Ла Имие : другие произведения.

Золотой рассвет. Часть 2. Последний Союз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История Нуменора закончилась чудовищной трагедией, и некогда благословенный остров исчез в морской бездне. Верные находят новый дом в Средиземье, основывают там свои королевства и пытаются постепенно приспособиться к новой жизни, но они даже и не подозревают, что Саурон вовсе не погиб вместе с Нуменором, а продолжает благополучно править своими владениями в Мордоре и строить коварные планы. Действуя согласно своим тайным намерениям, он нападает на Гондор, и в итоге люди и эльфы Запада приходят к решению вместе выступить против Черного Майя и окончательно его уничтожить...
  ЗОЛОТОЙ РАССВЕТ. ЧАСТЬ 2. ПОСЛЕДНИЙ СОЮЗ
  
  
  1. Изгнанники
  
  Когда Исилдур наконец открыл глаза, море уже почти успокоилось, и тучи немного рассеялись. На востоке вставало солнце, и его золотые лучи ярко сверкали в разрывах облаков.
  
  - Как ты? Жив? - услышал он голос Валандура. Подняв голову, он увидел рядом с собой своего лучшего друга, который смотрел на него каким-то погасшим, ничего не выражающим взглядом, словно вся радость ушла из него.
  
  Старший сын Элендила не сразу смог понять, где находится и о чем говорит его товарищ, а осознав, что они все-таки смогли выбраться с гибнущего острова, не ощутил никакой радости - как будто его душа превратилась в серый дым, который остается после того, как погаснет последнее пламя. Всего несколько дней назад рассветы для него были яркими, цветными, а сейчас он, ничего не говоря, просто отвернулся от солнца, словно оно причиняло боль его глазам.
  
  Юноша-морадан, которого он ударил по затылку и затащил на корабль, теперь сидел чуть поодаль, прислонившись к какому-то ящику и глядя в пространство заплаканными глазами.
  
  - Зачем ты спас мне жизнь? - спросил он, заметив, что Исилдур смотрит на него.
  
  - А ты бы предпочел погибнуть вместе с Сауроном и его приспешниками? Видишь, чем все кончилось? А вы ему верили!
  
  Тот покачал головой.
  
  - И куда мне теперь идти? Что делать? У меня в Нуменоре семья осталась...
  
  - Их всех больше нет, - в замешательстве произнес Исилдур, сам еще до конца не веря в то, что говорит. - Их всех больше нет...
  
  Валандур стоял рядом с каким-то безразличным видом, как будто из него вынули душу. Их новый знакомый снова принялся размазывать по лицу слезы - куда девалось все его былое нахальство.
  
  - Оставайся с нами, - предложил ему Исилдур. - Ты один пропадешь. Кстати, где Элендур?
  
  - Сидит в трюме. Ему плохо, не может смотреть на море, - ответил его друг.
  
  Элендур? Наследник рода Андуниэ, который вырос в прибрежном городе? Не может смотреть на море?
  
  Исилдур бессильно прислонился к мачте, вцепился в дерево онемевшими пальцами. Он все еще не осознал весь ужас случившегося и надеялся, что это дурной сон или жестокая ошибка - вот сейчас он откроет глаза у себя в Роменне, увидит над собой знакомый потолок собственной комнаты, украшенный бело-золотой лепниной, и поймет, что на самом деле ничего не произошло.
  
  - Валандур, - спросил он, - сколько времени прошло?
  
  - Я даже не знаю, - устало прошептал тот дрогнувшим голосом. - Я не помню. Может быть, несколько часов. А может, несколько дней.
  
  - Нашего дома больше нет, - с нескрываемым отчаянием опустил голову Исилдур. - Нашего Нуменора больше нет.
  
  Разумом он понимал, что жизнь не кончена и что сейчас они доберутся до Средиземья, попросят помощи у Гил-Галада, но мысли о произошедшем лишали его воли, а ужас захлестывал, как ледяные морские волны. Волны?! Нет, лучше о них не думать, не думать, только не об этом... Поскорее бы увидеть берег - сознание того, что они сейчас находятся на корабле посреди моря, пугало его еще сильнее. У него был дом, была родина, и теперь они лишились всего. Несмотря на все притеснения Ар-Фаразона, Верные были очень привязаны к своей земле, равно как и арузани. Нуменор был для них не просто каким-то местом, где они жили, а в какой-то мере святыней, и теперь Исилдуру казалось, что мир опустел, как зимой пустеют сады без ярких цветов, зеленых листьев и спелых ягод. Как теперь жить, что делать? Возврата к прежнему не будет, и надо как-то с этим справляться. Хоть Амандил и посоветовал сыну и внукам заранее готовиться к бегству, но Исилдур до конца не мог поверить, что все обернется именно так. Да, его могла схватить Тайная Стража, он стал бы очередной жертвой на алтаре в зловещем Храме, но смертельный удар пришел совсем не с той стороны, откуда его ожидали. Хорошо еще, что злобный Саурон наверняка сгинул в морской пучине вместе со своими почитателями.
  
  Впоследствии он пытался вспомнить, как они наконец-таки добрались до Средиземья - море вынесло их с братом корабли к устью Андуина возле залива Белфалас, но никак не мог, поскольку перестал воспринимать время и не понимал, сколько прошло часов, дней или даже недель. На материке жили в основном Верные, бежавшие туда от зверств прислужников обезумевшего короля, или те, кто им сочувствовал, поэтому все очень обрадовались, увидев спасшихся от страшной катастрофы наследников рода Элроса. Люди о чем-то расспрашивали Исилдура, он что-то отвечал, что-то рассказывал... что именно? К счастью, во время плавания никто не погиб и не пострадал, хотя все его спутники выглядели очень подавленными - кто, не стесняясь, плакал, кто просто молчал, замкнувшись в себе. Кораблей отца не было видно на горизонте, хотя сыновья Элендила весь день простояли на берегу, всматриваясь в морскую гладь. Анарион был напуган, но Исилдур успокоил его - у него почему-то было такое ощущение, что с их родителями все в порядке, а предчувствия его никогда не обманывали.
  
  Вечером, глянув мельком на свое отражение в зеркале, Исилдур ужаснулся. И все-таки - сколько дней они провели в море? Он был совершенно не похож сам на себя: вокруг запавших глаз лежали глубокие тени, обветренные губы потрескались и кровоточили.
  
  Первая ночь в Средиземье обернулась кошмаром - кошмаром, которому было суждено потом повторяться снова, снова и снова, ночь за ночью, месяц за месяцем и год за годом.
  
  Исилдур лег в постель, укрылся одеялом и вроде бы как даже заснул - сказалась усталость после всего пережитого. Однако не успел он проспать и четырех часов, как его разбудило жуткое видение, в дальнейшем преследовавшее его постоянно.
  
  Ему приснилось, что он вроде как стоит у себя в Роменне на берегу моря - просто стоит и смотрит на восходящее солнце, и тут внезапно небо закрыли огромные черные тучи, налетела буря, а под ногами содрогнулась земля, и огромная волна невообразимых размеров нахлынула на остров, снося дома, выворачивая с корнем деревья, смывая в море все живое и накрывая с головой его самого. Чувствуя, что захлебывается, Исилдур в это мгновение проснулся с криком ужаса и еще долго не мог понять, что все обошлось и он в безопасности. Напуганная Фириэль попыталась успокоить мужа, но тот холодно отстранился и ушел в другую комнату - нет, не спать, спать ему больше не хотелось. Исилдур так и просидел у окна до самого рассвета, не смыкая глаз и пытаясь хоть как-то осознать и осмыслить случившееся.
  
  На следующую ночь кошмар повторился - только в этот раз Исилдур увидел, как та же самая волна стерла с лица земли их дом в Роменне. Он снова кричал не своим голосом, испугался даже Майнэ, который обычно спал у него в изножье кровати. Тот же сон про Волну, только с немного другими подробностями, он видел и в последующие дни - и теперь понял, что ему придется жить еще и с этим. Как-то жить. Жить, пусть ему этого и совершенно не хотелось.
  
  Исилдур догадывался, что нечто похожее терзает и многих других людей, спасшихся вместе с ним из Нуменора: его сын Элендур, например, из веселого легкомысленного юноши внезапно превратился в задумчивого, беспокойного и раздражительного, словно его терзал тайный страх перед чем-то, что он таил глубоко в душе. С Фириэлью они теперь спали в разных комнатах, и у него был хороший повод для этого - ему не хотелось будить по ночам жену. Более того, его всегда воспитывали с сознанием того, что он все-таки мужчина, он должен быть сильным и защищать семью, но уж ни в коем случае не показывать супруге и детям свою слабость.
  
  Ничто не радовало его. Если раньше Верным постоянно грозила опасность, то теперь она исчезла вместе с Нуменором и его безумным королем, но вместе с тем в морских волнах сгинула и их родина. Родина, которая была для них дороже самих себя.
  
  Один раз Исилдур поймал себя на кощунственной мысли: а зачем он вообще послушал деда и остался жив? Лучше бы ему погибнуть вместе со всеми, мертвецу все равно, и его не терзают кошмары и муки совести!
  
  Однако он был наследником рода Элроса, и ему волей-неволей пришлось продолжать дело своих предков и стать новым королем нуменорцев. Королем Верных в изгнании.
  
  На берегах широкого Андуина они с Анарионом основали свое государство, названное Гондором, и построили свои города - прекрасный Осгилиат и неприступный Минас Анор, а на самой границе со зловещим Мордором, в котором когда-то обитал Саурон - могучую крепость Минас Итиль. Во всех делах Исилдура поддерживали сын и брат, а также близкие друзья и соратники, среди которых были Валандур и Миналзир, тот самый юноша, которого он в свое время спас с Острова - теперь его звали Арандуром.
  
  - Зачем строить такую твердыню рядом с Мордором, и почему ты вообще решил там поселиться? - удивлялся Анарион, когда его брат возводил Минас Итиль.
  
  - Кто его знает, может, там орки какие еще водятся, - уклончиво ответил Исилдур. - Нам не помешает следить за этой территорией.
  
  - Это вы перегибаете палку, aran, - поддержал Анариона Арандур. - Я уверен, что нам больше нечего бояться и Зигур... то бишь Саурон погиб вместе со служителями Храма. Спасибо вам за то, что вы меня от этого избавили, а то я по малолетству тоже сдуру учением Тьмы увлекся и не понимал, что это все отнюдь не так здорово, как кажется.
  
  - Это совсем не здорово, - сказал ему Исилдур, которого терзала смутная тревога. С одной стороны, он понимал, что Враг наверняка мертв, с другой... что таится за черными горами? Ведь у Саурона есть множество приспешников, которые сильны и жестоки, более того - до Верных дошли слухи о том, что Мериль-Зимрабет последние годы провела отнюдь не в Нуменоре, а вместе с младшим сыном и Аглахадом уехала на материк. Двое ее старших детей тоже обретались где-то здесь, не исключено, что и в Мордоре, и кто знает, не захотят ли они вдруг отомстить ненавистным врагам за своего отца и повелителя?
  
  Он боялся, что предчувствия и в этот раз не обманут его, поскольку они почти никогда его не подводили - вернее, вообще никогда, таких случаев он не помнил. Как он и сказал Анариону, их отец тоже благополучно добрался до Средиземья, и его ждал радушный прием со стороны старого друга - верховного короля эльфов Эрейниона Гил-Галада, который в то время жил в Линдоне. Потомок славного рода Финвэ на первых порах обеспечил беглецов из Нуменора всем необходимым, а потом Элендил, не желая злоупотреблять гостеприимством своего лучшего друга, отправился за Синие Горы в Эриадор, где основал свое королевство Арнор со столицей в Аннуминасе. С сыновьями он встречался довольно часто - на семейных встречах Исилдур с отцом старательно делали вид, что все в порядке, хотя все было далеко не так.
  
  Элендил всегда был редкостным красавцем и за все долгие годы своей жизни, казалось, не состарился ни на один день, однако теперь его прекрасное лицо с такими же серебряными, как у сыновей, глазами, безупречно четкими точеными линиями носа и губ, длинными ресницами и тонкими изящными бровями казалось мертвым, как у статуи. Он больше не походил на живого человека и производил странное впечатление - как будто у него отняли и душу, и все чувства. Во взгляде его читались растерянность и скорбь. Может быть, его тоже мучают непрекращающиеся кошмары и гнетущие воспоминания? Анарион, казалось, ничего не замечал, а Исилдур притворялся, что не замечает. Ему очень хотелось поговорить с отцом, расспросить его о том, что с ним происходит, и, возможно, рассказать о своих чувствах и переживаниях, но так и не решился - побоялся повести себя неуместно, да и вдруг отец разозлится и снова на него накричит.
  
  В 3349 году у Исилдура родился второй сын - Аратан, в 3389 - третий, Кирьон, а еще через два года он узнал о том, что у них с Анарионом вскоре должен появиться младший брат или сестра. После бегства из Нуменора он редко ощущал хоть какое-то подобие радости, но в этот раз, пусть и вспомнив с болью в сердце о Хэрендиле, он подумал, что жизнь постепенно все-таки начинает входить в привычную колею.
  
  2. Встреча
  
  ...о нас напишут: "остались живы" - не верьте;
  Не мы, а тени наши сойдут на берег.
  
  Анориэль "Два корабля".
  
  
  Когда нуменорцы прибыли в Средиземье, верховный король Нолдор Эрейнион Гил-Галад был очень рад видеть своего лучшего друга Элендила живым и здоровым, однако радость его длилась недолго.
  
  Он ожидал, что теперь все наладится, они будут часто видеться и заживут счастливо, но жестоко ошибся. Совсем скоро он заметил, что его друг выглядит очень расстроенным и подавленным, однако говорить о том, что его гнетет, не хочет и упорно делает вид, будто все прекрасно.
  
  В отличие от своего кузена Маэглина, который после долгих лет на службе у Саурона сквернословил хуже любого орка, глотал коньяк из горлышка и, совершенно не стесняясь, расспрашивал окружающих о самом личном, Эрейнион был эльфом воспитанным и деликатным. Он никогда не ругался непотребными словами, не пил хмельного, не задавал бестактных вопросов и не лез в душу даже к самым лучшим друзьям. Пару раз он попытался осторожно намекнуть Элендилу на то, что тот всегда может к нему обратиться, если вдруг потребуется помощь, и выяснить, что все-таки происходит, но новый король дунэдайн старательно уходил от ответа и предпочитал отмалчиваться. Вскоре он уехал из Линдона, хотя Гил-Галад и просил друга остаться подольше; расставание с ним сильно огорчило эльфа, который в душе по-прежнему надеялся, что теперь они все-таки смогут видеться чаще, а не просто переписываться.
  
  ***
  
  Тайна моя, никто о тебе не знает...
  
  Песня из к/ф "Райские яблочки"
  
  Стоял ясный теплый октябрь - осенние месяцы редко бывают погожими, однако, несмотря на это, Гил-Галад больше всего любил именно это время года. Листва еще не облетела с деревьев, однако она была уже не жухло-зеленой, как в сентябре, и березы, клены, дубы стояли в своих ярко-золотых, алых, бурых и пурпурных праздничных одеяниях перед тем, как уснуть на зиму.
  
  Эрейнион, решив, что дома ему сидеть скучно, отправился побродить по лесу, с наслаждением вдыхая кристально-чистый воздух. Как хорошо, что нет дождя и листья приятно шуршат под ногами, а не превратились в противно чавкающую кашу. Скоро наступит ноябрь, и деревья станут совсем голыми, черными и мертвыми, а пока можно радоваться прекрасной золотой осени.
  
  Внезапно король Нолдор увидел среди стволов какого-то эльфа или человека, медленно направляющегося в его сторону. На всякий случай Гил-Галад положил руку на эфес меча: кто знает, кем может оказаться незнакомец, какие у него намерения и зачем он тут бродит по лесу! Однако когда тот приблизился, он с удивлением узнал свою давнюю знакомую - Эрилиндэ.
  
  - Привет, - окликнула она его. - Опять бродишь один?
  
  - Здравствуй, - ответил удивленный Эрейнион. - Ты все-таки вернулась...
  
  - Да.
  
  - Почему ты тогда ушла и сказала, что мы больше не увидимся?
  
  - Так было надо.
  
  - Я чем-то тебя обидел? Что я сделал не так?
  
  - Все хорошо. Просто... трудно объяснить.
  
  Будучи эльфом воспитанным и от природы деликатным, он решил дальше не развивать тему. Мало ли что у нее и у Элендила в душе творится, некрасиво лезть с расспросами, кто знает, что с ними произошло. Моргот, Саурон, Ар-Фаразон с их прислужниками... эти выродки могли очень сильно испортить жизнь тем, кто случайно подвернулся им под руку.
  
  - Я очень хотел тебя увидеть. Я скучал.
  
  - Я тоже.
  
  Она неожиданно подошла совсем близко и взяла его за руку.
  
  - Какое у тебя красивое кольцо! - указала она на Вилью.
  
  Гил-Галад вздрогнул, как от удара. На него сразу нахлынули воспоминания о зверски убитом Сауроном брате. Тъелпе, солнечный лучик, Тъелпе, чистая, открытая душа... Чем ты заслужил такую страшную смерть, что с тобой сделало это чудовище?
  
  - Да, очень красивое, - он взял себя в руки. - Это подарок моего старшего брата. Он был великим мастером, и никто не мог с ним сравниться. Мы были очень дружны.
  
  - Почему "был"? С ним что-то случилось?
  
  - Ты никогда не слышала о Келебримборе? И о том, как с ним разделался Враг? Кто ты? Ты все-таки из Авари?
  
  - Нет, из Нолдор, - Эрилиндэ отрицательно покачала головой. - Просто я живу далеко на востоке, и до нас редко доходят вести о том, что творится в мире.
  
  - У меня был брат, - начал Гил-Галад после непродолжительного молчания. - Келебримбор, сын моего дяди Куруфина. Он был блестящим мастером на все руки. Делал все, что душе угодно: и оружие, и украшения, и посуду. Мастерство-то его и сгубило, а еще собственная доверчивость. Приглашал к себе в дом непонятно кого, даже не удосужившись проверить, кто это такой и чего хочет. Ну и нарвался. Один из его очередных приятелей оказался не кем иным, как Врагом; воспользовался моим братом как орудием для осуществления своих грязных замыслов, а потом замучил и убил. Я до сих пор по нему скучаю, и мне так больно и плохо без него...
  
  - Прости, - извинилась эльфийка. - Я не хотела снова заставлять тебя вспоминать все это. Кстати, тебе кто-нибудь говорил, что у тебя очень красивые руки?
  
  - У Келебримбора тоже были... очень красивые. Пока Саурон его не изуродовал до неузнаваемости, - ответил Эрейнион.
  
  - Прости еще раз. Давай о чем-нибудь другом.
  
  - Не за что извиняться. Ты же не знала. Может, пойдем ко мне в гости? - неожиданно предложил он. - Давай я познакомлю тебя с Элрондом, это мой герольд, он просто замечательный.
  
  Ему показалось, что женщина как будто испугалась - улыбка мгновенно исчезла с ее прекрасного лица, и он буквально кожей ощутил ее страх. Почему она прячется от других эльфов и людей, почему хочет разговаривать только с ним?
  
  - Нет, не надо. Давай лучше просто по лесу погуляем.
  
  - Хорошо, - сказал он и замолчал.
  
  Взявшись за руки, они шли по лесу между деревьев, вслушиваясь в шелест опадающей листвы и шорох ветерка в ветвях, и разговаривали о том, что видят вокруг - оба они старались всячески не затрагивать беды прошлого.
  
  - Может быть, ты останешься? - неожиданно спросил Гил-Галад. - Честно говоря, ты нравишься мне... очень. Только я никак не могу понять, почему ты ничего о себе не рассказываешь.
  
  - Да рассказывать-то особо нечего, - отмахнулась Эрилиндэ. - Никого из моей семьи уже давно нет в живых, я совсем одна. Так вот и обретаюсь на востоке. Знаешь, ты мне тоже очень нравишься, только не вздумай в меня влюбляться.
  
  - Это еще почему? Когда ты появилась в моей жизни, все изменилось, и если бы ты все-таки осталась со мной, каждая ночь стала бы для меня ясным днем.
  
  Эльфийка покачала головой.
  
  - Потому что вместе мы не будем никогда, и на то, к сожалению, есть много причин. Я действительно скучала по тебе, и ты дорог моему сердцу, но мне никогда не стать твоей. Я тебе не пара, ты - верховный король Нолдор, а я безродная. Забудь об этом. У нас есть сегодняшний день, мы вместе, и нам хорошо. Все прекрасно. Зачем тебе думать о чем-то еще? Мы будем тут гулять и разговаривать, пока солнце не начнет садиться, а потом я отправлюсь к себе, ты вернешься в свой прекрасный дворец, и все будет как раньше.
  
  Гил-Галад опечалился. Он почувствовал противный липкий страх, поняв, что его мечта исчезнет сегодня вечером.
  
  - Зачем ты так? Уж если бы я вздумал жениться, то вряд ли стал бы смотреть на происхождение и знатность своей невесты.
  
  - Другие стали бы. Не надо.
  
  Протянув руку, он коснулся темных волос Эрилиндэ, потом провел ладонью по ее щеке.
  
  - Не уходи.
  
  - Это невозможно.
  
  Он грустно кивнул и снова взял свою спутницу за руку. Пусть им осталось провести вместе всего несколько часов, но это будут часы, за которые не жалко отдать месяцы, годы, века и даже целые тысячелетия. Сейчас он так завидовал своему лучшему другу Элендилу, который так любит свою жену Алдамирэ и может быть с ней вместе каждый день, вместе просыпаться и засыпать, встречать восходы и любоваться закатами!
  
  Они так и бродили по лесу до самого заката, а потом Эрилиндэ попрощалась с ним и ушла неизвестно куда, а Гил-Галад так и остался стоять на поляне, глядя ей вслед и думая, не привиделось ли ему все это - и прекрасная эльфийка, и весь сегодняшний день.
  
  3. Обещание
  
  Если ты упадешь - я тебя подниму,
  Если ты замолчишь - твою песнь допою.
  Если глаз твоих свет вдруг подернется льдом,
  Я с обидчиком встану в смертельном бою...
  
  Феалиндэ "Келегорм"
  
  
  На ясном безоблачном небе играли нежные краски зари, и постепенно оно превращалось в огромный лазурный купол. Звонко пели птицы, легкий ветер шелестел в кронах деревьев.
  
  По лугу, залитому теплыми лучами утреннего солнца, шли двое эльфов. Черноволосый мужчина был одет очень странно для теплого и яркого летнего дня - он кутался в подбитый мехом плащ, как будто был тяжело болен. Его прекрасная золотоволосая спутница, с лица которой не сходила приветливая радостная улыбка, напротив, обошлась только легким шелковым платьем без рукавов из алого шелка с вышитыми золотом цветами, которое красиво облегало ее безупречную изящную фигуру.
  
  - Ты плохо выглядишь, - обеспокоенно спросила она, держа своего знакомого за руку. - Совсем не вылезаешь из своего убежища, что ли?
  
  - Очень редко, - бросил эльф. - Меня мало что интересует из происходящего в мире, да как-то и не хочется нашему дорогому Ортхэннэру на глаза попадаться, - в его устах это имя прозвучало как злое ругательство. - Хорошо, что ты смогла вырваться из-под его надзора и со мной повидаться. Я очень по тебе скучаю, и мне без тебя плохо.
  
  - А я вообще скучаю по нашей прежней жизни, по Лаан Гэлломэ... Ханатта стала моей второй родиной, и там очень хорошо, но...
  
  - Не напоминай, - оборвал ее мужчина в теплом плаще.
  
  Какое-то время они шли молча. В прекрасных глазах эльфийки застыла глубокая скорбь.
  
  - Почему ты не хочешь уйти со мной, Аллуа? - неожиданно спросил ее спутник. - Боишься Ортхэннэра? Сделай так, чтобы он ничего не узнал. Или что-то еще?
  
  - Не надо так о нем, Гэленнар, - ответила она. - Он наш Властелин, он заботится обо всех нас. Тогда в Лаан Гэлломэ он был прав, а мы - нет.
  
  - Ты его еще защищаешь? - яркая краска гнева залила бледные щеки эльфа, лицо его исказила странная гримаса, как будто слова Аллуа причиняли ему физическую боль.
  
  Женщина остановилась, взяла его за руки, посмотрела на него с грустью и состраданием.
  
  - Я тебе уже много раз говорила об этом, - прошептала она. - Я знаю, что мила тебе не просто как друг, ты любишь меня. Я, к сожалению, не могу ответить тебе взаимностью. Мы знакомы с тобой с раннего детства, и ты для меня всегда был и останешься хорошим другом, но я не могу стать твоей женой.
  
  - Я знаю. И я не прошу об этом, хотя готов ждать твоего согласия до конца времен, - с тоской в голосе ответил эльф. - Давай я попробую объяснить. Долгое время мы все были вместе, но потом наши дороги разошлись... из-за обстоятельств, которые оказались сильнее нас. Ты жила на юге, вышла замуж, потом твой смертный муж умер.
  
  - Я его очень любила, - виновато сказала Аллуа, словно оправдываясь.
  
  - Я не сомневаюсь, что он был достойным человеком, пусть мне и нелегко смириться с этим и я не слишком хорошо отношусь к людям. В любом случае, ты бы не взяла в мужья недостойного. Оннэле Къолла сейчас живет где-то на севере, Моро - на востоке. Наурэ и Элхэ мертвы, и убил обоих, между прочим, твой друг Ортхэннэр!
  
  - Да, я слышала, что с ними что-то случилось, - уклончиво ответила эльфийка.
  
  - Не просто "что-то", а я уже сказал, что именно! - вспыхнул Гэленнар. - Объясни мне, что еще держит тебя рядом с этим чудовищем, которое требует, чтобы его именовали Властелином и кланялись ему в ноги. Знаешь, Учитель никогда не унижал подобным образом никого из своих учеников и воинов, и меня удивляет, что до такого дошел его сын! Это уже не тот Ортхэннэр, которого мы знали. Либо он всегда таким был, но раньше мы просто не видели этого!
  
  - Меня держит рядом с ним то, что вместе легче выжить, - печально произнесла Аллуа. - Наш Учитель не умел этого. Не знал, как оградить своих учеников от внешней угрозы, как собрать в кулак военную мощь и раздавить врага грубой силой либо обхитрить. Как тебе сказать? Если бы подданные моего покойного мужа заключили союз с нашим Учителем, а не с его сыном, Ханатта не продержалась бы против Нуменора и года. А так - как видишь, мы до сих пор живем, и даже вполне неплохо.
  
  Оба эльфа пошли дальше. Залитая солнцем дорога казалась им удивительно светлой.
  
  Гэленнар не мог не признать, что его соплеменница права в том, что касается военных и организаторских талантов Ортхэннэра, но ее общение с Черным Майя вызывало у эллеро смутное предчувствие чего-то очень нехорошего. Старший сын Мелькора был не просто жестоким и кровожадным - его жестокость сочеталась с полным бездушием, алчностью, беспринципностью и неспособностью щадить чувства других людей, поэтому эльф боялся, что Аллуа рано или поздно либо станет очередной жертвой этого изверга, нарушив какое-либо повеление Черного Властелина, либо превратится в игрушку в руках злобного монстра, которая будет безропотно выполнять все, что он скажет. Несмотря на все заверения эллерэ, что ее брак с королем Ханатты Ауранной был заключен вполне себе по доброй воле и взаимной любви, Гэленнар полагал, что это отнюдь не так: Ортхэннэру нужен был очередной союзник и обожатель, который будет с благоговением глядеть ему в рот и беспрекословно слушаться жестокого майя, в душе мечтающего править всей Артой, а молодой, красивый и неженатый мужчина станет куда сговорчивей, если подсунуть ему прекрасную девушку. Он не слишком хорошо относился к смертным - век их короток, как у бабочки, они быстро становятся старыми и беспомощными, кроме того, слишком переменчивы и непредсказуемы, и их легко подчинить своей воле; поэтому он не мог поверить, что Аллуа могла действительно полюбить одного из них. Наверняка ж Ортхэннэр заставил ее выйти за своего подручного, а она из страха перед слугами Валар и согласилась - сама же говорит, что с сыном их Учителя она под надежной нерушимой защитой.
  
  Эллеро влюбился в Аллуа еще в ранней юности: увидев ее в красивом наряде на Празднике Ирисов, он подумал, будто с неба сорвалась звезда и упала прямо в его сердце. К сожалению, девушка не ответила ему взаимностью, что, впрочем, не мешало им быть добрыми приятелями. Гэленнар был у своих родителей единственным сыном, а семья Аллуа, напротив, была большой, веселой и дружной, его возлюбленная жила в Лаан Гэлломэ за два дома от него с отцом, матерью, тремя братьями и двумя сестрами. Он надеялся, что со временем она тоже полюбит его, поняв, как ему дорога, но их счастье и мечты разрушила Война Могуществ, в которой погибли и их родные, и почти весь их народ. К счастью, оба они остались живы, и тех, кто уцелел в той бойне, было немало, но теперь встречам и дружбе Аллуа и Гэленнара мешал Ортхэннэр, взявший себе новое имя Саурон и железной рукой правивший своими сторонниками на юге и востоке Средиземья.
  
  - Я тебя понимаю, - покачал головой эльф. - Тебе страшно. Ты боишься за тех, кого любишь, за Денну, за тех людей, среди которых живешь. А самого Ортхэннэра ты не боишься? После того, что случилось с Наурэ, я уверен, что он на все способен. Ты вот нарушила его запрет со мной не видеться. Вернее, тебе он не запрещал, думал, ты и так не пойдешь, а мне вот он пригрозил хорошенько, чтобы я к тебе не приближался.
  
  - Ну, это он просто ошибся, - беспечно улыбнулась Аллуа. - Он почему-то думает, что мне неприятно тебя видеть и я этого не хочу, хотя это отнюдь не так. Я уже говорила, что взаимностью тебе ответить не могу, я тебя не люблю и не могу стать твоей женой, но никто мне не мешает любить тебя как друга, потому что в этом смысле ты мне очень дорог.
  
  Гэленнар какое-то время молчал. Он был благодарен ей и за это, кроме того - он по-прежнему надеялся, что со временем ее отношение к нему изменится.
  
  - Боюсь, дело не в этом, - наконец сказал он. - Когда я увидел тебя в Ханатте, то немного успокоился, пусть ты и была замужем за другим, и мне тяжело было это принять, но я видел, что ты не бедствуешь после смерти своего мужа: на тебе была богатая одежда, золотые украшения, и ты жила в прекрасном храме, окруженная роскошью и преданными слугами. Меня пугает одно... вернее, один.
  
  - Гэленнар, перестань. Поверь мне, он не сделал ничего плохого ни мне, ни кому-либо из ханаттанайн.
  
  Эльф опасался возможных бед в будущем. Что ему предстоит делать в ближайшие дни, месяцы, годы, которые он вновь проведет без Аллуа? Ортхэннэр чудом спасся из Нуменора во время страшной катастрофы, и это была худшая из вестей, потому что теперь эллеро снова предстояло вернуться к себе в Аст Алтар, свое тайное убежище, тосковать, ждать, бездельничать - его возлюбленная и без того сказала ему, что он ужасно выглядит, что неудивительно, ведь он почти не выходил на солнце и свежий воздух.
  
  - Ллуа, я тебе еще раз задам один не слишком приятный вопрос, потому что ты так на него и не ответила. Мне доподлинно известно, что Ортхэннэр убил Наурэ и Элхэ. Он убил наших друзей, с которыми мы вместе росли, играли, купались в речке, ходили в лес гулять. Он убил тех, с кем сам в свое время радостно играл в снежки. Тебя это не пугает? Ответь мне, пожалуйста.
  
  Аллуа остановилась, на мгновение закрыла лицо руками и тут же их отняла, словно стряхивая лишнюю воду после купания.
  
  - Ты так меня и не понял... - в ее голосе Гэленнару послышалось нечто похожее на отчаяние. - Постарайся понять.
  
  Она подняла голову и посмотрела на своего спутника взглядом, от которого по телу эльфа, несмотря на жару, пробежал озноб.
  
  - Гордый ты. Хотя каким может быть тот, кто живет в уединении и не знает, что творится в мире вокруг него? А жизнь... она бывает очень жестока. И вынуждает держаться за таких, как Ортхэннэр, потому что он действительно может защитить. У нас обоих погибли все родные. Если бы мы слушались не Учителя, а его сына, все было бы совсем иначе. Ведь сам посуди: те, кто остался в Аст Ахэ, погибли, обороняя крепость. Те, кто послушался Ортхэннэра и ушел с ним на восток - живы и по сей день, если только не были изначально смертны.
  
  Темные волосы Гэленнара растрепал ветер. Эльф непонимающе покачал головой.
  
  - Я не могу взять в толк, что вынуждает тебя держаться рядом с тем, кто безо всякого зазрения совести прикончил наших друзей.
  
  - Постарайся понять, - тихо ответила Аллуа. - Вот представь себе... хотя тебе тяжело представить, у тебя пока нет детей. Ну, вот если бы были.
  
  - Я не знаю, как ты пережила смерть тех, кого произвела на свет, - глухо произнес эльф. - И смерть своего мужа, которого ты, как говоришь, очень любила. А ведь ваши сыновья и дочери, внуки и внучки оказались так же смертны, как и Ауранна.
  
  - Знаешь, я слишком долго жила среди смертных, - сказала она. - Поначалу меня очень сильно напугал... уход человека, который был мне близок и с которым я подружилась. Потом начинаешь к этому привыкать и воспринимаешь смерть как естественное завершение жизни людей. Мне даже самой казалось очень странным, что я живу вечно, а все вокруг меня стареют и умирают - не только люди, но и животные. Что такое для нас пятнадцать лет? Мгновение. Человек за это время превращается из беспомощного младенца в почти взрослого юношу или девушку, а собака или кошка успевает вырасти, состариться и умереть - для них это даже не часть жизни, а вся жизнь. И я привыкла к этому - к тому, что все стареют и уходят от меня. Однако есть разница между тем, что человек умер от старости, и тем, что его убили, хотя он был еще молод и полон сил. И очень страшно, когда ты этого человека знаешь.
  
  - Это ты о ком?
  
  - О тех ханаттаннайн, которые воевали с Нуменором. О Денне. Он очень дорог моему сердцу, и я, глядя на него, мечтала о том, как он вырастет, обзаведется своей семьей, у него появятся дети, внуки, и он, дожив до глубокой старости, мирно умрет в своей постели, окруженный близкими людьми. Однако мои мечты не сбылись. Денна всю жизнь мечтал быть воином, и у него были действительно выдающиеся способности организатора и военачальника. Однако это не помогло ему - враги оказались сильнее. С горсткой приближенных он чудом вырвался из окружения, когда они взяли Умбар, ему пришлось пробиваться с боем, и к отцу его привезли уже в предсмертном состоянии с тяжелейшими ранами. Я видела, как Наран сидел у постели сына и горько плакал - он всегда был очень сильным и мужественным человеком, и я никогда не видела его таким. Если бы не Ортхэннэр, Денна бы тогда не выжил. И если бы не его дар, сейчас...
  
  - Знаю я про кольцо, - стиснул зубы эльф. - Ты уж меня прости, у меня действительно детей нет, и мне, наверное, не понять, но я бы уж лучше смирился с тем, что мой сын умрет, чем позволил ему сделаться очередным безликим подручным нашего самопровозглашенного Властелина всей Арты, хотя Ортхэннэру никто этого титула ни по какому праву не давал.
  
  - Как ты можешь так думать! - возмутилась Аллуа. - Ортхэннэр помог нам в трудную минуту и поможет еще раз, если потребуется, а ты...
  
  - Я всего лишь высказал, как я к этому отношусь, успокойся. А мое мнение об Ортхэннэре и всем, что он, как ты говоришь, делает для защиты своих людей, оставляет желать сильно лучшего. С одной стороны - да, я верю, что он действительно способен спасти того, кого считает нужным, от верной гибели. С другой - за избавление от беды он потребует души своих обожателей. Вы перестанете быть свободными людьми, как того хотел наш Учитель, и станете покорными слугами и рабами Ортхэннэра!
  
  - И чего же ты от меня хочешь? - пожала плечами эльфийка. - Чтобы я ушла с тобой в Аст Алтар? Я не хочу. Ты живешь в очень мрачном месте, где почти нет света, солнца и тепла, а я не могу жить без этого! И без своей семьи тоже!
  
  - Я понимаю, - произнес он. - Но пойми и ты. Либо ты превратишься со временем в подобие такой безвольной куклы на ниточках, которые бывают в ваших театрах - а Ортхэннэр будет с радостью за них дергать! - либо ты осмелишься ему возразить, и он тебя сожрет и выплюнет твои косточки!
  
  Аллуа посмотрела на ясное синее небо, в котором медленно кружили птицы.
  
  - Я не знаю, что принесет нам завтрашний день. И не хочу об этом думать! - эльфийка попыталась изобразить на лице беспечную улыбку.
  
  - С Ортхэннэром - ничего хорошего, - мрачно заметил Гэленнар.
  
  - Я с тобой не согласна. Напротив, с ним меня не ждет ничего плохого - он умеет защитить своих людей от опасности.
  
  - Скорее нарочно делает так, чтобы они в них попали, а потом оказались ему обязаны жизнью либо благополучием дорогих людей, - робко возразил ей эльф, боясь нарваться на очередную гневную отповедь. - Не верь ему.
  
  Он остановился у груды нагретых солнцем камней.
  
  - Что-то я уже устал тут бродить. Давай присядем, - Гэленнар опустился на траву рядом с ними.
  
  Аллуа кивнула и тоже села, аккуратно расправив подол своего алого шелкового платья.
  
  - У тебя очень красивые глаза, а ресницы отливают золотом, - сказал он и тут внезапно вспомнил про свои рисунки, которые показывал покойному Наурэ. Ему было очень стыдно от таких мыслей, хотя он понимал, что его возлюбленная со своим покойным мужем не только же целовалась и по лугам бродила. Он подумал, что Ортхэннэр при его подлой натуре наверняка может в очередной раз свести Аллуа с очередным своим приспешником, при этом нимало не мучаясь угрызениями совести, и сделает это нарочно - для того, чтобы нужный ему человек, боясь лишиться прекрасной жены-эльфийки, никуда от него не делся. Сейчас Гэленнар чувствовал себя беспомощным, встревоженным и очень уязвимым - потому что знал, с кем ему придется бороться в том случае, если Аллуа будет грозить беда.
  
  - Спасибо.
  
  - Вот что я тебе скажу, - в глазах его сияла тайная надежда. - Сейчас ты не дала согласия быть моей женой, но мое предложение остается в силе. И будет всегда оставаться в силе, пока я жив. Точно так же, пусть мне и будет больно, я приму твое решение по доброй воле и по любви выбрать какого-то другого эльфа, человека или кого-то еще, но только в том случае, если оно будет добровольным и ты будешь в самом деле любить своего избранника. Если же вдруг тебе понадобится помощь - достаточно одного твоего слова, и я сделаю для тебя все, что в моих силах.
  
  - Я знаю, что ты настоящий друг и что я действительно могу на тебя во всем положиться, - поблагодарила его Аллуа.
  
  Гэленнар какое-то время не решался ничего добавить, но наконец произнес:
  
  - И если тебе будет грозить опасность - знай, что я постараюсь тебе защитить. Может быть, что враг окажется сильнее меня, - бессильно сказал он, имея в виду Ортхэннэра, - но я всегда буду на твоей стороне и постараюсь помочь, чем смогу. Ты всегда можешь на меня рассчитывать, просить меня о чем хочешь и прийти ко мне, когда только пожелаешь. Мое обещание останется в силе, пока я жив, дышу и могу держать оружие - знай это, - решительно закончил он, стараясь не думать о том, чем это может грозить ему самому.
  
  4. Элостирион
  
  Любите нас, пока мы живы - слезами мертвых не поднять.
  
  Афоризм неизвестного автора
  
  
  Слезы не к лицу королю людей,
  Укрой мою боль, Элостирион...
  
  Наталья Васильева "Элостирион"
  
  
  Убедившись, что с сыновьями все в порядке и они отлично обосновались на востоке, Элендил занялся делами своего королевства, которое находилось совсем недалеко от земель, принадлежащих его другу Гил-Галаду. По ночам его мучили такие же кошмары, как и Исилдура, однако он старался ни с кем об этом не разговаривать: с детства ему внушали, что жаловаться на свои беды кому бы то ни было, тем более жене и детям - позор, более того, глава семьи должен их защищать, быть для них опорой и поддержкой, а не показывать им свою слабость.
  
  В отличие от своего старшего сына, питавшего к своей жене в лучшем случае симпатию, Элендил очень любил свою супругу Алдамирэ. Как и полагалось благовоспитанной молодежи из хороших семей, познакомились они на собственной свадьбе, однако это не помешало им стать не просто добрыми друзьями, но и действительно крепко полюбить друг друга всем сердцем. Алдамирэ, осторожно выяснив, что нравится и не нравится ее дорогому мужу, старалась окружить его заботой и вниманием и избавить от малейших поводов для раздражения, стараясь быть по-настоящему хорошей женой. Элендил же был совершенно очарован своей супругой, и с годами это чувство не угасло. Несмотря на свое нынешнее подавленное состояние, когда ему время от времени просто не хотелось жить и все валилось из рук, он по-прежнему не мог устоять перед несравненной красотой своей жены, и в итоге Алдамирэ забеременела в четвертый раз. Ребенок должен был появиться на свет примерно в середине лета 3391 года, и Элендилу почему-то казалось, что непременно будет еще один сын. Ему подумалось, что все начало постепенно налаживаться после ужасов Акаллабет, и теперь с рождением малыша он понемногу забудет обо всем случившемся... хотя Хэрендила ему не удастся забыть уже никогда.
  
  Исилдур пару раз порывался поговорить с отцом о своем пропавшем без вести младшем брате, но Элендил либо резко обрывал сына, советуя ему больше не вспоминать об этом, либо переводил беседу на что-то другое: он боялся, что не сможет при этом долго скрывать свои чувства, а жаловаться на что-то собственному ребенку, пусть даже у того давно есть свои дети, или показывать ему свою слабость - худший позор трудно себе представить. Порой он ловил себя на мысли, что Гил-Галаду, окажись тот более жестким и настойчивым, по его требованию рассказал бы все, но король Нолдор оказался слишком обходительным и благовоспитанным эльфом и тем самым оставил лучшего друга один на один с его горем.
  
  Сама же Алдамирэ чувствовала себя немногим лучше, чем муж; узнав, что ждет ребенка, она стала еще более подавленной. Большую часть дня она проводила в своих покоях и лежала, свернувшись калачиком и глядя в стену. Иногда после уговоров Элендила и служанок она выходила к обеду или ужину, но ела как будто без удовольствия, не ощущая вкуса блюд. Лекари, которых встревоженный супруг позвал во дворец, в недоумении разводили руками: телесно Алдамирэ была совершенно здорова, и они ничем не могли объяснить ее странное состояние.
  
  Элендил, беспокоясь за жену, попытался с ней поговорить и выяснить, что происходит, но та лишь покачала головой.
  
  - Мне страшно, - сказала она.
  
  Он удивился: почему страшно? Ведь Алдамирэ как-никак уже много лет замужем, она не юная девушка, ожидающая первенца и боящаяся того, что ей в связи с этим предстоит, она уже родила троих здоровых детей, и каждый раз все проходило благополучно. Однако, попробовав чуть подробнее расспросить жену о том, что ее гнетет, он так и не смог получить внятного ответа.
  
  - Я не знаю, как объяснить, - прошептала она. - Мне просто страшно.
  
  Элендил попытался успокоить Алдамирэ, напомнив ей, что она далеко не впервые становится матерью, и стал едва ли не в прямом смысле слова сдувать с нее пылинки, однако его жена по-прежнему оставалась грустной и подавленной, и веселее ей не становилось. Мужа это сильно тревожило, однако он ничего не мог сделать и утешил себя тем, что на женщину просто так повлияла беременность и наверняка ее странное состояние пройдет после появления малыша на свет.
  
  Накануне родов в королевский дворец в Аннуминасе прибыли лучшие повитухи и лекари, готовые оказать Алдамирэ всю необходимую помощь, даже Гил-Галад по просьбе своего друга отправил в Арнор самого толкового эльфийского целителя. Как только будущая мать в середине дня почувствовала первые схватки, ее тут же отвели в отдельные покои. Элендилу оставалось мучиться неизвестностью в одиночестве, поскольку комната роженицы - не место для мужа; они же не вастаки какие-нибудь - те, как рассказывают люди, не только не стесняются наблюдать за появлением на свет собственных детей, но и сочинили целую балладу в честь жены своего правителя, рожающей ему наследника.
  
  Время шло, но никто так и не явился к будущему отцу сообщить радостную весть о том, что у него родился сын или дочь. Элендил, не находя себе места от волнения - он помнил, что его старшие дети появились на свет довольно быстро после начала у Алдамирэ первых схваток! - сам пошел спросить лекарей, как его жена, но те с вежливым поклоном ответили, что пока что придется немного подождать.
  
  Сам не зная почему, Элендил почувствовал, что в этот раз дело однозначно плохо. Его подозрения подтвердил эльфийский целитель Халлон, который вышел к обеспокоенному супругу ближе к рассвету.
  
  - Ну как она? - срывающимся голосом спросил король Верных, заметив испуганное выражение на лице эльфа.
  
  - Ребенок так и не появился, - покачал головой тот, и по его голосу Элендил понял, что его не радует состояние Алдамирэ. - Первый раз вижу такое. Столько времени прошло, а головка до сих пор не показалась. Бывает, конечно, что младенец идет ножками, хоть и редко, но тут и этого нет.
  
  - Ну так сделайте что-нибудь! - Элендил, испугавшись за жену, забыл обо всякой вежливости. - Чему вас учили, вы же целитель, балрога вам в штаны!
  
  - Конечно, мы сделаем все, что в наших силах, - коротко поклонился нолдо, ошарашенный такой резкостью со стороны обычно мягкого и спокойного Элендила, и снова отправился к Алдамирэ. Где-то через полчаса из комнаты роженицы вышла одна из повитух - принести еще воды; дорогу ей преградил разгневанный и напуганный муж.
  
  - Да что все-таки происходит? - схватил он за плечо женщину. - Вы так по-прежнему и не можете ничего сделать?!
  
  Та испуганно затрясла головой, на лице ее было выражение крайней растерянности.
  
  - Нет... Все известные нам приемы и советы оказались бесполезными.
  
  - Я хочу видеть свою жену, - жестко произнес Элендил.
  
  Повитуха собиралась отказать ему - это было как-то не принято, но он выглядел настолько решительно, что та не осмелилась перечить и кивнула.
  
  Когда Элендил открыл дверь в комнату, увиденное ужаснуло его настолько, что он, буквально отшвырнув с дороги Халлона, кинулся к постели, на которой лежала его любимая Алдамирэ. Ее нижняя рубашка и простыня пропитались кровью, но ребенок по-прежнему не выходил наружу; лицо несчастной женщины было пепельно-серым, губы - синеватыми, и она слабо постанывала. Муж позвал ее по имени, но она ничего не ответила, даже не узнала его - настолько ей было плохо. Он не был сведущим в целительстве человеком и уж тем более никогда не присутствовал при родах, но ему было достаточно одного взгляда на жену, чтобы понять, что она умирает - вместе с ребенком.
  
  - Сделайте хоть что-нибудь! - с болью и яростью в глазах Элендил обернулся к Халлону. - Я еще раз спрашиваю, чему вас учили! Совсем ничему?
  
  - Мы и так сделали все, что могли, - ответил за эльфа один из арнорских лекарей. - Уж скольким детишкам я помог на свет появиться, но такое вижу впервые. Простите нас.
  
  - Вы еще и прощения просите?! - процедил сквозь зубы король дунэдайн, разумом понимая, что все происходящее - не вина этих людей, но сердцем отказываясь осознавать, что с Алдамирэ случилось непоправимое и что она навсегда уходит от него. Сев на кровать рядом с женой, он склонился к ней и провел рукой по ее щеке, но тут заметил, что она потеряла сознание и едва дышит.
  
  - Алдамирэ, - прошептал он. - Пожалуйста, не умирай. Не оставляй меня одного. Я тебя люблю. Я очень тебя люблю. Я не знаю, как буду без тебя здесь...
  
  Еще несколько мгновений его жена была с ним, а потом сердце ее вдруг перестало биться, и почти одновременно с тем оборвалась, не успев еще толком начаться, и жизнь так и не рожденного младенца в мертвой матери.
  
  ***
  
  Алдамирэ похоронили на берегу озера Дрема - муж не стал возводить для нее пышную гробницу или ставить на могиле статую в полный рост, как то было принято в позднем Нуменоре, ведь при жизни покойная не любила роскоши. Был простой холмик, украшенный цветами, и несчастному супругу казалось, что этого вполне достаточно.
  
  - Ей бы понравилось, - коротко бросил он кому-то из своих приближенных.
  
  В день ее смерти на землю, несмотря на разгар лета, обрушился страшный ливень, и Элендилу казалось, что в этом мире будто бы никогда и не было любви - только боль, смерть и отчаяние. Говоря по правде, после гибели Нуменора он думал, что самое страшное в его жизни уже свершилось, и он все же сможет с этим справиться - ведь рядом с ним были Алдамирэ, дети и лучший друг. Он жестоко ошибся.
  
  Гил-Галад приехал в Арнор поддержать товарища, но Элендил, с холодной благодарностью выслушав его соболезнования, еще больше замкнулся в себе и по большей части отмалчивался. Эрейниона пугало то, что его друг даже не плачет - уж сам король Нолдор на его месте давно рыдал бы в голос на могиле любимой жены и ребенка. Он прекрасно помнил, как тяжело переживал смерть Келебримбора и как убивался по своему ненаглядному брату над тем безымянным холмиков в Эрегионе, под которым Элронд похоронил то, что осталось от несчастного Тъелпе, и такое угрюмое молчание вызывало у него недоумение. Однако он ограничился сочувствием на словах, не стал даже пытаться разговаривать с Элендилом о смерти его супруги и поскорее засобирался домой, чтобы не показаться другу бестактным.
  
  - Как хорошо, aran, что вы не женаты и детей у вас нет, - неожиданно сказал ему на прощание Элендил, который, несмотря на случившееся, так и не снял с пальца брачное кольцо. - И не надо, не придется вам из-за близких переживать. Знаете, на нашей свадьбе Алдамирэ поклялась мне, что будет любить меня до самой смерти. А я ей пообещал, что буду любить ее вечно. Видимо, так оно и вышло.
  
  Дня три после смерти жены Элендил вообще не ложился спать - ему просто не хотелось; он сидел у окна до самого рассвета, пристально вглядываясь в ночную тьму, пока звезды не начинали бледнеть и гаснуть, а горизонт не становился алым, как кровь. Сам вид их супружеской постели, такой пустой и холодной без Алдамирэ, нагонял на него тоску и страх. Однако усталость все-таки взяла свое, и к терзавшим короля дунэдайн ночным кошмарам с заливающими все вокруг гигантскими волнами добавился еще один.
  
  Ему снилась Алдамирэ - живая, веселая, здоровая, с ребенком на руках. Вот она подходит к мужу, что-то рассказывает, кормит младенца грудью... Просыпаясь среди ночи от очередного кошмара, Элендил еще острее ощущал свое уже полное теперь одиночество и нежелание жить. Уж лучше бы он погиб с теми, кто остался в Нуменоре, и не влачил бы теперь подобие существования в этой неприветливой чужой земле...
  
  Элендилу было даже не с кем поделиться своим горем: показывать свою слабость детям не подобает, они и так тяжело пережили смерть матери, и им сейчас наверняка не лучше, а Гил-Галад, несмотря на все его хорошее отношение к королю Верных, казался тому еще более далеким, чем небесные светила. Впрочем, это его не удивляло: эльфу и было положено держаться со смертными людьми несколько отстраненно.
  
  На самом деле Эрейнион вовсе не был каменной статуей, как это казалось его лучшему другу; просто по своему характеру он был несколько застенчив и плохо себе представлял, что именно нужно делать в подобных ситуациях и как себя вести. Поэтому, не зная, как утешить товарища на словах, он решил сделать ему подарок.
  
  Прямо на границе Арнора и Линдона находилась гряда крутых холмов, на которых король Нолдор выстроил три высокие белые башни; самая высокая из них еще во время работы получила название Элостирион.
  
  - К счастью, Враг погиб, и нам больше никогда не придется ждать его нападения, - сказал Гил-Галад своему другу, - поэтому сторожевые башни нам больше не нужны. Однако я знаю, что ты любишь уединение; если вдруг тебе захочется побыть вдали ото всех, ты можешь прийти сюда. А с самого верха Элостириона можно даже видеть море.
  
  - Вы выстроили их для меня, aran? - удивился Элендил. - Даже не знаю, как вас и благодарить, я и не ожидал такого дара.
  
  - А ты думал - для себя? - улыбнулся эльф, в душе радуясь, что ему хоть как-то удалось отвлечь друга от печальных мыслей. - Они твои.
  
  Ему было не слишком удобно от того, что Элендил, несмотря на долгие годы общения, по-прежнему подчеркивал дистанцию между ними и обращался к нему только по титулу и на "вы", но в очередной раз предпочел промолчать. Мало ли, ну приучили, может быть, человека так с раннего детства - ведь если судить по рассказам самого короля Арнора, Амандил воспитывал сына довольно строго и не позволял ему ни малейшего отступления от правил приличия. Пусть обращается как хочет, ведь это, в конце концов, никак не мешает их дружбе.
  
  Самому же Элендилу подарок Гил-Галада пришелся очень даже по душе: он часто приходил туда, когда ему и в самом деле хотелось побыть одному, и перенес туда один из семи палантиров - огромных круглых камней, еще в старину подаренных эльфами нуменорцам и вывезенных им с Острова. Палантиры обладали особыми свойствами: они могли использоваться для общения, а также для наблюдения за событиями, происходящими далеко от места, где в это мгновение находился камень
  
  Палантир Элендила не был связан с шестью другими, в него можно было увидеть лишь море и Тол-Эрессэа, но иногда король Арнора, даже понимая, что это бесполезно, часами смотрел в свой камень как будто в тщетной надежде увидеть хоть что-то из прежней жизни, ушедшей от него навсегда вместе с Нуменором и Алдамирэ.
  
  5. Перед войной
  
  Со времени гибели Нуменора прошло много лет, и большинство дунэдайн, равно как и эльфов, окончательно уверилось в том, что их заклятый враг Саурон давно покоится на дне морском вместе со своими приспешниками-арузани и больше никогда не потревожит Средиземье.
  
  - Отчасти и хорошо, что все так закончилось, - как-то раз поделился своими мыслями с лучшим другом Элендил, естественно, умолчав о том, какую страшную душевную рану нанесла ему самому эта катастрофа. - Я опасался, что они направятся в другую сторону... в смысле - что Саурон и Ар-Фаразон объединятся против вас, сначала уничтожив нас, и просто раздавят Линдон. Король выбрал другого противника, который ему не по зубам - или Враг выбрал за него. Так что вам здесь, можно сказать, повезло.
  
  - Этот мордорский выродок убил моего брата, - поддержал его Гил-Галад, - да не просто взял и убил, а перед этим несколько дней зверски уродовал, насколько хватало его извращенного и помраченного злом рассудка. Так что его настигло справедливое возмездие, и поделом мерзавцу! Хотя для такого, как он, это еще очень мягкая кара, и встреть я это чудовище - уж точно заставил бы его заплатить за смерть и мучения Келебримбора!
  
  Сам Элендил по-прежнему никак не мог прийти в себя после всего произошедшего, но понимал, что ему придется как-то жить. Жить без Нуменора, без Алдамирэ, без многого из того, к чему он привык, пока его собственное земное существование - он уже не мог называть это жизнью - не подойдет к концу. Каждый день он вставал, умывался, ел, что-то делал, с кем-то разговаривал, порой даже не отдавая себе отчета в том, что перестал хоть чему-то радоваться и вообще испытывать какие-либо чувства, кроме глубокого отчаяния и разочарования.
  
  Дунэдайн по большей части продолжали заниматься своими обычными делами, и постепенно все, за исключением отдельных людей, и в самом деле уверились в том, что наступил мир и Враг исчез навеки. Исилдур однажды, будучи по делам в Белфаласе, встретил человека, которого уже никогда больше не думал увидеть.
  
  Он шел мимо портовых лавок и лотков уличных торговцев, как вдруг в толпе случайно мелькнуло знакомое лицо... или показалось?
  
  - Нилуинзиль! - повинуясь минутному порыву, крикнул он.
  
  Молодая женщина в роскошном черном шелковом платье, расшитом золотом, внезапно остановилась с изумленной улыбкой.
  
  - Нилузан?!
  
  - Ты какими судьбами в наших краях? - он подошел к ней, жестом указав своей охране, чтоб держалась поодаль.
  
  - Да так, проездом, - ответила девушка. - Я сейчас живу на востоке. У меня старший брат сейчас на службе в Хараде, я к нему в гости и направляюсь. Родители наши умерли, отец - два года назад, мама - в прошлом году, так что сейчас мы совсем одни.
  
  - Моя мама тоже умерла. Три года назад, - печально ответил ей Исилдур и рассказал ей о трагедии в Аннуминасе. - Ты-то сама как, замуж не вышла?
  
  - Да нет пока, мне и не до того было, и не из кого пока выбирать, - пожала плечами Нилуинзиль. - У меня тоже было много неприятного в жизни. Когда с Нуменором... случилась беда, - она с трудом выдавила из себя последние слова, - я была за много тысяч лиг оттуда, на востоке, но все равно почувствовала. Проснулась среди ночи. Мне очень страшно было, даже вспоминать не хочу. А потом я спать не могла. Заваливала себя работой, уставала так, что с ног валилась, и только после этого засыпала. Мне все время мерещились всякие ужасы - волны невероятной высоты, которые накрывали меня с головой, и мне казалось, будто я захлебываюсь... Сейчас немного отпустило, но все равно еще бывает плохо.
  
  - Завидую тебе, у меня все только хуже и хуже с каждым годом, - смущенно произнес старший сын Элендила, который уже давно забыл о том, как это - делиться с кем-то своими переживаниями и тем, что тебя мучает. - Иногда я сплю в лучшем случае три часа в сутки. Иногда - вообще не могу спать. Меня это так измотало, что слов нет, но я не могу ничего с этим поделать.
  
  - Тебе тоже снятся кошмары? - с сочувствием проговорила Нилуинзиль.
  
  - Да, - нахмурился он и, собравшись с духом, все же рассказал своей давней подруге о том, что с ним творится. - Элендуру не лучше, а Анариону, похоже, вообще на все плевать, он еще удивляется, что я так переживаю.
  
  - Честно говоря, никогда мне твой брат не нравился, ты уж извини, - поддержала его мораданэт. - Мне всегда казалось, что его заботят только собственные обожаемые жена и детки, а там - пусть хоть весь мир горит огнем.
  
  - Да, у нас с братом, к сожалению, сейчас не самые хорошие отношения, - поделился с ней Исилдур. - У меня в Средиземье родилось еще двое сыновей - Аратан и Кирьон, но я их с раннего детства стараюсь воспитывать как полагается, держать в строгости и объяснять им, что можно и что нельзя. У Анариона же дети на редкость испорченные, он им позволяет все - в особенности своему любимчику Менельдилу, я пытался с ним разговаривать, но он и слушать меня не хочет. Кстати, мой старший женился, и у меня уже двое внуков - Менельдур и Исилендил.
  
  - Рада за тебя, - сдержанно произнесла девушка, глядя прямо перед собой. - К сожалению, мне пора бежать, а то уже совсем скоро отходит мой корабль. Надеюсь, мы еще увидимся. Удачи тебе, надеюсь, со временем нас все же отпустят наши кошмары.
  
  - И тебе удачи, - попрощался с ней Исилдур. - Передавай привет братьям, жаль, что твоих родителей уже нет на свете.
  
  Уже потом он с сожалением думал о том, что судьба подарила им такую короткую встречу - и хорошо, что вообще подарила; доведется ли им свидеться снова? Он не успел расспросить Нилуинзиль о ее младшем брате, о том, чем они занимаются и где живут; наверняка Гимильхил тоже обретается на востоке - среди каких-нибудь местных морэдайн, а Азратор, скорее всего, пошел на службу к королю Харада - куда ему еще деваться после того, как Саурон бесследно сгинул вместе с Нуменором. Или нет? Несмотря на то, что все, включая Гил-Галада и Анариона, были убеждены в том, что Врага больше нет, сам Исилдур в душе почему-то в это не верил - он сам не знал, почему. Его по неизвестной причине не оставляло предчувствие чего-то очень нехорошего; усилием воли он гнал от себя такие мысли, пытаясь внушить себе, что бояться больше нечего и Саурон в самом деле исчез навеки - ведь будь иначе, Нилуинзиль наверняка бы как-то упомянула о нем или сказала бы, что живет в Мордоре! - но они время от времени возвращались, несмотря на все его старания.
  
  Ладно, будь что будет. Сейчас за черными горами на востоке тихо, и Ородруин кажется темным и мертвым, никто не верит предчувствиям Исилдура, думая, что опасность миновала и бояться больше некого и нечего, но кто знает, не вернется ли страшное зло завтра, послезавтра, через месяц или в следующем году?
  
  ***
  
  Кирьон, младший сын Исилдура, лежал в своей комнате и думал. Была уже глубокая ночь, но спать ему не хотелось - слишком уж много навалилось на него в последнее время, причем не слишком доступного для понимания десятилетнего ребенка.
  
  Вечером внезапно разразилась буря; дождь вовсю барабанил по крышам, ветер рвал флаги на башнях города и завывал в трубах. Этому предшествовал очередной безрадостный семейный ужин: отец с матерью сидели над своими тарелками, не перебросившись даже парой слов, Аратан, старший брат Кирьона, тоже молча ел и потом так же тихо ушел спать.
  
  Чуть позднее, лежа в своей постели, Кирьон неподвижно глядел в пустоту и пытался размышлять о том, почему в их доме все не так, как у других людей. Он был вполне обычным жизнерадостным и общительным ребенком, у него было много друзей, с которыми он в свободное время с удовольствием играл, забывая о том, что он как-никак сын короля, и в силу этого он прекрасно видел, что другие люди - и знатные, и простолюдины - живут совершенно иначе. В семьях его приятелей родители и дети часто разговаривали друг с другом, проводили время вместе, а у себя дома Кирьон часто чувствовал себя словно в темнице. Его отец обычно был резок, мрачен, почти всегда в плохом настроении, с мамой они спали в разных комнатах и разговаривали очень редко; примерно так же себя вел и их с Аратаном старший брат Элендур.
  
  Как-то раз Кирьон попробовал поговорить об этом с самим Аратаном - с отцом или Элендуром он затрагивать этот вопрос побоялся, но его брат лишь покачал головой.
  
  - Даже не знаю, что тебе и ответить. Сколько я себя помню, это у нас дома всегда так было, - ответил он. - Ты еще не родился, когда отец решил, что Элендуру пора жениться. За невестой далеко ходить не пришлось - Сильмариэн всегда жила у нас в доме, ее мама умерла, отец отправился с Амандилом на запад и оставил ее на наше попечение. Девушка она тихая, работящая и хорошая во всех отношениях, выросла у наших родителей на глазах, вот они и решили, что лучшей жены Элендуру и не найти. Мне всегда казалось, что свадьба - это очень весело. У меня есть один друг, так он со своим отцом как-то раз был в Хараде по торговым делам и рассказывал, как видел там местную свадьбу - на ней весь город гулял, жених с невестой были в златотканых нарядах, счастливые и довольные, родственники всех угощали разными вкусностями и дарили молодоженам разные подарки. У нашего брата торжество скорее напоминало тризну: Сильмариэн, кажется, совсем была этому не рада - она почему-то вся тряслась от страха и плакала, а Элендур даже ни разу не улыбнулся и не взял свою невесту за руку. Если ты заметил, у них уже дети есть, а они и сейчас так живут.
  
  - И наши родители так же, - сказал его младший брат. - Почему так?
  
  - Я не знаю, - опустил глаза Аратан. - Они никогда не говорят об этом. Я тоже заметил, что наш отец никогда не улыбается и не смеется. В детстве мои друзья говорили мне, что родители рассказывают им сказки, а их мамы умеют петь и любят рукоделие. Я ни разу не слышал, чтобы наша мама пела, а вышивку она один раз начала, сделала стежков десять, да так и бросила. Про сказки я уже молчу - мне кажется, что наш отец их просто боится. А я вот, если честно, жениться как-то не хочу. Слышал от других людей, что они женились и живут счастливо, но я боюсь - вдруг все будет как у Элендура и наших родителей? Не нравится мне такое, у нас и так дом напоминает усыпальницу, мне с друзьями гораздо веселее.
  
  Исилдур казался сыновьям очень закрытым человеком и почти никогда не выходил из себя, однако тем днем, буквально за несколько часов до грустного безмолвного ужина в семейном кругу, Кирьон умудрился в первый раз за десять лет своей жизни навлечь-таки на себя гнев отца. Мальчик помнил, как они ездили с братьями и родителями на запад, в Арнор, навестить дедушку, знал, что на севере лежат пустынные холодные земли, а на юге - большая богатая страна, которая называется Харадом и где можно купить очень много красивых и полезных вещей, например, шелк, пряности, сахар и бумагу, но восток за мрачными черными горами оставался для него загадкой.
  
