Мысли в голове Сергея рассыпались, как песок, не давая возможность что-либо осмыслить. Он в сотый раз прокручивал только что услышанное, не очень успешно справляясь с ощущением лёгкого головокружения, но перед его внутренним взором был сейчас он сам, несколько минут назад, там, в дверях у странного рыжеволосого человека, после последних слов которого Сергей кивнул, словно со всем сразу соглашаясь, медленно повернулся, так же медленно нажал на ручку двери, открыл её и вышел.
Ехал он быстро. Вечерний город выглядел вымершим, нагнетая и без того крайне больное состояние и в очередной раз отбирая возможность верить, что всё происходит в реальности. На одном из поворотов Сергей увидел несколько полицейских машин, они стояли, загораживая дорогу в центр. Небольшая группа людей, шесть-семь человек, стояла на противоположной стороне улицы, указывая в направлении полиции руками и возбужденно переговариваясь. Сергей проехал не останавливаясь, смотря на полотно дороги и видя перед глазами то засыпающее лицо дочери, то огненные волосы Михаила с пристальным взглядом совершенно голубых глаз.
Подъехав к гостинице, Сергей тяжело вышел из машины. Он чувствовал себя, как после долгого сна и стоял с трудом. Чтобы разогнать это чувство, он вбежал по лестнице бегом, заставляя двигаться своё тело, деревянное от усталости, бессонницы и дурных мыслей.
Открывая дверь, он прислушался. В номере было тихо.
- Эй, все дома? - спросил он негромко, входя в прихожую. Ему никто не ответил, Сергей в несколько широких шагов прошел оставшиеся метры и оказался в зале. И от увиденного как-то сразу лишился сил.
На пороге балконе на коленях, спиной к нему, стоял Рудольф, положив руки на плечи Анастасии, так же сидящей на коленках и склонившей к нему своё лицо таким образом, что его не было видно. Совершенно белые волосы старика шевелились от ветра и волосы Анастасии вплетались в них, раздуваемые сзади вечерним морским бризом. Совершенно отстранённо Сергей даже успел подумать, что если заснять это в медленном движении, это выглядело бы, как целый букет разноцветных целующихся змей. Белых и чёрных.
Петьки видно не было. Сергей хотел крикнуть, но в горле было сухо и у него получился только хрип:
- Что происходит? - он закашлялся и от этого каркающего звука Настя вдруг очнулась, подняв своё отслаивающееся коростами чёрное лицо и смотря на отца.
В этот момент старик завалился назад, не расслабляя рук и даже не поменяв положения тела, и Сергей увидел, что Петя сидит там же, на корточках, на пороге балкона, уткнувшись в ладошки лицом и не шевелясь. Сергей бросился к нему, перешагивая через тело Рудольфа, холодея от постоянно сопровождающего его взгляда дочери, чужого и враждебного, молчаливого и именно поэтому страшного. Он наклонился над сыном, чувствуя какую-то звенящую оглушённость, взял его на руки, затем опустился перед Анастасией на колени и положил свободную руку ей на плечо:
- Настёна.. что происходит? - слова не слушались его, ломаясь, как в голосе подростка, и Сергею пришлось повторить вопрос еще раз, чтобы можно было понять сказанное: - Что происходит, дочка? Что с Петей?
Настя не отвечала, продолжая смотреть на него блестящими черными дырами, и тогда Сергей отвернулся к сыну и легко провел ладонью по его лицу, осторожно пытаясь разбудить, чувствуя горящим лицом, что дочь не сводит с него своего взгляда, и не понимая, видит ли она его или у неё просто открыты глаза:
- Сынок.. просыпайся.. что с тобой? - его голос снова дрогнул, Сергей глубоко вздохнул пару раз, как вдруг раздавшийся сзади голос заставил его обернуться. Это был Рудольф, который сейчас уже немного привстал, помогая себе руками, и сел на полу, прислонившись к стене:
- Вам необходимо уходить отсюда, Сергей. Иначе вы потеряете детей и себя, - он говорил, сдерживая тяжелое дыхание, словно от долгого бега, зажимая грудь высохшей правой рукой, - Я слышал сейчас, слышал, то же самое, что мне говорили другие, зовущие Артура, моего внука. Но моя дочь, его мать.. не хотела.. не могла поверить.. я сам не верил.. тогда.. не хотел верить.. и сегодня утром он просто умер, вы слушаете меня? Его увезли и мою дочь увезли тоже. Он один из тех, кто помечен. Вы же всё знаете, вы сами всё видели.. вы должны понять и поверить.. что выход у вас один.
