- Эти пятна? Как бы тебе... они только здесь и видны, в сауне, если температура высокая. Понимаешь, у меня был день рождения. Или нет, погоди... не у меня... это у того парня день рождения был. У Саши. Он белорус, последние годы перед Германией в Питере жил, потом в Германию приехал и мы с ним на его день рождения в пивную пошли, но не сразу так пошли, он ещё в Германии после Питера пожил какое-то время, и вот потом мы с ним до пивной добрались и напились там за разговорами настолько героически, настолько, скажу я тебе, напились, что мама, как известно, не горюй.
Там немцы сидели, в баре, это нормально для Германии, если в баре немцы сидят, и я заметил, что эти немцы стопочки с чем-то горящим заказывали и пили, а потом петь начинали, жалобно так, словно по электричкам с гармошкой ходили. Ну, и я заказал. Не потому, что мне петь хотелось, мой язык к этому моменту уже зубы от подбородка не отличал, деревянный стал абсолютно, просто хотелось попробовать эту странную штуку, которую немцы заказывали, её бармен поджигал и тушил сразу, а потом эту дымящуюся синим дымком жидкость на подносике серебряном подавал.
По-немецки я тогда кроме фразы"хенде хох" вообще ничего не знал, да и сейчас меня некоторые слова раздражают, а тогда я просто рукой бармену показал, что мне, битте, вот как им. Одну. Пальцем показал. Так вот, бармен мне стопку налил, зажигалкой поджёг, огонь смешной такой - зелёный с синим, и сверху будто маленькие звёздочки вспыхивают, а потом он хотел, как положено, огонёк какой-то металлической крышкой сбить, но я же, ёлкина голова, русский, и мало того - пьяный русский, мне, козе понятно, с огнём надо. И я бармену рукой так показываю - всё в мире тлен, оставляй горизонт полыхать. Он оставил. И я, голову крышкой колодезной назад запрокинув, вот так, прямо с огнём, всю эту ведьмину радость себе в рот и залил. А в последний момент у меня почему-то горло рефлекторно сжалось и я закашлялся. И вся эта соляра у меня по щекам и шее потекла. И горит при этом, конечно. Красиво горит, синий с зелёным и звёздочки сверху. Саша как увидел, что я перед ним пионерским костром разгораюсь, начал весь этот салют с лица моего стирать. Растёр его по всему моему фасаду и я вообще заполыхал, как танк на войне, в баре до этого полумрак был, а тут даже светло стало.
За той же стойкой вместе с нами немец расположился. Один он был и смотрел на нас всё время. Ненавязчиво так, но смотрел. И когда я своим лицом бар освещать начал, он вскочил, Сашу с его ладошками оттолкнул, потому что у Саши ладошки тоже загорелись и он на них дул и по груди себя хлопал. И орал при этом по-русски чего-то. А я пытаюсь дело Саши продолжить и тоже себя по лицу с размаху наглаживаю, но как-то не очень получалось, зато запах горелых волос появился и ладони мои тоже загорелись. Как у Саши.
И вот тот немец, который на нас всё время смотрел, футболку с себя лихо так стянул и ею мою голову во всех смыслах окаянную, обмотал. Загасил меня, в общем. В два счёта загасил. Потом размотал - от его футболки дым, от моей рожи тоже. Я - бегом в туалет. Умываюсь холодной водой, жжёт кошмарно, словно по лицу сто раскалённых швейных машинок колонной проехали, а потом я на ладони смотрю и вижу, что на них какие-то лохмотья бледные лежат. Как медузы маленькие. Не сразу понял, что это кожа. Моя кожа. С моих шеи и щёк. В зеркало смотрю - и вот честно тебе скажу, зауважал себя даже, какой я от кадыка до бровей красный и простреленный, словно рабоче-крестьянское знамя.
В общем, если бы не немец тот, даже имени его не знаю, я бы сейчас на фотографиях по-другому выглядел. Но всё равно в течение месяца или даже полутора я был очень страшен. Короста была, как на сосне. Я её кушал иногда. Не часто, только если грустно было. Сидишь так в тоске внезапной и щеки ногтями колупаешь. Так всё и съел. А сейчас уже не видно ничего. Но если я в сауну иду или в баню, вот как сегодня, на разогретом лице и шее контуры появляются, на карту похожие, я даже с детьми в пиратские сокровища играл, давно, они маленькие ещё были. Как будто пираты на моём лице карту сокровищ огнём выжгли, но увидеть её только тот мог, кто меня до бешенства доведёт, чтобы лицо красное стало - вот тогда ему счастье. Или в баню надо было со мной сходить. Но в баню я, сам понимаешь, с незнакомыми пиратами не ходил, потому что без оружия нельзя. А голому с саблей там тоже делать нечего.
Нет, с тех пор абсент я больше не пил. Не потому что боюсь. Просто повода не было. День рождения, например. А у тебя когда?