  По недомыслию он поинтересовался у отца, что там, на востоке, и почему никто из гондорцев никогда туда не ездит.
  
  - Замолчи, слышишь? - принялся кричать на сына Исилдур с искаженным страхом и яростью лицом. - Замолчи и не смей больше никогда об этом упоминать! Понял меня? И только посмей еще раз даже посмотреть в ту сторону - я за себя не отвечаю!
  
  Вспышка ярости у отца прошла быстро; уже меньше чем через час он вел себя как ни в чем не бывало, словно и не произошло этого неприятного инцидента. Кирьон, однако, не спал чуть ли не половину ночи, а потом решил-таки обратиться за разъяснениями к старшему брату.
  
  - Я тебе все расскажу, как я это знаю, - ответил ему Аратан, предварительно оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом нет ни отца, ни Элендура. - Дело в том, что за теми горами, что на востоке, одно время лежала страна, называвшаяся Мордором, и ей правил сам Саурон. Наш отец по вине этого жуткого создания еще в Нуменоре несколько раз чуть не погиб и вообще такого страху натерпелся, что ему даже по прошествии стольких лет и думать об этом не хочется. Поэтому лучше и в самом деле молчи и ничего не спрашивай: все люди говорят, что Саурон погиб вместе с Островом в волнах, но наш отец, - тут он перешел на шепот, - боится, что это отнюдь не так и что зло вернется. Я сам слышал, как они ссорились из-за этого с дядей Анарионом, когда он посоветовал нашему отцу не молоть чушь и сказал, что Саурон давно мертв. Отец в это не верит и говорит дяде, что нужно на всякий случай усилить гарнизон в нашем городе.
  
  Кирьон испугался. Нуменор и Саурон были для него, как и для большинства рожденных в Средиземье детей беглецов-Верных, просто красивыми легендами, и он даже не мог подумать, что все это может быть правдой и в один ужасный день он сам и его семья могут столкнуться с этим лицом к лицу.
  
  Ночью он снова не мог заснуть. Завернувшись в покрывало, он спустился в столовую попить воды и увидел, что отец тоже не спит, а сидит за столом, глядя прямо перед собой куда-то вдаль.
  
  Кирьон уже давно заметил, что его отец часто не спит по ночам, и тоже никак не мог понять, почему это происходит: ведь его самого родители в детстве укладывали спать рано, как и полагается, и в других семьях ночью все гасили свет и расходились по кроватям.
  
  Он хотел спросить отца о том, почему тот не ложится, но после того, как тот на него накричал за попытку узнать, что все-таки находится за черными горами, побоялся.
  
  Он даже не стал подходить к столу.
  
  Ему очень хотелось попросить отца рассказать ему сказку, как это делают все родители, но он снова не решился.
  
  Вместо этого Кирьон незаметно развернулся и пошел в свою комнату, подумав, что лучше зря не злить отца - еще начнет снова на него кричать и ругаться, что младший сын бродит по ночам вместо того, чтобы лежать в постели.
  
  Исилдур даже не заметил того, что ребенок заходил в столовую - так и продолжал сидеть над чашкой с остывшим чаем и смотреть в пространство.
  
  6. Тьма сгущается
  
  Наступила осень 3428 года.
  
  Дни становились все короче, а ночи - длиннее. По утрам подмораживало, и первый хрупкий лед на лужах хрустел и ломался под сапогами.
  
  Однажды утром Гил-Галад, выйдя из дома, поднялся по длинному пологому склону холма к уже хорошо знакомому ему лесу, где он уже дважды встречал таинственную Эрилиндэ; он любил там гулять, в душе надеясь, что снова увидит загадочную эльфийку. Холодный ноябрьский ветер развевал длинные темные волосы эльфа.
  
  Где-то полчаса он бродил по опушке один, как вдруг услышал знакомый голос.
  
  - Эрейнион?
  
  Король Нолдор обернулся. На его лицо упала холодная дождевая капля.
  
  - Эрилиндэ? Ты снова пришла! - обрадованный Гил-Галад почувствовал сильное желание броситься к своей знакомой и крепко ее обнять.
  
  - Пришла. Уж очень хотелось тебя увидеть, хоть я и понимаю, что делать этого мне не стоит. Как ты?
  
  - В общем-то неплохо, если не считать того, что у моего лучшего друга очень большие неприятности и я не знаю, что с этим делать, - он рассказал ей о том, что у Элендила не так давно умерла любимая жена и что с ним самим явно творится что-то неладное. - Почему ты говоришь, что тебе не стоит со мной видеться? Ты мне так ничего и не объяснила.
  
  - И не надо. Долго объяснять. А что до твоего друга... ты не пробовал с ним откровенно поговорить? В конце концов, потребовать, чтобы он сказал тебе, что с ним не так, ты имеешь на это право!
  
  - Ну уж нет, - пожал плечами Эрейнион. - Я так не умею. Лезть к другому в душу, пусть даже это мой самый лучший друг? Это как-то нехорошо, и - вдруг он после этого вообще на меня обидится и не захочет больше видеть?
  
  - У меня для тебя подарок. Хотела отдать, пока... не стало поздно.
  
  - О чем ты? - удивленно поднял брови эльф.
  
  - О том, что в жизни случается... всякое. Я не знаю, поможет это тебе или нет, но должно помочь: когда те, кому ты дорог, делают что-то для тебя, оно перестает быть обычной вещью. Помнишь, ты говорил мне о своем кольце, которое подарил тебе твой покойный брат? - она пристально посмотрела на его правую руку.
  
  Гил-Галад перевел взгляд на Вилью.
  
  - Да. Я его никогда не снимаю.
  
  - Я сама, к сожалению, ничего не умею делать, - Эрилиндэ сунула руку в карман куртки, - но я попросила о помощи знакомого мастера. Это тебе.
  
  Она протянула ему на ладони маленький серебряный медальон на тонкой цепочке; на нем была выгравирована звезда со множеством лучей, в центр которой был вставлен сапфир.
  
  - Я знаю, ты любишь сапфиры, - добавила она. - Надеюсь, понравится. Носи, и эта вещь защитит тебя от беды и от гибели. Я знаю, что дорога тебе, и ты тоже мил моему сердцу, но я не могу остаться с тобой, даже если ты будешь молить меня об этом.
  
  На щеках эльфа вспыхнул яркий румянец, и он взял медальон у Эрилиндэ. Ей показалось, что король Нолдор сейчас красив как никогда.
  
  - Но почему? Мое счастье - это ты, и мне больно, когда ты говоришь, что не можешь со мной остаться. Объясни мне, в конце концов, что с тобой случилось, что происходит?
  
  - Я не могу, - она подошла ближе и, обняв его одной рукой, другой принялась нежно гладить его темные волосы. - Поверь и ни о чем не спрашивай. Просто носи тот медальон, который я тебе дала, и помни обо мне.
  
  - Я люблю тебя, - прошептал Гил-Галад. - Люблю так сильно, что и себя-то в такие мгновения почти не помню.
  
  - Брось, - Эрилиндэ слегка отстранилась и опустила руки. - Ты почти меня не знаешь.
  
  - Мне достаточно того, что я вижу. И я действительно люблю тебя.
  
  - Эрейнион, звездочка моя ясная...
  
  Она неожиданно снова обняла его и крепко поцеловала в губы. Гил-Галаду ее поцелуй показался обжигающим, как пламя, и в то же время сладким, как мед.
  
  Не успел он опомниться, как она внезапно оттолкнула его и побежала прочь.
  
  - Прощай, король Нолдор! - крикнула она. - И береги мой подарок!
  
  Он долго смотрел ей вслед, а потом медленно побрел домой, сжимая в руке серебряный медальон. Вечером, оставшись один в своих покоях, он достал его из кармана: какая-то необычная вещь, Нолдор таких не делают. Гномы тоже. Неужели это работа Авари? И... как она его назвала перед тем, как поцеловать? Звездочка моя ясная... Как она угадала? Это же его детское прозвище, именно так к нему обращался Келебримбор!
  
  Держа медальон на ладони, он почему-то решил сосчитать лучи у изображенной на нем звезды. Один, два, три, четыре... тринадцать. Тринадцатилучевая звезда. На его собственном гербе было изображено двенадцать звезд. Тринадцатой смогла бы стать она, Эрилиндэ... И этот сапфир в центре ее подарка - тоже как синяя звезда...
  
  Чувствуя одновременно тоску и радость, он застегнул цепочку с медальоном у себя на шее. Почему-то он был полностью уверен в том, что они с Эрилиндэ еще непременно встретятся.
  
  ***
  
  Эльфы и Верные жестоко ошиблись, думая, что Саурон погиб вместе с Нуменором. Их безжалостный, властолюбивый, вероломный и хладнокровный старый враг был на редкость хитер и изворотлив. Он благополучно сбежал с тонущего Острова и прекрасно жил все эти годы в Мордоре, зная о том, что недруги считают его мертвым. Разубеждать их он не торопился, поскольку полагал, что это может оказаться ему на руку; объявить о своем счастливом спасении он всегда успеет, если потребуется.
  
  Большая часть нуменорцев, как Верных, так и морэдайн, очень тяжело перенесла Акаллабет, находясь даже очень далеко от места катастрофы - среди людей, которых тоже преследовали кошмары, бессонница и жуткие видения, порой встречались и те, кто родился в Средиземье и никогда не был на Острове. Многие мордорские морэдайн рассказывали друг другу о своих переживаниях и страшных снах о Волне, однако у Зимрабет, которая с годами становилась все более жестокой и бессердечной, их душевные терзания не вызывали ничего, кроме насмешек.
  
  - Какие все нежные и впечатлительные, - говорила она. - Я тоже потеряла вместе с Островом близких мне людей, однако ничего, пережила, и мне вот лично ничего и никогда не снилось! Неприятно, конечно, но не более того! Место жительства - это просто место жительства. Неудобно, но можно и поменять. По-моему, всем этим страдающим от ночных кошмаров несчастным просто заняться нечем! Поменьше бы воображали себе всякие глупости, ничего бы никому и не снилось, не надейтесь, что я их тут жалеть начну!
  
  Несмотря на свои заявления, в понимании морэдайн леди Зимрабет все же была законной наследницей пропавшего без вести Ар-Фаразона и погибшей в волнах Тар-Мириэль, поэтому они пришли к ней с просьбой назваться новой королевой в изгнании.
  
  - Еще чего, - ответила та. - Хотите, чтобы я уподобилась моим родичам-самозванцам из Арнора и Гондора? Наш законный король - Ар-Фаразон, и точка, а они не имели никакого права носить этот титул, они - лорды Андуниэ, не более того. Если никто из нас не видел его мертвого тела, я буду считать моего родича живым. Если для вас это так важно, я могу быть вашей правительницей, но это до тех пор, пока не удастся точно выяснить, что все же случилось с Ар-Фаразоном.
  
  Морэдайн согласились. Что же до Верных родственников их новой правительницы, то они после основания собственных королевств не вызывали у нее ничего, кроме ненависти и нескрываемого презрения.
  
  - Надо же, как они запели, - злилась она. - Королями себя объявили, гордые какие, на меньшее не согласны. Уж на что мы с дядей Аглахадом всегда были ближе к Ар-Фаразону, так и то на трон после всего не лезем. Ничего, будет у меня возможность - самозваный король Исилдур получит свое, думаете, я забыла, как он моего мужа еще в Нуменоре оскорблял? Да еще наглый какой, выстроил тут свою крепость прямо у наших границ, считай что на землях Мордора! Кто его сюда звал вместе с его отродьями?
  
  Сам Черный Майя не обращал особого внимания на слова жены; ему не было никакого дела до королевств дунэдайн, пусть там называются кем хотят, пока мордорцам жить не мешают и на них войной не идут, а что Зимрабет ненавидит собственного брата - так ничего не поделаешь, никто не обязан любить родственника только потому, что он родственник, Саурона тоже с ранней юности тошнило от Курумо, и он втайне мечтал набить ему морду, пока отец не видит. Его больше интересовали дела насущные и семейные, которыми он по большей части и занимался после возвращения из Нуменора. В 3380 году у них с Зимрабет родился третий сын - Фаразхил, а у старшего, Мортаура, было уже двое собственных детей - Миналхил и Азрузагар, поэтому Черному Властелину было чем заняться - идти давить Верных он уж точно не собирался, пусть себе живут как хотят.
  
  Однако вскоре все изменилось.
  
  Как-то раз, выходя из своего любимого шестиугольного кабинета в одной из башен Барад-Дура, он увидел, что в коридоре напротив двери стоит Седьмой Назгул - Моро, который в свое время посоветовал ему поехать в Нуменор. В особо тяжелые мгновения, когда Ар-Фаразон сошел с ума и превратил жизнь доброй половины Острова в сущий кошмар наяву, Черный Майя мечтал, как вернется и даст Седьмому по роже, но потом решил руки не распускать, поскольку Моро был не так уж неправ со своим советом: ведь Саурон благодаря ему нашел Аглахада, а также обзавелся собственной семьей, что было вполне неплохо. В конце концов, Седьмой всего лишь выполнял свою работу, а что при следовании его указаниям возникли некоторые непредвиденные осложнения - не его вина.
  
  - Привет, Моро, что случилось? - окликнул он подручного.
  
  Моро - полное имя его было Ономори - был изящным молодым человеком с золотисто-смуглой кожей, резко выступающими скулами и глазами цвета мокрого угля; давным-давно он вполне добровольно пришел к Саурону в Черную Крепость откуда-то с востока и попросился на службу. Беседуя с ним, Черный Майя понял, что этот юноша - не просто очередной любопытный или желающий стать одним из его воинов, а прямой потомок Моро-эллеро, одного из Круга Девяти, которого Мелькор в незапамятные времена отослал из Лаан Гэлломэ. Более того, от природы Ономори был наделен даром предвидения и принес с собой талисман своего предка; Саурон, естественно, смекнул, что такой человек ему однозначно пригодится, и вручил юноше одно из Колец Власти.
  
  - У меня к вам важный разговор, Властелин, - низко поклонился Моро.
  
  - Да, я тебя внимательно слушаю, - заинтересованно произнес Саурон.
  
  - Вы последовали моему совету и отправились в Нуменор, где и нашли Девятого, - почтительно проговорил Седьмой.
  
  - Все верно, Моро, и я вполне доволен, - благосклонно ответил Черный Майя. - Тут мы не ошиблись: Аглахад отлично вписался в наше боевое братство и умеет ладить с Аргором и остальными, а это для меня очень важно.
  
  - Мне он тоже нравится, - отстраненно улыбнулся тот, - с ним весело.
  
  - Я рад.
  
  - Но вы забыли о Шестом, мой повелитель, - неожиданно сказал Моро.
  
  Черный Майя хотел что-то ответить, но замер с открытым ртом. Так и есть, будучи в Нуменоре, он действительно приметил подходящих людей, один из которых, к сожалению, умер безвременной смертью от страшной болезни, и намеревался выставить Элвира с позором вон, потому что этот долбанутый поклонник Мелькора уже всех достал - видите ли, в бой не пойду, убивать не умею, оружие с собой таскает, наверное, чтобы ветром не сносило! Однако, вернувшись в Мордор и занявшись обычными делами, Саурон благополучно забыл о своем замысле, а в какое-то мгновение ему даже начало казаться, что Элвир не такой уж и тупица. Ну уж нет, молодец, Моро, что напомнил, ты достоин награды. Пора и в самом деле немного развлечься, а то что-то тут все уже заскучали за долгие годы спокойной жизни.
  
  - Продолжай, - потребовал майя.
  
  - Я знаю, кого вы хотите...
  
  - Не сомневался, - перебил его Саурон. - Давай к делу.
  
  - Если вы сейчас упустите этого человека, то потом еще очень долго не сможете найти никого подходящего. Элвир меня тоже достал, глаза б мои его не видели. Однако для претворения вашего замысла в жизнь вы не должны сидеть на месте. Вытряхните Верных из их уютных обиталищ, и только тогда...
  
  - Так, давай-ка зайдем ко мне в кабинет и поговорим с глазу на глаз, такие вещи нужно обсуждать в строжайшей тайне, - ответил ему Черный Майя. - По тебе вижу, что дело не только в Шестом. Ты видишь что-то еще. Намного больше, чем я могу себе представить. Давай-ка все обговорим, а потом ты позовешь ко мне Дургхаша и Эрилиндэ. Думаю, всю армию задействовать не стоит...
  
  - Да, их войск пока хватит, - согласился Моро, - лиха беда начало.
  
  ***
  
  Весну нового 3429 года младшие сыновья Исилдура встречали в Минас Итиле.
  
  Их дядя Анарион с семьей - тремя дочерьми и единственным сыном Менельдилом - в настоящее время жил в Осгилиате; он и его жена очень хотели иметь еще детей, но их второй сын умер во время тяжелых преждевременных родов, и с тех пор Тильвен не удавалось больше зачать ни одного ребенка, хотя они с мужем по-прежнему не теряли надежды обзавестись и другими наследниками. Исилдур по-прежнему плохо ладил с братом и считал его детей злыми, испорченными и распущенными; заметив, что его племянница Майвен ведет себя в высшей степени нескромно и строит глазки всем мало-мальски красивым мужчинам, попадающимся ей на дороге, хотел было во избежание беды выдать девушку замуж за своего приближенного Арандура. Жених был очень даже не против - мало того что Майвен была хороша собой, так к тому же и принадлежала к потомкам Элроса, а для простого смертного породниться с такими людьми было большой удачей, однако мать встала на защиту дочери и устроила брату мужа такой скандал, что бедный Исилдур счел за лучшее отступиться и пообещал Арандуру женить его на своей внучке Ормиен, когда та войдет в брачный возраст.
  
  Валандур с Вардильмэ по-прежнему оставались бездетными: шесть раз отчаявшаяся женщина беременела снова, но у нее случались выкидыши, дети рождались мертвыми или умирали спустя пару дней. В итоге они смирились с тем, что им не суждено иметь потомство, и готовились к тому, что им придется доживать свой долгий век в одиночестве, так и не услышав детских голосов в доме.
  
  У Элендура с Сильмариэн с детьми, напротив, было все хорошо, хотя отношения у них в семье были более чем прохладные - супруги не ссорились, но в то же самое время Сильмариэн, казалось, не испытывала ни к мужу, ни к детям ровным счетом никаких теплых чувств. Замкнутый и молчаливый Элендур делал вид, что все в порядке и так и должно быть, тем более что Эру благословил их брак многочисленным потомством. У них было уже двое взрослых сыновей - Менельдур и Исилендил, старшую дочь Ормиен отец в скором времени подумывал выдать замуж, согласившись с Исилдуром в том, что Арандур - самая подходящая для нее партия. Младшая, Лаэрвен, была еще подростком - ей едва минуло семнадцать, а третьему сыну, Кириандилу, недавно исполнилось пять. В конце лета Элендур и его жена ожидали появления на свет шестого ребенка.
  
  Шла последняя неделя апреля. Вопреки возражениям брата, Исилдур с течением времени только укреплял оборону крепости - нехорошие предчувствия не оставляли его, хотя в Мордоре по-прежнему было тихо, и казалось, что земля по ту сторону гор необитаема. Как-то раз на рассвете Кирьон, которого отец с ранней юности приобщал к военному делу, отправился проверять караулы; взглянув с крепостной стены в сторону Мордора, он на мгновение потерял дар речи. Между гор к крепости дунэдайн медленно ползло что-то длинное и черное, похожее на гигантскую змею. Приглядевшись, он понял, что это какие-то люди, над головами которых колыхались черно-алые знамена. Это было однозначно не к добру.
  
  Он тут же бросился в покои отца, зная, что в такое время тот уже не спит. Исилдур, выслушав сына, понял, что его плохие предчувствия в очередной раз сбылись. Сегодня Верным придется биться со старым врагом за свой город, и, если неприятелям удастся взять Минас Итиль, по улицам потекут реки крови.
  
  - Кто это? - спросил Кирьон, указывая со стены на незваных гостей.
  
  - Саурон, - прошептал Исилдур. - Поднимай всех, труби тревогу.
  
  7. Битва за Минас Итиль
  
  Враги подошли к стенам крепости стремительным маршем - дунэдайн едва успели поднять тревогу и собрать людей. Кирьон, впервые видевший орков, ожидал, что его глазам предстанет какое-то подобие грязной неорганизованной орды в лохмотьях и жалких подобиях доспехов, которую он видел на картинках в старых книгах, где рассказывалось о войнах Белерианда. Однако на деле войско Саурона шло в боевых порядках, на всех - не только людях, но также и орках - красовались кольчуги из вороненой стали, крепкие шлемы, черные плащи и накидки с изображением Багрового Ока. Вооружение врагов тоже не было похоже на ржавые топоры, косы и грубо сработанные подобия клинков со старых изображений, напротив, у воинов Саурона были вполне неплохие мечи, ятаганы, копья и луки. Предводительствовали нападающими какой-то здоровенный рослый орк на черном волке, темные волосы которого были заплетены на висках в длинные косички, и... эльфийка верхом на вороном коне.
  
  - Атто, ты же мне говорил, что эльфы добрые и не служат Врагу, - обернулся Кирьон к Исилдуру. - Это что такое?
  
  - Это каукарэльдар, - глухо ответил тот. - Я читал о них в детстве, но теперь вижу воочию. Ты знаешь, что Моргот, захватив в плен множество первых эльфов, своей черной магией и жестокостью превратил их в орков. Однако были и те, кто, несмотря на издевательства Врага, смог сохранить свой прекрасный облик. Душой это - те же самые орки, а порой и более жестокие создания, а внешне - красивые эльфы. Есть и те, кто раньше был бесплотными духами из Майяр низшего ранга, а потом по приказу Моргота влез в мертвые тела эльфов. Если душа пленника покинула тело, но оно не изувечено, его еще можно использовать... в своих целях.
  
  Женщина проскакала вдоль рядов своих солдат, выкрикивая какие-то поручения или команды на шипяще-свистящем Черном Наречии, после чего обернулась к стоящим на стене в полном вооружении дунэдайн.
  
  - Именем своего повелителя и владыки всей Арды Саурона Великого я приказываю вам оставить эту крепость и убраться вон, - выкрикнула она. - Это наша земля, и вас сюда никто не звал. Уходите подобру-поздорову сами, иначе мы будем вынуждены заставить вас покинуть это место. Полчаса вам на раздумья.
  
  Ответом прислужнице Саурона было гробовое молчание защитников крепости. Кирьон хотел было крикнуть эльфийке что-то оскорбительное, но отец смерил его строгим взглядом.
  
  - Молчи, - сказал младшему сыну Исилдур. - Много чести - отвечать этой заносчивой подручной Врага, да к тому же если ты начнешь осыпать ее бранью, то окажешься ничем не лучше нее. Вернее, даже хуже. Не давай противникам повода так о себе думать.
  
  - Я могу выслушать ваше решение прямо сейчас или все-таки дать вам время на раздумье? - не унималась военачальница Саурона.
  
  - Можешь, - наконец обратился к ней Исилдур. - Когда я еще жил в Нуменоре, который погубил твой трижды проклятый хозяин, я не мог обратить оружие против него самого и тех, кто ему повиновался, чтобы защитить тех, кто мне дорог. Теперь я могу это сделать и дать вам достойный отпор. Уходите лучше сами отсюда, пока живы, и передайте вашему повелителю, чтобы не казал носа из своего Мордора, иначе горько пожалеет об этом. Это мое окончательное решение.
  
  - Пожалел бы сам своих людей, - оскалилась эльфийка. - Впрочем, как хотите.
  
  Она подъехала к своему товарищу-орку, и пару мгновений они переговаривались на Черном Наречии, а потом взмахнула рукой. Взвыли вражеские боевые рога, солдаты расступились, и к восточной стене крепости подкатились пять больших камнеметов и двенадцать маленьких. Эти осадные машины были сконструированы орочьими умельцами и одобрены самим Сауроном. Большие могли метать камни весом с коня на расстояние в несколько сотен рангар; маленькие были способны выпускать груз лишь весом с пятилетнего ребенка, зато гораздо чаще и наносили при этом огромный урон противнику. Орки и люди в войске Саурона, нарушив свои идеальные боевые построения, засуетились: они волокли множество лестниц, передвижные частоколы на колесах и какие-то большие круглые предметы.
  
  Однако многочисленность Сауронова войска не дала им никакого преимущества перед нуменорцами, потому что с востока и юга крепость Минас Итиль прикрывали высокие горы, и вследствие этого враги вынуждены были наступать на относительно узком пространстве. Исилдур велел своим лучникам стрелять по нападающим, и стальные нуменорские стрелы, выпущенные из мощных луков, нанесли неприятелю некоторый урон. Доспехи и щиты у подручных Саурона были на удивление прочными - одна из стрел сшибла шлем с головы темной эльфийки-военачальницы, не причинив ей, впрочем, никакого вреда; женщина тут же подобрала его с земли и вновь надела. Тем не менее от меткого попадания в лицо или в горло никто из врагов защититься не мог, если только не успевал поднять вовремя щит, и сам Исилдур в какое-то мгновение увидел, как один из вражеских воинов рухнул наземь с его стрелой в глазнице.
  
  - Нужно подстрелить тех, кто управляет катапультами! - крикнул отцу Элендур, но тот лишь неопределенно покачал головой.
  
  - Поможет, но ненадолго. Их слишком много, и к ним постоянно подходят подкрепления из Мордора, вон сам посмотри на восток, со стены их прекрасно видно. Нам все равно придется сцепиться с этими тварями, когда они полезут наверх. Когда начнут метать камни - будь осторожен и берегись.
  
  Ожесточенное сопротивление дунэдайн и их решительность только еще больше разозлили врагов, которые все-таки подтащили свои боевые машины поближе и привели их в действие. Огромные обломки скал с ужасающим треском и грохотом стали врезаться в стены крепости. Сначала прислужники Саурона пытались разрушить дозорные башни, но потом, заметив, что дунэдайн разогревают смолу и кипятят воду, чтобы поливать ими противников, стали прицельно бить по тем, кто суетился около котлов. На глазах у Исилдура здоровенный булыжник величиной с лошадь сшиб со стены котел со смолой и вывел из строя троих его людей: одному размозжило голову, другому сломало позвоночник, третьему раздробило обе ноги - не спасли и доспехи.
  
  Размахивая оружием и оглашая окрестности своими воинственными воплями, враги пустили в ход не только большие и маленькие каменные ядра, но и еще какие-то жуткие изобретения - дунэдайн впервые видели такое. Из катапульт в крепость полетели выкрашенные в черный цвет шары, которые внешне смахивали на обычные булыжники, но таили в себе нечто страшное. При ударе о стену или крышу они лопались с яркой вспышкой, и во все стороны разлетались мелкие куски металла, стальные колючки и гвозди, неся смерть всему живому, что находилось поблизости - дунэдайн едва успевали оттаскивать раненых и убитых, кому-то из защитников крепости оторвало кисти рук или даже голову, кому-то выбило глаз. Не успели они опомниться после этой атаки, как враги начали метать в них еще и красные шары, которые, как оказалось, были наполнены негасимым огнем - еще одной жестокой выдумкой Саурона. Когда такой шар ударялся о что-то твердое и разлетался на куски, из него вытекала мгновенно вспыхивающая багровая жидкость, и вскоре восточная часть стены была объята огнем. Дунэдайн пришлось спешно отступить оттуда, и сквозь сплошную завесу дыма Исилдур смог увидеть, что теперь враги заходят с южной стороны.
  
  - Проклятье, - сказал он Элендуру. - Я много раз говорил твоему безмозглому дяде, что в этом городе нужно держать большой гарнизон! Нас слишком мало! Боюсь, нам не выстоять против них - придется отступать в Осгилиат, иначе нас всех тут просто перережут. Вот тебе мой приказ: как можно быстрее собери всех женщин и детей, те, кто может держать оружие - пусть подберут себе что-нибудь по руке, идите к западным воротам, им нужно выбираться из города, пока сюда не ворвались враги и всех не перебили. Они не станут брать пленных, а если и станут... тем хуже для самих пленных.
  
  - А... ты? - Элендур с надеждой посмотрел на отца, потом перевел взгляд на восточную стену: он никогда не думал, что камень может полыхать так же легко, как и дерево. На деле горела, конечно, не сама каменная громада, а попавшая на нее и растекшаяся зажигательная смесь, но со стороны это смотрелось именно как пылающий камень.
  
  - Я буду удерживать крепость, сколько смогу. Иди и делай, что я сказал! - ответил ему отец, с тревогой глядя на перегруппировывающихся врагов. - С севера и запада им не зайти, у вас есть возможность сбежать!
  
  Элендур бросился выполнять приказ отца, но оказалось слишком поздно. Если восточная стена превратилась в огромное море бушующего пламени, но устояла, то южная быстро стала грудой каменных обломков. Дунэдайн, пытаясь не пустить врагов в крепость, забрасывали их копьями, рубили мечами и расстреливали из луков, но те, имея практически десятикратный перевес в живой силе, сумели быстро сломить сопротивление противников, которые потеряли очень много людей убитыми и ранеными, и ворвались в Минас Итиль. По дороге к западным воротам старший сын Исилдура кричал защитникам крепости и мирным жителям, чтобы все, кто может держаться на ногах, немедленно уходили из города и спасались бегством; глазами он постоянно искал в толпе жену и младших детей - Менельдур с Исилендилом все еще пытались сдерживать врага у проломленной камнями южной стены, но ни Сильмариэн, ни дочерей и Кириандила нигде не было видно.
  
  Оставалось надеяться на то, что и они, и его мать успеют выбраться из захваченной врагами крепости.
  
  Воины дунэдайн открыли западные ворота, чтобы дети, женщины, старики и те, кто не способен держать оружие, могли как можно скорее покинуть горящий город; сами они во главе со своим королем были готовы прикрывать отход до самого конца - Исилдур уже понял, что столь дорогой его сердцу и построенный им самим Минас Итиль ему не удержать никакими стараниями. Целые полчища вооруженных врагов лезли в крепость из пролома в стене, и улицы стали полем жестокой битвы - нуменорцы не собирались так просто взять и уйти, оставив город заклятому врагу и его прислужникам. Если уж отступать в Осгилиат, так нужно прикончить при этом как можно больше орков и людей из числа подручных Саурона и не дать им возможности захватить в плен никого из женщин и детей дунэдайн. Ведь понятно, что потом мерзавцы принесут их в жертву, просто убьют или замучают или сделают своими рабами.
  
  Менельдур, старший сын Элендура, прекрасно владел оружием - его, как и всех гондорских мальчиков, учили этому с раннего детства, но то, что творилось сейчас на улицах его родного города, произвело на него совершенно жуткое впечатление. Юноша совершенно растерялся, внезапно очутившись в самой гуще сражения; вокруг суетились и свои, и враги, отовсюду неслись оглушительные крики, и противники остервенело рубили друг друга мечами, топорами и ятаганами. Когда воины Мордора наконец смогли пробиться в крепость, первой по груде камней и мертвых тел в пролом вбежала та самая эльфийка-военачальница, которая так удивила защитников Минас Итиля. У нее на пути внезапно оказался Менельдур. Он, ошарашенно таращась на вражеского командира в облике прекрасной эльфийской женщины, замахнулся на нее мечом, но та оказалась быстрее: буквально отбросив клинок своего юного неопытного противника в сторону, она сделала ответный выпад, и Менельдур, не успев прикрыться щитом, упал на залитые кровью камни мостовой с глубокой раной в животе - против вороненого меча эльфийки, украшенного изящными надписями на Черном Наречии, оказалась бесполезной даже самая лучшая кольчуга. Исилендил, увидев это, кинулся на помощь брату, но тут какой-то огромный орк с размаху ударил юношу секирой по голове. На счастье Исилендила, шлем выдержал, но в глазах у него потемнело, и он потерял сознание, рухнув наземь рядом с братом.
  
  Фириэль, в отличие от своего мужа, не мучилась так сильно от ночных кошмаров, хотя время от времени у нее они тоже случались, и по ночам обычно крепко спала, но в этот раз ее на рассвете разбудили служанки и сказали, что на город напали враги. Она наспех оделась, понимая, что нужно быть готовой ко всему, и сидела в своих покоях, с тревогой прислушиваясь к шуму сражения и грохоту осадных машин, а через некоторое к ней вбежал забрызганный кровью, встревоженный Валандур.
  
  - Леди Фириэль, - сказал он, - враги прорвались в крепость. Надо уходить, и немедленно.
  
  - Где Исилдур? - вскрикнула она. - Он не...
  
  - Не беспокойтесь, моя госпожа, он жив и не ранен, ваши сыновья тоже невредимы. Он приказал мне вывести вас из дворца. Немедленно идем к воротам, вы должны как можно скорее покинуть крепость и отправиться в Осгилиат.
  
  Фириэль побежала с Валандуром к западной стене, где воины дунэдайн прикрывали отход из Минас Итиля, но в толчее и дыму пожарищ случайно выпустила его руку. Она какое-то время оглядывалась по сторонам, выкрикивая имя своего провожатого, но так его и не разглядела и решила пробираться к воротам сама. По всему городу то тут, то там можно было видеть кровавые схватки между подручными Саурона и защитниками города, и во всеобщей суете никто не обращал внимания на бегущую женщину. Никто, кроме темноволосой эльфийки в вороненой кольчуге, которая ожесточенно прорубала себе дорогу к западной стене, не обращая никакого внимания на то, кто перед ней - опытный воин-дунадан или мальчишка-подросток, впервые в этот день взявший в руки оружие. Увидев у себя на пути очередную помеху, эльфийка хотела было в горячке боя, не глядя, вонзить свой черный меч и в нее, но Фириэль, вжавшись в стену, отчаянно закричала. Та, поняв, что перед ней не вражеский воин, остановилась.
  
  - Не убивай меня, - срывающимся голосом произнесла жена Исилдура. - Ты же... тоже женщина. Вчера я поняла, что у меня снова будет ребенок, но не успела еще сказать об этом своему мужу. Если ты меня пощадишь... то... не одну меня. У тебя есть дети?
  
  - Пока нет, - эльфийка опустила оружие, отворачиваясь от Фириэли. - Но мне бы хотелось ими обзавестись.
  
  Женщина, поняв, что чудом избежала смерти, опрометью побежала к западным воротам, по дороге пару раз чуть не споткнувшись об валяющиеся на земле мертвые тела.
  
  Жестокая битва в городе шла до самого вечера, когда последние его защитники, прикрывая бегство мирных жителей, наконец окончательно оставили крепость. Среди них были Исилдур с сыновьями и его друзья и соратники Валандур и Арандур. Мордорцы не стали преследовать и добивать отступающих: Саурон дал им строгий приказ просто взять крепость, а не вырезать дунэдайн всех до единого. Фириэль и Вардильмэ не пострадали и благополучно выбрались из горящего города; Элендур же пытался искать среди женщин и детей свою семью, но ее по-прежнему нигде не было. Расспрашивая людей, он узнал от какого-то молодого воина, что оба его старших сына, скорее всего, пали, защищая крепостную стену - этот человек случайно видел, как Менельдур сражался с одним из черных солдат, а Исилендил был где-то неподалеку, и оба наверняка погибли от меча прислужника Саурона.
  
  - Но где Сильмариэн с детьми? - в отчаянии спрашивал всех Элендур. - Ведь большинству женщин удалось покинуть город!
  
  - Большинству, но не всем, - покачал головой Валандур. - Когда эти черные твари начали метать в нас свой негасимый огонь и камни, были те, кто сгорел заживо, не успев выбраться из собственных домов. Или те, кто просто не смог уйти. Сочувствую тебе, но, скорее всего, твоих жены и детей уже нет в живых.
  
  - Из нашего дворца? - удивился старший сын Исилдура, не желая поверить в то, что его семья осталась где-то в горящем городе и наверняка погибла. - Но моя мать и твоя жена тоже там были, и вот они, здесь, с нами!
  
  - Не видать мне моей прекрасной невесты, - переживал Арандур.
  
  - Ты-то молчи! - прикрикнул на него измотанный сражением и тревогой за семью Элендур. - Я их найду! Может, они все-таки где-то здесь!
  
  - Вряд ли, - усталым голосом ответил его отец. - Вряд ли.
  
  8. Последний Союз
  
  Анарион тем временем, находясь с семьей в Осгилиате, жил своей обычной жизнью и даже не подозревал о том, что на востоке в крепости его старшего брата творятся столь страшные события. Поэтому он, увидев у ворот города уцелевших защитников и жителей Минас Итиля во главе с Исилдуром, был ошарашен и напуган.
  
  - Я говорил тебе, что нужно укреплять границы и что эта злобная тварь не погибла, а наберется сил и снова явится за нами! - старший сын Элендила, немного придя в себя, набросился на брата с руганью. Анарион, виновато кивая, согласился с тем, что Исилдур был прав, хотя в душе чувствовал себя уязвленным - он терпеть не мог признавать свои ошибки и в то время, когда брат твердил ему о возможном возвращении Саурона, в разговорах с женой и детьми с явным наслаждением называл Исилдура безумным. Был бы тут отец, поставил бы его старшего брата на место, чтоб придержал язык!
  
  - Что-то у моего братца с головой совсем не в порядке, - с притворным сожалением твердил он. - То у него предчувствия дурные, то видения, то по ночам не спит. И причем был бы повод какой. Нет же, Саурон давно сгинул в море, Ар-Фаразона тоже больше нет, нам ничто не угрожает, мы живем в большой дружбе с эльфами, наш народ процветает, что ему еще надо?
  
  - Да, крыша у бедняги однозначно поехала, - соглашалась со своим обожаемым супругом Тильвен, которая взаимно не любила своего родича. - Ты правильно говоришь: никаких оснований для беспокойства нет, а он ходит сам не свой и все твердит тебе о каком-то враге с востока. Не понимаю, куда смотрит твой отец и почему не поставит Исилдура на место.
  
  - Если Враг еще и существует, так только в его безумных видениях, - усмехался Анарион, которого очень раздражало то, что Исилдур постоянно отчитывает его за непредусмотрительность. Теперь же, когда возвращение Саурона оказалось жестокой правдой, младший сын Элендила недоумевал: как такое могло произойти и почему его брат все-таки не ошибся? Нет, его предчувствия все-таки и в самом деле бред безумца, человек не может ничего предвидеть, это простое совпадение.
  
  Впрочем, сейчас нужно было действовать, а не размышлять о том, кто был прав, а кто нет. Несмотря на то, что прислужники Саурона не стали преследовать беглецов, Исилдур не зря говорил о том, что Черный Майя не ограничится одним Минас Итилем и на этом однозначно не остановится. Не успело пройти и месяца после того, как крепость Исилдура пала, как в один прекрасный день войско Врага появилось теперь уже под стенами Осгилиата.
  
  - У меня такое странное чувство, что Саурон охотится на нас, как на дичь, - предположил Исилдур в разговоре с братом, - и находит в этом некое жестокое удовольствие. Если мы сейчас отобьемся, может быть, он на какое-то время притихнет и затаится - пока снова не накопит силы, а его прислужники не расплодятся и не построят новые осадные машины. Если нет... его следующей целью будет Арнор. Потом, когда он уничтожит королевство нашего отца - Имладрис и Линдон, ты знаешь, насколько сильно он ненавидит Гил-Галада. Враг успокоится только тогда, когда в Средиземье не останется никого, кто мог бы ему противостоять, а он сможет один править всем миром.
  
  - Думаю, что ты прав, - согласился с ним Анарион. - Мне все это очень не нравится. Неизвестно, выстоит ли Осгилиат, даже если мы сделаем все возможное. Я дам Врагу отпор, а ты, пока не поздно, срочно отправляйся в Арнор вместе с семьей и предупреди отца и Гил-Галада. Пусть тоже собирают войска и, если что, будут готовы сразиться с Сауроном.
  
  Исилдур попытался что-то возразить, но брат его в кои-то веки раз проявил твердость и здравомыслие.
  
  - Твоя жена скоро должна родить. Увози ее в Арнор, там она будет в безопасности. Элендур вон уже всю семью потерял, страшно даже представить, что могло случиться с его женой и детьми, хорошо, если их просто убили! Он до сих пор вон опомниться не может, ходит сам не свой и у каждого, кто входит в город, спрашивает, не встречал ли тот где его близких. Если не хочешь, чтобы твоя оказалась следующей, отправляйся в путь как можно быстрее. Хорошо еще, что ты в свое время настоял на том, чтобы мы посадили еще два Белых Древа после того, как твое первое дало плоды - ведь его Саурон наверняка сжег вместе с Минас Итилем.
  
  Немного поразмыслив, тот пришел к выводу, что Анарион все-таки прав, и решил последовать его совету, тем более что кто-то и в самом деле должен был рассказать все в подробностях отцу и Гил-Галаду. Приехав с семьей в Арнор, Исилдур обнаружил, что Элендил все это время и в самом деле пребывал в неведении - новости в Средиземье распространялись не слишком быстро.
  
  - Отец, мы пришли к вам, - сказал он, стоя на пороге королевского дворца Аннуминаса. - Мы чудом живы остались.
  
  - Что произошло? - Элендил таращился на внезапно появившегося в его доме старшего сына в тщетной попытке сообразить, что привело того в Арнор.
  
  - Саурон, - только и смог поначалу ответить тот.
  
  - Какой Саурон?! - воскликнул верховный король дунэдайн. - Что ты несешь? В смысле? Он же погиб вместе с Нуменором... он что, не погиб?
  
  - Нет, отец, не погиб, - покачал головой Исилдур. - Нуменор был только началом. Мы с тобой были правы, когда думали, что это чудовище не остановится ни перед чем, чтобы погубить своих заклятых врагов - потомков Эарендила и весь род Финвэ. Наш родич, последний король Нуменора, считал Врага своим пленником, но на самом деле оказался жалкой игрушкой Врага. Саурон заманил могущественного Ар-Фаразона в свою ловушку и заставил его отправиться в Валинор, где тот и погиб. Когда с наиболее опасным недругом, способным уничтожить Мордор, было покончено, он решил добить оставшихся. На нас напали на рассвете. Мы пытались дать отпор Врагу, но его слуг было намного больше. Саурон уничтожил мой город, сжег Белое Древо, плод которого я спас, рискуя собственной жизнью, и расправился с женой и детьми Элендура. Теперь он напал на Осгилиат. Мой брат обороняет его, но ему нужна помощь. Если и второй наш город падет, Враг примется за другие и добьет нас всех поодиночке.
  
  Выслушав рассказ сына, Элендил в тот же день отправил вестников к Гил-Галаду и Элронду, чтобы сообщить им, что Саурон жив и снова принялся за старое: дело не терпело отлагательств. Король Нолдор, услышав об очередной выходке своего заклятого врага, тоже понял, что ничем хорошим все это не кончится и наверняка грядет новая большая война, еще страшнее, чем та, что разразилась в свое время в Эриадоре после гибели несчастного Келебримбора. Однако в душе его затеплилась крошечная искорка надежды: нет худа без добра, возможно, ему удастся наконец встретиться с Сауроном лицом к лицу и заставить того ответить за жестокое убийство Тъелпе, за сожженные Гавани, за гибель Нуменора, за расправу с семьей Элендура, за все то бесчисленное зло, которое он причинил всем жителям Средиземья!
  
  Он в свою очередь тоже послал гонцов к другим эльфийским владыкам - Кирдану, Келеборну, Малгаладу и королю лесных эльфов Ороферу, попросив их как можно скорее явиться к нему в Линдон на всеобщий совет. На северо-западе Линдона жил со своей семьей еще один могучий эльфийский воитель - дядя Гил-Галада Маглор, последний оставшийся в живых из семи сыновей Феанора, чья помощь в предстоящей войне с Сауроном могла бы оказаться весьма даже кстати. Однако вместо того, чтобы приехать сам, он заявил посланнику племянника нечто совсем уж странное.
  
  - Передай моему родичу, - сказал Маглор, - что ни на какой совет я пока что не поеду. Пусть явится ко мне сам, и я с ним поговорю. Только есть одно условие: приехать он должен один. Увижу рядом с ним Элронда или Глорфиндейла - мало того что не пущу Эрейниона на порог, но еще и спущу на всю веселую компанию цепных собак.
  
  Делать было нечего: Гил-Галад оседлал коня и поехал в гости к дядюшке, с которым, несмотря на то, что жили они почти рядом, он не общался уже много веков - причиной тому была давняя взаимная неприязнь между потомками Феанора и Финголфина. Подъехав к воротам усадьбы Маглора, король Нолдор увидел, что у ворот его встречает сам дядя, а рядом с ним стоит какой-то высокий юноша с надменным тяжелым взглядом. Внешнее сходство не оставляло сомнений: это один из его троюродных братьев, интересно, который? До него в свое время доходили слухи, что Маглор взял в жены какую-то женщину из Синдар, и у них родилось несколько сыновей.
  
  Не успел Эрейнион спешиться и поздороваться, как высокомерный юноша, окинув его донельзя уничижительным взглядом, презрительно произнес:
  
  - О, приперся, братец дорогой. Давай, пошли с нами, молодец, что послушался отца и клевретов своих с собой не приволок - я лучше пущу в свой дом армию орков с Морготом во главе, чем эту падаль.
  
  - Поприветствовал бы гостя сначала, или это выше твоих сил? - Макалаурэ слегка пихнул сына локтем в бок.
  
  - Чего? Кого это я тут сейчас должен приветствовать - этого, что ли? Да я лучше корову под хвост поцелую!
  
  - Элеммакил! - казалось, что Макалаурэ был заметно ошарашен. - Что с тобой сегодня? Ты что вытворяешь?
  
  Гил-Галад, ничего не отвечая наглому родичу, спешился и последовал за дядей и братом в дом. Усадьба, в которой жил второй сын Феанора с семьей, была небольшой, но довольно уютной и ухоженной - всюду было видно заботливые руки хозяев. В зале за обеденным столом сидела какая-то высокая женщина с темно-пепельными волосами - судя по всему, жена Маглора - и трое юношей, внешне очень схожих с наглым Элеммакилом. Гил-Галад догадался, что это и есть его остальные троюродные братья и сыновья Маглора.
  
  - Добрый вечер, - король Нолдор учтиво поклонился родичам, при этом стоявший у него за спиной Элеммакил скривился и показал брату в спину неприличный жест.
  
  - Здравствуй, дорогой племянник, - ответила жена Маглора, смерив сына укоризненным взглядом. - Добро пожаловать в наш дом, очень жаль, что за столько лет ты так и не собрался нас навестить. Что привело тебя в наши края?
  
  - Садись с нами за стол, отведай вкусного пирога, отдохни немного, попей чаю, и мы с тобой побеседуем, - Маглор вел себя с сыном двоюродного брата в высшей степени любезно. - Прошу прощения за неподобающее поведение моего сына, но он, к сожалению, не слишком любит как моего дядю Нолофинвэ, так и всех его потомков.
  
  Тэлиэль, жена Маглора, отрезала племяннику кусок пирога, но, несмотря на то, что тот пах очень аппетитно и оказался довольно вкусным, желания есть у Гил-Галада не было. Он постоянно думал о нависшей над Средиземьем опасности и, глядя на дядю и братьев, невольно вспоминал жестоко убитого Келебримбора.
  
  - Спасибо вам большое за теплый прием, - сказал он, пытаясь скрыть волнение. - Я пришел к вам, к сожалению, не как добрый вестник. Нам грозит страшная беда, и если мы ничего не сделаем, то всех нас ждет гибель. Я прошу тебя о помощи, дядя. Ты опытный воин, и твой меч вволю напился крови слуг Моринготто. Теперь его место занял его верный слуга и выкормыш...
  
  - Кончай свою высокопарную речь, давай короче и обычным языком, безо всех этих твоих придворных вывертов, так никто никогда не говорит, кроме как у тебя во дворце, - фыркнул Элеммакил.
  
  - Мы собираемся воевать с Сауроном, и я пришел звать тебя с собой, - Гил-Галад решил не обращать внимания на вздорного родича.
  
  - Слушай-ка, племянник дорогой, - посмотрел на него Маглор, - давай-ка ты мне сейчас объяснишь все по порядку, что к чему, а то я в своей глуши тут окончательно отстал от жизни, общаюсь только с домочадцами, немногими приятелями да изредка с Майтимо. Хотелось бы услышать от тебя, как выглядит вся эта история в твоем представлении.
  
  - С кем? - опешил Гил-Галад.
  
  - С Майтимо. Да, он жив и здоров. А вот теперь давай к делу: что все-таки произошло и с чего все началось?
  
  Эрейнион принялся подробно рассказывать дяде и братьям о злобных хитростях Саурона, о том, как Враг обманул и погубил Келебримбора, как по вине подручного Моргота Нуменор оказался на дне моря, как чудом выживший Черный Майя вновь обосновался в Мордоре, а потом напал на молодое королевство Гондор и уничтожил один из городов дунэдайн. Макалаурэ слушал и кивал, а вот реакция Элеммакила, который, слушая повествование брата о несчастном Тъелпе, принялся давиться от смеха, сильно поразила бедного короля Нолдор.
  
  - Ты в своем уме? - вспыхнул он. - Тебе смешно, да? Ты вообще представляешь, что этот негодяй сделал с нашим братом? Если бы тебе жгли лицо каленым железом, тебе бы это, наверное, сильно понравилось, да?
  
  - Ну, насчет Тъелпе я распространяться не буду, - Элеммакил благоразумно умолчал о том, что его зверски убитый Сауроном двоюродный брат уже после падения Эрегиона тайком многократно бывал у них в гостях, поскольку понимал, что упрямый родич все равно никому не поверит и начнет пафосно вещать о том, что все кругом поголовно обмануты ложью Врага, - но на твоем месте я бы твоего любимого герольда гнал с порога поганой метлой вон. Вместе с Линдиром и Глорфиндейлом. Подумай над моими словами, пока не поздно, а то, не ровен час, окажешься на месте своего ненаглядного Тъелпе. Тоже с каленым железом - теперь уже к твоей смазливой роже.
  
  - Ты к чему это клонишь? - Гил-Галад ничего не понял.
  
  - Элеммакил, хватит, - жестко сказал Маглор. - Эрейнион, продолжай, мы тебя внимательно слушаем.
  
  - Таким образом, восточное королевство дунэдайн приняло на себя первый удар Врага, - с дрожью в голосе проговорил Гил-Галад. - Исилдур, старший сын моего лучшего друга Элендила, приехал к отцу просить помощи. У его собственного сына от рук прислужников Саурона погибла вся семья. Мы с Элендилом думаем собрать большую армию и дать Врагу решительный бой, чтобы уничтожить его раз и навсегда. Для этого я послал гонцов ко всем, кто может стать нашими союзниками, и приехал к тебе сам. Если ты говоришь, что Майтимо жив...
  
  - Забудь о Майтимо, - резко бросил Макалаурэ. - С него хватит. Он не пойдет на эту войну, потому что... с него просто хватит. И есть еще причина. Однако тебя это не касается. Не ищи его, и я не скажу тебе, где он живет. Вот что, дорогой мой Эрейнион. Война, говоришь? Не мне тебе говорить, что война - дело серьезное.
  
  Элеммакил злобно рассмеялся.
  
  - Замолчи, я сказал! - прикрикнул Макалаурэ на сына. - Веди себя вежливо, он все-таки гость!
  
  Юноша скривил губы в недовольной усмешке.
  
  - Вежливо? Эй, ребята, слышали? Да он просто хочет прикрыться нашим отцом на войне с Сауроном, словно щитом, а если того убьют - и жалеть не станет!
  
  Гил-Галад растерялся и ничего не ответил, подумав, что со вздорным злобным братцем лучше не связываться. Старший сын Макалаурэ тем временем разошелся еще больше.
  
  - Папа, гони этого недоумка в шею, пока он окончательно не загадил всем мозги! Кстати, братец, а что ты сделал с теми сапогами, на которые тебе нассал кот Келебримбора - подарил своему драгоценному герольду-лизоблюду в знак особой благосклонности? Говорю ж, окажешься на месте Тъелпе - вспомнишь добрым словом и меня, и даже Саурона, да только поздно будет.
  
  - Откуда ты знаешь про сапоги? - изумленно хлопал глазами Гил-Галад.
  
  Макалаурэ был не в восторге от выходок сына, но решил замять ситуацию и продолжить разговор.
  
  - Эрейнион, это, конечно, дело твое, ты можешь счесть меня предателем и жалким трусом, особенно если принять во внимание, как хорошо я всегда относился к твоему отцу, но я не пойду с тобой в Мордор, уж прости. И сыновей своих не пущу. И не скажу тебе, где живет Майтимо - хотя могу и сказать, это ничего не изменит, он тоже не пойдет с тобой.
  
  - Почему? - Гил-Галад замер с чашкой в руке. - Дядя, ты же всегда доблестно сражался с Врагом и его прихвостнями!
  
  - Ты совсем неумный или прикидываешься, потому что на почве жажды мести утратил всякий здравый смысл? Послушай меня все-таки, если ты еще способен на это. Не ввязывайся в эту свару. Остановись, пока не поздно. Это не твоя война. Я понимаю, что Элендил твой лучший друг, но пусть нуменорцы разбираются с Сауроном сами.
  
  - Сколько я себя помню, они безостановочно дерутся безо всякого результата, - вставил еще один из сыновей Маглора.
  
  - Но Саурон погубил их остров!
  
  - О, как здорово. Они сами его туда привезли, сами его слушали, сами вытворяли неизвестно что, а теперь - он погубил. Самим думать надо. Если я посоветую тебе повеситься, а ты меня послушаешь, то кто здесь виноват?
  
  - Дядя! - в последнем порыве отчаяния воскликнул Гил-Галад. - Ты любишь свою семью? Неужели ты не понимаешь, что если ты не пойдешь с нами и откажешься нам помочь, то твоих близких, когда мы потерпим поражение, тоже убьют слуги Саурона? И неужели ты забыл, кто убил Келебримбора?
  
  - А если не потерпите? А если не убьют? - Макалаурэ, несмотря на то, что у него внутри все кипело, тоже благоразумно решил не говорить племяннику о том, что видел Тъелпе живым и почти здоровым, если не считать последствий старых ран... и уж тем более о том, что ему самому Саурон по просьбе Келебримбора залечил сожженные Сильмариллом руки и вернул пальцам подвижность, а то второй сын Феанора после отцовского творения даже на любимой арфе больше играть не мог. Ведь Келебримбор и Элеммакил правы - все равно ж не поверит.
  
  - Но Тъелпе...
  
  - Слушай, хватит ходить по кругу, а? Тъелпе уже один раз давал тебе совет, ты все равно его не послушал, Элеммакил тоже сказал - гони Элронда вон и сиди тихо дома, а я повторяться не стану, так как результат будет таким же. Думай своей головой, если можешь.
  
  - А вы? - Эрейнион посмотрел на своих троюродных братьев. - Может, хоть один эльф из нашей семьи еще не забыл о том, что такое быть настоящим потомком Финвэ?
  
  - Ерничай-ерничай, милый племянник, в твоем понимании быть истинным нолдо и потомком Финвэ, по всей видимости, означает "втягивать добрую половину Арды в бессмысленную и бесполезную бойню".
  
  Гил-Галад поднялся из-за стола.
  
  - Хорошо, я все понял. До свидания, дядя.
  
  - Надеюсь, что это означает именно "до свидания", а не "прощай", - бросил Маглор. - У тебя еще есть время, чтобы передумать и послать и Элронда, и Элендила с его детками на хрен.
  
  - А Исилдур, старший сыночек Элендила, вообще со странностями, - вставил Элеммакил. - С головой у него, как поговаривают, очень здорово не в порядке, и на месте папаши я бы посадил это юное дарование под замок, пока мозги не встанут на место. Таким, как он, нельзя давать в руки оружие, не говоря уже о том, чтобы доверять ему командовать армией или управлять государством.
  
  - Прекрати! - возмутился Гил-Галад. - Он вовсе не безумец!
  
  - Тут уж ты и впрямь погорячился, - уклончиво ответила леди Тэлиэль, - безумец он или нет, судить не могу, я с ним не говорила, но о том, что и он, и его отец прямо-таки притягивают к себе все возможные несчастья, я уже давно наслышана. Держался б ты, племянник дорогой, от них обоих подальше, а то и на тебя беду навлекут.
  
  - Простите, дорогие родичи, - король Нолдор повернулся и с опущенной головой побрел к двери. - Простите и до свидания. Зря я сюда приехал.
  
  ***
  
  Вернувшись от дяди несолоно хлебавши, Гил-Галад собрал-таки военный совет, на котором эльфы Средиземья и люди Запада решили заключить союз и, собрав большую армию, двинуться на Мордор и окончательно покончить с Врагом, пока он и в самом деле не перебил всех поодиночке. К ним выразили желание присоединиться многие из тех, кто ненавидел Саурона, в том числе гномы из рода Дурина.
  
  Тем временем сам Черный Майя в Мордоре самодовольно потирал руки: все шло по плану, и те, кто был ему нужен, сами того не подозревая, были готовы угодить в расставленную им ловушку. Осгилиат и Анарион были ему не нужны, и поэтому после решительной контратаки гондорцев Саурон приказал Эрилиндэ и Дургхашу немедленно отступать в Мордор. Младший сын Элендила, как того и ожидал Враг, счел маневр противника легкой и успешной победой и тут же послал обнадеживающее донесение отцу и брату в Арнор.
  
  9. Правда о лжи
  
  Когда Менельдур наконец открыл глаза, вокруг было уже совсем темно, только с небес светил узкий серп ущербной луны. Он не сразу ощутил боль, но при попытке пошевелиться ему показалось, что во внутренности ему насыпали горшок раскаленных углей и там их перемешивают. Юноша с тихим стоном снова опустил ресницы, стараясь не делать вообще никаких движений - кто-то когда-то говорил ему, что в случае серьезного ранения лучше замереть и не дергаться, поскольку так можно сократить потерю крови и снизить невыносимую боль до терпимой.
  
  - Менельдур, ты жив? Ты меня слышишь? - вдруг донесся до него чей-то голос. - Скажи хоть что-нибудь!
  
  Он снова открыл глаза и узнал того, кто к нему обращался. Это был его младший брат, Исилендил.
  
  - В крепости враги, - тихо прошептал он, сидя на окровавленных камнях мостовой около брата. - Меня ударили чем-то тяжелым по голове, я был в беспамятстве, и они приняли меня за мертвого. Я попробую выбраться отсюда сам и вытащить тебя, главное, чтобы они нас не заметили.
  
  - Не надо, - с трудом ответил Менельдур. - Оставь меня и спасайся сам. Я все равно умру от такой раны.
  
  Не успел Исилендил ему возразить, как сзади послышались шаги. Он обернулся и замер в ужасе, увидев шестерых вооруженных орков в черных плащах.
  
  - Куда это вы собрались на ночь глядя, молодые люди? - с издевкой поинтересовался их главарь. - Эй, Нуур, кажется, тут Морнэмиру для его опытов нашлись подходящие чистенькие свеженькие тушки. Позови его сюда, пусть оценит по достоинству.
  
  Исилендил потянулся к мечу, который выронил при падении, но предводитель орков ловким пинком отбросил оружие в сторону.
  
  - Не стоит. Нас все равно больше, а своему приятелю ты этим не поможешь.
  
  Юноша подумал, что еще не все потеряно - у него еще остался экет, и в любом случае он успеет убить кого-нибудь из врагов, прежде чем они расправятся с ним и его братом. Вытащив короткий меч из ножен и превозмогая дурноту, мучившую его после удара по голове, он повернулся к оркам, закрывая собой Менельдура.
  
  - Не смейте к нему прикасаться, - произнес он, держа оружие прямо перед собой.
  
  - Лучший друг? - усмехнулся орочий командир, кивком указав на полубесчувственного Менельдура.
  
  - Мой брат. Тебе этого не понять.
  
  - Это почему же? - с недоумением пожал плечами тот, но в это мгновение Нуур, молодой орк-рядовой, которого командир отправил с поручением, вернулся в сопровождении еще одного каукарэльдо - только этот был светловолосым и зеленоглазым.
  
  - Лорд Морнэмир, - с почтением произнес командир орков, - как вы и просили, нашел вам, как мне кажется, нечто вполне подходящее.
  
  - Спасибо, - ответил тот. - Нуменорцы - живучие твари, с их выносливостью на них только опыты и ставить.
  
  - Только они, милорд, еще сопротивляются, - подобострастно посмотрел на каукарэльдо Нуур. - По крайней мере, этот.
  
  Морнэмир пару мгновений сначала настороженно глядел на Исилендила, а потом расхохотался, поняв, что перед ним напуганный мальчишка, а не серьезный противник.
  
  - О, я тащусь. И этой спичкой ты меня решил заколоть? - внезапным резким ударом он выбил у юноши клинок. Тот жалобно зазвенел, упав на камни. Исилендила охватили ужас и отчаяние: теперь и для него, и для брата все было кончено. Морнэмир напоминал ему опасную змею из харадских пустынь, о которой ему как-то довелось читать в книге: чудовищное создание, таящее в себе смертельную угрозу.
  
  - Чего вы от нас хотите? - у юноши мелькнула смутная надежда на то, что ему, возможно, удастся как-нибудь усыпить бдительность врагов и от них вырваться либо надавить на жалость. Кто знает, может, в них еще осталось что-то чистое и светлое и они его пощадят и отпустят?
  
  - Слушай сюда, ты, нуменорское ничтожество, - рявкнул Морнэмир. - Я не люблю воплей, стонов, рыданий, мольб о пощаде и просьб кого-то пожалеть. И вас, нуменорцев, я тоже не люблю. Кроме как в жареном виде.
  
  Исилендил, естественно, не понял, что Морнэмир грубо и зло шутит, и решил, что каукарэльдо всерьез решил приготовить из него обед. Орки дружно расхохотались, глядя на то, как юноша побледнел от омерзения и испуга.
  
  - А если серьезно, то хватит, - резко бросил Морнэмир. - Этого, - указал он на Менельдура, - на носилки и ко мне в то здание, которое мне дядя отдал под лабораторию, только осторожно, не трясите. Опробую на нем пару новых лекарств, может, подействуют. А ты, - он перевел взгляд на Исилендила, - убирайся отсюда, пока я добрый.
  
  Задыхаясь от радости и облегчения, тот попытался пробормотать какие-то слова благодарности, но каукарэльдо мертвой хваткой вцепился в его руку.
  
  - Я передумал. Ты остаешься. Сгодишься мне для того, чтобы мыть полы, всякие склянки и отходы в печке сжигать.
  
  Исилендил понял, что с ним случилось нечто во много раз хуже смерти - они с братом попали в лапы к настоящему злодею, который забавляется со своими пленниками, как с живыми игрушками. Омерзительный липкий страх окончательно высосал из юноши способность сопротивляться и здраво мыслить.
  
  - Я внук короля, между прочим! - крикнул он, пытаясь вырвать руку. - Хочешь, чтобы я у тебя в доме полы мыл, мерзавец?
  
  Исилендил хотел было ударить каукарэльдо, но тот оказался быстрее и сильнее; юноша толком не смог понять, что произошло, но следующие несколько мгновений перед глазами у него мелькали огоньки, а в голове вспыхнула невыносимая боль - он чудом удержался на ногах и пожалел, что снял шлем.
  
  - Лорд Морнэмир, не бейте его, ему, кажись, и так досталось, - попытался вступиться за него орк-рядовой Нуур.
  
  - Ого, кого мы выловили, - глумливо усмехнулся Морнэмир. - Твоего дедушку, я так понимаю, Исилдуром зовут? Предлагаю на выбор: либо пойдешь со мной сам, я не буду больше тебя бить и не стану связывать тебе руки, заодно сможешь быть рядом со своим братом, либо...
  
  - Не надо, - ответил юноша. - Я пойду с вами.
  
  Жестокость и угрозы Морнэмира сделали свое дело: парализованный страхом Исилендил был больше не в состоянии вырываться и сопротивляться, да к тому же он подумал, что бросать пусть даже умирающего Менельдура одного среди врагов не слишком хорошо, что бы при этом ни грозило ему самому.
  
  - Надеюсь, ты понятливый, - хмыкнул Морнэмир. - Дернешься, попытаешься сбежать или начнешь рыдать - тебе не поздоровится. В лучшем случае посажу в подвале на цепь, в худшем - буду ставить опыты уже на тебе самом, зависит от моего настроения. Лишних вопросов не задавать, приказы мои выполнять сразу и без разговоров, зря меня не беспокоить, в свободное время тихо сидеть в своем углу, обращаться ко мне "лорд Морнэмир". Будешь вести себя как подобает и делать все, что я скажу - может быть, и не убью.
  
  ***
  
  Около трех лет после бегства из Гондора Исилдур провел в Арноре и Ривенделле. В 3430 году у него родился четвертый сын - Валандил. Гил-Галад, от которого не укрылось состояние родичей, относился к ним со всей душой, но Исилдур по-прежнему чувствовал давящий страх и всепоглощающее одиночество. Как объяснить королю Нолдор то, что пришлось пережить? Поймет ли он? Вряд ли - эльфы слишком далеки от такого, да и своих детей у Гил-Галада нет. Чудовище вернулось. Вернулось в то мгновение, когда Исилдур уже почти что перестал ждать беды и стал думать, что Анарион, возможно, прав и Врага больше нет. Вернулось и разделалось с его родными. Старший сын Элендила усилием воли гнал от себя любые мысли о том, что стало с его внуками и что им пришлось пережить перед смертью, потому что это было слишком страшно, если не сказать - невыносимо.
  