Почти не поднимая голоса Сергей проговорил, стараясь унять снова отчаянно растущую злость:
- Почему я постоянно, оставляя детей, возвращаюсь к ним, как к какому-то катаклизму? Неужели недостаточно того, что уже происходит и произошло?
От его голоса Петька зашевелился и открыл глаза. Увидев отца, он сонно проговорил:
- Пап.. так интересно было.. столько мальчиков и девочек.. и все куда-то летят. Мы тоже полетим?
Сергей ошалело посмотрел на него, потом на Анастасию, которая казалась сейчас просто куклой, красиво сделанной куклой с черным лицом, черными ладошками и бьющейся на ветру белой маечкой на потрескавшемся глиняном теле. Не отвечая сыну Сергей заорал:
- Настя! Ты меня слышишь?! - он закричал это вдруг прорвавшимся голосом, коротко обрадовавшись, что горло больше не перехватывает дурацкая мальчишеская ломка, и сразу заметив, как по телу Анастасии прошла волна, она подогнула колени и упала на выставленные вперед руки сидевшего рядом Рудольфа. Тяжелый звон раздался в голове у Сергея. Тяжелый и мощный, как звон большого треснувшего колокола, заглушающего слова беловолосого старика, слышимые как далекое эхо:
- Она придет в себя. Уже приходит. Просто она говорила с теми, кто хочет помочь. С теми, чьё место вы занимаете здесь. Вы все. С теми, кто хочет, чтобы вы вернулись туда, где вы быть должны.
- Вашу мать, куда?! Куда мы должны вернуться? В рассказанные мне сказки, предположения, теории, фантастку девятого дня?! Куда, Рудольф, чёрт бы побрал всё вокруг и ещё дальше! Вот взять и вернуться туда, куда не ведет ни одна мало-мальски функционирующая дверь? Куда, милый мой старикан?! Что я должен делать, чтобы просто увидеть мою дочь здоровой?!
- Петр тоже чужой здесь. И они не больные, они меченные, - Рудольф слегка задрал себе рубаху, положив ладонь на живот и похлопывая по нему, - у него пятна по всему телу, начиная с живота. Посмотрите.., - он замолчал, увидев поднимающуюся на ноги Настю. Качаясь как сомнамбула, она пошла к дивану, ведя по стене выпрямленной рукой. Сергей быстрыми шагами пошел за ней, и подхватил как раз в тот момент, когда она почти упала на черные подушки, поддерживая её одной рукой и усевшись рядом, не выпуская из другой руки прижавшегося к нему сына.
- Посмотрите.. просто поднимите ему майку.
Сергей молча поднял край белой ткани и сразу увидел большое пятно, серой краской расползающееся по животу и поднимающееся к шее. Поставив сына перед собой, Сергей полностью снял с него маечку и повернул к себе спиной. По острым лопаткам цвели серые плотные круги, соединяющиеся между собой, как небольшие лужи. Петя повернул к нему лицо и тихо проговорил:
- Пап.. у меня ничего не болит.. честно-честно.. мне не надо в больницу, хорошо?
Сергей молча взял телефон и набрал номер клиники. Ожидая ответа он старался не смотреть на лохмотья черной кожи на щеках Анастасии.
- Здравствуйте. Мне необходимо поговорить с доктором Рудиным. Или с кем-либо, кто сейчас принимает детей. Мне просто нужна информация. Да.. дочь. И сын.. Чрезвычайное положение? Что за.. А как я могу поговорить с врачом? Звонить в полицию? Это для того, чтобы приехать в больницу? Ах, сопровождение.. понятно.. другой информации вы мне дать не можете? Спасибо и на этом.
