Аннотация: Продолжение романа "Мишура. Горькая история сладкой жизни"
СЕРПАНТИН
Мрачная история яркой жизни.
Георгий Ланской
Часть 1.
Была она скромною девочкой,
Из очень хорошей семьи
Я думал: "Неужто сбываются
Мечты и надежды мои?"
Но в небе случилось затмение,
И солнце накрылось луной
В тот день увлеклась она пением,
Решив стать эстрадной звездой...
Валерий Меладзе "Шоу-бизнес"
Вечер был влажный и какой-то противный. Впрочем, это не удивляло. Осень все-таки. Нестареющая певица все пела о том, что на дворе засентябрило, Марина слушала песню, ежилась и мрачно озиралась по сторонам. Когда уже можно будет войти внутрь?
В том, что на дворе "засентябрило" пока не было ничего ужасного. Ну, осень, да, и листочки уже кое-где тронулись желтым и красным дымом, а по вечерам от Москвы-реки веет уже не прохладой - холодом, сырым, пробирающим до костей. Но днем солнышко греет по-летнему, позволяя одеваться легко. Днем жизнь играет красками, стирающимися, размывающимся дождями, но все еще яркими и живыми. И город, громадный, мощный, раздирающий небеса высотками и шпилями, живет, дыша полной грудью.
А дальше что?
Марина поглядела на закрытую дверь и обхватила руками худенькие плечи. Рано. Народ еще не вкусил всех прелестей вечера, охрана бдительно проверяет каждого приглашенного. О халяве нечего думать.
Как же курить хочется, господи, боже мой...
Сигареты кончились утром, и купить было не на что. В сумочке - карточка на метро, немного косметики и нехитрый реквизит, служащий пропуском в рай. Возможно, прокатит, возможно, дадут от ворот поворот. От реки несло сыростью. Марина мельком взглянула на телефон. Рано... Рано...
Стоять в тоненьком платьице, без рукавов, с юбочкой едва прикрывавшей попку, было холодно, но выхода не было. Не тащиться же сюда в куртке, тогда точно все труды пойдут прахом... Как же холодно...
Почему-то все модные вечеринки в Москве называли исключительно "пати". В пригласительных, валявшихся потом на подоконниках, столиках или полу, это самое "пати" обозначалось выполненным латиницей словом "party". Марина по своей дремучести даже читала его раньше как "парты". Это потом, обзаведясь светским московским лоском, она научилась небрежно бросать: "Были вечером в "Махаоне" - вообще тухляк...". Самое интересное, что ей верили, правда, недолго. Девочки нынче пошли продвинутые, о модных тусовках узнавали быстро. Так что играть в светскую львицу приходилось в основном перед случайно затесавшимися в компанию провициалками, разевавших рот в ГУМе, потому как другие, заматеревшие в борьбе за теплое место подруги, лишь многозначительно кивали, подхватывая: "Да, "Махаон" тухляк, надо было ехать в другое место..." О том, как попадали в эти модные места, старались не упоминать.
Двери клуба приоткрылись, выпустив стайку разновозрастных людей. Заведение было более-менее приличным, попасть туда без приглашения просто так не вышло бы. Марина переступила ногами, но с места не сдвинулась. Рано...
Конечно, пригласительного у нее нет. Она давно наловчилась проникать в подобные заведения без него. А что делать, если в кармане сорок рублей, в холодильнике - пакет с окаменевшими специями и полпачки маргарина, а на последних выходных туфлях отламывается каблук. Заметит кто - позору не оберешься. В животе урчало еще с утра. Марина душила голод сигаретами, но и они скоро вышли.
Народ на крылечке курил, похохатывая и что-то оживленно обсуждая. Из разговоров было понятно - отмечают не то юбилей, не то еще какое-то иное важное событие. Прячась от любопытных глаз, Марина зло стиснула зубы. В конце концов, чем она хуже их? Тем, что угораздило родиться в глухой провинции, в семье простых бюджетников? Так это не ее вина. От злости в животе заурчало еще сильнее. Оценив хохочущих буржуев, Марина подумала: рано... Мало выпито, они еще не окончательно окосели, чтобы принять девчонку в платьишке с ближайшего рынка за свою.