  Когда он вспоминал Саурона, то ощущал невообразимый ужас - ужас, с которым невозможно совладать, который невозможно описать и передать словами, который чем-то походил на Волну, захлестывающую и сметающую все на своем пути. Ужас, парализующий все его существо, лишающий возможности думать и действовать. Исилдуру до сих пор казалось, что он чувствует на себе безжалостный, леденящий кровь взгляд Врага, и он понимал, что это чудовище вполне могло бы его прикончить - не моргнув глазом, без малейших угрызений совести.
  
  - У Саурона нет сердца, - как-то раз сказал он Гил-Галаду, который поделился с ним своим давним горем, поведав о страшной смерти Келебримбора. - Наверняка ваш брат, aran, пытался и о пощаде молить, и взывать к тому чистому и хорошему, что когда-то еще было в душе Врага. Не пожалел, чего и следовало ожидать. Мне почему-то кажется, что он знал, где лежат Кольца Власти, но пытал и убил вашего брата просто ради забавы.
  
  - Самое ужасное в том, что у моего брата, как говорят, в то время были жена и маленькая дочь, наверное, он взял в жены кого-то из своих, в Эрегионе, - ответил король Нолдор. - Меня на свадьбу не пригласил, да я и сам к нему не ездил, не хотел встречаться с этим его так называемым другом Аннатаром. Приятель наверняка убил обеих вместе с Келебримбором, а то и вообще у него на глазах, с него станется.
  
  Зло следовало уничтожить, потому что в противном случае всех, кто осмелился противостоять Врагу, будет ждать то же самое, что и доверчивого Келебримбора, и для этого эльфы и Верные готовы были взяться за оружие - чтобы защитить себя, свои семьи и всех, кто им дорог.
  
  ***
  
  Макалаурэ и его сыновья тем временем наблюдали за тем, как Гил-Галад готовился к войне с Мордором; с одной стороны, им было жаль безмозглого родича, который собирался добровольно влезть в большие неприятности, с другой - наблюдая за ним, они от души потешались над наивностью бедняги.
  
  - Представь, папа, ехал я тут недавно по дороге и видел, как братец Эрейнион войскам смотр устраивал, - веселился Элеммакил. - Ну и дурацкие же у него доспехи, кто ж его так одел! Копье с драгоценными камнями, щит тоже, кольчуга серебряная, все сверкает так, что аж солнце затмевает и глазам больно - вот будет хорошая мишень для мордорских лучников! Издалека видно, целься - не хочу!
  
  - Нда, отстрелят племянничку в Горгорате яйца, - ответил Маглор. - Сам дурак. Ведь любому, у кого в голове не пусто, понятно, что в бою ты должен быть как можно менее заметен, а если ты командир - так тем более не выделяться из толпы своих солдат, меньше вероятность, что тебя и в самом деле подстрелят. Однако все равно - какой бы он ни был, ты себя последний раз повел с ним не очень хорошо.
  
  - А я уверен, что это ему Элронд насоветовал, - высказал предположение Майтимо, который в тот день гостил у младшего брата. - Эрейнион же тупой, как полено, и наивный, хотя ему уже три с лишним тысячи лет стукнуло. Небось любимый герольд напел, что королю под стать только такая броня, а тот и развесил уши, не подозревая, что это подстава. Элронд нарочно добивается, чтобы его убили, чтобы самому занять место нашего безмозглого племянника.
  
  - С одной стороны, братец Эрейнион действительно дурак, с другой - мне его жалко, - сказал Элеммакил. - Уж все кругом ему и так, и этак со всех сторон твердят: Элронд - та еще тварь злобная, гони его к лысым балрогам! Что, он думает, Элрос зря уехал в Нуменор, не желая ни видеть, ни знать любимого братика? Нет, не зря. А что стараниями этого негодяя теперь у Тъелпе с лицом - я как глянул, мне после этого самому четыре ночи подряд кошмары снились, не зря он все время его под капюшоном прячет, даже оркам дурно делается. Ну ничего, как Элронд ему самому рожу-то распишет, может, мозги появятся, если жив останется.
  
  - Говорят, что Элронд к Келеборновой дочке клинья подбивает, - поделился с ним отец. - Неужели Келеборн согласится? Была б у меня дочь, так я б ее за такого мерзавца не отдал, я б этого негодяя прямо на пороге бы зарубил.
  
  Майтимо долгое время молчал. В его памяти всплыла картина многовековой давности, когда он - напуганный до полусмерти пленник - стоял в тронном зале Ангбанда, толком не понимая, чего от него хотят враги, а обезумевший от гнева Мелькор отдал приказ приковать его за правую руку к скале и оставить висеть на ледяном ветру. В то мгновение старший сын Феанора не ожидал, что один из слуг Моринготто, майя с пронзительным взглядом ярко-синих глаз, который в будущем станет Сауроном, возмутится и подаст голос в защиту Маэдроса. Тогда эльф успел еще удивиться: почему тот, кого Враг называл Гортхауэром, обращался к Морготу "отец", а не "властелин" или "господин"?
  
  - Слушай, может, предупредить Майрона? - наконец предложил он. - Он для нас, в общем-то, столько хорошего сделал: и меня от своего полоумного родителя защищать пытался, и тебе руки вылечил, и Тъелпе с Ломионом от верной смерти спас, а тут племянничек наш безмозглый против него войну готовит. Приятеля своего защищать, видите ли, полез. Да я уверен, что тут и Элронд со своими вредными советами не последнюю роль сыграл.
  
  - Если хотите, я могу поехать, - вызвался Элеммакил.
  
  - Да я думаю, что в этом нет нужды, - произнес его отец, тоже вспоминая, как долгое время ходил с изувеченными руками: об игре на любимой арфе не приходилось и мечтать, он с трудом мог одеваться и себя обслуживать - стоило страшным ожогам хоть немного зажить, как тонкая кожа на ладонях снова лопалась, и открытые раны кровоточили и гноились. Майтимо по сравнению с братом отделался относительно легко, хотя и у него ожог на ладони тоже затягивался не один месяц. Напуганный Келебримбор, увидев дядю в таком состоянии, пообещал в следующий раз наведаться в гости со своим лучшим другом, который хорошо разбирается в исцелении. Когда Макалаурэ понял, о каком друге идет речь, то поначалу перепугался до полусмерти, но делать было нечего - пришлось согласиться принять помощь Саурона, и жуткие ожоги, к удивлению эльфа, зажили меньше чем за месяц и больше никогда его не беспокоили. - У Майрона везде глаза и уши, я полагаю, что он и так уже в курсе всех приготовлений Эрейниона, и того в Мордоре ждет теплый прием.
  
  - Может, сыграешь мне что-нибудь хорошее, братишка? - попросил Маэдрос.
  
  - С удовольствием, - Макалаурэ достал из чехла арфу.
  
  ***
  
  Несмотря на всю свою грубость, Элеммакил был эльфом добрым и уж тем более не стал бы желать зла родичу. Как-то раз он поехал в гости к своему дяде Майтимо и по дороге, проезжая мимо какой-то рощи, встретил там Гил-Галада, отдыхавшего на свежем воздухе от военных забот.
  
  - О, кого я вижу! - приветливо окликнул он троюродного брата. - Сегодня свободен?
  
  - Приветствую тебя, о мой дорогой родич, - поклонился тот.
  
  - Слушай, братишка, а что опять такой придворный пафос? Неужели нельзя просто сказать: "Привет, Элеммакил"?
  
  Король Нолдор смутился.
  
  - Извини. Я не думал, что тебя это заденет.
  
  - Слушай, я что хотел спросить: ты когда-нибудь видел осьминога?
  
  - Ну... видел.
  
  - Он очень на тебя похож. У него и глаза в жопе, и руки из жопы, и мозги тоже в жопе. Хотя ты не виноват. Если бы дядюшка Финьо не положил хрен на воспитание единственного сына, из тебя бы не выросло то, что я вижу перед собой.
  
  - Почему ты все время так со мной разговариваешь? - обиделся Гил-Галад. - Я тебе что-то сделал? Я понимаю, что все это идет еще с той поры, когда Феанаро приставил меч к груди своего полубрата Нолофинвэ, но я не виноват в том, что прихожусь Нолофинвэ внуком. Я же не выбирал себе родителей.
  
  - Ты так ничего и не понял, - ответил Элеммакил. - Ничего из того, что мы с отцом пытались донести до тебя весь вечер. Я тебе зла не желаю, пусть ты и уверен в обратном, и меньше всего меня волнует то, что ты - внук Нолофинвэ. А вот то, что ты дружишь с этой тварью Элрондом, мне уже очень не нравится. Он будет только рад, если тебя и твоего лучшего друга убьют на войне. Никто не сможет больше ему помешать, а он займет твое место. Если вас не прикончат люди Майр... Саурона, он вам обоим в вашем же лагере спящим глотки перережет, а потом в своей обычной манере скажет, что это сделали орки. Или сам Саурон, зависит от того, что Элронд соврет в очередной раз. Не доверяй ему. И сними свои дурацкие сверкающие доспехи, надень простую кольчугу, тебя в них за лигу видно, подстрелят только так.
  
  - Да что ты такое говоришь! - разозлился Гил-Галад. - Что тебе сделал мой герольд, что ты его так ненавидишь? Ты просто мне завидуешь!
  
  - Мне? - рассмеялся Элеммакил. - Мне, к счастью, пока что ничего. А вот Келебримбора покалечил твой драгоценный Элронд. Ты же, как всегда, не на того смотришь. Твой главный враг не в Мордоре живет.
  
  - И ты туда же! - закричал разгневанный Эрейнион, сжимая кулаки. - Не смей оскорблять память нашего брата и клеветать на моего верного герольда! Враг опутал своей ложью и тебя, хотя ты наследник рода Финвэ! Он убил Тъелпе, а потом уверял всех в том, что это дело рук Элронда! Как ты мог поверить в грязное вранье Саурона?
  
  - Это ты поверил в грязное вранье Элронда. Я тебе все сказал, ты меня не услышал, потом пожалеешь, да будет поздно, - Элеммакил повернул коня и поехал прочь, оставив разозленного Гил-Галада стоять в одиночестве среди деревьев.
  
  10. Пленники
  
  У Тхэсса выдался очень тяжелый день: раненых при взятии вражеской крепости было много, если принять во внимание то, какое ожесточенное сопротивление оказали защитники. Однако самым жутким оказалось то, что кто-то из рядовых ближе к вечеру положил ему на операционный стол совсем еще маленького ребенка со стальной мораданской стрелой в спине - это явно было дитя кого-то из жителей Минас Итиля, не успевших уйти от врагов. На вид несчастному мальчику было лет пять, от силы шесть, и надежды на то, что он выживет, было мало, но довольно мягкий и добрый по характеру Тхэсс, принимавший близко к сердцу беды своих пациентов, постарался взять себя в руки и сделать все возможное.
  
  Когда он наконец вышел передохнуть на свежий воздух, тот же рядовой буквально притащил к нему за руку какую-то перепуганную женщину в светло-голубом платье.
  
  - Что случилось? - уставшему Тхэссу сразу бросилось в глаза то, что она в положении.
  
  - Вот она - мать ребенка, - ответил орк. - Я ее к вам привел, только когда вы закончили.
  
  Та безмолвствовала, видимо, боялась говорить. Тхэссу она почему-то показалась смутно знакомой. Где и когда он мог ее видеть?
  
  - Как вас зовут? - спросил он.
  
  - Сильмариэн, - наконец проронила она после долгого молчания. - Я думала, что ваш слуга...
  
  - Во-первых, он не мой слуга, я даже не знаю его имени, - разозлился Тхэсс, - я вообще не сражался, я военный врач, а не командующий. Во-вторых, вы тоже наслушались этих грязных россказней про орков, которые якобы варят суп из маленьких детей и пьют их кровь?
  
  Женщина ничего не ответила, только по щекам ее покатились слезы. Полумайя, глядя на нее, ощутил жгучий стыд.
  
  - Извините, я не хотел кричать на вас. Я просто очень устал.
  
  - Что с Кириандилом?
  
  - Это ваш сын? Сделал все, что в моих силах. Надеюсь, что жить будет, - уклончиво произнес Тхэсс.
  
  - У меня две дочери, - взмолилась Сильмариэн. - Скажите, пожалуйста, вашим... - замялась она, - чтобы они их не трогали.
  
  Рядовой, наблюдавший всю эту сцену, криво ухмыльнулся.
  
  - А что, их кто-то трогал? - съязвил полумайя.
  
  - Нет... - женщина смутилась и опустила глаза, с опаской косясь на орка.
  
  - Так вот, уясните себе, вашу мать, - выругался Тхэсс, - все, что вы до сих пор знали и слышали о жизни в Мордоре - полная чушь. Никто здесь людей не жрет, нам хватает простой еды. А деток своих, если уж на то пошло, держите подальше не от орков и южан, которым их обычаи не позволяют творить с пленными всякие мерзости, а от морэдайн. Я сам вполне могу сейчас над вами надругаться и не понести за это никакого наказания!
  
  Сильмариэн побледнела и шарахнулась в сторону.
  
  - Да успокойся ж, твою мать, я этого делать не стану, - он прибавил еще какое-то очень неприличное слово на Черном Наречии. - Хотя, если бы ты согласилась, не отказался бы тебя потискать.
  
  - Вылечите моего ребенка, и я соглашусь, - всхлипнула Сильмариэн. - Не думала я, что доживу до такого позора и добровольно... - она не закончила.
  
  - О, а вот теперь я вспомнил, где тебя видел, - процедил сквозь зубы Тхэсс, чувствуя, как у него от усталости слипаются глаза. - Еще в Нуменоре, где я свое детство провел.
  
  - Я тоже.
  
  Она давно поняла, с кем имеет дело, по необычному цвету глаз своего собеседника; потом орк, который привел ее сюда, назвал его по имени. Однако Сильмариэн сочла за благо промолчать и сделала вид, будто ничего не понимает.
  
  - Вот как думаешь, откуда я тебя знаю?
  
  - Даже и предположить не могу, - передернула плечами Сильмариэн.
  
  - А я вот могу, - Тхэсс убрал за ухо прядь волос. - Мне было десять лет, и я гулял во дворцовом саду. Твои родители поехали на прием к королю и привезли туда тебя. Вместе с моим четвероюродным братом Элендуром. Вас обоих тоже не пустили на пир со взрослыми, и мы играли вместе. У тебя была кукла, а Элендур тогда поранил руку. Ему влетело за мое чародейство, а я после этого и решил врачом стать. Теперь ты меня вспомнила?
  
  - Да, - не осмелилась солгать Сильмариэн.
  
  - Муж твой где? Убит?
  
  - Не знаю. Я смотрела по сторонам, но не видела его среди мертвых, - уклончиво ответила она, подумав, что не стоит говорить Тхэссу о том, за кем она была замужем. Кто знает, как он себя поведет.
  
  - Интересно мы с тобой встретились, - протянул полумайя. - С милым братцем теперь тоже... разве что в бою, хотя так хорошо вместе играли. Я вот пока не женился, а у тебя уже считай что четверо детей.
  
  - У меня есть еще два старших сына, - отвернулась женщина, перед глазами у которой до сих пор стояли жуткие картины - валяющиеся по всей крепости мертвые тела своих и врагов, покрытые черной копотью камни, пустые провалы окон. - Я не знаю, где они. Были со своим отцом на стене.
  
  - Если не убиты, то наверняка смогли уйти из города, - бесстрастно сказал Тхэсс. - Ты-то что со всеми женщинами не ушла? Должен отметить, что ваши грамотно организовали оборону: вывели из города все небоеспособное население и прикрывали отход слабых.
  
  - Я искала Кириандила. Потеряла его во всеобщей панике. Он выпустил мою руку, и я не сразу его нашла, а когда нашла... - она залилась слезами.
  
  - Ты останешься здесь со мной, - не терпящим возражений тоном произнес Тхэсс. - А ты, - бросил он рядовому, - вернись туда, где нашел их всех, и приведи сюда ее дочерей.
  
  Когда тот ушел, Сильмариэн на мгновение обессиленно закрыла глаза и прислонилась спиной к стене дома.
  
  - Можно мне к Кириандилу?
  
  - Нельзя.
  
  - Пожалуйста. Он мой сын, - подавленно прошептала она.
  
  - Нет, - его голос звучал отчужденно и холодно. - У меня есть одно правило: я не пускаю к больному никаких родственников, пока его состояние остается тяжелым. На них это может произвести слишком нехорошее впечатление, и им там не место. Когда начнет выздоравливать, тогда будет можно.
  
  - Ты такой же бессердечный, как и твой отец, - пересилив свой страх, ответила ему Сильмариэн.
  
  - Слушай, ты, - Тхэсс схватил женщину за воротник платья и подтащил к себе, глядя ей прямо в глаза. - Ты вообще в медицине что-то смыслишь?
  
  Жена Элендура отчаянно замотала головой.
  
  - Оно и видно! Детей-то ты рожала, дело знакомое? Не думаю, что в это время к тебе в комнату пускали твою маму полюбоваться, как ты орешь не своим голосом и корчишься от боли на окровавленных простынях!
  
  - Моя мать умерла, когда я была еще совсем маленькой, - отвела взгляд Сильмариэн.
  
  - Не в этом дело, а в том, что матери или отцу незачем смотреть на мучения своего ребенка, если он только сам не врач и его не лечит, - прикрикнул на нее Тхэсс. - Тем более в твоем положении, еще родишь от такого потрясения раньше срока. Врач здесь я, и решаю тоже я. Пока Кириандилу не станет лучше, тебе рядом с ним делать нечего.
  
  Тем временем орк-рядовой вернулся с двумя испуганными девушками, одна из которых выглядела еще совсем ребенком.
  
  - Вот, привел их, как вы и просили, - обратился он к Тхэссу.
  
  - Спасибо, - ответил тот и снова уставился на Сильмариэн. - Лечить твоего сына буду я, тебе в госпитале не место. Иди-ка лучше и приготовь что-нибудь поесть и мне, и себе, потому что сегодня у тебя наверняка крошки во рту не было, да и я тут скоро в обморок упаду от голода и усталости. Отведи их в соседний дом, - бросил он рядовому. - Я теперь буду жить там.
  
  Тот снова кивнул.
  
  ***
  
  Орк-рядовой без лишних слов отвел Сильмариэн с дочерьми в соседний дом - совсем недавно там жила какая-то небогатая семья Верных, погибшая при штурме города или все же успевшая его покинуть. Женщина невольно поежилась, окинув взглядом брошенное хозяевами жилье и, тяжело вздохнув, принялась разводить огонь в очаге. Лаэрвен беззвучно плакала, сидя на полу возле матери, а Ормиен попыталась заговорить с их необычным сопровождающим.
  
  - Почему ты не убил нас? Почему отнес нашего брата к этому человеку? - засыпала она его вопросами. - Как тебя зовут?
  
  - Хушгат, - в темных глазах орка мелькнул интерес. - По нашим обычаям жизнь женщины и ребенка неприкосновенна.
  
  - А... этот человек? Он кто? И чего хочет? Он не убьет нас? - с опаской спросила девушка.
  
  - Ормиен, тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь? - оборвала ее мать, боясь, что лишними разговорами та вполне может спровоцировать врагов на что-нибудь нехорошее.
  
  - А чего она такого сказала? - пожал плечами Хушгат. - Тхэсс-то? Он вас вряд ли убьет. Так что лучше сидите тихо здесь и делайте все, что он попросит, он человек неплохой и зла вам не причинит. Если бы вы к кому-нибудь из морэдайн в лапы попали, тогда бы вам уж точно не поздоровилось. А этот... вроде ничего ужасного про него не слышал. Вы тут располагайтесь, а я поищу для вас еще что-нибудь поесть.
  
  Он попрощался и ушел, оставив женщин в одиночестве. Совсем еще юная Лаэрвен забилась в угол и продолжала лить слезы, изредка всхлипывая, а Ормиен, взяв себя в руки, стала помогать матери наводить порядок в их новом жилье и готовить, благо в доме нашлось немного муки, крупы и изюма, которых вполне хватило на что-то съедобное.
  
  Лаэрвен, устав плакать, легла на кровать у дальней стены и забралась под мягкое шерстяное одеяло. У нее было такое чувство, словно все произошедшее в городе - это какой-то страшный сон, что на самом деле все еще будет совсем по-другому: она вдруг откроет глаза и проснется в собственной спальне, а не в чужом доме, да еще и среди врагов. Девочка сама не заметила, как задремала.
  
  Вскоре к ним снова заглянул Хушгат; он принес им немного молока, овощей и мяса.
  
  - Спасибо, - сказала ему Сильмариэн, опустив глаза.
  
  - Как мы будем теперь жить? - с ужасом спросила свою мать Ормиен, когда он ушел.
  
  Та повернулась к ней и постаралась улыбнуться.
  
  - Мы справимся. По крайней мере, постараемся.
  
  Тхэсс навестил мать своего маленького пациента через пару часов.
  
  - Ну что могу сказать: пока в себя не приходил, состояние тяжелое, но жить будет точно, - объявил он с порога. - Так что не переживай.
  
  - Благодарю тебя, - прошептала Сильмариэн со слезами на глазах, раздираемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, она даже подумать боялась о том, что ее дитя, которое она безумно любит, умрет, с другой - ей было сложно представить себе, какая жизнь и какое будущее ждут его теперь. Бежать из Минас Итиля за пару месяцев до родов или с грудным ребенком на руках - безумие, значит, придется оставаться здесь. Кем будет ее сын, если выживет - бесправным рабом одного из мордорцев?
  
  - Вкусно пахнет, - Тхэсс слегка улыбнулся. - Есть что покушать? Умираю с голоду. Иной раз по целым дням сидишь без дела, а тут вдруг на тебе, раненых несут одного за другим, только и успеваешь помощь оказывать.
  
  Лаэрвен не просыпалась в своем углу. Ормиен с опаской косилась на Тхэсса, который сел за стол и начал есть, словно обычный глава семьи, вернувшийся домой после тяжелого рабочего дня - она не знала, чего ждать от этого человека, который внушал ей смутную надежду и в то же время сильный страх.
  
  - Ормиен, - шепнула ей мать, - ты девушка взрослая, ну... сама понимаешь. Выйди-ка на полчасика... или отвернись хотя бы, пожалуйста.
  
  Тхэсс, который в это время допивал чай, чуть не выронил чашку.
  
  - Ты совсем не в своем уме?
  
  - А что... - пролепетала испуганная Сильмариэн и отшатнулась, - ты же сам сказал...
  
  Ормиен покачала головой и стала мыть посуду, сделав вид, будто ничего не поняла.
  
  - Я пошутил, а если до тебя не дошло, я не виноват. Нашла тут время и место ко мне приставать, я и так с ног валюсь, но спать придется идти в госпиталь, у меня там пациенты с такими ранами, что и ночью оставить не получится. Попробую прилечь на пару часов, если что, помощники разбудят. Вы тоже давайте-ка, ешьте сами и ложитесь, а то так до рассвета досидите. Если вдруг что срочное, я в соседнем здании, где полевой госпиталь, но без нужды меня лучше не беспокоить, я к вам утром сам зайду.
  
  ***
  
  Морнэмир приволок Исилендила в какой-то двухэтажный каменный дом и втолкнул в полутемную мрачную маленькую комнату без окон.
  
  - Сиди пока здесь, - грубо бросил он, зажигая в глиняном подсвечнике на столе единственную свечу. - Чистая одежда тут где-то была, найдешь, вода в кувшине. Выспись и приведи себя в порядок. Завтра ты мне понадобишься.
  
  Исилендил, сидя на пыльном полу и борясь с очередным приступом головокружения, в отчаянии слушал, как в замке поворачивается ключ. Потом он окинул взглядом стены: может быть, найдется хоть какой-нибудь крюк, кольцо для факела или нечто наподобие этого? Можно разорвать на полосы рубашку, сделать веревку, а потом, если она не оборвется, наутро его мучитель найдет только мертвое тело.
  
  Юноша снова почувствовал дурноту после удара по голове. Сделав глубокий вдох, он присел на скамью в углу; здесь же он увидел стопку сложенной одежды, видимо, ранее принадлежавшей хозяевам этого дома. Он уже почти было решился взять что-нибудь и совершить-таки непоправимое, но его остановила мысль о брате. Если сейчас он наложит на себя руки, что будет делать и без того беспомощный Менельдур?
  
  Исилендил прекрасно понимал, что его брат умирает, а Морнэмир своими издевательствами лишь продлит мучения несчастного, но подумал, что не оставит его в такие минуты, а покончить с собой всегда успеет. Лучше дождаться, пока Менельдур все-таки умрет, постараться быть рядом, держать его в последние часы жизни за руку, если этот мордорский изверг все-таки позволит, а потом уже соединиться с братом в смерти.
  
  Приняв решение, юноша почувствовал некоторое облегчение. Он переоделся, ополоснул руки и лицо из стоявшего на столе кувшина с водой, лег на жесткую скамью в углу и забылся тяжелым сном.
  
  11. Под покровом ночи
  
  Исилендила разбудил грубый окрик Морнэмира.
  
  - Эй, а ну, вставай, уже почти полдень! Думаю, кое-кто был бы очень рад с тобой повидаться!
  
  Юноша резко вскочил, хлопая заспанными глазами и глядя на светловолосого каукарэльдо. Тут он снова ощутил резкую дурноту, в глазах у него потемнело, голова закружилась, и Морнэмир едва успел его подхватить.
  
  - Эй, что с тобой? - в его голосе пленнику почудилось беспокойство. - Тебе плохо?
  
  - Сейчас пройдет, - Исилендилу не хотелось бы в очередной раз навлечь на себя гнев и побои, поэтому он решил сделать вид, что все в порядке.
  
  - Что случилось? - настойчиво переспросил Морнэмир.
  
  - Ничего страшного, - Исилендил попытался собраться с силами и сделал глубокий вдох, чувствуя, что перед глазами у него все как в тумане.
  
  - А ну, говори, - прикрикнул на него каукарэльдо.
  
  - Меня в бою ударили по шлему чем-то тяжелым, каким-то оружием или камнем, - ответил Исилендил, понимая, что с братом он теперь точно встретится уже только на том свете - вряд ли прислужнику Саурона нужны больные рабы.
  
  - Так, на меня смотри, - Морнэмир пристально взглянул юноше в глаза. - Голова болит, кружится, тебя тошнит?
  
  - Да, - нерешительно прошептал юноша.
  
  - Тогда никакой тебе пока работы, у тебя сотрясение мозга. Лежи тихо, вставать тебе разрешаю разве что очень ненадолго, сейчас принесу тебе лекарство, оно снимет дурноту и головокружение.
  
  Исилендил хотел было спросить Морнэмира о Менельдуре, но побоялся: кто его знает, что ему придется услышать и как себя поведет это чудовище. Больше всего он боялся узнать о смерти старшего брата, хотя и понимал, что это неизбежно и только вопрос времени.
  
  - Ничего страшного, отлежишься, - сказал Морнэмир, покидая комнату. - Кости целы, ран на голове нет. Бывает куда хуже, видал я одного человека, у которого обломок вражеского клинка остался в мозгу, так что ты еще легко отделался.
  
  Через некоторое время каукарэльдо вернулся к своему пленнику с чашкой, в которой было резко пахнущее травами зелье.
  
  - Давай-ка, пей, сразу полегчает, - приказал ему Морнэмир. - Не бойся, не отравлю.
  
  После снадобья мордорца юноша довольно долго пролежал в полусне-полузабытьи, а когда к нему вернулось ясное сознание, то обнаружил, что прошло уже около суток. Рядом со скамьей, на которой он лежал, стоял Морнэмир.
  
  - Хорошо, что я тебя никуда не отпустил, не подвело меня мое чутье, - со снисходительной усмешкой заключил каукарэльдо. - Куда бы ты дошел в таком состоянии, свалился бы без сознания где-нибудь в чистом поле по дороге. Как самочувствие?
  
  Исилендил осторожно попытался сесть, потом встать. Головной боли он больше не чувствовал, тумана перед глазами тоже не было, а вместо тошноты он ощутил сильный голод.
  
  - Вроде все хорошо, спасибо вам, - он снова не решился ни спросить о Менельдуре, ни тем более попросить у Морнэмира что-нибудь поесть.
  
  - Все равно будь сегодня осторожен, - предупредил каукарэльдо. - Резких движений не делай, побольше сиди и отдыхай.
  
  Морнэмир давно заметил, что пленники его боятся, и, надо признаться, чувство неограниченной власти над другими людьми доставляло ему невыразимое удовольствие. Однако злоупотреблять ею было не в его характере.
  
  - Как тебя зовут? - спросил он Исилендила.
  
  Тот вздрогнул, как от удара.
  
  - Я не думаю, что вещам нужны имена. Я теперь не больше, чем ваша вещь.
  
  - Которую я чиню, если она ломается, - ехидно усмехнулся Морнэмир. - Хотя каких еще речей я тут жду от очередного Светлого-Верного. Хоть бы про родственничка своего спросил.
  
  Исилендил снова сел на скамью и уставился в стену, чтобы мучитель не видел навернувшихся ему на глаза слез - уж слишком он боялся услышать страшный ответ.
  
  - Успокойся, ты, не знаю уж, как там тебя все-таки зовут, - Морнэмир с детства был не слишком чувствителен, и чужие страдания его несколько напрягали - утешать он не умел, не любил и по большей части даже не представлял себе, как на это реагировать. Поэтому зачастую он просто злился, видя, как кто-то переживает или плачет.
  
  - Простите меня, лорд Морнэмир, - юноша попытался взять себя в руки. - Вы мне скажите, что делать сегодня, и я...
  
  - Во народ пошел, - хмыкнул тот. - Да если бы с моим братом что случилось, я бы только о нем и спрашивал, а тебе как будто и все равно!
  
  - Вы меня предупреждали, что не выносите рыданий и жалоб, - Исилендил решил, что ему больше нечего терять. - Сейчас вы мне скажете, что Менельдур уже мертв, он не продержался бы сутки с такой раной, несмотря на все ваши усилия и старания. Я не сдержусь и начну рыдать, - губы его жалко дрогнули. - Думаю, не стоит пояснять, что вы со мной сделаете дальше, ведь сами недавно пообещали.
  
  Морнэмир какое-то время молчал, не зная, как себя вести и что сказать: с одной стороны, он был готов ляпнуть очередную гадость, с другой - в душе он понимал, что это как-то нехорошо.
  
  - Так как же тебя все-таки зовут? - переспросил он.
  
  - Исилендил.
  
  - Прекрати нести чушь, Исилендил. Давай-ка, приведи себя в порядок, и пойдем со мной, проведаем твоего родственничка. Жить будет, хотя лечиться ему придется долго.
  
  Исилендил бросил на него робкий взгляд, полный страха и надежды.
  
  - Вы меня не обманываете? - сказал он, в следующее мгновение сообразив, что с его стороны это был на редкость глупый и неосторожный вопрос. Вражий прислужник вполне может дать ему ложную надежду, как в свое время Саурон Горлиму Злосчастному, а потом бессовестно обмануть и начать потешаться над его горем.
  
  - Твою мать... - разозлился Морнэмир. - Свяжись с очередным нуменорцем. Не могу понять, почему мой дядя вас так любит. И даже не жареных.
  
  ***
  
  Наскоро умывшись и расчесавшись, Исилендил покорно поплелся со своим мучителем на чердак. Под крышей дома была довольно светлая маленькая комната, в которой сильно пахло какими-то травами. На кровати около приоткрытого окна лежал бледный до зелени, осунувшийся, но все-таки живой Менельдур. Увидев младшего брата, он слабо улыбнулся.
  
  - Ты как? - Исилендил бросился к нему, схватил раненого за руку, словно пытаясь убедиться в том, что это действительно его брат.
  
  - Пить хочется ужасно, - тихо ответил тот. - Не дают.
  
  - Не вздумай мне тут над ним сжалиться и дать попить, - угрожающе прошипел стоявший сзади Морнэмир. - Угробишь родного брата. Хочешь жить, придется потерпеть до завтрашнего вечера, - посмотрел он на Менельдура. - И не вздумай даже шевелиться, у тебя швы на внутренних органах, не будешь меня во всем слушаться - ты труп.
  
  - Да у меня и сил-то на это нет, даже если бы я и очень захотел, - чуть слышно проговорил Менельдур, прикрыв глаза.
  
  - Вот и хорошо, что нет, - снисходительно ответил каукарэльдо. - Пойдем-ка завтракать, - шепнул он на ухо Исилендилу, - только есть будем не здесь, а то твоему брату пока ничего нельзя и видеть, как другие балуются вкусностями, в таком состоянии для него невыносимо. Не беспокойся, за ним присмотрят мои помощники.
  
  ***
  
  Вечером того дня Исилендил попросил у Морнэмира позволения лечь спать в одной комнате с братом. Тот, к его удивлению, возражать и снова запирать его на ключ не стал, напротив, юноше показалось, что он стал чуть менее грубым и резким. Чуть позже, уже забравшись под одеяло и глядя на спящего Менельдура, он случайно услышал, как Морнэмир, стоя во дворе под окном, с кем-то разговаривает. Осторожно, стараясь не разбудить брата, он подошел поближе, спрятался за занавеской и стал слушать. В свете месяца и факелов он, осторожно выглянув в окно, смог заметить, что у собеседника Морнэмира темные волосы; говорили оба почему-то на Синдарине.
  
  - Я тебя умоляю, моим родителям - ни слова! - упрашивал каукарэльдо его приятель. - Ты же знаешь моего отца, он просто обожает издеваться над людьми, а мама, когда я случайно упомянул при ней Элендура, сказала, что мечтает сгноить Исилдурово отродье в темнице! Если они узнают, что у нас тут дети моего четвероюродного брата - я даже затрудняюсь себе представить, что им может прийти в голову.
  
  - Это ж Верные, - с деланным равнодушием обронил Морнэмир.
  
  Исилендил вжался в стену. Элендур! Эти люди говорят о его отце!
  
  - Кто бы они ни были, а мне их жаль, - продолжал темноволосый. - Я знаю, что мои родители Исилдура ненавидят, мама так вообще с удовольствием порезала бы его собственными руками на куски, пусть он ей и родич, но его семья ни в чем не виновата. Я вообще не могу понять, что нашло на моего отца! - воскликнул он. - Долгие годы мы спокойно жили в мире, ему плевать было на всех этих Верных, что живут далеко за нашими границами, тем тоже не было дела до нас, и вдруг на тебе! - война без причины и повода! Меня это пугает, Морнэмир! Я всегда считал своего отца очень рассудительным и не думал, что он на такое способен! Мне кажется, что все это не доведет нас до добра!
  
  Юноша застыл в ужасе, боясь даже дышать. О чем говорит этот человек? У него что, получается, есть какие-то родичи здесь, в Мордоре? Кто это может быть? Неизвестные наследники Ар-Фаразона? Ни отец, ни дед никогда о них не говорили.
  
  - Мне это тоже не нравится, похоже на какую-то провокацию, - сделал вывод Морнэмир. - Хотя я знаю своего дядю и твоего отца несколько дольше, чем ты, и уже привык к его странностям.
  
  - Это не первый раз? - в голосе темноволосого Исилендилу почудился страх.
  
  - Уже нет. Привыкай.
  
  - Я вообще думаю вот о чем, - довольно решительно продолжил приятель Морнэмира - или он был его братом? - Я возьму Сильмариэн в жены, и тогда уж никто не посмеет тронуть ни ее саму, ни ее детей, даже если правда выплывет наружу. Родителей просто оповещу о свершившемся: вот моя жена, и все тут.
  
  - А она согласится? - недоверчиво ухмыльнулся Морнэмир.
  
  - С женщинами Верных легче в том смысле, что их можно не спрашивать, - ответил тот. - Я и не собираюсь. Ради ее же блага.
  
  Исилендила, несмотря на теплую погоду, бросило в дрожь. Он сказал - Сильмариэн? Речь идет о его матери?
  
  - Я тебя понял, Тхэсс, - кивнул каукарэльдо. - С правдой можно делать только одно: ее врать. Я никому не скажу ни про твою находку, ни про этих двоих. С Менельдуром может прокатить мнимая потеря памяти после сильнейшего болевого шока, младшего я попрошу назваться вымышленным именем и скажу, что просто подобрал какого-то мальчишку себе в помощники. Орки, которые его видели, болтать не станут, да я и сомневаюсь, что твой отец будет их о чем-то спрашивать. В общем-то, я с тобой согласен: что-то дядю повело совсем не в ту степь, и если он и впрямь узнает, что у нас здесь родичи его врага, последствия могут быть страшнее некуда.
  
  - Договорились, - Тхэсс пожал Морнэмиру руку. - Только не обижай наших родственников, они ни в чем не виноваты.
  
  ***
  
  Напуганный и потрясенный случайно подслушанным разговором Исилендил быстро лег в постель и попытался заснуть, но сон не шел. Когда дверь в комнату приоткрылась, он тем не менее сделал вид, что спит.
  
  - Исилендил? - шепотом произнес Морнэмир. - Ты не спишь?
  
  - Что случилось? - тот повернулся на другой бок и попытался изобразить сонный голос.
  
  - Мне с тобой поговорить надо, - требовательно произнес каукарэльдо. - Ты тут вляпался... немного серьезнее, чем я думал.
  
  Исилендил приподнялся на локте и сосредоточенно посмотрел на Морнэмира. Наверное, смысла отпираться нет, надо честно признаться, что подслушивал.
  
  - Я стоял у окна, - тихо сказал он, стараясь не разбудить брата, который и без того натерпелся и с трудом смог заснуть. - И случайно услышал, как вы разговаривали с тем человеком.
  
  - Тем лучше, меньше придется тебе объяснять.
  
  - Я сейчас встану, - он посмотрел на спящего Менельдура, - пойдемте куда-нибудь в другое место, не хочу ему мешать.
  
  Морнэмир поудобнее устроился на краешке кровати.
  
  - Можешь говорить громко, он не проснется. Он и спит-то только благодаря моим чарам. Попробуй заснуть сам, когда тебе больно, плохо и постоянно хочется пить. Не пугайся, это не опасно.
  
  Он поднял правую руку ладонью вверх, и над ней вдруг появился крошечный сгусток света.
  
  - Тот человек, с которым я разговаривал - мой двоюродный брат. Сейчас ты наверняка перепугаешься до смерти, - понизил голос Морнэмир, - но он - второй сын Саурона. Мою мать зовут Тхурингветиль, думаю, тебе прекрасно известно, кто это такая. Мой отец - Айканаро. Таким образом, я одновременно прихожусь племянником с одной стороны Финроду, Ородрету и Галадриэль, а с другой...
  
  - Саурону? - чуть слышно произнес Исилендил, вжавшись в спинку кровати.
  
  - Да. Мой дядя всегда был очень жестким, если не сказать - жестоким. Он не терпит неподчинения и не выносит, когда с ним спорят. У меня есть приятель, Таэритрон, так он осмелился спросить, на кой нам сдалась гондорская крепость. Дядя орал на него с четверть часа и сказал, что его дело - приказы выполнять, причем беспрекословно, а не думать. Тот счел за лучшее заткнуться - себе дороже. Так вот, жену себе мой дядя приволок с вашего острова. Мне она сразу не понравилась: уж на что мужа ее добрым не назовешь, а она так вообще...
  
  - Даже не думал, что... такое может быть, - проговорил юноша. Сейчас Морнэмир не казался ему таким злым, как раньше, напротив, он ощутил к нему жалость и подумал, что его наверняка долгие годы запугивал Саурон.
  
  - Так вот, Тхэсс, с которым я говорил - их второй сын. Мне иногда кажется, что ему лучше было бы Верным родиться, настолько он не в мать пошел. А мама его, кстати, и тебе тоже родственница.
  
  - Слышал. Но мои родители никогда о ней не говорили. Кто она? Внебрачная дочь Ар-Фаразона? - предположил Исилендил.
  
  - Нет. Она дочь старшего сына Элентира, Нолондила, которого Ар-Фаразон, как я слышал, приказал казнить. Таким образом, приходится твоему отцу троюродной теткой. Так вот, когда мой дядя вернулся из Нуменора, поначалу все было тихо. Потом он в какое-то мгновение внезапно отдал приказ о нападении на эту крепость - хотя нет, не внезапно, перед этим он о чем-то секретничал со своими приближенными. Многие недоумевали, зачем он это устроил, но приказ есть приказ. И вот теперь Тхэсс попросил меня о содействии. По правде говоря, мне на вас наплевать, пусть дядюшка из вас хоть колбасу сделает, а потом угостит ей Исилдура с Элендилом, - полумайя усмехнулся с деланным безразличием, - но со своим братом я дружу. С Менельдуром и своими помощниками я поговорю сам, чтоб языком зря не мололи, а ты и сам все понял. Назовешься другим именем, и для всех ты сирота-простолюдин, своих родителей знать не знаешь, жил в услужении у какого-нибудь ремесленника, пару дней назад впервые меч в руки взял.
  
  - Как скажете, лорд Морнэмир, - покорно ответил Исилендил. Сейчас ему было почему-то еще сильнее его жаль: было заметно, что Саурон долгие годы требовал от племянника полного подчинения и убивал в нем все человеческие чувства и желания, пока тот не превратился в равнодушное ко всему и всем чудовище. Или не такое уж равнодушное - просто Морнэмир тщательно это скрывает, чтобы не навлечь на себя гнев дяди? Бедный Айканаро, тому наверняка досталось куда хуже... как он вообще мог делать то, от чего бывают дети, с майя-оборотнем? Исилендилу подумалось, что Саурон наверняка сломал волю своего пленника и превратил его даже не в своего раба, а в живую игрушку или просто вещь.
  
  - Все, давай теперь, ложись спать. По крайней мере, попробуй поспать, - небрежно обронил Морнэмир, собравшись уходить.
  
  - А ваш брат, - растерянно произнес юноша, поправляя одеяло, - он на моей маме жениться хочет?
  
  - Хочет, - кивнул полумайя. - За нее можешь не бояться, я тебе уже сказал, что на моих дядю с теткой он совершенно не похож, и он уж точно не станет ее бить или обижать.
  
  12. Тайное становится явным
  
  Зависть и злоба терзают меня. Тот, кому я
  завидую, красив, добр, повелевает тысячами
  людей. Меня же все они проклинают и
  ненавидят. Ради захвата власти в стране я
  пойду на все, вплоть до убийства.
  
  Сказания о египетских богах
  
  
  Если другу платишь злом, чем заплатишь врагу?
  
  Аккадская поговорка
  
  
  Где-то недели через две после встречи с Элеммакилом Гил-Галад получил письмо от своего дяди Макалаурэ.
  
  "Дорогой Эрейнион,
  
  нам с Майтимо очень нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, приезжай ко мне четвертого сентября в полдень. Надеюсь на скорую встречу.
  
  Макалаурэ"
  
  Прочитав его, Гил-Галад долгое время пребывал в растерянности и не знал, как себя вести. С одной стороны, ему хотелось увидеть живого и здорового Майтимо и выяснить, чего хочет Макалаурэ, с другой - ему как-то совсем не нравилось беседовать со вздорным братцем Элеммакилом. Элронд, которому король Нолдор рассказал о прошлом визите к родичам, посоветовал ему никуда не ездить - все равно ничего хорошего от феанорингов он не услышит.
  
  - Aran Meletyalda, - пренебрежительно произнес его герольд, - к сожалению, я сам в детстве был вынужден вместе с моим досточтимым братом провести некоторое время в обществе этих эльфов, и я не могу не признать, что у меня сложилось о них самое что ни на есть неприятное впечатление. Это высокомерные сыновья Феанора, которые презирают всех остальных по праву рождения, а потому ничего, кроме очередных оскорблений, вы от них не дождетесь. Мне очень жаль, но это именно так. Вы, разумеется, можете не прислушаться к моим словам, потому что я всего лишь ваша незаметная тень и не в моем праве давать советы великому и могущественному государю, но я бы на вашем месте отказался бы от идеи в очередной раз навестить Маэдроса и Маглора. Они не могут питать никаких теплых чувств к внуку Финголфина.
  
  Гил-Галад готов был согласиться со своим верным слугой, потому что в его словах был свой резон, однако тут вмешался Исилдур, который случайно присутствовал при том, как король Нолдор читал письмо дяди.
  
  - Ну, я бы не стал рубить сплеча, - возразил он Элронду. - Как-никак, Майтимо и Макалаурэ - близкие родичи государя Гил-Галада, и если они просят о встрече, то это неспроста, я не думаю, что они позвали бы его к себе, чтобы просто обругать или побеседовать о том, как лучше печь пироги. Поэтому я, aran, думаю, что вам лучше было бы съездить к ним, в конце концов, это займет не так много времени, вдруг вы услышите что-то важное? - посоветовал он Гил-Галаду. - Если это окажется именно так, значит, вы не зря у них побывали, а если нет - так вас никто не держит, начнут говорить вам колкости - встанете да уйдете.
  
  Элронду его слова пришлись очень не по душе.
  
  - Мне кажется, что смертные не всегда правильно мыслят, - заявил он таким тоном, как будто Исилдура не было в комнате. - Мой повелитель, неужели вам не хватило оскорблений со стороны феанорингов?
  
  Гил-Галад давно заметил, что его герольд относится к Исилдуру и Элендилу с явным пренебрежением, и ему это очень не нравилось, однако он так ни разу и не решился сделать ему замечание - ему казалось, что Элронд сильно страдал из-за того, что его брат Элрос выбрал путь людей, и поэтому до сих пор не может простить ему последствия такого решения и недолюбливает его потомков.
  
  - Прости, Элронд, но мне кажется, что он прав, - Гил-Галад повернулся к окну и поэтому не заметил горящего ненавистью взгляда своего приближенного, который тот бросил на Исилдура. - Если я поговорю со своими родичами, от меня и в самом деле кусок не отвалится. Вдруг я действительно узнаю нечто важное?
  
  Сын Эарендила скроил недовольную мину, но ему пришлось смириться с решением короля. На следующий день Гил-Галад оседлал коня и снова поехал в гости к своему дяде Макалаурэ.
  
  ***
  
  Исилдур по-прежнему не мог спать по ночам.
  
  Днем он разговаривал с женой, детьми, пытался играть с младшим сыном, улыбаться друзьям-эльфам и делать вид, что все хорошо - хотя получалось это у него плохо и, как ему казалось, откровенно жалко. Однако потом наступала ночь, а вместе с ней возвращались и кошмары - кошмары, которым, казалось, теперь не будет конца. Исилдур постоянно чувствовал себя совершенно разбитым, поскольку порой спал не больше трех часов в сутки, и с трудом сдерживался, чтобы случайно не сорвать зло на ком-нибудь из домочадцев - хотя порой ему казалось, что то мгновение, когда он уже не сможет держать себя в руках, рано или поздно наступит. И что тогда? Кто попадется ему на дороге и на кого он выплеснет свое раздражение и ярость? Ему очень не хотелось, чтобы Фириэль или дети вдруг поняли, что с ним творится - они-то думают, что все в порядке, но это вовсе не так!
  
  Поздно вечером он лег в кровать и вроде бы даже заснул, но внезапно его внимание привлекло громкое мяуканье, доносящееся из угла. Подняв голову от подушки, он увидел там два светящихся синих глаза.
  
  У Элронда в Имладрисе жило несколько кошек, но это были самые что ни на есть обыкновенные беспородные дворовые зверьки, которых держали для ловли мышей, и ни у кого не было таких странных глаз. Исилдур сел на кровати, пытаясь сообразить, где и у кого он мог видеть подобный взгляд. И тут его осенило: Саурон. Он же может менять обличья, если легенды не врут! Неужели он здесь?!
  
  Слепо шаря рукой в темноте, Исилдур нащупал висящий на стене в ножнах кинжал гномьей работы, который в свое время подарил Элронду в знак дружбы один из королей гномов. Долгие годы он служил украшением, и никто не мог подумать, что вдруг он кому-то понадобится. Вытащив его, старший сын Элендила метнул его в синеглазое чудовище в углу; оружие угодило зверьку-оборотню в горло, и тот растянулся на полу, не успев издать и звука; жуткие синие глаза погасли, и Исилдур смог рассмотреть в темноте растекающуюся вокруг лужу крови.
  
  Неужели ему удалось убить порождение зла?
  
  Исилдур встал с постели, подошел к столу, зажег свечу... и, повернувшись к тому углу, где был кот, не увидел ровным счетом ничего. Ни трупа, ни крови... а кинжал по-прежнему висел в ножнах на своем месте.
  
  Как такое могло произойти? Ведь он прекрасно помнил, как схватил оружие, ощутил в ладони его тяжесть, сомкнул пальцы вокруг рукояти, швырнул в синеглазого оборотня, увидел кровавую лужу, которая ночью казалась черной...
  
  Вражий морок?
  
  Следующим утром он интереса ради решил спросить у Элронда, не водится ли у того часом в Имладрисе черного синеглазого кота, и рассказал герольду Гил-Галада о своем ночном видении. Тот выразительно покрутил пальцем у виска.
  
  - Какие еще черные коты? Во-первых, котов у меня нет, есть четыре кошки. Во-вторых, черных тут тоже нет, есть две трехцветные и две черные с белым, ты же их сам видел. В-третьих, у тебя с головой все хорошо? Где ты видел кошек с ярко-синими светящимися в темноте глазами? Что-то с тобой странное творится, я уж давно заметил, надо, пожалуй, твоему отцу рассказать!
  
  Исилдур решил больше не откровенничать с Элрондом - еще возьмет и в самом деле сочтет безумным. Однако той же ночью, лежа в постели, он внезапно увидел, как по комнате из конца в конец пробежал черный кот со сверкающими, как сапфиры, ярко-синими глазами; в горле у него торчал гномий кинжал, и на деревянные половицы падали капли крови. Исилдур снова сел на кровати, протер глаза; странное видение исчезло, как будто его никогда и не было.
  
  Он снова лег, отвернулся к стене и попытался заснуть. Как ни странно, в сон он провалился почти сразу, но только тот обернулся очередным кошмаром. В нем его глазам предстала стена, целиком сложенная из черных камней; чем-то она напомнила ему Храм Тьмы в Арменелосе. Исилдур ожидал увидеть Волну, в очередной раз захлестывающую все вокруг и утаскивающую на дно, в ледяную темную глубину, его самого, но вместо этого ему предстояло нечто еще более страшное.
  
  Возле стены сидел, бессильно прислонившись к ней спиной, его старший сын Элендур; его кольчуга была изорвана, одежда пропитана темно-красной кровью, вокруг тоже растекалась кровавая лужа. В какое-то мгновение Элендур приоткрыл глаза, и тут рядом внезапно возник Саурон с жутким вороненым мечом в правой руке, который тут же занес над беспомощным врагом для последнего удара.
  
  - Нет! - отчаянно закричал Исилдур. - Нет! Остановись, ты, чудовище! Если ты уж так хочешь кого-нибудь убить - ты же не можешь не убивать! - то лучше убей меня! Пощади моего сына! Оставь его в покое!
  
  Саурон повернулся к нему и со зловещей усмешкой опустил оружие. Их взгляды встретились, и тут Исилдур ощутил совершенно непередаваемый ужас - как будто его затягивало в какую-то черную воронку с синими всполохами по краям. В следующее мгновение он проснулся и долго не мог прийти в себя. Сейчас он понял, что очень боится за своих детей, в особенности за старшего сына - почему ему уже много лет подряд снится расправа Саурона именно с Элендуром? Исилдур много отдал бы за то, чтобы иметь возможность не тащить их с собой на войну, но понимал, что если он так поступит и прикажет им остаться в Арноре, его никто не поймет - да и сами его сыновья прежде всего, в конце концов, они уже сами взрослые мужчины и воины.
  
  Делать было нечего; для себя он решил, что постарается либо не отпускать детей от себя ни на шаг и защищать в случае опасности пусть даже ценой собственной жизни, либо отправить их в относительно безопасное место, если таковое будет.
  
  ***
  
  Приехав к Макалаурэ, Гил-Галад застал дома только его самого и Маэдроса - несмотря на все пережитое, старший сын Феанора совершенно не изменился. Как бы между делом Маглор сообщил, что его жена с детьми поехала навестить своих родителей, но король Нолдор заподозрил, что глава семьи наверняка нарочно спровадил их в гости, чтобы иметь возможность побеседовать с племянником наедине без ехидных высказываний старшего сына.
  
  - Ну, здравствуй, Звездочка, - поприветствовал его дядя; Гил-Галад вздрогнул, словно от удара или сильного испуга - он сразу вспомнил, как к нему обращался зверски убитый Келебримбор.
  
  - Здравствуйте, - он попытался сделать вид, что не обратил на это внимания. - Вы прислали мне письмо, и я приехал.
  
  - Мы очень рады, что ты приехал, дорогой племянник, - вступил в разговор Маэдрос, - нам очень нужно с тобой поговорить. Но сперва чайку. Садись за стол, отдохни немного с дороги, расскажи, как у тебя дела, а потом и побеседуем.
  
  Гил-Галад умиротворенно прихлебывал чай из красивой белой чашки с золотым ободком и отщипывал кусочки от пирога с черной смородиной, когда Майтимо решил наконец перейти к тому, ради чего они с братом позвали племянника в гости.
  
  - Эрейнион, - начал он, - мне надо рассказать тебе одну очень неприятную вещь. Собственно, о том, с чего все началось. Пожалуйста, не перебивай меня и выслушай до конца. Надеюсь, после этого ты изменишь свое решение и не пойдешь воевать с Сауроном. То, что я тебе сейчас скажу, возможно, тебя напугает или удивит. Я тоже поначалу не поверил, но, к сожалению, это оказалось правдой.
  
  Король Нолдор замер с раскрытым ртом. Он не ожидал такого, более того - его дядя вел себя как-то чересчур... странно для сына Феанора, говорил необычно мягко и с непонятной грустью в голосе...
  
  - Хорошо, дядя, я тебя слушаю, - вымученно улыбнулся Гил-Галад.
  
  - Ты прекрасно знаешь, - сказал Майтимо, сжимая единственную руку в кулак, - что большая часть эльфов, пробудившихся в Средиземье, отправилась в Валинор. Были те, кто не пошел - Авари. Но были и те, кто ушел с... Мелькором, - было видно, что он произнес это имя через силу, одно воспоминание о том, кому оно принадлежало, вызывало у эльфа неприятные чувства. - Эллери.
  
  - Что? - хмуро взглянул на дядю король Нолдор.
  
  - Не перебивай меня, дослушай до конца, я же просил. Манвэ и Мелькор всегда были врагами, даже еще до того, как Мелькор превратился в Моргота. Я не знаю, из-за чего все случилось, но Война Могуществ выглядела несколько иначе, чем я себе представлял. В то время Эллери были на стороне Врага, и Манвэ в ходе войны уничтожил их всех. Весь народ. Пленных он приказал казнить, - тут Майтимо ненадолго замолчал, словно ему не хватало мужества рассказывать племяннику эту историю, - и это было на глазах у моего деда и твоего прадеда Финвэ. Тот не понимал, что за мерзкое создание этот Манвэ, и сдуру поддержал его, тогда еще не понимая, что делает. За это Мелькор проклял его самого и весь его род.
  
  Гил-Галад смотрел на дядю с откровенным удивлением и недоумением. Какие еще Эллери? Что за чушь? Почему он вдруг говорит такое о Валар?
  
  - Прости нас, что мы тебе рассказываем такие ужасные вещи, - неожиданно поддержал брата Макалаурэ. - Просто это все в итоге и привело к тому, что мы бросили твоего отца в Хэлкараксэ. Мы не хотели. Но наш отец настоял. Потом годы спустя мы поняли, что он, возможно... был прав. Прости, я знаю, что это жестоко...
  
  - Лаурэ, подожди со своими извинениями, дай я расскажу все до конца, - остановил его Маэдрос. - Когда расскажу, может, их и не потребуется, Звездочка сам все поймет.
  
  - Это была жуткая казнь. Всех пленных повесили на склонах Таникветил на растерзание орлам Манвэ, - негромко вставил Маглор.
  
  - Да. Там было много детей. Их Манвэ не стал убивать, а просто стер им память. Одной из них была моя бабушка, Мириэль - раньше ее звали Тайли. И волей случая она влюбилась в того, кто был причастен к гибели ее народа, вышла за него замуж, а когда поняла, что произошло... я думаю, что это ее убило, - сделал вывод Маэдрос.
  
  - А я думаю, что к этому причастен Манвэ, - решил его брат. Он хотел было взять племянника за руку, но Гил-Галад со страхом в глазах отдернул кисть. Оба его дяди сошли с ума? Зачем они сочиняют эту чушь? Этого просто не может быть, потому что не может быть, и все тут!
  
  - Когда мы бежали из Валинора с отцом, - почти смущенно произнес Майтимо, - мы не хотели бросать наших родичей на произвол судьбы. Я думал вернуться за Финьо, но отец сказал мне - и думать забудь. Потом я понял, почему. Если бы мы вернулись, на том берегу вместо наших родичей нас мог ждать Манвэ с войском, у которого с ослушниками был разговор короткий - он бы нас тоже на скале подвесил.
  
  - И еще поэтому мы просим... нет, умоляем тебя остановиться, - мягко сказал Макалаурэ. - Благословенный Валинор на деле - жуткое место. Хуже Ангбанда. И если тебя убьют на войне, а после смерти ты окажешься там, тебе уже никто и ничто не поможет. Саурон ни в чем не виноват. Твоего брата Тъелпе изуродовал и едва не убил Элронд, а вовсе не он.
  
  Гил-Галад уставился невидящим взглядом в пол, пытаясь осмыслить все то, что только что ему сказали, а потом рассмеялся.
  
  - Прошу простить меня за неучтивость, - он поднялся с кресла, - но это откровенная чушь. Я понимаю, что вы оба меня очень любите и пытаетесь уберечь от возможной опасности, но не таким же образом! - в его голосе зазвучал гнев. - Прежде всего, я мужчина и воин, а не маленькая девочка с куклой, и я знаю, с какого конца берутся за меч. Я вполне способен защитить себя и тех, кто мне дорог, а оберегать меня не надо, я уже давно не дитя. Кроме того, я не могу понять, зачем вам понадобилось сочинять глупые байки, в которые могут поверить только совсем уж лишенные разума или младенцы! То, что вы мне тут рассказывали - полная чушь. И уж тем более я никак не возьму в толк, что сподвигло моего родного дядю защищать Саурона!
  
  - Он заступился за меня в Ангбанде, когда я был в плену, - виновато сказал Майтимо.
  
  - И это повод защищать убийцу? Я не верю в то, что он не причастен к смерти моего брата! Один хороший поступок не отменяет сотен и тысяч плохих!
  
  Гил-Галад подошел к Майтимо и Макалаурэ и крепко обнял сначала одного, потом другого - ссориться с родичами ему вовсе не хотелось, да и нрава он от природы был довольно спокойного и мирного. Другой на его месте однозначно бы разозлился, но король Нолдор решил, что оба его дяди просто решили таким неуклюжим образом уговорить его не ходить на войну - естественно, не продумав, что будут ему говорить.
  
  - Я сердечно благодарю вас за заботу, - как можно более учтиво ответил он, - но я не собираюсь менять свое решение и уж тем более не стану плохо относиться к Элронду. Простите меня, но мои друзья-дунэдайн нуждаются в моей помощи, а я не могу бросить их на произвол судьбы на растерзание Саурону.
  
  Маэдрос и Маглор переглянулись и только разочарованно покачали головами.
  
  - Будь осторожен, племянник. Береги себя, - с грустью произнес Макалаурэ.
  
  ***
  
  Вернувшись из гостей, Гил-Галад не стал ничего рассказывать друзьям - просто коротко упомянул о том, что родичи в очередной раз уговаривали его поберечь себя и не ходить на войну, потому что по-прежнему видят в нем маленького эльфенка.
  
  - Я понимаю, что дядя Майтимо пообещал моему отцу позаботиться обо мне, если с ним что случится, - возмущался он, - но не так же!
  
  - А мне кажется, что оба сына Феанора - просто трусы, - высказал свое предположение Элронд. - Не могу понять, что на них нашло? Моргота не боялись, а прихвостня его... уж простите меня, Aran Meletyalda, что я так отозвался о ваших родичах.
  
  Гил-Галаду было неприятно то, что его герольд назвал Майтимо и Макалаурэ трусами, но он в силу своего спокойного характера не стал кричать на Элронда и его отчитывать - ну, думает так и пусть себе думает. Куда большее беспокойство у него вызывал Исилдур, который ходил по Имладрису с совершенно затравленным выражением лица.
  
  - С тобой все хорошо? - осторожно поинтересовался король Нолдор. - Тебе нездоровится? Или у тебя в семье не все ладно? Может, я могу чем-то помочь?
  
  Исилдур на деле был в полном отчаянии после своих более чем странных видений, но не решился рассказать об этом Гил-Галаду. Во-первых, он постеснялся - все-таки это король Нолдор, во-вторых, Элронд уже намекнул ему на то, что он не в своем уме, и теперь ему уж точно не хотелось, чтобы Гил-Галад тоже счел его безумным.
  
  - Ничего страшного, все в порядке. Я просто не выспался и немного устал, вот и все, - уклончиво ответил он.
  
  От Гил-Галада не укрылось то, что сын его лучшего друга не просто не высыпается, а вообще не спит по ночам, но он, будучи эльфом обходительным и деликатным, в свою очередь тоже постеснялся задавать вопросы и тем более требовать от Исилдура, чтобы тот рассказал ему о том, что с ним происходит. Поэтому он счел за лучшее сделать вид, что его удовлетворил ответ родича, и больше ни о чем его не спрашивал.
  
  13. Заглянуть в будущее
  
  Тхэсс был довольно опытным врачом, и по долгу службы ему постоянно приходилось иметь дело со сложными случаями, однако до сих пор у него не было среди пациентов с тяжелыми ранами таких маленьких детей. Ему было очень жаль сына Сильмариэн, который к тому же доводился ему четвероюродным племянником - женщина рассказала Тхэссу, за кем была замужем, и он старался разговаривать с ним как можно более спокойно и ласково. Кириандил же в свою очередь оказался на редкость милым и терпеливым ребенком: он не капризничал и не плакал, несмотря на боль, а когда Тхэсс пообещал, что не причинит ему вреда, понимающе кивнул - словно повзрослел за несколько дней и уже мог полностью осознавать, что происходит.
  
  - Ты уж лучше поплачь, если плохо, легче станет, а я с тобой посижу, - как-то раз сказал ему Тхэсс, меняя повязку и заметив слезы в глазах ребенка. - Я понимаю, каково тебе сейчас. Такое за пару дней не заживет.
  
  - Не надо, - сосредоточенно пробормотал тот, кусая губы и напряженно глядя куда-то в пространство. - Мне почти не больно. Мои родители мне говорят, что плакать стыдно, я же будущий мужчина, а не девчонка.
  
  Тхэсс хотел было сказать несчастному ребенку, что это все глупости и предрассудки, но промолчал и лишь погладил его по голове.
  
  - Все будет хорошо, не бойся.
  
  Когда Кириандилу немного полегчало, он стал спрашивать Тхэсса, где мама.
  
  - Если уж ты будущий мужчина, - улыбнулся тот, - то должен понимать, что женщины в большинстве своем - создания хрупкие и слабые, а мы должны их оберегать, жалеть и любить. Твоя мама должна скоро родить тебе братика или сестричку, - объяснил он племяннику, - и ей в ее положении нельзя волноваться. Скоро ты будешь уже почти здоров, и тогда она к тебе придет.
  
  Сильмариэн по-прежнему боялась Тхэсса, но поняла, что он - единственная надежда на спасение для нее и детей. Озлобленные морэдайн, которые сочли Исилдура и всю его семью мятежниками и узурпаторами, и в самом деле могли сделать с его родичами все, что в голову взбредет, особенно если учесть то, что Зимрабет, которую многие ее соотечественники в изгнании сочли законной наследницей Ар-Фаразона, пусть она сама и не желала этого признавать, прямо-таки помешалась на ненависти к троюродному брату. Тхэсс же решил, что бедная женщина и ее дети однозначно нуждаются в его помощи и защите. Из дома Сильмариэн с дочерьми почти не выходила - тихо сидела в четырех стенах, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания, и даже безо всякой просьбы Тхэсса готовила ему еду и стирала одежду. Старшая дочь помогала ей по хозяйству, а вот младшая после всего пережитого по-прежнему пребывала в каком-то оцепенении и по большей части молчала или тихо плакала.
  
  Тхэсс сам немного стеснялся, но потом, набравшись храбрости, в какое-то мгновение объявил Сильмариэн, что намерен взять ее в жены. Сама она, как и в первый раз, безропотно вышла бы замуж, тем более что в ее нынешнем безвыходном положении выбирать не приходилось, и спорить она, учитывая обстоятельства, была не приучена, но никто не ожидал, что Ормиен вдруг вступится за мать.
  
  - Да вы в своем уме? - отважно возразила девушка. - У моей матери уже есть муж, какое вы имеете право ей такое предлагать?
  
  - А я не предлагаю, я просто оповестил ее о том, что завтра она выйдет за меня замуж, - настоял на своем Тхэсс. - Мое решение не обсуждается. Если я кому-то что-то предлагаю, то обычно спрашиваю, хочет он делать то или это.
  