Он положил трубку, посмотрев на подошедшего к нему и севшего на стеклянный столик Рудольфа:
- У них какое-то ЧП в больнице. Дети с родителями только в сопровождении полиции. Самим приезжать нельзя. По-моему, все сошли с ума. Только не я. Мы едем прямо сейчас.
- Да, конечно, а я пойду, - сказал Рудольф, тяжело поднимаясь на ноги, - не придумывайте ничего из того, что вы здесь видели, действительность гораздо проще и несравненно более серьёзнее, чем вы предполагаете. Я пойду.. у меня тоже есть, о чем подумать.
Сергей не сказал ни слова, молча смотря на пересекающую комнату фигуру, скрывшуюся в коридоре. Когда хлопнула входная дверь он повернулся к Насте, по прежнему не выпуская сына из рук:
- Настя, теперь ты, дочка. Что здесь произошло? Расскажи, мне необходимо знать.
Он с усилием смотрел в её глаза, лишенные всяческого выражения, просто каким-то внутренним чувством понимая, что эти черные белки, похожие на блестящие выпуклые пуговицы, направлены сейчас именно на него, - ты слышишь меня? Ты меня слышишь, до-чень-ка?
Последние слова он проартикулировал с отчаянием, почти не надеясь, что его слышат и что он получит какой-то ответ. Просто критическая масса всего происходящего уже настолько перешла все возможные границы в его психике, что он ожидал какой угодно фантасмагории, сюрреализма, дури, сумасшедшего хохота, но не нормального человеческого голоса. Голоса, который он знал.
- Да, пап.. слышу.. дедушка Рудольф ничего плохого не делал.
То, как она говорила, её интонация, сама эта обычная манера речи подействовали на Сергея, как дыра в залепляющей дыхание плёнке. Он словно вздохнул сразу и мощно, откинувшись спиной на подушки дивана и отпуская из рук сына. Голос дочери звучал обычно, как всегда, может чуть более шепотом и чуть медленнее, но чисто и ровно, как он привык. "Так не говорят умирающие" - думал он, - "И с тобой всё будет хорошо. И с Петькой всё будет хорошо. Но если бы я только знал - как и когда.."
- Продолжай, Настён. Я слушаю.
- Я встала недавно. Прошла в комнату. Увидела его с Петькой. Спросила, где Артур. Он мне ответил, что Артур сегодня умер. Он умер, пап.
- Я знаю.
- Он прыгнул. И я тоже должна. Мне говорили так. Стать Звездой.
У Сергея снова что-то заворочалось в груди:
- Настёна, Артур разбился, понимаешь? Просто разбился. Так разбиваются люди, когда падают с большой высоты. Это бред, обычный бред. Я понятия не имею, каким образом ты слышишь то же, что другие дети, каким образом вы все это слышите, но Артур просто разбился. Нет ничего в этих голосах, кроме возможности быстро умереть, пойми это пожалуйста, и не говори мне об этом, потому что ты не умрешь!
- Папочка.. я на себя в зеркало смотреть не могу.., - она вдруг всхлипнула и сжала висящий на груди талисман водолея черным кулачком, - ты мне подарил его и сказал, что он счастье приносит, а я на себя в зеркало смотреть не могу, папочка, когда это закончится! - Её голос звенел, а из черных впадин скатились две темные капли, оставляя на коже черный след. Петька, сидящий у Сергея на коленях, отвернулся и шепотом сказал ему на ухо:
- Пап, я пойду монетки разложу. Я еще не всё достроил. А то я боюсь. Ладно?
Сергей раскрыл руки, Петька соскочил с колен и побежал к журнальному столику, где до сих пор стояла его пирамидка.
