- Мои родители рассказывали, что когда мама была в положении они развлекались игрою в карты.. и однажды в парке их увидел милиционер и отчитал. Они у меня азартные. То карты, то нарды, то домино.. шахматы, гитара и даже прятки. Ещё компьютерная приставка.. ужас, короче.
А когда я была маленькая, я залазила маме на колени и просила рассказать, как я жила у нее в животе. И узнавала, что когда она шла к метро, я укачивалась в животе и засыпала.. а когда она заходила в вагон и садилась, я просыпалась и толкалась так, что она даже подпрыгивала. Кстати, теперь я ни в карты, ни в домино не играю. Объелась до рождения.
- Так это же здорово. Видишь, какую девчонку натворили? О чём она только не в курсе.
- А ты когда-нибудь интересовался тем, как твои родители жили до тебя? Сестра твоя уже была большая, 10 лет.
- Всё-таки, насколько у тебя вопросы летают. Всего две минуты назад ты говорила о судьбах мира и гладкой заднице полицейского, который встретился тебе по дороге на работу. И сразу после очередной истории ты успеваешь убежать на совершенно противоположны темы. И я снова либо отвечаю, либо с удовольствием слушаю. Как про тебя в животе, например. Мне вспомнился эпизод из Чёрной Королевы.
- Не уходи от ответа!
- Всё-всё.. Молчу.. Ну, интересовался, конечно. Раз или два, не помню. Но как-то так само собой вышло, что основная история моих родителей отпечаталась на их совместную жизнь, когда и на долю отца и на долю мамы приходилось куча всего и ещё одна одноглазая тележка.
- А ты.. ведь у тебя не только история родителей, но и своя собственная. Как это - ждать ребенка?
- У тебя своя будет.. история.
- Расскажи.. ну.. ты помнишь? Как это было.
- Помню. Это здорово. Ждать. Когда ты слушаешь, как он там по внутренней стороне своего мира лёжа ходит. Спотыкается лёжа, падает лёжа, засыпает там же, где упал. Бубнит себе чего-то, и когда ты прислоняешься ухом к владениям его, гул внутри такой, словно ты раковину морскую слушаешь, или это просто в ушах шумит, куда бы ты их ни приложил. Но всё равно хочется слышать, чтобы сказать потом важно так: "Эй.. я слышу тебя.. не шали!" И там, в этом пузатом домике, как-то вдруг перестают шалить. Но затем снова начинают, назло как будто, однако уже немножко осторожнее, потому что нельзя же нарываться, понятно.
А потом, когда срок совсем подходит, ты уже такой же чокнутый, как и мама. Вместо бананов лимоны ешь и не замечаешь разницы. Да её, в общем-то, и так нет. И если там, внутри, в этом странном мире, по какой-то причине полная тишина, ты сначала прислушиваешься напряженно, прижимаясь то левым ухом, то правым, а затем осторожно начинаешь похлопывать ладошкой по животу, как в ванную коммунальной квартиры, осторожно, но всё-таки настырно, чтобы понять - какого чёрта происходит?! Почему закрыто и тихо?! А ну-ка отвечайте! Есть там кто?! И тогда тебе вдруг неожиданно и вероломно засандаливают пяткой в нос, прямо через вспучившийся пуп, а ты отдёргиваешь голову так резко, что шея потом болит два дня, и ты, уже успокоившись, по нескольку раз за бессонные сутки жалуешься на твою шею туда, внутрь беспокойных и расширяющихся джунглей, где живёт кто-то невидимый и могучий, но рассказываешь ты всё это очень тихо, чтобы тебя не услышала спящая, но даже во сне что-то слабо жующая мама.
Это здорово. Ждать. Нечто настолько новое и чистое, что аж воздух вокруг скрипит, и настолько маленькое и слабое, что представить себя таким же ты просто не в состоянии. Но ведь когда-то давно ты таким был. Был. И сейчас мне кажется, что ничего с тех пор не изменилось. А может, это просто как с той морской раковиной - ты прислоняешь к ней своё ухо и надеешься услышать что-то очень нужное тебе, и погружаешься в какой-то тёплый гул, неизменный и спокойный, раскатистый и деловитый, который сопровождает тебя всю твою жизнь, словно ты идёшь с этой странной раковиной, прижимая чужой и далёкий мир к своей постоянно взрывающейся голове, пытаясь разобрать в окружающем тебя шуме чьи-то неуверенные и редкие, но такие долгожданные шаги.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/zzz999-101/1265.jpg)