  Сильмариэн не стала спорить, за долгие годы она уже давно привыкла к тому, что ее мнение никого не интересует.
  
  - Тхэсс, - умоляюще-извиняющимся тоном сказала она своему будущему супругу, даже не смея смотреть ему в глаза, - можно мне поговорить с Ормиен? Она еще очень юна и совершенно не понимает, что к чему.
  
  - Это я-то не понимаю? - возмутилась девушка, но мать схватила ее за руку и оттащила в угол.
  
  - Слушай, ты что, и в самом деле совсем ничего не понимаешь? - зашипела на дочь Сильмариэн, борясь с искушением влепить Ормиен пощечину - еще навлечет на всю семью неприятности. - По-моему, только совсем глупцу непонятно, чего он от меня хочет. Однако другой бы на его месте просто взял бы меня силой, а потом убил, а заодно прикончил бы и тебя, неумная ты девчонка! Или надругался бы и бросил на дороге, а все бесчестье пало бы на мою голову, да и на ваши тоже - кто согласится потом жениться на девушках, мать которых спала с морэдайн! Этот же человек решил честно на мне жениться. Брак - не бесчестье, даже если он заключен не по доброй воле. Так что молчи! Думаешь, я твоего отца любила и хотела за него замуж?
  
  Ормиен растерялась.
  
  - Вот уж ни капли! - гневно продолжала мать. - Я всю жизнь вела себя так, как должно. Мне сказали: выходи замуж за этого человека. Я вышла. Вышла и жила, как все, и теперь проживу. Запомни, что ты до сих пор еще не мертва только благодаря Тхэссу, так что немедленно извинись перед ним и не смей больше ему грубить!
  
  - Так ты же уже замужем за моим отцом! - возмутилась Ормиен.
  
  - Была замужем. Может, его уж давно и на свете нет. Я твоего отца не любила и не люблю, но он был моим супругом по закону, и я жила с ним, как положено жене! А сейчас у меня другого выхода просто нет, и прекрати с нами спорить, хватит тут!
  
  Ормиен опустила глаза.
  
  - Мама, я его просто боюсь, этого Тхэсса!
  
  - Я тоже. Погоди, мы немного обживемся и тогда на свежую голову поразмыслим, как нам быть. Не надо ничего делать поспешно, это никогда хорошо не заканчивается, - мать попыталась взять девушку за руку, но та заплакала, вырвалась и убежала. Весь вечер она просидела в тесной кладовке, прижавшись к холодной стене и размазывая по лицу слезы.
  
  ***
  
  ...а та, что так была дорога - теперь жена твоего врага!
  
  Джем "Бродяга".
  
  
  После смерти своего мужа, короля Ауранны, Аллуа жила в Храме Гневного Солнца на юге Ханатты. Одно поколение людей сменяло другое, и постепенно она привыкла к этому - те, кто был ей дорог, должны были рано или поздно умереть, таков был порядок вещей в этом мире. Все, кроме ее прямого потомка Денны, Третьего Назгула, носившего одно из Колец Власти.
  
  Стоял жаркий полдень, солнце слепило глаза, над землей висела неподвижная душная дымка, даже небо казалось не ярко-синим, а блекло-голубым. Однако внутри храма было уютно и прохладно. Аллуа и ее подруга, верховная жрица Гневного Солнца Айор, сегодня принимали у себя в гостях эльфа, которого никто уже и не чаял увидеть живым: это был Олло, давний друг Аллуа и Гэленнара и один из Круга Девяти.
  
  Все трое сидели в комнате Айор, окна которой выходили на затененный уголок окружавшего храм сада, вокруг стола из красного дерева, украшенного позолотой. На полу лежал роскошный алый ковер, а в стенных нишах стояли книги в дорогих бархатных переплетах с драгоценными камнями. По сравнению с обеими женщинами Олло был одет очень просто - в обычную черную льняную рубашку и такие же штаны, тогда как на Аллуа и Айор были роскошные платья из тончайшего красного шелка, расшитые золотом.
  
  Во время своей последней встречи с Гэленнаром Аллуа узнала от него, что их старый друг жив и здоров и его можно найти неподалеку от владений зеленолесского короля Орофера; добравшись до уединенного жилища Олло, она заглянула к нему в гости. Тот был очень рад ее видеть, и Аллуа в свою очередь тоже пригласила его к себе - Гэленнару, которого люто ненавидел Ортхэннэр, дорога в Ханатту была заказана, а вот про Олло никто ничего не говорил. Они долго разговаривали обо всем на свете - еще бы, ведь не виделись столько лет! - но потом эльф все-таки затронул одну более чем неприятную для Аллуа вещь, потому что до него уже дошли слухи о недавних событиях на границе Мордора и Гондора. Более того, Гэленнар поведал ему о том, что любимый старший сын их Учителя встретил в Нуменоре Наурэ и Элхэ и жестоко убил обоих.
  
  Айор разливала крепкий ароматный чай по белым фарфоровым чашкам с позолотой, когда эллеро неожиданно спросил ее подругу и родственницу о том, не хотела бы она все-таки во имя собственной безопасности покинуть Ханатту.
  
  - В смысле? - не поняла его слов Аллуа. - Какая мне тут может грозить опасность? Что за странные вещи ты говоришь? Вроде все прекрасно, на улице солнце светит, мы тут сидим, пьем чай, едим сладости, а ты что-то выдумываешь.
  
  - Аллуа, не притворяйся, будто меня не понимаешь, - Олло пригладил свои длинные волосы цвета старинного золота, водопадом ниспадавшие на спину. - Вы ведь недавно виделись с Гэленнаром. И говорили о том же самом.
  
  - Давай ты не будешь ходить вокруг да около и темнить, я этого не люблю. Объясни толком, что ты имеешь в виду.
  
  - Я говорю о твоем друге Ортхэннэре, - ответил эльф с нескрываемой иронией, особо подчеркнув слово "твоем". - Ты сама не замечаешь, в кого он превратился? Неужели не замечаешь? Он стал жесток и опасен - не только для чужих, но и для своих, и, помяни мое слово, если ты не будешь держаться от него подальше...
  
  - Да что вы оба с Соото, сговорились, что ли? - в глазах Аллуа мелькнул гнев. - Ортхэннэр помог моим родичам, когда беда пришла на эту землю! Он беспокоится о нашем будущем и всегда готов нас выручить! Как он может желать мне зла?
  
  - Аллуа, пожалуйста, - приглушенно произнес Олло, глядя на нее с мольбой. - Ты не понимаешь. Да, он помог твоим близким, когда это было нужно. Только сделал он это отнюдь не бескорыстно. Если бы он просто помог и ушел, я бы с тобой согласился. Неужели ты сама не видишь, что в обмен на помощь он требует душу того, кому помогает, в твоем случае - Денны? Да ты и сама перестала замечать, что подчиняешься ему во всем.
  
  - Никому я не подчиняюсь, - отрезала Аллуа.
  
  Айор, слушая их, не знала, как сгладить неловкую ситуацию - у нее на родине осуждать Саурианну и подвергать сомнению его правоту было не просто не принято, это было совершенно немыслимо, как немыслимо, например, представить себе, что утром вдруг не взойдет солнце. Поэтому она отошла в сторону и стала делать вид, будто собирает на стол еще сладости.
  
  - Гэленнар сказал мне, что Ортхэннэр убил Наурэ и Элхэ за то, что те осмелились ему возражать, - продолжал тем временем Олло. - Он убил наших друзей. Ты это стерпела, ты промолчала. Я могу понять, почему - ты боишься за Денну и других своих родичей.
  
  - Да ни за кого я не боюсь! - воскликнула Аллуа. - С чего ты взял, что Денне плохо живется? У него все прекрасно!
  
  - Очень прекрасно! Прекраснее некуда! Впрочем, это его выбор, - вспыхнул Олло, - на него кольцо никто силком не надевал, сам взял. Однако выбор есть и у тебя, а за чужой ты не в ответе. Ортхэннэр стал жесток и опасен, я еще раз повторю! Сначала он убил наших друзей, а теперь решил развязать войну. Вот подумай сама: как ты считаешь, то, что он сделал недавно, сойдет ему с рук?
  
  Аллуа неопределенно пожала плечами.
  
  - Не знаю. Я уже много лет не брала меча в руки.
  
  - Надеюсь, что и не возьмешь, - коротко ответил эльф. - Послушай моего совета: оставь Ортхэннэра и его людей, пойдем с нами. Мы с Гэленнаром сможем о тебе позаботиться.
  
  - Не надо обо мне заботиться против моей воли! Мне хорошо и здесь! - недовольно поморщилась Аллуа.
  
  Айор поставила на стол тарелку со сладостями и села на свое место, глядя в сторону и напряженно ожидая, чем закончится спор; мелкие украшения из листового золота в виде крошечных изображений солнца и луны в ее черных косах красиво поблескивали в рассеянных лучах света, проникавших сквозь окно. Олло нахмурился и помрачнел.
  
  - Доведет тебя твой Ортхэннэр до беды. Не нужно быть провидцем, чтобы понять: его враги не простят ему то, что он учинил. Начнется большая война, до меня доходили слухи, что они уже собирают войска. И что тогда? Твои родичи и друзья из Ханатты пойдут за него сражаться, быть такого не может, чтобы не пошли! А потом? Если вдруг случится то, что уже было с нами в... Лаан Гэлломэ, то убивать будут уже вас! И тебя тоже! Не за то, что вы что-то кому-то сделали, а просто из-за вашего союза с Ортхэннэром! Думаешь, вас с Айор пощадят только потому, что вы женщины? Ошибаешься!
  
  - Олло, успокойся, - отмахнулась она. - Хватит. Мы не можем заглянуть в будущее, оно сокрыто от нас. Я свой выбор уже сделала, и будь он верным или неверным - но это мой выбор. Не надо решать за меня или уговаривать меня изменить свое мнение. Вы с Гэленнаром - мои друзья, и вы оба дороги мне, но у вас своя жизнь, а у меня своя, какой бы она ни была. Давай оставим это раз и навсегда. Я не хочу больше об этом говорить. Попьем-ка мы лучше чаю.
  
  Эльф понял, что Аллуа не намерена отступать от своего решения, и перевел беседу на другое - стал рассказывать женщинам, что в том месте, где он живет, солнце не такое яркое и не так жарко, да и снег зимой выпадает. Айор слушала его с большим интересом - она, рожденная в теплых краях, никогда не видела снега.
  
  - Кстати, ты говорил, что нельзя заглянуть в будущее, - она взяла с подоконника что-то, завернутое в темно-бордовый бархат. - А хотите, я вам погадаю? Ну и себе тоже.
  
  Айор развернула ткань, и в руках у нее оказалась довольно потрепанная колода харадских гадальных карт. Жители Ханатты довольно серьезно относились к разного рода гаданиям и предсказаниям, но по их обычаям гадание было привилегией исключительно жрецов: простолюдин сам бы никогда не взялся за такое дело, потому что в его понимании это было бы страшным святотатством.
  
  - Кто первый? - спросила жрица Солнца.
  
  - Ну, давай я, - сказала Аллуа, будучи уверенной в том, что ничего особенного, кроме повседневных хлопот и встреч с близкими людьми, как это обычно бывало, ей не выпадет. Она расслабленно откинулась на спинку стула, а Айор, чуть слышно шепча на своем языке какие-то молитвы или заклинания, принялась перемешивать колоду.
  
  Аллуа для удобства сдвинула чашки в сторону, и жрица начала раскладывать карты на столе. Ее миндалевидные темные глаза, густо подведенные черной тушью, расширились не то от испуга, не то от изумления.
  
  - Смотри, - указала она на карту с изображением солнечного затмения. - Это...
  
  - Недобрый знак, - закончила за нее Аллуа. - Меня ждет беда.
  
  Олло напряженно молчал, его глаза сверкали. Дальнейшие предзнаменования на нескольких картах тоже не сулили эльфийке ничего хорошего, и он был уверен, что все это так или иначе связано с Ортхэннэром. Нет, надо уговорить ее уехать отсюда, и немедленно.
  
  - Но смотри дальше, - Айор ткнула пальцем в другую карту, на которой мужчина и женщина соединяли руки над священным огнем в храме. - Получается, что ты потом замуж выйдешь. И вот еще карта - мать с младенцем на руках: ребенок у тебя будет.
  
  - Может, ты наконец дашь согласие Гэленнару? - вставил Олло.
  
  - Слушай, прекрати! - возмутилась Аллуа. - Сколько раз объяснять: я люблю Гэленнара только как друга. Да, ты мне друг, и он тоже мой хороший друг, но я не люблю его как мужчину. Хватит мне об этом говорить. Смиритесь!
  
  - Видишь, - попытался образумить ее эллеро, - я же говорил тебе про то, что Ортхэннэр доведет тебя до беды. Карты это подтверждают...
  
  - Странный какой-то расклад, - недоверчиво возразила ему эльфийка.
  
  - Но священное гадание не может лгать, - покачала головой удивленная Айор. - Ладно, давай-ка я теперь нашему гостю погадаю.
  
  Расклад на Олло поразил всех еще больше: ему выпали карты, означающие опасную ловушку и скорую смерть.
  
  - Не хотел бы никого обидеть, но вы в самом деле верите, что ваши гадания не лгут? - он пристально посмотрел на харадскую жрицу. - Во-первых, умереть сам по себе я никак не могу, я же бессмертный. Во-вторых, ввязываться в какую-нибудь войну, где меня могут убить, я уж точно не собираюсь, а просто так меня убивать не за что и некому, живу я в уединении, и найти меня не так-то просто, да и кому я нужен?
  
  - Ну ладно, давайте проверим, моя очередь, - с недоумением ответила та. Разложив карты на столе, она мгновенно переменилась в лице.
  
  - Да, - покачала она головой. - Мне кажется, сегодня карты не хотят говорить нам правду. Мне выпало почти то же самое, что и Аллуа - вот здесь рука с мечом, солнечное затмение, черные птицы, закрывающие ясное небо, еще падение в пропасть и те две последние карты, которые означают замужество и рождение ребенка! Нет, я еще понимаю - в беду попасть-то я могу, любой человек может, но вот уж замуж-то выйти - это совсем никак! Аллуа, допустим, это не запрещено, если она захочет, то может взять себе супруга, но я - верховная жрица Гневного Солнца, и я дала обет безбрачия и целомудрия, а его нарушение по нашим обычаям карается смертью! В прошлом месяце мне минуло двадцать восемь, но я никогда не знала мужчины, потому что моя жизнь посвящена служению богам.
  
  - Наверное, сегодня день и в самом деле не подходит для гадания, - согласилась с ней Аллуа. - Получилась у нас полная чушь.
  
  - Что бы ни произошло, - решил успокоить ее Олло, - мы с Гэленнаром всегда будем на твоей стороне. И мы сможем о тебе позаботиться и тебе помочь, если это вдруг понадобится.
  
  14. Клетка
  
  Со вторым замужеством матери для Ормиен настали тяжелые времена.
  
  Весь вечер перед свадьбой (хотя какая там свадьба - одно название) девушка просидела в кладовке и, несмотря на все уговоры и требования Сильмариэн, к ужину так и не вышла. Утром, устав от нотаций матери, она все же отправилась с ней на церемонию и, глядя на это, только злилась про себя, потому что новобрачные дали друг другу клятвы, не упоминая, как и следовало ожидать, ни Эру, ни Валар - Мелькора тоже.
  
  - А я думала, что у вас в Мордоре вообще никаких брачных обрядов нет, - Ормиен не удержалась от того, чтобы не съязвить. - Я думала, что вы просто живете с кем хотите, да и все!
  
  - Ормиен, прекрати, - попыталась вразумить ее мать. В этот раз Тхэсс уже по праву мужа поддержал ее и решил поставить юную родственницу на место.
  
  - Так, а ну, прекрати! - прикрикнул он на Ормиен. - Чего мать беременную доводишь? Ей легко со всем вашим выводком на шее еще твои капризы слушать?
  
  После заключения брака девушка была готова даже ценой собственной жизни защищать маму от надругательства - она была уверена, что Тхэсс непременно решит потребовать от жены исполнения супружеских обязанностей, но, к ее величайшему удивлению, тот не стал этого делать - видимо, насилие над беременной женщиной было чем-то уж слишком гадким даже для обитателя Мордора. С Кириандилом и Лаэрвен, в отличие от их старшей сестры, Тхэсс быстро нашел общий язык. Не по годам спокойный и можно даже сказать, что рассудительный младший брат Ормиен, еще отлеживаясь в госпитале, стал проявлять интерес к тому, чем занимается его спаситель. Сильмариэн, увидев это, поначалу пыталась ругать сына, чтобы тот молчал и не лез к Тхэссу с расспросами, потому что ее саму с детства учили, что проявлять любопытство и отвлекать других от дела нехорошо, но ее мужу, напротив, это пришлось по душе.
  
  - Да ладно, ничего страшного, он мне работать не мешает, - махнул рукой Тхэсс. - Пусть интересуется, может, вырастет и тоже военным врачом станет. Дело довольно тяжелое, но востребованное, себе на жизнь всегда заработает. Меня ведь тоже мой отец учил, - пояснил он.
  
  Новый муж Сильмариэн, судя по всему, очень не любил праздное времяпровождение, поэтому Лаэрвен в скором времени тоже приспособили к делу.
  
  - Так, хватит попусту лить слезы и сидеть в углу, - заявил он в один прекрасный день своей падчерице. - У тебя из-за этого и настроение ужасное, что без полезного занятия сидишь. Она у тебя шить, вязать или еще что-то такое делать умеет? - спросил он у жены.
  
  - Ну, всякому рукоделию, как положено, мы ее учили, - покорно ответила Сильмариэн.
  
  - Вот и пусть занимается. У нас в госпитале постоянно не хватает постельного белья, рубашек, халатов для работы и прочего в таком же духе. Ткань я принесу, пусть берется за дело.
  
  К удивлению Сильмариэн, шитье оказало благотворное влияние на Лаэрвен, которая, как казалось матери, так и не смогла толком оправиться после пережитого: по крайней мере, постоянно плакать девочка перестала. Через два месяца на свет появился Айрандир - при родах Сильмариэн помогал ее новый супруг, и она долго удивлялась тому, что все прошло на редкость легко.
  
  - Ну а что я, по-твоему, зря учился? - не без гордости ответил Тхэсс.
  
  Как ни странно, младшие братья Ормиен быстро поладили с отчимом: Айрандир у него на руках мгновенно успокаивался и засыпал, а Кириандил так вообще проводил с Тхэссом почти все время. Он уже выучил названия всех медицинских инструментов и с удовольствием помогал старшему родственнику в госпитале, подавая то одно, то другое.
  
  Где-то еще месяца через три в захваченную крепость явился не кто иной, как сам Черный Властелин. Тхэсс очень боялся того, что отец скажет по поводу его скоропалительной женитьбы - при всей своей любви к родителям он знал, что Саурон довольно жесток и беспощаден. Несколько раз он своими глазами видел, как тот собственноручно сносил головы ослушникам или обрекал провинившихся на страшную смерть. Собравшись с духом, он представил отцу свою молодую жену. Тот окинул Сильмариэн оценивающим взглядом и одобрительно кивнул, а потом сказал:
  
  - Тхэсс, так себя не ведут. Собственного отца не позвал на свадьбу и не сказал, что у него родился внук. Ну кто так делает?
  
  - Папа, прости, нам было не до этого, - Тхэсс виновато опустил глаза. - У меня было очень много дел в госпитале, я и с женой-то дома время толком не проводил.
  
  Ормиен, Лаэрвен и Кириандил весь день просидели взаперти, не высовывая носа на улицу; к счастью, вечером Саурон покинул крепость, и все решили, что опасность миновала.
  
  - Ох, кажется, пронесло, - сказал потом жене Тхэсс. - Хорошо, что с ним моя мама не приехала, с ней бы такое однозначно не прошло.
  
  - Только мне сдается, что твой отец не поверил в то, что Айрандир - твой сын, - решила Сильмариэн.
  
  - Ну, чтоб поверить в это, надо быть полным тупицей и не уметь считать, - ответил ей муж. - Просто отец мой, в отличие от мамы, иногда может на многое махнуть рукой, когда дело того не стоит. Если бы к нему твой первый супруг в руки живьем попал, тут бы я бедняге не позавидовал, а то - женщина с грудным ребенком, какой с нее спрос.
  
  Ормиен поначалу даже думала, улучив удобный момент, сбежать к своим и найти отца, однако ей было очень жаль маму, братьев и сестру. Сильмариэн же, впрочем, отнюдь не выглядела несчастной и потерянной. Лаэрвен тоже понемногу пришла в себя; она начала выходить на улицу и свела знакомство с какой-то молодой орчанкой, у которой научилась соединять швы на одежде при помощи тонкого игольного кружева - женщины Верных не знали такого. Как-то раз она подарила сестре собственноручно сшитую рубашку с такими необычными швами.
  
  - Смотри, Ормиен, - щебетала она, пытаясь понять, нравится ли той обновка, - это я сама сделала!
  
  - Красиво, спасибо тебе, - Ормиен печально коснулась волос младшей сестры. - Знаешь, мне здесь так тошно... Давай вместе сбежим отсюда и найдем наших родных!
  
  - Зачем? - Лаэрвен посмотрела на нее с непониманием. - Мы не сможем. Мы не доберемся никуда вдвоем. И потом - я поначалу думала, что нас тут всех убьют, а сейчас мне этот Тхэсс даже нравится. Он хороший.
  
  Краска гнева залила щеки Ормиен, и она, в ярости плохо понимая, что делает, ударила сестру по лицу.
  
  - Да как ты можешь! - закричала она. - У нас есть родной отец, и он - муж нашей матери! Он, а не это чудовище из Мордора!
  
  Лаэрвен разревелась и побежала жаловаться маме. Та, естественно, строго отчитала старшую дочь.
  
  - Я устала от твоих выходок! - принялась кричать она. - Тебе и твоим родным, считай, жизнь спасли, что ж ты такая неблагодарная? Имей совесть! Когда ты в детстве по ночам орала, не больно-то твой родной отец мне с тобой помогал, а Тхэсс все время с Айрандиром возится, пусть он ему и не сын! Замуж тебя пора спровадить, пусть тебя твой собственный муж уважению к другим учит! Только тронь мне еще раз Лаэрвен! Та к тебе со всей душой, подарок сделала, а ты как с ней поступила? Думаешь, она младше, так все можно?
  
  Два дня Сильмариэн вообще не разговаривала с дочерью, а потом поздно вечером, когда младшие братья и сестра уже спали, Ормиен увидела кое-что, вызвавшее у нее омерзение и ужас. Конечно, она знала, что муж с женой должны спать вместе - и не только спать, но и делать еще кое-что нехорошее для того, чтобы у них появились дети, но она никогда не заставала отца с матерью за этим и относилась к супружеским обязанностям как к неизбежному злу: да, она понимала, что рано или поздно тоже выйдет замуж и ей придется делить ложе с Арандуром, но не более того.
  
  В тот день она подметала полы в своей комнате - с рождением Айрандира их семья перебралась в более просторный дом, благо в городе их было предостаточно. Нечаянно она толкнула дверь, и ее глазам открылось отвратительное зрелище: мама в наполовину спущенной с плеч нижней рубашке с развязанным воротом лежала на коленях у Тхэсса с глуповато-счастливым выражением лица, а тот совершенно бесстыдно гладил ее обнаженную грудь. Потом рубашка соскользнула на пол, и Сильмариэн осталась совершенно раздетой, а муж принялся покрывать жаркими поцелуями все тело жены, в том числе и низ живота. Та не сопротивлялась, хотя, казалось, и не проявляла ответной страсти.
  
  В страхе Ормиен закрыла дверь и, тяжело дыша, прижалась спиной к стене в надежде, что ее никто не заметил. Почему мать позволяла такое Тхэссу? Почему не оттолкнула его, не закричала, не позвала на помощь? Вряд ли причиной тому был только страх - Ормиен показалось, что ее маме однозначно нравится то, что делает с ней новый муж!
  
  Прошло еще около трех месяцев, и однажды Тхэсс объявил племяннице, что примерно через неделю они всей семьей уезжают в крепость Нуут-Улима за восточной окраиной Мордора - причем не на какое-то время, а навсегда! Сердце у Ормиен ушло в пятки: все ее мечты о побеге или освобождении крепости гондорцами разбились в прах.
  
  - Зачем нам ехать туда? - обреченно спросила она за ужином у матери, упорно делая вид, что не замечает Тхэсса.
  
  - А затем, что мне здесь не нравится и нет никаких условий для жизни и работы, - объяснил он. - Кириандилу и Айрандиру в школу идти, где они будут учиться?
  
  - Меня дома всему учили, зачем им это? - Ормиен отложила в сторону ложку.
  
  - У нас так не принято. Кроме того, водопровода в городе нет, канализации тоже, надо постирать белье в госпитале и дома, помыться, убраться или выкупать детей - таскай воду из колодца, была охота. В Нуут-Улиме есть все: школы, училище, водопровод и канализация. Да и само это место мне не нравится: правду люди говорят про моего дядю Исилдура, что у него крыша едет. Медленно, но верно. Только умалишенный мог построить такое жуткое сооружение, мне с первого дня тут не по себе!
  
  Ормиен, услышав его слова, разозлилась и не могла понять, почему мать молчит.
  
  - Да как вы смеете так о нем отзываться! - вступилась она за деда.
  
  - Мне Исилдур тоже родич, - ответил Тхэсс, помогая жене убрать со стола, - что, впрочем, не отменяет того, что у дорогого дядюшки не все дома. Ты и в самом деле думаешь, что я его тут оскорбляю? - усмехнулся он. - Была охота. Назвать воду водой, а сумасшедшего сумасшедшим - это вовсе не оскорбление.
  
  Сильмариэн, к удивлению дочери, не стала спорить с мужем, хотя девушка не понимала, как она может с такой легкостью согласиться оставить город, где прожила столько лет и родила детей. Впрочем, той же ночью Ормиен поняла, почему мать так себя ведет. Девушке не спалось, и она хотела пойти попить воды на кухню, но туда нужно было идти через комнату родителей - вернее, мамы и ее нового мужа. Она думала, что оба уже давно спят, но ошиблась: приоткрыв дверь, она услышала голос Сильмариэн.
  
  - Увези меня отсюда, - шептала она мужу. - Я так рада, что ты принял решение уехать в другой город. Мне здесь плохо. Всегда было плохо.
  
  - Не переживай так, - ответил тот, целуя жену в шею. - Собирай вещи, совсем скоро мы отсюда уберемся.
  
  Сильмариэн, ничего не отвечая, села на кровати и стянула через голову тонкую ночную рубашку. Ормиен, понимая, что за этим последует, отвернулась, незаметно закрыла дверь и снова юркнула под одеяло; так она лежала тише мыши, пока наконец не заснула.
  
  ***
  
  Нуут-Улима, одна из восточных мордорских крепостей, была довольно красивой, просторной и светлой, совершенно не похожей на мрачный и темный Минас Итиль. Однако Ормиен она совсем не понравилась: здесь жили одни враги, и этим все было сказано.
  
  Приехав на новое место, Тхэсс и его семья вошли в цитадель через западные ворота по массивному разводному мосту, идущему от крепостной башни через реку, протекавшую возле стен. Их новый дом располагался в довольно тихом и зеленом уголке крепости; он был окружен садом, в котором росли невысокие деревья с большими оранжевыми плодами, названия которых Ормиен не знала, и стояла ажурная беседка.
  
  Сильмариэн после переезда заметно повеселела и стала заниматься обустройством жилья: они с Тхэссом заказали у мастера новую мебель - плетеную и из красного дерева - и покрасили стены. Где-то через несколько месяцев, когда маленький Айрандир уже начал ходить, она вдруг завела с мужем разговор о том, что старшую дочь было бы неплохо пристроить замуж.
  
  - Мы с Элендуром уж собирались, и жениха ей хорошего нашли, но война помешала, - с сожалением произнесла она.
  
  - Вообще-то у нас не принято кого-то сватать, обычно все сами знакомятся, если только человек не больной с рождения или увечный, но я подумаю, что тут можно сделать, - пообещал ей несколько растерянный муж.
  
  Говоря по правде, Тхэсс не имел ни малейшего желания устраивать личную жизнь племянницы - и без того забот хватало, более того, он считал это совершенно лишним и ненужным, ведь все люди в его окружении находили себе пару сами. Однако он понимал, что выросшая в четырех стенах королевского дворца девушка вряд ли сможет сама познакомиться с мужчиной - Ормиен просто не имеет ни малейшего понятия о том, как это делается. Поэтому он все же решил выполнить просьбу Сильмариэн и взять инициативу в свои руки. Комендантом Нуут-Улимы был капитан Сафтанбэн, с которым Тхэсс был дружен с юности - в свое время Саурон спас его, тогда еще совсем ребенка, с гибнущего Острова. Сафтанбэн еще не был женат, и его друг, беседуя с ним, как-то раз осторожно намекнул на то, что у него есть юная родственница, которую надо выдать замуж.
  
  Сафтанбэну эта идея понравилась: он ни разу не видел Ормиен, однако девушка из рода Элроса не могла быть некрасивой, да и сама возможность породниться с потомками Эарендила, а косвенно так и с самим Властелином показалась ему очень заманчивой. Он понял намек и сказал Тхэссу, что как-нибудь на днях заглянет к нему на чашку чая и посмотрит, как его друг устроился на новом месте. Однако все планы Сафтанбэна разрушил Мортаур, старший брат Тхэсса, который был проездом в Нуут-Улиме со своей женой Алмариэль и решил тоже зайти на огонек к родственникам.
  
  Сильмариэн, узнав о том, что в гости к ним придет брат мужа, отправила младшую дочь на рынок - купить молочного поросенка и всяких сладостей для угощения, приготовила вкусный ужин и накрыла на стол. Она уже оповестила Ормиен о том, что ей нашли жениха, который на днях заглянет на нее посмотреть, но вместо этого их навестили дядя с теткой, которые отнюдь не обрадовались тому, что Сафтанбэн в скором времени станет их родственником.
  
  Усадив брата и невестку за стол, Тхэсс стал рассказывать им о своей семейной жизни; Мортаур и Алмариэль выглядели вполне довольными, пока он не упомянул о своем намерении выдать Ормиен замуж за коменданта Сафтанбэна.
  
  - По-моему, дорогой брат, это ты мозгами съехал, а вовсе не дядя Исилдур, - позеленел от злости Мортаур. - Ты за кого нашу племянницу отдаешь? За мораданского ублюдка? Через мой труп, ясно тебе?
  
  - А чего тут такого? - удивленно посмотрел на него Тхэсс. - Сафтанбэн - мой давний друг и доверенное лицо нашего отца...
  
  - Он поганый морадан, и этим все сказано! - его брат выразительно покрутил пальцем у виска, другой рукой тем временем приобняв жену за талию. - Я бы на твоем месте с мораданом не то что дружить не стал, а на одном поле по большой нужде присесть бы погнушался! Ты прекрасно знаешь историю нашего с Алмариэль знакомства! С меня хватило Миналбэля, который чуть не убил мою жену! Дядюшка его еще как-то быстро прикончил, я бы с ним куда хуже обошелся. Я бы медленно порезал ему его мужское достоинство на кружочки, как морковку в суп, а потом поджарил шашлычок на палочке и заставил сожрать. А яйца бы тоже отрезал, продел через каждое проволочку и в уши ему бы вставил. Как серьги. Жалко, что этот скот недолго мучился. У него ж на счету сколько жизней, подумать страшно.
  
  Алмариэль захихикала. Ормиен покраснела. Сильмариэн, сделав вид, что ничего не заметила, отрезала еще два куска поросенка и положила их гостям.
  
  - Но Сафтанбэн - отнюдь не Миналбэль, он вовсе не такой, я же его давно знаю, - робко возразил Тхэсс.
  
  - Все они одинаковы! - продолжал кипятиться Мортаур, незаметно положив руку жене чуть ниже спины. - Одному я не так давно челюсть сломал, этот придурок вместе со своим чокнутым отродьем доводил одноклассника моего сына, пользуясь тем, что Горхауг круглый сирота и его некому защитить. Тоже мне, высшая раса. Ну я его и поставил на место, чтоб не выпендривался и не считал, что он чем-то лучше орков.
  
  - И что же ты предлагаешь? - растерялся его брат.
  
  - А что, кроме морэдайн, в этом мире людей нет? - разозлился тот. - Запомни мои слова: попробуешь отдать ее за Сафтанбэна - я этого ублюдка своими руками на куски порежу! Моя племянница достойна лучшего мужа, а не того, чтобы ее лапала мораданская мразь! Ненавижу морэдайн! Всех! С меня довольно нашей мамы, которая их очень любит, еще такого в родичах иметь! Меня от них тошнит!
  
  Тхэсс чувствовал себя неловко: с одной стороны, ему не хотелось ссориться с братом, с другой - Мортаур поставил его самого в неудобное положение. Как теперь сказать Сафтанбэну, что ему ничего не светит?
  
  - Понимаешь ли, Мортаур, я уже пригласил...
  
  - Они уже помолвлены? - перебил его брат.
  
  - Нет.
  
  - А раз нет, то на нет и суда нет! Ты ничем ему не обязан! Если тебе так угодно выдать Ормиен замуж, то я, пожалуй, сам займусь поиском достойного человека на роль ее мужа, - подытожил Мортаур уже несколько мягче.
  
  15. Прощание
  
  Весна 3434 года выдалась сырой и холодной. Огромные сугробы снега лежали почти до конца апреля, дул ледяной промозглый ветер, небо почти всегда было затянуто облаками, и время от времени накрапывал противный мелкий дождь.
  
  В конце марта Гил-Галад и Кирдан выступили со своими войсками из Линдона; в Арноре, возле крепости Амон Сул, к ним присоединился со своей армией Элендил. Король Нолдор уже давно замечал, что с его лучшим другом, равно как и с Исилдуром, творится что-то очень нехорошее, но по-прежнему стеснялся с ним поговорить, думая, что будет выглядеть неприлично и неуместно. А если Элендил на это обидится и сочтет, что он лезет не в свое дело? Нет, лучше никого ни о чем не расспрашивать, иначе некрасиво получится.
  
   - Что ж, прощаться мне уже не с кем, - как-то обреченно сказал Элендил, и тут Гил-Галад по-настоящему испугался, поймав его погасший, словно затравленный взгляд. - Я могу со спокойным сердцем идти на войну, сыновья у меня уже взрослые, им моя забота не нужна, а больше у меня никого и нет.
  
  "У тебя есть я, есть все мы, и с чего ты взял, что твоим детям не нужна забота? Только потому, что они уже взрослые?" - хотел было возмутиться король Нолдор, но снова промолчал.
  
  - Сочувствую тебе, ты, наверное, очень тоскуешь по Алдамирэ, - попытался вставить слово Кирдан, но Элендил, ничего не ответив, лишь отвернулся. Казалось, что на его бледном напряженном лице не отразилось никаких эмоций, но Гил-Галад понял, что эта неосторожно брошенная фраза для Элендила была равна ножу, снова воткнутому в незажившую рану. Поэтому про себя он подумал, что поступил верно, не став ни о чем расспрашивать своего друга. Ему все больше и больше казалось, что Элендил как будто не надеется вернуться с войны живым, и от этой странной обреченности королю эльфов делалось еще страшнее, но он по-прежнему не знал, как помочь своему другу и что с этим можно сделать. Ему захотелось с кем-нибудь посоветоваться, однако он с трудом представлял себе, с кем именно; Элронд, как думалось Гил-Галаду, недолюбливает своих нуменорских родичей, Кирдан мало что смыслит в том, что чувствуют и как рассуждают смертные люди, оставались еще Маэдрос и Маглор, но эти опять возьмутся за свое и примутся рассказывать племяннику свои сказки про темных эльфов или читать нотации, как нехорошо он поступает, отправляясь в Мордор на войну.
  
  На некоторое время они задержались в Имладрисе, где готовилось основное вооружение для армий Последнего Союза. Как-то раз Элронд, улучив удобную минуту, не преминул пожаловаться своему господину на странности Исилдура.
  
  - Мой король, - вкрадчиво начал он, - мне кажется, что у старшего сына вашего друга Элендила, при всем моем уважении к ним обоим, не все в порядке с головой.
  
  - Это в смысле? - возмущенно спросил Гил-Галад, которому очень не нравилось, когда кто-либо нехорошо отзывался о его нуменорских друзьях и родственниках. Маэдрос, Маглор, Элеммакил, теперь еще и Элронд туда же! - Что значит "не в порядке с головой"?
  
  - А то и значит, что он со странностями, вы уж меня простите.
  
  Герольд короля Нолдор во всех подробностях рассказал Гил-Галаду о том, что их общий родственник часто вообще не спит по ночам либо ему снятся кошмарные сны совершенно жуткого содержания, а в последнее время у него так вообще появились видения и провалы в памяти.
  
  - Вы знаете, мой повелитель, я его боюсь, - Элронд деланно поежился. - Того и гляди вытворит что-нибудь из ряда вон.
  
  Столь интересными сведениями из жизни родственника сын Эарендила был обязан Линдиру, с которым Исилдур как-то раз неосторожно пооткровенничал, однако Гил-Галад отреагировал на все отнюдь не так, как ожидал его подручный.
  
  - Элронд, - твердо сказал тот, - я, честно говоря, догадывался о чем-то подобном, но в данном случае ты неправ. Исилдур и Элендил - мои близкие родичи и, к величайшему сожалению, очень несчастные люди. Мы должны помогать им всем, чем только можем, потому что о том, что им пришлось пережить, нам всем и подумать-то страшно! Сначала Ар-Фаразон с его безумными жестокостями, потом гибель Острова, а в довершение всего - Саурона им еще после их страданий не хватало! Поэтому отнесись, пожалуйста, к Исилдуру как можно более терпимо и спокойно и постарайся сделать вид, что ничего не замечаешь, я очень надеюсь, что со временем у него это пройдет.
  
  - Да какие они вам родичи, седьмая вода на киселе! - вырвалось было у Элронда, но Гил-Галад смерил его таким убийственным взглядом, что тот замолчал на полуслове и счел за лучшее не продолжать.
  
  Вечером того же дня король Нолдор решил сам навестить Исилдура и, если получится, поговорить с ним, но не был уверен в том, что ему хватит на это храбрости. В душе он злился на себя за это - орков рубить, значит, отваги хватает, да наверняка, окажись с ним рядом пусть даже сам Саурон, тоже бы не струсил, а прямо спросить друга и родича, что с ним творится, не выходит! - но он не мог перешагнуть через себя.
  
  Как того и следовало ожидать, разговора не получилось - вернее, он получился, но вовсе не о том, о чем намеревался побеседовать король Нолдор. Он расспрашивал Исилдура обо всяких насущных семейных заботах, так и не решаясь перейти к тому, что так его беспокоило, и в это время ему думалось, что его родичи по сути дела живут в непрекращающемся кошмаре, но, в отличие от человека, который просто спит, так и не могут дождаться пробуждения, вместе с которым из их жизни наконец уйдут все ужасы. Гил-Галаду казалось, что Исилдур и Элендил так и не смогли приспособиться к новой жизни, а их разум оказался не в состоянии охватить случившееся, следствием чего и стало то, что творится с ними сейчас.
  
  Исилдур рассказывал королю Нолдор о том, как быстро растет его младший сын Валандил и как прекрасно играет на разных музыкальных инструментах второй, Аратан - у юноши был совершенно удивительные способности к музыке! - но эльф заметил, что в глазах его родственника застыли глубокая растерянность, беспомощность и страх, которые тот старательно пытался скрыть. Гил-Галада снова захлестнули гнев и ненависть. Ненависть к наверняка уже давно мертвому Ар-Фаразону, который преследовал, травил и убивал собственных подданных и родичей, к Саурону, который разрушил Минас Итиль, ко всем тем, кто не давал Верным жить спокойно.
  
  Теперь, на войне, у него будет возможность поквитаться с Врагом за все! За Гавани, за жестоко убитого Келебримбора и ни в чем не повинных эльфов Эрегиона, за множество принесенных в жертву Тьме жителей Нуменора, за гибель прекрасного острова, за все то зло, что этот негодяй причинил Исилдуру, Элендилу и их подданным!
  
  В то же самое время он понимал, что очень боится за своего друга; обреченный вид верховного короля Верных сильно напугал его. Гил-Галаду, который постоянно общался и дружил с людьми, доводилось видеть их естественную смерть от старости, и он понимал, что для Элендила это тоже неизбежно, но к этому он почему-то относился спокойно: таков обычный ход вещей, тут ничего не поделаешь. Однако допустить, чтобы его лучший друг погиб от рук прислужников Саурона, как до этого несчастный Келебримбор, он просто не мог.
  
  В это мгновение король Нолдор решил, что в случае необходимости даже пожертвует собой, но уж точно не позволит никому убить Элендила или еще кого-то из своих друзей и близких, что бы ни творилось.
  
  ***
  
  На следующий день Гил-Галад опять отправился погулять в одиночестве - порой он чувствовал сильное желание побыть наедине со своими мыслями, более того, в душе он надеялся на то, что как-нибудь снова сможет увидеть Эрилиндэ. Король Нолдор по-прежнему терялся в догадках: кто она такая? Почему все время уходит, почему не хочет познакомиться с его друзьями и приближенными, зайти к нему в гости, в конце концов, почему каждый раз говорит, что они не должны видеться?
  
  Он понял, что его мечта снова сбылась, когда вдруг увидел между деревьями знакомую фигуру в черной одежде.
  
  - Эрилиндэ! - окликнул он ее, вместе с тем сомневаясь в том, что прекрасная эльфийка ему не привиделась. Та радостно помахала ему рукой.
  
  - Привет, - с улыбкой произнесла она, подходя ближе. - Как ты?
  
  Гил-Галад улыбнулся в ответ; он хотел было обнять девушку, но почему-то не отважился.
  
  - Как ты решилась сюда прийти? - недоуменно спросил он. - Да еще ко мне. Ты ведь вроде говорила мне, что ты издалека, с востока?
  
  - А почему я не должна была решиться? - Эрилиндэ недоуменно пожала плечами.
  
  - Разве ты не знаешь, что грядет война? - удивился Гил-Галад. - Повсюду рыскают прислужники Саурона, они могут тебя убить.
  
  - С какой стати им меня убивать? - беспечно ответила эльфийка. - Я им что, воин Гондора? Оружия при мне нет, и вообще...
  
  - Эрилиндэ, - король Нолдор взволнованно сцепил пальцы. - Ты разговариваешь со мной, кто-то из соглядатаев Саурона, среди которых есть даже звери и птицы, может это заметить, и Черному Властелину с его слугами это очень не понравится. Они вполне могут прикончить тебя за таких знакомых, как я. Саурон меня ненавидит и считает одним из своих злейших врагов, а его подручные... Им не нужен повод, чтобы кого-нибудь убить. Какая-то женщина идет себе по дороге просто так? Можно и ее убить, тоже за просто так.
  
  - Ты преувеличиваешь, - снова пожала плечами Эрилиндэ. - Я не верю в то, что кто-то кого-то убивает за просто так. Который уже раз мы с тобой встречаемся, и ни разу никто не пытался меня убить.
  
  - Саурон убил моего брата Келебримбора, который сделал мое кольцо, - нахмурился Гил-Галад. - Убил за просто так. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
  
  - Со мной ничего не случится, успокойся, - ответила она, как показалось эльфу, даже с плохо скрытым вызовом. Он не стал больше ее разубеждать и вместо этого стал рассказывать девушке о том, как его родичи непонятно за что невзлюбили Элронда и отговаривали своего племянника воевать с Сауроном.
  
  - А ты упорный и самоуверенный, - с одобрительной улыбкой произнесла Эрилиндэ, глядя в глаза королю Нолдор. - Это мне в тебе и нравится. Настоящий мужчина и должен быть таким.
  
  Тот, ничего не говоря, решительно обнял девушку и поцеловал; совсем близко он видел ее широко распахнутые серые глаза, неотрывно глядящие на него. Смутившись от того, что делает, он убрал руки, при этом нечаянно коснувшись груди Эрилиндэ. Во рту у короля Нолдор вдруг пересохло, и он залился краской, поскольку в этот миг ощутил сильное вожделение к этой прекрасной эльфийке и сам ужаснулся собственным мыслям. Одновременно с тем он испугался, что Эрилиндэ может почувствовать это и оскорбиться, но теперь прекрасно понимал, о чем думали в свое время Келегорм, Эол и Маэглин.
  
  Девушка, однако, не двинулась с места, напротив, ее сияющие серые глаза глядели на Гил-Галада с неким немым призывом. Она прекрасно догадалась, каким волнением он объят, и это отнюдь не разозлило таинственную эльфийку, скорее наоборот. Король Нолдор сам пугался того, чего хочет и о чем думает, но его тянуло к Эрилиндэ с какой-то неодолимой силой, в присутствии этой прекрасной девушки он забывал обо всем, кроме нее самой и того пока что еще неизведанного, к чему его влекло помимо воли. Внезапно у него мелькнула мысль о том, что если бы на улице сейчас не было так холодно, а молодая травка уже покрыла бы землю зеленым ковром, можно было бы расстелить на ней плащ и наконец подчиниться тому, к чему так стремятся его тело и душа. Снять с Эрилиндэ всю одежду, наконец увидеть ее совершенное тело, а потом... Нет, как так можно, о чем он вообще думает?
  
  Эльфийка, кажется, ничуть не смущалась и не отводила глаз.
  
  - Ты меня любишь? - прошептал Гил-Галад, задыхаясь от нежности и страсти и чувствуя, как его бросает в дрожь. Он снова обнял ее, прижал к себе и подумал, что за одну возможность быть вместе с Эрилиндэ он отдал бы что угодно.
  
  - Конечно.
  
  - Тогда почему ты все время уходишь? - спросил он, по-прежнему держа девушку в объятиях.
  
  - Потому что так надо.
  
  - У тебя нет родных? Совсем никого? - со скрытым отчаянием и решимостью проговорил король Нолдор. - Ты могла бы... Мы могли бы...
  
  - Не могли бы. Прости, - она осторожно высвободилась из его объятий. - У тебя только что была возможность. Я могла бы стать твоей. Ты ее не использовал.
  
  Она отступила назад. Гил-Галад растерянно протянул к ней руки.
  
  - Ты снова уйдешь?
  
  - Да. Извини, если обидела.
  
  - Нет. Я просто не понимаю, почему ты все время уходишь. Ты любишь меня, я люблю тебя, и это длится уже столько времени - что мешает нам быть вместе? - тяжело произнес он. Его мечта, из-за которой он на краткие мгновения забыл обо всем, даже о войне, разбилась вдребезги.
  
  - Потом поймешь. Многое мешает, - покачала головой Эрилиндэ и нарочито очень медленно пошла прочь, словно ожидая, что Гил-Галад остановит ее. Он, впрочем, не двинулся с места, лишь молча смотрел, как движутся темные рваные облака в просветах между ветвями деревьев.
  
  ***
  
  Вечером следующего дня Гил-Галад неожиданно обнаружил на подоконнике в своей комнате письмо. Как оно туда попало, он понять не мог и терялся в догадках. Еще больше он удивился, когда распечатал его и увидел, что пишет ему не кто иной, как сам Маэдрос.
  
  "Эрейнион, может быть, хватит делать глупости? У тебя еще есть время повернуть назад, одумайся наконец, посмотри по сторонам и попробуй понять, что ты окружен врагами, а главный из них - Элронд! Саурон не убивал Келебримбора, они с давних пор были лучшими друзьями, это дело рук твоего ненаглядного герольда! И вообще, жениться тебе пора, хватит дурью маяться, может, есть кто на примете? Мы же все тебе добра желаем!
  
  Твой дядя Майтимо"
  
  Гил-Галад в гневе скомкал лист в кулаке и хотел было бросить его в камин. Да почему все его родичи так ненавидят Элронда, что он им сделал? Кроме того, своими словами о женитьбе Маэдрос наступил ему на больное место - король Нолдор невольно вздрогнул, внезапно снова ощутив ослепляющую, помрачающую разум страсть к таинственной Эрилиндэ. Он не мог понять, почему именно она кажется ему столь прекрасной и восхитительной, ведь со стороны другим бы, наверное, показалось, что она ничем не лучше прочих женщин!
  
  Внезапно он остановился, так и не швырнув письмо в огонь. Он осторожно расправил лист, сложил его пополам, снял с полки какую-то книгу и сунул его между страницами.
  
  ***
  
  Войска Последнего Союза на некоторое время задержались в Имладрисе, чтобы дождаться отставших и произвести общий подсчет собравшихся. Все говорили, что со времен Войны Гнева никто не видал столь грозного и огромного воинства - и это если не считать того, что к нему должны были еще присоединиться лесные эльфы из Зеленолесья и Лориэна, люди из Гондора и многие другие обитатели Средиземья, ненавидящие Саурона и его прислужников.
  
  Фириэль тем временем с тревогой считала дни до прощания со своим любимым мужем и тремя старшими сыновьями.
  
  После нападения Саурона на Минас Итиль и бегства уцелевших Верных она долго не могла прийти в себя и целыми днями сидела в углу, глядя в одну точку - настолько она была напугана. Спасло ее то, что она ждала четвертого ребенка; с рождением Валандила Фириэль немного оттаяла, но ее все равно терзал страх. Что, если Саурон, одержимый идеей уничтожить всех потомков Эарендила, найдет их и здесь, в безопасном, как всем кажется, Имладрисе? Жена Исилдура осознавала, что война необходима, иначе Враг и в самом деле подчинит всех своей воле, а тех, кто не упадет перед ним на колени, просто перебьет поодиночке, но с замиранием сердца думала о том, что может лишиться дорогих ей людей: ведь смерть в бою не выбирает, и, неровен час, шальная случайная стрела оборвет жизнь ее мужа или сыновей.
  
  Сейчас она всем своим существом ощутила, насколько ей дорог Исилдур. Они столько лет прожили вместе, у них четверо детей, но Фириэль никогда не говорила мужу, что любит его. Она полюбила его с первой встречи в Роменне, но, чувствуя, что он не отвечает ей взаимностью, так и не решилась об этом сказать, боясь тем самым оттолкнуть его от себя и утратить его расположение.
  
  Многие женщины, узнав о том, как живет Фириэль со своим супругом, наверняка бы позавидовали ей и однозначно сочли бы ее брак удачным, решив, что ей достался очень хороший муж. Он никогда не повышал на жену голос и уж тем более не поднимал на нее руку, не оскорблял и не унижал Фириэль, не заглядывался на других женщин, не говоря уже о чем-то большем, очень любил своих детей и заботился о семье, а супружеские отношения не оставляли Фириэль равнодушной и уж тем более не вызывали у нее отвращения и, напротив, очень ей нравились, пусть она и стеснялась сказать об этом своему мужу. Однако, несмотря на это, она не чувствовала себя счастливой в семейной жизни - ей не хватало истинной любви Исилдура, а не просто уважения и хорошего отношения с его стороны. Более того, странное состояние ее мужа с видениями и ночными кошмарами, которое с каждым годом после бегства Верных из Нуменора только усугублялось, вызывало у нее не меньшую тревогу, чем у Гил-Галада, но она точно так же не решалась поговорить со своим супругом и выяснить, что не так.
  
  Им оставалось так мало времени вместе.
  
  Месяц.
  
  Неделя.
  
  Два дня.
  
  Один день.
  
  Наконец войско Последнего Союза должно было выступить из Имладриса.
  
  Утром Исилдур, облачившись в доспехи, вместе со старшими сыновьями, приближенными и эльфами Ривенделла во главе с Элрондом был готов покинуть гостеприимную эльфийскую долину. Фириэль, держа за руку маленького Валандила, вышла проводить мужа и детей; она на время войны оставалась с ребенком в Имладрисе под присмотром и охраной местных эльфов.
  
  - Нам будет очень не хватать вас, - она поочередно обняла всех четверых; ее младший сын, держа в руках тряпичный мячик, с удивлением таращил глазенки на отца и братьев - ему непривычно было видеть их в кольчугах и с оружием. - Берегите себя и возвращайтесь скорее.
  
  Исилдур через силу попытался улыбнуться. Еще вчера у него возникло странное ощущение, что он видит свою жену в последний раз. Такое уже было, когда он еще в Нуменоре провожал тестя с тещей в Средиземье; после гибели Острова они с женой пытались искать ее родных, но безуспешно - ни одной даже самой малюсенькой зацепки, все как сквозь землю провалились, и время от времени Исилдур и Фириэль ловили себя на пугающей мысли, что корабль, на котором плыла ее семья, мог затонуть во время шторма, или уже в Средиземье всех могли прикончить подручные Саурона. Усилием воли он прогнал от себя эту мысль: такого не может быть, потому что... не должно. Не должно - и все тут, эльфы, Верные и их союзники обязаны выиграть эту войну, иначе конец придет всему Средиземью, Саурон и его слуги не пощадят никого, даже маленьких детей, таких, как Валандил.
  
  - Не переживай, Фириэль, - сказал он как можно более спокойно. - Навешаем Саурону и его слугам по первое число и вернемся!
  
  - Я не думаю, что эта война затянется надолго, - поддержал отца Элендур и погладил младшего братишку по голове. - Нас много, к тому же большинству из нас есть за что поквитаться с Врагом и его присными! - добавил он уже более решительно.
  
  Стоя на дороге и кутаясь в плащ от ледяного ветра, Фириэль долго смотрела вслед мужу и сыновьям, пока они окончательно не скрылись из виду. Ей очень хотелось верить в то, что все обойдется и ее родные вернутся с войны живыми и невредимыми.
  
  16. Роковая ссора
  
  Леди Галадриэль, дочь Финарфина и двоюродная тетка верховного короля Нолдор Гил-Галада, и ее любимый супруг Келеборн были сильно расстроены и огорчены. Их ненаглядная единственная дочь, прекрасная Келебриан, которую родители обожали больше всего на свете и берегли как зеницу ока, не посоветовавшись с отцом и матерью и не спросив их позволения, собралась замуж. В том бы не было большой беды, скорее наоборот, если бы не то, что избранник дочери категорически не устраивал родителей.
  
  Как-то раз Галадриэль заметила, что ее дочь стала рассеянной и мечтательной. Она спросила у нее, в чем дело, подумав, что тут наверняка не обошлось без какого-нибудь отважного ясноглазого нолдо из числа приближенных ее племянника.
  
  - Ах, мама, кажется, я влюбилась, - ответила Келебриан.
  
  - И кто же этот счастливчик? - поинтересовались ее обрадованные родители, про себя подумав, что в скором времени нужно будет играть свадьбу. - Кто наш будущий зять?
  
  Услышав имя Элронда, в негодование пришел даже всегда спокойный, выдержанный и доброжелательный Келеборн.
  
  - Келебриан, - возмутились родители, - вокруг же столько прекрасных эльфов, ты что, никого получше подыскать не могла? Элронд же страшный, как Война Гнева, да и характер у него скверный, хлебнешь ты с ним горького до слез!
  
  - Я его люблю! И я хочу за него замуж! - стояла на своем девушка. - Как только война закончится, мы с ним поженимся! Почему вы меня не понимаете, вы ведь тоже любите друг друга! Для меня он самый красивый в мире!
  
  - Тоже мне, сравнила своего отца с Элрондом! - пыталась вразумить дочь Галадриэль, которая ненавидела герольда своего племянника лютой ненавистью, но влюбленная Келебриан оставалась глуха к любым разумным доводам.
  
  От неприятных семейных разборок Галадриэль и ее мужа отвлекла надвигающаяся война, в которой эльфы Лориэна непременно собирались принять участие. Лучший друг Келеборна, тогдашний правитель Золотого леса Амдир Малгалад, который тоже не любил Элронда, дал своему товарищу хороший совет.
  
  - Я думаю, нам стоит дождаться Гил-Галада и попросить его о содействии, - сказал он. - По правде говоря, мне тоже очень не нравится Элронд! Противный он, высокомерный, неприятный и очень любит в случае опасности прятаться за чужой спиной, а если опасность миновала - перед всеми превозноситься! Помню, как он после сражений в Эрегионе из себя героя строил, как будто Эрейниона там и не было! Говоря по правде, я бы на твоем месте тоже не дал благословения на брак с этим типом! Не будет Келебриан с ним счастлива! Как мне кажется, твою дочь нужно отвлечь на кого-нибудь другого, чтобы она в сравнении с ним поняла, что Элронд - это не самый удачный выбор; я бы, конечно, с удовольствием посватал ее за своего сына Амрода, но он, к сожалению, уже помолвлен.
  
  Келеборн поблагодарил друга за поддержку и на какое-то время, занявшись военными делами, забыл об Элронде. Ближе к концу весны из Имладриса прибыло войско Последнего Союза и разбило огромный лагерь близ границ Лориэна - теперь к нему должны были присоединиться эльфы Малгалада и Орофера, а также гномы Мории и других королевств.
  
  В один из теплых солнечных дней Келеборн и его жена вызвали-таки племянника на откровенный разговор. Гил-Галад, недоумевая по поводу того, чего хотят его дядя с тетей, учтиво поинтересовался, чем может им помочь.
  
  - У меня к тебе, дорогой племянник, есть одна очень деликатная просьба, пусть мне и не очень удобно к тебе с ней обращаться, - начала Галадриэль. - Моя дочь и твоя троюродная сестра Келебриан положила глаз на твоего герольда, и нам с Келеборном это не очень нравится.
  
  Гил-Галад нахмурился. Ну вот, опять! Сначала Келебримбор, потом Маэдрос с Маглором, теперь еще и Галадриэль с Келеборном туда же! За что они все так невзлюбили бедного Элронда?
  
  - Нам с женой очень бы хотелось, чтобы ты посодействовал нам в том, чтобы Келебриан обратила свое внимание на кого-нибудь другого, - пояснил Келеборн, - а Элронду своему объяснил, что он, мягко выражаясь, не по себе дерево рубит.
  
  - Что?! - повысил голос король Нолдор. - Вы считаете, что сын славного Эарендила недостоин руки вашей дочери?
  
  - Я не... - начал было Келеборн, но Гил-Галад, не слушая родича, продолжал громко возмущаться - настолько его разозлило поведение дяди с тетей.
  
  - Вы ненавидите и презираете смертных, да? - набросился он на Келеборна и Галадриэль. - В моем герольде есть их кровь, и теперь вы считаете, что он не имеет права даже стоять рядом с моей сестрой, не говоря уже о том, чтобы взять ее в жены? Если вы хотите услышать мое мнение как брата Келебриан, то я буду только рад, если она выйдет замуж за Элронда и будет с ним счастлива!
  
  - Не будет, - из-за деревьев к нему внезапно вышел его старый друг Амдир Малгалад, крутя в пальцах сорванный одуванчик. - Прости, Эрейнион, но ты слеп или глуп? Ты хоть бы присмотрелся к герольду-то своему верному. Я вообще не понимаю, что Келебриан в нем нашла, у Элронда шнобель как у дятла, рожа кривая кирпича просит, в нарядах его роскошных только хлев чистить, и волосы у него мало того что цвета помойной тряпки, так еще и постоянно грязные, ты бы хоть сказал ему, чтоб он все-таки мыл голову перед тем, как перед другими-то показываться! Неужели никого покрасивей-то не подвернулось?
  
  - Ну так это она должна решать, красив он или нет! - вспыхнул Гил-Галад. - Ей же замуж за него идти, не нам всем!
  
  - Элрос-то намного симпатичнее своего братца был! - вспомнил Келеборн.
  
  Нынешний король Нолдор, в отличие от многих своих родичей, был эльфом довольно открытым, общительным и учтивым в обхождении с окружающими, в нем не было и тени надменности, и обычно он прекрасно со всеми ладил, а с Малгаладом и Орофером его так вообще связывала давняя крепкая дружба, но сейчас, слыша от друзей и родичей такие слова об Элронде, он был возмущен до предела. Как они могут, в чем Элронд перед ними провинился?
  
  - Да почему вы все так...
  
  Малгалад властно поднял руку.
  
  - Ладно, оставим в стороне облик твоего приближенного, - спокойно сказал он, - но неужели ты, мой дорогой друг, совсем не замечаешь иного? Элронд безмерно горд, высокомерен и безжалостен, тем, кто по положению выше него, вон хотя бы тебе, он готов сапоги лизать, словно они медом помазаны, а тех, кто ниже, открыто оскорбляет без зазрения совести, не считаясь ни с чем и ни с кем! Советую присмотреться к тому, как он с твоими друзьями-нуменорцами разговаривает! Они из уважения к тебе его еще терпят, я б на куски порубил! Сам посуди, годится ли такой эльф что в мужья Келебриан, что тебе в герольды?
  
  - Ты не в меру горяч, Амдир, - попытался урезонить его Гил-Галад, - и переходишь границы разумного. Тебе не приходило в голову, что Элронд до сих пор переживает из-за того, что его брат избрал смертный удел, и поэтому ему до сих пор тяжело видеть всех его потомков, ведь он, разговаривая с ними, сразу вспоминает покойного брата? Ты вон наверняка заметил, что Кирьон, третий сын Исилдура, внешне очень схож со своим славным предком Элросом.
  
  - Хорошо, что не с Элрондом, - фыркнул Малгалад, - тоже мне, отхватила Келебриан себе красавчика. Не верю я в то, что ты мне тут говоришь. Элронду, думаешь, Элроса жалко? Жалко у пчелки!
  
  - Да вы как сговорились все! - принялся кричать на друга и родичей король Нолдор, которому очень не нравилось то, что многие его близкие недолюбливают Элронда. Он долго и горячо пытался защищать своего герольда, но это не привело ни к чему, кроме ссоры с Малгаладом, который швырнул в Гил-Галада одуванчик и сказал, что ему больше не о чем разговаривать с таким упертым недоумком, который не желает ни слушать, ни слышать никого, кроме себя.
  
  Король Нолдор обиделся и долго переживал; он понадеялся, что к вечеру Малгалад остынет, и они помирятся, но тут в лагерь Последнего Союза прибыло многочисленное войско Орофера из Зеленолесья. Узнав о ссоре своих друзей, король лесных эльфов встал на сторону Келеборна и Малгалада, потому что у него были свои причины не любить Элронда. Его единственный сын Трандуил был эльфом довольно добрым, веселым и жизнерадостным, но имел одну слабость - любил приложиться к бутылке. Компанию в этом ему часто составлял Элронд, которого зеленолесский принц считал своим другом, и Ороферу это очень сильно не нравилось.
  
  - Эрейнион, ты, конечно, мне друг, но твой герольд омерзителен, - поддержал Келеборна и Малгалада король Зеленолесья. - Мало всего того, о чем тут уже с тобой говорили до моего приезда, так Элронд впридачу к своему жуткому высокомерию еще и наблюдает за собой в жизни меньше, чем свинья в зеркале! Если бы я не умел играть и петь, я бы и не брался за арфу или лютню, но Элронд мнит себя несусветно талантливым менестрелем, хотя у самого нет ни слуха, ни голоса. Его же песнями нужно не слух услаждать, а орков и троллей распугивать - никакого оружия не надо!
  
  Гил-Галад, как того и следовало ожидать, попытался вступиться за своего подручного и начал горячо объяснять Ороферу, что Элронд, безусловно, не такой одаренный музыкант, как Аратан или Анарион, но ему тоже хочется играть и петь. Король лесных эльфов, однако, был непреклонен.
  
  - Ну а кто ему мешает? - возразил он. - Пусть себе играет и поет, когда его никто не слышит, а то взялся он как-то за арфу у меня во дворце - уверен, что от его бренчания и воплей в лесу передохли все белки! Если тебе охота его слушать, слушай, но это не значит, что и я должен! Скажи своему герольду, чтоб пожалел чужие уши! А еще он спаивает моего сына! Была бы у меня дочь, я б такого жениха тоже прогнал поганой метлой с порога!
  
  Трандуил хотел было тоже высказаться в защиту приятеля, но его отец только еще больше разозлился.
  
  - А ты вообще помалкивай! - прикрикнул он на сына. - Нашел мне тут, кого оправдывать! Помяни мое слово, продолжишь дружить с Элрондом - в скором времени сопьешься и будешь валяться в канаве со свиньями! Чтоб я тебя с ним рядом больше не видел!
  
  Дело кончилось очередной перебранкой, в ходе которой Орофер и Малгалад вдрызг разругались с Гил-Галадом. Они были эльфами гордыми и заявили теперь уже бывшему другу, что воевать с Сауроном все-таки пойдут, поскольку это общий враг, но не будут подчиняться приказам высокомерного нолдо. Оба они даже не подозревали, что эта глупая ссора в итоге будет стоить им жизни.
  
  Правители лесных королевств не задумывались также о том, что и у стен есть уши. Всю их беседу с Гил-Галадом от начала и до конца незаметно подслушал Линдир, который вечером того же дня передал все Элронду. Тому, как и следовало ожидать, все это очень не понравилось, и он пообещал своему прихвостню, что Орофер и Малгалад еще пожалеют о своих словах.
  
  ***
  
  Верховный Назгул Аргор, главнокомандующий мордорской армией, был человеком далеко не пугливым, но донесения разведки день ото дня вселяли в него все большую тревогу. Эльфы и люди Запада, собрав несметное войско, быстро двигались к Мордору, но Саурон, отдав основные распоряжения, вел себя так, словно ничего страшного не происходит.
  
