-Кто приэхал в дом отдыха "Наука", спускайтэс вныз с платформы!
Кто приэхал в дом отдыха "Цихисдзири", садытес в автобус! - громогласно, со знакомым акцентом провозгласил водитель автобуса, в нахлобученной на голову фуражке - "аэродроме". Из-под фуражки по щекам водителя текли две тонкие струйки пота, соединяясь с лихо подкрученными седеющими усами. Судя по всему, в автобусе было душно, несмотря на утреннее время. Аджарский август успел раскалить жестяную крышу старенького "Пазика", и желание залезать внутрь совершенно отсутствовало.
Олег стоял возле открытой дверцы автобуса, борясь с искушением остаться на узкой железнодорожной платформе и добраться до дома отдыха собственным ходом. Десять минут назад он выбрался на тенистый, пахнущий непривычными ароматами полустанок после двухсуточной тряски в смертной духоте общего вагона пассажирского поезда "Москва - Батуми", и забираться снова в нагретый металлический котел, Олегу очень не хотелось. Он переминался с ноги на ногу возле автобуса, не зная, что предпринять. Все его четверо попутчиков, приехавших вместе с ним в поезде, уже расположились на тертых дерматиновых сиденьях и обтирали струящийся по лицами пот, кто носовыми платками, а кто и просто ладонями. Чемоданы и сумки в беспорядке громоздились в автобусном проходе.
- Ну, ты, садышься или нэт? - водитель зло сверкнул карими глазами из-под козырька своего "аэродрома" и потянул за рукоятку, чтобы закрыть дверь. И Олег прыгнул в автобус. Он уселся на свободную дерматиновую поверхность, и та въелась в него скрипящими пружинными спиралями. Свою спортивную сумку с вещами Олег поставил рядом. Молния на сумке слегка разошлась и изнутри выглядывала, прикрытая пробкой, полупустая, взятая на всякий случай, бутылка лимонада, купленная еще накануне вечером в буфете вагона-ресторана. Случай представился незамедлительно. В автобусе оказалось нестерпимо жарко. Захотелось пить. Но 0лег почему-то не решался публично вытащить бутылку и отхлебнуть из нее помутневшей, тепловатой кисло-сладкой жидкости.
Водитель включил стартер. Автобусный мотор взвыл, как попавший в силки носорог. Вой через минуту- другую перешел в визг, но основные моторные части пока никак не реагировали на этот отчаянный призыв. Олег посмотрел на водителя. На его горбоносом лице отражалось решительное отчаяние самоубийцы, прокручивающего у виска пустой револьверный барабан, в надежде покончить с собой единственным, спрятанным там патроном. Из-под "аэродрома" текли ручьи. И, наконец, раздался выстрел. Мотор застучал разбитыми клапанами. Коробка передач издала ужасный скрежет. Автобус развернулся на полустаночном, заасфальтированном пятачке и, кряхтя, словно старый крестьянин, полез по дороге в гору, края которой заросли невиданными, вьющимися широколистными растениями, зацепившимися своими щупальцами за стволы и кроны гигантских, похожих на лиственницы, деревьев. Сквозь мелкую игольчатую листву жаркое южное солнце бросало на дорожный асфальт переливчатые блики.
- Далеко ли до дома отдыха? - спросила пожилая женщина, сидящая чуть сзади, за спиной Олега. Водитель, очевидно, вопроса не расслышал, вцепившись руками в потрескавшуюся рулевую баранку. Автобус делал круг по "серпантину", чихая старым износившимся мотором. Круг он сделал. Всего один. И въехал в гостеприимно распахнутые, плетеные из толстой стальной, крашеной проволоки, декоративные ворота, над которыми на русском и грузинском языках красовалась полустертая надпись: "Дом отдыха Цихисдзири". Ворота закрылись. Автобус остановился у центрального административного корпуса. Путешествие продолжалось минуты полторы-две.
- По сорок копээк за проэзд! - заявил водитель, еще глубже нахлобучив на глаза свою аэродромную кепку. Все безропотно стали вынимать кошельки.
- Не слишком ли мало за такой сервис? - сорвалось у Олега.
- С тэбя я денег не возьму! - заорал водитель, сверкая глазищами.
- Премного благодарен, - усмехнулся Олег и выскочил из автобуса.
Административный корпус представлял собой одноэтажный, покрытый шифером, лабаз, с кабинетом директора, медпунктом, душевыми и узким актовым залом, уставленным сбитыми в ряды стульями, перед невысокой, но громко скрипящей досками сценой, на которой и происходило действие регистрации вновь прибывших отдыхающих. Сам директор дома отдыха в окружении врача и массовика-затейника, восседал за столом, покрытом заляпанной чернильными пятнами, красной бархатной скатертью. Прибывшие выстроились в небольшую очередь. У каждого важный директор спрашивал паспорт, путевку. Подолгу разглядывал документы, потом передавал их врачу - полной, астматического вида, пожилой даме, с бородавкой на подбородке. Дама производила беглый поверхностный медосмотр, заносила данные в медицинскую карточку и, через голову директора, совала пачку бумаг улыбчивому красавцу-затейнику, который распределял вновь прибывших по палатам.
Олег и здесь оказался последним. Он даже не стоял в очереди, а просто подошел, заметив, что перед начальственным столом больше никого нет. Директор бросил на него безразлично-надменный взгляд, болезненно-толстая дама-врач велела показать язык, а красавец - массовик радостно пожал ему руку.
- С прибытием, дорогой товарищ, в наш дом отдыха. Надеюсь, Вам здесь очень понравится. Чистый морской и горный воздух, хорошее питание, вольют в Вас свежие силы и укрепят ваше здоровье. Вы человек молодой, и мы подселим Вас к молодежи. Шестой корпус, это прямо по центральной аллее. Палата номер четыре. Желаю приятного отдыха! И снова крепкое рукопожатие.
Вдоль Центральной аллеи росли пальмы. Олег воочию видел их впервые. Они тихо шевелили своими, похожими на длинные острые клинки, листьями, словно прищеливаясь к новой жертве и сожалеюще скрежетали за спиной уходящего. Солнце поднялось уже высоко, но тенистая аллея сохраняла прохладу. Большие, стоящие неподвижно в воздухе, похожие на птичек-колибри, бабочки, своими длинными хоботками-пипетками высасывали нектар из длинных цветочных пробирок, благоухающих медовым ароматом.
Лаборатория жизни работала бесперебойно, проводя бесконечные эксперименты по давно налаженной схеме. Клумбы продолговатых, похожих на лилии, цветов, пальмы и другие деревья, в живописном беспорядке разбросанные по всей территории дома отдыхаю, буйство красок, яркость солнечного света, пронзительная голубизна бескрайнего южного неба, далекие белоснежные вершины горной гряды и глухой, совсем близкий, шум морского прибоя, - все это закрутило Олега в каком-то коктейле звуков, запахов, как в многоцветном калейдоскопе. Он словно опьянел. Голова легко и радостно кружилась. Ноги несли его по благоухающей аллее, но он почти начисто забыл о цели. Он забыл номер корпуса и палаты. Он просто шел в круговороте новых впечатлений, которые, обрушились на него, не готового к таким переменам в своем мироощущении.
Из-за пальм и запущенных цветников, окруженных широколиственным кустарником, проглядывали покатые крыши небольших коттеджей. Очевидно, они и являлись теми самыми корпусами. Через несколько шагов, по окончании аллеи, Олег вышел к подобному домику. Дом, в окантовке кустов, усыпанных пахучими розовыми цветами, с первого взгляда понравился Олегу. К центральному крыльцу вела усыпанная гравием дорожка, по краям которой стояли две скамейки, прикрытые посаженным шатром, сплетенной виноградной лозы. Чуть дальше, на заросшей ярко-зеленой травой поляне, благоухала клумба невиданных красно-оранжевых цветов. Слегка общипанная однобокая пальма традиционно украшала садовый интерьер.
Внутри домик являл собой, напротив, зрелище отнюдь не привлекательное. Судя по всему, он уже давно не ремонтировался. Скрипящие половицы, дрожащие под ногой ступени лестницы, ведущей на второй этаж, шаткие засаленные перила, поменявшие свое страховочное предназначение на противоположный статус, в одно мгновение развеяли идиллическое настроение вошедшего под обшарпанный корпусной свод. Дверь в палату номер четыре оказалась слегка приоткрытой. Олег отворил ее еще шире и вступал через порог своего временного месячного жилища. Шесть солдатских, прикрытых полосатыми казенными одеялами, коек, стояли в ряд, тут же вызвав неприятные ассоциации слегка подзабытой казармы.
На одной из коек, задрав ноги в кроссовках на спинку, лежал молодой круглолицый парень. На лице его блуждала отрешенная улыбка. Он, полузакрыв глаза, смотрел, в покрытый глубокими трещинами потолок и, причмокивая пухлыми влажными губами, посасывал вяло дымящуюся сигарету с фильтром. Рядом на тумбочке примостился полупустой стакан с остаткам какой-то мутно-бордовой влаги. На соседней койке примостился бородач лет тридцати. У него кроме стакана в одной руке, в другой переливалась зеленым стеклом бутылка с этикеткой, написанной на местной крючковатой транскрипции. Бордовая влага густой струёй лилась в стакан. Третьим в компании оказался плотного телосложения и благодушного вида молодой человек в светлой, расстегнутой на все пуговицы рубашке с коротким рукавом. Из-под распаха проглядывался не по годам округлый животик и часть волосатой, почти женской груди. Полный стакан он держал наизготовку, с намерением в любую секунду влить в свое широкое нутро бодрящую, дурманную влагу.