Проводив его взглядом, Сергей в очередной раз почувствовал совершенную нереальность происходящего. Он поймал себя на мысли, что практически не отреагировал на темные пятна на теле сына, приняв их едва ли не как должное в этой ситуации. Он созерцал всё глазами человека, находящегося в неглубоком сне, поверхностно, не связывая увиденное с реальностью, уже наверняка зная, что это только сон, обычный дурной сон и надо только проснуться и всё исчезнет. Он смотрел сейчас на следы на Настиных щеках, оставленных его пальцами, когда он дотрагивался до неё перед уходом. Они зарубцевались и еще больше потемнели, став выпуклыми и жесткими, как кора дерева. "Это просто не может быть правдой.." - горячо шептал он сам себе - "..не может быть.. где-то какая-то ошибка.. грандиозная ошибка, поняв которую мы сможем снова стать теми, кем были всего два дня назад.. но где искать.. как узнать и чем заплатить.." - Он наклонился к самому Настиному лицу и прошептал так спокойно, как только мог:
- Настенька.. просто поверь.. я никогда тебя не обманывал.. всё пройдет бесследно.. и ты снова сможешь смотреть на себя в зеркало.. веришь?
- Да.. только я боюсь, пап, как и Петька.. сделай так, чтобы это случилось быстрее. А сейчас я буду спать.
Она закрыла глаза, отчего посветлевшие влажные линии на её щеках снова протекли свежими черными, взяла рядом лежащее покрывало и натянула его почти до лба, оставив снаружи только темные вьющиеся волосы.
- Ты будешь спать здесь? - спросил Сергей. Настя, не отвечая, кивнула под одеялом головой. Сергей еще какое-то время сидел рядом, наблюдая за молчаливо и сосредоточенно раскладывающем монетки сыном, потом осторожно встал и вышел на балкон.
Всего два дня назад. Он вспомнил, как он смотрел тогда на ночное небо - высоко задрав голову и почти ослепнув от пронзительного цвета. Сейчас там не было видно ничего, только бледные цветные всполохи очень высоко, красиво расплывающиеся, как акварель по мокрой бумаге.
Она должна была быть там, эта Звезда. Она обязана была быть там. Белая Звезда, высоко в черном небе, как булавочный прокол в угольном полотне беззвездного небосвода, испускающая пронзительный и пульсирующий серебряный свет. Сергей не спрашивал себя, зачем ему это было надо, но он хотел увидеть её, теперь уже постоянно занимающую его мысли. Не только происходящее с его детьми рождало это желание. Не только слова рыжеволосого Михаила, не разбившийся Артур и не вплетающиеся в черноту его дочери белые змеи старика. В его сознании уже создалась эта связь, между ним и бьющейся в собственной неопределённости Звездой, в силу которой он ещё не верил, влияние которой он упрямо отрицал, но в реальности которой он не сомневался. В ней было больше живого, чем в этом городе вокруг, вымершем и странном, наполненном пустыми домами и редкими людьми, появляющихся как в сценарии, для коротких диалогов и исчезающих сразу после последнего сказанного слова. В ней было что-то, что заставляло искренне желать и страстно любить и получать заслуженную отдачу, она дарила всё это, бескорыстно и в достатке, она не была враждебной, скорее одинокой, ненужной здесь, чужой на залитым пустынной чернотой небом, совершенно лишенном любых других звезд. Её свет слепил.. он причинял непонятную, почти ожидаемую боль.. он слишком будоражил, наполняя сумасшедшей силой и ощущением уверенности, могуществом, которое требовало немедленного применения. В этом слепящем и невидимом свете было её разочарование, её отчаяние, совершенно дурацкое отчаяние звезды, горячим пеплом своего рождения сжигающей детские тела. Она светила чужим светом. Их светом. Светом тех, кто занимал в этом мире не своё место. И этот свет разливался, как время, осязаемо, оставляя горечь от того, что его становится всё меньше.. он чувствовал сейчас, что времени остаётся мало и надо успеть.. запрыгнуть в крутящуюся световую карусель, в биение серебряного пульса, в фантазию, неожиданно ставшую кусочком его жизни, за которую он отдаст всё.. да, совершенно всё, за право сопровождать эти исчезающие в слепящем свете детские фигурки.. и за возможность остаться с ними.. чего бы это ни стоило.
Он вошел в комнату и увидел Петьку, спящего на краю дивана рядом с сестрой, обняв её одной рукой, опустив другую почти до пола. На полу, выкатившиеся из его раскрывшейся ладошки, лежало несколько монет.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/9_2-4/2316.jpg)