплении рюкзака, наших продовольственных запасов и увы, экспроприация значительной части наших денег бородачами, не позволявшая нам докупать продукты, поставила нас в сложное положение.
Вот сейчас думается, сколь примитив но, мужское алкогольное счастье. Те бородачи, которые нас остановили, были егерями и работниками Окского заповедника. Какое-никакое образование, судя по их псевдо-юридическому сленгу, они получили. Выслушав наш печальный рассказ про наши мытарства, про потопленный рюкзак, про скудные запасы еды, про сильное отставание от графика, понимая, что мы для таких походов еще не доросли, они должны были бы сами прослезиться, списав нашу проделку с их лодкой на незрелость нашего мышления. Но, они довели нас до наших собственных слез и вытянули из нас почти последние крохи денег, дабы залить водкой свое счастье по случаю возвращения полудохлой лодки, а точнее говоря, счастья от радости чревоугодного осязания этого зелья. Конечно, попугать нас всякими санкциями они были обязаны, чтобы нам было неповадно, в будущем, зариться на чужую недвижимость. Ту лодку по ее состоянию можно, было вполне считать недвижимостью. Но, деньги у нас забирать было грешно. Я не верю в божественное наказание подобного поведения, но, думается, при такой форме отношения к чужим проблемам, эти мужественные парни со временем сами себя накажут. Все же поганая эта штука водка и еще более поганисты те люди-нелюди, которые ради глотка этой заразы способны на подленькую выгоду, крадущую надежду у одних и остатки ума и совести у других.
Чуть погрустив, и сделав несколько глубоких, съедающих стресс гребков от места той злосчастной встречи, мы начали смеяться. Потешались над тем, как мы рыдали на допросе, как нас будут вести по непроходимым болотам к ментам, как вплавь бы продолжали поход без наших резиновых подруг и изучали бы азбуку Морзе в тюремных камерах. Может этот смех был естественным, молодые нервы крепки и, как говорится, с младого пуза, как вода с арбуза. А может это была нервная реакция на тяжелый стресс, когда нас прессовали лесные бородачи. Или мы просто хотели затушевать этим смехом наши ненаигранные слезы и перенесенное унижение, недостойное настоящих мачо. Но, смеяться мы продолжали и дальше. И похоже, более всего, это было на смех сквозь слезы.
Дожди сменялись проблесками солнца, а мы все гребли, гребли и гребли. В один из дней, после дождевой ночной завесы и дневного неистовства небес, мы вынуждены были остановиться уже в густых сумерках на крутом берегу. Хлестал дождь, дул ветер. Мы из лодок соорудили некое подобие шалаша, но, наших резиновых спасительниц сильно, раскачивало ветром, на нас сваливались потоки воды и мы вынуждены были, как Атланты, держать всю ночь наших резиновых подруг над собой. Покидать это ненадежное убежище мы не могли. Кругом стояла темень и можно было вляпаться в более серьезную неприятность. Как только рассвело, пошли искать какое-нибудь более достойное убежище. Ничего подходящего не было. На крутом, обрывистом берегу, усеянном ласточкиными гнездами, торчал самодельный трамплин из широкой доски, одним концом полувкопанный в землю. Я решил, что доску мож но, как-то использовать для укрытия и стал отрывать ее от земли. Просунул под нее руку и тотчас с ужасом отпрыгнул метра на три. Под доской я рукой схватился за что-то мягкое, холодное и живое. Через мгновение я
Ласточкины гнезда. Место встречи с ужом под трамплином
понял, что это была змея, и вот тогда совершил тот исторический прыжок. После него я стоял несколько секунд парализованный и, придя в себя, готов был бежать дальше. Но, видно змея, напуганная моей наглостью больше меня, вылетела из-под доски, соскользнула по крутому берегу к воде и грациозно поплыла, сносимая течением, на другой берег. На голове у нее было два желтых пятнышка. Это был уж. Я вздохнул с облегчением. И хотя добрые ужи тоже кусаются, этот меня не тронул. Видно, его испуг оказался страшнее моего.