Народ шел мимо, обтекая ее со всех сторон. Некоторые поглядывали с легким удивлением: не глупость ли стоять в таком платье на ветру, но интерес тух так же быстро. У каждого полно собственных забот. Мало ли чего она тут стоит уже битый час? Может, клиента ждет, вон как размалевана... Фонари горели жирным светом, напоминавшим тот самый заветренный кусок маргарина в холодильнике. От него было неуютно глазам. Марина отвернулась от ярких вспышек неоновых реклам. Из живота послышался рокот. Чтобы отвлечься, Марина стала вспоминать.
Последние два года в Москве единственным более-менее благополучным оказался период, когда они снимали квартиру вместе с Димкой. Студентик музыкального училища некоторое время делил с ней нехитрый быт, подрабатывая то тут, то там. Сложенные вместе гроши позволяли и за квартиру платить, питаться и даже одеваться.
Бегать на пробы, конкурсы и прослушивания вместе тоже было веселее. Правда, их одинаково никуда не брали. Сколько в Москве таких, талантливых, настырных, из забытых богом мест. Марина видела их на прослушиваниях: голодных, амбициозных, одержимых желанием зацепиться за Москву хоть одним коготком.
Димке повезло.
Марина потерла голые руки, со злостью вспомнив о бывшем соседе по комнате. Димка познакомился с сыном олигарха, а тот в свою очередь свел его с влиятельным продюсером, который мог сделать звезду из кого угодно. Димка стал звездой через год.
Думать о нем Марине стало неприятно.
Она попыталась перевести мысли на что-то другое, но получалось как-то скверно. В голову лезли мрачные мысли. Сперва, что сапог на слякотную московскую осень у нее нет, и, наверное, придется просить родителей выслать денег. Потом, что за комнатушку не заплачено уже два месяца, и со дня на день ее просто выгонят вон. А память ехидно подсунула картинку из телевизора: Димка на новой машине, донельзя пафосный, разглагольствовал о судьбе молодых исполнителей отечественной эстрады. Это было уже чересчур.
Вечером, на почти последние деньги она купила пару пакетов лапши быстрого приготовления, по привычке называемой "китайской", хотя производили ее в родном отечестве. Одну решила оставить на утро, вторую залила кипятком сразу. Острый дух псевдомясного бульона едва не заставил рычать от голода. У Марины не хватило духу приберечь вторую порцию. Недолго думая, она съела все, утешая себя мыслью, что утром просто попьет чайку. Ночью, лежа на продавленном диване, она вспомнила, что чая тоже нет.
Гадство...
Над Москвой чернело небо. Где-то в его глубине мерцали звезды, настоящие, продюсировать которые никому еще не пришло в голову. Немилосердный ветер дул в спину. Марина бегло подумала, что завтра наверняка сляжет с температурой.
Двери клуба снова открылись. На крыльцо высыпала новая стайка людей. Ждать еще Марина просто не могла. Она осторожно двинулась к ним, открыв по пути сумочку. Реквизит ждал.
Кажется, сегодня вечером она поест вволю.
Метод проникновения на различные банкеты был давно отработан. Разумеется, для этой цели подходили отнюдь не все заведения и далеко не каждое мероприятие. Оптимальными были свадьбы, дни рождения, реже корпоративные вечеринки, где все всех знали. Однажды Марина сытно пообедала на похоронах. Правда, несмотря на приятную тяжесть в животе, она долго чувствовала себя неловко, словно обокрала покойника. Пользоваться халявой ее в свое время научил Димка, вечно голодный, тощий и нервный.
Для подобных вылазок подходили места, где охрана отсутствовала в принципе или же ловила ворон. И уж совсем не подходили, где бдительные церберы мало того, что пристально наблюдали за входом, так еще и на руку ставили особый знак, видимый в ультрафиолете. Правда, подобное правило действовало, скорее, для дискотек и ночных клубов, а уж там поживиться чем-то, кроме чипсов и спиртного, нечего было и думать.
Марина вытащила из сумки заранее припасенный бокал и пакетик с яблочным соком, быстро перелила содержимое в бокал, вынула телефон и стала медленно продвигаться к лестнице, делая вид, что кому-то звонит.
