В совершенно обычный воскресный вечер я, в компании молодой женщины, подъехал к обычному высотному зданию, в цокольном этаже которого находилось обычное помещение, в котором жили не совсем обычные вещи. Вещи были старые. Иногда очень старые. Но они там действительно жили - в запахе потрескавшейся от старости кожи, в тусклом блеске усталого от времени железа, в почерневших деталях из дерева или тканей и в пиратских россыпях старинных монет. Помогая снять молодой женщине её шубку, я шнырял глазами по престарелым мелочам, вдыхая незабываемый запах ещё живого прошлого. Так пахнут старики. И, возможно, когда-нибудь я буду так пахнуть тоже. Но поскольку это произойдёт очень нескоро, а может быть и никогда, я пытался именно сейчас надышаться тем, чем сам пока не являюсь.
- Это ещё что такое?! - вдруг воскликнула моя спутница.
Обернувшись на голос и проследив её взгляд, я увидел на полу обширную лужу воды, растекшейся прямо под старинной тумбочкой с выдвинутым верхним ящичком, похожим на высунутый язык. Тумбочка издевалась. И её можно было понять. Прожив среди уважаемых людей сто двести десять лет, храня в своём ящичке любовные письма от баронессы и пилюли с можжевёловым ядом для барона, живя в комнатах с роскошными каминами и в залах с давно умершими камердинерами, она вдруг оказалась в полуподвальном помещении, макая свои кривые ножки в луже непонятно откуда взявшейся воды. Я её хорошо понимал. Я всегда прислушивался к тому, о чём думают хорошие вещи.
- Течёт откуда? - спросил я, подняв глаза на потолок и снова опуская их на обиженную мебель.
- Не знаю, - ответила молодая женщина, разминая лицо трагической мимикой, - подвинь, пожалуйста эту тумбочку, ты же видишь, она совсем мокрая.
Да. Я это видел. Перетащив на безопасное место не только тумбочку, но и несколько старых намокших книг, пожелтевших бумаг и откуда-то взявшихся на полу современных шурупов, я вдруг обратил внимание, что моя спутница принесла в комнату пролетарское ведро совершенно красного цвета и небольшую сонную тряпку из странного материала, похожего на плоское козье вымя, воинственно вертя головой по сторонам и уже совершенно не обращая внимания на меня. А я смотрел на тоненькую фигурку в длинном узком бардовом платье, наблюдая, как девичьи руки решительно подтягивают узкий подол вверх по бедрам, давая затянутым в чёрные колготки ногам возможность встать в широкую стойку борца, чтобы, переломившись в пояснице ровно пополам, наклониться к полу грудью, подняться к лампочке попой, и совершить старинный женский, красивый половой обряд. Мне стало неуютно. Быть просто наблюдателем я не мог, поскольку во мне сейчас бунтовали джентльмен и мужчина. Первый не мог допустить, чтобы в моём присутствии женщина в вечернем платье занималась грубой уборкой помещения, второму же было просто физически трудно смотреть на такую женскую провокацию.
- Дай сюда, - беспрекословным тоном буркнул я, забирая из цепких пальцев уже мокрую тряпку, мощным движением сворачивающего кому-то шею выкрутив из неё остатки воды.
- Ой, - сказала девушка и одёрнула подол платья, расправляя его ладошками по напрягшимся ногам, - Спасибо. Я тебе за это кое-что подарю.
Пока я приводил в порядок пол, моя спутница сделала пару звонков с вопросами, какого лешего тут с водой происходит, а потом, скрывшись из моего поля зрения, вернулась с тёмной бутылкой в руке.
- Вот. Это тебе. Давно уже тут стоит. Даже не знаю - откуда она. Может, тебе пригодится, ну, там, если вдруг вина захочешь.
Я взял пыльную бутылку в руки. На ней курсивом плыло название: Barolo Bricco Rocche 1999 и весь её вид говорил о том, что ей и тут было неплохо.
- Это чьё вообще? - осведомился я, - по всему, это очень неплохое вино.
- Не знаю. Просто давно тут. Бери.
Мы ещё какое-то время убирались, вытирались и переставляли с места на место. За всей этой суетой я забыл, что время позднее, магазины работают до десяти вечера, а у меня дома из еды оставался только чеснок. До закрытия ближайшего магазина оставались считаные минуты и я спросил свою спутницу, не можем ли мы поторопиться.
- Иначе мне придётся завтракать чесноком, а это, сама понимаешь, может изменить мой день до неузнаваемости.
- Так ты езжай, я тут теперь сама управлюсь.
- Дудки, я тебе ещё помогу. Только куплю чего-нибудь к чесноку. Апельсинов, например.
- Ну, тогда ключи возьми, чтобы я тебе потом не бегала дверь открывать. Помогать уже нечего, лучше после всего домой меня отвези. Если передумаешь - я просто захлопну дверь. Ключи привезешь завтра утром. Ты уже вторые сутки на ногах. Отдыхай. А я на такси.
Мне нравились эти нотки заботы в её голосе. Я даже забыл, что действительно здорово износился сегодня. Сграбастав связку ключей, я почти бегом выскочил на улицу, влетел в машину и рванул в магазин, находящийся в паре сотен метров дальше по улице. Мой телефон зазвонил, когда я ходил между стеллажами с продуктами.
- На тот случай, если ты передумаешь возвращаться.. Ты вино забыл.
- Точно.. забыл. Теперь у меня есть ещё одно основание добить и эти сутки тоже. Я заеду часа через пол, хорошо? Или нет, чуть позже. Домой ещё заскочу.
В трубке повисла короткая тишина, а потом девичий голос как-то виновато проговорил:
- Слушай, а можно я вино попробую? Очень захотелось. Вот прямо очень. Можно? Один глоток только. Ну, может, два. Домой на такси поеду.
- Открывай, какой разговор. И никаких такси. Просто позвони мне, как закончишь. Я отвезу.
- Хорошо. А ты пока отдохни немного. Ой, как мы с тобой здорово придумали!
Такой искристый расклад меня устраивал, поскольку жил я рядом, успевал немного оклематься от сегодняшнего суматошного дня, а возможность отвезти молодую даму к ней домой позволяло мне лишний раз показать ей свои давние и с трудом скрываемые симпатии. Едва войдя домой и полностью раздевшись, я зашел на кухню, забросил купленное в холодильник, принял хороший душ, сделал себе чая, сел в глубокое кресло и только сейчас почувствовал, как же я всё-таки устал. Положив телефон перед собой, я пару минут цедил через зубы горячий чай, затем поставил стакан рядом с телефоном, закрыл глаза и через минуту уснул.