Мы продолжали рыскать по берегу в поисках убежища или какого-нибудь материала для построения из наших лодок укрытия от дождя. Помнится, идя вдоль берега, дальше нас не пускали вековые топи, мы подбадривали себя песней о Щорсе - Шел отряд по берегу.... Чуть углубившись в лес, недалеко от реки мы наткнулись на еле приметную землянку. Была она стара, как земная кора, вся замшелая, заросшая, утопшая во мху, полнившая подступы к ней ароматом гнетущего сырого тлена. В середине ее было сложено, заполненное песком, некое подобие ящика для костровища. В нем лежали обугленные остатки дров и ... змеиные чулки, сброшенные ядовитыми тварями при линьке. Шкуры были высохшие и мы не придали этому никакого значения, про себя лишь подумав, что в этом дворце бывали гости и до нас. Сильно, промокшие и замерзшие, мы быстро собрали веток и развели костер. Он с трудом принимался, дымил, трещал, но, в конце концов сдался. Землянка топилась по-черному, дышать было тяжело, но, если нагнуться, то можно было вдыхать относительно, свежий воздух. Дым стелился на уровне окон и через них вытекал в лес. Было далеко не комфортно, но, все же, лучше, чем снаружи, под непрекращающимся недержанием небес. Мы начали согреваться, языки наши зашевелились, подбадривая нас шутками и анекдотами. Но, это счастье длилось недолго. По истечении минут двадцати мы поняли, что коротать нам скупое мужское одиночество не получится. На окнах что-то начало шевелиться. Было темно, дневной свет бил из маленьких окон в глаза и, поначалу, трудно было разглядеть, что там такое. Но, потом мы увидели на фоне просвета шевелящиеся змееподобные тела. Причем это были не ужи. В тех местах водились ядовитые медянки и гадюки. Что делать? Сил покидать согревшее нас тепло было никаких.
Обитатели мещерских лесов - уж, медянка и гадюка
Да и змеи не хотели вылезать под проливной дождь. На холоду они подпримёрзли, но, когда мы прогрели землянку, зашевелились. Твари похоже были уже знакомы с такой системой обогрева: они спустились чуть ниже колышущегося облака дыма и продолжали, лениво шевелясь, оставаться в землянке. Обычно, животные и пресмыкающиеся бегут от дыма. То ли от холода змеи не совсем еще проснулись, то ли у мудрых тварей уже был подобный, безущербный для них опыт общения в этой землянке с дымом, но, они ее не покидали. Нам было не по себе. Под проливной дождь из теплой землянки идти не хотелось, но, и с непредсказуемыми змеями коротать время весьма утомительно. Мы приняли соломоново решение. Распочали на троих бутылку водки, надеясь, что если и цапнет змея, то антидот будет уже внутри нас. Заодно, и сняли стресс от общения с этими тварями. Сегодня ученые открыли миру такую нерадостную истину, что водка только усугубляет действие змеиного яда. Но, тогда в ходу была противоположная версия ее действия. Зеленый змий считался тогда лучшим антидотом против яда земных змеиных тварей. Съев по стакану сорокоградусной, мы согрелись еще лучше и, вообще нам все стало нипочем. Пустую бутылку мы оставили мудрым и задумчивым змеям. Так, после потерь рюкзака и плащ-палатки, мы расстались с еще одной своей доброй подругой, подарившей нам, путем собственной утраты, несколько часов беззаботного пребывания в опасном соседстве с ядовитым зверьем. Под глубоким кайфом просидев около часа, может двух и, начав трезветь, мы поняли, что дразнить судьбу не стоит и, как только хляби небесные поубавились, мы вылезли из землянки и, за неимением лучших укрытий, поплыли дальше.
В такое мирное соседство людей и змей мало кто может поверить, но, все это было на самом деле и судьба, видно, выдала нам редкостный шанс выпутаться без потерь из этой непростой ситуации. А может быть, мы попросту недооценили мудрость змеиного братства, посчитавшего, что в такое ненастье не надо трогать ближнего своего. Ведь, ближе нас, в тот момент, рядом с ними не было никого. Вообще, у меня сложилось такое впечатление, что мещерские ядовитые гады достаточно дружественно относятся к братьям своим старшим. Если, конечно, на них не наступают и не занимаются охотой на них. В более поздние годы я, на берегу Пры в 7 километрах от деревни Веретье, бродя по берегу в поисках наиболее удобного места для ловли щуки очень часто натыкался на гадюк. Но, они не выказывая агрессии, быстро уползали с той тропы, по которой я шествовал.
В следующих своих походах по Пре я пытался найти эту землянку. Место то, рядом с высоким песчаным берегом, было весьма приметным. Хотя землянка находилась в некотором отдалении от крутого берега, в его низинной лесистой части, мне казалось, что найти ее будет несложно. Со временем, она в моем сознании стала, как бы, добрым родным домом, приютившим нас в тяжелую минуту. Но, землянку обнаружить не удалось. Нещадное время, видно, умертвило ее, незаметно, сравняв с окружающим миром. Для меня стало загадкой, почему землянку соорудили не на высоком проветриваемом от комаров берегу, а в низинной части берега, причем, не поблизости от него. Ведь, в весеннее половодье она на несколько метров будет уходить под воду, летом от комаров не будет отбоя, в таких местах любят гнездиться змеи. Возможно, просто хотели подальше ее убрать от человеческих глаз или была другая весомая причина.