Вновь прибывший задержал этот сладостный миг своим внезапным появлением. Стакан замер на полпути. Все трое взглянули на вошедшего. Олег немного смутился, но быстро восстановил равновесие духа.
- Извините за внезапное вторжение, но мне предписано поселиться в этой палате. Буду Вашим соседом. Не возражаете?
- О чем речь! - растекся в улыбке рыхлый юноша, - Проходи, садись! Держи мой стаканчик, а я у Славика возьму! - Он уже дошел до кондиции. Олег не успел опомниться, как в его руке, чуть не расплескавши содержимое на брюки, оказался полный стакан, а плотный молодой человек, проявив удивительную расторопность, уже наливал вино из забранной у бородача бутылки в полупорожнюю тару, лежащего на койке круглолицего парня.
- Ну за встречу, за знакомство, за полноценный отдых в ЦИ - хи.. ЦИ - хер.. Тьфу ты, ну словечко, язык сломаешь! - рыхло-плотный чертыхнувшись и не делая новых попыток произнести заковыристое название, чокнулся с бородачом и Олегом, а затем, не спеша, глубокими плавными глотками осушил граненый сосуд грузинского вина. Бородач незамедлительно последовал его примеру. Олегу ничего не оставалось, как отхлебнуть из своего стакана сладкой и крепкой жидкости, пахнущей совсем не виноградом. Голодный со вчерашнего вечера желудок слегка обожгло.
- Закуски у нас не густо, - сообщил бородач, - домашние харчи уничтожены за время длительного путешествия. Так что, не обессудьте. На тумбочке, поверх мятого газетного клочка с лаконичным заголовком "ВДА", лежали два надкусанных яблока и кусочек пресной восточной лепешки под названием "Лаваш". Олег отломил маленькую дольку и, почти не жуя, проглотил сухую безвкусную "просвирку". "Словно причастился" - пронеслось в голове, - "Только вот, к чему?"
- Ну, давайте знакомиться и, наверное, переходить на "Ты", - прожевав одно из яблок предложил плотный юноша и, протянув большую пухлую руку, представился: - Игорь Барановский - студент московского института инженеров транспорта. Мы тут все трое из Москвы, - добавил он, - Проскочили скорым прямо до самого Батуми. Возвращаться пришлось на электричке. Шуму в ней! Все орут как оглашенные. Мы думали они ругаются, а это они так беседуют. Чудно!
- Константин Точилин - сунул узкую ладошку бородач, - художник - монументалист. Рисую вывески и плакаты на актуальные социально-политические темы. По совместительству шахматист первого разряда, шашист - второго, картежник - третьего, доминошник - четвертого.
- А это вон, Славик Ларин лежит, балдеет. - представил круглолицего Игорь, - тоже студент, но МИСИ. Строителем собирается стать. Возводить заводы и дворцы для народа.
- У меня несколько иной профиль, - Славик лениво махнул рукой и, зацепив пальцами сигарету, выпустил в обшарпанный потолок длинную струю табачного дыма.
Олег назвал себя, а Константин из-под кровати извлек закупоренную жестяной пробкой непочатую бутылку вина, ловко откупорил ее и разлил содержимое по стаканам.
- Ну, что же, продолжим информационный обмен мнениям по поводу наступающего аджарского бархатного сезона - продекларировал бородатый Константин и, смакуя, короткими глотками испил бордовую жижу. Игорь хлебнул пойло в два приема. Олег из своего стакана едва пригубил и поставил его на тумбочку. Два собутыльника на этот жест не обратили внимания, но зато мгновенно отреагировал, до того неподвижно лежавший, Славик. Он, не меняя позы, ухватил оставленный стакан и, чуть приподняв голову, осушил его до граненого донышка. Затем возвратил "порожняк" на место и в блаженстве снова откинулся на казенную подушку.
"Информационный обмен" продолжался до самого обеденного часа, когда, достаточно упитая троица вдруг вспомнила про желудочные потребности. Да и Олегу, признаться, очень хотелось есть. Он, собственно, и напомнил своим новым приятелям о возможности подкрепиться не только грузинским портвейном.
Вывалились из корпуса дружной веселой компанией и потрусили по пальмовой аллее к столовой, расположение которой представляли себе очень смутно. Шли, как сострил Константин, "на запах", и обоняние их не подвело. Столовая находилась в примыкающем к административному зданию. Из приоткрытой двери сытно пахло чем-то восточным и, возможно мясным, должно быть шашлыком. У голодных парней потекли слюнки.
Внутри столовая оказалась похожей на все подобные ей заведения курортной зоны Советского Союза. Слегка запущенный, не отремонтированный зал был до отказа заставлен столиками, покрытыми клеенчатыми скатертями. Скатерти, во многих местах вытертые тарелками и локтями и порезанные ножами, лишенные первоначальной цветовой раскраски, являли собой унылое зрелище. Не лучше оказались и оконные гардины. Жаркое южное солнце и немилосердные отдыхающие, превратили некогда оранжевые занавески, в нечто бесцветное, заляпанное не отстиранными жирными пятнами былых завтраков, обедов и ужинов.
Наша компания, по всем признакам, попала в завершающую стадию обеденного времени. На столах громоздились горки неубранной посуды. Хлебные огрызки валялись на полу.
Между ними, брезгливо отворачиваясь, бродило несколько жирных, различной масти, котов и кошек. Такие же жирные, грузные и обрюзгшие официантки, собирали по столам в подносы тарелки и объедки. Над всей этой "тризной" возвышался знакомый одутловатый бюст главврача, пристально следящего за санитарным состоянием столовой во время обеда. Бюст колыхался неровно, астматически, но совершенно спокойно и даже равнодушно, в привычной из года в год обстановке.
Главврач заприметила опоздавших и, тяжело поднявшись со своего стула, медленно переваливаясь на слоновых ногах, двинулась в сторону застывшей в дверях компании.
- Прошу впрэдь на прием пыщи не опаздыват. Вэсти сэбя културно. Спыртного не употреблят. А то напышем на мэсто работы.
Потом главврач взглянула куда-то вдаль зала и, с трудом согнув толстый указательный палец, унизанный перстнями и кольцами, направила опоздавших в угол.
--
Вон ваш столык. Прошу нэ сорыт и, конечно, нэ курыт за ним.
И, слегка раздвинув толстые слюнявые губы то ли в улыбке, то ли в презрительной гримасе, главврач повернулась и поплыла пузатой каравеллой мимо столовых скал, в темный пролив бокового выхода.
Наши приятели уселись за отведенный им столик и стали в нетерпении ждать официантку. Но жирные матроны не обращали на них никакого внимания. Сидящие несколько раз махали им руками, а Славик Ларин даже негромко свистнул, но работницы столовой, словно все, как одна ослепли и оглохли, отключив свои сигнальные системы от призывов проголодавшихся.
И тогда Олег, как самый трезвый, встал из-за столика и отправился на кухню с намерением выяснить питательную среду своего временного обиталища. По кухне бегали тараканы. Они как по автостраде носились по раздаточной дюралевой стойке, они предпринимали массовые восхождения на горы хлебных огрызков, они развлекались игрой в салочки и прятки среди кучи погнутых алюминиевых вилок и ложек. Они чинно ползали по небоскребам немытой посуды, они пировали среди отбросов в помойных баках, не обращая внимания на поваров и посудомоек. Те на них тоже не обращали никакого внимания. На кухне царила мирная, гармоничная идиллия между людьми и насекомыми.
Олег подошел к одному из представителей помирившихся сторон, который вдохновенно вкушал большой жирный шашлык, отрывая от шампура мягкие, сочные куски мяса, крепкими золотыми зубами. Ароматный сок иногда стекал к нему на толстые волосатые пальцы. Пальцы непроизвольно вытирались о бывший некогда белым халат, оставляя на нем "красивые" разводы. Повар был так поглощен своим творческим занятием, что не заметил появления возле кухонной стойки постороннего лица. Олег с минуту-другую молча постоял, в надежде быть увиденным. Надежда рушилась с каждым новым жевательным движением повара. И тогда Олег постучал согнутыми пальцами по дюралевой стойке, распугав шестиногих гонщиков. Любитель шашлыка нехотя оторвался от своей работы и недовольным взглядом посмотрел на посмевшего потревожить его.
- У вас есть что-нибудь поесть? - неумело сострил Олег, глядя на шашлык.
- А ты кто такой? - хозяин шашлыка вытянул шампур, как кинжал, в сторону просителя.
- Я отдыхающий. Отдыхать сюда приехал. В этот дом отдыха, - сделал двойное уточнение Олег и поглядел на шампурное острие.
- Почэму тогда опоздал к обеду? - острие выписало в душном кухонном воздухе, латинское Z.
- Сегодня только приехал. С режимом не познакомился.
Шампур с остатками шашлыка неохотно лег на тарелку. Толстые пальцы вытерлись об жирный халат. Поварская туша с трудом приняла вертикальное положение.
- Харчо будэшь? - повар поправил на голове колпак более светлого оттенка.
Олег молча кивнул годовой. Повар тяжелым сытым шагом пододвинулся к плите, взял из стопки чистую суповую тарелку, поскреб черпаком по дну большой многоведерной кастрюли и плюхнул какой-то полужидкости. Потом подошел к раздаточной стойке и шмякнул тарелку об дюралевую поверхность.
- Четверо нас, - запоздало проговорил Олег, понимая, что совершил страшную ошибку.