  Недолго думая, он вместе с другими военачальниками и приближенными Черного Майя отправился к своему повелителю, чтобы обсудить с ним надвигающуюся угрозу. Тот сидел в своем кабинете в компании Моро и Маэглина. Комендант Барад-Дура рисовал грифелем что-то странное на обрывке бумаги, а Седьмой Назгул, как обычно, отрешенно смотрел в стену, наматывая на палец кончик своего пестрого головного покрывала - так он пытался хоть немного приукрасить свой черный наряд. Сам же Саурон выглядел на удивление спокойным.
  
  Выслушав Аргора, Черный Властелин лишь недоуменно пожал плечами.
  
  - Ну хорошо, все замечательно, ты собрал армию, объявил мобилизацию резервистов, готов организовать оборону и дать бой нашим врагам. И дальше что? Я думаю, что не нужно обсуждать очевидные вещи. Мы уже договорились, что позволим им подобраться поближе, а потом и посмотрим, что получится, - он покосился на Моро, который кивнул с по-прежнему отрешенным видом. - Все свободны.
  
  - Властелин, простите, а вы знаете, что Эрилиндэ тайком к Гил-Галаду бегает? - Аргор обернулся и внезапно увидел у себя за спиной невесть как просочившегося в башню Шестого, Элвира. Первой его мыслью было наорать на этого мерзкого юнца матом - нашел время и место! - но его опередил Денна.
  
  - Заткнись, крыса-альбинос, - прошипел он сквозь зубы. - У нас в Ханатте доносчиков бамбуковыми палками насмерть забивают.
  
  Эрилиндэ смутилась и спряталась за Аргора, но Саурона с Маэглином такая новость отнюдь не разозлила. Комендант весело рассмеялся.
  
  - Ого! Слушай, а расскажи-ка, каков мой братец в постели? Уж не думал я, что хоть кто-то растопит сердце этой ледяной статуи!
  
  - Тоже мне, открытие, - скривился Саурон, глядя на Элвира с презрением. - Про это уже весь Мордор знает. Еще бы всем и не знать, если принять во внимание то, что лучшая подруга Эрилиндэ Хейнит треплет языком про нее и Гил-Галада на каждом перекрестке. А ты, Элвир, и в самом деле заткнись и проваливай отсюда, ты у нас не на командной должности и тебя сюда не звали.
  
  - Ох, вот я сестрице Хейнит патлы-то повыдергаю, - огорченно покачал головой Дургхаш. - Нехорошо с ее стороны сплетни разносить, очень нехорошо.
  
  - Так как насчет моего брата? - давился от хохота Маэглин. - У вас с ним уже что-нибудь было? Хочу подробностей!
  
  Эрилиндэ буркнула что-то невразумительное и опустила глаза в пол.
  
  - Конечно, не было, - с широкой улыбкой пожал плечами Саурон. - Это ж светлые эльфы, они сначала по всем правилам свадьбу сыграют, а потом и все остальное. Но ничего, ты, Эрилиндэ, не расстраивайся, правила-то правилами, а против естественных потребностей не попрешь. Так что у тебя еще есть возможность добиться своего.
  
  Маэглин продолжал хихикать.
  
  - Вечером все Келебримбору расскажу.
  
  - А смысл, ему наверняка уже жена рассказала, - бросил Саурон.
  
  - Простите, Властелин, но неужели вам все равно, что она... - неуверенно начал было Элвир.
  
  Тут в облике Черного Майя произошла разительная перемена: его обычно ярко-синие глаза вдруг вспыхнули алым светом. Аргор прекрасно знал, что это такое - подобное означало, что Саурон страшно разъярен.
  
  - А ну, пшел вон отсюда, иначе я и в самом деле испробую на тебе какие-нибудь изощренные харадские пытки, - обманчиво спокойным тоном произнес Черный Властелин. Бледные щеки Элвира залила яркая краска, и он опрометью бросился прочь из башни - до него уже давно дошли вести о том, как и от чьей руки погиб его учитель Наурэ.
  
  Саурон повернулся к Эрилиндэ; глаза его снова приобрели обычный цвет.
  
  - Если что, я совершенно не злюсь на тебя из-за Гил-Галада, - обратился он к своей военачальнице. - Я давно знаю, что он тебе очень нравится. Можешь продолжать в том же духе, я не возражаю. Свободна. Все остальные - тоже.
  
  - Отдыхайте, пока есть возможность, - Моро внезапно повернулся и пристально посмотрел на своих товарищей. - Нас ждут не самые простые времена.
  
  - В смысле? - недоверчиво спросили в один голос Эрилиндэ и Аргор. Они пытались понять, что хочет сказать Седьмой, но не могли вникнуть в суть его фразы.
  
  - В смысле, что пока у вас есть возможность отдохнуть, я уже говорил, - едва слышно пробормотал Моро, поправляя платок на голове. - Вот ты сегодня ложись спать пораньше и выспись как следует, - прищурился он, повернувшись к эльфийке, - а то потом не до сна будет. Что я тебе рассказываю, сама поймешь. Это не мужское дело, мне с тобой об этом говорить. Хейнит, подругу свою, спроси, как с маленьким-то тяжело.
  
  - Ты это о чем? - попыталась уточнить та, но Седьмой снова повернулся к стене, с безразличным видом разглядывая черную драпировку. Саурон смотрел на него со снисходительной благосклонностью - судя по всему, он уже давно знал, о чем в очередной раз пророчествует Моро и чем кончится вся эта история.
  
  - Ладно, пошли, - Аргор тронул ее за плечо. - Сегодня, и в самом деле, немного отдохнем, а завтра я предлагаю как следует проверить укрепления.
  
  17. Тучи сгущаются
  
  Был теплый летний вечер. Войско Последнего Союза разбило лагерь неподалеку от огромной равнины перед горами, окружавшими зловещий Мордор. Со дня на день все ожидали подхода гондорской армии. Кругом пестрели тысячи походных шатров, между которыми сновало множество воинов, занятых своими делами. Солнце медленно клонилось к закату.
  
  Келеборн и его жена Галадриэль, зная о ссоре племянника с их общими друзьями, сильно переживали, но не теряли надежды их примирить; впрочем, их отношения к Элронду эта неприятная история нисколько не изменила. В какой-то миг в голове у Галадриэль созрел совсем уж отчаянный план, поскольку перспектива стать тещей Элронда ее совершенно не радовала.
  
  Жена Келеборна была столь же отважна, сколь и прекрасна; она превосходно владела оружием и вместо того, чтобы остаться с дочерью в Лориэне, отправилась с мужем и племянником на войну. Решив еще раз побеседовать с Гил-Галадом и попробовать его вразумить, Галадриэль застала его сидящим в одиночестве возле костра; король Нолдор с грустным видом смотрел на огонь. Услышав шаги, он обернулся и увидел свою тетку в кольчуге и с мечом на поясе; вид у нее был довольно воинственный и грозный.
  
  - Добрый вечер, Эрейнион, - поприветствовала племянника Галадриэль. - Не позволишь ли присесть рядом с тобой? Есть важный разговор.
  
  - Ну конечно, - улыбнулся Гил-Галад и слегка подвинулся. Его родственница примостилась рядом с племянником на обрубке старого дерева и поправила свои роскошные светлые волосы.
  
  - Знаешь, меня очень расстроило то, что ты поругался с Орофером и Малгаладом, - начала было она. - Я думаю, что вам следует помириться. Ты был неправ, так что иди и извинись перед обоими. Негоже ссориться с друзьями накануне войны, да и вообще делать этого не стоит, это же твои друзья, которых ты знаешь уже долгие века и с которыми собираешься сражаться бок о бок, подумай об этом!
  
  Гил-Галад тяжело вздохнул. Опять тетка взялась читать ему нравоучения!
  
  - Я согласен с тобой, что ругаться со своими друзьями действительно негоже, - ответил он, - но почему они позволяют себе говорить всякие дурные вещи о моем герольде? С Элрондом мы тоже сражались и собираемся сражаться бок о бок, и я никак не могу понять, почему он всем так не нравится!
  
  - Эрейнион, ты слишком упрям, - обреченно вздохнула Галадриэль, - и не хочешь видеть того, что видят все. Мне вот Элронд тоже не нравится, и я бы не хотела видеть его мужем моей единственной дочери. Если тебе он симпатичен, дело твое, ты можешь держать его при себе, хотя я не одобряю вашей дружбы, но не могу тебе ничего запретить. Что же до Келебриан, то она моя дочь, и мне такой зять вовсе не по душе.
  
  Гил-Галад завел было старую песню о том, что его родичи якобы презирают смертных и не любят Элронда за то, что он полукровка, но тут к ним подошел Келеборн.
  
  - Хватит молоть чушь, дорогой племянник, уж прости меня за такие речи, - возмутился он. - Я, честно говоря, с большей охотой согласился бы просватать Келебриан за горного тролля, чем за Элронда! Если ты думаешь, что я презираю смертных, давай подступимся к этому с другой стороны. Ты же вон дружишь с нуменорцами, не так ли? Среди них много очень достойных людей, которым я бы с радостью отдал в жены свою дочь. Вон, например, твой лучший друг Элендил. Я слышал, что супруга его умерла, и видел, как сильно он до сих пор скорбит по ней. Мне кажется, что после того, как война закончится, мы могли бы познакомить его с Келебриан, кто знает, вдруг они понравятся друг другу и это поможет Элендилу вновь обрести счастье?
  
  Келеборн понимал, что то, что он говорит, по сути дела не лезет ни в какие ворота, потому что среди эльфов и их нуменорских друзей было совершенно не принято вступать после смерти супруга во второй брак. Случаи типа Финвэ и Индис были единичными исключениями, но ему слишком хотелось обратить внимание своей единственной дочери на кого-нибудь получше Элронда, благо муж леди Галадриэль знал, что Элендил - человек достойный, а Гил-Галад принимает все его беды очень близко к сердцу. Однако его племянник только разозлился еще сильнее.
  
  - Да как тебе не стыдно! - принялся кричать на Келеборна король Нолдор. - Как ты можешь предлагать свою дочь человеку, который совсем недавно похоронил свою любимую жену и до сих пор никак не может оправиться от этого горя!
  
  - Ну я же хотел как лучше, - развел руками тот.
  
  Галадриэль зевнула: ей уже порядком наскучили попытки заставить упрямого племянника прислушаться-таки к голосу разума. Тем не менее она решила поддержать мужа.
  
  - Я с тобой согласна, Эрейнион, что мой супруг, может быть, и в самом деле повел себя не очень тактично и учтиво, - она положила руку на эфес своего меча, - но вынуждена признать, что в его идее есть некоторый здравый смысл. Мне известно, что ты очень любишь своего друга и желаешь ему только добра, но и мы как родители желаем добра нашей единственной дочери. Нам тоже очень жаль Элендила, и мы видим, что ему сейчас нелегко, однако любовь способна излечивать душевные раны. Твой славный прадед Финвэ, лишившись своей прекрасной любимой супруги Мириэль...
  
  - Хватит! - Гил-Галад в гневе резко вскочил на ноги, глаза его горели негодованием. - Прекратите, вы оба! Как у вас вообще язык-то повернулся такое говорить? И это мои дядя с тетей? Да как же вам обоим, и в самом деле, не стыдно! Я не желаю больше это слушать! И извиняться перед Орофером и Малгаладом я тоже не намерен, пока они первыми не попросят прощения не только у меня, но и у Элронда!
  
  С этими словами он повернулся и быстро ушел. Галадриэль и Келеборн переглянулись: затея не увенчалась успехом.
  
  - Ну он и упрямец, - пожала плечами эльфийка. - Не думала, что мой племянник способен так настаивать на своем вопреки всякому здравому смыслу.
  
  - Жаль, что с нами нет Келебримбора, он вполне мог бы нам помочь, - согласно кивнул ее муж. - Эрейнион очень его любил и наверняка прислушался бы к его совету. А так... наш родич упрям, но как бы его упрямство не довело его до беды!
  
  С этими словами Келеборн, восхищенный чарующей красотой своей любимой жены, запустил пальцы в ее распущенные золотые волосы, а потом приблизил губы к ее губам.
  
  - Пойдем в наш шатер? - шепнула ему Галадриэль, видя огонь желания в глазах своего супруга.
  
  Уединившись, Келеборн и его жена с наслаждением предались страсти; утомленный муж Галадриэль быстро заснул, а она сама, несмотря на усталость, лежала в постели, размышляя о последних событиях с участием ее упрямого племянника, до тех пор, пока на горные кручи вдалеке не упали первые лучи солнца. Она однозначно предчувствовала что-то недоброе, но не могла ничего с этим поделать.
  
  ***
  
  Через два дня к основным силам Последнего Союза присоединилась гондорская армия под командованием Анариона. Исилдур был очень рад встрече с братом, но сильно удивился, не увидев среди воинов своего племянника Менельдила.
  
  - А где же твой сын? - с недоумением спросил он Анариона. - Неужели болен?
  
  Младший брат Исилдура до такой степени обожал единственного сына, что совершенно его избаловал; это стало поводом для многочисленных насмешек придворных, которые считали Менельдила редкостным дурнем, а то и вообще отъявленным мерзавцем, каких мало. Однако Анарион не обращал никакого внимания на советы, которые давали ему друзья и родные по воспитанию сына, а если слышал в его адрес что-то нелицеприятное, то вместо того, чтобы принять это во внимание, лишь злился.
  
  - Я велел ему остаться в Гондоре, - без тени смущения ответил тот. - Во-первых, у Менельдила слабое здоровье, во-вторых, он, как все знают, юноша очень чувствительный и ранимый, и на войне ему делать нечего. Он не переносит вида крови, боится мертвецов и от малейшего потрясения падает в обморок.
  
  - Да что ты несешь! - разозлился Исилдур. - Что ж ты наш род-то так позоришь, бесстыжий? Леди Галадриэль - женщина, и то взялась за оружие, а твой сын - трус!
  
  - Ну да, - признал это Анарион с таким спокойным видом, словно его брат сказал что-то совершенно безобидное, например, что на дворе плохая погода. - Менельдил умеет обращаться с оружием, но вряд ли сможет применить его в бою, он не в силах даже отрубить голову курице, не говоря уже о том, чтобы убить орка или человека, но не всем же быть героями. Пусть правит Гондором в мое отсутствие, так будет лучше.
  
  - Мало того, что твой сын - трус, так еще и отродье лжеца! - не выдержал Исилдур. - Ты прекрасно знаешь, что все твои слова - вранье, но тем не менее продолжаешь выгораживать Менельдила, закрывая глаза на все его самые скверные выходки!
  
  Как-то раз, будучи в гостях у младшего брата, он случайно застал племянника за жутким занятием: тайком от взрослых в темном углу дворцового сада тот потрошил живую собаку, привязав ее к дереву. Дядя, всыпав Менельдилу за этакую мерзость по первое число, приволок его за ухо к отцу, но Анарион, к удивлению старшего брата, не только не выпорол отпрыска, но и принялся его защищать, пытаясь выставить гнусное живодерство чуть ли не милой детской шалостью.
  
  - Ты что, совсем сдурел? - Исилдур, не сдержавшись, в сердцах накричал на брата. - Все любят своих детей, но это не повод оправдывать их гадкое поведение! Если бы мои сыновья вытворили нечто подобное, я бы их как следует выдрал!
  
  Вместо того, чтобы по совету брата наказать сыночка, Анарион принялся утешать Менельдила, которого ни за что ни про что побил родной дядя, ведь ребенку, которому тогда минуло уже тринадцать, было просто интересно, ведь это же так любопытно, как устроены разные звери! Исилдур плюнул и решил больше не пытаться что-то внушить брату, ибо бесполезно, но через некоторое время узнал от Арандура, что история с несчастным животным, которое слепо доверилось жестокому подростку и пошло за ним навстречу страшной гибели, была отнюдь не единственной, да и вообще люди отзывались о Менельдиле очень нехорошо: все считали его злым, жадным, завистливым, скрытным и расчетливым. На самом деле старшему сыну Элендила нужно было радоваться, что племянника нет в войске, потому что он даже и не подозревал о еще одном неприятном обстоятельстве: Менельдил люто ненавидел собственного двоюродного брата Элендура. Ничего плохого Элендур ему не сделал, напротив, все считали его человеком уживчивым, добрым и спокойным, но в душе сын Анариона мечтал по праву старшего в роду занять после смерти отца, дяди и деда трон Соединенного Королевства, и на его пути к вожделенному престолу в этом случае стоял только Элендур, который родился на девятнадцать лет раньше кузена. В силу своего характера Менельдил был вполне способен мило улыбаться родичу, а на деле без зазрения совести, улучив удобный момент, вонзить ему нож в спину и свалить вину на орков, но Исилдур и Элендур, будучи людьми честными и бесхитростными, искренне полагали, что на такое зло способны лишь прислужники Саурона, но уж никак не член их собственной семьи.
  
  В итоге Исилдур и Анарион снова поругались; увидев, что сыновья ссорятся, Элендил встал на сторону старшего, поскольку тоже счел поведение Менельдила отвратительной трусостью.
  
  - Твой брат прав! - сказал он Анариону. - Отсиживаться в безопасном месте, когда все взяли в руки оружие и каждый человек на счету, попросту подло и мерзко! Это, конечно, твой сын, и ты его воспитываешь, но чует мое сердце, что он еще вытворит что-нибудь из ряда вон!
  
  Тот обиделся, поскольку безумно любил единственного сына и ему очень не нравилось, что отец и брат так нехорошо отзываются о нем, но решил промолчать: он уже услышал от других о ссоре Гил-Галада с Малгаладом и Орофером и подумал, что накануне сражений с врагами лучше не подливать масла в огонь.
  
  ***
  
  Известия о надвигающейся войне сильно беспокоили Тхэсса; он не понимал, чего хочет отец и зачем он все это затеял. Работая с пациентами, он волей-неволей прислушивался к их разговорам и замечал, что многие люди тоже напуганы и недоумевают; с тревогой о будущем говорил и его давний приятель Сафтанбэн. Мысли об этом занимали Тхэсса настолько, что даже необходимость заниматься делами собственной семьи, в частности, искать мужа для Ормиен, отошла для него на второй план. Мортаур посоветовал брату ни во что не вмешиваться и не задавать отцу глупых вопросов, потому что он этого уж точно не оценит, однако Тхэсс, несмотря на это, решил все же обсудить с Сауроном сложившуюся обстановку, пусть и не надеялся его образумить - идти на попятную, когда у твоих границ стоит вражеское войско, понятное дело, уже поздно.
  
  Навестив родителей в Барад-Дуре, Тхэсс набрался смелости и напрямую спросил отца о том, зачем тот спровоцировал войну с их собственными родичами.
  
  - Ты уж меня прости, папа, но я действительно не понимаю, зачем тебе это понадобилось, - сказал он. - Столько лет мы жили в мире, и никто нас не трогал, ну так пусть бы они и сидели себе в своем Гондоре, Арноре или где там они живут. Или тебя мама против них настроила? Я знаю, она почему-то считает, что наши родичи не по праву присвоили себе королевский титул, но что с того, какое нам до этого дело? Разве нам без этого мало земли? Никто же из нас не собирался становиться королем Нуменора. Пускай именуют себя хоть лордами, хоть королями, хоть даже божествами, они не трогали нас, мы не трогали их, какая наша забота? Все кругом говорят, что Элендил и Гил-Галад собрали огромное войско, и если они...
  
  - Знаешь, Тхэсс, - внезапно перебил его сидевший рядом с Сауроном комендант крепости Маэглин, - есть такая хорошая пословица: сынок, не учи отца ебаться. И воевать тоже не учи, и вообще канай отсюда. Ты у нас врач, в сражение тебя никто не пустит, твое дело - лечить больных и раненых, вот этим и занимайся, а в чужие дела не лезь. И вообще, я слышал, ты недавно женился? По идее, у тебя сейчас должны быть немного другие заботы.
  
  - Грубо, но верно, - Саурон, вопреки ожиданиям сына, не разозлился на своего подручного. - На Минас Итиль напали по моему личному приказу, твоя мать здесь ни при чем, более того, ее безумная ненависть к Исилдуру и прочим и этот бред по поводу никому не нужного королевского титула мне тоже непонятны. С ней я побеседую отдельно. Однако это не отменяет того, что ты действительно суешь нос не в свое дело. Занимайся своей семьей и работой, Маэглин верно сказал, что тебя как врача в самое пекло никто не пошлет, будешь себе спокойно работать в госпитале, а то, чем занят я, тебя волновать не должно. Поверь мне, я прекрасно знаю, что делаю и зачем мне это надо.
  
  - Ты должен делать все так, как велит твой отец, тем более что он не привык повторять что-либо дважды, - вставил Маэглин. - Когда мой отец был жив, у меня и в мыслях не было с ним спорить или ему дерзить, я стоял, опустив глаза в землю, и не смел возражать!
  
  Тхэсс хотел было сказать эльфу какую-нибудь гадость, но, будучи человеком от природы довольно мягким, постеснялся и решил, что это будет уж слишком - нельзя наступать на больное место тому, чьи родители умерли страшной смертью у него на глазах, а их сын не смог ничего сделать. Поэтому он счел за лучшее промолчать. Странная расчетливость и жестокость отца пугали его, но он не знал, как объяснить ему причину своих тревог.
  
  - Многие люди тоже беспокоятся из-за этой войны, - нерешительно продолжил он. - Помнишь Сафтанбэна, которого ты в последний день спас из Нуменора, я с ним дружу? Так вот, он мне говорил, что...
  
  - Передай своему другу Сафтанбэну, - с холодной усмешкой перебил сына Саурон, - что он живет на этом свете и занимает высокий пост только благодаря мне. Поэтому пусть заткнется и впредь не смеет обсуждать мои действия с кем бы то ни было, в противном случае в очень скором времени он распрощается с почетной должностью коменданта и пожалеет о том, что не утонул вместе с Нуменором и вообще родился на свет. Все понятно? Езжай к своей молодой жене и занимайся семьей, детьми и работой, и Сафтанбэну не забудь сказать, чтоб придержал язык, - прикрикнул он на застывшего в растерянности Тхэсса. - Надеюсь на ваше благоразумие.
  
  ***
  
  Узнав о том, что ее родичи по сути дела объявили Мордору войну, Зимрабет, в отличие от своего сына, обрадовалась - она не сомневалась в том, что военачальникам Саурона не составит никакого труда сделать из наглецов отбивную. Недолго думая, она пошла к своему мужу, который в это время как раз разговаривал в своем любимом шестиугольном кабинете со своими военачальниками и приближенными, и сказала, что после окончательного разгрома войска Союза хотела бы получить голову своего ненавистного брата Исилдура.
  
  По всей видимости, Зимрабет ждала одобрения и согласия со стороны супруга, и тем большей неожиданностью для нее было то, что Саурон, и без того довольно бледный от природы, вдруг стал белее снега на горных вершинах, а глаза его вспыхнули алым светом.
  
  - Повтори, что ты сказала, - обманчиво ровным тоном отчеканил он, глядя прямо перед собой. - Я не ослышался, ты хотела, чтобы мои люди принесли тебе голову Исилдура?
  
  - Да, - ответила она уже гораздо менее твердо и самоуверенно, поняв, что здесь что-то явно не так и муж однозначно не в восторге от ее идеи.
  
  - А вот теперь слушайте меня внимательно, - Саурон повернулся к своим военачальникам. - Касательно предводителей Союза я отдам вам вот какой приказ. Элронда можете убить безо всякой жалости, но если получится, изловите выродка и притащите его ко мне живым, этому я буду рад вдвойне. Сначала я устрою ему очную ставку с Гил-Галадом и Келебримбором, и пусть этот подонок признается нашему дорогому королю Нолдор во всех своих злодеяниях, в том числе в том, что сделал с его любимым братом и моим лучшим другом Тъелпе. Потом я устрою этой гниде публичную казнь, то-то Кэл обрадуется.
  
  - Элронда, по-хорошему, стоило бы посадить на неструганый кол с занозами и перекладиной, чтобы подольше кричал и мучился, - скривил губы Денна.
  
  - Одобряю, хорошая идея, - похвалил его Саурон. - Эта грязная тварь заслуживает худшего. Еще можно отдать его Эриону для экспериментов, а что останется - заспиртовать и потом показывать студентам в университете. А теперь - внимание. Гил-Галад и Исилдур нужны мне живыми, их желательно не убивать и не калечить, если только дело не дойдет до крайнего случая типа открытой схватки, когда либо противник убьет вас, либо вы его и другого выхода просто не будет.
  
  - Приказ поняла, Властелин, - с деланно-бесстрастным видом ответила Эрилиндэ, изо всех сил пытаясь спрятать довольную улыбку.
  
  - А остальные? - поинтересовался Аргор.
  
  - А остальные - как получится, - холодно бросил Саурон.
  
  - Да, повелитель, - в один голос покорно ответили его военачальники. Зимрабет, впрочем, смотрела на всех с недоумением.
  
  - Но я полагала, что ты ненавидишь Исилдура! - воскликнула она. - Я думаю, что он должен умереть, потому что такие, как он, опасны для всех нас! Вспомни, как в Нуменоре...
  
  - Думаешь? - перебил ее муж, глаза его злобно сузились. - А мне плевать, что ты там думаешь. У меня свои планы. Я не могу запретить никому думать, а вот запретить раскрывать не к месту рот и лезть не в свое дело - вполне могу. Сначала Тхэсс, теперь ты. Хватит. Первое: не смей ничего просить и тем более требовать у моих приближенных, они подчиняются только мне. Второе: что делать с Исилдуром, решать буду я, а если кто тронет его хоть пальцем без моего согласия и ведома, лишится головы. Третье: когда я на тебе женился, то не рассчитывал на то, что ты будешь совать свой нос в дела, которые тебя не касаются. Четвертое: тебе как правопреемнице Ар-Фаразона подчиняются морэдайн. Отлично. От тебя потребуется лишь одно: донести до всех боеспособных людей мое повеление явиться в назначенное время к Вратам Мордора. Пятое: не смей впредь со мной спорить, мои приказы не обсуждаются. Все понятно?
  
  Зимрабет нерешительно кивнула и переступила с ноги на ногу; улыбка разгневанного Саурона сильно напоминала ей волчий оскал. Однако наследница рода Элроса все же не могла так быстро сдаться.
  
  - Хотела бы напомнить, что этот мерзавец Исилдур оскорбил и меня, и тебя, - твердо заявила она. - И поэтому...
  
  - Прекрати, - жестко оборвал ее муж. - Этот вопрос закрыт. Не замолчишь по доброй воле - я сам закрою тебе рот. Навсегда. Я бы в свою очередь тоже хотел тебе напомнить, что ты моя жена и мать моих детей, и я тебя люблю, а поэтому не вынуждай меня поступать с тобой подобным образом, поскольку для меня бы это было тоже не слишком приятно.
  
  Тут Зимрабет впервые за все время жизни в супружестве по-настоящему испугалась: она еще ни разу не видела своего мужа таким и совершенно не была готова к тому, что Саурон будет приказывать, а все остальные, включая ее саму - беспрекословно подчиняться. Она растерялась и не знала, как себя вести и что сказать; своими словами муж в одно мгновение лишил ее уверенности в себе.
  
  - Я предупредил, - еще раз более твердо повторил он. - Мы с тобой давно женаты, и мне не хотелось бы омрачать нашу совместную жизнь подобными... разногласиями. Я понимаю, что ты не любишь своего брата, я вот Курумо и Эонвэ тоже не люблю, если не сказать - ненавижу лютой ненавистью, но я и не прошу тебя изображать теплые родственные чувства. Просто у меня в отношении Исилдура свои планы, и в них не входит его смерть. Все.
  
  Наступило неловкое молчание.
  
  - Извини, - потупившись, пробормотала Зимрабет; ей подумалось, что в глазах приближенных мужа она наверняка выглядит довольно нелепо. - Я... я пойду.
  
  Не найдя, что еще сказать и как сгладить все произошедшее, она повернулась и вышла за дверь, не глядя на мужа. Тот, впрочем, вел себя как ни в чем ни бывало.
  
  - Итак, продолжим нашу беседу, - коварно прищурившись, он окинул взглядом своих подручных.
  
  18. Черная Рука
  
  Однажды вечером Ормиен развешивала во дворе белье. На крыльцо вышла ее мать; какое-то время она смотрела на дочь за работой, а потом подозвала ее к себе.
  
  - Хочу сообщить тебе радостную новость, - сказала она. - Мы наконец нашли тебе жениха. Завтра он придет с тобой познакомиться, оденься как можно красивее и наряднее, мы накроем стол и будем надеяться, что ты ему понравишься. Только веди себя как подобает и не вздумай нам перечить, с меня уже хватило!
  
  Ормиен безмолвно кивнула, не задавая никаких вопросов: ей, безусловно, хотелось бы знать, как зовут ее будущего супруга, сколько ему лет, откуда он родом и хорош ли собой, но с детства ее воспитывали в строгих правилах и расспрашивать об этом было бы неприлично, да мать, поди, и сама не знает. Однако чуть позже с девушкой решил поговорить уже Тхэсс.
  
  - Что тебе надо? - грубо бросила Ормиен.
  
  - Тебе мама уже сказала, что мы подыскали тебе жениха?
  
  - Да.
  
  - Вернее, даже не мы, тут твой дядя Мортаур постарался, - пояснил Тхэсс. - Эйтханна - младший сын одного из харадских князей, ему исполнилось двадцать два, как раз подходящий возраст, чтобы жениться. Он тоже врач, как и я, недавно закончил учиться, так что в армию его не призовут. Парень красивый, характер у него тоже неплохой, руку на тебя не поднимет. В общем, завтра он придет к нам поужинать, как раз познакомитесь и поговорите.
  
  - Понятно, - сухо ответила Ормиен и ушла к себе.
  
  Лежа в постели, она думала о том, что совсем скоро ей предстоит встретиться с тем, кто станет ее мужем. С одной стороны, это было хорошо, потому что большинству женщин, с которыми она была знакома, не так повезло и они встретились со своими мужьями только на свадьбе, тут же у нее будет возможность посмотреть на этого Эйтханну и свыкнуться с мыслью о том, что ей придется прожить с ним всю жизнь. С другой, ей казалось очень странным то, что ее родичи выбрали ей в мужья харадца; среди Верных браки с представителями других народов не то чтобы осуждались, скорее воспринимались как нечто совершенно невозможное - это было столь же немыслимо, как, например, ходить по воздуху или спать на потолке.
  
  Вечером следующего дня в гости к Тхэссу и его семье пожаловал сам жених со своими родителями. Это был на редкость красивый смуглолицый юноша с длинными черными волосами и сверкающими темными глазами; Ормиен он, вопреки ее ожиданиям, сразу понравился. Держался Эйтханна очень учтиво и приветливо; поначалу девушка смутилась, когда ее будущий супруг завел с ней беседу, но потом осмелела, и весь вечер они разговаривали о самых разных вещах. Ормиен заметила, что юноша тоже к ней неравнодушен, и подумала, что ей, возможно, наконец-то повезло. Чуть позже подошли еще Мортаур и Алмариэль; увидев, как их племянница радостно беседует с гостем, они решили, что их затея удалась. Ормиен в лазурно-голубом шелковом платье и с серебряными лентами в темных волосах была прекрасна, и им показалась, что она однозначно приглянулась гостю.
  
  - Ну как, - спросил девушку Тхэсс, когда гости ушли, - понравился ли тебе Эйтханна? Согласна ли ты выйти за него замуж?
  
  - Конечно, согласна, - ответила Ормиен, на какое-то время забыв о своей неприязни к Тхэссу.
  
  Свадьбу назначили через месяц, и невеста про себя подумала, что хотела бы еще до церемонии несколько раз увидеться и поговорить со своим нареченным. Эйтханна произвел на нее самое что ни на есть приятное впечатление, однако на следующий день Сильмариэн из лучших побуждений умудрилась отравить дочери всю радость.
  
  - Знаешь, Ормиен, ты девушка взрослая, уже невеста, и скоро сама станешь женой и матерью, - произнесла она, слегка смутившись, - и ты знаешь, как и почему рождаются дети. Я вижу, что ты рада предстоящей свадьбе, и это хорошо, потому что каждая женщина должна хотеть стать женой и матерью. Однако, к сожалению, с этим не все так просто. Моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой, и поэтому некому было рассказать мне о некоторых... неприятных вещах, через которые должна пройти каждая женщина.
  
  - Это о каких? - испугалась девушка; ей уже доводилось пару раз случайно увидеть свою мать с Тхэссом в минуты супружеского уединения, но ей показалось, что Сильмариэн все происходящее вполне себе нравится, по крайней мере, никакого омерзения или страха на ее лице она не заметила, если только та, конечно, не пыталась притворяться.
  
  - Я говорю о первой брачной ночи, - пояснила ее мама. - Когда я выходила за твоего отца, то совершенно ничего не знала об этом, в общем, все было просто ужасно. Как я поняла потом, это почти у всех так, и тебе тоже нужно будет это перетерпеть.
  
  Руководствуясь самыми что ни на есть благими намерениями, Сильмариэн не поскупилась на подробности, чем еще больше напугала свою бедную дочь. По щекам девушки ручьем потекли слезы.
  
  - Мама, а можно как-нибудь... ну, вообще не выходить замуж? Или есть какие-нибудь другие способы завести детей?
  
  - Нет, нельзя. И дети рождаются только от этого, никак иначе, - отрезала Сильмариэн. - Потом, возможно, все будет по-другому, но к этому нужно привыкнуть, - уклончиво добавила она. - Ты никуда от этого не денешься.
  
  - Я не хочу замуж! - Ормиен разрыдалась в голос. - Мама, сделай, скажи что-нибудь, ведь это наверняка Тхэсс хочет избавиться от меня...
  
  - Хватит! - грубо перебила ее мать. - Прекрати немедленно! Тхэссу, говоря честно, на тебя как раз наплевать, и ему все равно, живешь ты в его доме или нет, это я решила, что тебе пора замуж, понятно? Все женщины через это проходят, и ты переживешь, не развалишься! Нашли тебе хорошего человека в мужья, красавец, умница, из благородной семьи, так нет же, хватает совести еще тут капризничать! Давай-ка, иди отсюда и займись чем-нибудь полезным, чтобы тебе всякая дурь не лезла в голову!
  
  Ормиен ощутила в душе леденящую пустоту. Голова у нее кружилась, взор застилал туман, а земля, казалось, уходила из-под ног. Собственная мать оттолкнула ее, не пожелав даже выслушать, сама же она ровным счетом ничего не понимала и чувствовала себя совершенно потерянной и запутавшейся во всех этих хитросплетениях судьбы и человеческих взаимоотношений. Если быть замужем так плохо, как рассказывает мама, то зачем тогда все женщины стремятся выйти замуж? И почему тогда многие легенды и сказания воспевают любовь, как нечто прекрасное и восхитительное?
  
  Сидя в своей комнате, девушка долго размышляла над происходящим и не понимала, что же ей теперь делать. Первой ее мыслью было улучить удобное мгновение и попробовать сбежать к отцу, но она тут же отбросила эту идею как откровенно безрассудную. Во-первых, Ормиен плохо знала дорогу, во-вторых, в пути она легко могла погибнуть или попасть в руки прислужников Саурона, большинство из которых наверняка не столь снисходительны к Верным, как его второй сын, в-третьих, в этом по сути дела не было никакого смысла: если бы Враг не напал на Минас Итиль и она продолжала, как и раньше, жить с обоими родителями, ее точно так же выдали бы замуж, только за другого человека. Еще до начала войны отец как-то раз обмолвился при ней, что прочит ей в мужья Арандура - одного из приближенных ее деда, а потому, даже если вдруг ей удастся каким-то чудом добраться до Гондора, ей никак не удастся избежать печальной участи замужней женщины. Единственным человеком, с которым она могла бы поговорить о своей беде, был Тхэсс; разумом Ормиен понимала это, но ее предубеждение против родственника было слишком сильно.
  
  На следующий день Мортаур, зайдя к брату в гости, застал свою племянницу горько рыдающей в углу сада. Естественно, он поинтересовался, что случилось; та долго отнекивалась, ссылаясь просто на плохое настроение, но ее дядя с теткой решили все равно выяснить, что так расстроило Ормиен.
  
  - Я не хочу замуж, - вытерла слезы девушка; Мортаура и его жены она тоже побаивалась, но относилась к обоим не в пример теплее, чем к Тхэссу - она поняла, что его старший брат довольно терпимый и миролюбивый человек и не враждебен к Верным, пусть и старается никому этого не показывать.
  
  - А почему, позволь узнать? - спросила Алмариэль. - Тебе не нравится твой будущий муж? Когда я увидела вас за ужином, мне показалось, что он тебе по сердцу.
  
  - Нет, он мне нравится, - снова всхлипнула Ормиен, - только я вообще замуж не хочу.
  
  - Я не понимаю, что не так, - пожала плечами ее тетка и посмотрела на своего супруга. - Парень ей нравится, но замуж почему-то не хочет. Странная у нас какая-то племянница.
  
  - Пусть ваш муж уйдет, и я объясню, - смутилась девушка, - или вам на ушко расскажу, если уж так хотите... это неприлично.
  
  Тут до Алмариэль дошло, почему, скорее всего, Ормиен не хочет выходить замуж.
  
  - Слушай, кончай дурью маяться, - посоветовала она девушке, - у меня двое детей, и, как ты сама понимаешь, мы с твоим дядей их не в огороде нашли. Что он, по-твоему, столько лет со мной живет и не знает, что к чему? Говори, что там тебя так напугало.
  
  Ормиен понадеялась на сочувствие, но дядя с тетей, выслушав ее рассказ, дружно рассмеялись.
  
  - Не знаю, где мой брат умудрился найти себе такую жену, - обратился Мортаур к Алмариэль на Черном Наречии, которого не понимала Ормиен, - но мне сдается, что моя невестка - совершеннейшая дура.
  
  - Не тебе одному так кажется, - согласилась с ним жена. - Я, конечно, понимаю, всякое бывает, не всем с первым разом повезло, кто-то, как я понимаю, просто своего мужа не любил и ничего об этом деле не знал, но зачем девку-то запугивать и рассказывать ей всякие ужасы про страшную боль и реки крови?
  
  - У Тхэсса что женушка, что друзья - все хороши, - подтвердил Мортаур, - что бы он там ни говорил, а не нравится мне этот Сафтанбэн, которого он Ормиен не так давно сватал, мне кажется, что со временем он все равно покажет свое истинное лицо. Хороший морадан - это как белая ворона: все говорят, что такие бывают, только вот я до сих пор ни разу не видел. Вообще надо было девку раньше к нам на воспитание забрать, чтобы такие, как мой братец и его женушка, ей всякой белибердой мозги не конопатили. Что поделать, младших братьев не выбирают, а Тхэсс, как ты сама заметила, немного со странностями.
  
  - Извини, Ормиен, но то, что тебе наговорила твоя мама - это полная чушь, - Алмариэль, повернувшись к племяннице, перешла на Синдарин. - Тебя когда-нибудь комар кусал? Так вот, поверь мне, то, чего ты так боишься, не больнее комариного укуса, тем более если твой жених тебе нравится. И крови там совсем немного, пара капель, ничего страшного в этом нет, я не могу понять, зачем Сильмариэн тебя запугивает и рассказывает тебе такую жуткую ахинею! Бред какой-то!
  
  - Слушай, может, им книжку Сариеми-анни подарить? - предложил Мортаур. - Мой отец нам в свое время хорошую вещь подсунул. Пусть Ормиен почитает и перестанет бояться непонятно чего.
  
  - Ну, боится она как раз понятно чего, - съязвила его жена. - Со стороны может показаться, что ее выдают замуж за какого-нибудь отпетого негодяя или изверга наподобие Миналбэля. А книжка хорошая, давай, и в самом деле, подарим.
  
  - Ой, не напоминай мне про эту злобную тварь, - махнул рукой тот. - К счастью, от брака с кое-кем наподобие я ее избавил.
  
  Ормиен робко подошла ближе к Алмариэль.
  
  - А это правда... то, что вы мне говорите? - произнесла она и затаила дыхание.
  
  - Правда, успокойся! - с досадой воскликнула та, снисходительно глядя на застенчивую девушку и вспоминая, как сама много лет назад была, наверное, такой же. - Я тебе серьезно говорю: ничего страшного в этом нет. Поначалу, может быть, ты толком ничего и не поймешь, но потом, думаю, тебе понравится. И мужа мы тебе хорошего подобрали, уж поверь, мы его семью давно знаем!
  
  ***
  
  Слова дяди с тетей вселили надежду в душу Ормиен, и будущее стало казаться ей уже не таким пугающим. Единственным, что ее расстраивало, была мысль о том, что ей больше никогда не суждено увидеть своего отца. С детства она была очень привязана к нему, и поначалу, когда враги только захватили Минас Итиль, она надеялась, что он сможет отбить крепость и вызволить свою семью из плена, но со временем эта надежда почти угасла. Сперва девушка узнала о том, что ее родные вовсе не собираются немедленно контратаковать, хотя ей казалось, что у Гондора было для этого достаточно сил, потом ее вообще увезли из Минас Итиля в другой город, откуда не то что до гондорской границы, но и до Барад-Дура был не один день пути. Отец наверняка считал ее погибшей, и, несмотря на то, что силы Запада готовились к большой войне с Мордором, Ормиен понимала, что в грядущем хаосе ей тем более вряд ли удастся вновь встретиться с родными. Лучше уж смириться с происходящим, выйти замуж и жить, как все женщины, занимаясь своей семьей и детьми.
  
  Через несколько дней Мортаур на деле убедился в том, что был не так уж и неправ в отношении Сафтанбэна. Как-то раз он снова пришел вместе с женой в гости к брату, и тем же вечером к Тхэссу наведался комендант крепости. Сафтанбэн понял, что его сватовство сорвалось не без участия Мортаура, который наверняка хотел таким образом породниться со своими харадскими дружками, но ругаться со старшим сыном Властелина побоялся. К тому же он не особо расстроился: в конце концов, женщин в мире много, чего переживать из-за какой-то одной девчонки, наверняка можно себе еще и кого получше найти.
  
  - Везет тебе, - с завистью сказал он Тхэссу, - тебя в армию не возьмут. Хотя нет, не везет. Поначалу, когда начались все эти разговоры о войне, я даже немного испугался, вряд ли кому охота рисковать головой. А сейчас я думаю - они же сами полезли, зато какое это будет удовольствие - перерезать в бою глотки паре-другой врагов, даже если они потом убьют меня!
  
  - Странные у тебя понятия об удовольствии, - не выдержав, холодно бросил Мортаур. - Война, знаешь ли, это жестокая необходимость. И убийство в бою - тоже. А уж никак не удовольствие. Впрочем, ход твоих мыслей меня не удивляет.
  
  - Думаю, тебя удивит вот это, - Сафтанбэн, который решил, что старший брат Тхэсса просто так неумело шутит, поднял правую руку, и его собеседники увидели, что сверху на обычной черной перчатке из тонкой замши у него закреплена жутковатого вида стальная конструкция с острыми когтями. - Недавно купил в оружейной лавке. Действует не хуже, а то и лучше любого меча или кинжала.
  
  - Что, уже успел на ком-то опробовать? - съязвил Мортаур, но комендант снова принял его сарказм за похвалу.
  
  - Пока только на свиньях, - пояснил он, - но ребята из гарнизона уже успели дать мне за глаза прозвище Черная Рука. Надеюсь его оправдать.
  
  Мортаур и его жена переглянулись.
  
  19. Смирись и живи
  
  Не успела Ормиен отойти от веселых маминых рассказов, как на следующий день у нее снова случилась ссора с родственниками. Ее младший брат Кириандил, гуляя на улице, увидел, как за соседским забором большой хряк покрывает свинью, и, естественно, поинтересовался у Тхэсса, что это такое они делают.
  
  - Поросят, - объяснил тот вместо того, чтобы немедленно увести ребенка в дом или, по крайней мере, закрыть ему ладонью глаза или заставить отвернуться - малышу, которому не исполнилось и восьми, совершенно незачем любоваться подобными непристойностями.
  
  - А почему они хрюкают?
  
  - А потому, что им хорошо вместе.
  
  - А как от этого поросята получаются?
  
  За такие вопросы Кириандила однозначно следовало бы отшлепать, равно как и за то, что он пялится на случку животных, но вместо этого Тхэсс начал в подробностях рассказывать ребенку, что у свинки-папы под хвостом есть такой особый мешочек, и в нем находятся семечки, из которых получаются поросята. Для того, чтобы поросята выросли из семечек, их нужно через папину трубочку поместить в свинку-маму, у которой в животе для них тоже есть мешочек. Там поросята и растут, пока им не придет время выйти наружу. Сообразительный Кириандил, внимательно выслушав Тхэсса, догадался, что люди тоже получаются похожим образом, благо он уже знал, что появился на свет из живота своей мамы. Ормиен, естественно, пошла и нажаловалась Сильмариэн, что отчим учит ребенка всяким гадостям, но та, вопреки ее ожиданиям, разозлилась отнюдь не на нового супруга. Вместо того, чтобы встать на сторону дочери и отлупить сына, она дала пощечину самой Ормиен.
  
  - Закрой свой рот, безмозглая! Пусть рассказывает, и правильно делает, что рассказывает! Чего хорошего в том, что я, когда за твоего родного отца замуж вышла, ничего толком про это не знала, да и он сам тоже? Да ничего! Надеюсь, что мой сын, когда ему самому придет время жениться, будет хоть понимать, что к чему! Да и тебе, правильно вон невестка Алмариэль говорит, не помешает перед тем, как замуж выходить, хоть книжку почитать! И вообще - я считаю дни до того счастливого мгновения, когда наконец сдам тебя, дуру набитую, с рук на руки мужу, и ты перестанешь тут путаться у меня под ногами и все время со мной ругаться!
  
  Ормиен не осталась в долгу и в свою очередь высказала матери все, что думает, по поводу того, что Кириандил и Айрандир называют Тхэсса своим отцом - младший даже и не знал ничего о своем настоящем родителе, а старший настолько привязался к отчиму, что совершенно забыл обо всем, что случилось в Минас Итиле, и вел себя так, словно всегда жил в Мордоре. Сильмариэн разозлилась еще сильнее и снова ударила дочь по лицу.
  
  - Если ты еще раз об этом заикнешься или попробуешь что-то сказать младшим братьям, - пообещала она, - я тебе обе руки сломаю, в таком виде и пойдешь на собственную свадьбу. А теперь убирайся с глаз моих, и чтоб я тебя сегодня больше не видела! Другая бы на твоем месте радовалась, что благодаря Тхэссу не попала в большую беду, а ты тут мне рожи строишь! Расспроси вон невестку Алмариэль, как ее муж от морэдайн спас, с тобой ведь то же самое могло бы случиться, если бы не Тхэсс!
  
  Ормиен в слезах поплелась в свою комнату и думала, что просидит там до вечера, но в обед случилось нечто непредвиденное - к ним в гости заглянул ее нареченный и попросил у Сильмариэн разрешения пригласить невесту погулять. Будущая теща Эйтханны с радостью согласилась.
  
  - Если он вздумает полезть тебе под юбку, не вздумай возмущаться, - наставляла она недоумевающую дочь, вытаскивая ее за руку из комнаты. - Если он тебя испортит, так скорее женится, и ты больше не будешь тут каждый день мотаться у меня перед глазами. Иди прогуляйся, может, дурь из головы выветрится. И улыбайся, улыбайся, дура, чтоб ни я, ни твой жених больше ни мгновения не видели твоего унылого лица!
  
  Ормиен покорно пошла за матерью, которая выпустила ее ладонь только в прихожей, чтобы будущий зять не увидел.
  
  - Вот, я позвала Ормиен, она в своей комнате шила приданое, - Сильмариэн натянуто улыбнулась Эйтханне. - Когда поженитесь, будете спать в своем доме на вышитом кружевном белье. Однако работа, я думаю, может подождать, конечно, вам стоит пойти погулять, благо погода хорошая и солнце светит.
  
  Жениху Ормиен в силу юности и наивности показалось, что его будущая супруга хорошо ладит со своей матерью, а та, как и полагается, очень старается заботиться о дочери.
  
  - Привет, рад тебя видеть, - он протянул руку невесте. - Твои родители не против, чтобы я пригласил тебя на прогулку.
  
  Ормиен нерешительно сжала его ладонь в своей; ей очень хотелось сказать, что Тхэсс ей не отец и что вообще глаза б ее его никогда не видели, но в то же время ей не хотелось все портить, ведь Эйтханна не виноват в том, что ее семья попала в большие неприятности.
  
  - Конечно, пойдем, - улыбнулась она; ей почему-то было совсем не страшно идти неизвестно куда с едва знакомым парнем. Более того, в душе она была рада возможности хоть ненадолго ускользнуть из дома, где ее в последнее время ничто не радовало.
  
  ***
  
  Родители Эйтханны довольно давно дружили с Мортауром и его женой. Как-то раз те заглянули к ним в гости и за чашкой чая и рассказали им о сложностях, с которыми столкнулись их родственники.
  
  - В общем, хотят они девку пристроить замуж. Девочка неплохая, только мать ее, как мне показалось, не любит, совсем запинала. Брат мой хотел ее за своего дружка-морадана сговорить, но я сказал, что скорее порву это высокомерное дерьмо Сафтанбэна на куски голыми руками, чем отдам за него собственную племянницу. Может, твой сын пришел бы на нее посмотреть? - попросил Мортаур. - Он у тебя тоже парень хороший.
  
  - Что ты воспротивился - это правильно, - согласился со старшим сыном Саурона его друг, князь Анхаранна. - Морэдайн я тоже не люблю, еще моя покойная бабушка справедливо говорила, что наши мужчины для них - рабы, недостойные считаться людьми, а женщины - просто игрушки для постельных утех. Муж-морадан наверняка начнет потом жену, если чем не угодила, и бить, и к другим женщинам ходить, а она еще и уйти от него не смей, по их обычаям не принято, чтобы муж с женой расходились. Однако брак по сговору - не слишком хорошее дело, люди должны сами знакомиться.
  
  - Ты, конечно же, прав, - согласилась с ним его жена, полная пышногрудая красавица с длинными черными косами. - Но почему бы не попробовать? Когда мы с тобой познакомились, я ведь тоже не думала, что мы через несколько месяцев пойдем к священному огню. В конце концов, это же просто знакомство, если они с Эйтханной друг другу не понравятся - на нет и суда нет. А может быть, все и хорошо будет! - весело добавила она.
  
  Эйтханна поначалу тоже сомневался, стоит ли ему в таком участвовать, но потом, немного подумав, решил, что его мать права и попробовать можно: в конце концов, простой разговор с девушкой и ее родителями ни к чему его не обязывает, сначала было бы хорошо присмотреться друг к другу. Первая встреча развеяла все сомнения юноши - Ормиен очень ему понравилась, причем взаимно. Отец посоветовал ему проводить побольше времени с невестой еще до свадьбы: будет возможность узнать друг друга получше.
  
  Эйтханна решил пригласить девушку на прогулку; заручившись согласием ее родителей, он взял ее за руку и вышел за калитку.
  
  - Ну что, - осторожно спросил он, - куда пойдем?
  
  - Даже не могу сказать, - растерялась Ормиен. - Я совсем не знаю этого города.
  
  - Да, я совсем забыл, - ответил Эйтханна, - мне родители говорили, что вы совсем недавно сюда переехали откуда-то с западной границы. Пойдем тогда, просто немного погуляем, заодно сходим перекусить в какое-нибудь хорошее место.
  
  Девушка почувствовала, что и в самом деле проголодалась: с утра она успела позавтракать, но потом поругалась с матерью и не стала вместе со всеми садиться за стол обедать.
  
  - Хорошо, пойдем, - неуверенно произнесла она. Эйтханна ей очень нравился, но она плохо себе представляла, как себя вести и о чем говорить, оставшись с юношей вдвоем без надзора родителей. Был бы сейчас с ней ее родной отец, он бы такого не допустил - в семьях Верных, если жених и невеста знакомились и общались до свадьбы, все их беседы протекали только в присутствии старших.
  
  Держа своего нареченного за руку, она пошла с ним по залитым ярким солнцем улицам города; прежде она не видела толком ничего, кроме Минас Итиля, а после переезда редко выходила за ограду своего дома, поэтому рассматривала все с большим интересом и любопытством. Эйтханна привел девушку в маленькое чистое здание с белыми стенами, которое, судя по всему, было местной таверной - деревянные столы были застелены яркими скатертями, а в воздухе носился приятный аромат съестного, от которого у голодной Ормиен чуть не закружилась голова.
  
  - Что будешь есть? - поинтересовался у нее Эйтханна; когда они сели за стол, то девушка увидела, что на нем лежит тонкая деревянная дощечка с написанными на ней буквами - язык был ей незнаком, и она не могла понять смысл текста. Ее жених объяснил ей, что здесь перечислены те кушанья, которые подают гостям.
  
  - Тоже не знаю, - Ормиен снова растерялась. - У нас дома готовит мама, иногда мы с сестрой, и поэтому многое из того, что ты назвал, я даже никогда не пробовала.
  
  - Предлагаю тогда жареные креветки с зеленью, - сказал Эйтханна. - И чайник черного чая с душистым перцем, гвоздикой и медом. Я думаю, тебе должно понравиться.
  
  Служанка, выслушав просьбу Эйтханны, поклонилась и убежала на кухню. Юноша тем временем решил продолжить беседу с Ормиен.
  
  - Может быть, я ошибся или говорю непристойные вещи, - произнес он, - но мне сегодня показалось, что твоя мама на тебя за что-то сильно злится, хотя при мне она всячески пыталась выглядеть приветливой и старалась скрыть свое недовольство.
  
  - А мне уже давно кажется, что она вообще меня не любит, - сдавленно проговорила Ормиен, разглаживая рукой скатерть и удивляясь собственной откровенности. - Ждет, когда я выйду замуж, чтобы я больше не путалась под ногами.
  
  - А твой отец? - удивился Эйтханна. - Почему же он ей ничего не говорит? Когда я был у вас в гостях, мне показалось, что он очень сдержанный, разумный и рассудительный человек.
  
  - Он мне не отец! - воскликнула девушка с гневом в голосе. - Мой настоящий отец живет далеко отсюда, на западе, а мать давно его забыла и живет себе хорошо с другим мужем! Даже моему младшему брату не рассказала о нем и мне запретила!
  
  Эйтханна сочувственно покачал головой. Он даже и не подумал о том, что в счастливой внешне семье может такое твориться, когда старшая дочь воспринимает замужество не как желанное для любого человека обзаведение собственной семьей, а как освобождение. Он хотел было спросить у своей невесты, почему ее родители расстались, но Ормиен, опередив его и не переставая в душе удивляться своей смелости - она почему-то почувствовала, что Эйтханне можно довериться - рассказала ему все в подробностях о своих злоключениях. Когда она закончила, служанка уже поставила перед ними чайник с ароматно пахнущим специями и медом чаем, две глиняные чашки, корзиночку с жареными креветками, миску с водой, чтобы можно было ополоснуть пальцы, и тарелки для очисток.
  
  - Мы все - заложники судьбы, - грустно сказал Эйтханна, глядя на девушку. - Я не очень хорошо знаю, во что верит твой народ и как он к этому относится, но то, что ты оказалась здесь, а твоя мать вышла за другого... это произошло, и с этим ничего не поделаешь. Единственное, что мы можем - лишь постараться выбраться живыми и невредимыми из тех водоворотов, которые судьба создает на нашем пути.
  
  - О чем ты говоришь? - не поняла Ормиен. Она уже очистила и съела пару креветок, и они показались ей очень вкусными, пусть и довольно острыми из-за того, что их посыпали красным перцем.
  
  - Мир огромен, - пояснил Эйтханна. - Мы знаем много разных земель и городов, и все они населены множеством людей, эльфов или иных живых существ, а есть еще много таких мест, о которых мы не знаем, и там тоже кто-то живет. Каждый из нас, рождаясь на свет, оказывается просто каплей в этом огромном море, и мы плывем по безбрежному океану времени, а каждому из нас отпущен свой срок и определено свое место в этом потоке. Только, как и в обычном море, в нашей судьбе не всегда бывает штиль. Случаются и волны, и водовороты. Если уж ты попала в такой водоворот - как говорил мой покойный прадедушка, нужно постараться не дергаться, а то попадешь на самое дно. Просто плыви. Попадется соломинка - хватайся. Не знаю, насколько я смогу стать твоей спасительной соломинкой, но постараюсь.
  
  Ормиен молчала. Ей было странно слышать такое, но в то же самое время мысли Эйтханны ее заинтересовали.
  
  - Понимаешь, - продолжил он, очищая креветку, - есть вещи мерзкие, но ты с ними ничего не сделаешь, даже если попробуешь, это так же бесполезно, как пытаться унять волны в море. Ты злишься на Тхэсса, но он на самом деле точно так же лишен свободы выбора, как и ты. Здесь ничего не изменить. Он делал то, что мог, более того, он сделал лучшее из того, что мог сделать в то время, когда женился на твоей маме. Она тебе правду говорит - с тобой могли обойтись куда хуже. Если бы тебя убили или изувечили морэдайн, я бы сейчас не разговаривал с тобой. Мой отец говорил мне о них и советовал бегать от черных нуменорцев как от смерча, это страшные люди.
  
  - Тогда почему, если Тхэсс, по-твоему, такой хороший, он не покинет своего отца и служит ему верой и правдой? - Ормиен, казалось, была готова заплакать.
  
  - Какой у него выбор или выход? - тихо спросил Эйтханна. Девушка вздрогнула и опустила глаза. Она не знала, что ответить.
  
  - Ормиен, судьба сильнее человека. Как гласит наша поговорка, убежать от нее невозможно, спорить с ней бесполезно, а бороться - глупо. Мы не выбираем, где и у каких родителей нам родиться, но уже по одному тому, кто наши отец и мать, другие люди судят о нас. Ты знаешь, кто отец Тхэсса, и уже из-за этого, даже если он тридцать раз подряд докажет всем, какой он хороший человек, люди и эльфы Запада будут видеть в нем врага и не будут ему доверять. Он не может делать в своей жизни ничего другого, кроме как повиноваться во всем своему отцу. Ты знаешь, кто наши с тобой родители, и уже из-за этого я для морэдайн буду кем-то вроде животного, а ты - заклятым врагом просто по праву рождения, хотя ты тоже не выбирала себе отца, и если бы ты попала к ним в руки, они бы тебя убили, а перед этим с наслаждением и от души поиздевались, пусть ты ничего никому не сделала - просто потому, что ты дочь их врага. Теперь понимаешь? Мы, простые люди, не можем ничего выбирать в нашей жизни. Нам остается только принять то, что есть, и прожить ее с наименьшими потерями, - пожал плечами Эйтханна. - Поэтому до нашей свадьбы, пока ты будешь в доме у матери, попробуй с ней не ссориться. Ни у нее, ни у Тхэсса нет другого выбора и никогда не было. И не будет.
  
  Ормиен молчала: беседа с женихом странным образом изменила ход ее мыслей - ей казалось, будто ее выволокли из темной комнаты на яркий свет, который теперь слепит ей глаза. С одной стороны, в словах Эйтханны было здравое зерно, с другой - и как с этим жить?
  
  - Это очень страшно, - призналась она. - То, что ты говоришь. Теперь я совсем не знаю, что делать.
  
  - Я могу сказать тебе, что можем сделать именно мы двое, - уверенно успокоил ее Эйтханна. - Мы можем постараться прожить нашу жизнь как можно более спокойно и без потрясений, вдалеке от всего происходящего, и вырастить наших детей. Пусть сильные мира сего вершат судьбы мира. Наш же путь - от рождения до смерти, и умереть лучше, конечно, в своей постели от старости в окружении детей и внуков, а не в страшных мучениях от рук морэдайн или кого еще наподобие. Еще когда я был ребенком, то задавался вопросом, зачем и почему нужны войны. Я и сейчас этого не знаю, но уверен, что война Саурианны - то есть Саурона, как вы его зовете - с Западом неизбежна. Трое моих старших братьев, хотим мы этого или не хотим, наверняка на нее пойдут, и вполне может оказаться и так, что кто-то из них убьет одного из твоих родичей. Или наоборот. Мы не сможем ничего с этим сделать - просто потому, что не можем, и все. Но мы можем сами не попасть в этот водоворот. Ты уже один раз в него попала и едва не погибла.
  
  Ормиен закончила есть, аккуратно ополоснула руки в миске с водой, вытерла их чистой льняной салфеткой.
  
  - Как ты думаешь, если война все же начнется, она докатится сюда?
  
  - В Нуут-Улиму? Вряд ли, это место расположено относительно далеко от Мордора, и о нем мало кто знает, но все возможно. Поэтому я предлагаю тебе сразу же после нашей свадьбы уехать подальше отсюда на юг.
  
  20. Дагорлад
  
  Наш еще не зажегся рассвет,
  Нам с тобою пока суждены
  Расставанья на тысячи лет
  И свиданья в антрактах войны...
  
  Игорь Морозов "Когда солнце за скалы зайдет..."
  
  
  Когда союзное войско достигло зловещих Врат Мордора, Гил-Галад отправил к своим врагам парламентера с требованием выйти и честно сражаться с силами Запада. Один отважный нолдо вызвался пойти добровольцем, думая, что в стране мрака его ждет верная смерть, но ради общей цели он был готов пожертвовать собой. К удивлению своих недругов, Саурон не приказал убить неприятельского посланника; напротив, он говорил с ним весьма учтиво и попросил его передать Гил-Галаду, что принимает бой. Эльф вернулся к своим, про себя думая, что очень легко отделался. Король Нолдор, выслушав обстоятельный рассказ своего посланника о беседе с Врагом, решил, что Саурон однозначно замыслил очередную гадость.
  
  - Что-то этот негодяй больно добрый оказался, - поделился он своими мыслями с Элендилом. - Видимо, решил усыпить нашу бдительность и надеется, что мы поверим в его хорошие намерения. Не на такого напал, знаю я, что он собой представляет!
  
  - Да уж, это он любит, - согласился с ним тот. - В свое время насмотрелся я на него в Нуменоре, да и старые хроники читал. Ваш покойный брат Келебримбор потому и погиб, что на удочку Саурона попался. Поэтому будем держать ухо востро, кто его знает, что он в очередной раз задумал. И не надейтесь, aran, никакого честного боя не будет - Враг на это не способен просто в силу своей отвратительной натуры.
  
  Опасность была уже совсем близко, и Келеборн, осознавая это, по-прежнему изо всех сил пытался примирить своего упрямого венценосного племянника с Малгаладом и Орофером.
  
  - Эрейнион, ты неправ, - без устали твердил он. - Нельзя быть настолько упертым. Я, конечно, понимаю, что ты чувствуешь себя уязвленным и обиженным, но никто не обязан любить твоего дражайшего герольда. Да, вы с ним давно дружите, но кому-то еще он может не нравиться.
  
  Гил-Галад снова принялся возмущаться, что Малгалад и Орофер оскорбили и Элронда, и его самого ни за что ни про что, а потому обязаны извиниться.
  
  - Слушай, ну ты, право слово, нашел время и место для глупых ссор, - пожал плечами Келеборн. - Вот закончилась бы война, тогда и выяснял бы ты в свое удовольствие, кто прав, а кто виноват. Тут же не сегодня - завтра Саурон против нас свое войско выведет, а ты ругаешься с теми, с кем тебе придется сражаться бок о бок и кто может в бою закрыть тебя, неразумного, своим щитом от вражеских мечей и стрел! Ваша ссора лишь порадует Врага! Советую тебе первому попросить прощения у Орофера и Малгалада и пожать им руки вместо того, что ты вытворяешь! Это не прибавит тебе ни славы, ни чести!
  
  - Ну уж нет! - гордо и непреклонно ответствовал король Нолдор.
  
  Орофер и Малгалад в свою очередь, несмотря на все усилия Келеборна и его супруги, которые понимали, к каким катастрофическим последствиям могут привести ссоры среди союзников накануне тяжелой битвы, тоже отказались мириться с Гил-Галадом и подчиняться его верховному командованию. Нэрвен и ее муж пришли в ужас, но сделать ничего не смогли - их друзья и племянник упорно стояли на своем, не желая слушать их мольбы и уговоры. Элронд же, которому его повелитель рассказал о произошедшем, на словах посокрушался о том, что владыка Зеленолесья и Малгалад отнеслись к нему столь предвзято и несправедливо, но в душе затаил злобу и решил, что Орофер с его дружком непременно за это поплатятся.
  
  Утро следующего дня выдалось теплым, солнечным и почти сухим, несмотря на раннюю осень; только кое-где в низинах скопился туман, но и тот быстро растаял. Однако Гил-Галаду и его соратникам не удалось в полной мере насладиться прекрасной погодой и еще немного передохнуть перед решающей схваткой, потому что из разведки вернулись посланные Исилдуром гондорские следопыты и доложили, что Враг открывает Врата Мордора, и на равнину постепенно выходят отряды воинства Тьмы. Предводители союзного войска не стали медлить; Гил-Галад поспешно облачился в доспехи и приказал всем строиться в боевые порядки.
  
  - Выступаем немедленно, - согласился с ним его лучший друг Элендил. - Они не должны застать нас врасплох. К тому же день обещает быть жарким, а в жару нам сражаться будет тяжело, мы, в отличие от Сауроновых союзников-южан, к такому не очень-то привычны.
  