Народу на крыльце было немного. То ли большинство предпочитало курить в кондиционированном пространстве, то ли там собрались исключительно проповедники здорового образа жизни, но затесаться в толпу было трудновато. На ступеньках стояли одни мужчины, в расстегнутых пиджаках, с ослабленными узлами галстуков, свободно лежащих на объемистых животиках. За маневрами Марины они наблюдали без особого интереса. Марина сделала вид, что набирает номер, краем глаза наблюдая за подвыпившими гостями.
-Привет, - сказала она в мертво молчащую трубку. -Да, я все еще... Да... Нет, что ты, все еще в самом разгаре... Давай быстрее, я уже замучалась ждать...
В трубке царила тишина. Никто не думал отвечать, да и позвонить было невозможно. Баланс вот уже три дня как ушел в глухой минус. Марина со скучающим видом потыкала по кнопкам, включив в телефоне будильник, и небрежно сунула в сумку. Потягивая сок, она нарочито медленно пошла к дверям, как подобает подлинной леди: потупив взор, с вежливой улыбкой. Двери снова открылись, выпустив трех девушек в нарядных платьях. Телефон в сумочке истошно заверещал, дергаясь в припадочном танце. Марина остановилась, извиняюще улыбнувшись, достала мобильный и нажала кнопку, повернувшись в полоборота.
-Да... ой, привет! Ну, ты где? Да ты что... Нет, я сегодня как лохушка, на папином "мерине". Да, с тех самых пор как кокнула свою "бентли"... Папик сказал, что больше не будет покупать мне такие машины, но куда он денется?.. Нет, не видела, я из салона сразу сюда...
Марина хохотнула, тряхнула волосами и продолжила монолог, старательно растягивала гласные, чтобы больше походить на москвичку. На короткий миг в голове промелькнуло: никто не поверит, что с такой гривой она только что из салона красоты. А потом откуда-то из кухонного окна ударила целая струя волнующих запахов.
Девицы на крылечке курили, щебеча, как заморские тропические птички, переливаясь в великолепии фирменных прикидов. От платьев за версту несло большими деньгами. Собственный наряд мгновенно показалось Марине линялой дешевкой.
"Наверняка платьишки их хахали купили, - зло подумала она. -Я бы тоже могла так выглядеть, если бы отхватила нефтяного магната".
Злость, подогреваемая голодом, внезапно охватила ее до кончиков продрогших пальцев. В конце концов, чем они лучшее ее? Красивее? Да нисколько. Да, более ухоженные, как ленивые персидские кошки, чья миссия - украшать диванные подушки. Талантливее? Вряд ли. Она - певица, и даже несколько раз выступала в ночных клубах с собственным репертуаром. Вряд ли эти кошелки смогут вытянуть хотя бы пару нот...
Они все болтали, держа в наманикюренных пальчиках тонкие сигаретки. Марина почувствовала, что окончательно замерзла и вцепилась в бокал с соком. Вспомнилось, как они с Димкой только-только въехали в ту страшную комнату на окраине Москвы и решили отметить это дело. Посуды не хватало, еды тоже. Находчивая Марина разрезала огурец пополам, вырезала середину, сделав из половинок своеобразные стаканчики. В них наливали водку, ими же и закусывали. Димка плевался: ему досталась огуречная попка, горьковатая даже на фоне спиртного.
Тогда тоже была осень. В комнатушке немилосердно дуло из окон. Водка согревала и приятно пахла огурцом. Вот бы сейчас сюда такой стаканчик...
Девицы докурили, синхронно побросали бычки мимо урны и гуськом двинулись к дверям. Вот он, удачный момент! Охранники наверняка не помнят сколько их вышло, три или четыре. Марина прижала телефон к уху и двинулась следом, продолжая бубнить что-то про Гуччи, Прадо и Ламборгини Диабло, поскольку по ее глубокому убеждению, подобные дамочки ни о чем другом и не говорят. Дверь услужливо открылась перед ней. Волна чужих ароматов иного мира ударила в нос. Здесь было все: дорогие духи, аромат кухни, резкий химический запах тяжелого дыма, на фоне которого так эффектно смотрелась подсветка прожекторов, а также запах пота десятков человеческих тел, извивающихся на танцполе.