Такого нахальства повар вынести просто не смог. Он дико завращал белками глаз и разразился какой-то гневной многоэтажайной аджарской бранью, но затем, сменив гнев на милость, соизволил добавить недостающие три порции "харчо" и, окончательно расщедрившись, разорился и на "второе" - солдатскую перловку, политую какой-то, несъедобного вида и запаха подливкой. Четыре неполных стакана компота из яблок окончательно увенчали пищевое изобилие на стойке перед голодным отдыхающим.
Повар снова уселся на свое место - доедать шашлык, а Олег принялся загружать на поднос тарелки и стаканы. В одной из тарелок с харчо плавал таракан. Он усиленно работал всеми шестью ногами, стараясь преодолеть густое тарелочное пространство. Но усилия пока оставались напрасными. Гибель таракана казалась неизбежной. Но сердобольный человек спас животное. Двумя пальцами Олег подхватил утопающего и выбросил его на дюралевую стойку. Попросить суповой замены он не решился.
II
На пляж отправились прямо из столовой через центральный выезд по асфальтовому серпантину, увитому по обе стороны экзотической растительностью. Солнце перевалило уже за вторую половину своего естественного пути, но под сенью деревьев полуденная жара почти совсем не ощущалась. Наша четверка не спеша вышагивала цепочкой по краю дороги, переваривая только что поглощенные "деликатесы". Группы так же отобедавших отдыхающих двигались по тому же маршруту. Их то и дело обгоняли различного цвета "Жигули" и "Москвичи" с местными номерами. Автомашины очень часто останавливались возле идущих молодых женщин и джигиты, сидящие внутри, галантно открыв дверцы, предлагали дамам бесплатный проезд до самого моря. До моря, как известно, было метров триста, но это расстояние не смущало автомобильных горцев. Они с готовностью жертвовали своим временем, бензином и мотором ради сервиса прекрасной половины человечества. Некоторые женщины отказывались от предложенных услуг. Другие, жеманно приподняв юбки своих пляжных халатиков, влезали внутрь "железного коня". Мотор победно ржал, и джигит уносился с добычей в солнечную даль.
Море открылось сразу за знакомым Олегу полустанком. И в первые секунды показалось, что горизонт исчез, а небо, своей аквамариновой голубизной опустилось низко, до самого берега, накатываясь на него бурунчиками своих облаков. Но потом это наваждение развеялось и тропинка, петляющая между зарослями каких - то широколиственных кустов, вывела нашу компанию на пляж, покрытый серой галькой. Свежий морской ветерок приятной прохладой окатил разгоряченные тела. Солнце бриллиантово сверкало на бархатистом бескрайнем чистом небе. Пахло соленой влагой и йодистыми водорослями. Чайки суетливой, бранящейся толпой облепили прибрежные скалы. Они важно разгуливали по пляжу, выглядывая съедобные куски.
Среди разбросанных по серой гальке голых человеческих тел вышагивали разодетые, несмотря на жару, в темные костюмы, местные "донжуаны". Они орлиным оком выглядывали свою добычу, то и дело подсаживаясь к одиноким или парным молодым женщинам. Завязывалась дружеская беседа, в скором времени переходящая в совместное загорание и купание в теплых водах Черного моря. Темные пиджаки, брюки и рубашки складывались возле подстилок и топчанов. Отовсюду слышались вдохновенные, страстные голоса:
- Ты красавица! Вай! вай! Ты такая красавица! Вай, вай! Ты очень большая красавица! Шашлык будишь кушать, шампанский пить!
Русские и малоросские красавицы млели от красноречия пламенных горцев. Когда еще, в своей жизни они слышали такие "изысканные" комплименты? Где еще им предлагали бесплатно шашлык и шампанское? Кто еще их целых триста метров вез к пляжу на красивых, мощных "Жигулях"? Кто, кроме этих неотразимых, щедрых, бескорыстных аджарских джигитов? Вечно пьяные, ругающиеся матом мужики им осточертели до омерзения. Они приехали в южные края за теплом, за щедростью, за жаром, пусть недолговечной, но зато, такой необыкновенной любви. И хоть им подсовывали дешевую подделку, расхожий стандартный суррогат, они и такого не видели в жизни.
Проституток и блудниц среди них встречалось мало. Женщина подсознательно ищет необычного. Местные ловеласы предлагали простушкам из северных широт необычный набор обычных развлечений. Наживка насажана, удочка заброшена в море. Плотва клевала, как всегда, хорошо.
На одном из скалистых камней, выступающих из морских глубин, в нескольких десятках метров от пляжного берега, неподалеку от того места, где, еще не раздевшись, расположилась наша кампания, возлежала девица. Одинокая сочная фигура и манерность выставлять ее напоказ, почти сразу привлекла внимание протрезвевших и сытых приятелей.
- У этой русалки вместо рыбьего хвоста аппетитные женские ноги, - продекламировал Игорь Барановский, облизнув кончиком языка верхнюю губу.
- Да, морская дива - будь здоров! - поддержал его тональность Константин, - Ее округлые формы возрождают во мне почти умерший инстинкт размножения.
- И не только в тебе, - Олег сквозь темные очки окинул взглядом, сверкающую солнечными бликами прибрежную водную гладь.
Вдоль берега, по направлению к одинокому камню с "русалкой", кряхтя уключинами, ползла лодка, набитая аджарцами. На борту лодки просматривалась полусмытая надпись: "Спасательная".
Многочисленная команда "спасателей", очевидно, решила провести профилактическую беседу с потенциальной утопающей, неосмотрительно загорающей посреди морской пучины. Несколько представителей доблестной службы вскарабкались с причалившей лодки на камень и, расположившись кольцом вокруг "русалки" стали что-то говорить, усиленно при этом жестикулируя. Теплый морской ветерок иногда доносил до слуха отдельные слова бдительных спасателей: " Шашлык!.. Шампанскый!.. Красавица!.."
Красавица недолго слушала пламенные речи, призывающие к спасению ее шикарного тела. Она поднялась во весь свой немалый рост, поправила бикини на соблазнительных бедрах и прыгнула "ласточкой" в воду. Некоторое время голубая гладь оставалась спокойной. Потом, совсем близко, показал темноволосая, мокрая "русалочья" голова. Сильными "саженками" пловчиха устремились к берегу. Раздосадованные "спасатели" тоже попрыгали в лодку и устремились в погоню, чтобы до конца выполнить свой долг по спасению. "Русалка" выбралась на берег в непосредственной близости от нашей четверки. По шикарному телу "морской дивы" стекала каплями вода. Промокшие светло-голубые бикини просветили темный тугой мыс внизу тонкой шелковой глади. Тоже произошло и с верхней половиной купального комплекта. Большие круглые груди открыли остроту сосков, почти совсем растворив в себе две полупрозрачных полоски ткани. Темпераментных южных "спасателей" понять можно было без всяких дискуссий. Их лодка отстала от объекта "спасения" совсем немного, но ее перегруженность сказывалась на ходовых качествах. И прежде чем лодка, уткнувшись носом в галечный берег, высадила свой многочисленный десант, "русалка" подбежала к нашим приятелям и, опустившись перед ними на корточки, заговорила почему-то с одним Олегом:
- Спасите меня от преследования дикарей! - Ее припухлые влажные губы слегка улыбались, но в глубине темных миндалевидных глаз блестела искорка едва скрытого беспокойства. Олег окинул взглядом приближающиеся сомкнутые ряды противника:
- Племя слишком многочисленно, - в тон ответил он, - боюсь, что нам срежут скальпы.
- Пехота в каре! - неожиданно громко проговорил Игорь Барановский, - за неимением ослов и ученых, - женщин в середину!
- Ну, ты прямо Наполеон в Египте - усмехнулся в бороду Константин Точилин.
- Нас атакуют мамлюки! - снова наигранно серьезно воскликнул Игорь, - Мужчины - сели крестом! Мадмуазель, прошу Вас в круг!
"Русалка " порхнула в центр образовавшегося пространства. "Мамлюки" налетели шумной бранящейся стаей. Непонятные аджарские междометия обильно переплетались с родными русскими. "Дикари" неплохо владели бранным языком великой нации. Командовал атакой белобрысый красавец с голубыми глазами, очевидно главный претендент на телесное спасение кареокой "русалки". Его непривычная для этих мест внешность бросалась в глаза с первого взгляда. Но бранился и ругался он по-аджарски и по-русски, пожалуй, громче своих брюнетистых соплеменников. Он тут же приступил к лобовому натиску, и бросился к сидящему ближе к нему Олегу:
- Тэбэ, што, козол, в Москве, дэвушек мало! - заорал он, вращая белками светлых глаз и брызгая на сидящего слюной сверху вниз. Такого обращения Олег белобрысому простить не мог и ногой, обутой в кроссовку, ткнул аджарца в пах. Белобрысый охнул, и двумя руками зажав ушибленное место, завыл, ругаясь на местном диалекте. Олег тут же вскочил, ожидая дружного нападения превосходящих сил противника. За спиной так же вскочили на ноги его приятели. Но нападения, как ни странно, не произошло. С десяток голых аборигенов прыгали вокруг, кричали, размахивали руками, но ударить никого почему-то не смели. Сжав кулаки, готовый на все, Олег только сейчас по настоящему рассмотрел неприятеля. Ни один из горланившей шайки не отличался атлетическим телосложением. Да и роста, как на подбор, они все оказались низковатого: кто по плечо Олегу, кто чуть выше. По сравнению с ними, поднявшиеся русичи, выглядели прямо-таки, былинными богатырями, Особенно, Игорь Барановский - рост под два метра. И хоть немного рыхловат, но очень внушителен.
