Он знал, что глупо каждый раз, возвращаясь с работы, проверять почтовый ящик. Билет всегда, сколько Сергей себя помнил, почтальон вручал лично, под роспись. Обычно в середине декабря, иногда чуть позже, но никогда так не задерживался, как в этом году. В ящике, конечно, никакого билета не было. И быть не могло.

   Билет в новый год. Только получив официальный конверт из дешевой серой бумаги с синей печатью, вместо обратного адреса, все вздыхали с облегчением и начинали готовиться к Переходу. Это, собственно, было несложно. Таможенная служба не разрешала ничего брать с собой из старого года. Да никто и не пытался. Какой смысл? Никуда ничего не денется. Наоборот, станет новее на целый год. На разбитых и склеенных чашках исчезнут трещины, на брюках сына Антошки пропадут неумелые отцовские заплатки, и их снова можно будет надевать в школу. Жаль, с людьми такого не происходило. Они старели, как обычно, болели и умирали в этом вечно новом мире.

   Последние дни Сергей не находил себе места. Он знал о случаях, когда Служба Стабильности лишала кого-то права на Переход. Но это были, как шептались коллеги в его конторе Продовольственного Благополучия, какие-то отщепенцы, странные, по общему и его, Сергея мнению, совершенно сумасшедшие одиночки. У них в конторе была одна такая. Молодая и вполне симпатичная девушка по имени Настя. И чего ей не хватало? Она вбила себе в голову, вопреки всякой логике, что Переходы не нужны людям, и никакого Апокалипсиса не произойдет, если вообще никуда не переходить. Нет, никто ее не арестовывал за такие мысли, но билет в прошлом декабре она не получила и никто ее больше не видел.

   Жаль, потому что Настя ему нравилась. Даже серый, мешковатый комбинезон, какими снабжались раз год все граждане, не мог испортить ее привлекательную фигуру. И еще она не боялась улыбаться. Эта ее странность у многих вызывала раздражение и настороженность, потому что улыбаться на работе было не принято. Во всяком случае, если ты хотел сделать карьеру. Сам он так не умел, и всегда ходил с хмурым лицом. Всегда серьезной была и Катя, его жена. Она умерла пять лет назад от рака. Такая смерть была обычной и ждала, в более или менее отдаленном будущем, практически каждого. Пусть и слабая, но радиация купола давала о себе знать спустя многие поколения. Расплата за спасение и защиту, которую давал Переход. Врачи только разводили руками. После смерти Кати они с Антошкой жили вдвоем. Еще повезло, что их не переселили в меньшую квартиру. Помог начальник его конторы, который был знаком с кем-то из отдела Справедливости и, как догадывался Сергей, с его женой тоже. − Ну что ты такое говоришь, Настя? Какая муха в янтаре? Мы что, плохо живем? - говорил он девушке, когда они изредка позволяли себе сесть за один столик в столовой во время пятнадцатиминутного обеденного перерыва, − Эта муха тебя и укусила, наверное.

− Да, муха! - горячилась Настя, − Мы, весь этот наш 'райский' мирок застрял во времени, как муха в янтаре. Да еще и в радиоактивном. Это твоя стабильность − тупик, как ты не понимаешь!

− Ты, по-моему, просто неблагодарна. Великий Президент и его ученые спасли нас от неминуемой гибели. Ну, не нас, а наших предков. Но и нас бы тогда не было. А мы все живы, в отличие от тех, кто остался там, во внешнем мире.

− Ты, Сереж, начитался 'Краткого курса истории Перехода'.

− Ну да, а ты, можно подумать, нет, − Сергей начинал злиться, − его все проходят в школе. Даже такие взбалмошные неучи, как ты. И там, в предисловии, рассказывалось о причинах создания Перехода. Мир катился к гибели. Он был обречен на вырождение и самоуничтожение. Это было очевидно. Экология, войны. И самое страшное - бесконечное производство все новых и новых вещей. Я даже представить себе не могу этот кошмар - не вечные вещи. Дома старели и разрушались, машины ломались и ржавели... И эта еще, как ее, демократия. Вообще ужас! Великий Президент успел создать Переход в последний момент.

− Только я его об этом не просила! - Настя тоже разозлилась. Каждый такой разговор ходил по замкнутому кругу, словно тоже подчинялся законам Перехода.

   Такие одержимые, как Настя иногда появлялись. Никакая Стабильность и доводы разума не способны были окончательно избавить мир от ненормальных одиночек, которым вечно что-то не нравилось. Некоторые даже, получив билет, добровольно отказывались от Перехода. Прятались от патруля по всяким подвалам. Если им это удавалось, они закономерно исчезали из мира. От них ничего не оставалось, даже пуговиц.
   Несмотря на такие ссоры, Сергей чувствовал, что тоже нравится Насте. Они даже провели одну, столь же счастливую, сколь и грустную ночь вместе, у него дома, когда Антон был на учебных патриотических сборах в лагере.