-Девушка, а вы куда? - раздалось над ухом. Цепкие пальчики вцепились в ее локоть. Марина обернулась.
Рядом стояла девица. Одна их трех, куривших на крылечке. Вспышки прожекторов освещали ее вытянутую физиономию, показавшуюся знакомой. Девица мотнула блондинистой гривой, и тогда Марина узнала ее. Перед ней, с недобрым прищуром, топталась на месте светская львица Аксинья Гайчук, широко известная своим гадким характером и острым языком. Марина надменно повела бровью (долгие тренировки перед зеркалом не прошли даром, и сейчас это движение получалось вполне естественным), и попыталась вырвать локоть, но Гайчук держала крепко.
-Так куда это вы направились, милочка? - ядовито поинтересовалась Аксинья. -Это мероприятие для узкого круга. Вы что, входите в него?
-А по-вашему, что я тут делаю? - надменно поинтересовалась Марина. -Естественно, меня пригласили.
-Да неужели? - сощурилась Гайчук и ее взгляд-рентген прошелся по наряду Марины сверху вниз и обратно. Марина почувствовала, как зарделись ее щеки. Да, от этой стервы не ускользнет ни надломанный каблук, ни дешевенькие серебряные украшения неизвестных уральских мастеров.
-И что же мы тут, по-вашему, отмечаем? - ласково поинтересовалась Аксинья. В ее маленьких крокодильих глазках светилось нутро хищника, не желавшего отпускать попавшуюся антилопу. Марина молчала. А что она должна была сказать? Кто заказывал в заведении музыку, она не знала. Вместо этого она оглядела фойе.
Помещение было шикарным. Марина не так часто посещала подобные места, чтобы делать какие-то скоропалительные выводы, но это заведение явно принадлежала к высшему классу. Пол, выложенный черно-белым мрамором с затейливым зеброидным узором, высоченные зеркала, без единого пятнышка, хромированный металл, стекло, шикарная люстра, напоминавшая космический объект: все говорило о немалых деньгах, вложенных в ресторан. В лакированных башмаках охранника отражались веселые огоньки фонарей.
-Так что, дорогая, будем говорить? - издевалась Аксинья.
-Понимаете, я пришла сюда с другом. Приглашали его, а не меня, - промямлила Марина, понимая, как беспомощно звучит ее голос.
-И как же зовут друга?
Марина порылась в памяти и выудила первое пришедшее на ум имя.
-Егор Черский.
Аксинья вытаращила глаза, а потом расхохоталась. Выудив из микроскопических размеров сумочки телефон, она набрала чей-то номер. Марина поняла: ей конец.
-Черский, привет. Ты сейчас где?
Динамик у телефона был отличный. До Марины донеслось отчетливое бу-бу-бу. Аксинья искоса посмотрела на нее и зло ухмыльнулась.
-Ну, и как там тебе работается, в Петербурге? Ты же там не один наверняка?
Трубку снова забубнила. Марина лихорадочно соображала: сбежать или попробовать прорваться в зал, а там затеряться в толпе. Не будет же Гайчук носиться за ней по всему ресторану? Она сделала шаг в манящую темноту, но Аксинья резко дернула ее назад.
-Ну, пока, - пролаяла она в трубку. -Ты уж там оторвись на моей исторической родине.
Затолкав телефон обратно в сумочку, Аксинья посмотрела на Марину с презрением добермана, завидевшего подошедшую к его миске дворнягу.
-Да, милая, неувязочка у вас вышла, - с вежливым сожалением сказала она. -Черский-то в Питере. К тому же не один. Вы уверены, что пришли на праздник с ним? Позвоните ему на сотовый.
Аксинья даже руку протянула, чтобы взять у Марины телефон, но та спрятала телефон за спину.
-Послушай, - сказала она, - чего ты ко мне привязалась? С тебя что, убудет, если я пройду?
-Чего привязалась? - задумчиво повторила Аксинья, а потом улыбнулась, продемонстрировав хищный оскал. - А мне скучно. Не на ком сорваться, Клочкова, увы, не пришла, вот и мучаюсь. Ты, конечно, не великая плясунья всея Руси, но на безрыбье сойдешь. Так что? Будем Егору звонить?