- Зарэжу! - выл от боли и бессильной злобы, сложенный пополам белобрысый, хватаясь двумя руками за отбитые "мужские достоинства", - "Зарэжу! Всех зарэжу!
Олег инстинктивно шагнул в его сторону, совсем без намерения добить поверженного противника. Просто слушать подобные выкрики спокойно ему не позволяло чувство собственного достоинства. Белобрысый заскулил, как трусливый волчонок и отполз на корячках в сторону. Боль у него, по-видимому, стала проходить. Ведь ткнул Олег совершенно не сильно, но зато точно, куда следует.
Через минуту - другую аджарец окончательно пришел в себя и, еще охая, встал в полный низенький рост. В белесых глазах метались остатки боли и страха, переплетенного с патологической злобой. Этой адской зрачковой смесью он плеснул на Олега и вдруг опять завыл, как мулла во время молитвы:
- Вэрнитэ женщина! Я ее лублу! Хачу жаница! Очэн сылно лублу! Понымаэш?
- А ты что, ее купил? - спросил Игорь Барановский, стоящий по правую руку от Олега.
- Как купыл? Зачем купыл? Сылно лублу! Понымаэш?
- А она тебя любит? Ты ее спрашивал?
- Зачэм спрашивал? Она вэд - жэнщина! Понымаэш?
- А мы ее все-таки спросим. - Игорь повернулся к "русалке", так и остававшейся сидеть в кругу.
--
Скажите мадмуазель. Вы любите этого пламенного джигита?
Девушка усмехнулась своими припухлыми губами:
- Я его второй раз в жизни вижу. Вчера полдня приставал, обещал в шампанском искупать и шашлыком закормить. Не знала куда и деваться. А сегодня опять с самого утра преследует. Хоть на пляж не выходи. Это у них любовью называется? И зачем только сюда приехала?
- Вы слышали, сэр? - Игорь снова обратился к белобрысому аджарцу, - Ваши притязания необоснованны. Вас не любят.
- Вэрнытэ Женщина! - последний раз с безнадежным отчаянием заскулил отвергнутый жених, но внезапно замолчал, уставившись на ноги Славика Ларина:
Такой перемены желания никто из стоящих в "каре" не ожидал. Особенно Славик. Он тоже посмотрел на свои, обтянутые узкими джинсами, ноги, а за тем удивленно взглянул на просителя.
- Эти не продам, - негромко сказал он - В корпусе есть другие. Если в цене сойдемся, то тогда...
- Ну, пошли, поторгуемся. - Славик выступил из крута.
Белобрысый тут же подскочил к нему, обнял за плечи и потащил прочь от моря. Остальные "спасатели", как были в одних плавках, так и двинулись! вслед за своим предводителем, окружив Славика плотным горланящим кольцом.
- Ну, я тоже пойду следом, - сказал, посмотрев на удаляющуюся компанию, Игорь Барановский, - кажется, наш Славка попал в переплет. Ситуациюнужно проконтролировать. Константин, ты со мной?
- Само - собой. - Константин пятерней почесал бороду.
- Мало ли что придет в голову этим аборигенам. У них настроение меняется как у этого самого моря. Может опять заштормит?
- Под твоим присмотром оставляем девушку, - Игорь очень серьезно посмотрел на Олега, - чтобы не было больше новых покушений. Мы откланиваемся, мадмуазель, - Игорь склонил голову в сторону поднявшейся с корточек "русалки", - приятно было познакомиться.
- Спасибо Вам за помощь - девушка улыбнулась уголками губ.
- Не стоит благодарности. Спасение от подобных "спасателей" - дело чести. Но наш друг принял огонь на себя, и мы идем к нему на подмогу, оставляя Вас на надежном попечении.
И с этими словами Игорь и Константин быстрыми шагами пошли вдогонку за скрывшейся из поля зрения шайкой.
Олег остался наедине со спасенной "русалкой". Некоторое время оба молчали, глядя вслед уходящим приятелям, затем Олег, на правах мужчины взял инициативу в свои руки.
- Позвольте мне узнать, кого мы вырвали из лап разбушевавшихся дикарей?
- Меня зовут Дина. Дина Розенблюм, - чуть помедлив, словно запнувшись, уточнила девушка, взглянув на молодого человека глубокими маслянистыми еврейскими глазами. Этот взгляд немного смутил Олега. Антисемитом он никогда не был и к евреям относился 6ез всякой неприязни. Но взгляд Дины, после того, как она назвала свою фамилию, показался ему испытующим, с оттенком какого-то вызова. Дина явно следила за его реакцией. Чтобы понять это Олегу понадобилась секунда-другая. Затем он просто произнес свое имя и фамилию, которая тоже звучала не совсем по-русски.
- Вы, немец? - вопрос был произнесен с какой-то странной, чуть ироничной усмешкой, что не ускользнуло от молодого человека. Пришлось давать объяснения.
- Скорее, давно обрусевший голландец. А, вернее, обелорусившийся. Отец у меня оттуда. Дальний предок его, по семейному преданию, был голландским подмастерьем, приглашенным вместе с мастерами-корабелами Петром первым для строительства русского флота на Немане. Ну, видно, парень влюбился в местную красавицу и остался в славянских краях. Расплодился, размножился. А многочисленное потомство разлетелось по всей Руси Великой. Один из них, в данном случае, представлен мною.
- Ну, что же, приятно познакомиться при столь необычных обстоятельствах, - Дина протянула плотную, сильную, похожую на мужскую, руку, а Олег, неожиданно для самого себя, поцеловал, пахнущие морской соленой водой, пальцы девушки.
- Вы всегда так галантны с дамами? - снова чуть-чуть иронично улыбнувшись, спросила "русалка".
- Стараюсь не походить на вашего прежнего тутошнего ухажера. Купаться в Шампанском не предлагаю, но вот защиту от поползновений этой "белокурой бестии "гарантирую. Если вы, конечно, согласитесь на мое покровительство.
- Вы хотите стать моим телохранителем? - на этот раз улыбка обнажила ровные перламутровые зубы.
- Такое тело в данных краях нуждается в охране. Иначе похитят и в горы увезут. Обычаи здесь азиатские. Мусульмане они, в отличие от остальных грузин. Многоженство признают. В гарем, я думаю, не хотите?
- Вы меня убедили. Перехожу под Вашу охрану. - Дина снова протянула Олегу свою руку, и тот снова ее поцеловал.
- Не хотите ли сегодня вечером совершить небольшую прогулку по морскому побережью под моим покровительством? - спросил Олег испытующе.
- Такой вариант вполне возможен. Тем более, что я поселилась здесь неподалеку - в доме отдыха "Наука", а вечером сидеть в палате совершено неперспективно. Но мой нынешний провожатый не отличается мужеством.
- Значит вы не одна здесь? - У Олега почему-то стало неприятно на душе, но виду он, естественно, не показал, а пристально, как со слов знакомых женщин, мог делать только он, взглянул Дине в глаза. Та опустила взгляд и, понизив голос, сказала:
- Неужели я поехала бы в этот "зверинец" одна? Родственники уговорили. Замуж меня хотят отдать. Двадцать шесть уже. Вековуха. Вот и подыскали жениха. Из наших. Сорок лет. Кандидат наук. Москвич. И, к тому же мой близкий родственник. "Талмуд" такие браки даже одобряет. Яковом его зовут. Но за эту неделю надоел он мне своим занудством и скупердяйством. Каждую копейку считает. Вот я от него и уплываю подальше. А этот местный ловелас меня и засек - вторые сутки не отстает. Приклеился, как банный лист. Спасибо вам, что ему наподдали.
- Мы только исполнили свой гражданский и мужской долг - защитили одинокую женщину от шайки обнаглевших негодяев. Им просто не давали отпора - вот они и чувствовали себя безраздельными хозяевами. А так - трусы они и слюнтяи, несмотря на внешнюю кровожадность.
- Ну, если вы их так характеризуете и не боитесь, я, пожалуй, часиков в девять выйду прогуляться под вашим присмотром. Ждите меня возле первого корпуса. Там под пальмой есть скамейка.
- Постараюсь быть вовремя, - Олег взял руку девушки и снова хотел поцеловать ее, когда совсем близко раздался высокий, почти женский голос:
- Дина, где же ты была? Я повсюду тебя искал!
0лег и Дина одновременно оглянулись. Сбоку от них стоял длиннопарый сутулый человек в очках на тяжелом мясистом носе. Большие залысины и тронутые сединой редкие курчавые волосы, говорили о "переходном" сорокалетнем возрасте, когда ты еще достаточно молод, но "молодым человеком" тебя называют все реже и реже. И от этого на душе становится все тоскливей и тоскливей. Молодые девушки и женщины перестают обращать на тебя внимание. Особенно, когда ты некрасив, лыс и очкаст, а невеста, с которой ты приехал на юг, удирает каждый день от тебя, не желая слушать твои мудрые мысли, теперь стоит и кокетничает с каким-то неприятным, похожим на немца, типом, в темных очках. Тоска разрывает твое добропорядочное еврейское сердце на мелкие кусочки, словно на береговую гальку. И ты топчешь собственную душу, сознавая, что уходит твой последний шанс создать семейный уют с манящей своим сладостным телом женщиной, которая легкомысленно отвергает твои серьезные намерения, предпочитая им пляжный флирт.