Дни шли за днями, дожди то стихали, то вновь демонстрировали свою неутомимую тягу к земле. Закончилась вторая неделя нашего затянувшегося скитания средь вод земных и вод небесных. Мы все гребли и гребли, а Пра по-прежнему нудно, петляла и петляла. Река стала от нас уставать, являя нам первые признаки скорого расставания с ней. Покоренная нашим усердием она стала услужливо выкатывать к берегам выкошенные луга, выставлять припрятанные сети, верши и прочие хитроумные рыбачьи приспособления, а иногда и самих рыбачков с их шалашами, дымком костровищ и утоптанными плешинами на берегу. И хотя появляющиеся, время от времени костровища, порубки, пустые бутылки и прочий мусор глаз не радовали, на души наши их появление, в тот момент, ложилось приятным бальзамом.
Рыбаки на Пре
На берегах Пры, постоянно, утопающих во мшарах, практически нет деревень. А здесь стало накапливалось столько следов согревающего нас хозяйственного, а порой и бездумного человеческого усердия.
Съестные припасы закончились совсем. Осталась одна банка сгущенного какао. Надо было спешить. Мы все настойчивее гребли и гребли, а Пра все также петляла и петляла. И этим однообразием мы сильно надоели друг другу. Но, реке наше присутствие наскучило более. Поэтому в последнее предвечерье она явила нам некое подобие причала, множество лодок рядом с ним и какие-то сарайчики. Слез не было, ведь мы в этот момент почувствовали в себе какие-то признаки матерых путешественников, но, близко к глазам они, все же,
Мы гребли, гребли, а Пра петляла и петляла (вид со спутника)
подкатились. Это был Брыкин Бор! Мы победили все! Неуверенную в себе, постоянно, виляющую, но, прекрасную речку Пру, собственные сомнения в возможностях преодоления такого пространства на жалких одноместных калошах, победили страх перед жутким смерчем и безнадегу перед нескончаемым дождем, выдержали вынужденную голодовку, тяжелое психологическое общение с ядовитыми тварями, холод, денную и нощную безостановочную злобную комариную экспансию с ночевками без палаток, катастрофы с потерей рюкзаков и провианта, неприятные, с огнестрелом встречи с лесными бородачами и многое, многое другое.
Брыкин бор
Оставалась ночевка и неясность, как добираться дальше. Вариант дальнейшего нашего путешествия до Оки и далее пароходом даже не рассматривался, потому что не было уже сил, провианта и желания дальше продолжать общаться с водой. У местного егеря мы выяснили, что из Лакашей на Рязань ежедневно, в полдень вылетает рейсовый кукурузник. Местный люд Лакаши называл более простым и доступным пониманию словом - Алкаши. Подсчитав свои финансы, поняли, что нам хватает на билеты. Если память мне не изменяет, билет на кукурузник до Рязани тогда стоил менее 3 рублей. Средняя зарплата рабочего около 100 рублей. Святое было время. Но, с убитой перспективой.