В конце концов, что она себе позволяет! Пробный шар в виде мирной беседы пролетел мимо. Может, устроить скандал? Марина резко вырвала руку.
-Да в конце концов! - вскричала она, привлекая всеобщее внимание. - По какому праву вы тут меня расспрашиваете? Если у вас папочка большой начальник, это... Это еще ничего не значит! Да у меня самой папаша не мельче...
На них уже оглядывались любопытные, торопливо шел охранник с угрюмым лицом и пудовыми плечами. Гайчук смотрела и усмехалась, только крокодильи глазки поблескивали недобро.
-Аксинья Александровна, какие-то проблемы? - спросил охранник, бросив оценивающий взгляд на Марину. Ей показалось, что этот громадный мужик тоже прекрасно разбирается в Гуччи и Прада, потому никаких шансов пройти на банкет нет.
-Никаких проблем, - весело ответила Аксинья. -Девушка просто пришла не на тот банкет и уже уходит. Ведь правда, девушка?
Марине ничего другого не оставалось. Вздернув подбородок, она развернулась и вышла в ночь.
Метро еще работало. А вот маршрутки уже не ходили. Проторчав на ветру почти час, Марина прошла пять остановок пешком. Каблук на туфле угрожающе раскачивался. Обхватив плечи руками, она шла, обходя прохожих, слишком несчастная, слишком голодная и раздавленная, чтобы обращать на кого-то внимание.
И что теперь? Домой, в Челябинск? Вытерпеть мамино "Я же тебе говорила!", отцовское неодобрительное молчание и шушуканье подружек, с которыми переписывалась в социальных сетях? А дома что? Унылая работенка за прилавком или на рынке. Если повезет, можно попытаться устроиться методистом в детский сад или интернат. Блистательная карьера, ничего не скажешь... Полный крах.
Устроиться на работу здесь? За два года острой необходимости не возникало почти никогда. Рано или поздно находился человек, который брал на себя расходы, освобождая ее от этой обузы. Но в последнее время количество желающих резко сократилось.
Просто закон подлости какой-то! Именно в тот момент, когда ей так необходима помощь, все поклонники куда-то делись, у подруг нашлись срочные дела. Чего уж говорить про Димку, сбежавшего под теплое продюсерское крыло, оставив ее расхлебывать все беды в одиночку. Марина вспомнила про таких же, как она, одержимых желанием блистать на сцене. Пока она моет где-нибудь полы, продает зелень и варит кофе пузатому начальнику, тепленькое место займут другие. На то, чтобы бегать по кастингам, необходимо время. Если устроиться на работу с полным рабочим днем, о кастингах придется забыть. Уж лучше так...
Марина вспомнила Аксинью, преградившую хилой грудью дорогу к сытному ужину, и волна злости захлестнула ее с головы до пят, на мгновение согрев кровь. Чем эта выскочка лучше? Происхождением разве что...
Происхождением Марина подкачала, чего греха таить. В детстве, глядя на упакованных подружек, она по глупости требовала фирменного шмотья у родителей, устраивала истерики. Все без толку. Денег у Михайловых не было. Да и откуда им взяться у учительницы начальных классов и водителя "скорой помощи"? Все, что получала Марина - нравоучения, на завтрак, обед и ужин.
-Вот закончишь школу, поступишь в институт, - говорила мама. -Выучишься, станешь врачом. Отличная профессия. Нужная. Да, Максим?
-Угу, - соглашался папа, тыкая вилкой в макароны. Уткнувшись в газету, он вряд ли следил за беседой, апатично соглашаясь с каждым высказыванием супруги.
-Станешь молодым специалистом. От больницы квартиру дадут. Бюджетникам часто дают. Там, глядишь, замуж выйдешь. Внуков нам родишь. Да, Максим?
-Угу, - покорно согласился муж, замордованный двумя ночными сменами подряд. Давать советы дочери не было ни малейшего желания. Чего ему хотелось сейчас, так это горячего чаю, завалиться на диван под мерное бормотание телевизора, и чтобы никто больше не зудел над ухом. Супруга же с маниакальным упорством вдалбливала в неподатливую голову дочери, что надо жить "как все".
Жить как все Марина не желала.