  - У наших врагов есть одно большое преимущество, - подметил Исилдур, изо всех сил стараясь не обращать внимания на головную боль, мучившую его после очередной почти бессонной ночи, полной кошмаров. - Сзади их прикрывают мордорские горы, кроме того, в крайнем случае они отступят в саму Черную Страну и укроются за своими железными вратами. Мы здесь стоим на голой равнине, и они вполне могут нас окружить и перебить. Поэтому будьте бдительны и не дайте им сомкнуть вокруг нас кольцо.
  
  Гил-Галад окинул взглядом огромное союзное войско.
  
  - Да им нас не окружить, - он попытался придать голосу уверенное звучание. - Нас много.
  
  - Много-то много, да у Саурона войско еще больше, - возразил старший сын Элендила. - Эстельмо, оруженосец моего Элендура, ходил в разведку с остальными, сам все видел и мне доложил. Так что не расслабляйтесь, aran, а то изрубят нас в капусту. Враг созвал на битву всех своих союзников, я же вон понадеялся на подмогу со стороны горцев, а выходит, зря.
  
  - Так и не пришли? - покачал головой король Нолдор.
  
  - Обещали, да не пришли. Мои люди мне доложили, что незадолго до войны к ним приезжали какие-то непонятные гости - вроде бы как торговцы пряностями с юга, но выглядели они уж очень подозрительно. Что-то сдается мне, что тут наверняка опять Саурон и его прихвостни постарались - я в свое время видел, как он умело задурил голову Ар-Фаразону и всем его приближенным. В любом случае - отступать нам некуда. Мы, как ни пафосно это звучит, просто обязаны победить, выбора у нас нет. Если Саурон возьмет верх, конец придет не только нам, но и всем, кто нам дорог. Я рассказывал вам о злодеяниях Ар-Фаразона, так вот, здесь в случае победы Врага все будет куда хуже - его уже больше никто не остановит, - твердо сказал Исилдур.
  
  Его решительность вдохновила Гил-Галада, заставив верховного короля Нолдор даже забыть на время о ссоре с Орофером и Малгаладом, и тот повелел трубить наступление. Однако он и не подозревал о том, что у Черных Врат его ждет новый, куда более страшный удар - такого несчастный эльф даже не мог себе вообразить.
  
  Огромное войско Врага выстроилось перед высокими железными Вратами Мордора в боевых порядках. Король Нолдор увидел перед собой орков - как пехотинцев с острыми ятаганами и лучников, так и всадников на волках, пещерных и горных троллей с боевыми топорами и молотами, хорошо вооруженных морэдайн в вороненых кольчугах и с искусно выкованными крыльями летучих мышей на шлемах, могучих чернобородых вастаков с моря Рун и их собратьев из далеких юго-восточных степей - эти не носили бород и отличались от своих собратьев миндалевидными раскосыми глазами, чуть вытянутыми к вискам, смуглых воинов Кханда в темно-синих туниках поверх кольчуг, отряды харадской конницы и пехоты в алых плащах и золоченых доспехах, южан, сидящих в деревянных боевых башенках на спинах громадных серых мумаков - чудовищных животных с внушающими ужас белыми бивнями, но все эти недруги ни капли не пугали отважного эльфа, благо сражаться ему было не впервой, и он прекрасно знал, с какой стороны берутся за копье и меч. Однако потом его глазам предстал один из вражеских военачальников - верхом на вороном коне, в черном плаще и кольчуге, и тут бесстрашный Эрейнион Гил-Галад раскрыл рот от изумления и похолодел от смертельного ужаса.
  
  Перед ним была Эрилиндэ.
  
  Его любимая Эрилиндэ, с которой он тайком встречался и которую целовал и обнимал, забывая обо всем на свете!
  
  - Нет. Нет, только не это! - воскликнул несчастный король Нолдор, глядя на военачальницу Саурона. - Друзья мои, скажите мне, что я сплю!
  
  - Что случилось? - испугался Элендил. - Да, прислужников Врага тут много, но я уверен, aran, что вместе мы с ними справимся!
  
  - Эта женщина, - срывающимся голосом пролепетал Гил-Галад, судорожно сжимая внезапно вспотевшими ладонями древко своего копья Айглоса. - Каукарэльдэ. Я едва не попался на удочку Саурона. Я ее любил. Встречался с ней в тайне ото всех и никому о ней не рассказывал. Я мечтал ей обладать. Я жениться на ней хотел. Она никак не соглашалась пойти со мной и познакомиться с моими друзьями и приближенными. Теперь понятно, почему, - бормотал эльф, чувствуя, что его, несмотря на теплую погоду, колотит так, словно он стоит совершенно обнаженным на ледяном зимнем ветру.
  
  - Что?! - повернулся к нему ошарашенный Исилдур. - Я ее узнал! Это она командовала нападением на Минас Итиль! Она и еще вон тот здоровенный орк! - он указал пальцем на Дургхаша.
  
  Гил-Галад на несколько мгновений замер, судорожно хватая ртом воздух, словно смертельно раненый. Элендил тронул своего друга за плечо.
  
  - Aran, я вас понимаю, зло Врага может явиться к нам в любом обличье, в том числе прикинуться прекрасной женщиной, которая пришлась вам по сердцу, но постарайтесь взять себя в руки и успокоиться. Саурон только того и добивается, чтобы вы вышли из себя, совершили какой-нибудь необдуманный поступок и наломали дров. Хорошо, что вы вообще живы остались и что эта эльфийка не зарезала вас ночью безоружного на супружеском ложе!
  
  - Хорошо, что все так закончилось, - посочувствовал королю Нолдор Исилдур. - Вы все-таки не взяли это чудовище в жены и не попали в ловушку Саурона. Вашему покойному брату Келебримбору не повезло куда больше. Берегите себя в бою и держитесь от этой женщины подальше. Я видел ее в сражении - это прямо-таки какой-то черный ураган, она собственноручно зарубила несколько десятков моих лучших воинов и сама не получила ни единой царапины!
  
  Король Нолдор тяжело вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Он опустил глаза, потом поднял - и тут внезапно встретился взглядом с Эрилиндэ, которая была для него дороже жизни и в одно мгновение стала его смертельным врагом.
  
  Она увидела его - и узнала. Странно было бы не узнать.
  
  Она улыбнулась. Улыбнулась ему безо всякого злорадства или скрытой ненависти, как будто они в этот миг находились не на поле боя, а где-нибудь в лесу или роще.
  
  Гил-Галад отшатнулся.
  
  - Стойте на месте, - скомандовал он войскам союзников, - и не предпринимайте никаких действий, пока подручные Саурона первыми не пойдут в атаку или не начнут стрелять. Нам нужно попробовать понять их тактику и разгадать замыслы. Это сложно, но от этого может зависеть наша победа или поражение. Смотрите в оба.
  
  Однако король лесных эльфов Орофер понял слова Гил-Галада совершенно превратно, поскольку был очень зол на своего давнего друга.
  
  - А ты вон какой хитрый, - процедил он сквозь зубы. - Ты решишь за нас, когда всем идти в наступление, и потом тебе достанется вся слава, надменный нолдо. Не бывать такому! Вперед, раздавим силы Мордора!
  
  С этими словами Орофер, не дожидаясь сигнала Гил-Галада и не обращая никакого внимания на робкие возражения своего сына Трандуила, который отчаянно дергал отца за рукав и пытался образумить, очертя голову бросился в атаку во главе зеленолесских эльфов. Принцу Трандуилу не оставалось больше ничего, кроме как прикрывать своего упрямого родителя в бою с мордорцами. Малгалад из Лориэна в свою очередь тоже решил взять пример с Орофера и последовал за ним - король Нолдор поначалу даже не успел сообразить, что произошло.
  
  - Орофер, стой! Это безумие! Ты погубишь себя и всех! - закричал ему вслед Гил-Галад, но было уже поздно - владыка Зеленолесья не слышал его. Буквально сразу после этого на союзное войско обрушился даже не дождь, а самый настоящий шквал черных стрел, и многие из них нашли свою цель среди тех нерасторопных людей и эльфов, кто не успел вовремя поднять щит и закрыться от смерти с небес. Мордорцы перешли в мгновенную контратаку, наступая широким развернутым строем и стремясь как можно быстрее взять своих врагов в кольцо, отрезав им пути к отступлению. Буквально в считанные минуты равнина перед Вратами Мордора превратилась в кровавую бойню, где было трудно даже повернуться, чтобы как следует взмахнуть мечом или копьем.
  
  Неосторожные Орофер и Малгалад из-за своего безрассудства оказались отрезаны от своих соратников, и предводительствуемые Дургхашем лучшие отряды мордорских орков оттеснили лориэнских эльфов к болотам. Сам Амдир Малгалад пал одним из первых - случайная вражеская стрела попала ему в глаз, пробив череп насквозь и выйдя из затылка; Келеборн, который в бою находился подле Нэрвен и Гил-Галада и не бросился в первую безумную атаку вслед за своим другом, не смог ничем ему помочь. Мордорцы, почти окружив врагов возле болот, безжалостно расстреливали лориэнских эльфов из луков и добивали копьями и ятаганами.
  
  Тем временем Орофер со своими воинами вступил в яростный неравный бой с подручными Саурона. В схватке король Зеленолесья потерял щит - тот раскололся на части после удара огромной булавы горного тролля. Недолго думая, бесстрашный эльф поднял с земли ятаган, который выронил кто-то из убитых орков, и стал с удвоенной силой рубить врагов направо и налево, держа оружие в обеих руках. Другие зеленолесцы, в том числе и принц Трандуил, не отставали от своего короля - вокруг них грудами валялись мертвые тела мордорцев, их лошадей и волков. Единственный сын Орофера уже был ранен - из задетого вражеской стрелой плеча текла кровь, но в горячке боя он не обращал никакого внимания на боль.
  
  Гил-Галад, Элендил, Нэрвен и Келеборн сражались плечом к плечу в первых рядах союзного войска. Первый натиск мордорцев оказался на редкость успешным, несмотря на страшные потери от мечей, копий и стрел сил Запада; им удалось в нескольких местах сломать вражеский строй и вызвать замешательство и панику. Король Нолдор отдал приказ держаться и не отступать во что бы то ни стало, потому что от победы или поражения в этой битве зависела жизнь многих обитателей Средиземья. Налетавший с юга ветер швырял в лица людей и эльфов Запада мелкий песок и пыль, солнце слепило глаза, воины задыхались от непривычной для них жары, и поначалу перевес был однозначно на стороне воинства Мордора.
  
  В гуще битвы Гил-Галад оказался далеко от своего герольда Элронда, который тем временем сумел подобраться ближе к зеленолесцам. Злопамятный брат Элроса видел, как Амдир Малгалад рухнул наземь с черной стрелой в голове, и обрадовался, что его недруг мертв, но Орофер был пока что все еще жив и невредим. Его меч и ятаган со звоном скрещивались с оружием окруживших его врагов, обрушивались им на головы, как стальной вихрь, и, возможно, королю лесных эльфов удалось бы даже вырваться из кольца неприятелей и пробиться к Гил-Галаду, если бы не Элронд.
  
  Орофер был с ног до головы забрызган вражеской кровью, однако прочные доспехи надежно хранили от ран его самого, да и сил владыке Зеленолесья было не занимать. Под его могучими ударами мордорцы один за другим валились наземь кто разрубленный пополам, кто пронзенный насквозь, а кто и без головы. Легко раненый Трандуил в гуще схватки оказался отрезанным от своего отца, и это оказалось на руку хитрому и коварному герольду Гил-Галада, о дурных намерениях которого короля Нолдор предупреждали все, кому не лень.
  
  В свое время Элронд получил в наследство от своих родителей знаменитый меч Хадхафанг, клинок, который Тургон приказал выковать для своей единственной дочери Итариллэ. Гил-Галаду это оружие казалось слишком легким, однако его герольду оно очень нравилось. Аккуратно прикрываясь прочным щитом и убив по дороге нескольких зазевавшихся орков, Элронд потихоньку подобрался к ничего не подозревающему Ороферу, который был совершенно поглощен битвой - никто доселе не видел короля Зеленолесья в такой ярости. Отец Трандуила резко взмахнул мечом и ятаганом, намереваясь снести голову какому-то высокому морадану в черненой кольчуге, но тут у него внезапно перехватило дыхание, он ощутил холод стали под левой лопаткой и вкус крови во рту. "Я ранен", - успел подумать он и выронил оба клинка; заваливаясь на истоптанную землю, он вдруг увидел перед собой ухмыляющегося торжествующего Элронда.
  
  - Так это ты, - прохрипел он, сплевывая в грязь кровавую пену. - Гил-Галад, видимо... следующий. Будь ты проклят.
  
  Герольд короля Нолдор выругался, досадуя, что не удалось прикончить врага с одного удара, и, не забывая закрываться от неприятельских мечей и стрел большим прочным щитом, усыпанным драгоценными камнями, в следующее мгновение полоснул Орофера мечом по горлу.
  
  - Получай, - прошипел он сквозь зубы. - Проклинай меня сколько влезет, но я-то жив, а ты сдох! Глаза он решил Гил-Галаду раскрыть, надо же!
  
  Трандуил, который и без того, будучи уже не раз раненым, едва успевал отбиваться, не видел, как его отец упал; не видели этого и другие зеленолесские эльфы. Однако просто так сбежать Элронду не удалось: его заметил Денна, Третий Назгул, который в схватке оказался почти у самых Врат, куда удалось пробиться отчаянному Ороферу.
  
  - Ах, вот ты где, мерзавец! - крикнул он. - Уже своих режешь, совсем сдурел? Живым ты отсюда не уйдешь!
  
  В безумной ярости он кинулся было с поднятым мечом на Элронда, но случай помог тому убраться восвояси, отделавшись лишь легким испугом. Шальная стрела пробила харадскому принцу правую руку навылет, и вовремя подбежавший Ульбар, Второй Назгул, заслонил своего товарища щитом и вывел из боя. Герольду Гил-Галада это дало драгоценную отсрочку, и тот, воспользовавшись замешательством среди воинов противника, поспешил поскорее скрыться.
  
  Сражение на равнине, которая позже получила название Дагорлад, продолжалось до поздней ночи. Повсюду звучали яростные крики, надрывный вой рогов и труб, стоны раненых и умирающих, треск ломающихся копий и лязг оружия; кровь лилась реками. Натиск мордорцев не ослабевал, и в какое-то мгновение Гил-Галаду и его боевым товарищам показалось, что это конец. Однако люди и эльфы Запада дрались с отчаянием обреченных, и ближе к темноте они, потеряв огромное количество воинов убитыми и ранеными, все же смогли собраться с силами, перехватить инициативу и начали теснить врага к Вратам Мордора.
  
  Их противники попытались спешно перестроиться, чтобы восстановить ряды и отбить атаку, но было уже поздно. Под Эрилиндэ убили коня, а ее лучшие воины падали один за другим под вражескими мечами и копьями. Дургхаш с трудом смог пробиться к ней сквозь ряды наступавших; в бою орочий военачальник лишился шлема и щита, вся кольчуга его была залита чужой кровью.
  
  - Дрянь наше дело, - произнес он, тяжело дыша. - Аргор отправил вестника к Властелину, нам нужно отступать в Мордор, иначе нас всех тут на куски порубят. Денна ранен, король Ханатты Кайрталла убит, двое его старших сыновей тоже пали, от войска морэдайн осталась едва ли половина.
  
  - Не наш день сегодня, но пока Властелин приказа не даст, я с поля боя не уйду, - ответила эльфийка. - Будем ждать его слова.
  
  Саурон, впрочем, не выказал ни гнева, ни разочарования, когда к нему прибыл гонец от Аргора на храпящем взмыленном жеребце и доложил обстановку - казалось, он заранее знал, чем все закончится. Он спокойно отдал распоряжение открыть Врата Мордора и велел своим военачальникам отступать.
  
  - Ну и дурак же твой братец Эрейнион, - злорадно сказал он Келебримбору, который, в отличие от Эрилиндэ и Маэглина, вследствие тяжелого увечья не принимал участия в битве. - Вернее, я знал, что он дурак, но не думал, что такой. Надо ж так вляпаться по самые кончики ушей. Ничего, пока что это были просто цветочки. Пусть порадуется победе, ягодки его ждут впереди.
  
  Тем временем солнце уже почти село, и мордорские воины, увидев, что Черные Врата снова открылись, поняли, что сражение окончательно проиграно и Саурон отдал приказ об отступлении. Передние ряды во главе с военачальниками продолжали яростно отбиваться, прикрывая отход своих, но тут случилось нечто совсем уж неожиданное и непредвиденное. Люди и эльфы Запада, увидев, что враги бегут, смогли, невзирая на чудовищную усталость, раны и страшные потери в живой силе, собраться для последней решительной атаки и в сгущающемся мраке наступающей ночи ворваться в Мордор буквально на плечах отступающих противников.
  
  21. Осада
  
  Союзные войска долго преследовали бегущих врагов, но все же их силы были не беспредельны, и в какой-то миг им пришлось остановиться, в то время как их недруги пытались добраться до Барад-Дура и близлежащих застав и найти там спасение и укрытие.
  
  У Исилдура от усталости невыносимо ныла и немела левая рука, которой он за прошедший день зарубил столько врагов, что сам потерял счет. Несмотря на это, он чувствовал странное удовлетворение вследствие того, что смог наконец-то хоть немного поквитаться с ненавистными морэдайн, которые причинили столько зла ему самому и его семье. Когда Гил-Галад отдал приказ прекратить преследование, старший сын Элендила с облегчением сел на твердую черную землю, еще не успевшую остыть после дневной жары, отшвырнул в сторону меч и щит, снял шлем и вытер пот со лба.
  
  Гил-Галад медленно подошел к нему. Король Нолдор не был ранен - вражеское копье лишь выбило из его богато украшенного щита один из драгоценных камней, но чувствовал себя совершенно вымотанным и раздавленным - не только из-за сильного утомления после боя, но и из-за раскрывшегося обмана. Ему почему-то так и представлялся глумливо ржущий над ним Элеммакил, который в свое время сравнил своего троюродного брата с осьминогом. Надо же было так глупо попасться!
  
  - Великие Валар, каким же я был наивным, - вздохнул он, опираясь на Айглос. - Я же ее действительно любил, я ей верил, я думал, что она у Авари живет. Мне же стоило насторожиться и подумать - почему она ничего о себе не рассказывает и не хочет знакомиться с моими родичами и друзьями? Я же мог не только сам угодить в ловушку Врага, но и подставить всех вас!
  
  - Aran, вы не в состоянии все предусмотреть, - Исилдур попытался изобразить ободряющую улыбку. - Не казните себя. Я, честно говоря, вам в чем-то даже завидую. У вас хоть такая любовь была, пусть все так и обернулось, зато будет что вспомнить. У меня - так вообще ничего, и, к сожалению, уже и не будет.
  
  Элендил, который тоже устало опирался на свой знаменитый меч Нарсил, смерил старшего сына злым взглядом.
  
  - Ты что это себе позволяешь? У тебя жена есть!
  
  - Ага, которую ты мне выбрал, - не остался в долгу Исилдур.
  
  Верховный король дунэдайн хотел было сказать своему старшему сыну еще пару ласковых, но тут вмешался Гил-Галад, решив, что его лучшему другу не стоит усугублять ситуацию.
  
  - Элендил, не надо, - эльф положил ему руку на плечо. - Оставь парня в покое. Ему и так сегодня хватило за глаза. Всем нам хватило. Ты сам еле на ногах держишься. Нам сейчас надо искать и хоронить наших убитых и думать, что делать дальше, потому что Враг разбит, но не мертв.
  
  Дождавшись, когда его лучший друг отойдет в сторону, Гил-Галад чуть слышно шепнул Исилдуру:
  
  - Знаешь, я все-таки надеюсь, что все не так плохо. Эрилиндэ... я же разговаривал с ней, я не верю в то, что она и в самом деле злобное чудовище. Наверняка она либо просто ошибается и Саурон опутал ее своей грязной ложью, либо ее силой заставили служить Тьме. Может быть, мне удастся с ней поговорить и все ей объяснить! Или спасти ее от Саурона. Если вдруг тебе доведется встретиться с ней в бою, пожалуйста, не убивай ее, постарайся привести ее ко мне живой, она должна понять, что служит воплощению истинного зла!
  
  Исилдур нахмурился, пристально посмотрел на Гил-Галада.
  
  - Воля ваша, aran, - устало ответил он, - я лично не верю в то, что прислужников Саурона можно переделать, перевоспитать или в чем-то убедить, потому что в свое время предостаточно на них насмотрелся и от них нахлебался. Никогда не забуду, как морэдайн совершенно ни за что сожгли заживо в собственном доме семью, которая жила на нашей улице, не пощадили даже детей. Поэтому я бы на вашем месте при встрече просто зарубил бы мерзавку безо всяких разговоров. Но если уж вы об этом просите - так и быть, я постараюсь привести ее к вам живой и невредимой, если представится такая возможность.
  
  - Спасибо тебе, - печально проговорил Гил-Галад. - Я все же попробую ей помочь, может, еще не все потеряно и мне удастся исцелить ее душу.
  
  Исилдур бросил на него полный сомнений и недоумения взгляд, но промолчал.
  
  Союзные войска одержали блестящую победу над силами Мордора, но радоваться было и в самом деле еще рано - да многим и не хотелось, потому что потери были ужасны, и мало кто из уцелевших не лишился в сражении друга или родича. Когда эльфы нашли на поле боя тела Орофера и Малгалада, Гил-Галада охватило горькое раскаяние.
  
  - Если бы я знал, что для них все так кончится, - вытирал слезы король Нолдор, - я не стал бы с ними так разговаривать. Мы же с ними всегда дружили, и тут - такая глупая ссора!
  
  - Что, доволен, милый племянник? - ехидничал Келеборн, стоя возле мертвого Орофера, в открытой ране на шее которого копошились муравьи, а по лицу ползали два больших слепня. - В том, что случилось с ними обоими, виноват и ты, не только Саурон и его орки!
  
  - Давай, еще что-нибудь такое скажи, я тебя внимательно слушаю! - давясь рыданиями, выкрикнул Гил-Галад.
  
  - Уж на что у моего отца были великолепные доспехи, да и то не спасли его от врагов, - всхлипывал новый король Зеленолесья Трандуил. - Судя по всему, его сначала ударили мечом в спину, а потом перерезали ему, уже умирающему, горло. Берегите себя, друзья, слуги Саурона научились делать оружие, для которого наши кольчуги уже не преграда.
  
  - Вот и довершил свое злое дело ветер войны, - смахнул слезы Кирдан.
  
  Элронд пытался изобразить печаль, на деле же от души злорадствовал, сожалея лишь о том, что не может высказать вслух свои мысли по поводу смерти оскорбивших его эльфов, одного из которых он сам же и убил.
  
  ***
  
  Победа в этом сражении досталась силам Запада дорогой ценой. Вся равнина перед Вратами Мордора, которые теперь стояли открытыми, была завалена грудами изрубленных трупов, окровавленными тушами волков, лошадей и мумаков, а многие лориэнские эльфы нашли свою смерть в болотах, куда их загнали враги. Однако, несмотря на все потери, войско Союза по-прежнему было достаточно сильным для того, чтобы противостоять Саурону и его прислужникам, и Гил-Галад принял решение начать осаду Барад-Дура. Элронд полностью поддержал своего повелителя.
  
  - В этой крепости можно просидеть довольно долго, - сказал он, - но рано или поздно Враг не выдержит и вылезет оттуда. Тогда вы наконец сможете поквитаться с ним за все его злодеяния и припомнить ему Эрегион, Гавани и гибель Нуменора!
  
  Исилдур, не теряя времени даром, вместе со своими сыновьями предпринял отчаянную попытку отбить у прислужников Саурона свою крепость Минас Итиль. На его счастье, вражеский гарнизон там был невелик - почти все ушли на войну, и дунэдайн удалось вернуть себе город без особых потерь. Исилдур оставил Аратана и Кирьона держать крепость, а Элендура, невзирая на все его возражения и желание быть вместе с братьями, взял с собой в Мордор.
  
  - Отец, они еще слишком юные, - пытался протестовать его старший сын, - и могут не справиться, а ты на них такую ответственность возлагаешь - следить, чтобы Саурон не ускользнул через перевал Кирит Унгол! Давай я все-таки тоже останусь здесь с ними, я же старше и опыта у меня больше!
  
  - Справятся. Без разговоров, - оборвал его Исилдур. - Ты идешь со мной.
  
  Элендур недоумевал по поводу странного решения отца, но у Исилдура были на то свои причины. После своих непрекращающихся кошмаров, в которых Саурон расправлялся именно с его старшим сыном, он решил держать Элендура как можно ближе к себе - может быть, хоть так удастся защитить его от Врага. Еще Исилдур не переставал думать о своей троюродной сестре Мериль, единственной оставшейся в живых из всех детей Нолондила, и об Аглахаде, который по недомыслию повелся на посулы Саурона и взял одно из Колец Власти. Отец строго-настрого запретил ему говорить младшим детям об опозоривших семью родичах, ставших вражьими прислужниками, и сейчас Исилдур сильно опасался того, что вся эта история выплывет наружу - тем более что Валандур уже успел рассказать ему, что видел Аглахада во вражеском войске. Воспоминания о сестре, которая по недомыслию и наивности связалась с Сауроном (что, впрочем, было неудивительно - уж если этот мерзавец смог затащить в свои сети такого опытного воина и мастера, как Келебримбор, то чего ждать от юной глупой девчонки, которую к тому же воспитывал безумный Ар-Фаразон?) смешивались у него со страхом совершить невольное злодеяние. Исилдур знал о том, что у Мериль были дети - ему и Анариону они, получается, приходились троюродными племянниками, но сомневался, что по прошествии стольких лет сможет узнать их в лицо. Что, если он сам, его брат или сыновья станут случайными убийцами собственных родичей? В конце концов, те ведь не виноваты, они не выбирали себе отца.
  
  ***
  
  Для Зимрабет, которая долгое время искренне считала своего супруга едва ли не всемогущим и была искренне убеждена в том, что его войскам не составит особого труда раздавить силы Запада, поражение в битве у Врат Мордора стало полной неожиданностью - впрочем, как и для большинства подручных Саурона, которые были совершенно деморализованы произошедшим. Что теперь делать, как выбираться из этой ловушки?
  
  С трудом сдерживая злость, она пошла к своему мужу, чтобы высказать ему все, что думает по этому поводу.
  
  - Полюбуйся, что ты наделал! - воскликнула она, пытаясь скрыть страх и досаду. - Вот до чего нас довела твоя глупая самоуверенность! От нашего войска осталось меньше половины, а из крепости нам просто так не выбраться. У нас два выхода: либо прорываться отсюда с боем, либо медленно умереть здесь от голода!
  
  Саурон злобно расхохотался, глаза его вспыхнули алым светом, словно угольки в костре от порыва ветра. Зимрабет уже научилась распознавать, когда ее обычно спокойный и сдержанный муж не в духе, и поняла, что в очередной раз нарвалась на неприятности.
  
  - Я прекрасно знаю, что я наделал. А вот ты, к сожалению, не знаешь, и раз уж не знаешь, я бы советовал тебе помалкивать. Если тебе кажется, что мы в западне и помрем здесь с голоду, - он особо подчеркнул слово "кажется", - то я тебя немножко разочарую: здесь куча подземных ходов, ведущих во все важные для меня места, через них сюда к тому же можно доставить все необходимое. Впрочем, в крепости и без того достаточно запасов, на которых мы при желании продержимся лет по меньшей мере сто. Правда, нам сто и не потребуется, - он многозначительно посмотрел на Моро, который сидел чуть поодаль со своим обычным отрешенным видом.
  
  - Что ты задумал? - насторожилась Зимрабет; ей подумалось, что ее муж ведет себя более чем странно.
  
  - А вот это тебя уже не касается, - обманчиво спокойным тоном ответил он. - Я думал, ты все-таки умнее. Запомни раз и навсегда: у тебя нет никакого права самостоятельно что-либо решать. Молчи и слушайся меня во всем, и все будет замечательно. Гил-Галад думает, что загнал меня в ловушку, хотя на самом деле сам попал в нее... наивный дурак, но я имею смелость предполагать, что он не совсем безнадежен. Еще вопросы есть?
  
  - Ты хоть знаешь, сколько народу в этой битве положил? - с укоризной произнесла его жена. - Сыновей бы хоть пожалел родных, они еще и жизни-то толком не видели. Мортаур и Фаразхил, к счастью, целы и невредимы, но что, если бы и им снесли голову в этой бойне? Тхэсс же с ног от усталости валится - раненых столько, что даже не пересчитать!
  
  - А я что, на твоего братца Анариона похож - любимое дитятко от всех невзгод прятать и так перед людьми срамиться? - язвительно ответил Саурон. - Тот со своим мерзким отродьем уже давно превратился в посмешище для своих и чужих, и, помяни мое слово, все еще хлебнут с Менельдилом горького до слез, - он хотел добавить, что Анарион, на свое счастье, этого уже не увидит, но решил все же промолчать. - Я, конечно, все понимаю, но Мортаур уже давно не маленький, и у него свои дети есть. Что, по-твоему, с женщиной спать - так он не ребенок, а меч держать - так чуть ли не вчера родился? Многие в его возрасте уже армией командовали и без победы не возвращались, пусть и он покажет, на что годен. Тхэсс же сам себе такую работу выбрал, я его четко и ясно спросил, хочет ли он учиться на врача. Он сказал - да. Дальше что? Да и Фаразхил уже не дитя и знает, для чего люди за оружие берутся. Может быть, все-таки хватит? Вообще-то я не привык повторять кому-либо одно и то же по два раза, но ты, судя по всему, у меня несколько упертая, как и вся твоя родня. Глупое неуместное упрямство, как я успел заметить - отличительная черта потомков Элроса. Так вот, объясняю снова для особо упертых и непонятливых: я принимаю все важные решения. Ты слушаешься меня во всем и не смеешь мне прекословить, что бы я ни делал - даже если я прикажу всем прыгнуть в Ородруин, значит, у меня на то есть достаточно веские причины. И не смей паниковать. Если я не паникую, у тебя тем более нет никакого повода для таких настроений. Теперь, надеюсь, это ясно? Не зли меня.
  
  - Хорошо, хорошо, - растерянно проговорила Зимрабет, про себя думая, что зря полагалась во всем на Саурона - тот теперь представлялся ей не в меру самоуверенным, и она искренне опасалась, что он в самом деле может вследствие этого разрушить все то, что с таким трудом создавал годами. Сложившаяся обстановка сильно ее пугала, и она лихорадочно думала, что можно будет сделать, чтобы хоть как-то спасти положение. Она вышла в длинный коридор, примыкавший к любимой шестиугольной приемной ее мужа, и вдруг заметила, что за ней следуют Моро и Денна.
  
  - Госпожа, стойте, - окликнул ее Седьмой. - Нам нужно вам кое-что сказать.
  
  Зимрабет поначалу хотела притвориться, что ничего не слышала, но потом все же остановилась и обернулась.
  
  - Что такое? - не слишком решительно спросила она.
  
  - Я не знаю, имею ли право вам это говорить, - Моро опустил глаза в пол, - мы с вами почти не знакомы, но вы поступите неправильно, если ослушаетесь моего повелителя.
  
  - Вы мало знаете Саурианну, пусть даже вы за ним и замужем, - поддержал своего товарища Денна, - у вас еще не было возможности и времени его понять. Он очень проницателен и умен, и, поверьте, он действительно знает, что делает. Даже если поначалу нам всем кажется, что он принимает самоубийственные и неправильные решения, потом выясняется, что все они были на самом деле верными.
  
  Зимрабет покосилась на перевязанную руку Третьего. То, что возмущало, удивляло и сейчас даже пугало нуменорку, ему казалось совершенно естественным и привычным. Как он может так говорить после всего случившегося? Хотя... в какой-то мере он и прав, но не в этом случае. Не так давно Саурон действительно смог превосходно просчитать, что Нуменор погибнет, и вовремя велел своей семье убираться с обреченного острова. Сейчас же в положении обреченных оказались все, кто был так или иначе связан с Черным Майя.
  
  - Ладно, хорошо, - уверенно ответила она, стремясь поскорее уйти от неприятного разговора. - Я все поняла.
  
  - Не обманывайте ни себя, ни меня, - Моро поднял взгляд, но смотрел куда-то в сторону мимо нее. - Не говорите этого только для того, чтобы согласиться с нами для виду. Я надеюсь, что вы и в самом деле поймете, о чем мы говорим.
  
  - Саурианна всегда прав, - вставил Денна. - Если вы считаете, что он неправ, повторяйте эту фразу до тех пор, пока не поймете, что он прав. Это действительно так.
  
  Зимрабет, решив не продолжать беседу, быстро и сухо распрощалась с обоими и ушла, про себя думая, что какое-то время просто понаблюдает за развитием событий. Однако если все и дальше пойдет наперекосяк, ей придется взять хоть что-то в свои руки - то, что удастся - и спасать положение, пока то, что ее самонадеянный супруг создавал даже не годами, а тысячелетиями, не рассыпалось прахом.
  
  22. Расколотый мир
  
  Фириэль проводила долгие дни и ночи в безопасном Имладрисе, тоскуя по любимому мужу и старшим сыновьям. Исилдур ушел на войну не так давно, а ей казалось, что минула уже целая вечность. Вернее, вечностью для нее были даже сутки без него. Скорее бы он вернулся, скорее бы она смогла снова его увидеть, обнять, убедиться, что с ним все хорошо!
  
  Время от времени в Имладрис приезжали вестники из Мордора от предводителей Союза - уставшие, запыленные, измотанные дальней дорогой. Они привозили оставшимся в долине женщинам новости о том, что творится на войне и письма от их мужей, сыновей, отцов и братьев. Часто после этого над Раздолом долго не умолкал чей-нибудь жалобный горестный плач: это означало, что очередная эльфийка осталась вдовой или лишилась родича и сердце кого-нибудь из воинов Гил-Галада нашла шальная стрела, долетевшая до союзников из осажденной вражеской крепости. Всякий раз, завидев вестника, Фириэль холодела от страха: что, если в этот раз он привез ей не письмо, а новость о гибели ее дорогого Исилдура или кого-то из детей?
  
  С такими же чувствами она выбежала из дома навстречу вестнику этим ранним осенним утром. Дрожащими руками она распечатала письмо. Нет. Все обошлось. Пока обошлось. Шел уже второй год осады, и в этот раз Исилдур написал жене почти то же, что и обычно - сдержанно и сухо осведомлялся о ее делах и здоровье, кратко сообщал о том, что в Мордоре все без изменений, а он сам, дети и отец с братом не ранены и с ними все благополучно. С одной стороны, Фириэль была безумно рада тому, что ее любимый муж жив и невредим, с другой - чувствовала легкую злость и досаду: ведь она ему не чужая, а он как будто не жене пишет, а у кого-нибудь из придворных осведомляется, все ли хорошо в хозяйстве и нет ли в чем недостатка! Хоть бы пару строк черкнул о том, что любит ее и сына, что скучает, что ждет не дождется встречи с ними...
  
  Прижимая к сердцу письмо, которое не так давно держали родные, дорогие ей руки, она бросилась в дом - скорее показать его Валандилу, рассказать сыну о том, как отважно сражаются с врагами его отец и братья, как делают все для того, чтобы у него было будущее, родина, семья...
  
  - Что, муж письмо прислал? - окликнула ее Линдориэ, сестра Линдира. - То-то ты такая радостная, прямо светишься вся!
  
  - Да, прислал! - звонко, как девочка, воскликнула разрумянившаяся от волнения и утреннего холода Фириэль. - Бегу вот сына порадовать - отец и братья живы-здоровы!
  
  В голосе эльфийки ей почудилась скрытая зависть, но Линдориэ, видя до сих пор безумно влюбленную в своего мужа Фириэль, совершенно не понимала, как на самом деле все обстоит в семье Исилдура. Ей тоже хотелось такой любви, ей казалось, что старший сын Элендила действительно пишет жене потому, что скучает по ней и жить без нее не может, а не по обязанности, но Линдориэ воистину пребывала в блаженном неведении.
  
  Фириэль часто вспоминала о том, как познакомилась со своим мужем, как полюбила его, как они сыграли свадьбу. С одной стороны, ее история напоминала настоящую сказку, с другой - не все складывалось так, как должно было. В тот день, когда она впервые встретила Исилдура, мерзавцы-морэдайн подстерегли ее на улице, и если бы не ее будущий муж, она наверняка не добралась бы до родительского дома живой. Всякий раз, вспоминая об этом, она невольно вздрагивала - ведь с ней могло случиться такое, что и помыслить страшно. Ее могли убить, продать в рабство, изувечить на всю жизнь, а то и надругаться, как над несчастной Исилвэн - Фириэль так и не отважилась рассказать своему супругу о том, кто на самом деле был виновником позора его троюродной сестры, потому что страшно за него боялась и понимала, что в гневе Исилдур может наломать дров. Ее родители, конечно, не были такими извергами, как Нолондил, и не стали бы не только убивать обесчещенную дочь, но даже и попрекать ее тем, что с ней случилось, но... как бы она жила после такого? Нет, жить, может быть, и жила бы - ей никогда не хотелось наложить на себя руки, как бы горько и больно ей ни было, но Исилдур бы уж тогда точно не взял ее в жены, наверняка и он бы не захотел, да и отец ему бы не позволил, кому нужна порченая невеста. И тут пришло чудесное спасение - ее муж всегда был храбрым, порой даже безрассудно храбрым, и он, рискуя собственной жизнью, защитил ее от морэдайн. Она влюбилась в Исилдура с первого взгляда, и ей думалось, что она никогда не видела таких красивых людей. Высокий, широкоплечий, статный, с удивительно прекрасными глазами даже не простого серого, а необычного серебряного оттенка, идеально правильными чертами лица он напоминал ей даже не нуменорца, а принца Нолдор из древних сказаний. Когда Элендил произнес при ней, что она годится в жены его старшему сыну, Фириэль поначалу не поверила и решила, что он просто неудачно пошутил, но потом, когда он и в самом деле пришел к ее родителям просить отдать ее за Исилдура, ей показалось, будто земля уходит у нее из-под ног - настолько она была счастлива. С тех пор она мечтала о своем будущем супруге днем и ночью, пока наконец им не пришло время вступить в брак. Однако безжалостная действительность вскоре заставила молодую женщину спуститься с небес на землю.
  
  Свадьба Исилдура, несмотря на его высокое происхождение, не была веселой и пышной и походила скорее на торжественный обед в кругу семьи - все боялись морэдайн и безумного Ар-Фаразона, которые не преминули бы испортить праздник ненавистным Верным. Ее справляли дома, пригласив на бракосочетание лишь самых близких родичей и друзей. Фириэль была в восторге, она вся прямо-таки светилась от счастья, пренебрегая всеми правилами приличия, но ее нареченный лишь сдержанно улыбался. Казалось, он совершенно не рад тому, что женится на такой прекрасной девушке.
  
  После свадебного застолья молодоженов проводили в спальню. Фириэль, в отличие от других невест, не плакала и не боялась первой брачной ночи - она по-прежнему сияла от радости, но ее теперь уже супруг смотрел на девушку, казалось, даже со скрытым раздражением. Он устал от всей этой праздничной суеты, ему хотелось спать, но он понимал, что утром отец потребует предъявить доказательства того, что брак должным образом состоялся, да и демонстрировать пренебрежение своей невестой ему не хотелось - потом еще люди решат, что с ним что-то не в порядке как с мужчиной. Поэтому он, изо всех сил стараясь изображать нежность и пылкость, снял со своей невесты нарядные праздничные одежды и сделал то, что должен делать молодожен в супружеской спальне.
  
  Утром Фириэль проснулась еще более счастливой: ведь этой ночью она стала женой человека, которого любит всем сердцем! Более того, она недоумевала, почему про супружеское ложе порой говорят что-то нехорошее, а все молодые девушки так боятся первой брачной ночи. Она сама, к своему удивлению, не только почти не почувствовала боли и неловкости, но и испытала пока что казавшееся ей очень странным наслаждение, а потом сама удивилась, увидев на белой простыне пятна крови. Может, это потому, что она действительно любит своего мужа и не мыслит себе жизни без него, а не увидела его впервые на собственной свадьбе?
  
  Исилдур же выглядел отнюдь не таким радостным, а скорее устало-равнодушным, и тогда в душу молодой женщины впервые закралась мысль о том, что она безразлична своему обожаемому супругу. Впоследствии она окончательно убедилась в этом - безусловно, ее муж был очень хорошим человеком, он не кричал на жену и не ссорился с ней по любому поводу, не поднимал на нее руку, не придирался к мелочам, не ходил к другим женщинам и заботился о детях, но в то же самое время неохотно делил с супругой ложе, мог надолго запереться в комнате один, не пуская к себе никого из родных, а порой и вообще держался холодно и равнодушно, словно Фириэль не его жена, с которой он прожил долгие годы, а всего лишь его случайная знакомая.
  
  Одно время она чувствовала жгучую ревность, когда ее муж общался с соседкой-мораданэт, но потом поняла, что и Нилуинзиль для него ничего не значит и тоже безразлична ему как женщина - к удивлению своей жены, Исилдур действительно воспринимал девушку как друга в юбке. Нилуинзиль была очень неплохим человеком, отнюдь не таким, как большинство морэдайн, и с сочувствием относилась к Верным - один раз она и ее отец, рискуя своей честью и репутацией, даже солгали Тайной Страже, чтобы спасти жизнь своим соседям. Однажды Фириэль, набравшись храбрости, все-таки спросила мужа, как он относится к Нилуинзиль, и тот, вопреки ее ожиданиям, отреагировал на это совершенно спокойно.
  
  - Она мой друг, - невозмутимо ответил он. - Фириэль, если ты боишься, что я тебе с ней изменяю, то я повторю тебе еще раз: ты - моя первая и единственная женщина. С Нилуинзиль у меня ничего нет и никогда не было. И не будет, потому что я ее не люблю. Вернее, люблю, но именно как друга, а не как женщину. Да и я ей триста лет не нужен, так что успокойся. У нас с тобой все хорошо.
  
  Фириэль никак не могла взять в толк, как Исилдур может так жить и не чувствовать ни капли любви в своем сердце к тем прекрасным женщинам, с которыми его сталкивала судьба - ведь его отец безумно любил его мать! - и лишь беспомощно вздыхала: ей достался в мужья тот, о ком она мечтала, а вот он к ней равнодушен. Ну что ж, тут ничего не поделаешь, нельзя внушить себе любовь к кому-то, если ее нет, это так же бесполезно, как пытаться поменять лето на зиму. Придется смириться с тем, что есть, в конце концов, она же замужем за любимым, а не за тем, кто безразличен ей самой, и не имеет никакого права осуждать своего мужа. В основном его поведение по отношению к жене и детям было безупречным, а то, что он не любит Фириэль, изменить нельзя, ведь сердцу не прикажешь.
  
  Фириэль старалась быть всегда приветливой и не перечить мужу, стремилась одеваться дома как можно лучше и наряднее, чтобы постоянно оставаться для него привлекательной как женщина, но понимала, что у нее нет никакой надежды на то, что Исилдур когда-нибудь ответит ей взаимностью. Конечно, ей повезло, ведь ее не искалечили и не убили морэдайн, она стала женой того, кого любит, у них есть дети, она живет в достатке, но... ей по-прежнему было тяжело и тоскливо, в особенности после того, как ее ненаглядный супруг после гибели Нуменора начал вести себя более чем странно. Ночные кошмары, страх темноты - порой он справлялся с этим, а иногда и сидел всю ночь с зажженным светильником, необъяснимые приступы ярости... Он пытался это скрывать, жена понимала, что ему нужна помощь, но боялась заговорить с мужем об этом, не решалась задавать вопросы - а вдруг станет еще хуже? Вдруг он разозлится на нее, а то и ударит?
  
  Валандил, младший сын Исилдура, сидел на полу в их с матерью комнате и увлеченно возился с игрушками; увидев на пороге Фириэль, он бросил игру и радостно кинулся к ней. Наверняка мама такая веселая, потому что отец снова ей написал, и сейчас она расскажет ему, как он сражается в Мордоре с Черным Властелином.
  
  - Какой ты у меня уже взрослый, Валандил, - улыбнулась она и поцеловала ребенка - Отец вернется, так тебя и не узнает, ты растешь не по дням, а по часам. Пойдем завтракать, а потом я тебе его новое письмо прочитаю.
  
  - Сколько он убил орков? - спросил мальчик. - Много тысяч?
  
  - Наверное, - ответила Фириэль, про себя думая, что маленький Валандил едва ли представляет себе, что такое даже одна тысяча. - Много-много!
  
  - А отец скоро вернется?
  
  - Скоро, милый. Надеюсь, что скоро, - женщина побледнела, надеясь, что ее сын этого не заметил. Великие Валар, там же война, Валандил даже не понимает, что это такое! Пусть Исилдур ее не любит, она и так проживет, главное - чтобы живым вернулся! Сколько ей еще придется ждать, пока она наконец увидит своего ненаглядного мужа, услышит его голос?
  
  Валандил, к счастью, действительно не заметил, что мать расстроена и переживает.
  
  - А скоро - это когда?
  
  - Ну, наверное, через несколько месяцев... - растерянно пробормотала Фириэль, в то мгновение даже не подозревая о том, что война продлится еще пять долгих лет.
  
  ***
  
  В отличие от своей бесстрашной матери, Келебриан осталась в Лориэне. Она тревожилась за своих родителей, но куда больше - за Элронда. Каждый день она занималась своими обычными делами или просто гуляла по лесу, однако все ее мысли были заняты возлюбленным, по которому дочь Келеборна сильно тосковала. Тот, воспользовавшись ситуацией, чуть ли не ежедневно писал девушке, и та в какой-то мере была даже рада отсутствию родителей, потому что могла читать страстные признания Элронда и отвечать ему, не выслушивая постоянных нотаций отца и матери, которые терпеть не могли ее любимого. В своих посланиях герольд Гил-Галада неустанно твердил, как обожает Келебриан и скучает по ней, и та в свою очередь не скупилась на нежные слова.
  
  Элронд рассказывал Келебриан о ходе сражений. Та, в отличие от своей матери, не умела обращаться с оружием, предпочитала мечу пяльцы и мало что понимала в военном деле, но благодаря ему знала, что войска Союза уверенно победили в битве у Врат Мордора. Ее отец и мать были живы и не ранены, однако окончательно одержать верх над злом людям и эльфам Запада, как писал герольд Гил-Галада своей любимой, удастся еще не скоро - Саурон прочно окопался в неприступном Барад-Дуре. Никто не знает, как он там живет и что едят его приспешники, но одно очевидно: пока что вражья крепость держится.
  
  В Лориэн пришла осень, и листья - алые, золотые, коричневые - засыпали все дорожки, по которым так любила бродить погруженная в свои мечты юная эльфийка. Ведь война непременно скоро закончится, год, два - и ее любимый Элронд вернется к ней, а Нэрвен и Келеборн, которые сейчас наверняка видят, как он отважно сражается с врагами, сменят гнев на милость и дадут свое согласие на брак дочери с герольдом ее троюродного брата. А потом они поженятся... да, обязательно поженятся! В своем воображении Келебриан уже рисовала себе картины будущей свадьбы, представляла себе, как наденет красивое платье, вложит свою руку в руку любимого и даст ему клятву именем Эру, после чего состоится большое торжество - свадебный пир, музыка, танцы и, конечно же, первая брачная ночь. Об этом девушка, сама того не осознавая, мечтала больше всего - ведь это же так прекрасно, наконец остаться со своим возлюбленным наедине и, сняв с себя нарядные свадебные одежды, отдать своему супругу и душу, и тело.
  
  Дочь Келеборна решила не терять времени зря и занялась тем, что любила с раннего детства - рукоделием и шитьем. Взяв белое льняное полотно, она раскроила его и сшила платье себе и рубашку Элронду; по вороту, подолу и рукавам она украсила их вышитыми узорами в виде листьев, цветов и плодов. Ее подруги, которых она уже заранее успела пригласить к себе на свадьбу, пусть о времени торжества еще и не было объявлено, восхищались ее мастерством и умением. Закончив эту работу, она взялась за новую - молодоженам после брачной церемонии, когда они будут жить своим домом, понадобится много постельного белья, полотенец и прочих полезных в хозяйстве вещей. Все готовые вещи она со счастливой улыбкой на лице бережно, стирала, аккуратно складывала и убирала, чтобы потом достать их после свадьбы и лечь спать с любимым мужем на новых мягких подушках, укрывшись вышитым одеялом, а наутро сесть завтракать за стол, накрытый кружевной скатертью. Делая каждый стежок, вдевая в иголку нитки, она с нежностью думала об Элронде и была уверена в том, что и его мысли наверняка все время заняты не столько войной, сколько его прекрасной невестой. Скорее бы все закончилось, тогда они наконец смогут не писать друг другу письма, а держаться за руки и спать в одной постели!
  
  Многие подруги Келебриан сильно переживали из-за того, что в это время творилось на востоке: к счастью, Галадриэль и Келеборн были живы и невредимы, но уже многие люди и эльфы пали от рук приспешников Саурона, погибли Амдир Малгалад и Орофер. Она же, напротив, надеялась на лучшее, стремилась всех подбодрить и была уверена, что Врагу скоро придет конец.
  
  - Не переживайте так, - говорила она другим девушкам и женщинам. - Мои родители обязательно вернутся с победой, и тогда мы с Элрондом сыграем свадьбу!
  
  ***
  
  Через месяц после сговора, как и было условлено, Ормиен вышла замуж. По совету Алмариэль, с которой у нее сложились относительно доверительные отношения, она старалась проводить со своим нареченным как можно больше времени.
  
  - Я вышла замуж за Мортаура почти сразу после нашей первой встречи,- сказала она, не вдаваясь в подробности - ей до сих пор даже по прошествии многих лет было не слишком приятно вспоминать обстоятельства знакомства со своим супругом. - У нас не было возможности гулять под луной и ходить вместе в таверны. Слишком было опасно. Да и потом, когда мы уже поженились, по большей части не выходили из дворца, вся столица прямо-таки кишела безумными последователями Ар-Фаразона, которые убивали людей за просто так, а порой от нечего делать дрались друг с другом по любому поводу. Я очень рада, что уехала оттуда. По крайней мере, когда мы с Мортауром добрались сюда, то смогли свободно вздохнуть. И это при том, что мой муж никогда не причислял себя к Верным. Каково там приходилось твоим отцу и деду, которые оставались в Нуменоре до самого конца - я даже и представить себе боюсь.
  
  Алмариэль казалась Ормиен очень неплохой женщиной - она отнеслась к своей племяннице очень сердечно и объяснила ей многие вещи, о которых девушка ничего не знала, а родная мать не могла доверительно поговорить об этом с дочерью. В том числе она рассказала Ормиен много полезного о том, как правильно вести хозяйство, следить за домом и за собой, общаться с мужем и что нужно делать в ожидании ребенка и тогда, когда дети уже появились; благодаря ее советам девушка перестала бояться и предстоящих супружеских отношений. Кроме того, Алмариэль дала ей почитать ту самую книжку, которую сама изучала в самом начале своего брака. Однако от нее Ормиен узнала в том числе и не самые приятные подробности о жизни людей в прекрасной Эленне.
  
  - Я никак не могу взять в толк, чего наши родичи так переживают из-за этого проклятого Нуменора, - говорила Алмариэль, - мой муж прав: радоваться надо, что избавились. Место было, должна сказать, просто мерзейшее. Когда мы с Мортауром узнали, что этому сборищу выродков пришел конец и гнездилище кошмаров наконец сгинуло в море, то чуть ли не плясали от радости, он принес бутылку коньяка, я приготовила мясо в чесночном соусе, и мы от души отметили это событие. Наконец-то королю Фаразону и его мерзким подпевалам пришел конец, так им и надо, они это заслужили, надеюсь, что подыхали они долго и мучительно! Ненавижу Нуменор! А кто-то вон горюет, слезы льет... нашли повод, давненько их, бедненьких, убить не пытались.
  
  Ормиен, услышав такое, была в высшей степени удивлена: в родительском доме она привыкла к тому, что беглецы из Нуменора относились к своей исторической родине как к святыне - с величайшим благоговением, и говорили о ней с почтением и скорбью. Прекрасный благословенный остров, навеки утраченный дар, его гибель - страшная трагедия, и говорить об Эленне дурное для них было так же немыслимо, как черпать воду решетом. Каждый год в день гибели Нуменора все надевали траурные одежды и с глубокой печалью вспоминали это ужасное событие; никто не зажигал огня, а разговаривали люди только шепотом. С детства девушка думала, что сгинувший в морской пучине Остров и в самом деле был самым лучшим уголком Арды, и то, что она узнала от родственницы, повергло ее в полное недоумение. Однако на этом все не закончилось; как-то раз ее тетка, разоткровенничавшись, все-таки поведала ей о том, как познакомилась с Мортауром.
  
  - Знаешь, на самом деле тебе очень повезло, - сказала она, - а твоим детям повезет еще больше, что они родятся здесь, а не в этом проклятом Нуменоре. Ведь у меня не было ничего из того, что есть у всех обычных детей. Я не ходила в школу, читать и писать меня научила дома мама. Мне не покупали кукол, потому что моим родителям хватало денег лишь на налоги и еду, и я сама мастерила их дома из тряпок. Если бы я вдруг заболела, ко мне не позвали бы врача, и я не бродила со своим мужем по городским улицам просто так, не опасаясь за свою жизнь. Так что радуйся, родится у тебя дочка - пойдешь в лавку и купишь ей красивую куклу. Когда я была маленькой, то мечтала о таком подарке, а потом - что куклы будут у моей дочки, но у меня только сыновья. Может, потом рожу еще девочку и куплю ей самых лучших кукол. И самые лучшие платья тоже.
  
  - А вы... любите своего мужа? - недоверчиво поинтересовалась Ормиен; в общем-то, ответ на этот вопрос был для нее очевиден, но она все еще не верила, что можно действительно испытывать теплые чувства к человеку, с которым ты познакомилась при таких жутких обстоятельствах.
  
  - Конечно, люблю, - ответила та. - Не любила бы, так давно бы уже с ним не жила. По нашим законам, кстати, допускается развод по взаимному согласию супругов или даже по желанию одного из них, если он просто не хочет больше жить со своим мужем или женой. Поэтому, если вдруг вы с Эйтханной друг другу разонравитесь или кто-то из вас полюбит другого человека - незачем мучиться, разошлись и все.
  
  Встречаясь со своим нареченным, Ормиен чувствовала, что он нравится ей все больше и больше; несмотря на это, многое в поведении и взглядах ее будущего супруга оставалось ей непонятным. Однако девушка решила закрыть на это глаза. В целом он хороший человек и ее любит, а то, что дурно отзывается об Эру и Валар, считая первого не творцом Арды, а жалким самозванцем, его же прислужников - зловредными демонами, было для нее не столь принципиально. В конце концов, не от Манвэ же с Вардой ей детей рожать, а какие там они на самом деле - кто его знает? Одни люди верят в одно и говорят одно, другие утверждают прямо противоположное, а в итоге все оказывается отнюдь не так, как все себе представляли. Ее саму вон с детства учили, что Нуменор - святыня, а Алмариэль его ненавидит и с отвращением вспоминает, как прислужники Ар-Фаразона убивали людей совершенно ни за что.
  
  Свадьба Ормиен была довольно скромной, но в целом веселой. Звучала радостная музыка, все желали счастья новобрачным, а жених смотрел на невесту и смущенно улыбался. Когда торжество подошло к концу, родственники проводили молодых в их новый дом. Оставшись наедине с мужем в спальне, девушка села на кровать и стала растерянно водить пальцем по тонкому льняному покрывалу. Ну вот, теперь она замужняя женщина, и что ей с этим делать? В душе она надеялась, что ее муж возьмет инициативу в свои руки, но он тоже стеснялся. Конечно, супружеская жизнь уже не была для нее тайной за семью печатями, книгу Сариеми-анни она читала, да и Алмариэль рассказала много интересного, но одно дело - слова, другое - реальная жизнь. Ормиен немного волновалась перед тем, что рано или поздно должно было случиться, и в нерешительности смотрела куда-то вдаль.
  
  - Устала? - спросил Эйтханна, садясь рядом с ней. - Честно говоря, я тоже утомился за все время этого торжества, хотя праздник получился хороший.
  
  Ормиен положила голову ему на плечо, вспоминая, как сегодня после полудня они по харадскому обычаю соединили свои руки в храме над священным огнем, после чего их объявили мужем и женой.
  
  - Да нет, не очень.
  
  - Я тебя люблю, - тихо сказал он. - Теперь каждое утро я буду просыпаться и видеть тебя рядом.
  
  Он обнял и поцеловал девушку.
  
  - Слушай, а можно неприличный вопрос? У тебя до меня было много женщин?
  
  - Ни одной, - застенчиво ответил Эйтханна. - До тебя я ни в кого не влюблялся и ни с кем не спал.
  
  Ормиен слегка отстранилась, медленно стянула с себя платье и нижнюю рубашку и улыбнулась своему молодому мужу. Тот тоже снял с себя одежду, оставшись обнаженным. Девушка в смущении опустила глаза, боясь сама признаться себе в том, что ей очень нравится смотреть на своего юного красивого супруга. Его прикосновения были нежными и приятными, и первая ночь в итоге оказалась вовсе не ужасной, как рассказывала Ормиен мать, хотя все закончилось очень быстро и новобрачная даже не успела толком ничего понять. Впрочем, примерно об этом ей и говорила Алмариэль - поначалу так и должно быть, лишь со временем и опытом молодожены понимают, что радует их на супружеском ложе.
  
  На следующий день они проснулись довольно поздно, поскольку и в самом деле слишком устали во время празднества и заснули далеко за полночь. Эйтханну на несколько дней освободили от работы - все знали, что он собирается жениться, и поэтому молодые супруги смогли провести какое-то время вместе. Каждое утро Ормиен вставала, готовила завтрак, занималась домашней работой, а когда ее мужу пришло время вернуться к делам, встречала и провожала Эйтханну и собирала ему с собой обед. Она видела, что многие женщины харадрим и вастаков живут совсем иначе и тоже работают, как и их мужья, а некоторые из них даже держали лавки и служили в армии, но в силу воспитания ее не тяготило то, что она сидит дома и ведет хозяйство, тем более что ее муж хорошо зарабатывал. Новая жизнь вполне нравилась молодой женщине, но время от времени она все же тосковала по отцу и другим родичам, которых ей, как она думала, было уже больше никогда не суждено увидеть.
  
  ***
  
  Когда Тхэсс наконец уехал на войну, Ормиен думала, что ее мать наконец-то вздохнет с облегчением и станет прежней - ведь в глубине души она по-прежнему была уверена, что та всего лишь изображала любовь к своему новому супругу, чтобы ни с ней самой, ни с ее младшими детьми ничего не случилось. Однако она жестоко ошиблась.
  
  Как-то раз летним вечером она, закончив все дела по дому, накормив мужа ужином и проводив его на работу в ночную смену, отправилась навестить сестру и братьев. Подходя к дому, она услышала голос матери - та разговаривала в сумерках с соседкой у ограды. Ормиен остановилась и прислушалась.
  
  - Не повезло тебе, муж твой на войну ушел, а детей нет, - с сочувствием произнесла Сильмариэн. - Ведь случись что, после него ни сына, ни дочки не останется.
  
  Раздались жалобные всхлипывания.
  
  - Да я совсем мало с ним прожила! - произнес женский голос с сильным акцентом. - Всего три месяца, надеялась, что у нас ребенок будет, но полторы недели назад поняла, что мне действительно не повезло.
  
  Сильмариэн вздохнула. Ормиен не видела ее лица, но по тону матери поняла, что та расстроена.
  
  - Мы с мужем тоже не так чтобы уж долго вместе жили, но мне повезло больше, - ответила она. - Он мне хоть прощальный подарок оставил. Денег у нас достаточно, так что, если вдруг он не вернется, мы с голоду не умрем, да и найти себе какое-никакое занятие, за которое платят, здесь нетрудно - не сравнить с Минас Итилем, где я раньше жила, - продолжала Сильмариэн, - но не в этом дело. Я поначалу, когда мой муж уехал, ночами в подушку плакала и думала: если его убьют, как я тогда буду жить? Ведь он для меня единственный родной человек, которому я могу полностью довериться. А потом я поняла, что теперь не одна, и даже если с Тхэссом что-то случится, у меня останется его сын или дочь. Хотелось бы мне, чтобы наш ребенок был на него похож - вдруг мужа больше не увижу, так хоть на малыша смотреть буду и вспоминать его отца.
  
  Замерев на месте, Ормиен напряженно следила за ходом разговора, боясь случайным движением, вздохом или чем-то еще выдать свое присутствие. Сейчас, выйдя замуж сама, она наконец начала понимать, почему мама относится к ней с неприязнью. Значит, причина была в ее родном отце? В том, что мать не любила и его и жила с ним лишь по обязанности?
  
  Ей подумалось, что она ровным счетом ничего не знает о жизни и людях. Столько лет проведено в клетке... Ормиен напоминала себе птицу, которую долгое время держали в неволе, а потом выпустили в лес, и теперь она не имеет никакого представления о том, как ловить жучков и мошек, где вить гнездо и в каком месте безопасно прятаться от непогоды.
  
  Ей нужно было с кем-то поговорить и посоветоваться, но она не знала, с кем. Мать ее не любит и не принимает, хорошо еще, что вообще пускает в дом, сестра слишком юна и неопытна, свекровь казалась Ормиен очень неплохой и приятной женщиной, но они были пока что еще очень мало знакомы и не слишком близки. Муж? Эйтханна, безусловно, ее любит и у них все хорошо, но Ормиен, воспитанная в несколько иных правилах, думала, что не стоит рассказывать супругу о своих неприятностях и горестях. В конце концов, у мужчин и без того в жизни много тягот, и им недосуг вникать в трудности своих жен. Оставалась лишь Алмариэль, которая казалась Ормиен неплохой и довольно доброжелательной женщиной и не раз давала племяннице полезные советы. Сейчас, когда ее муж тоже был на войне, она осталась в безопасной Нуут-Улиме. Может, пойти к ней? Час еще далеко не поздний, и Алмариэль наверняка пока что не спит.
  
  Немного поразмыслив, она дождалась, пока мать закончит болтать с соседкой и уйдет в дом, а потом развернулась и быстрыми шагами направилась в сторону улицы, где жила ее тетка.
  
  ***
  
  Ормиен считала своих старших братьев Исилендила и Менельдура давно погибшими, однако и в этом она тоже ошибалась. Они жили далеко от нее под бдительным надзором Морнэмира, которого Исилендил поначалу до полусмерти боялся. Однако когда он немного отошел от первоначального потрясения, ему даже начало казаться, что полумайя не такой уж и плохой - любит пошутить и посмеяться, когда к этому располагает обстановка. Впоследствии нашлось объяснение и всем его странностям - и помешанности на чистоте и порядке, и периодам угрюмо-злобного настроения, и любви заставлять других все время убираться вместе с ним.
  
  - Чтоб у меня тут было всегда чисто! - говорил он Исилендилу и своему ассистенту, молодому орку Горхаугу. - В комнате у себя не есть и чай не пить, только на кухне, за собой все сразу убирайте и посуду мойте, нечего мне тут разводить мышей и тараканов! Женщин не водить, хотите трахаться - я вам не мешаю, но в нерабочее время и так, чтобы я не видел!
  
  Исилендил чувствовал жуткое унижение, отвращение и страх, когда Морнэмир в очередной раз приказывал ему вымыть окровавленный пол или сжечь в печке использованные бинты, но выхода у него не было - приходилось делать то, что велят.
  
  - Видел бы меня сейчас мой прадедушка с ведром и тряпкой, - как-то раз в сердцах сказал он Горхаугу, - представляю себе выражение его лица.
  
  - Э, да ты не переживай, - успокоил его тот. - Все хорошо. Когда Морнэмир был еще ребенком, его точно так же использовал для черной работы дядя, Властелин наш. Заставлял мыть окна до хрустальной чистоты и полы в операционной и коридоре. И, поверь, ему приходилось куда хуже, потому что у нас здесь тепло, а в Аст Ахэ не топили, и Морнэмир грел воду на огне, но это мало помогало.
  
  Тот, случайно услышав их беседу, вопреки ожиданиям Исилендила не разозлился.
  
  - Если твой дедушка свихнулся от горя, - сказал он, смерив своего подневольного помощника пристальным взглядом, - то у моего изначально вместо головы была жопа. Если что, я имею в виду Мелькора, отца моей матери, хотя и Арафинвэ не лучше - у того под черепом не мозг, а творог. Я родился в крепости Аст Ахэ, то есть в Ангбанде, и все было именно так, как говорит Горхауг, потому что мой дедушка не удосужился провести в огромном здании водопровод и канализацию, а также озаботиться вопросами отопления. Ну а теперь дай волю воображению: вода из колодца либо талый снег, который все таскали с улицы, если тебе потребовалось отлучиться по естественной надобности, то для всех дел либо ведро, которое потом надо выносить, либо беги на улицу, где зимой на холоде ты рискуешь отморозить себе жопу и яйца. Про то, как обогревать огромную крепость, дедушка изначально не подумал, потому что его интересовала лишь вселенская скорбь, и когда мама с дядей начали орать, что зима близко, он удосужился сложить в Аст Ахэ камины. Сам понимаешь, помыться самому, помыть руки и посуду было очень затруднительно, а если учесть, что дядя у меня делал сложные операции, чистота была необходима. Вот я и отмывал полы в его лаборатории и в коридоре, а когда выжимал тряпку, она у меня от холода в руках деревенела. Камины не спасали от стужи, и пол, который я протирал, покрывался тонкой корочкой льда. Однако я молчал и не спорил с дядей - от него могла зависеть жизнь кого-то из моих близких, ведь он моего отца на ноги поставил, когда тот был тяжело ранен в Дагор Браголлах. Дядя резал полутрупы, а я наводил чистоту и набирался опыта.
  