Егерь предоставил нам свой крохотный сарайчик, в котором он хранил свой рыбацкий скарб и, поделился половинкой буханки черного хлеба. В сарайчике лечь было нельзя, настолько он был мал, но, сидя можно было переждать возможный дождь и ночные атаки бесчисленного и свирепого комариного воинства. Маленькое застеклено-зарешеченное окошко с видом на речку давало нам немного света. Последний день нашего путешествия выдался сухим, и хотя мож но, было посмотреть на здешнее музейное зверье, мы остались коротать остаток дня в сарайчике: усталость придавила это наше желание. Хлеб и банку сгущенного какао мы припасли на утро, чтобы заправиться ими перед дальним походом. Лодки у нас были тяжелые и требовали калорийного подкрепления. Усталость, скудные запасы съестного не очень прибавляли нам настроения. Но, местные обычаи решили поубавить нашу грусть и предоставили веселенькое развлечение, венчающее наш поход. Когда пляж, около которого располагался наш сарайчик, опустел и стали накатываться сумерки, на нем появились девушки, судя по их разговором, студентки рязанского пединститута, проходившие практику в лесничестве окского заповедника. Не подозревая о нашем присутствии, они сбросили с себя одежды и голышом стали принимать водные процедуры. Мы решили себя не обнаруживать, наслаждаясь бесплатным зрелищем. Но, Аркашка не удержался и гаркнул. Реакции не было никакой. Лишь одна из девушек лениво обернулась, целомудрен но, продолжая пленять речку и нас томительным своим присутствием. Нам и егерь говорил, что девушки в теплые вечера не упускают возможности поплескаться, в чем мать родила, в водах Пры. Вскоре этот неоплаченный вальс-стриптиз полуночных русалок закончился и, мы мало-помалу стали приходить в себя, надеясь на какое-то подобие сна. Сидя поспать, тем более, после такого зрелища, нам не очень удалось. Но, это были несущественные мелочи на фоне того, что мы, все же, добрались до конечной точки той земной тверди, о которой мечтали весь поход. Жили тогда студентки в общежитии, которое позже стало называться и гостиницей. Сохранилась она и по сегодняшний день, но, сейчас там строят новые здания для новых русских - конно-спортивные комплексы
Встав рано-поутру, поровну поделив хлеб и приукрасив его сгущенным какао, мы попрощались с притихшей Прой, благодарственно известили уже бодроствующего егеря о своем оставлении предоставленной нам кельи, и поплелись в Лакаш. Автобусы из Брыкиного Бора тогда не ходили. Позже пустили автобусные линии из столицы мещерского края до Спасс-Рязанского и до Рязани. А тогда мы отправились пешком. До Лакашей было километров 6 разбитого дождями сухопутья. И хотя ходить мы уже разучились, нас такое расстояние не пугало. Дорога с неподъемными лодками была тяжелая, но, с песнями. Тогда у нас в ходу была песня о Щорсе - Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под красным знаменем, командир полка. С песней было легче. Мы тогда были пионеро-комсомольцами и патриотические песни хорошо ложились нам на душу. С хорошим запасом по времени пришли в Лакаш, купили билеты и полетели. Самолетом мы летели впервые. Боялись и не очень.
Гостиница, год 1961
Внизу, под нами, неслись поля, полностью залитые водой. Ока в тот год летом разливалась трижды, погубив, вместе с дождями хлеба, множество других культур и
Конно-спортивный комплекс,2010 г
туристический кайф во всех его видах. Легкий и старенький самолетик трясло, он проваливался и вспрыгивал, иногда покашливал, пугая нас тем, что его моторчики заглохнут, но, все же, исправ но,
Сельский аэродром
тащил нас в Турлатово, которое находилось в 4 км от Рязани. Раньше это был неплохой аэродром, для которого было начали строить гостиницу. Но, когда в 90-е годы страна умирала, его закрыли. Сейчас его вновь открыли, но, рейсов мало. Приземлились мы в Турлатово подпрыгивая, но, удачно
, и автобусом по домам. После этого похода я неделю проспал, лишь изредка поднимаясь, чтобы подзаправиться, перекинуться парой слов с родственниками и опять в койку досматривать сладкие сны про наши славные победы.
Так закончился наш первый поход по главной водной магистрали Мещеры - реке Пре. Мы возвратились с задержкой на 4 дня. Постоянные дожди и вынужденная гонка не дала нам возможности насладиться ее
Недостроенная гостиница аэродрома Турлатово
красотами. Но, воспоминания о ней и этом походе останутся в моей памяти навсегда живыми.