   Сергей вспомнил, какая получилась нелепая ситуация, когда маленький Антон заявился домой раньше времени. Сын тогда сбежал из лагеря потому, что соскучился, как он объяснил позже. Настя смеялась, а ему было не до смеха.

   У этой симпатии не было будущего. Романтические отношения на службе были запрещены, а свой лимит на официальный брак и ребенка Сергей уже использовал. Они бы моментально потеряли работу, а, значит, заодно, карточки на питание второй категории и право на отдельное жилье. Общежитие и социальные столовые службы Благополучия были не тем местом, где он хотел бы растить Антошку. До сих пор такая перспектива казалась ему самой ужасной. И вот, он ждет свой билет, а его все нет.
   Паника трусливым зверьком металась у Сергея внутри. 'Это все разговоры. Дурацкие разговоры с Настей, − корил себя Сергей, − Мы увлекались, говорили громче, чем можно было. Кто-то обязательно донес. Ну ладно, Настя, взбалмошная девчонка, но ты же, взрослый мужик! И ее не уберег, и себя подставил. А что будет с Антоном? Ему всего одиннадцать'.

   Все случилось 29 декабря, за два дня до Перехода. В билете, который, наконец, принес почтальон, было только имя Антона. И предписание Сергею, как единственному родственнику, доставить сына в Дом Детского Счастья с целью последующей отправки его в Переход с группой таких же сирот. − Это ошибка! Ужасная ошибка! Я все выясню. Они не так поняли, − Сергей метался по приемным службы Справедливости с надеждой на чудо. Точнее, он до приемных не добирался. Его заворачивали на проходной. Младший офицер районного Управления, взглянув на его паспорт, сверился со списками, и через решетку низкого окошка только подтвердил предписание явиться с сыном в детский дом. То же повторилось и в Главном Управлении.

   На смену надежде, наконец, пришло отчаяние. И трезвое понимание: Антошка должен жить. И он будет жить. Пусть хуже, чем с ним. Дом Детского Счастья та еще гадость. Но Антон выдержит, он сильный и упрямый. Сергей много раз убеждался в этом. У сына есть характер и он все преодолеет. А он? Он просто должен сделать это - отвезти Антона в детский дом, отдать его билет инспектору и... И все.

   На проходной документы сына принял начальник охраны. Прочитав предписание, только вздохнул. − Давайте, не тяните, у меня тут еще, в общем, куча работы, − поворчав, охранник все-таки, деликатно отвернулся.

− Антон, − проговорил Сергей, − не теряй надежду. И ничего не бойся. Все будет хорошо, − слова давались ему с трудом. Он не знал, что сказать на прощанье, да и слезы, которым только злость на самого себя не позволял выйти наружу, все-таки мешали говорить.

− Я не боюсь, пап, − Сергей удивился, как спокойно и по-взрослому сказал это Антон, − А надежда? Это отвратительное чувство. Она заставляет ждать, когда надо действовать. Отчаяние лучше и честнее. Оно заставляет что-то делать.

   Антон решительно направился к проходной, где ждал охранник. На пороге обернулся. В его глазах не было слез. Он улыбался.

   Сергей сидел в пустой темной квартире и смотрел в окно. На кухонном столе стояла почти уже пустая бутылка шампанского, которую он получил еще два месяца назад по специальному талону для празднования Перехода. Такую бутылку получал каждый работающий совершеннолетний и, возвращаясь в свой обновленный, будто только что построенный дом, люди праздновали Переход. В этот день был выходной.
   Такого города Сергей в своей жизни ни разу не видел. Ни одного светящегося окошка в панельных пятиэтажках. Слабое переливчатое свечение неба без городских огней было особенно хорошо видно. Оно даже позволяло разглядеть что-то в темноте кухни. Такое небо тоже, как говорили, результат работы Перехода. Как защитный купол.

   От полной тишины закладывало уши. В городе не было никого живого. И в других городах его огромной и великой родины то же самое. Переходы были сооружены в каждом. Завтра улицы и дома вновь наполнятся угрюмыми людьми. Последними, часа три назад, город покинули патрули.

− Ну вот и все, − подумал с каким-то тоскливым облегчением Сергей, долил остатки шампанского в стакан и залпом выпил, − Через два часа, ровно в полночь, меня не станет. Так настроили древние великие ученые свою систему. Ровно в полночь, 31 декабря. Какие-то старые традиции, как говорят. И это шампанское тоже из этих старинных традиций.

   Звук, который раздался из прихожей, заставил Сергея похолодеть. Хотя, что может испугать человека за пару часов от собственной неизбежной смерти? В дверном замке повернулся ключ, и по коридору протопали шаги. Сергей узнал бы их из миллиона. На пороге кухни стоял Антон.

