Каждый из этих троих знал, что делал. Никаких случайностей, ошибок или заблуждений.
Женя не был ни в чем виноват, дело сфабриковали.
Просто обнаружили труп неугодного большим людям человека и кто-то должен был за него ответить.
Женю осудили и для верности пристрелили за попытку бегства.
После того участковый Булкин, фальсифицировавший доказательства виновности Жени, попал в автомобильную аварию и лишился обеих рук. Уверен, он был готов и далее работать в полиции, изловчаясь брать взятки стопами, но руководство взяло на место старого работника более презентабельного юношу. Булкину дали группу инвалидности и мэр назначил особую пожизненную прибавку к пенсии в знак благодарности города за великие подвиги, свершенные героем за годы безупречной службы на пользу городу, то есть на благо самому мэру. Однако и при том пенсия даже не дотягивала до размера официального оклада Булкина, отчего некоторые старики в сберкассе искренне жалели мужчину.
Прокурор Троцкий нелепым образом заразился гепатитом -от своей же супруги,- и врачи вырезали старшему советнику юстиции добрую половину печени. Троцкому стало неинтересно, как раньше, возбуждать уголовные дела за проклятые зеленые бумажки, ибо коттеджик у него имелся давно, а кушать и пить вкусно как раньше уже не было физических возможностей. Дочь больше кушать не просила, ибо умерла за неделю до отцовой операции от передозировки героина, с женой же ему тоже не пришлось нянчиться. Троцкий давно перестал доверять этой женщине, а когда выяснилась причина его болезни, прокурор совершенно справедливо возненавидел ее. Избил и выгнал из дома. На этот раз навсегда.
Скоро он окончательно скуксился и отошел от дел, передав сладкое место бойкому заместителю.
Судья Зудейко, признавшая Женю убийцей, все два месяца своего отпуска покоряла речные просторы на яхте, оформленной, естественно, на старую недвижную бабушку. Трудно сказать, каким образом она умудрилась упасть за борт, при том гребной винт четко отделил правосудную головку служительницы закону богатых от ее хрупкого нежного тельца.
О, зато какие это были похороны! Думаю, сама Зудейко признала бы: ради такого посмертного чествования стоило жить! Сам мэр на поминках плакал по ней, клянясь перед видеокамерами, что если можно было, он непременно принял эту смерть заместо судьи. Ведь не было и, верно, не будет еще долго в нашей отчизне второго такого же совестливого и радеющего за судьбу Родины человека-правоведа. Остальные только вид важный на себя напускают, а она была истинной совестью нашего времени.
Президент телеграмму с соболезнованиями прислал. Скробит. Никогда не забудет.
На поминках были все. Из тех, разумеется, кто мог насладиться ощущением собственной красоты и значимости в мероприятии, а также потешить свой желудок изысканными до неприличия кушаньями. Булкина и Троцкого не было.
Итак, Зудейко -- последняя из троих убийц Жени - была мертва.
Мария добилась жениной реабилитации. Убил точно не он, доказано.
Вот она, справедливость. Я потерял любимого сына, моего доброго, кроткого мальчика, и в помыслах не имеющего даже червяка обидеть, мою отраду и надежду, единственно чистое дитя, а они просто извинились передо мной?!
Но Женя простил бы всех наверняка.
И я простил. Я вернул мерзавцам, что забрал у них в минуту отчаянья.
Булкину послал обе руки - совершенно как новенькие, неломаные и нетронутые гнильцой лет, что потребовались для признания невиновности сына. Пусть пришьет обратно. Он, как и Женя, реабилитирован!
Троцкому доставили посылочку с его половиной печени - в охлаждающем контейнере, конечно. Причем я проявил чрезмерное великодушие, излечив для начала мерзостную плоть от заразы. Можете пользоваться, господин старший советник юстиции!
Судье голову вернул. В том же виде, что забрал. Отер от крови и положил на могилку - принимайте женину милость. Пришивайте к нежным плечикам и приумножайте состояние своих бабушек и прадедушек, мадам Зудейко!
* *
Считают, что я всех людей должен любить. Ибо полагают, что все они мои дети.