- Дина, ты ведешь себя неосмотрительно и легкомысленно. Я не хочу, что бы с тобой случились неприятности. Я отвечаю за тебя перед тетей Басей и дядей Сеней. Что мне говорить им? Что их дочь Дина уплывает одна далеко в море, и я не знаю жива она или утонула? Мы приехали сюда вместе, а ты словно все время об этом забываешь.
- Яков Моисеевич! - Дина сверкнула глазами в сторону своего родственника, - Не учите меня жить! Мне не десять лет и за свои поступки я отвечаю самостоятельно!
- И все же я прошу, чтобы ты пошла сейчас со мной. Мне нужно с тобой серьезно поговорить, - Яков с отчаянием утопающего ухватился за руку Дины. Та упрямым движением освободила ее.
- Пойдем Дина, - взмолился Яков, - От твоей мамы письмо пришло. Ты должна его прочитать.
- Вот с этого и нужно было начинать! - зло сказала Дина. Затем сделала шаг к отошедшему в сторону Олегу:
-Я должна уйти, но наше соглашение остается в силе.
- До вечера - тихо, чтобы слышала только Дина, произнес Олег.
Девушка повернулась к нему спиной и слегка покачивая своими соблазнительными бедрами, пошла, в сопровождении понурого Якова, вдоль пляжного побережья, по направлению к дому отдыха "Наука". Яков нес ее халат и туфельки, но Дина, почему-то, не одевалась. Олег долго и пристально смотрел ей вслед, пока она не скрылась за скалой.
III
Без десяти минут девять вечера Олег спустился со своей палаточной мансарды в теплый грузинский вечер. Пьянящий ароматный воздух, войдя в легкие, казалось, усилил опьянение после выпитого в компании своих соседей - приятелей вина. За выпивкой они снова вспомнили о завершении дневных пляжных событий этого дня. Аджарская шайка, ушедшая со Славиком Лариным, долго торговалась с ним из-за новых ненадеванных джинсов и чуть было не избила его, если бы не вовремя подошедшие Игорь и Константин. Белобрысый, по имени Сосо, сообразив, что подавлявшее преимущество в численности его команда потеряла, стал уверять москвичей в нерушимой дружбе русского и аджарского народов и ретировался, пообещав на прощанье как-нибудь зайти и снова поторговаться.
- Теперь он не отстанет, пока своего не добьется или по морде крепко не получит, - уверил Константин, - упрямые они, как местные ишаки и только силу понимают.
- Да, отыскали мы врага на свою голову, не успели приехать. Чувствую отдых теперь будет веселым. От скуки не умрем.
- А этого и следовало ожидать, - Игорь философски развел руками, - знали куда ехали. Теперь нужно держаться вместе, кучкой. И желательно ночами, даже в женском обществе, далеко не углубляться - добавил он, посмотрев на собирающегося на свидание Олега.
- Бог не выдаст, свинья не съест, - ответил поговоркой Олег и, махнув на прощание приятелям рукой, скрылся за дверью.
Южный вечер набросил на него свою темную теплую шаль с искрящимся бисером разноцветных звезд. Блистающее сотнями созвездий небо показалось Олегу таким необычайно низким, что только протяни руку и дотронешься до этого, застывшего в полете роя светляков, увидишь на ладонях отсверк холодного свечения их хрупких тел. И чуть ниже оцепенелого движения звезд-светляков, в густой пахучей траве и в самом деле, то там то здесь сверкали искорки светлячков-звезд, стрекотали на разные лады целые сводные оркестры - кузнечиков, а где-то на дереве трещала на одной солирующей ноте одинокая цикада. И все же вокруг стояла тьма и тишина. Сверкающая тьма и звучная тишина. Да еще, каким-то вторым слухом, улавливались мерные, сонные вздохи близкого моря, и чем ближе, по узкой тропке, приближался к нему Олег, тем море явственней давало знать о себе. С каждым шагом его могучее бытие, его громадное пространство, еще невидимое, но ощутимое всеми фибрами человеческой души и тела, поглощало другие импульсы и захватывало в свой глубинный первобытный плен, как колыбель, как первоисточник жизни на Земле. Море и звезды. Неразгаданная тайна Мира...
...Дом отдыха "Наука" стоял почти на самом берегу моря. Он был построен для деятелей передовой сталинской мысли не очень высокого должностного ранга и, тем не менее, выглядел достаточно помпезно, отражая все каноны социалистического неоклассицизма времен первых пятилеток. Центральный портал поддерживали непременные колонны, украшенные лепным фризом, обвалившемся от старости во многих местах. Так же, примерно выглядел и фронтон, когда-то отражавший в монументальном исполнении достижения прогрессивных научных идей строителей социализма. Сейчас в архитектурном воплощении этих идей образовались невосполнимые потери. Научные мыслители перестали сюда заглядывать и путевки стали раздавать кому попало. Но всеже, по сравнению со временным жилищем Олега, дом отдыха "Наука" выглядел до сих пор просто шикарно, хотя и старомодно. В коридорах, каким-то образом, сохранились ковровые дорожки, в холле стоял телевизор и мягкие диваны. Все это Олег, от любопытства, успел осмотреть и, возвратившись из разведки, уселся на заветную скамейку в ожидании появления Дины. Прошло минут двадцать после назначенного срока, а девушка все не появлялась в широких, освещенных фонарем, дверях центрального входа. Олега начинало покидать терпение. Он встал со своей скамейки и заглянул в дверь. В холле на диване сидели отдыхающие. Кто читал книгу, кто смотрел телевизор, но появления Дины не отмечалось. Олег снова возвратился на прежнее место. Его охватило неприятное чувство обманутого человека. Он не знал, что предпринять: оставаться ждать еще неизвестное время, идти разыскивать девушку или возвратиться в свое пристанище. Там его, наверняка, встретят насмешливые взгляды новых приятелей. Они сразу поймут, что ему "накрутили динамо". Самолюбие Олега было основательно задето. Он уже мысленно вынашивал планы моральной мести ветреной обманщице, когда дверь входа негромко хлопнула. Олег поднял взгляд. Освещенная фонарем, статная фигура молодой женщины, пересекла светлый круг и поспешно, почти бегом, двинулась по направлению к поднявшемуся со скамейки Олегу.
- Извините меня, пожалуйста, - слегка перехваченным голосом проговорила девушка, - я думала, что вы уже ушли. От Якова никак не могла отделаться. Все хотел увязаться за мной. Ревнует.
- Я его понимаю, крушение надежд. Но здесь каждый играет за себя. Я Вас ему не уступлю.
- И правильно сделаете. Впрочем, мне кажется, для Вас это не трудно. Вы женщинам нравитесь. По себе чувствую.
- Спасибо за комплимент.
- Это не комплимент. Это женская интуиция.
- Надеюсь, она вас не подводит?
- До сих пор, во всяком случае, ее подсказки были безошибочны.
- Ну, тогда я спокоен.
- А что, у вас имелись сомнения на свой счет?
- На свой - нет. На ваш кое-какие присутствовали.
- Теперь вы делаете мне комплимент.
- Разве? А я и не заметил.
- Женщина всегда должна вызывать в мужчине сомнения, иначе она ему быстро надоест.
- Вы придерживаетесь такого принципа поведения с мужчинами?
- У меня нет заранее заготовленной программы. Я больше доверяю женскому чутью, той самой интуиции.
- Ну и что подсказывает вам тонкое подсознание сейчас? Оно уже включилось в действие?
- Вы хотите опередить события. Мы ведь, собственно, едва знакомы и не знаю, будет ли у нас время, узнать друг друга поближе.
- Вы уезжаете?
- На днях планирую. Мы здесь ненадолго. Да и скучно, признаться, в этих краях.
- На прогулку со мной вы отправились, чтобы развеять скуку?
- Зачем так буквально понимать мои слова. К нашей нынешней встрече они не относятся. С вами я сейчас вовсе не от скуки.
- Вы меня снова успокоили.
- Ну, тогда, расскажите о себе. Я же вам кое-что о себе поведала, а вы для меня совершенно неизвестный молодой человек. Знаете, ведь после таких автобиографических рассказов дальнейшее общение происходит гораздо легче.
Они уселись рядом на большом, плоском, прибрежном камне. Темная, в белой окантовке, морская волна почти докатывалась до их ног. Она мягким ласковым псом, урча, подбиралась в желании потереться своим теплым боком, но, потом, словно испугавшись, отползала назад, до новой попытки приласкаться о человеческие ноги. Далекий, подвижный, мерцающий светлыми бликами, горизонт, незаметно сливался с низкий звездным небом. Южная ночь дышала теплом и покоем. Тепло и спокойно было и на душе у Олега. Он рассказывал Дине о себе, упуская, конечно некоторые, "ненужные" подробности своей биографии. Дина слушала внимательно, повернув к нему красивое лицо с маслянистыми глубокими еврейским глазками. Иногда, когда девушка слегка отводила взгляд, в них вспыхивали отражения звезд, и Олегу вдруг пришло в голову, что эти же звезды отражались в глазах иудейских женщин на протяжении всей библейской истории их народа, странного, непонятного, всеми гонимого, но не растворившегося в океане времен.