  - И наверняка в душе вы мечтали, чтобы Мелькор поскользнулся на этом полу и сломал себе шею, - пошутил Горхауг.
  
  - Если бы он сломал себе шею, нам всем стало бы намного легче жить, - подтвердил Морнэмир. - Он бездарно просрал все, что мог.
  
  - Мелькор - ладно, про него и так много веселого болтают, а Арафинвэ чем провинился? - полюбопытствовал его ассистент. - Все говорят, что он очень неплохой эльф.
  
  - Неплохой, да тупой, - махнул рукой тот. - Чтоб по доброй воле в Валиноре остаться, да еще после того, что натворили Нолдор, надо иметь вместо мозга хрен. Дедушка же у меня, если судить по рассказам отца, еще и правдолюбец, держать за зубами свой не в меру длинный язык, когда это надо, не умел, ну и результат налицо. Поговаривают, что он был наделен даром предвидения и ляпнул Манвику что-то нехорошее, а тому не понравилось. Он нашего верховного короля Нолдор Валинора в каземат и бросил, чтоб остальные были посговорчивее. Отчасти мне его жалко, с другой стороны - он получил поделом. Не будет болтать то, чего не следует... если, конечно, выберется из застенков Амана живым и не очень покалеченным, а то разные слухи ходят.
  
  Исилендил не стал задавать Морнэмиру никаких вопросов или с ним спорить - себе дороже, да к тому же от этого полумайя зависела жизнь тяжело раненного Менельдура. Он с детства был очень привязан к младшему брату, они всегда отлично ладили, никогда не ссорились и не дрались, и мысль о том, что он может его потерять, была для Исилендила совершенно невыносимой - в особенности теперь, когда он считал, что никого из его семьи уже нет в живых. Вместо этого он молча пошел мыть склянки, а когда закончил работу, решил немного посидеть с братом, благо тому было уже намного лучше и он был в состоянии разговаривать.
  
  - Ты как? - осторожно спросил он, садясь на табуретку рядом с кроватью Менельдура. - Все говорят, что жить будешь.
  
  - Буду, - тихо ответил тот. - Жара у меня уже вроде нет, даже начинает хотеться есть. Дождусь, когда все окончательно заживет, - еле слышным шепотом продолжал он, - и сбегу к прадедушке в Арнор.
  
  Исилендил схватился за голову.
  
  - Менельдур, теперь у тебя крыша поехала. Только не туда.
  
  Тот с недоумением посмотрел на брата.
  
  - Почему это?
  
  - Тебе хочется новых неприятностей? Если уж и бежать отсюда, то в такое место, где нас обоих никто не знает, никогда не видел и не станет допытываться, кто мы да откуда. Мне совсем не хочется оправдываться даже перед своими, если я ни в чем не виноват, а ты говоришь так, словно ничего не понимаешь, вчера родился и ни одной книги за всю свою жизнь не прочитал, да и родственников наших не знаешь.
  
  - О чем ты? - Менельдур удивился еще больше.
  
  - Историю вспомнил, - пожал плечами Исилендил. - Как раньше относились к тем, кто сбежал из Ангбанда? Сам знаешь - вместо того, чтобы поддержать и утешить людей и эльфов, которые, возможно, и без того натерпелись всякого, им устраивали проверку, настоящий допрос и хорошо, если не травили и не шарахались от них так, словно они больны чумой. Теперь я понимаю, почему Айканаро решил лишний раз не дергаться. Незачем прыгать из огня да в полымя, уж лучше Тхурингветиль в жены, чем выслушивать всякие позорные обвинения в том, чего ты не делал, и терпеть унижения от собственной родни. Ну, пришел бы он к Ородрету в Нарготронд, и что бы тот ему сказал? Ты думаешь, тебя в Арноре встретят с распростертыми объятиями - надо же, правнучек из плена вернулся, давайте это отпразднуем и пожалеем бедненького? Ага, встретят и начнут приставать с ножом к горлу, расспрашивая, что да как. На всякий случай напомню, что с такими ранами, как у тебя, вообще-то не живут, - зло проговорил юноша. - Готов отвечать на неудобные вопросы? Скажешь правду? Тебе никто не поверит, - подчеркнул он. - Никто. Люди верят в то, во что хотят и к чему привыкли, и даже если принести доказательства и положить у них под носом, они по-прежнему будут все отрицать. Поэтому замолчи и забудь думать про Арнор. Я сам туда не пойду и тебя не пущу, а ты будь добр меня слушаться, потому что я старший!
  
  На осунувшемся лице Менельдура мелькнула какая-то детская обида.
  
  - Зачем ты так?
  
  - Затем, чтобы ты не наломал дров. Ты думаешь, тебе поверят, если ты расскажешь всем про сына Айканаро? В детстве я читал о том, что на юге на деревьях растут алые плоды со вкусными сочными семенами. Ты можешь протянуть руку и сорвать их, - продолжал Исилендил, поправляя брату одеяло. - Когда прадедушка приезжал к нам в Минас Итиль, я сказал ему, что хотел бы попробовать один такой. Помнишь, что он мне ответил? Что это все сказки и такого не бывает, и чтобы я поменьше думал о всяких глупостях и не забивал себе голову. Так вот, вчера Морнэмир угостил меня одним таким. Очень вкусно, кстати. Ты думаешь, что если бы я принес прадедушке один такой, он бы даже тогда мне поверил? Тоже бы что-нибудь выдумал. Да ты к тому же вспомни, как он с нашим дедом всегда разговаривал. Отчитывал его, как нашкодившего ребенка. С нами все будет гораздо хуже, это уж точно. Мы с тобой не просто ослушались старших или воровали яблоки в чужом саду, мы побывали в плену и вернулись оттуда живыми и не изуродованными. Вот и оправдывайся потом в том, чего не делал. Будь уверен, нас впридачу ко всему еще и обвинят в том, что мы не защитили маму, сестер и Кириандила.
  
  - Мы в это время оба лежали без сознания и не смогли бы никого защитить, даже если бы очень захотели, - Менельдур нахмурился, между бровями залегла морщинка.
  
  - А ты поди докажи, - стиснул зубы его брат. - Докажи, что не мог ничего сделать, потому что был без памяти. Никто не захочет тебя слушать. А потом я еще и представляю себе, что скажет наш прадедушка, когда узнает, что я тут мыл полы у Морнэмира в госпитале. Он точно выдаст нечто наподобие того, что я обязан был умереть с честью, но не унижаться до такой степени перед врагом и что никто из нашего рода никогда в жизни не возился с грязными тряпками! Знаешь, мне еще пока что не так много лет, и я жить хочу! Пусть и с тряпкой в руках! - гневно закончил он. - Ладно, прости. Не хотел тебя обидеть, тем более что тебе и без того плохо и я не должен тебя утомлять.
  
  Менельдур долго молчал, а когда заговорил, в голосе его звучала мольба.
  
  - Хорошо. Только если ты все же соберешься куда-нибудь сбежать, не бросай меня здесь одного.
  
  - Обязательно. Какое-то время, пока ты не встанешь на ноги и не выздоровеешь окончательно, я буду мыть полы у Морнэмира, - Исилендил слегка сжал руку брата. - А там посмотрим, но своим на глаза нам показываться нельзя. Отдыхай. Пока что ты еще слишком слаб.
  
  Дождавшись, когда Менельдур заснет, он тихо вышел из комнаты.
  
  ***
  
  Морнэмир провел довольно много времени в Минас Итиле, но оба его пленника так и не повидались с родными и не узнали, что те живы и здоровы - Исилендил по-прежнему побаивался полумайя и опасался навлечь на себя его гнев, поэтому не выходил на улицу. В какой-то момент Морнэмир объявил, что его переводят в другое место, и все его помощники отправятся вместе с ним. Менельдур, узнав об этом, запаниковал.
  
  - Теперь нам от него никуда не деться, - сказал он брату.
  
  - На запад - точно не деться, - спокойно ответил тот. - Ну так нам туда и не надо! Сам ведь слышал, грядет война. Вот и хорошо, что мы не подались в Арнор, а то пришлось бы нам снова за меч браться. С меня одного раза хватило - такого ужаса я в жизни не испытывал.
  
  Менельдур смутился, но понял страх брата.
  
  - Я очень боюсь снова когда-нибудь оказаться в настоящем сражении. Я был не готов к этому, и мне это теперь каждую ночь снится. Прадедушка наверняка бы сказал, что я трус и недостоин зваться мужчиной, но... знаешь, я еще очень боюсь, что со мной опять что-нибудь случится. Ты себе даже не представляешь, как мне тогда было больно, но я даже кричать не мог, потому что от этого, - он чуть помедлил, - еще хуже. Поэтому ты, наверное, прав. Надеюсь, что этот Морнэмир ничего нам не сделает.
  
  Незадолго до отъезда своего племянника навестил сам Саурон. Полумайя с гордостью рассказал ему о том, как поставил на ноги почти безнадежного раненого.
  
  - Не знаю, сколько времени этот парень провел без помощи, - радостно произнес он, - сам понимаешь, глубокая колото-резаная рана брюшной полости с повреждением внутренних органов и присоединившимся воспалением, нанесена, скорее всего, мечом или ятаганом. Однако у меня все получилось.
  
  - Молодец, дорогой племянник, - похвалил его Саурон, - я в тебе и не сомневался. Как тебя зовут? - поинтересовался он у перепуганного Менельдура.
  
  - А он сам не помнит, шок вызвал провал в памяти, - ответил за него Морнэмир. - Я зову Халмиром.
  
  - Морнэмир, ты, конечно, прекрасно справляешься со своей работой, но кое за что я тебя все же отругаю, - сказал племяннику Черный Майя. - Во-первых, ты что, пожалел на него снотворного и обезболивающего? Сделай, пожалуйста, так, чтобы у тебя люди впредь вследствие травматического шока память, а тем паче рассудок больше не теряли. Во-вторых, чем ты обрабатывал рану? Садовыми ножницами? - съязвил он, рассматривая грубый уродливый шрам на животе Менельдура. - Сколько я тебя учил: швы должны быть аккуратными! Ты не мешок для картошки зашиваешь, а людей лечишь! Чтоб в следующий раз я такого не видел! Впрочем, у меня для тебя и подарок есть. Переезжаешь ты в город Найр на восток, там у тебя будет своя личная лаборатория...
  
  - Наконец-то! - не сдержал восторга Морнэмир.
  
  - Не перебивай меня, - властно ответил Саурон. - Да, у тебя будет своя личная лаборатория, потому что у тебя теперь достаточно опыта. Более того, я одобряю твои идеи с разработкой заменителя крови для лечения людей с серьезной кровопотерей. Займись делом. Скоро начнется большая война, и я тебе обещаю - подопытных тушек для обкатки материала тебе поставят предостаточно. Следи за тем, чтобы они у тебя не дохли, уж будь так любезен.
  
  - А что, у меня подопытные разве дохнут? - виновато возмутился Морнэмир.
  
  - Успокойся, это я так, на всякий случай, чтобы уж точно не дохли, - ухмыльнулся Черный Майя. - Если что понадобится, обращайся. А ты окончательно выздоравливай, - сказал он покровительственным тоном и погладил онемевшего от ужаса Менельдура по голове. - Кстати, память к тебе может вернуться внезапно.
  
  Юноша, с одной стороны, был рад тому, что ему все же удалось убедительно разыграть перед Сауроном потерю памяти, с другой - он почувствовал, как немного отступивший было страх вернулся с новой силой. А вдруг Морнэмир вновь будет проделывать с ним что-то столь же ужасное и болезненное, что и раньше, и ставить на нем жестокие опыты? Однако он отогнал эти мысли усилием воли, заставив себя об этом не думать - жаловаться ему было некому, если не считать Исилендила, такого же бесправного пленника, а бежать пока что некуда.
  
  23. Чудовища
  
  Шел уже четвертый год войны.
  
  Сильмариэн родила еще одного сына, очень похожего, как она и мечтала, на ее нового супруга, и назвала малыша Ломизиром; она возилась с ним целыми днями и едва ли не сдувала с него пылинки, а старшей дочери, когда та заглянула в гости, недвусмысленно намекнула, что не хочет ее видеть.
  
  - У тебя, дорогая, теперь своя семья, - сказала ей мать, - и тебе нужно проводить больше времени со своим мужем. Я и сама со всем отлично справляюсь, тебе своих детей пора рожать, а не с младшими братьями и сестрами возиться. Не отказывай мужу в постели, и тогда скоро забеременеешь.
  
  Девушка не стала рассказывать матери, что у них с Эйтханной все отлично, в том числе и в этом смысле, и молча ушла. Ей казалось, что Сильмариэн настолько ее не любит, что однозначно позлорадствовала бы, если бы у дочери вдруг не сложились отношения с супругом.
  
  Утром Ормиен, как всегда, проводила мужа на работу и занялась делами по хозяйству. Она была вполне довольна жизнью и считала свой брак очень удачным, хотя детей у них с Эйтханной пока что еще не было. Впрочем, она не сомневалась, что в обозримом будущем они у нее точно появятся - по опыту своей бабушки Ормиен знала, что довольно часто у людей не получается сразу зачать ребенка. В супружеских отношениях у них тоже все наладилось - ее муж был очень внимателен к жене и всегда интересовался, нравится ли ей то, что он делает. Та в скором времени сама начала желать, чтобы быстрее опустилась ночь и они с Эйтханной могли отправиться в спальню.
  
  В тот день она, ожидая возвращения мужа, долго думала, что приготовить на ужин, и в итоге остановилась на курице в сладком соусе - это было одно из любимых блюд Эйтханны. Однако, придя домой, он не поцеловал жену, как обычно, а когда она предложила ему сесть за стол, угрюмо бросил, что не голоден.
  
  - Что случилось? - удивилась молодая женщина. - Ты сам не свой.
  
  - Ормиен, прости, я не совсем в состоянии об этом говорить, - ответил ее муж. - Сегодня мы, как всегда, принимали больных, а потом ассистент сказал мне, что внизу меня кто-то спрашивает. Оказалось, что мне пришло письмо. Ты ведь помнишь моего старшего брата, Экхенну?
  
  - Да, - нерешительно кивнула она, поняв, что произошло что-то очень нехорошее. Ормиен видела старшего брата Эйтханны только один раз на своей свадьбе, но уже успела проникнуться симпатией к этому веселому, жизнерадостному юноше. Ее муж, однако, ничего не ответил и с донельза мрачным видом прошел в дом.
  
  - Что с ним? - Ормиен встревожилась не на шутку. - Ранен? В плену? Убит?
  
  - Убит, - только и смог выговорить Эйтханна. - Все. Я больше никогда его не увижу. И даже не смогу должным образом почтить его память, как полагается по нашим обычаям. Безвестная братская могила где-нибудь в Земле Огня - все, что от него останется. Я сейчас вспоминаю, как мы играли в детстве, как ходили в школу, и чувствую... извини, я просто даже не в состоянии сказать, что и как. Вот, почитай сама, - он протянул жене письмо.
  
  Ормиен не стала приставать к мужу ни с ужином, ни тем более с супружескими объятиями; она молча поела сама и, дождавшись, пока Эйтханна ляжет спать, все-таки развернула послание. Какой-то незнакомый человек, судя по всему, сослуживец или командир Экхенны, скупо изложил в нескольких фразах подробности его гибели - Ормиен прочла все без труда, благо уже неплохо понимала харадский. Осажденные осыпали своих врагов стрелами со стен Барад-Дура, те ответили, естественно, не обошлось без жертв с обеих сторон.
  
  Молодая женщина бережно сложила письмо и убрала его в ящик стола. Ей не хотелось думать о том, что сейчас творится в Мордоре и кто в этом виноват - ведь она все равно не в силах ничего изменить. Хорошо, что ее мужа не призовут в армию, он останется здесь, с ней, в безопасности, в то время как его брат, такой юный, красивый, дружелюбный, уже никогда не встанет, не улыбнется, не откроет глаза...
  
  Ормиен мало что понимала в военном деле, но, даже будучи далеким от этого человеком, прекрасно осознавала, что на войне смерть не выбирает. Ей стало страшно: ведь могло быть и так, что Экхенна погиб от случайной стрелы, выпущенной кем-то из ее родичей или знакомых. Здесь она уже почти успела забыть о войне, но что, если ее отец или дед тоже...
  
  Она старалась не думать об этом, усилием воли гнала от себя мысли о том, что с ее родными может что-то случиться. Молодая женщина страшно боялась, что ее отца убьют, но повседневные дела помогали ей хоть как-то отвлечься от тягостных раздумий. И вот теперь - это письмо.
  
  Ормиен не стала плакать при муже - ей не хотелось дополнительно его расстраивать, как-никак у него погиб любимый брат, да и на работе он каждый день видит человеческие страдания, а то и смерть, так что с него и так хватит. Поэтому она дала волю слезам сейчас, пока он не видит, чтобы наутро, спокойно и незаметно выплакавшись ночью, суметь поддержать Эйтханну в его несчастье.
  
  ***
  
  Исилдур буквально каждый день ловил себя на том, что его состояние меняется к худшему с какой-то неимоверной скоростью, сравнимой разве что с полетом сокола или стрижа. Еще совсем недавно он мог спокойно сидеть в темноте, но теперь чувствовал перед ней необъяснимый ужас и ночью всегда зажигал в своем шатре свечи и светильники - так ему было спокойней. Если вдруг по какой-то причине он был вынужден выглянуть ночью наружу, это превращалось для него в кошмарную пытку. Разумом он понимал, что страх темноты ни на чем не основан и в лагере в принципе не может быть ничего опасного, к тому же он, в конце концов, не беззащитное дитя и может за себя постоять, но все равно ощущал его, причем с каждым днем все сильнее. Он не мог взять в толк, в чем все-таки дело, и осознать, как можно с этим справиться. Кроме того, время от времени он ловил себя на том, что ему мерещатся несуществующие вещи.
  
  Однажды, разговаривая с Гил-Галадом, он заметил в углу его шатра такого же черного кота с ярко-синими глазами, какого он в свое время видел в Имладрисе. Со страхом он покосился на странное животное; встревоженный эльф тоже внимательно посмотрел в ту сторону, но ничего не заметил.
  
  - Что там такое? - удивленно спросил он у Исилдура.
  
  - Да нет, ничего, мне показалось, что у вас вон там в подсвечнике свеча стоит криво и вот-вот упадет, - отмахнулся тот.
  
  В другой раз он просто сидел за столом и смотрел в пространство, собираясь с мыслями, как вдруг внезапно провалился наяву в очередной кошмар, только, вопреки всем ожиданиям, на этот раз им оказалась не Волна. В своем видении Исилдур оказался в большой полутемной комнате; у противоположной стены стояло большое зеркало. Перед ним сидела какая-то мрачная фигура с длинными темными волосами, плотно закутанная в такой же непроницаемо-черный плащ. Тут человек у зеркала повернулся и выхватил меч, и старший сын Элендила с ужасом узнал Саурона. Вдруг из дальнего угла комнаты вышла еще одна фигура - женщина в длинном черном платье с разрезами по бокам, расшитом золотом и стеклярусом.
  
  Ар-Зимрабет.
  
  Это был один из худших кошмаров короля Гондора. Вернее сказать - самый чудовищный кошмар изо всех, даже страшнее Волны. Он всю жизнь боялся Врага до полусмерти, хотя не мог в этом признаться даже самому себе, и чувствовал себя перед ним неоперившимся птенцом, которого вот-вот должна съесть голодная злобная кошка. В отчаянии Исилдур отступил к стене и прижался к ней спиной, с немым страхом глядя на остро заточенные мечи в руках Саурона и Ар-Зимрабет. Он пытался найти выход, принялся звать на помощь, но выхода не было. Обернувшись, Исилдур увидел, что стена за его спиной - стеклянная, прозрачная, а за ней стоит Фириэль, пытаясь царапать невидимую преграду ногтями и что-то ему кричать; в глазах женщины застыл страх - страх за любимого мужа. Охваченный звериным ужасом, он бил по стеклянной стене кулаками и при этом краем глаза умудрялся следить за своей троюродной сестрой и Сауроном. Враг не шевелился, по-прежнему ехидно ухмыляясь, а Зимрабет подняла свой страшный двуручный меч, и Исилдур понял, что следующее мгновение станет последним в его жизни.
  
  С диким криком и бешено колотящимся сердцем он вернулся к реальности. Саурон был для старшего сына Элендила ожившим олицетворением ужаса. Он был уверен, что однажды Враг непременно его убьет. Видение исчезло столь же мгновенно, как и появилось - Исилдур снова очутился в безопасном лагере Союза, в своем шатре, никакого Врага с его благоверной... с чего бы он вдруг такое увидел, неужели спал среди бела дня с открытыми глазами, сидя на стуле?
  
  Исилдур отчаянно затряс головой, отгоняя кошмар, но через несколько дней снова увидел нечто ужасное. Как-то вечером он зашел к своему старшему сыну Элендуру, чтобы пожелать ему доброй ночи и заодно перекинуться парой слов по поводу насущных дел. Тот уже лег в постель, и внезапно его отцу померещилось, что белая простыня и пододеяльник залиты кровью, а лицо Элендура, который мгновение назад выглядел вполне спокойным и здоровым, искажено страшной болью и побелело, зубы стиснуты, на лбу выступили бисеринки пота.
  
  - Элендур! - воскликнул его испуганный отец и тут же осекся: все было в порядке, сын жив и здоров и смотрит на него с изумлением, смешанным со страхом.
  
  - Что с тобой? - недоуменно спросил Элендур. - Отец, на тебе лица нет, ты сейчас смотрел на меня так, словно я делаю что-то ужасное или со мной что-то случилось!
  
  - Нет, все в порядке, - вздрогнул Исилдур. - Просто... не обращай внимания, все хорошо.
  
  Попрощавшись с сыном, он пошел к себе, понимая, что все совсем не хорошо, хотя он изо всех сил пытается убеждать и себя, и Элендура в обратном. Он не пытался ни с кем об этом говорить - боялся, что его высмеют или сочтут безумным. Элронд и Анарион однозначно наговорят гадостей и покрутят пальцем у виска, отец наверняка посоветует взять себя в руки и прекратить маяться дурью, а Гил-Галад... Интуитивно Исилдур ощущал, что именно он может хоть чем-то помочь, но не решался ему ни в чем признаться. Король Нолдор, конечно, называет себя другом Верных и всячески показывает им свое доброе расположение, но кто он и кто они? Смертному, даже высокого рода, подобает знать свое место и не говорить наследнику рода Финвэ о своих тяготах и горестях, благо тот и так оказал нуменорцам неоценимую помощь.
  
  По дороге в свой шатер Исилдур почувствовал, что за ним кто-то идет.
  
  Он положил левую руку на эфес меча, мысленно порадовавшись, что не снял кольчугу, огляделся, светя вокруг себя факелом. Надо было взять с собой Арандура - своего верного телохранителя. Наверняка в лагере лазутчик, ведь свой не станет тихо красться в темноте. Придется, если что, вернуться и защитить Элендура, иначе враги зарежут его спящим. Как дозорные вообще проворонили засланца?
  
  Он долго осматривался, но вокруг никого не было. Тишина. Опять показалось? Или он, словно маленький ребенок, попросту испугался собственной тени и принял ее за преследователя?
  
  Как-то раз на шестой год войны предводителям Союза нужно было отправиться в расположение своих войск близ озера Нурнон - это мордорское озеро, или внутреннее море было соленым, в него впадала текущая с гор река Нурн. На рассвете Исилдур решил немного прогуляться - ему хотелось побыть в одиночестве. День был жаркий, и он подумал, что неплохо было бы дойти до берега и, возможно, даже искупаться.
  
  Было раннее утро. В небе медленно плыли редкие облачка, да и те вскоре растаяли. Многие люди и эльфы в лагере Союза еще спали, и Исилдур люто им завидовал - счастливчики, они знают, что такое спокойный сон, и могут выспаться! Он, казалось, уже давно забыл об этом - все осталось там, в Нуменоре, в другой жизни. Остановившись у самой кромки воды, старший сын Элендила долго вглядывался в подернутый дымкой горизонт, вспоминая море в Роменне, с наслаждением вдохнул свежий воздух, потом наклонился, поднял с земли обкатанный волнами белый камень с темными прожилками, долго рассматривал его, держа на ладони. Затем он, отойдя чуть подальше на песок, решил все же немного поплавать и начал развязывать ворот рубашки, но тут замер в недоумении: вдалеке в озерной воде виднелось что-то большое и темное. Поначалу Исилдур подумал, что это Нурнонская башня - одна из построек Саурона, расположенная на острове посреди озера, в хорошую ясную погоду ее было хорошо видно, но, приглядевшись, понял, что это нечто совсем иное - башня не могла находиться так близко, да еще и плыть к берегу! Может, кто-то из своих вышел в дозор или половить рыбу на лодке, благо врагов в окрестностях Нурнона не было видно уже года два? Однако, приглядевшись, он понял, что искупаться ему сегодня однозначно не удастся, хорошо, если вообще не придется вступать в бой с очередной вражьей тварью: в его сторону быстро двигалось нечто черное и огромное, похожее не то на гигантского осьминога, не то на каракатицу. Зрение у Исилдура было острое, и вскоре он смог хорошо рассмотреть покрытую слизью толстую черную шкуру, маленькие злобные глазки и длинные щупальца чудовища. Что делать? Бежать и поднять тревогу, может быть, это создание живет только в воде и не вылезает на берег? Швырнуть в тварь камень побольше, вдруг она уплывет? Попробовать убить гадину, благо оружие у него с собой? А пробьет ли меч его кожу?
  
  - Исилдур, что ты стоишь, беги! - кто-то внезапно тронул его за плечо; обернувшись, он увидел своего отца. - Это же озерный монстр!
  
  - Какой монстр? - сразу же вслед за этим он услышал голос Гил-Галада. - Вы что оба такие напуганные? Нет там никакого монстра, кажется, вы на солнце перегрелись, вам точно не повредит искупаться!
  
  - Но там же... - в один голос произнесли Исилдур и Элендил, сначала повернувшись к королю Нолдор, а потом снова к озеру. Нуменорцы переглянулись, потом протерли глаза. Вода была чистой, никакого чудовища там не было. Исилдур ничего не мог понять: хорошо, он действительно мог в очередной раз не выспаться, перегреться на солнце, и привидеться ему могло все что угодно - и озерный монстр, и несуществующий кот. Однако почему его отец видел то же самое, а Гил-Галад вот совсем ничего?
  
  Король Нолдор, будучи эльфом деликатным и умеющим себя вести, попытался обратить все в шутку - мало ли что кому может померещиться, ведь в тот день действительно было очень жарко, но Элронд, которого природа не наделила чувством такта, а родители даром тратили время, пытаясь привить сыну хорошие манеры, естественно, высказал своим нуменорским родичам все, что думает по этому поводу, не стесняясь в выражениях.
  
  - Вы оба что, совсем свихнулись? - презрительно бросил он. - Какой еще монстр? Пить меньше надо, а у сынка твоего так совсем уже чердак съехал, - сказал он уже Элендилу. - Помню я, как его еще у меня в Имладрисе дух Тевильдо преследовал!
  
  Тут Гил-Галад в кои-то веки разозлился.
  
  - Элронд! - он грозно сдвинул брови. - Ты как с нашими родственниками разговариваешь? По-моему, это ты на солнце перегрелся или перебрал! Кроме того, ты прекрасно знаешь, что Элендил не пьет ничего крепче чая!
  
  Тот, однако, не унимался.
  
  - Да они просто чокнутые! Вы что, сами не видите?
  
  - А ну, замолчи! - король Нолдор уже давно понял, что с его друзьями действительно что-то не в порядке, но, в отличие от своего герольда, всегда старался поддерживать людей в беде, а не поднимать на смех. - Будь любезен извиниться!
  
  - А за что мне извиняться? - Элронд с деланным безразличием пожал плечами. - За то, что я правду сказал?
  
  - За то, что высмеиваешь людей, не чужих нам по крови, - продолжал злиться эльф. - Даже если им и привиделось то, чего нет, это не их вина, а их беда, ты вообще представляешь, что им пришлось пережить по вине Саурона?
  
  Элронд решил сменить тему, поняв, что короля не переспоришь - Гил-Галад был упрям, как и всякий нолдо.
  
  - Да какие они нам родичи, так, седьмая вода на киселе!
  
  Гил-Галад гневно сжал кулаки, стиснул зубы - казалось, он близок к тому, чтобы ударить своего герольда.
  
  - Который раз ты уже это повторяешь? Хватит! Они мои родичи, пусть и дальние, и я буду всегда считать их членами моей семьи! Еще раз услышу такое - пеняй на себя, а теперь убирайся с моих глаз долой!
  
  Элронд снова непонимающе пожал плечами и медленно побрел прочь по прибрежной полосе. Гил-Галад, который из-за его выходки чувствовал себя более чем неловко и неудобно, принялся церемонно извиняться перед Элендилом и Исилдуром. Те в свою очередь, чтобы не раздувать ссору, сказали, что наверняка просто неправильно поняли Элронда и тот, скорее всего, просто неудачно пошутил.
  
  ***
  
  Где-то через полгода в некотором отдалении от основного лагеря Союза произошло нечто совершенно ужасное. Разведывательный отряд дунэдайн в поисках вражеских лазутчиков случайно наткнулся на какую-то заброшенную деревушку. Люди внимательно осмотрели все дома во избежание неприятных сюрпризов и прячущихся по подвалам диверсантов, но лишь в одном пыльном здании обнаружили какую-то орчанку на большом сроке беременности. Было непонятно, почему она не ушла на восток вместе с большинством местных жителей, не служивших в армии Врага, возможно, плохо себя чувствовала, отстала или ей было тяжело передвигаться. Впрочем, опасности для воинов Запада эта женщина не представляла - когда они заглянули в дом, она продолжала сидеть на лавке и прясть, лишь время от времени искоса поглядывая на вооруженных людей, вреда никому причинить не могла, а прислужников Саурона в этом месте так и не нашли, и Верные хотели было уйти, но один из них, невзирая на попытки товарищей его остановить, отсек ей голову.
  
  Командир отряда, вернувшись в лагерь, сразу же доложил обо всем Элендилу. Тот приехал на место происшествия вместе со своим лучшим другом Гил-Галадом и пришел от увиденного в ужас - ему сразу вспомнилась его покойная жена Алдамирэ, которая тоже так и умерла с нерожденным младенцем в утробе, пусть и своей смертью.
  
  - Мерзавец! - принялся он кричать на юного убийцу: это был Гилдор, сын одного из приближенных Анариона. - Как ты мог? Как у тебя рука-то поднялась, негодяй! Матери у тебя, что ли, нет? И тебя родила женщина! Перед тобой был не враг с ятаганом!
  
  Гил-Галад, будучи эльфом в высшей степени благородным, всегда считал, что нет хуже поступка, чем обидеть ребенка или женщину, даже будь они из числа врагов, тем более если они не воевали. Он был в ярости от содеянного Гилдором, поскольку к тому же постоянно думал о своей любимой Эрилиндэ и очень за нее боялся. Раскайся юноша в содеянном, для него все, может быть, еще бы и обошлось, но вместо этого он принялся доказывать Элендилу, что был прав, чем разозлил его еще сильнее.
  
  - Так это ж орчанка, а не человек, - хмыкнул он, - к тому же со своим отродьем в брюхе. Вот оставил бы я ее в живых, она б еще одного орчонка родила, а там и других бы плодить стала - чтоб они вас же и прикончили.
  
  Элендил не выдержал и влепил юноше пощечину.
  
  - Выродок, - коротко и резко сказал он. - Я не думал, что ты на такое способен. Я все понимаю, но есть здравый смысл! Да, она может нарожать еще врагов, которые убьют кого-то из нас, но все равно нельзя поднимать руку на женщину, тем паче беременную! У нее не было оружия, и она не могла сопротивляться!
  
  Оскорбленный Гилдор продолжал настаивать на своем. Элендил по характеру был человеком довольно спокойным и добрым, не склонным к вспышкам ярости и тем более к жестокости, но тут не выдержал. Недолго думая, он перекинулся парой слов с лучшим другом и приказал повесить негодяя на первом же суку, чтоб другим неповадно было. Гил-Галад полностью поддержал верховного короля дунэдайн в его решении, потому что тоже считал выходку Гилдора верхом запредельной бессмысленной жестокости.
  
  Не говоря ни слова, он подошел к телу убитой, хотя у него от потрясения дрожали руки и подкашивались ноги, поднял с залитого кровью дощатого пола отрубленную голову, закрыл ей глаза и аккуратно приложил ее к шее - в это мгновение ему вдруг показалось, будто женщина спит, а не мертва.
  
  - Давай выкопаем могилу и похороним ее в этой деревне, где она жила, - медленно сказал он Элендилу, указывая на тело, - не думал я, что некоторые люди, не прислуживающие Саурону, способны на такое злодеяние. Мне всегда казалось, что зверства - удел лишь приспешников Врага, да и то не всех, а лишь тех, кто окончательно утратил стыд и совесть.
  
  Его друг лишь покачал головой. Он знал покойного отца Гилдора, погибшего в сражении у Врат Мордора, и думал, что его сын - тоже хороший человек. Однако вон оно как оказалось.
  
  - Вы правы, aran, те же морэдайн - звери и чудовища, но это не значит, что мы должны им уподобляться и убивать женщин и детей, - сухо произнес он. - Лишать жизни можно лишь тех, кто поднял против тебя меч. Я тоже не думал, что один из моих подданных совершит такое!
  
  Элендил чувствовал себя раздавленным и измученным. Он не думал, что когда-нибудь сможет забыть свою несравненную Алдамирэ, но повседневные заботы хоть как-то притупляли страдания, позволяя отвлечься от тягостных воспоминаний и не думать постоянно обо всем произошедшем. Теперь же, стоило ему увидеть убитую орчанку на сносях, как боль тут же вернулась с удвоенной силой. Он смотрел, как мертвую опускали в могилу, и ему сразу представилась на ее месте одетая в белый саван жена с закрытыми глазами и сложенными на груди холодными руками.
  
  Вечером о произошедшем узнали Исилдур, Анарион и Элронд. Увидев болтающееся в петле тело Гилдора с раздувшимся посиневшим лицом, к которому уже слетелись вороны, второй сын Элендила принялся яростно заступаться за приближенного.
  
  - Отец, ты что - спятил? - возмутился он, запустив камнем в жирную ворону с грязными сальными перьями, которая сидела на голове у казненного, старательно выдергивая из его глазницы глаз. - Ты приказал его повесить из-за какой-то жалкой орочьей подстилки?
  
  - Нет, сын, это ты спятил! - жестко ответил тот. - Вернее, это я дурно тебя воспитал и не сумел тебе объяснить, что нельзя поднимать руку на женщин!
  
  - А это не женщина, а орчанка, орки вообще животные, - брезгливо произнес Анарион. - Гилдор правильно сделал, не убей он ее, она б еще три отряда Саурону для армии нарожала!
  
  - Животные они или нет, а ты, братец, попросту подонок, - осадил его Исилдур. - Нашел за кого заступаться. Даже если речь идет о животных, ты должен знать, что на беременных самок не охотятся и на мясо их не забивают.
  
  Элронд попытался поддержать Анариона и начал толкать речь о том, что орки - это не просто животные, а еще и вредные животные, которых надо уничтожать безо всякой жалости, не глядя на то, женщина перед тобой или вооруженный солдат, но быстро осекся под грозным взглядом Гил-Галада. Исилдур же в свою очередь от души накричал и на брата, и на Элронда, добавив, что людям и эльфам Запада не подобает так поступать, иначе чем они отличаются от морэдайн и прочих изуверов, которые не щадили ни детей, ни женщин? Ему тоже вспомнились события многолетней давности, когда он постоянно боялся то за беременную жену, то потом уже за маленького Элендура. А уж что случилось с Исилвэн... дядя Нолондил, конечно, был самым настоящим безумцем, лучше об этом вообще не думать даже по прошествии не одного десятилетия.
  
  - Не зря ты взял себе жену из арузани, наверное, с них пример берешь и Гилдора научил, - сказал он брату. - Это они очень любят истязать других, а чтобы придумать оправдание для своих злодеяний, начинают придумывать всякие поводы: одних можно пытать и убивать за то, что они не хотят поклоняться вместе с ними Тьме и Морготу, других - за то, что они якобы животные, третьих - еще за что-нибудь, было б желание кого прикончить, а уж основания в пользу этого всегда можно найти. Я сейчас говорю с тобой, но слышу не своего родного брата, а его супругу! Ты произносишь ее слова!
  
  - Не смей трогать Тильвен! - побагровел от злости Анарион.
  
  - Я ее и не трогаю, просто говорю тебе, чтобы ты перестал так себя вести и защищать того негодяя, что пошел на корм воронам! - выкрикнул его брат. - Существуют границы разумного поведения, и вы с Гилдором и Элрондом их перешли!
  
  - Да Гилдор вовсе не негодяй! Он правильно поступил, а наш отец велел казнить его безо всякой вины! - продолжил гнуть свою линию второй сын Элендила.
  
  - Слушай, ты, - прошипел Исилдур, глядя в глаза младшему брату, - если тебя завтра убьют, я не стану тебя жалеть и оплакивать, потому что ты этого недостоин. Я ненавижу тебя и твою жену. Не удивляюсь, что из множества женщин ты выбрал именно ее - ты такой же, как она. Или это она такая же, как ты. Впрочем, это уже не важно. Вы нашли друг друга! Сдохни побыстрее, я буду только рад! Пошел вон отсюда!
  
  С этими словами он толкнул Анариона так, что тот едва не упал. Младший брат Исилдура ожидал, что отец поставит своего старшего сына на место, но вместо этого заметил, что направленные на него и Элронда взгляды Элендила и Гил-Галада полны негодования и осуждения - оба и не думали заступаться за Анариона.
  
  - Нда, - только и смог выговорить Элендил. - Не думал я, что у тебя, дорогой мой Анарион, такая гнилая душонка. Чудовище - оно не в озере Нурнон водится. Чудовище - это Гилдор, а еще одно все эти годы жило рядом со мной. Сначала ты взял в жены дочь Долгубара, потом под благовидным предлогом спрятал своего сына от войны, теперь защищаешь убийцу. Иди-ка ты с глаз моих куда подальше, пока я еще больше не разозлился, и подумай над своим мерзким поведением.
  
  ***
  
  Где-то дня через два Исилдур проснулся утром в своем шатре, едва забрезжил рассвет - ночью он опять спал от силы часа три, и его постоянно преследовали уже ставшие привычными, но от того не менее невыносимыми кошмары. Не успел он умыться, как Эстельмо, оруженосец его сына Элендура, осторожно приподнял полог.
  
  - Простите, что побеспокоил вас, мой король, - робко начал юноша, - но с вашим братом беда.
  
  Исилдур взял полотенце, вытер руки. Он смутно помнил, что совсем недавно они с Анарионом поссорились, но почему? Тот день совершенно выпал из памяти, казался ему каким-то серым пятном. Кажется, дело было в жене Анариона, этой надменной мораданэт.
  
  - Что случилось? - строго спросил он.
  
  - Сегодня ночью вашему брату на голову со стены Барад-Дура скинули огромный камень. Там... - Эстельмо не договорил, по выражению его лица было заметно, что ему страшно.
  
  Исилдур быстро набросил плащ и пошел за юношей. Трупы убитых во время ночной стычки уже успели перенести в безопасное место, и вокруг толпились их друзья и родичи. Он увидел своего отца, молча стоящего возле носилок, на которых лежало что-то темное. Подойдя ближе, Исилдур понял, что это тело его брата, накрытое длинным широким покрывалом.
  
  Элендил коснулся руки своего теперь уже единственного сына.
  
  - Не смотри, - чуть слышно сказал он. - Не надо.
  
  Лицо его побелело, казалось, он вот-вот лишится чувств. Однако Исилдур, не обращая внимания на его слова, приподнял край черной ткани. Ему много раз доводилось видеть смертельные раны и изувеченные тела, и он уже успел привыкнуть к страшным зрелищам, поэтому не вздрогнул, не вскрикнул от ужаса, пусть увиденное и в самом деле было в высшей степени жутким. Украшенный золотом и бриллиантами шлем с крыльями чайки был расплющен ударом огромного булыжника, большая часть черепа раздавлена, осколки костей смешались с волосами, ошметками кожи и мозгом в кровавую массу, по виду чем-то напоминавшую свекольный салат с орехами, левый глаз вытек, но даже наименее пострадавшая часть лица выглядела настолько безобразно, что в убитом едва можно было опознать красавца Анариона. Длинная, аккуратно заплетенная черная коса лежала как бы отдельно сбоку от него, что создавало впечатление какой-то чудовищной неестественности происходящего.
  
  Исилдур медленно опустил покрывало на изуродованную голову брата. Почему-то, как ни странно, он не ощущал ни страха, ни жалости, ему не хотелось плакать - он по-прежнему отчаянно пытался вспомнить подробности недавней ссоры с Анарионом. Что все-таки произошло?
  
  - Надо бы сообщить его жене и детям, - проговорил он, отходя от тела. - Я им напишу.
  
  24. Слепая страсть
  
  По всем подсчетам предводителей союзного войска, в Барад-Дуре уже давно должна была кончиться еда, а уж где осажденные брали воду, для всех оставалось полнейшей загадкой. Однако вражеская крепость по-прежнему держалась, более того, ее обитатели отнюдь не выглядели изможденными и вполне твердо стояли на ногах, не прекращая ожесточенного сопротивления. Войско Запада несло огромные потери от стрел, копий и снарядов Врага, наполненных самовоспламеняющейся смесью, но никто не знал, что с этим делать и как заставить Саурона наконец покинуть свое неприступное убежище.
  
  Однажды Трандуил, новый король эльфов Зеленолесья, решился на отчаянный шаг. Он собрал наиболее храбрых эльфов из своего войска и, дождавшись, пока Черный Майя организует очередную вылазку, хотел было ворваться с кучкой своих удальцов в один из боковых выходов Барад-Дура. Он надеялся либо удержать его до подхода подкрепления, либо, если повезет, даже попробовать пробиться к главным воротам и открыть их союзному войску. Однако эльф не ожидал, что Саурон окажется намного хитрее его - Враг давно просчитал намерения зеленолесского короля.
  
  Поначалу все шло в полном соответствии с планом: Саурон устроил вылазку, и эльфы, преследуя врагов, бросились к боковым воротам крепости, но тут случилось нечто непредвиденное. Изо всех вентиляционных отверстий и отдушин на головы зеленолесских смельчаков полилась горящая смесь. Многие из попавших в западню эльфов сразу вспыхнули, как факелы, и сгорели заживо, некоторые все же смогли выбраться, пусть и получили при этом тяжелые ожоги, благо на помощь к ним почти сразу подоспели Нолдор Гил-Галада. В воздухе стоял жуткий смрад горелой плоти. Король Трандуил тоже отделался отнюдь не легким испугом - когда боевым товарищам удалось все-таки вытащить его из вражьей ловушки, он был без сознания, почти вся левая половина лица и тела была сожжена до мяса, а местами и до костей. Больше месяца сын Орофера боролся со смертью; несмотря на все усилия врачей, у него началась сильная лихорадка, раны загноились, и все боялись, что он не выживет. Однако в какой-то момент ему все же стало лучше, и он встал на ноги, хотя теперь его красивое лицо уродовали страшные шрамы, к тому же король Зеленолесья ослеп на один глаз.
  
  ***
  
  Перед началом войны предводители союзного войска искренне полагали, что все закончится очень быстро, но Саурон по-прежнему спокойно сидел в своей крепости, в то время как армия его врагов за семь лет осады была практически обескровлена. Их главнокомандующий чувствовал себя совершенно растерянным и беспомощным, словно он не эльфийский король, а маленький ребенок, у которого не получается писать закорючки, и он плачет от обиды и отчаяния. Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, лучшие воины гибли у него на глазах, Анарион убит, Трандуил остался одноглазым калекой, а Саурону хоть бы что! Сидит себе в своей крепости, словно у него гарнизон не уменьшается, и радуется жизни, будь он трижды проклят!
  
  Однажды вечером к Гил-Галаду, который напряженно размышлял о том, как его войску все-таки выбраться из затруднительного положения и окончательно разделаться с Сауроном, пришел один из приближенных Исилдура и сказал, что его повелитель срочно хочет видеть короля Нолдор. Тот сразу пошел к нему, по дороге продолжая думать о насущных делах. Может быть, его друзья-нуменорцы придумали какой-то выход?
  
  Однако Исилдур, вопреки его ожиданиям, приготовил своему дальнему родичу совсем другой сюрприз.
  
  - Aran, в свое время вы просили меня, если я вдруг встречусь в бою с той женщиной, что командовала нападением на мою крепость, не убивать ее, а привести к вам живой, - сказал он, и по его знаку двое воинов-дунэдайн вывели вперед Эрилиндэ со связанными за спиной руками. - Попала к нам во время сегодняшней вылазки из Барад-Дура. Я сдержал слово, но будьте осторожны, я вам уже говорил, что она очень опасна. На вашем месте я бы сразу ее прикончил, на ее руках кровь стольких моих людей, что я сбился со счета.
  
  Эльф окинул девушку внимательным взглядом - не ранена ли, не нужна ли ей помощь? Нет, вроде цела, на ногах держится твердо, одежда не порвана, лишь на щеке ссадина.
  
  - Спасибо, - кивнул он Исилдуру, - теперь мне хотелось бы все же побеседовать с ней с глазу на глаз. Отведите ее ко мне.
  
  - Aran, вы уверены? - тот смотрел на темную эльфийку с опаской. - Я вам серьезно говорю, не стоит...
  
  - Исилдур, не надо так за меня переживать, я не маленький ребенок и не вчера взял меч в руки, - твердо ответил король Нолдор, - я просто хочу во всем разобраться и понять, почему она, будучи из нашего народа, служит Врагу. Более того, не так давно она клялась мне в любви. Я хочу с ней поговорить и очень прошу всех вас мне в этом не мешать.
  
  - Ну ладно, воля ваша, - развел руками сын Элендила, которому стало не по себе от того, с какой неприязнью на всех косилась пленная военачальница Саурона, - только будьте бдительны и предельно внимательны, я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
  
  Гил-Галад подумал было, что вопрос улажен, как тут внезапно откуда-то сзади до него донесся голос Элронда:
  
  - Простите, мой король, но тут я согласен с Исилдуром, - подобострастно произнес он. - Она действительно опасна. Убейте ее, пока не поздно, иначе она убьет вас - и хорошо, если только вас.
  
  Он резко повернулся к своему герольду, глаза его полыхали бешеным гневом.
  
  - А ну, замолчи немедленно, - бросил он непривычно жестким и резким тоном, сам удивляясь тому, как зло и раздраженно отвечает Элронду, которого обычно всегда защищал от чужих нападок. - Я сам разберусь, что мне с ней делать, без ваших советов. Убирайся отсюда и не показывайся мне на глаза, пока я сам тебя не позову.
  
  ***
  
  Вернувшись к себе, король Нолдор отослал охрану и строго-настрого запретил кому-либо его беспокоить - он все еще не терял надежды на то, что сможет помочь своей возлюбленной и спасти ее от злых чар Саурона. Наверняка она согласилась служить Врагу отнюдь не по доброй воле и не в здравом уме и трезвой памяти. Она могла попасть в руки слуг Моргота, а там для Саурона не составило труда подчинить себе разум и волю перепуганной до полусмерти, а то и раненой Эрилиндэ. Оставшись с девушкой наедине, он подошел к ней поближе, слегка коснулся ее растрепанных волос.
  
  - Эрилиндэ, - тихо начал он, - я и не думал... Почему ты ему служишь? Тебя заставили, да? Тебя пытали, запугивали, твои близкие в заложниках у Саурона? - король Нолдор говорил едва ли не со слезами в голосе. - Скажи мне, и я попробую тебе помочь! Мы вытащим их из Барад-Дура! Поверь, я не причиню тебе зла!
  
  - Развяжи мне руки, тогда будем разговаривать, - эльфийка неловко передернула затекшими плечами, про себя думая, что настало время брать инициативу в свои руки, потому что этот слишком правильный и щепетильный Светлый первым ее не проявит и в штаны к ней не полезет. Надо же, еще и думает, что Саурон ее не то воли лишил, не то силой заставил за него сражаться! - Думаешь, мне удобно вот так тут стоять? У меня, между прочим, уже все болит.
  
  Гил-Галад потянулся за ножом и осторожно разрезал веревки. Голос разума отчаянно твердил - остановись, прекрати, что ты делаешь, это враг, она убьет тебя! - но жалость к Эрилиндэ оказалась сильнее, чем все его доводы. Он и в самом деле ожидал, что девушка вырвет у него нож и убежит или вонзит его ему в сердце, но уж никак не того, что она схватит его за руку и положит его ладонь себе на грудь. Эльф вздрогнул, ощутив под своей ладонью мягкое женское тело - он впервые делал что-то подобное. Отбросив нож в сторону, он накрыл другой рукой и вторую грудь девушки - она идеально легла в его ладонь, словно и была создана именно для нее.
  
  - Ну что, король Нолдор? - прошептала Эрилиндэ, легко поглаживая руками его спину. - Хочешь меня? Красивая рубашка, но без нее ты смотрелся бы лучше.
  
  У Гил-Галада от неожиданности пересохло во рту.
  
  - Ты... что... делаешь... - только и смог вымолвить он.
  
  Она принялась в страстном исступлении покрывать его лицо и шею быстрыми, яростными поцелуями.
  
  - Я больше не хочу ждать. Ты же меня любишь, я знаю. Давай же, возьми меня. Ложись со мной. Только клятву именем Эру я тебе давать не стану, я его ненавижу.
  
  В голове эльфа еще мелькнула мысль о том, что он делает что-то неправильное и уж точно поступает вопреки всем законам и обычаям эльдар, но желание обладать Эрилиндэ оказалось куда сильнее. Он уже не мог оставаться бесстрастным перед соблазнительными изгибами ее тела, совершенно забыв, о чем с ней говорил буквально пару мгновений назад.
  
  - Ну так что, ты хочешь меня? Я жажду большего, - она игриво дернула его за упавшую на лоб черную прядь.
  
  Гил-Галад на мгновение замер, а потом решительно ответил:
  
  - Хочу.
  
  Король Нолдор всегда ценил чистоту - и свою, и чужую, но тут уже не устоял и не обращал внимания больше ни на что вокруг. Не помня себя и не осознавая окружающей действительности, он быстро сорвал с себя одежду, притянул девушку к себе - ее глаза казались ему почти черными из-за расширившихся зрачков.
  
  - Как долго я ждала этого дня, - прошептала она хриплым от страсти голосом, путаясь в завязках и лихорадочно сдергивая с себя штаны, рубашку и белье. - Ты рядом, и это лучше всего на свете. Долго я гадала, как ты выглядишь без всего, и сотни раз представляла это в своей голове, но действительность превзошла все мои ожидания.
  
  - Что, нравлюсь? - приглушенно проговорил он, окончательно забывая обо всем на свете, даже о том, что его возлюбленная - военачальница Саурона. Да, так нельзя, нельзя, но что делать, если уже не можешь совладать со своей страстью? Эрилиндэ живет во тьме, и теперь тьма подобралась совсем близко уже к нему самому, хотя он так ее боялся.
  
  - Ты мне не просто нравишься, - горячо шептала девушка, продолжая его целовать. - Я тебя безумно люблю. В моих мыслях только ты. Звездочка моя ясная... ведь у тебя пока что еще никого не было? Ну, в смысле...
  
  Эрейнион молчал и ошарашенно смотрел на нее, одновременно с тем продолжая держать пылающие жаром ладони у нее на пояснице. Что она такое говорит?
  
  - У меня тоже, - она прижалась щекой к его плечу, лицо ее горело. - Так что ты... поосторожней.
  
  Он от безумного возбуждения чувствовал едва ли не физическую боль, но никак не решался перейти к тому, чего они оба так давно хотели. Вот она, роковая черта: он держит в объятиях совершенно обнаженную Эрилиндэ. Было еще не поздно ее оттолкнуть и одеться, но король Нолдор этого не сделал. Вместо этого он неловко просунул руку между ее бедер, где все было влажным и горячим, провел пальцами по нежным складкам. Девушка откинула голову назад, втянула в себя воздух, стиснув зубы - говоря по правде, ей хотелось кричать от удовольствия, но она боялась перебудить весь вражеский лагерь и привлечь к ним внимание. То-то будет позор, если эльфы и дунэдайн застанут своего предводителя в таком виде.
  
  Высвободившись из его объятий, она легла на постель, закинув руки за голову, и широко развела колени, открывая его жадному взору самое сокровенное. Гил-Галад почувствовал, как у него от сильнейшего вожделения зазвенело в ушах, он не отрывал взгляда от обнаженной Эрилиндэ, темные волосы которой разметались по одеялу.
  
  - Ну что же ты медлишь? - прошептала она. - Хватит! Иди ко мне! Мне уже надоело ласкать себя самой одинокими ночами и представлять себе, что это делаешь ты!
  
  Он больше не колебался и не думал о том, чтобы остановиться; страх и смущение исчезли. Недолго думая, он лег рядом с ней и, осторожно лаская внутреннюю поверхность бедер девушки, нащупал вход в ее тело. Эрилиндэ вскрикнула от боли и неожиданности, почувствовав быстрое и решительное проникновение - природа не обделила короля Нолдор мужским достоинством, и оно было явно немного великовато для ее лона, еще не знавшего любви, но в следующее мгновение прижалась к нему еще сильнее и вцепилась в его плечи ногтями, умоляя ни в коем случае не останавливаться. Оба они уже почти не осознавали происходящего, видя лишь друг друга, когда их накрыло волной невообразимого, не сравнимого ни с чем в мире наслаждения.
  
  ***
  
  Элендил, узнав от сына о пленении темной эльфийки и странном желании Гил-Галада поговорить с ней наедине, сильно встревожился и испугался. Он был наслышан о том, что Эрилиндэ очень искусна в военном деле, а король Нолдор всегда был эльфом добрым и доверчивым, поэтому Элендил понимал, что прислужница Саурона вполне может воспользоваться случаем и причинить вред его другу. Он недолго колебался и решительно пошел к Гил-Галаду. К его удивлению, никого из охраны рядом не было. Обеспокоенный Элендил заглянул в один из эльфийских шатров неподалеку. Заспанный телохранитель короля Нолдор, протирая глаза, вяло объяснил нуменорцу, что Гил-Галад сам отослал охрану и строго-настрого запретил его беспокоить.
  
  - Так-то вы заботитесь о своем повелителе, бросили его наедине с этой мерзавкой! - грубо заорал на эльфа Элендил и бросился к одиноко стоявшему в отдалении белому шатру Гил-Галада, в душе уже опасаясь, что заглянет внутрь и увидит там труп своего лучшего друга с глубокими ранами в луже крови. Однако почти у самого входа он остановился, замер и прислушался: до него донеслись более чем странные звуки. Было похоже на то, что пленница то ли стонала, то ли плакала, то ли тихо о чем-то умоляла. Элендил растерялся: истязать врагов, тем более женщин, его друг однозначно бы никогда не стал, а вот у Элронда точно хватило бы и ума, и совести на такое грязное дело. Положив руку на эфес Нарсила, он подумал, что сейчас ему однозначно придется заступаться за девушку, если вообще не драться с герольдом Гил-Галада, и слегка приподнял полог, ожидая узреть нечто ужасное. Открывшаяся ему картина оказалась вовсе не страшной, хотя лишила короля дунэдайн дара речи: неподалеку от входа валялась сброшенная смятая одежда, а чуть поодаль его лучший друг в чем мать родила держал в своих объятиях на ложе совершенно обнаженную прислужницу Саурона, которая тихо постанывала. Поначалу Элендил перепугался, решив, что его приятель спятил и решил надругаться над пленницей, поскольку у эльдар не было принято спать со своими избранниками до брака, но, приглядевшись, заметил на лице эльфийки выражение явного блаженства - судя по всему, мордорской военачальнице очень нравилось то, что с ней делают. Увлеченная друг другом влюбленная парочка в пылу страсти даже не заметила чужого присутствия, и Элендил, покраснев до корней волос, отшатнулся и задернул полог. Ужас какой! Хорошо еще, что больше никто не видел эту непристойность, надо и в самом деле на всякий случай предупредить охрану Гил-Галада, чтоб близко не подходили!
  
  ***
  
  Гил-Галад проснулся рано утром, когда еще только-только начало светать, и, повернув голову, увидел рядом мирно спящую Эрилиндэ - сейчас она выглядела как будто доверчиво-беззащитной и улыбалась во сне, подложив руку под голову. В его памяти сразу всплыли события прошедшей ночи, и он залился краской стыда от сознания того, что натворил. Он спал с военачальницей Саурона, с одним из заклятых врагов сил Света, а теперь... теперь никак не мог на нее наглядеться и с тревогой ждал того мгновения, когда она наконец проснется. Что делать, что сказать?
  
  Вскоре Эрилиндэ тоже открыла глаза, сладко потянулась, посмотрела на своего возлюбленного.
  
  - Сейчас я самая счастливая женщина во всей Арде, - наконец нарушила она напряженную тишину. - Звездочка моя ясная, за эту ночь можно отдать всю жизнь.
  
  - Ты не голодна? - неловко спросил Гил-Галад, чувствуя неодолимое желание откинуть одеяло и еще раз увидеть Эрилиндэ обнаженной. - У меня тут есть немного хлеба и яблок.
  
  - А я сыта твоей любовью, - она, угадав его мысли, но понимая, что он стесняется, сама стянула с него одеяло и безо всякого смущения стала целовать его грудь и живот, а потом прижалась щекой к бедру. Мгновение спустя он, снова потеряв голову от страсти, уже отвечал на ее ласки, будучи не в силах совладать с захлестнувшей его жаждой снова обладать Эрилиндэ. Потом он прижимал утомленную девушку к себе и с болью думал о том, что они не смогут провести так весь день - или всю жизнь. Надо было что-то сказать, но он никак не решался.
  
  - Эрилиндэ, - наконец начал он, - я не хочу, чтобы кто-то из наших, пока война не закончится, видел нас вместе.
  
  Она загадочно улыбнулась.
  
  - Я знала, что ты это скажешь, - к его удивлению, в голосе эльфийки не звучала обида.
  
  - Уходи к своим, - с явным сожалением сказал король Нолдор. - Я отпускаю тебя. Я надеюсь, что...
  
  Эрилиндэ не дала ему договорить - Гил-Галад с наслаждением ощутил, как она закрыла ему рот поцелуем.
  
  - Мы с тобой обязательно еще встретимся, - она встала с кровати, подобрала смятую одежду и начала ее натягивать. - Потом. После всего. Совсем скоро. А сейчас - до свиданья. Береги себя и не лезь под стрелы. И да, не доверяй кому попало.
  
  Гил-Галад пропустил все ее слова мимо ушей, глядя, как она осторожно приподнимает полог, осматривается - нет ли кого вокруг? - и незаметно выскальзывает наружу. Рассветное небо на востоке уже не было серо-сиреневым, оно сияло всеми ярчайшими оттенками золота.
  
  ***
  
  Простившись с Эрилиндэ, Гил-Галад оделся, умылся и вышел на улицу. После прошедшей ночи мир казался ему каким-то странным, непривычным, хотя вокруг вроде бы ничего не изменилось; вместо радости, которую следовало бы ощущать после обладания женщиной, которую любишь всем сердцем, он чувствовал растерянность и неловкость. А что, если кто-нибудь вдруг догадается... Да нет, быть такого не может, у него же на лице не написано. И как неправильно все вышло, без клятв, без брачного пира.
  
  В лагере он столкнулся с Элендилом и Исилдуром: оба посмотрели на него так, что он почувствовал себя еще более неуютно. Неужели заметили его распухшие от поцелуев губы и багровые засосы по всей шее? Спохватившись, он дрожащими руками прикрыл горло капюшоном плаща. Нет, точно знают или все поняли.
  
  - Aran, я за вас вчера очень испугался, - осторожно начал Элендил. - Вам не следовало... ну... хорошо, что вы вообще живы. Нельзя быть таким доверчивым.
  
  Гил-Галад покраснел и опустил глаза. Судя по всему, все-таки знает. Он, конечно, вряд ли кому расскажет, но все равно неприятно вышло.
  
  - Вы меня, конечно, простите за такую дерзость, вы просили вас не беспокоить, - его друг тоже смущенно отвел взгляд, - я все-таки краем глаза заглянул к вам. Потом, правда, сразу ушел, но всю ночь просидел как на иголках, она же могла вас убить.
  
  - Ну не убила же, - Гил-Галад попытался изобразить как можно более беспечный тон. - Я уже говорил: не надо так за меня переживать, все хорошо, я вполне в состоянии себя защитить.
  
  - А она... - начал было Исилдур, но решил все же не вмешиваться в разговор, а то еще отец потом отчитает за то, что он повел себя неприлично.
  
  - Я взял с Эрилиндэ слово, что она больше не поднимет оружия против меня или кого-либо из моего войска, - ответил эльф, не вдаваясь в подробности, - после чего отпустил ее на все четыре стороны. Думаю, этого достаточно.
  
  Элендил промолчал. Исилдур, в душе не переставая удивляться тому, как Гил-Галад мог так легко поддаться чувствам и совершить столь опрометчивый во всех отношениях поступок, вместе с тем поймал себя на кощунственной мысли о том, что завидует его любви - такое не для всех и уж однозначно не для смертных.
  
  - Aran, - вдруг вырвалось у него, - а что, если она от вас забеременеет?
  
  - Исилдур, - возмутился его отец, - да как тебе не стыдно! Вы об этом даже не думайте, - он снова посмотрел на Гил-Галада, стараясь, впрочем, не встречаться с ним взглядом, - насколько я знаю, у эльфов дети без взаимного желания обоих родителей не появляются.
  
  - Вообще-то я дело говорю, - перебил его сын.
  
  - Да какое ты имеешь право перечить собственному отцу! - рявкнул на него Элендил. - К тому же...
  
  - Отец, я давно не дитя и прекрасно знаю, что такие вещи не обсуждают на людях и об этом нельзя говорить даже с лучшими друзьями, - Исилдур сделал паузу, пытаясь дать отцу понять, что вовсе не хотел продемонстрировать Гил-Галаду незнание простейших правил приличия, - но беда в том, что если это... действительно случится, то ты можешь себе представить, где и в каком окружении будет расти сын или дочь твоего друга и соратника и чему несчастного ребенка там научат? Черной магии? Издеваться над пленными? Или жечь людей заживо во славу Моргота? Слово вы с нее, говорите, взяли? - он слегка повысил голос, обращаясь к эльфу. - Да для прислужников Саурона слово ничего не значит. И любая клятва тоже. Они как рассуждают: если мне от этого ничего не будет, так это именно что пустая болтовня, и все эти слова и клятвы можно легко нарушить.
  
  Король Нолдор почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Да, вот по поводу этого у него даже мыслей не возникало... при иных обстоятельствах он бы безумно обрадовался известию о том, что у него будет ребенок, но сейчас ему отчаянно хотелось, чтобы все обошлось, ведь мерзавец Саурон будет только рад возможности заполучить в свои грязные лапы наследника рода Финвэ и воспитать его как своего верного прихлебателя. Может, это была ловушка, он нарочно подослал к нему Эрилиндэ и та сдалась в плен только для виду? Надо же было так глупо попасться! В это мгновение он вспомнил и о дочери своего покойного брата Келебримбора. Что с ней стало?
  
  - Надо было послушаться Элронда, - вырвалось у него. - Он же мне советовал. Великие Валар, нет, нет, я бы никогда не смог...
  
  - Успокойтесь, я же вам сказал, что ничего не случится, - попытался приободрить его Элендил, видя, что его лучший друг растерян и едва ли не готов разрыдаться от отчаяния, осознания собственного бессилия и горького сожаления о непоправимом. - Если вы сами сознательно не хотите иметь ребенка, то зачатия просто не произойдет. Элронда же вам в любом случае слушать не следовало, потому что убить женщину, какой бы она ни была - поступок в высшей степени скверный и недостойный любого человека или эльфа, в котором осталась хоть капля благородства. Мы не орки и не морэдайн, чтобы совершать подобное.
  
  - Понимаете, aran, просто у нас в семье в свое время случилась очень большая беда...
  
  - Исилдур, не надо, - попытался остановить его отец, но тот решил идти до конца. В их роду было много неприятных тайн - Эльдарион, Аглахад, Зимрабет, которые Элендил считал чем-то настолько жутким, что об этом не следует ни с кем говорить, но его сын решил, что Гил-Галад имеет право знать.
  