Не будучи особенно умной от природы, она, тем не менее инстинктивно чуяла фальшь подобных идеологических нотаций. Раннее детство Марины попало на развал Советского союза, так что великую империю она помнила плохо. А вот очереди в продуктовый, отключение электричества и даже голод отчетливо впился в ее сознание. Родителям по три месяца задерживали зарплату, и если бы не невеликая бабушкина пенсия, жить Михайловым было бы не на что.
-Да откуда я возьму деньги? - орала мать на просьбу Марины купить ей новую юбку. -Все зарплату не получают!
То, что заплату не получали далеко не все, Марина знала прекрасно, облизываясь на новые кофточки дочек предпринимателей. Но родители не замечали ни того, что дочь одета хуже всех в классе, ни ее постоянных истерик. До нее ли было, когда вокруг агонизировал крупный город, врачи и учителя сбегали на рынок торговать двусторонними китайскими пуховиками - последним писком моды. В маленькой гостиной Михайловых отставали обои. Мебель ветшала, а на завтрак частенько подавали лапшу быстрого приготовления. Марине часто казалось, что острый запах специй въелся в стены дома, одежду и даже кожу. Спустя много лет запах этой еды напоминал Марине о безысходности и отчаяния, которое она испытывала.
Постепенно жизнь выправилась. К выпускному классу Марина уже твердо решила, что уедет в Москву и станет певицей. Чем она хуже других? К тому времени она уже научилась сносно играть на гитаре, сочиняла песни и даже спела прощальную песню на школьном балу. Москва представлялась раем.
Родители, естественно, взвились на дыбы. Отпустить единственную дочь в столицу порока и разврата? Нет, нет, этого не будет!
-Опомнись! - кричала мать. - Какое музыкальное училище, ты что? Что это за профессия - музыкант? Максим, ты это слышишь?
-Угу, - бурчал отец из-под газеты с такой равнодушной интонацией, что Марине, сидевшей на табуретке в обнимку с гитарой, захотелось одеть ее отцу на голову. Хоть бы раз поддержал дочь!
-И что ты там будешь делать? В переходах стоять со своей гитаркой? Подайте, люди добрые?
-Да почему в переходах-то? - возмущалась Марина. -Буду нормально учиться, вокалу там, музыке... На кастинги похожу...
-Не выдумывай! - вскипела мать. -Знаем мы, что на этих кастингах делают.
-Что?
-Проституток! - доходчиво поясняла мать. -Вон их сколько в телевизоре! Не думай даже о Москве. Пока мы с отцом тебя кормим, будешь делать, что тебе говорят! Пойдешь в медучилище, как миленькая, получишь профессию, а потом делай, что хочешь...
Марина сдалась. Авторитарная мать, привыкшая давить характером учеников, легко добилась своего. Отец, как всегда, промолчал. Смотреть на мир сквозь газетные страницы, после рабочего дня было куда как более привлекательным, чем вникать в житейские трудности. Марина поступила, правда в педагогическое, поскольку в медицинское на тот момент попасть было почти нереально. Мама хвалила за выбор.
-Учителя всегда нужны, - говорила она. -С ними часто дефицит, особенно с хорошими. Вот, к примеру, у нас в школе четыре ставки свободны. Закончишь училище, я замолвлю за тебя словечко...
Марина вяло кивала, думая, что дефицит с педагогами связан, прежде всего, с тем, что ни один нормальный человек такую профессию не выберет. Себя Марина причисляла к нормальным. Потому на втором курсе она перекрасила волосы в рыжий цвет, бросила училище и, не поставив родителей в известность, уехала в Москву, благо вожделенное совершеннолетие уже наступило. Трясясь в плацкартном вагоне, на проклятом всеми пассажирами тридцать седьмом месте у туалета, Марина смотрела в окно и думала, что рано или поздно докажет всем, а прежде всего матери, что была создана совсем для другой жизни.
Через два года она думала по-другому. Топая по холодным московским улочкам, Марина мрачно вспоминала, что ей не один раз приходилось делать постель с потными, волосатыми кавказцами, обещавшими замолвить за нее словечко в шоу-бизнесе.
-Будешь хорошей девочкой? - говорил очередной Резо или Арарат. Она кивала и закрывала глаза, чтобы не видеть.