Родители нас заждались. Если бы они знали, что мы пошли втроем, без старших опытных руководителей, то поход бы не состоялся. То, что мы им наврали, конечно, плохо. Но, может это тот самый случай оправдания святой лжи, коя во имя спасения их здоровья и нервов, полезнее правды? Как бы они нервничали, если бы знали, что мы ушли втроем?!? Или по поводу того, что мы вернулись позднее обещанного? Вопрос этот непростой и решать его родители и дети будут в соответствии с уровнем их доверия друг к другу и планкой допустимых в данной семье рисков. Принятые риски нашими головами, еще не отформатированными неудачами, в тот раз оправдались. Бывает и не оправдываются. Может из-за недостатка доверия или неточного определения уровня рисков? Дети в наше время и, во времена будущие, все дальше будут уходить из-под родительского попечительства и, один из немногих способов избежать неоправданных рисков - научить детей правильному разумению в оценке своих возможностей, умению ценить бесконечно щедрый дар - их собственную жизнь и уважитель но, относиться к переживаниям взрослых. Получилась эта мысль, как и некоторые другие, банальными и пафосными, но, по-другому пока не складывается. Этот поход был для нас тяжелой дорогой испытаний: Ока тем летом из-за проливных дождей разливалась трижды, мы попадали под смерч, по нам стреляли, мы тонули, мокли и замерзали по ночам, сгорали под солнцем и промокали до костей, многие километры несли на себе непомерный груз, спали на еловых ветвях с крышей из листвы, коротали время дождя вместе с гадюками в землянке - их родном доме, нас без палатки заедали комары, онемевшие от бездвижья ноги, погребенные на дне лодки под слоем воды от потоков проливного дождя, сводило от судорог: одновременно, грести и выгребать воду не было сил и времени, нас затягивало вместе с плотом под могучие падшие стволы берез, под одной из которых почил наш рюкзак с провиантом и плащ-палатка. Последние три дня мы голодали - ели только сгущенное без хлеба какао, ночь коротали полусидя в тесной метр на полтора кладовке егеря и многое, многое другое. Но, были и положительные эмоции. Мы одолели на тупых, тихоходных лодках Пру практически на всем ее протяжении - от Спас-Клепиков до Брыкина Бора, что даже на байдарках весьма утомительно, общались с добрыми людьми из Москвы, приютившими нас на один день у себя и, накормившими нас досыта после нескольких дней нашего вынужденного голодания, один день познавательно, плыли параллельно, с вечно пьяными атомщиками с Воронежской АЭС, смывавшими накопившуюся радиацию и стресс в водах Пры, так как из провианта у них была только водка, одержали над собственным страхом победу, когда у нас в землянке, топившейся по-черному, с костром в середине, в 30 см от наших голов в окошках просыпались полудремотные от дождя и холода гадюки, испытали свою психику на устойчивость, когда в 20 метрах от нас смерч с ужасным треском выворачивал сосны и бросал их рядом на землю и некуда было бежать, вода столбом, страшный ветер пуляет сломанными ветками, научились жить в лесу без цивильных приспособлений, терпеть голод и холод, неустан но, грести под проливным дождем, научились ценить природные богатства и питаться наземными яствами, любоваться закатами, природными причудами, а из кладовки егеря любоваться наготой не подозревавших о нашем существовании студенток из Брыкиного бора, приходивших по вечерам купаться голышом на местный пляж. Мы впервые добирались до Рязани на самолете, под которым редко была видна затонувшая от многократных разливов Оки и бесконечных дождей земля, прибыли домой тощими, но, окрепшими, не утратили дружбы, которая даже среди взрослых при постоянных невзгодах и непомерной усталости часто перерастает в неприязнь.
Это был мой последний, тяжелый, но, очень полезный школьный поход. Он добавил к нашим 15 годам еще года 3-4 опыта и психологической устойчивости.
После этого похода было еще много походов в более взрослой жизни, но, этот был главным, наиболее познавательным и поучительным, поэтому несколько слов о нем.
Где сейчас и чем занимается Аркашка Тюрин, я не знаю. Сашка Прошляков, закончив в Воронеже биологический факультет университета, продолжает трудится в Окском заповеднике, сохранив преданность этому удивительному краю.
После этого похода тяга к путешествиям стала постепенно, превращаться в желанную летнюю патологию и, я еще не раз ходил по Пре и другим рекам Мещеры водными и пешими путями с первой и второй своими семьями и семьями сестер. За жизнь в командировках и частным образом я протоптал параллели и меридианы по наземным, воздушным и водным артериям от Байкала до Стокгольма, от Урала до всей Прибалтики, от Еревана до Питера, от Москвы до Хаммамета, От Луксора до Каира, от Ташкента, Самарканда до Смоленска, от Львова до Новосибирска и Кемерово, побыл более чем в 200 российских и зарубежных городах, видел Арарат и, возможно, мифического Ноя, до сих пор блуждающего по горе, остроконечные пики Памира, покоренный временем, мудрый седовласый Урал, унылые безжизненные горы-холмы Египта, с парашюта вкушал великолепную панораму природного великолепия Туниса, верхом на верблюде сушил легкие раскаленным воздухом Сахары, отбивался от темных туч всеядной саранчи, неразумно, гасил жажду познания в ледяных июньских водах Байкала, слышал несущийся через тысячелетия рев жаждущей крови толпы в карфагенском Колизее, покорял горные вершины, точнее вершинки Киргизии, Грузии, Абхазии и Армении, предгорья цепей ТяньШанских гор, падал ниц перед рукотворной громадой братской ГЭС и неустанно, глотал воздух познания земных и рукотворных шедевров.
Я опять убежал далеко вперед из моего детства, поэтому вернемся к незаконченному сказу о наших дворовых и школьных интригах.
Продолжение следует