За разговором время текло плавно и незаметно. Из-за гор, за спинами сидящей на прибрежном камне пары, выплыла большая красная луна и осветила морской, черный влажный глянец своим призрачно-багряным светом. Море окрасилось сгустками кровавых пятен, но идиллически-настроенный Олег почти не обратил на эту неприятную перемену внимания. Его руки обняли девушку за талию, и он поцеловал ее в податливые пухлые губы. Дина ответила на поцелуй горячо и сладостно. Они целовались, все более распаляя друг друга. Мужские руки стали расстегивать пуговицы короткого халатика на упругом женском теле. И вот халат сброшен на прибрежную гальку, а неугомонные руки уже освободили большую упругую грудь от купального лифчика и по крутым мощным бедрам стали стягивать маленькие голубые плавки. Женские руки расстегнули молнию на джинсах. Пуговица над ней тоже перестала препятствовать рвущейся наружу напряженной мужской плоти, и она, освобожденная, устремилась к раскрытому сладострастному, влажному зеву, легко и мощно вошла, в него, заработав там жарко и напористо. Дина стонала, изгибаясь на прохладной прибрежной гальке в объятьях Олега. Ее крупное сильное тело двигалось ритмично в едином порыве с движениями мужчины. Она отдавалась неистово и страстно. Голова со спутанными густыми волосами металась в забвении. Губы, между громкими стонами повторяли: "Еще, еще.. Так, так, так.. меня.. так, так! И, наконец, из большой измятой и исцелованной Олегом груди, вырвался не стон, а почти крик: "Хочу, хочу, хочу! Все..!" Тело Дины стало конвульсивно дергаться, глаза закатились, сильные руки сжали мужские плечи, ноги сплелись за его спиной. Олег подсознательно уловил важную минуту и не задержался. Два стона слились в один. Два тела прижались друг к другу, наполняясь вечным блаженством жизни. И в эту самую минуту, сзади, на голову Олега обрушился удар...
IV
Сознание возвратилось так же быстро, как и пропало, словно снова отдернулось, закрывшее его, черное глухое покрывало. Перед, прозревшим взглядом сверкал мириадами звезд глубокий небосвод. Звезды несколько секунд кружились в каком-то призрачном хаотичном хороводе, но потом, то россыпью, то поочередно вырывались из этой круговерти и занимали свои, давно привычные, места.
Затем включился слух. Совсем рядом кто-то жалобно и монотонно вздыхал, одновременно шлепая большими мокрыми щупальцами осьминога. Море наползало с упорной настойчивостью на берег, все ближе и ближе подкрадываясь к лежащему на спине человеку, в попытке затащить его в свое мокрое нутро и там растворить человеческое тело на тысячи мельчайших песчинок - звездочек. Олег поспешно сел, отдернув ноги от подползающего прибоя, И это движение отдалось в голове тупой, надсадной болью, резонансом пролившейся по всему телу. Голова закружилась, опять раскрутив остановившуюся звездную карусель, и Олегу пришлось вновь прилечь, чтобы унять эту пляску созвездий. Через минуту-другую он сделал попытку подняться, уже глядя прямо перед собой. Эта попытка удалась гораздо лучше, и Олег медленно стал поворачивать голову по сторонам. Справа от прибрежного валуна кто-то лежал, уткнувшись лицом в гальку. Олег тут же вспомнил о Дине. Это могла быть только она. С трудом перевернувшись на живот, он на коленях подполз к лежащей фигуре и сразу же заметил на затылке плешь. Это была не девушка. Перед ним неподвижно лежал какой то, начинающий лысеть, мужчина. Олег осторожно толкнул его в плечо. Реакции не последовало. От второго более сильного толчка, голова лежащего слегка повернулась набок и, при багровом свете луны, Олег вдруг узнал лицо с широко раскрытыми навыкате глазами. Перед ним лежал, несомненно, мертвый, отверженный жених Дины - Яков.
Олега мелко и противно затрясло. Он попытался подняться на ноги, придерживаясь дрожащими руками за шершавый, теплый валун. Но сразу подъем не удался. В коленях вибрировала неудержимая слабость, не дававшая ровно стоять на ногах. К тому же боль от полученного удара загудела в голове с новой силой. Превозмогая эту боль, Олег оглянулся по сторонам. Море все так же катило на берег свои вечные воды. Вечные звезды все так же светили на безоблачном ночном небе. Пляж был пустынен, что впервые показалось Олегу удивительным. Ведь в такую теплую ночь здесь собралось бы достаточно любителей морских купаний. И, тем не менее, возле воды сейчас находилось только двое: живой, но контуженный ударом Олег, и мертвый, несомненно, кем-то убитый, Яков. Дины нигде не было видно. Куда она исчезла? Почему она бросила их на произвол судьбы? Или ее тоже избили, изнасиловали, похитили? Кто? Ответ напрашивался сам собой. Но разве Олег мог подумать, что все это так серьезно? Неужели они докатились до убийства? А, впрочем, что с них возьмешь? Азиаты.
Нужно идти, заявить в милицию. А если они сидят где-нибудь поблизости, только и ждут, чтобы он ушел. Спрячут труп, сбросят в море, скроют доказательства преступления. Но почему же сразу так не поступили? Наверное испугались?! И Дина, должно быть кричала, а они и ее тоже по голове... Но, как Яков здесь оказался? Ревновал? Следил? А может это он его в порыве ревности? Тогда зачем тем убивать Якова? Можно было тоже оглушить. Ведь им Дина нужна! А ведь Яков стал бы ее разыскивать. Всю округу на ноги поднял бы. Вот и убили потому. Все абсолютно логично.
А его видно не добили. Не успели. Ну, что же, тем хуже для них. Только где здесь милиция? Или какая-нибудь другая власть? В поселке? А, может, в Кобулети? Но до него полчаса ходьбы. Скроют "концы в воду". Что же делать? Ведь и трогать ничего нельзя. Улики. Вот так ситуация! Здесь что ли сидеть до утра? Сидеть и ждать у моря погоды? Очень символично! Пляжный флирт... Вляпался по самые уши. А если убежать? Кто искать будет? Язык держать за зубами. Ребятам из палаты ни слова. А как же Дина? Что сейчас с ней? Может насилуют всем стадом? Это предательство! Трусость! Низость! Нужно найти каких-нибудь людей. Почему тут так пустынно? Море, наверное, теплое, а никто не купается? Странно.
Олег еще раз оглянулся вокруг и вдруг увидел поспешно приближающиеся к нему из-за скал три темные фигуры. Головы фигур украшали одинаковые, судя по - всему, армейские фуражки. В руках, при тусклом свете луны матово переливались короткие автоматные стволы. Автоматчики подбежали к сидящему на валуне Олегу. Старший, с двумя прапорщицкими звездами на зеленых погонах, махнул перед лицом Олега рукой:
--
Вы, что не знаете, что находиться на пляже в вечернее время запрещено? Пограничная зона.
Олег не успел ответить. Прапорщик заметил лежащего за валуном Якова:
- Кто это? Ваш приятель? Почему не движется? Пьяный что - ли?
Пограничник наклонился над лежащим. Толкнул его несколько раз. Затем приподнял голову Якова и удивленно присвистнул:
- Да он, мертвый! Не ты ли его прибил? ~ прапорщик снова повернулся к Олегу и перешел на "ты" - А, ну-ка, дыхни! Перегаром прет. Спьяну передрались?
- Не дрались мы. Я его вообще не знаю. Здесь, вот только сейчас обнаружил, - соврал Олег, понимая, что говорить правду ему абсолютно не выгодно,
- Где живете? - делая обратный "вежливый" переход, спросил прапорщик.
- В доме отдыха "Цихисдзири". Суток нет, как приехал. Не знал, что вечером на пляж нельзя ходить. Хотел искупаться. Подошел к камню, а здесь убитый лежит.
- А откуда ты знаешь, что он убит? Снова "тыкнул" прапорщик, подозрительно взглянув на Олега, - Может у него сердечный приступ, какой был?
- Мне так показалось. А вы его осмотрите, - неожиданно для самого себя посоветовал Олег, - возможно, он и, в самом деле, сам по себе умер?
Прапорщик подошел к трупу Якова и снова наклонился над ним, осветив тело фонариком.
- Да уж, сам по себе, - хмыкнул он, разгибаясь, - финкой мужика пришили, прямо под сердце, со спины. Профессионал работал - одним ударом уложил.
- Нужно вызывать следственные органы - после короткой паузы, проговорил прапорщик, - пойду позвоню в милицию.
-А вы здесь оставайтесь, - приказал он своим подчиненным и, очевидно, Олегу, тоже.
Прапорщик сделал несколько шагов, по направлению к дому отдыха "Наука", потом неожиданно остановился и, полуобернувшись к оставшимся, сказал:
- Да, чуть не забыл. Вахромеев, обыщи его, - взмах руки в сторону Олега.
Стоящий слева пограничник подошел к Олегу и, лениво проговорив, "Руки за голову", опустился на корточки и принялся неторопливо стучать ладонями по джинсовым штанинам, поднимаясь все выше. Ладонь хлопнула по заднему карману и остановилась, почувствовал лежащие там что-то твердое. Почувствовал это и Олег. Холодок мелкой рябью пробежал по его спине. Он твердо знал, что задние карманы сегодня вечером у него были пусты, во всяком случае, когда он выходил из своего корпуса. Солдат засунул, руку в карман, вытащил оттуда какой-то плоский предмет и стал его рассматривать при багровом свете луны. Подошел прапорщик и, протянув руку, взял этот плоский предмет. Нажатие пальца, щелчок, и блики тусклыми отсверками стали переливаться на лезвии ножа, выскочившего из рукоятки.