Итогом этих встреч были редкие, как правило, одноразовые выступления в кабаках, немного денег, мелкие подарки и горькое осознание, что мать оказалась права. Сознавать, что меняется не в лучшую сторону, Марине было неприятно. Два года постоянной борьбы сделали ее жесткой. Москва выжгла каленным железом все, что оставалось от простой девочки с Урала.
От холода зубы выбивали барабанную дробь. Дойдя до квартиры, Марина набрала горячую ванну, вылила туда остатки дешевого шампуня и села на бортик, уставившись невидящим взглядом на вздымающуюся кверху мыльную пену.
В дверь звонили с маниакальной настойчивостью.
Горячая ванна накануне не слишком помогла. Промерзшая до костей Марина еще вечером почувствовала, как в переносице накапливается жгучая горечь, предвещавшая простуду. К ночи ей совсем поплохело. Поднялась температура, но насколько она была высокой, Марина не знала, так как градусника не было. Не имелось в квартире и жаропонижающих средств. Обшарив все ящики, она нашла несколько старых таблеток без упаковки, грязно-серого цвета, завалившихся в угол ящика, но принять не решилась. Провозившись полночи в жару, Марина забылась лишь под утро тяжелым беспокойным сном.
Незваный гость все давил на кнопку звонка и, судя по всему, уходить не собирался. Марина с оханьем села, провела ладонью по волосам, ощутив, что они влажные от пота. Простыни тоже были мокрыми насквозь. В теле поселилась неприятная ломота, а в горле царапало. Стены квартиры словно бы сузились на полметра, а простенькие желтые обои с красными цветочками потемнели как от времени или сырости. В комнатушке было прохладно и невероятно душно. Когда Марина опустила ноги на пол, не попав в драные тапочки, подошвы обожгло сырым холодом.
-Иду! - крикнула она, сунув ноги в тапочки. Поджав пальцы, она подошла к двери и повернула ключ, запоздало подумав, что совершает самую большую ошибку этого дня.
-Здравствуй, - неприязненно сказала темная фигура. В подъезде было темно, Марина не сразу сообразила, кто стоит перед ней, пока фигура бесцеремонно не отстранила ее в сторону, ввинтившись в прихожую ужом. Внутренне простонав, Марина приготовилась к худшему. Ввалившаяся в квартиру тетка нахально прошлась по углам, заглянула на балкон, с гримасой неодобрения оглядела грязные чашки в мойке и с омерзением разобранный диван со смятыми простынями сомнительной свежести.
-Ну, что же ты, дорогая, - мармеладным голосом произнесла тетка, - конец месяца, а ты не звонишь, не пишешь. Денежки приготовила?
Марина вздохнула.
Прежде она снимала другую квартиру, на пару с Димкой, в новом доме. Арендную плату в основном он и вносил, Марина тратилась на еду, хотя частенько кормиться приходилось где придется. Этажом выше жил Егор Черский, нынешняя звезда экрана, в которого частенько можно было стрельнуть чаю, сахару и деньжат. Но потом оба съехали, а тянуть шикарные апартаменты в одиночку Марина не могла, подыскав квартирку поменьше.
Хозяйка этой квартиры не понравилась ей сразу. Во-первых, сладеньким голосом, в котором плескалось нескрываемое презрение ко всем "не-москвичам". Говорила она тихо, вкрадчиво, растягивая гласные, как истинная москвичка. Марина где-то слышала, что коренные жители столицы букву "а" как раз таки не тянут, так что, скорее всего, хозяйка приобрела этот выговор в детстве, переехав сюда откуда-нибудь из-под Вологодчины.
Во-вторых, она очень походила на мать: такого же роста, комплекции, и даже стрижка была похожа: несуразное каре, с плохим мелированием и вечно торчащей кверху прядью на макушке. В-третьих, что самое неприятное, хозяйка жила в этом же доме, и могла заявиться за деньгами в любой момент.
Квартира не вызывала ничего, кроме раздражения. Стандартная хрущевка на четвертом этаже, без лифта, с крохотной ванной и такой же кухней, на которой и одному было тесно. На пятом, прямо над головой, жила семья с двумя детьми, которые начинали с визгом носиться друг за другом с самого утра. Для Марины, возвращавшейся не раньше трех ночи, это было смерти подобно. Она даже пыталась поговорить с соседями, но те лишь пожимали плечами.