− Привет, пап. Я решил вернуться. Я сбежал.

   Сергей, обнимая сына, позорно расплакался. На этот раз да. Наверное, выпитая бутылка вина.

− Что же ты наделал, Антон, что же ты наделал? - повторял он, потом очнулся, посмотрел на часы, − Мы можем еще успеть. Ты должен жить. Тебя пропустят. Я все объясню. Я им все объясню.

   Он схватил сына в охапку и бросился вон из квартиры, даже не подумав захлопнуть за собой дверь. Сергей помнил, что у дома напротив стояла машина и в ней всегда были ключи. Редкость в городе, но в этом доме жил какой-то начальник. За ним обычно приезжал служебный автомобиль, а этим иногда пользовалась его жена. Это было страшное преступление - угнать чужую машину. Да еще и выпив алкоголь.

− Ты совсем дурак, − сам себе удивился Сергей. Он одной рукой держал сына, чтобы тот не рванул обратно домой, а второй нащупывал ключи в замке зажигания, − Тебе жить осталось всего ничего, Антошку спасать надо, а ты про законы вспоминаешь.

   До зоны Перехода от города было не очень далеко, километров двадцать, но вело туда только техническое шоссе с постами Службы Справедливости. По этой дороге ездили лишь работники Перехода и обслуживающий персонал на служебном автобусе. Основная же доставка населения города осуществлялась в дни Перехода по специальной, замкнутой на себя, подземной железнодорожной ветке. Несколько составов за день успевали погрузить и разгрузить все население города, доставив его в зону Перехода и обратно. Технология была отработана за столетие.

   Первый КПП был пуст, как и весь город. Символические ворота из рабицы были закрыты, но Сергей лишь немного снизил перед ними скорость и они разлетелись в разные стороны. Вот, наконец, показались огромные ангары Дворца Перехода. Сергей резко затормозил перед закрытыми стальными воротами. − Только бы успеть, − единственная мысль билась в голове.

− Эй, послушайте, − закричал он, − Здесь ребенок! У него есть билет! Проверьте списки. Он есть!
   Вспыхнул, ослепив, прожектор.

− Вы находитесь в запретной зоне, − раздалось откуда-то сверху из громкоговорителя, − Повторяю, вы находитесь в запретной зоне. Немедленно покиньте территорию. При неподчинении будет открыт огонь.
   Сергей в отчаянии взглянул на часы. Без двух минут.

− Пожалуйста, возьмите ребенка, прошу вас. У него же есть билет!

   Первый выстрел попал ему в ногу. Сергей успел, падая, закрыть сына собой. Вторая пуля угодила под лопатку. Последнее, что успел увидеть Сергей - вспыхнувший всеми цветами радуги обычно серый купол неба. Сергей уже не видел, как город растворился в ярком свечении, как оно накрыло пространство, прокатилось волной по двум лежащим фигурам, незащищенным Переходом, стирая их будто ластиком, накрыло ангары Дворца и медленно погасло. Очередной переход состоялся.

***

− Ну, наконец-то, − первое, что услышал Сергей, приходя в сознание, - Не так уж сильно тебя и убили. Давай, открывай глаза.
   Голос был до боли знакомый. 'Я что-то слышал про загробную жизнь. Значит, это так бывает'? - Сергей открыл глаза. Над ним стояла Настя в белом халате и, как всегда, улыбалась.

− Антон. Что с ним, − он с трудом разлепил сухие губы. − Это тот парень, который умнее своего отца? - Настя повернулась к двери в палату, − Антош! Иди с папой поздоровайся, он уже проснулся.

   Они сидели втроем за столиком летнего кафе, которое уютно расположилось на узкой улочке старого города. Вдалеке, над островерхими черепичными крышами и кронами каштанов, сверкали огнями небоскребы Сити. Между башнями разноцветными искрами сновали кабинки аэротакси.

   Рядом за соседним столиком сидела какая-то шумная веселая компания. У одной девушки волосы были зеленые, у другой фиолетовые. Парни и девушки, Сергей никак не мог привыкнуть, были одеты не в серые мешковатые костюмы, а в какие-то идиотские яркие тряпки.

− Хорошо, все-таки, что в этот день вокруг купола вашего 'рая' дежурит служба спасения. Они уже выучили за эти годы, где мы обычно появляемся. Я одна с Антошкой могла тебя не дотащить до больницы. Он, хоть парень и крутой, но очень легкий, − Настя рассмеялась, - год тебя, барана упрямого, ждала.
   На ней тоже было надето легкое летнее платье, не скрывавшее даже круглых коленок. Хотя, надо честно сказать, очень симпатичных коленок.

− Эй, ты меня слушаешь? Куда ты все время смотришь?
− Звезды, Настя. Никак не могу привыкнуть.