- Так...- значительно вымолвил прапорщик и в упор, из-под козырька фуражки, посмотрел на Олега, - значит, говоришь, искупаться пришел... с перышком в кармане? 0лег понял, что пропал. Его подставили. Подло и бесчеловечно. Подсунули нож в карман, пока он лежал оглушенным. Голова на месте удара снова надсадно вспыхнула болью, колени подкосила неудержимая слабость, во рту пересохло. Олег, не в силах превозмочь свое состояние, присел на валун.
V
Камера оказалась затхлой и грязной. На давно не крашеном полу валялись окурки. Подмести их, было видно, недосуг. Двухъярусные нары, истертые до полировочного блеска, расположенные у двух противоположных стен, поначалу показались Олегу пустыми. Но после того, как металлическая дверь камеры с ржавым лязгом захлопнулась, на верхних левых полатях послышалось слабое шевеление и на вошедшего взглянула, обросшая черной с проседью бородой, заспанная физиономия. Физиономия что-то спросила по-аджарски. Подавленный происшедшим, Олег ничего не ответил. Он, на слабеющих, подкашивающихся, ногах пододвинулся к ближайшим нарам, сел на них, а потом откинулся на сально-гладкую поверхность лежанки.
Под потолком, закрытая проволочной сеткой, тускло, вполнакала, светилась лампочка, бросая длинные паучьи тени. Маленькое, тоже зарешеченное окошко скрывало за собой тьму ароматной грузинской ночи. В камере же пахло мочой и потом. Накрытая крышкой "параша", стояла в углу и, естественно, "благоухала". Олега затошнило и едва не вырвало. Он только сдержался из последних сил. Душу разъедала сосущая тоска. Она присосалась громадной пиявкой и свою жертву отпускать не собиралась. А тело подмял под себя, своими громадными присосками - щупальцами, спрут усталости. Два хищника работали в унисон, но в противоположных направлениях. Усталость принуждала, лежащего на нарах, спать, тоска заснуть не давала.
Через некоторое время Олег погрузился в мучительную дрему, в полузабытье. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но сознание полностью не отключилось, заставляя взгляд фиксировать пространство перед собой. Это странное ощущение двоякости бытия иногда врывается в человеческую жизнь, оставляя в памяти мерцающий отблеск других измерений, иных чувств.
Послышался скрежет открываемой двери. Кто-то вошел в камеру, но пока находился вне поля зрительного восприятия лежащего на нарах. Далекий, потусторонний голос, произнес глухо, как из бочки:
- Вроде спит?!
Другой, такой же, бубнящим гулом ответил:
- Подойдем посмотрим. Только тихо.
Над Олегом склонились два лица. Они темными, безликими масками заполонили почти все обозреваемое пространство. Черты лиц Олег разобрать не сумел. Тусклый камерный свет делал их неразличимыми. Но глаза! Горящие багровым потусторонним светом, они, как уголья тлеющего костра, обожгли сердце жутким адским огнем.
Даже в этом полубессознательном состоянии Олега охватил ужас. Олег захотел закрыть глаза, но те, почему-то, не закрывались до конца, и все происходящее, лежащий видел сквозь тонкий частокол ресниц. Но видел ясно и отчетливо. Видел горящие кровавым огнем, глаза двух существ, склонившие над ним свои черные лица-маски. Он слышал их, бубнящие шепотом, глухие голоса, но не понимал смысла произносимых фраз:
- Ускорь линию.
- Дней пять нужно. Далековато.
- Попроси за три дня. И полную доскональность.
- Ну, это как положено.
- Возможно, разработки какие были или контакты?
- Учту.
- И раскрутку давай. Время поджимает. Может информация просочится. Неделя тебе на все про все! Понял?
-Как не понять. Свой ведь тоже интерес.
- Ты с этим "интересом" поосторожней. Как бы выше не выплыло. Подкосишь и себя и меня.
- Сажусь за изучение "Морального кодекса строителя коммунизма".
- Остряк-самоучка. Следи за языком. Он не только до Киева доводит...
- Спасибо за напоминание.
--
Ну пошли, визуальный осмотр закончен. Теперь, без тактических ошибок - за дело. Везенье нужно ловить за хвост, как птицу счастья. А то упустишь добычу.
- Да, подвернулся подарочек. И спит, как убитый. Другой бы маялся, места себе не находил. А этот дрыхнет.
--
Крепко спят люди с чистой совестью.
--
Намек на мою бессонницу?
- Словно больше не на что намекать?
- Удар ниже пояса. Веревочка у нас одна.
- Ну и тяни ее помаленьку. Длинная она. До пенсии дотянем.
- Дай - то бог.
- Не бог, так кто-нибудь другой прикроет.
- Так ведь у того, другого, известно какая плата - душа грешная.
- На такую дорожку встали. Сворачивать поздно. Да и атеистам в эти вещи верить не положено. Пойдем, пойдем, а то еще разбудим. Зря много болтали. Может и не спит вовсе, а притворяется.
- Все равно ничего не поймет.
- Кто его знает? Потом выясним. Пошли.
Черные маски с красными глазами исчезли. Заскрипела камерная дверь, заскрежетал засов. И тишина. Глухая и гулкая, как в пещере. Тяжесть и боль в голове, словно эхо этой гулкой тишины, отдалось по всем уголкам полусонного мозга. Тусклый свет перед глазами померк. Сознание прорвалось в темноту... И почти сразу же возвратилось в свет. В яркий солнечный свет, бьющий тугим лучем из высокого зарешеченного оконца, прямо в глаза проснувшегося Олега. Некоторое время Олег лежал, купая свое лицо в горячей ласковой струе. Но солнечный луч ушел в сторону от его нар и медленно потек по грязному полу. Олег наблюдал за этим движением, не в силах оторваться.
На верхней противоположной полке послышалось шевеление, которое все-таки заставлю переменить направление взгляда. С верхних нар, кряхтя и причитая, опускался человек. На нем был надет какой-то длинный черный балахон из простой, чуть ли не домотканой, материи, подпоясанный тонким плетеным ремешком. Голые до щиколоток ноги украшали странные, похожие на сандалии, не то на тапочки, не то на лапти, плетеные и в то же время, сделанные из одного куска мягкой и прочной кожи.
Человек спустился на грязный камерный пол и повернулся лицом к лежащему Олегу. Пожилое, в разнокалиберных морщинах, обветренное смуглое лицо окаймляла густая, черная с проседью, борода и такие же длинные седые волосы. Кустистые брови почти сходились на переносице, венчающий большой, мясистый, крючковатый нос, по обе стороны которого на Олега взглянули большие, яркие, аквамариновые глаза. Глаза эти принадлежали совершенно другому человеку - так разительно несхожими они оказались со всем остальным обликом старика.
Губы раздвинули в улыбке под усами рот с абсолютно белыми, ровными зубами.
- Утро доброе, сынок. - Сказал старик тихим, но каким-то звенящим, как небольшой колокол, голосом, - Как спалось на новом месте?
- Замечательно... - горько сыронизировал Олег, садясь на нары.
- Не печалься, дорогой, - снова улыбнулся старик, - во всех людских страданиях - промысел Господень. Дает он нам, грешникам, испытания, чтобы мы не возвышали себя в земной гордыне, а смиренно внимали воле Его. Ибо мы живем по своему разумению, а надо бы по Закону Божьему. С верой в сердце. Веруешь? - спросил старик, подходя к Олегу и присаживаясь рядом.
Вопрос странного старика застал Олега врасплох. Мысли его были далеки от предмета разговора, затеянного соседом по камере. Не до этого ему сейчас. Какой уж тут "Божий промысел", когда убийство "припаять" хотят, на "полном серьезе". Выпутываться нужно. И ни бог, ни царь, ни герой здесь не помогут. Самому придется отбиваться. И с верой только в свои силы. А потусторонние - они по ту сторону. К нашей жизни никакого отношения не имеют. Правда, иногда хочется, чтобы милосердный Бог все-таки существовал и помогал в трудностях. Тогда-то про него и вспоминаешь. Но редко, ох как редко!
Старик заглянул Олегу в глаза своим светлым взглядом.
- Не пришла еще к тебе Вера, сынок. Но ты на пути к ней. Дорога к Господу - не прямая и широкая, а узкая и извилистая. Широкая дорога ведет к погибели, а узкая - в Царствие Небесное. И нелегко ее найти. Нужно переродиться свыше. Стать другим человеком. Довериться Богу. Впустить его в свою душу. Ведь Бог любит каждого из нас, своей особенной любовью. И от нас он ожидает такой же любви. Надо полюбить Господа, и эта любовь наполнит глубочайшим смыслом твою жизнь.
- Вы священник? - спросил Олег.
Старик почти незаметно раздвинул в улыбке губы:
- Нет, дорогой. С церковью патриаршей мы разошлись еще перед первой мировой войной. Отлучили нас от церкви, как сказано, за "ересь". И переселили сюда, на Кавказ, "чтобы мы в мусульманском племени растворились. Многие ушли на Кубань, а мой отец, со своим духовенством здесь остался. Скиты тайные они основали, чтобы молиться по - истинному.
--
Это как же? - Олега вдруг охватило любопытство. Он понял, что старик - какой-то сектант. Много всяких раскольников, и отлучников бродило по России. И каждый считал свой вариант Веры в Бога самым правильным и неоспоримым.
--
Ты знаешь, сынок, молитву "Отче наш"? - опросил старик. Олег знал эту молитву, как говорится, "с пятого на десятое". В чем он и признался.