-На няньку у нас нет денег, в садик не пристроишь, - доходчиво объяснила соседка. -И потом, они раньше девяти не встают. Чем вы еще недовольны? Имеем право...
Подобные разговоры вызывали тоску. Впрочем, в этой квартире все повергало ее в уныние: старые обои, колченогая мебель, диван, на котором спало, наверное, сто человек, шкафчик на кухне, у которого вечно распахивались дверцы. От дивана пахло тухлой кислятиной, на кухне вечно несло жареной рыбой. Чад проникал из вентиляции. В последнее время вечно голодная Марина боялась выходить туда и дышать, чтобы не дай бог не вызвать желудочный спазм. С утра кто-то из соседей во дворе начинал ковыряться в своей машине и врубал на всю катушку шансон.
Условия были так себе. Цена соответствовала качеству. Хозяйка, регулярно взимавшая плату, не позволяла забыть о себе. Вот и сейчас она высилась над сгорбившейся Мариной, как Эверест.
-Понимаете... - начала Марина, придав голосу плаксивые интонации.
-Ну? - ласково спросила хозяйка.
В голосе, под толстым слоем мармелада, скрывались острые крючки колючей проволоки. Марина подумала, что сходство с матерью все-таки весьма сомнительное. У матери были добрые глаза, усталые, с сетью морщинок, но все-таки добрые. Хозяйка смотрела холодно, а от приторной улыбки хотелось бежать со всех ног. Марине даже показалось, что ей улыбается крыса.
-Понимаете... - тупо повторила она, не зная, что еще сказать. Чувствовала она себя прескверно. Колени тряслись, а на лбу выступили крупные капли пота.
-Марина, - строго сказала хозяйка, - мы договаривались, что ты будешь платить регулярно. Вместо этого мне приходится бегать за тобой уже вторую неделю. Ты должна мне за два месяца. Каждый раз, когда я прихожу, то выслушиваю сказочки о том, что ты вот-вот рассчитаешься. Ты помнишь, что я тебе сказала в прошлый раз?
Марина не прореагировала, разглядывая тапочки.
-Я тебе сказала: не рассчитаешься к двадцатому числу - выгоню, - ласково напомнила хозяйка. -Сегодня двадцать первое. Я приходила вчера, но тебя не было дома. Ты приготовила деньги?
"Выгонит", - с тоской подумала Марина.
-Понимаете, - сказала она обреченно, - я тут немного приболела, потому и не работала. Но на следующей неделе...
-То есть, денег нет? - елейно уточнила хозяйка. В ее глазах вспыхнула злость.
-Я все отдам на следующей неделе, - повторила Марина. Хозяйка криво усмехнулась.
-Я тебя предупреждала? Предупреждала. На эту квартиру полным полно желающих. Извини, но я твоим сказкам не верю. Значит так: квартиру я сдаю другим людям. А ты можешь идти на все четыре стороны.
-Вы что, выставите меня, больную, на улицу?
-Ой, смотрите, больная... Пить меньше надо. А работать больше! Тогда и здоровья прибавится и денег.
В елейном голосе послышались издевательские ноты. Марина почувствовала волну закипающего раздражения и даже открыла рот, чтобы достойно ответить, мол, никакая она не тунеядка, а самая настоящая певица, просто у нее черная полоса, но хозяйка с таким интересом смотрела ей прямо в рот, что Марина стушевалась. А что еще можно сказать?
-Нет, дорогая, - решительно сказала хозяйка. -Вещи твои я сама соберу. Придешь за ними, когда сможешь заплатить.
-Вы что, с ума сошли?
-А ты спорить будешь? Знаю я таких, как ты. С вас ни гроша не выжмешь, если не прижать хорошенько. Понаехали тут...
Последнюю фразу хозяйка процедила сквозь зубы. Это нескрываемое презрение стало последней каплей. Марина торопливо оделась, схватила сумочку и, сдернув с крючка куртку, вышла за дверь. Во дворе она обернулась. Хозяйка, почти неразличимая за немытым стеклом, смотрела бывшей жиличке в след.
Марина оттопырила средний палец и продемонстрировала ей.