- Ну вот, тогда слушай с начала и до конца, - и старик, поднявшись с нар во весь свой немалый рост, перекрестился на солнечный свет, бьющий из тюремного оконца, а затем высоким колокольным голосом запел "Господню молитву". Звуки молитвы отражались от грязных тюремных стен каким-то удивительным резонансом. Это эхо билось в замкнутом пространстве, накатываясь на Олега светлой очищающей волной. Ощущение оказалось настолько реальным, что Олегу даже стадо как-то не по себе. Словно, внутри него вымывалась грязь, с которой он давно свыкся.
Молитва звучала семь раз подряд. Олег стоял под ней как под духовным душем и когда старик замолчал, в душе возникло сожаление о скором окончании этих чудесных мгновений. Искорка перерождения замерцала в золе. Огню нужна пища. Олег другими глазами посмотрел на старика. Тот еще трижды перекрестился и, с просветленным лицом сел рядом с молодым человеком.
- Господь дал нам эту молитву, чтобы мы славили Имя его. Мы же грешники славим Его самого, Его бессмертное Бытие, его Святой Дух. Имеем ли право, во грехе рожденные на проклятой земле, славить Всевышнего, зная только лишь его земное Имя. Что дано во Славе, то Славой приумножится! Имя Господне!
Смысл сказанного ускользнул от понимания Олега, но убежденность, с какой говорил старик о пока неясном, сделала его слова значительными и непоколебимыми. И все же, после непродолжительного молчания, Олег решился задать вопрос, как ему казалось, вполне естественный и прямой:
- Как же называют вашу... ваше религиозное направление?
Старик, из-под густых бровей взглянул на своего молодого собеседника почему-то погрустневшим взглядом и несколько минут не отвечал, пощипывая длинными чистыми пальцами бороду. Потом глубоко вздохнул и проговорил:
- Люди ищут своего, своих названий, своих имен, забывая Имя Божие. Мыже его не забываем и славим во веки веков. Так нас и называют: "Имя - славцы". За это истинное православиление нас преследуют и церковь патриаршая, и власти антихристовы, с которыми эта церковь в сговоре. Вместе они служат нечестивому делу, в угоду лукавому, разгоняют последние наши скиты, монастыри и приюты, сажают нас в тюрьмы за какую-то "антигосударственную и антисоветскую деятельность". А в этих местах, еще неверные, муллы мусульманские, гонения на нас устроили, за то, что мы не боясь, несем к необращенным Слово Божие и Славу Имени Его.
- Значит и Вас за это арестовали?
- Скит наш последний в этих местах разогнала нечестивая власть на прошлой неделе. Жаловаться на беззакония было некому - ведь беззакония творит власть, от имени закона, который сама и придумала, чтобы защитить себя от Божьей Правды. Но смириться я не мог. Знаю, что нарушил Заповеди Господни о смирении Духа, но предать Веру и Совесть не захотел. Вчера утром я сел под памятником идолу-антихристу на главной площади, здесь, в Кобулети, и стал вслух читать Евангелие Христово среди неверных и атеистов. Надо мной смеялись, в меня плевали, хотели даже избить. Вскоре появилась милиция. Меня арестовали. И вот я вторую ночь сплю на верхней лежанке в этой камере. Кто лежит наверху, не сразу бросается в глаза, а ему все видно и слышно. Я видел, как к тебе этой ночью приходили двое. Они не милиционеры, они - из тех, кто тайно следят за всеми нами. У них каждый на подозрении. Они в каждом видят врага своей антихристовой власти и, если ты к ним попал, в их лапы, - значит они присосутся к тебе, как пиявки болотные. Крови они хотят, крови! Все мало им!
При этих словах старика - "имяславца", Олег почувствовал какую-то внезапную слабость и, повинуясь ей, откинулся на вытертую до жирного блеска, поверхность нар. Закружилась голова. Большая шишка на месте удара заныла и заломила, словно по ней снова ударили чем-то тяжелым и тупым. Так это был не сон и не бред. Двое, с красными глазами - те, кто неусыпно "бдит", кто зорко охраняет, кто беспощадно карает, стоит только кому-нибудь, вольно или невольно, нарушить негласное Предписание существования в этой стране. Пока ты молчишь, голосуешь "за", безропотно соглашается со всем, чем ежедневно пичкают тебя на работе, на улице, по радио и телевидению, в газетах и журналах, у тебя есть шанс не попасть в поле зрения этой всемогущей организации. Но стоит тебе возмутиться творящимся произволом властей, стоит только вымолвить слово против, а еще хуже того написать что-нибудь протестующее, задевающее основы здешнего миропорядка, на бумаге, как карающий меч тут же занесется над тобой и, горе тебе, если ты публично не отречешься от своих попыток говорить и думать не по предписанному свыше. Тебя раздавят, тебя сомнут, тебе отсекут голову. Тот меч уже в работе семь десятилетий. И хоть он немного притупился за это время и руки, его сейчас держащие, не так тверды и беспощадны, как раньше - дело свое они знают хорошо. Прикажут - жалости не добьешься. "Свистнет меч и голова с плеч".
Олег лежал на нарах, уставившись в угол грязного потолка камеры. Старик -"имяславец", стоя на коленях возле своих нар, тихо молился, крестясь и отбивая поклоны. К баланде, которую сунули им в окошко, они оба даже не притронулись, словно негласно объявили голодовку. Старик ни о чем не расспрашивал Олега. На "подсадную утку" он похож не был: слишком уж необычный типаж. Значит, он тот, кем себя называет. Да и что "подсадка" может разведать, если Олег и сам не все понимал в происшедшем. А после появления тех двоих, с красными глазами, заплутал в догадках окончательно. Случайно или нет, он попал в очень скверную историю. И, видно по всему, убийство Якова, только одно звено, может завершающее, а может и нет, в какой-то цепи событий, Олег запутался в ней, как беспечный мотылек в паутине.
А пауки, мерцая красными глазами, уже потирают свои острые когти и клыки. Они уверены, что высосут добычу. У них большой опыт.
VI
Он узнал его, как только вошел кабинет на допрос. Нет, лицо было незнакомое, но на покрасневшие от бессонницы глаза, Олег обратил внимание сразу. Знакомый незнакомец сидел за столом заместителя начальника милиции города Кобулети и совершенно не походил на аджарца. Он взглянул на приведенного кровавыми белками и в черных зрачках вспыхнула искорка, то ли от сигаретной затяжки, то ли от солнечного блика на стекле, распахнутого настежь окна. За окном, под дуновением прохладного утреннего ветерка, шелестела тонкими чешуйками-листьями, пушистая туя.
После трехдневного безвылазного сидения в затхлой вонючей камере, отсвежего ароматного воздуха у Олеге закружилась голова и он заметно пошатнулся, стоя перед столом. Сидящий за ним, наверняка обратил внимание на состояние вошедшего и усмехнулся, краем тонких, желтых, прокуренных губ. Недокуренную сигарету он задавил в пепельнице и, взяв в руки шариковую ручку, повертел ею между пальцами и снова взглянул на Олега.
- Садитесь - негромким, повелительным голосом сказал красноглазый, указывая ручкой, на отдельно стоящий, чуть в стороне, стул. Олег сел и глаза ему ударил солнечный свет из окна. Лицо красноглазого в одно мгновение превратилось в темную безликую маску. Стул стоял на рассчитанном месте. Глаза, отвыкшие от яркого света, ослепли и Олег прикрыл их руками.
- Ваши фамилия, имя, отчество? - донеслось до него из-за стола, - домашний адрес, место работы?
Олег стал называть свои анкетные данные, прекрасно понимая, что пока выполняются пустые формальности. Им о нем известно все, досконально. За три дня собрали материал. Оперативно, как говорится у них. Солнце чуть уползло в сторону и уже не слепило, и Олег мог пристальней разглядеть сидящего за столом.
На вид лет тридцать - тридцать пять. Светло-русые редкие волосы, коротко с бритвой, подстрижены и разделены пробором. На висках кое-где седые волоски. Гладко выбрит, но ниже правого уха виден островок щетины. Не углядел, значит, поутру. А так физиономия совершенно безликая. Ничем не примечательная. Серая. Таких, видно, туда и набирают. Чтоб не запоминались. По случаю жаркой южной погоды на безликом светлая безрукавка-тенниска с нагрудным карманом, в котором оттопыриваясь, просвечивается красная "корочка". На довольно дряблых бицепсах и волосатых предплечьях почти нет загара, да и по виду - явно не местный, не грузинский даже. Чувствуется центральная Россия. Но что ему здесь делать?
- Я следователь по особо важным делам областной прокуратуры - Васильев Николай Иванович (Почему не Сидоров Иван Петрович - промелькнуло в голове у Олега; врет, конечно, и не краснеет). Вы подозреваетесь в непреднамеренном убийстве Лившица Якова Моисеевича, совершенном во время ссоры на пляже поселка Цихисдзири около двадцати трех часов, 17 августа сего года. Во время ссоры и драки вы находились в нетрезвом виде и имели при себе выкидной нож, которым и убили гражданина Лившица, после того как он нанес Вам удар по голове тяжелым предметом. На отобранном у Вас ноже зафиксированы отпечатки Ваших пальцев. Признаетесь ли Вы в совершении данного преступления?
- Нет, - тихо, невнятно ответил Олег. Во рту у него пересохло" Очень хотелось пить. За спиной "Васильева " на тумбочке стоял полный графин и граненый стакан. Но попросить воды у этого типа, Олег почему-то не пытался. Не хотелось у него ничего просить. Даже воды.
- Тогда, что Вы можете сказать по предъявленным Вам обвинениям?