  - Отец, хватит, - решительно возразил он. - Если бы ты не делал вид, будто ничего не произошло, и твой друг был в курсе событий, может быть, он смог бы избежать неприятностей, а теперь благодаря твоему упорному молчанию расхлебывать это придется всем нам! Так вот, вы знаете, что у моего деда Амандила был родной брат, Элентир, которого люто ненавидел Ар-Фаразон за то, что он был тоже влюблен в его жену Тар-Мириэль. Когда он понял, что королева предпочитает ему своего двоюродного брата, то женился на другой женщине, и у него родилось двое сыновей - Нолондил и Аглахад. Оба, мягко говоря, оказались людьми не самого хорошего поведения. Если старший был очень жестоким, то младший предпочитал разгульный образ жизни, за что его постоянно ругали дома. Сами понимаете, ему это было неприятно. Я не знаю всех подробностей, но в один прекрасный день Аглахад сбежал из дома и попросился на службу к Ар-Фаразону. Как я смог понять по тем обрывкам слухов, которые до меня доходили, ушел из Роменны он не один - прихватил с собой старшую дочь Нолондила, Мериль. То, что он увел ее из родительского дома - может, и правильно сделал, потому что мой дядюшка не особо церемонился со своей семьей, собственную жену бил до потери сознания, а дочери родной, как люди поговаривали, так вообще сломал руку. Но вот что было потом...
  
  Гил-Галад испуганно сгорбился и втянул голову в плечи, кутаясь в плащ, как будто ему было холодно - а может, его и в самом деле знобило от потрясения. Побледневший Элендил смотрел куда-то в сторону.
  
  - Они жили при дворе Ар-Фаразона, - продолжал тем временем Исилдур. - Все было хорошо, если бы тому не взбрело в голову приволочь в Нуменор Саурона. Тот быстро втерся ко всем в доверие, благо он это умеет, задурил Аглахаду голову и племянницу его несчастную своим вниманием не обделил.
  
  - Помнится, ты спрашивал, - наконец решился вставить верховный король дунэдайн, - почему у нас такие нравы строгие и мы нашу молодежь так от всего бережем. А вот поэтому - когда в юности у человека кровь кипит, много ль ему надо, чтоб в беду попасть. Саурон подсунул моему двоюродному брату одно из своих колечек, умело убедил всех в том, что Келебримбора убил не он и вообще они со своими Кольцами Власти всем чуть ли не добра желали, а с Мериль так еще хуже обошелся. Наплел ей с три короба своей грязной лжи, теперь уже про любовь...
  
  - Он над ней надругался? - сдавленным голосом спросил Гил-Галад.
  
  - Где там надругался, сама согласилась, дура, - Исилдур сделал глубокий вдох, словно собираясь с силами перед тем, как продолжить рассказ. - Теперь у меня есть, как я мог сам видеть на последнем званом обеде у Ар-Фаразона, куда нас пригласили, два племянника и племянница, думаю, догадываетесь, чьи дети.
  
  - Какой кошмар, - король Нолдор отступил назад, в это мгновение окончательно осознав, что наделал. Все было подстроено, если бы Элендил и в самом деле не пытался скрыть семейный позор, а с самого начала рассказал все другу, он бы, возможно... Хотя что теперь говорить, сделанного не воротишь.
  
  Исилдур, впрочем, решил не отнимать у эльфа последнюю надежду на то, что все удастся исправить - это было бы слишком жестоко.
  
  - Знаете, - пояснил он, нервно теребя в пальцах кончик переброшенной через плечо косы, - мы с отцом не смогли вовремя предостеречь наших близких, чтобы они не попали в капкан Саурона, и не оградили их от этого. Можно, конечно, найти сколько угодно оправданий, и все они будут обоснованными, потому что вскоре после того, как Враг стал советником Ар-Фаразона, Верным запретили приезжать в Арменелос без дозволения короля, но тем не менее в том, что случилось с Мериль и Аглахадом, есть доля и нашей вины. Однако сейчас мы близки к победе, и наш долг состоит в том, чтобы не просто собраться с силами и окончательно уничтожить Саурона, но и вырвать из его когтей тех, кто нам дорог. Это будет трудно. Очень трудно, потому что даже когда мои дядя с сестрой и ваша возлюбленная окажутся свободны от его влияния, пройдет какое-то время, прежде чем мы сможем до них докричаться и объяснить, кем на самом деле был этот мерзавец и какое зло причинил всем нам. Ваш брат в свое время отказался вас слушать, за что и поплатился. Нам же не следует терять надежды. Мы найдем слова, чтобы их убедить, найдем способ сломать чары Врага. Вы не смогли спасти Келебримбора, но вы поможете Эрилиндэ, и ваш сын или дочь вырастет свободным эльфом, а не прислужником Саурона!
  
  Гил-Галад, слушая его, казалось, даже воспрял духом и слабо улыбнулся.
  
  - Ты все верно говоришь, - согласился он с Исилдуром, - я предлагаю вот что. Давайте завтра же соберем военный совет и придумаем какое-нибудь решение, чтобы наконец взять крепость Саурона и покончить с ним самим.
  
  - Хорошо, - согласился Элендил, - завтра в полдень.
  
  ***
  
  Услышав о новом военном совете, Исилдур попытался изобразить искреннюю радость от того, что война, возможно, скоро закончится, но на деле он чувствовал себя настолько мерзко, что дальше просто некуда. Буквально сразу после того, как его люди отвели темную эльфийку к Гил-Галаду, курьер привез ему письмо от жены, в котором она вместо того, чтобы в очередной раз рассказать о насущных делах и об успехах маленького Валандила в изучении Квэнья, наконец решилась открыть супругу очередную страшную семейную тайну.
  
  "Мой дорогой Исилдур, - писала она, - возможно, после того, что я тебе расскажу, ты возненавидишь меня за то, что я молчала столько лет, но у меня не было другого выхода. Если бы я открыла тебе все еще в Нуменоре, всей нашей семьи, возможно, уже не было бы в живых, и наши сыновья так бы и не появились на свет. Я знаю, что на самом деле произошло с Исилвэн, дочерью твоего дяди Нолондила, и кто в этом виноват. Сейчас мы не бессильны и не бесправны, как раньше, и можем за себя постоять. После того, как погиб твой брат Анарион, я решила, что все-таки настало время поведать тебе правду. Отомсти Мордору за наших родичей!"
  
  Письмо было закапано слезами, во многих местах чернила расплылись - было видно, что Фириэль горько плакала, вспоминая страшную трагедию. Дальше на нескольких страницах жена Исилдура подробно описывала, как над несчастной девушкой безнаказанно надругались двое морэдайн, от которых она и зачала ребенка, как она оказалась единственным человеком, которому Исилвэн смогла довериться в своей беде, и пыталась помочь ей избавиться от плода насилия, пока родители не заметили - все же знали, каким человеком был Нолондил, как обе они до последнего надеялись на помощь Исилдура, который хотел было замять дело и по-быстрому выдать опозоренную девушку замуж за хорошего человека, но родители Исилвэн все испортили... Сын Элендила, читая послание жены, поймал себя на том, что ему самому на глаза навернулись непрошеные слезы, когда он вспомнил свою несчастную троюродную сестру. В бессильной ярости и злобе он сжал кулаки, в то же время понимая, что Фириэль поступила правильно, не сказав ему ничего - он ведь тогда в гневе точно пошел бы и убил сыновей Абарзагара за содеянное, а потом арузани вырезали бы всю его семью, и смерть его родичей и слуг точно не была бы легкой. Скомкав письмо, он сунул его под подушку - только бы отец не увидел, ему это знать совершенно незачем. Сейчас Исилдур чувствовал зависть к собственной жене в том, что она женщина и ей можно рыдать в голос, никого не стесняясь: ему было так жаль Исилвэн, а он не смог ничем помочь, не защитил, не спас, хоть и пытался. Какой-то злой рок навис над его семьей, на которую сыплются одни несчастья... Хотя выход из этого положения есть, и Фириэль сама подсказала его мужу: разделаться с Сауроном, отомстить мордорским выродкам за сестру и брата!
  
  Пощады Врагу не будет. Пусть ответит за то, что случилось по его вине.
  
  25. Роковой выбор
  
  После гибели своего отца и старших братьев Сайирхатта, младший сын харадского короля, стал новым правителем Ханатты. На тот момент ему едва минуло девятнадцать, и вся ответственность за огромную страну теперь легла на его плечи. Ему быстро удалось разобраться во всяких государственных делах, благо всяких помощников и советников у него хватало, однако у вернейшего союзника его государства - Мордора - дела обстояли все хуже и хуже. Сайирхатта понимал, что без помощи извне Барад-Дур долго не продержится.
  
  - Нам надо что-то предпринять, - говорил молодой король своим приближенным, - но что? С одной стороны, там наши близкие, в том числе мой родич Денна, и мы не можем бросить их на произвол судьбы. С другой - не могу же я оставить страну без войска, у нас после той бойни у Врат Мордора, в которой пали мои отец и братья, и так осталось мало людей!
  
  Аллуа подала ему идею, которую Сайирхатта счел логичной и разумной. Она сказала, что не оставит в беде Ортхэннэра и Денну, поскольку с первым дружит с ранней юности, а второй ей тоже родич, однако посылать им на помощь большую армию было бы и в самом деле и нецелесообразно, и не слишком реально. Людей у Сайирхатты действительно недостаточно, крепость Ортхэннэра в осаде со всех сторон, и подкреплению просто не удастся проскользнуть в Мордор незамеченным, кроме того, так можно нечаянно раскрыть врагам местоположение подземных ходов, по которым в Барад-Дур доставлялось все необходимое. Однако туда вполне может пробраться несколько разрозненных отрядов, которые вместе вполне могут составить осажденным хорошее подспорье.
  
  Сайирхатта во всем согласился со старшей родственницей и велел своим слугам объявить жителям Ханатты о создании добровольческих отрядов. Однако он был в высшей степени изумлен, когда в один прекрасный день Аллуа вошла в тронный зал в сверкающей кольчуге, с золоченым шлемом на голове, копьем в руке и мечом на поясе. Увидев ее такой, он застыл с разинутым от удивления ртом.
  
  - Ты это что? - только и смог вымолвить молодой король, который привык видеть Солнечную Деву в роскошных златотканых платьях.
  
  - Как что? - с недоумением захлопала ресницами Аллуа. - Я иду в Мордор добровольцем. Айор со мной. Мы с ней вчера весь вечер тренировались - вспоминали умение биться на мечах.
  
  Бедный Сайирхатта от неожиданности чуть не сел мимо трона.
  
  - Ллуа, ты в своем уме? Сама решила голову в бою сложить и Айор туда же тащишь! Скоро праздник Гневного Солнца, как мы без верховной жрицы?
  
  - А у нее учениц, что ли, нет? - рассмеялась эльфийка. - Они и проведут обряд, причем прекрасно справятся, не все же им на нее смотреть. Нам уже надоело тут сидеть и выезжать разве что в соседние города.
  
  - Никуда она меня не тащит, я сама иду, - тут в дверях появилась сама верховная жрица тоже в полном вооружении и направилась к ним, позвякивая кольчугой при каждом шаге. - Я всегда вместе с Аллуа, она моя родственница и лучшая подруга, куда она - туда и я. Мы своих в беде не оставим. Ты нужен здесь, а мы там, благо наши женщины всегда умели обращаться с оружием, мы не нуменорки, которым только шить да прясть!
  
  - Если дело всей жизни Ортхэннэра... наше общее дело близко к провалу, я не останусь в стороне, - поддержала ее Аллуа. - Наши жрецы всегда были прекрасными воинами!
  
  - Не надо, - беспомощно проговорил Сайирхатта и безвольно опустил руки - сейчас в своем королевском одеянии с широкими рукавами он походил на огромную алую птицу с перебитыми крыльями. - Вы себя погубите!
  
  Айор бросила на родича снисходительный взгляд.
  
  - Ну, если мне судьба пасть в бою, то мне от нее и не уйти, - возразила она. - Если же мне это не суждено, я вернусь домой живой и невредимой.
  
  - Пожалуйста, не надо! - снова взмолился молодой король. - Останьтесь, вас же там убьют! Одумайтесь, и без вас хватает желающих идти в Мордор!
  
  - Сайэтта, прекрати! - он схватил было Айор за запястье, но девушка вырвала руку, оцарапав родичу пальцы коваными завитушками на стальном наруче. - Ты вроде мужчина, а причитаешь, как старая бабка!
  
  - Если нам суждено вернуться, мы вернемся, - снова согласилась с ней Аллуа и, подойдя к Сайирхатте, обняла его и поцеловала. - Надейся на лучшее. Мы с Айор пойдем во двор, нам хочется еще немного размяться, а то давненько я не бралась за оружие.
  
  В горле у того стоял ком, он был близок к тому, чтобы разрыдаться, но постарался все же сдержать слезы. Ему было грустно и страшно из-за того, что обе женщины приняли такое странное и непонятное решение.
  
  - Но вы...
  
  - Я старшая в роду, - резко оборвала его эльфийка. - Не смей со мной спорить, - она властно посмотрела на Сайирхатту, давая ему понять, что разговор окончен.
  
  ... Солнце клонилось к закату, и жара постепенно спадала. Стоя возле высокого дворцового окна, молодой король Ханатты беспомощно наблюдал за тем, как его родственницы упражняются в фехтовании во внутреннем дворе. Звенели кольчуги, с лязгом скрещивались стальные клинки.
  
  - Защищайся! - весело кричала Аллуа, разрумянившаяся от быстрых движений, ее золотые волосы, выбивающиеся из-под шлема, сияли в лучах заходящего солнца, зеленые глаза светились чуть ли не радостью и восторгом, которые казались Сайирхатте совершенно неуместными, смех звенел, как серебряные колокольчики в храме. Короля не оставляло противное предчувствие чего-то очень нехорошего, но он был бессилен что-либо изменить и отговорить Айор и Аллуа от опрометчивого решения.
  
  ***
  
  Комендант Барад-Дура Маэглин пребывал в наимерзейшем расположении духа - хуже ему было разве что в Гондолине. Сидишь тут в этой крепости уже почти семь лет безвылазно, не выйти никуда, до такой степени скучно, что хоть на луну вой, а тут еще сообщили, что Эрилиндэ вчера в плен попала. Маэглин был уверен, что враги устроят ей публичную казнь, и, несмотря на все попытки Саурона уверять его в том, что все обойдется, еще больше повесил нос - они всегда дружили, и ему не хотелось бы для нее такого исхода. Седьмому Назгулу Моро, который с улыбкой выдал коменданту, что Эрилиндэ нагуляется и вернется, эльф в сердцах едва не съездил кулаком в глаз, посоветовав пойти на хуй и не возвращаться.
  
  Всю ночь Маэглин ворочался с боку на бок, не находя себе места от переживаний и тревоги, и задремал лишь под утро. Проснувшись с гудящей, словно с хорошего перепоя, головой, он вышел в коридор и увидел, что дверь в уборную открыта, а там перед зеркалом стоит живая и здоровая Эрилиндэ и с радостной улыбкой на лице расчесывает волосы серебряным гребнем с самоцветами, напевая какую-то песенку.
  
  - Хвала Тьме, ты вернулась! - он бросился к ней с ликующим криком и крепко обнял. - Ты как, цела, не ранена? Они там с тобой ничего в плену не сделали, не били, не истязали? Я перепугался до смерти!
  
  - Перестань, ты меня задушишь, - вывернулась из его рук эльфийка. - Со мной все в порядке, там Элронд меня убить предлагал, да твой брат на него так рявкнул, что этот придурок удрал, поджав хвост.
  
  - Как ты от них сбежала?! - удивленно воскликнул комендант.
  
  - А я не сбегала, меня Гил-Галад отпустил, - Эрилиндэ сияла от восторга. - После того, как славненько меня отымел. Или я его. Впрочем, это не столь важно.
  
  Маэглин от изумления разинул рот.
  
  - Ну и как он?
  
  - Ты не поверишь, но все было просто потрясающе, - воодушевленно сказала она. - И не один раз. Я теперь понимаю, почему Элронд так ему завидует. Есть чему завидовать во всех смыслах слова, он-то сам в бане, как люди сплетничают, смог бы чайной ложкой прикрыться.
  
  - Я так понимаю, у моего брата отнюдь не маленький? - хихикнул Маэглин, с любопытством глядя на Эрилиндэ.
  
  - Какой там маленький, мне вон до сих пор немного больно, - она положила гребень на полку.
  
  - А если ты от него забеременеешь? - внезапно осенило коменданта.
  
  - Тоже мне, удивил! Если женщина не хочет забеременеть, ей не надо ложиться с мужчиной в постель, - весело заметила Эрилиндэ. - Значит, рожу тебе племянника или племянницу. Пойдем завтракать.
  
  ***
  
  Как и приказывал Саурон, перед самым началом войны Морнэмир со своими помощниками переехал в город за восточными пределами Мордора. На Исилендила, который очень редко бывал за пределами Минас Итиля, и само путешествие, и новое место жительства произвели очень приятное впечатление: Найр был очень светлым и просторным, а особенно красиво смотрелся на рассвете и закате, когда черепичные и крытые металлом крыши казались залитыми золотом.
  
  Особенно радовался переменам Горхауг: от него Исилендил узнал довольно много о порядках во владениях Саурона. Здесь не было принято, как у Верных, чтобы дети получали образование дома, но в то же время после окончания школы нельзя было сразу пойти учиться дальше.
  
  - Насколько я слышал, у вас в пору правления Ар-Фаразона по-другому было, - сказал он, - после школы можно было тут же в университет поступать, а у нас так не получится. Будь любезен, отработай не меньше пяти лет, тогда возьмут. Я вон решил после школы идти на врача, меня к Морнэмиру в помощники и определили. Хорошо, что мы сюда перебрались, как война окончится - пойду учиться в университет.
  
  Исилендил поделился с орком своими опасениями насчет того, что война может прийти и в эти земли, но Горхауг лишь посмеялся над ним.
  
  - Э, об этом вообще забудь, - возразил он, - твои соплеменники такие тупые, что у них даже толковых карт местности нет, все Мордором и заканчивается. Они вон с Харадом в свое время воевали-воевали, а нарисовать карту тех земель не удосужились! Так что здесь ты в полной безопасности, отдыхай и радуйся жизни!
  
  Оба старших сына Элендура по-прежнему побаивались Морнэмира, но однажды осторожно спросили у него, не знает ли он чего о судьбе их матери. Тот успокоил братьев, сказав, что Сильмариэн вроде бы снова вышла замуж за его родича Тхэсса и у нее все хорошо, и даже пообещал разузнать, где она живет, чтобы старшие сыновья могли подать ей весточку.
  
  - Ты это правильно сделал, что отговорил Менельдура бежать к своим, - заметил полумайя, которому Исилендил однажды неосторожно проболтался о намерениях брата. - Вас не то что не примут, а еще и проклянут либо попросту выставят с позором с порога. Думаешь, я твоих соотечественников просто так не люблю? Знаю я ваши нравы, как вы своих вместо того, чтобы поддержать в беде, утешить и успокоить, непонятно в чем обвиняете и вышвыриваете за дверь. Так что не дурите и не вздумайте сообщать вашим родичам в Арноре и Гондоре о том, что вы живы. Был у одного моего бывшего практиканта такой пациент - родители бедного паренька так хорошо дома встретили, что он взял да повесился.
  
  Менельдур, который в это время подметал пол, хотел было возразить Морнэмиру, но, вспомнив пару случаев, когда его друзей детства действительно ругали или безжалостно наказывали совершенно ни за что, нехотя признал про себя его правоту. Может быть, так оно и лучше, с племянником Саурона, в отличие от помешанного на правильности и благопристойности Элендила и полубезумного Исилдура, вполне можно было договориться, несмотря на всю его кажущуюся жестокость. Хотя почему он вообще считает его жестоким? Этот Морнэмир вовсе не изверг, спас их с братом от неминуемой смерти, пристроил к какому-то делу, чтоб с голоду не умерли, возможно, даже и в самом деле им сочувствует, раз спрятал от Саурона. Он не нагружал своих помощников непосильной работой, а время от времени даже отпускал их погулять и наделял некоторой суммой денег на личные расходы.
  
  Менельдуру с раннего детства нравилось что-нибудь рисовать, и выходило у него довольно хорошо, но его родственники считали, что это не очень достойное занятие для потомка Элроса, и не любили, когда он этим занимался. Морнэмир, к его удивлению, отнесся к увлечению своего помощника довольно равнодушно: ну нравится и нравится, лишь бы работа была сделана вовремя. Однако потом внезапно вышло так, что его любовь к рисованию принесла всем большую пользу. Когда началась война, в Найр к Морнэмиру стали привозить тех раненых, кому уже оказали всю необходимую помощь и прямой угрозы для их жизни не было, но им требовалось сложное восстановительное лечение, а то и повторные операции.
  
  - Слушай-ка, - сказал он однажды Менельдуру, - покажи мне портрет Горхауга, который ты на днях нарисовал, есть у меня к тебе дело.
  
  Тот вытащил листок из ящика и протянул его полумайя. Племянник Саурона долго рассматривал рисунок, а потом сказал:
  
  - Жаль, что ты не понимаешь нашего языка, а то бы я попросил тебя еще и надписи сделать. Ничего, потом научу тебя Черному Наречию.
  
  - Так что от меня требуется? - не понял юноша.
  
  - Когда мы с Горхаугом будем на следующей операции, зарисуй то, что я тебе скажу, - объяснил Морнэмир. - Во всех подробностях, что внутри раны. Я потом на твоей картинке буду учить следующих практикантов.
  
  ***
  
  Исилендил лежал в постели, но еще не успел заснуть - час был далеко не поздний. Сквозь открытое окно до него доносился запах сырости, с улицы веяло прохладой, моросил мелкий дождь.
  
  Не успел он закрыть глаза, как в комнату заглянул Морнэмир.
  
  - Вставай, ты мне очень нужен. Заодно посмотришь, чего вы с братом смогли каким-то чудом избежать. На месте этого парня мог быть кто-то из вас.
  
  Юноша резко сел на кровати, потянулся за висевшей на спинке стула рубашкой.
  
  - Что такое, лорд Морнэмир?
  
  - А что, все как всегда - привезли мне кого-то из ваших опыты ставить, морэдайн его покалечили. Я как раз закончил возиться с заменителем крови, испытания на мышах прошли успешно, на людях пока не пробовал, в любом случае хуже ему уже не будет. Им же не хочется требовать за пленных выкуп или просить равноценного обмена на кого-то из своих, они скорее их убьют или изуродуют ради забавы.
  
  Быстро одевшись, Исилендил поспешил за Морнэмиром - если придется помогать тому в операционной, надо будет еще как следует вымыть руки и набросить халат.
  
  - Любуйтесь, - полумайя безжалостно подтолкнул своих и без того едва не парализованных страхом помощников чуть ближе к носилкам и сдернул с очередного пациента заляпанную кровью и гноем простыню. - Смотрите внимательно и хорошенько запоминайте, что здесь видите, потому что вам повезло. Вам очень сильно повезло, что я вас нашел и подобрал, а то с вами могло случиться то же самое.
  
  - Нда, - хмыкнул Горхауг, которого неприятно поразило увиденное: озверевшие морэдайн изуродовали этого неизвестного так, что лучше было не смотреть.
  
  - Можно, я уйду? - пролепетал Менельдур, губы его жалко дрогнули - зрелище было на редкость страшным.
  
  - Нельзя, - сухо процедил сквозь зубы Морнэмир. - Я бы всех так вот смотреть водил, чтоб мозги в башке появились.
  
  Исилендил оказался более стойким, чем его брат - за время работы у племянника Саурона он уже успел привыкнуть к виду ран и крови, но, даже несмотря на это, тут ему стало не по себе - он в жизни не видел настолько изувеченных людей. Одна рука несчастного была неестественно вывернута, лицо опухло так, что не видно глаз, темные волосы слиплись от крови, дыхание едва заметно, тело чуть ли не сплошь покрыто гноящимися ранами и ожогами.
  
  - Пять ребер точно сломаны, хорошо еще, что их концы не проткнули легкие, ключица тоже, еще правая рука в двух местах, - пояснял Морнэмир, осматривая пациента. - Судя по всему, морэдайн жгли его каленым железом и били плетьми с крючьями, которые рвут в клочья кожу и мясо, а то и вообще сдирают все до костей. Ну и просто били тоже. Не знаю, что у него внутри, но думаю, что ничего хорошего. Сильное обезвоживание, большая потеря крови, трудно сказать, сколько времени он провел без помощи, в раны попала грязь, сами видите - все загноилось.
  
  - Что будем делать, лорд Морнэмир? - Горхауг заметно волновался.
  
  - Как что, лечить, - коротко бросил тот. - Говоря по-хорошему, парнишка с таким не жилец. Не знаю, кто его так, но все хреново, - полумайя рассматривал липкие пятна крови на полу. - Исилендил, давай-ка, сходи в мой кабинет, там в углу белый шкаф. В нем - пять больших бутылок с голубой жидкостью, это пробные образцы заменителя крови. Все пять на одного будет многовато, притащи сюда две, да осторожненько, не разбей. Горхауг, готовь инструменты.
  
  - А ему это поможет? - неуверенно спросил ассистент.
  
  - Хрен его знает. Не поможет - хуже уже не будет. Слушай, вот чего спрашиваешь, ты сам видишь, что с ним, - пожал плечами Морнэмир. - Состояние тяжелейшее, и если мы сейчас же за него не возьмемся, он умрет. Впрочем, если возьмемся, скорее всего, умрет тоже. Однако если мы испробуем на нем мое изобретение, вполне может получиться так, что он все-таки оклемается, пусть средство пока не испытано на людях и вероятность благоприятного исхода очень мала.
  
  ***
  
  Вопреки опасениям Морнэмира, раненый не умер у них на руках, более того, через пару дней полумайя радостно сообщил, что его пациенту, судя по всему, все-таки лучше.
  
  Исилендил, спросив разрешения у Морнэмира - а то мало ли, вдруг человека с такими травмами нельзя и пальцем трогать! - принес таз с водой и осторожно смыл корку засохшей крови с волос несчастного. Тот пока не приходил в себя, лишь изредка постанывал в забытьи, но по всему было видно, что стараниями племянника Саурона и его ассистента его жизнь уже вне опасности.
  
  - Слушай, - попросил Исилендила Морнэмир, - как начнет он понемногу в себя приходить, ты с ним посиди, объясни, что все в порядке и никто его больше не тронет. Если, конечно, он после такого вообще будет в здравом уме и поймет, что ты ему говоришь. Ты на него, я думаю, не произведешь такого нехорошего впечатления, как я.
  
  Тот повернулся к полумайя, посмотрел на него со смесью надежды и растерянности.
  
  - Лорд Морнэмир, - в его голосе послышались неуверенные, молящие нотки, - можно у вас кое-что спросить?
  
  - Да? - тот поднял брови в ожидании.
  
  - Что с ним будет?
  
  - А что, попробую, как и вас, хоть куда-нибудь пристроить, - предположил Морнэмир, - если он, конечно, сохранит после всех издевательств здравый рассудок и не будет только сидеть и рыдать, забившись в угол. Тогда будем за ним присматривать, пока не очухается.
  
  - А... - начал было Исилендил, но сразу осекся, поняв, что задает слишком опасный и неудобный вопрос.
  
  - Что? - искоса взглянул на него полумайя.
  
  - Да нет, ничего.
  
  - Говори, - настоял тот. - Начал уж, так вперед, нечего ходить вокруг да около! Ты же знаешь, что я этого не люблю!
  
  Лицо Исилендила покрыла смертельная бледность, ему подумалось, что после такого вопроса Морнэмир его не пощадит и пустит на опыты вместо мышей, но все же собрался с духом и заговорил.
  
  - Ваш повелитель проиграет эту войну, - с трудом выговорил он, - все говорят, что Барад-Дур в осаде и долго не продержится. Нам с Менельдуром, как я ему уже говорил, домой возвращаться нельзя. Что мы все тогда будем делать? Я имею в виду не только нас с братом, но и вас с Горхаугом, - закончил он. Его давно смущало странное спокойствие Морнэмира, который продолжал работать как ни в чем ни бывало.
  
  Старший сын Элендура ожидал чего угодно - что полумайя разозлится, начнет на него кричать, а то и ударит, но тот посмотрел на своего помощника со снисходительной улыбкой и беззаботно рассмеялся.
  
  - Какой ты еще зеленый и наивный. Мало ты пока на свете прожил. Привыкай. Это не первая выходка моего дяди в подобном духе, думаю, что и не последняя. Он наверняка уже давно просчитал все свои и чужие действия и заранее продумал, как будет из этого выбираться, так что как-нибудь выкрутится. Сиди тихо, занимайся своими делами и не забивай себе голову, он благополучно со всем разберется, а мы будем жить, как и жили.
  
  ***
  
  Было уже далеко не раннее утро, и золотой диск солнца стоял высоко над горизонтом, заливая ярким светом улицы и крыши домов. Исилендил отдернул занавески, думая проветрить комнату, и в этот момент заметил, что новый пациент Морнэмира, пролежавший несколько дней в беспамятстве, наконец приоткрыл глаза. Юноша, отойдя от окна, склонился над ним.
  
  - Ты меня слышишь? Можешь говорить?
  
  - Да, - почти беззвучно ответил тот. - Пить.
  
  Исилендил, налив в чашку воды из стоявшего рядом на столике стеклянного графина, осторожно напоил раненого.
  
  - Тебя как зовут?
  
  - Андвир. Где я?
  
  - На востоке за пределами Мордора, - он осторожно взял его за забинтованную, но менее пострадавшую левую руку. - Не бойся, тут тебе никто ничего плохого не сделает. Мы, конечно, не у своих, но здесь безопасно.
  
  Андвир едва ощутимо сжал его пальцы.
  
  - А тебя как зовут?
  
  - Исилендил.
  
  - Тоже в плен попал?
  
  - Да, хорошо, что к Морнэмиру. Он временами бывает грубоват, но издеваться над тобой не будет, он вообще этого не любит и в общем-то неплохой, - вздохнул Исилендил, думая, что по сравнению с бедным Андвиром они с Менельдуром еще очень дешево отделались. - Это он тебя лечил, сказал, что жить будешь.
  
  - Я не знаю, что тем людям было от меня нужно, - чуть слышно шептал искусанными, израненными губами Андвир. - Я им твердил, что расскажу все, что знаю, лишь бы меня оставили в покое и больше не трогали или вообще убили, но они не обращали внимания, лишь говорили мне про то, что я прислужник самозванца и заслуживаю худшего.
  
  Старший сын Элендура бережно погладил его по голове. Он прекрасно понимал, о чем говорит его новый знакомый.
  
  - Не бойся, все хорошо. Они тебя здесь не найдут.
  
  Он пытался утешать Андвира, который не знал, за что и почему ему так не поздоровилось, но сам цепенел от страха при мысли о том, чего им с братом удалось избежать благодаря Морнэмиру. Обезумевшие от злобы морэдайн вообразили, что Элендил и его сыновья бессовестно захватили власть в Средиземье после того, как Ар-Фаразон уплыл в Валинор, и теперь спали и видели, как бы учинить расправу над самозванцами. Пока что они не имели возможности добраться до верховных владык дунэдайн и отыгрывались на простых людях, случайно попавших к ним в лапы. Исилендилу и Менельдуру как внукам Исилдура досталось бы куда хуже, чем этому несчастному.
  
  - Ты откуда? - тихо спросил Андвир.
  
  - Из Минас Итиля. А ты?
  
  - Из Осгилиата.
  
  - Слушай, я не буду тебе мешать, пойду делами заниматься, - сказал ему Исилендил, - тебе поспать надо. Ты отдохни, а потом еще поговорим и поближе познакомимся.
  
  Солнечный луч скользнул по лицу Андвира, и он улыбнулся - совсем слабо, чуть заметно.
  
  - Не надо, - прошептал он, - я вечером посплю. Солнце... Я так давно не видел солнца и думал, что больше уже никогда не увижу.
  
  26. Вызов
  
  Дорога до Сауроновой крепости отняла у харадских добровольцев очень много времени и сил. Если бы не Аллуа, которую Ортхэннэр посвятил в тайну расположения многих мордорских подземных тоннелей, им так и пришлось бы возвращаться домой несолоно хлебавши, но она объяснила им дорогу. Чтобы попасть в Барад-Дур, им пришлось огибать Мордор с восточной стороны и искать скрытый в Пепельных горах проход.
  
  - Это здесь, - Аллуа указала своим спутникам на жутковатого вида пещеру с низким входом, - зажигаем факелы, и вперед. Нам дальше до самой крепости собственно вперед по подземному ходу еще лиг шесть быстрым шагом, но большая часть пути уже позади, так что шевелимся.
  
  Айор застыла в нерешительности, ей было боязно лезть в этот черный провал даже с факелом и в сопровождении своих друзей. Проход, со всех сторон которого торчали острые черные камни, напоминал ей пасть какого-то сказочного чудовища с оскаленными зубами.
  
  - Ну что ты встала? - с укоризной посмотрела на нее Аллуа. - Если уж мы проделали такой путь, назад дороги нет. Страшно?
  
  Та неуверенно кивнула.
  
  - Раньше надо было думать, в бою будет еще страшнее. Давайте, все за мной, да осторожно, поначалу здесь свод довольно низкий, в особенности у входа, так что пригнитесь. К утру будем в крепости Ортхэннэра.
  
  ***
  
  Небо на востоке еще даже не начало светлеть, когда мирно спавшего коменданта Маэглина разбудил один из караульных и сообщил, что полчаса назад через главный западный подземный ход к ним прибыл отряд из Ханатты. Эльф встал с постели, спросонья зевая и хрипло матерясь.
  
  - Еб вашу мать, что вам всем дома не сидится и в кровати не лежится, - ругался он, одеваясь, - то Эрилиндэ трахаться захотелось, то с вами теперь разбирайся - ни сна, ни отдыха.
  
  Он быстро сбегал за Сауроном; тот, впрочем, не удивился, увидев во главе харадских воинов свою подругу детства.
  
  - Ну вот, Моро ж меня предупреждал, - чуть слышно сказал он коменданту, - я совершенно забыл об этом, но тут уж ничего не поделаешь, явилась. Рад тебя видеть, всех вас, - обратился он уже к Аллуа. Вот ведь нашла себе развлечение, хотя ее можно понять, скучно ей там в своей Ханатте на одном месте сидеть.
  
  - Как ты? - обеспокоенно проговорила эльфийка, внимательно глядя по сторонам. - Мы все за вас переживаем. Как Денна?
  
  - Он, наверное, пока что еще спит, я не стану его будить, пусть отдыхает - силы ему еще понадобятся, - с неожиданной суровостью ответил Ортхэннэр. - Мне с тобой надо поговорить по душам. Маэглин пока поможет твоим людям разместиться, а ты давай за мной.
  
  Аллуа не понравился его тон, но она молча пошла с Черным Майя в его шестиугольный кабинет. Там все было по-старому, как и в те времена, когда он только выстроил свою крепость - те же черные драпировки на стенах и окнах. Она так давно сюда не приходила, а ничего, казалось, не изменилось. Саурон поставил перед ней чайник с чаем из прозрачного стекла и такую же чашку, после чего некоторое время молчал с непонятным выражением лица.
  
  - Ллуа, - быстро проговорил он, - я благодарен тебе за то, что ты обо мне не забыла и хочешь мне помочь, но я тебя об этом не просил. Не превращайся во вторую Элхэ, которая из-за своего своеволия едва не погубила все общее дело. Такое поведение не доводит человека до добра. Главный здесь я, и решаю я.
  
  - Я понимаю, - эльфийка чувствовала себя очень неловко и понимала, что сделала что-то не то. Она сидела, рассматривая сквозь стекло плавающие в красновато-коричневом чае темные чаинки.
  
  - Я не только не просил о помощи, - продолжил он, чуть помедлив, - но и собираюсь в ближайшие полгода или даже пару месяцев сдать врагам крепость. Пустую. Поэтому я понемногу распускаю гарнизон. Как ты сама понимаешь, я не могу спровадить его восвояси весь и сразу, потому что не стоит привлекать к моим ребятам внимания и подставлять их под удар - если кого заметят, им придется пробиваться на юг и восток с боем, а зачем им это надо? Двоим младшим сыновьям я месяц назад уже приказал отсюда убираться, старший уходит через неделю, поэтому в обозримом будущем и тебе придется покинуть крепость. Надеюсь, что тебе удастся избежать открытой стычки с нашими неприятелями и спокойно добраться до безопасного места через подземный тоннель, но все равно будь осторожна и внимательна.
  
  Аллуа отхлебнула из чашки и невольно поморщилась - чай был слишком крепким и заметно горчил.
  
  - Невкусный? Если хочешь, добавь сахара, вот сахарница.
  
  - Да нет, чай очень вкусный. И в меру горячий, - улыбнулась она, отпила еще глоток чая и поставила чашку на стол. - Хорошо. Извини, что доставила тебе беспокойство. Я хотела как лучше, думала, тебе нужна помощь, но ты, как я смотрю, тут не бедствуешь и не голодаешь.
  
  - Еще чего не хватало, - с кривой усмешкой махнул рукой Саурон. - У меня есть все необходимое, со мной тоже все в порядке.
  
  - Зачем ты вообще затеял эту войну? - с недоумением спросила она.
  
  - Неважно. Потом все поймут, если все получится. Тебе не нужно волноваться по этому поводу. Сайэтта, безусловно, сильно переживает, но он пока что еще слишком юн, он не Денна, и я не собираюсь посвящать эту мелочь неопытную в свои планы.
  
  - Хорошо, я все поняла, - покорно кивнула Аллуа. - По первому твоему слову я соберу своих людей и покину крепость. Больше никаких вопросов.
  
  Ее друг юности, судя по выражению его лица, оказался очень доволен таким ответом. Она налила себе еще чашку чая, с удовольствием ее выпила - несмотря на горьковатый вкус, крепкий чай хорошо бодрил.
  
  - Иди спать, а то ты небось всю ночь сюда добиралась, - посоветовал ей Саурон.
  
  - Сейчас пойду, только вот с Денной повидаюсь, - ответила та. - Извини меня еще раз, я не хотела вольно или невольно идти против твоих планов и замыслов.
  
  - Не надо так переживать, - успокоил ее Черный Майя. - Это я должен был тебя предупредить, чтобы ты оставалась дома, благо мне об этом говорили, но я занимался своими насущными делами и совершенно об этом забыл. В любом случае - не переживай, многие мои люди уже ушли из крепости без каких-либо затруднений.
  
  Выйдя из кабинета Саурона, Аллуа спустилась вниз и там столкнулась в коридоре с Денной - он был безумно рад встрече с родственницей.
  
  - Хорошо, что ты к нам пришла, - сказал он, - а то я здорово по вам с Айор соскучился. Я б сам домой съездил, если б не война. Время для путешествий неподходящее.
  
  Внезапно в разговор вступил Моро, который до того безмолвно стоял за спиной Третьего и приветствовал Аллуа лишь едва заметным кивком головы.
  
  - Я все знал, - он опустил глаза, - что вы сюда придете.
  
  - И что? - не поняла она.
  
  Моро аккуратно поправил на голове яркий шелковый платок с цветочным узором.
  
  - Вы здесь. Ваши предсказания сбудутся. Помните? Вы гадали на картах, когда к вам приезжал гость. Судьба бесстрастно оценивает наши желания и мечты и, случается, принимает очень странные решения.
  
  Аллуа положила руку на подоконник, бросила взгляд на золотое с легким розоватым отливом рассветное небо. Она уже успела забыть о том гадании, когда Олло был у нее в Ханатте, да и вообще сочла его однозначно неверным и ошибочным. О чем говорит этот странный юноша в платке, откуда он про это знает?
  
  - Вспомнила? - он пристально посмотрел на Аллуа.
  
  - Вспомнила, но это не может быть правдой, - твердо объяснила она, - потому что не может.
  
  - Может, - Седьмой смотрел куда-то в пространство. - Может.
  
  Аллуа тупо глядела на него, чувствуя себя мухой, попавшей в паутину. Этот парень что, Видящий? Что означают его слова? Зачем Айор вообще взялась в тот день за карты! А если с Олло и в самом деле случится что-то ужасное, как ему выпало?
  
  - Не слушай его! - окликнул ее какой-то писклявый юношеский голос. - Он чокнутый на всю голову, у него с раннего детства мозги не на месте!
  
  Она обернулась и увидела перед собой невысокого худенького юношу довольно хрупкого телосложения с серо-зелеными глазами, одетого в черное.
  
  - Элвир! - заорал Денна и сжал кулаки. - Что б мне с тобой такое сделать - в глаз тебе дать или пинка под яйца, чтоб ноги закрутились и ты быстро свалил отсюда? Саурианна, я думаю, не обрадуется, если узнает, что ты говорил Моро гадости и обзывал его чокнутым.
  
  Того в следующее мгновение как ветром сдуло. Аллуа огляделась: Моро тоже куда-то растворился.
  
  - Кто это? - спросила она у своего родича. - Я в последний раз была в этой крепости, когда Ортхэннэр едва успел ее выстроить, и не знаю всех его людей.
  
  - Белобрысый хмыреныш - Элвир, Шестой из Девяти, менестрель и ученик Наурэ, - пояснил тот. - Мерзкий типчик и нытик с дрянным характером, его никто из нас не любит, лучше с ним не общайся. Моро - Седьмой, прямой потомок твоего друга детства Моро, не бойся, он не сумасшедший, каким его пытался выставить Элвир, просто, как вы это раньше называли, Видящий. Он потому к Саурианне и ушел - его люди боялись. Он всем предсказывал, кто, когда и от чего именно умрет, на ком женится и все такое. Умалишенным не обзывали, просто сторонились - кому охота знать, почему ты завтра ляжешь в гроб.
  
  Аллуа вздрогнула.
  
  - Он когда-нибудь ошибался?
  
  - На моей памяти - пока нет, - Денна взял ее за руку.
  
  Значит, все-таки Видящий. О чем он ей говорил? Что означает это гадание? Что теперь делать? Ортхэннэр прав: ей вообще не следовало здесь появляться. Как предупредить и спасти Олло, если ему что-то угрожает?
  
  - Ты завтракала? - спросил ее Третий.
  
  - Пока нет, Ортхэннэр меня просто чаем угостил.
  
  - Тогда пойдем.
  
  Они вместе шли по коридору, когда их снова нагнал Моро. Аллуа попыталась изобразить на лице некое подобие приветливости, хотя ей в присутствии этого странного юноши стало заметно не по себе.
  
  - Кольчугу можешь снять, - сказал Седьмой, - здесь она тебе пока не понадобится, наденешь, когда будешь уходить, а так здесь безопасно, ты же не на стене. Что ты так расстроилась? Из-за гадания? Ты не волнуйся и даже в самые ужасные мгновения не теряй надежды, все будет хорошо, помни о том, что после ночи всегда приходит рассвет, а отношение к другим может измениться так, что не о чем будет переживать и жалеть.
  
  ***
  
  Моро по характеру был человеком довольно спокойным и миролюбивым и наверняка просто замял бы неприятный инцидент, не обратив внимания на оскорбления Элвира - что взять с придурка, но Денна настоятельно посоветовал ему пойти к Саурону и нажаловаться тому на мерзкого ученичка Наурэ.
  
  - Знаешь, Моро, ты меня извини, но нельзя все спускать людям с рук! - сказал он товарищу. - Он тут будет строить из себя непонятно что и обзывать тебя чокнутым в присутствии совершенно незнакомого человека, а ты в очередной раз промолчишь?
  
  Тот решил, что Денна все-таки прав, и в тот же день рассказал о происшествии Саурону. Черный Майя здорово разозлился и вызвал Элвира к себе, чтобы устроить ему хороший разнос.
  
  - Так, мне тут птичка на хвосте новость принесла, что ты, недоумок, на ровном месте нагрубил Моро. Вопрос первый: какого хрена?
  
  Элвир стоял перед Сауроном с видом провинившегося школьника, разглядывая темный паркет.
  
  - Что молчишь? Язык проглотил? Я жду объяснений. Без шуток. Будь любезен, скажи, почему ты позволяешь себе так с ним разговаривать.
  
  Во взгляде Саурона не было ни гнева, ни жалости - только холодная рассудочность, и юноша сразу почувствовал что-то очень недоброе. Он знал, что Властелин его недолюбливает, а по возвращении из Нуменора тот стал открыто показывать Элвиру свою неприязнь, не делая никакой тайны из того, как и почему погиб Наурэ.
  
  - Он запугивал Аллуа, - виновато пробормотал Шестой, по-прежнему глядя в пол. - Говорил ей всякие ужасные вещи про какое-то гадание или пророчество, я видел, что ей страшно, и хотел ее успокоить. Зачем он так делал? Она же действительно боится!
  
  - Так, слушай сюда, - ледяным голосом произнес Саурон. - Моро сказал ей то, что я ему разрешил. Это понятно?
  
  Элвир испуганно кивнул.
  
  - А раз понятно, так какого хрена не в свое дело нос суешь? - рявкнул на него Черный Майя, для пущей наглядности стукнув кулаком по столу. - Только посмей мне еще раз не к месту рот раскрыть, и вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь сосчитать до трех. С этого дня ты временно отстранен от всех дел, пока не одумаешься и не начнешь вести себя как подобает, а пока в наказание бери ведро и тряпку и иди мыть полы на всем верхнем ярусе, да чтоб сверкали. Приду - проверю! Еще занавески там же в коридоре сними и постирай. Все понял? Вперед.
  
  Лицо Шестого исказила какая-то жалкая гримаса.
  
  - Я же себе руки сотру в кровь и играть не смогу... Вот Тано Мелькор...
  
  - Еще одно слово - и я тебе обе руки сломаю, точно играть больше не сможешь. И чтоб имени Мелькора я тут больше не слышал, Мелькор умер больше трех тысяч лет назад, и главный теперь здесь я, будь любезен меня слушаться.
  
  Элвир робко кивнул - он уже успел наглядеться на то, чем чреват гнев Властелина.
  
  - Усек? Пошел вон.
  
  ***
  
  руку кладу я
  на талию
  или на грудь
  той, кого люблю,
  и смотрю я
  на бархат густой,
  под которым дрожит
  со своими замерзшими звездами
  ночь.
  
  Пабло Неруда "Человек-невидимка", 1954
  
  
  Саурон был ужасно зол, хотя пытался не подавать виду - еще не хватало на кого-нибудь сорваться. Он терпеть не мог упертых людей, которые находят странное удовольствие в том, чтобы настаивать на своем вопреки здравому смыслу, но тем не менее по жизни ему прямо-таки везло на упрямцев. В роду Элроса эта черта характера, судя по всему, вообще передавалась по наследству. Невзирая на все разъяснения, Зимрабет снова взялась за старое - не уйду, останусь с тобой до конца, хоть он ее и предупреждал, чтоб не смела с ним спорить и ему перечить. Тоже мне, лавры идиотки Элхэ, видать, покою не дают. Хорошо хоть, Эрилиндэ в итоге не пришлось даже упрашивать, чтоб свалила, а то она поначалу тоже порывалась защищать Барад-Дур до последнего. Однако когда его военачальницу недельки через три после ночного приключения во вражеском лагере начало мутить по утрам, а один раз она чуть не упала в обморок, то сразу поняла, к чему это, и убралась из крепости вместе с отрядом Мортаура. Спасибо Гил-Галаду, хорошо постарался! А может, последовать его примеру и тоже постараться - где четыре, там и пять, а уж в интересном положении упрямая Зимрабет точно в бой не полезет, несмотря на всю свою оголтелую ненависть к Исилдуру и мечты сгноить беднягу в темнице вместе с его детьми.
  
  Что ж, неплохая идея - можно совместить приятное с полезным.
  
  Немного посовещавшись с провидцем Моро, он решил не откладывать дело в долгий ящик. Несколько дней назад они с Зимрабет опять повздорили, когда он пытался убедить ее в том, что ей пора покинуть крепость вслед за сыновьями; настало время помириться и избрать другой способ спровадить супругу восвояси.
  
  С этими мыслями он направился в ее покои. Час был поздний, но она еще не спала и почти сразу открыла дверь. Увидев своего мужа, Зимрабет молча отступила и прошла в комнату; он - за ней, не забыв повернуть ключ в замке. Что ж, не хочешь понимать, что мужа надо беспрекословно слушаться, потому что он просто так ничего не говорит и тем более не требует - выставим тебя из крепости иным способом.
  
  - Зимрабет, извини, я был неправ, когда накричал на тебя, - Саурон изобразил на лице искреннее сожаление, хотя на деле думал совершенно об ином. - Я просто не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я забываю о том, что ты, в отличие от дуры Элхэ, знаешь, с какого конца берутся за меч.
  
  - Зря ты решил, что у нас нет надежды на победу, - недовольно ответила она. - Может, еще отобьемся. Эту крепость просто так не взять, а еды и воды у нас вдоволь.
  
  Если бы безумная ненависть к Верным родичам не лишала Зимрабет способности здраво мыслить, Саурон уже давно хотя бы частично посвятил ее в свои планы и даже посоветовался с ней, но сейчас это было слишком небезопасно. И откуда в людях такое? Вместо того, чтобы поверить на слово тем, кто более опытен, и поручить им руководство ситуацией, а самим просто тихо исполнять приказы, они начинают проявлять ненужную и неуместную инициативу, из-за чего ставят под угрозу чужие планы и замыслы! Самое веселое в том, что в Нуменоре Зимрабет делала все, что он скажет, а теперь ей непонятно с чего взбрело в голову расправиться с троюродным братом!
  
  - Конечно, ты можешь остаться в крепости, - мягко сказал он, и у Зимрабет немного отлегло от сердца, хотя выглядела она по-прежнему довольно встревоженной. Она немного растерялась, не решаясь начать разговор.
  
  - Мы отобьемся, обязательно отобьемся, - храбро сказала она. - Иначе и быть не может!
  
  Саурон изобразил на лице ободряющую улыбку, в душе потешаясь над такой наивной отвагой. Тоже мне, героиня нашлась похлеще Эллери Ахэ - при нынешнем раскладе сил переть против союзного войска. Ну ничего, долго ты здесь не задержишься.
  
  - По крайней мере, попробуем, - уклончиво ответил он и обнял Зимрабет за плечи, а потом взял ее руки в свои. Та не отстранилась, и он медленно, словно смакуя каждое движение, стянул с нее черное с золотом платье из харадского шелка. Зимрабет, закрыв глаза, обвила руками его шею, чувствуя, как он целует ее лицо, губы, плечи, и они упали на постель, не размыкая объятий.
  
  Потеряв голову от нахлынувшей страсти, она никак не могла насытиться ласками мужа, словно испытывала их последний раз в жизни. В их близости было столько огня и безумного влечения, что она почти что утратила власть над собственным телом и ощущение времени, очнувшись уже на рассвете, когда на сиреневом небе гасли последние звезды.
  
  ***
  
  Как и было оговорено, предводители Союза собрались на совет, чтобы решить, как окончательно разделаться с Сауроном. После долгого обсуждения они решили, что если продолжат по-прежнему сидеть под стенами крепости, то никогда не одолеют Врага. Им показалось, что наилучшим выходом было бы выманить Черного Майя из его убежища и вызвать на бой - он и так уже загнан в угол, и деваться ему просто некуда. Говоря по правде, положение самих сил Запада было не лучшим, но нужно было как-то выбираться из этого тупика.
  
  - Этот мерзавец напал на Гавани, уничтожил Эрегион, обманул и жестоко убил моего несчастного брата Келебримбора, а женщину, которую я люблю всем сердцем, заставил себе служить! - Гил-Галад клял Саурона на чем свет стоит и был настолько на него зол, что не сомневался в том, что сможет его одолеть. - Мне есть за что ему мстить! Более того, он постоянно мучил и изводил моих родичей и друзей из Нуменора, погубил их Остров, довел до безумия Ар-Фаразона и пытался добить их уже здесь, в Средиземье, когда они еще даже не успели опомниться после всего пережитого! Я брошу вызов Врагу и убью его!
  
  - Я с вами, aran, - поддержал его Элендил. - Пусть ответит за все и выйдет биться один на один с кем-то из нас. Если мы не разберемся со всем в ближайшее время, эта война так и будет длиться, пока у кого-то из нас не кончатся силы, а мы и так на последнем издыхании.
  
  Исилдур изъявил желание сопровождать отца - ему не давало покоя письмо жены, которая наконец решилась поведать супругу о том, что произошло с Исилвэн, но старшему сыну он велел оставаться в лагере.
  
  - Нет, Элендур, ты со мной не пойдешь, - твердо сказал он. - Если со мной и твоим дедом что-нибудь случится, ты возглавишь наше войско и доведешь все дело до конца, а если потребуется, то и дашь достойный отпор Врагу.
  
  Нэрвен высказала мысль о том, что кто-то из предводителей Союза должен будет выйти на бой с Сауроном, а кто-то - остаться в лагере, чтобы войско случай чего не осталось без командующих: ведь Враг силен, и его нельзя недооценивать. Трандуил рвался отомстить Черному Майя за свое увечье, но товарищи попросили его лучше не лезть в бой - Саурон всегда был искусен в обращении с оружием, и для него бы не составило никакого труда зарубить калеку, который слеп на один глаз. В итоге после долгих споров они решили, что Гил-Галад отправит вестника в Барад-Дур, который передаст Врагу вызов предводителей союзного войска. Пусть Саурон в свою очередь выбирает время и место для решающей схватки, а один из них - они потом на месте решат, кто именно - первым вступит в поединок с Черным Майя. Если у него получится прикончить Саурона, все прекрасно, если нет - время для скорби будет потом, его место немедленно займет кто-то другой.
  
  - Я обязательно вызову Саурона на бой, - настаивал Гил-Галад, - я должен, даже обязан свести с ним счеты и наконец отомстить ему за то, что он сделал с Тъелпе! Да я его голыми руками задушу! Жалко, что нельзя заставить его пережить перед смертью то же самое, что он заставил испытать моего брата!
  
  Его верный герольд Элронд, как всегда, намеревался сопровождать своего повелителя. Нэрвен, ее муж и калека Трандуил оставались в лагере, однако желание идти с Гил-Галадом также выразил и Кирдан, который обычно держался в тени.
  
  - А ты-то куда? - удивился король Нолдор. - Слушай, вот тебе с нами уж точно не надо. Ты не такой хороший воин, как я, и тебя Саурон порубит на куски раньше, чем ты успеешь поднять меч.
  
  - Да знаю я, - смутился тот, - но не могу же я в стороне стоять. Нэрвен ты оставляешь здесь, потому что она женщина, Келеборна - ей в помощь, Трандуил без глаза, а я-то что? Знаю, Тэлери не такие искусные бойцы, как Нолдор, да и не такие храбрые, но все же позволь мне сопровождать тебя.
  
  - Ну ладно, - Гил-Галаду было неохота с ним спорить, поэтому он великодушно согласился: Кирдан, безусловно, не смог бы противостоять Саурону на равных, но верховный главнокомандующий Союза надеялся, что до этого дело и не дойдет.
  
  В итоге все сошлись на том, что первым в бой с Врагом вступит сам король Нолдор либо его друг Элендил, благо им было за что мстить Саурону; сопровождать их должны были Элронд, Кирдан и Исилдур.
  
  - Пусть этот выродок ответит за все, - сухо сказал сын Элендила, поскольку одно воспоминание о том, что ему и другим Верным пришлось пережить в Нуменоре по вине старшего советника короля, до сих пор причиняло ему боль. Гил-Галад поначалу хотел было расспросить своих друзей о гибели их родины, но понял, в каком они состоянии, и решил впредь вообще не касаться этой темы.
  
  Король Нолдор поступил так, как и было оговорено: он отправил посланника во вражескую крепость и велел передать Черному Властелину, что предводители союзного войска вызывают его на бой.
  
  - Ну хорошо, - с равнодушной усмешкой согласился тот, словно давно этого ждал, - давно пора с этим заканчивать, нечего тянуть кота за хвост. Предлагаете мне выбрать время и место? Ладно. Тогда послезавтра ночью на горе Ородруин, благо здесь недалеко. Идет?
  
  Гил-Галаду и Элендилу очень не понравилось предложенное Сауроном для сражения место, но им не оставалось ничего другого, кроме как согласиться - раз уж назначили условия, пусть будет так.
  
  В последний день перед решающим поединком король Нолдор чувствовал гнев и жажду мести. Он постоянно думал о тех, кто так или иначе пострадал по вине Саурона. Файвэлль, жители Гаваней, эльфы Эрегиона, несчастный доверчивый Келебримбор, которого перед смертью жестоко пытали, нуменорцы, Эрилиндэ... Будучи ослепленным страстью, он даже не расспросил девушку о ее прошлом, о том, как она попала на службу к Врагу - ведь в ее былой жизни наверняка таилось что-то ужасное. Что с ней делали, чем угрожали? Эльф предполагал, что кто-то из близких или друзей его возлюбленной находится в заложниках у Саурона, и поэтому ей просто некуда деваться. Сейчас он не сожалел о том, что отпустил Эрилиндэ - если бы она не вернулась, взбешенный Враг наверняка выместил бы злобу на том несчастном, которого он использует, чтобы вертеть своей военачальницей как ему в голову взбредет. Хорошо еще, что этот выродок не попытался затащить ее в постель и удовлетворять с ее помощью свои плотские потребности, но для утех на ложе ему вон сгодилась несчастная сестра Исилдура. Что ж, тут нельзя не согласиться с тем, что Враг весьма расчетлив и проницателен: зачем ему обычная безродная эльфийка, пусть и на редкость прекрасная, если можно поглумиться в свое удовольствие над девушкой из рода Элроса, к тому же племянницей заклятого врага? Впрочем, Гил-Галад надеялся, что все это продлится недолго. Сегодня ночью он разделается с Сауроном, все те, кого Враг использовал как хотел, наконец обретут свободу, а Тъелпе будет отомщен.
  
  ***
  
  Элендил сидел на большом черном камне неподалеку от лагеря и вглядывался в бесконечно тянущийся вдаль серый горизонт. То есть, конечно, он был вовсе не унылым и серым - на небе не было ни облачка, но оно вовсе не казалось верховному королю дунэдайн ясным, напротив, он давно думал, что мир утратил все яркие краски. Он забыл, когда последний раз смеялся и улыбался: кажется, это было давно, в какой-то другой жизни, а в этой его преследовала бесконечная череда кошмаров, плавно переходящих в явь. Сегодня ему снова приснилась его дорогая жена Алдамирэ с малышом - такая же прекрасная, как и в день их свадьбы; улыбнувшись мужу, она помахала ему рукой.
  
  - Я соскучилась! - крикнула она. - Иди ко мне, я жду тебя!
  
  Элендил застыл в нерешительности и в следующее мгновение проснулся. Подушка была мокрой от слез - хорошо, что никто не видит. Сейчас он жалел о том, что не погиб вместе с Нуменором или в сражении у Врат Мордора. Пару раз он ловил себя на желании наложить на себя руки, но так и не решался ничего с собой сделать - у него бы это просто не получилось. Разумом он понимал, что так нельзя и на нем лежит слишком большая ответственность за подвластных ему дунэдайн, но сил жить в этом ужасе у него уже не было. Вернее, он вообще не мог назвать свое нынешнее существование жизнью. Это было именно что существование - без дома, на чужой земле, в постоянной тоске по родине, без любимой жены, а из четверых его сыновей в живых остался только один, и временами ему думалось, что у него нет ни выбора, ни выхода.
  
  Казалось, сейчас, когда победа над Сауроном совсем близка, а убитые в Эрегионе и Нуменоре люди и эльфы будут отомщены, он должен был ощущать радость, торжество, жажду мести, но вместо этого Элендил чувствовал какую-то черную пустоту, в которую его медленно засасывало, словно в гнилое болото. Если Враг сегодня ночью убьет его, все в мире будет по-прежнему, будут ветер, снег, зимы и весны, точно так же взойдет и закатится солнце, только уже без него, Элендила. Ничего не изменится, но он больше не увидит звезд, не услышит пения птиц, не сотрет с лица капли дождя... Что видит человек после смерти? То же, что и при жизни? Или вообще ничего, он просто перестает быть? Куда уходит его душа?
  
  От размышлений его отвлек звук чьих-то шагов - мелкие камушки хрустели под ногами. Обернувшись, он увидел Исилдура. В последнее время Элендил прекрасно понимал, что его несчастный сын медленно сходит с ума, но не мог ничего с этим сделать.
  
  - Здравствуй, отец, - сказал тот, - вот ты где. А я тебя везде ищу!
  
  Он медленно поднял голову, посмотрел на сына: тот почему-то выглядел сильно расстроенным.
  
  - Представляешь, я свое брачное кольцо потерял, - удрученно продолжил Исилдур, разглядывая свою левую руку. - Утром, как всегда, умывался, руки мыл перед завтраком, потом смотрю - его нет. Везде искал, так и не нашел.
  
  Элендил испугался, пусть и постарался не подать виду. Дунэдайн, в отличие от харадрим и других народов Средиземья, никогда не были суеверными, но мало ли что?! Однажды он, будучи в Арменелосе на городском рынке, совершенно случайно услышал беседу двух торговцев с материка. Один тоже сетовал на потерю брачного кольца, а другой говорил ему, что это очень дурной знак - одному из супругов суждена скорая смерть.
  
  Нет! Только не Исилдур! По вине и от рук Саурона с подручными и без того погибло великое множество Верных, наверняка он спит и видит, как бы ему истребить всех потомков Эарендила, дурочка Мериль, когда станет ему не нужна, тоже долго не проживет.
  
  "Лучше я. Я. Для меня все и так уже кончено, я света белого вокруг себя не вижу. Я тебя в бой не пущу, да и Гил-Галада тоже, лучше я пожертвую собой и попробую все же убить Саурона, а вы живите. Живи, мой единственный сын, может, к тебе, когда все закончится, все же вернется здравый рассудок, у тебя жена, дети, а мне, наверное, уже пора к твоей маме - недаром она звала меня во сне!"
  
  - Да, это плохо, - посочувствовал он сыну, - но я думаю, что оно найдется. Поищи как следует возле своего шатра, может, вместе с водой выплеснули, я уверен, что оно соскользнуло у тебя с пальца, когда ты руки мыл.
  
  - Конечно, - согласился с ним Исилдур.
  
  27. Не все то золото...
  
  С момента последней встречи Гэленнара и Аллуа прошло много лет. Несмотря на то, что он и его друг Олло вели довольно уединенный образ жизни - Соот-Сэйор общался лишь со своими учениками, а Олло так вообще только со своим приятелем - до них все равно доходили вести о том, что творится в мире.
  
  Однажды утром Соото разбудил его лучший ученик, которого эльф не без оснований считал своей правой рукой - среди его людей Феввэ был единственным, кто носил звание Наделенного Силой и на кого Гэленнар мог положиться практически во всем.
  
  - Ты что - с ума сошел? - вяло протянул Эллеро, отбрасывая одеяло. - Ты же знаешь, что я ложусь и встаю поздно, не смей будить меня ни свет ни заря!
  
  Тот виновато опустил голову и покорно сложил руки, сожалея о том, что помешал своему учителю отдыхать.
  
  - Но простите, Равновеликий, - забормотал он, - к вам пришел какой-то эльф. Я его не знаю, но он представился как Ахэир и говорит, что вроде как из вашего народа...
  
  - Ахэир?! - воскликнул Гэленнар; всю сонливость как рукой сняло. - Так, быстро беги, налей ему горячего вина с пряностями, угости его чем-нибудь повкуснее, а я сейчас оденусь, умоюсь и приду к вам.
  
  Ахэир, еще один из Эльфов Тьмы, был давним знакомым Соот-Сэйора; еще ребенком он был захвачен в плен воинами Валинора и впоследствии воспитывался у Нолдор. Вместе с приемными родителями он отправился в Средиземье и там снова встретился с Мелькором, который помог Ахэиру вспомнить свое прошлое. После этого он так и остался жить то ли где-то в Голубых горах, то ли вообще на востоке. Соото был очень рад встретить одного из соплеменников - дай Тьма, чтобы Ахэир не связался с Ортхэннэром, как это уже по неосторожности сделала Аллуа, а то старшего сына Мелькора хлебом же не корми - дай превратить очередного утратившего бдительность человека или эльфа в свою живую игрушку, которая еще и будет думать, что Властелин оказал ей великое благодеяние, а она теперь всем ему обязана.
  
  Торопливо приведя себя в порядок, Соото набросил мантию и поспешил в главный зал своей крепости Аст Алтар, расположенной в паре-тройке дней пути от Зеленолесья. У горящего камина его уже ждал Ахэир с кубком в руке - Феввэ, выполнив просьбу своего учителя, очень хорошо принял гостя, налил ему вина и угостил его самым лучшим из того, что имелось в кладовых. Увидев соплеменника, Гэленнар бросился к нему с распростертыми объятиями.
  
  - Великая Тьма, Ахэир! Я тебя еще совсем ребенком помню! Как ты меня нашел? - радостно воскликнул он. - Как ты?
  
  - А я сначала Олло нашел, а он мне уж поведал, как до тебя добраться. Если говорить именно обо мне, то все хорошо, - тот неопределенно пожал плечами и отпил глоток вина, - а так - все не слишком хорошо.
  
  - А что же не так, Ахэир? - глаза Гэленнара расширились от удивления.
  
  - А ты разве не знаешь? - с недоумением спросил его гость.
  
  Соот-Сэйор сел в резное деревянное кресло рядом с ним.
  
  - Нет. Я же почти нигде не бываю, так по большей части в Аст Алтар и сижу. Я же стал учителем народа Орх'тэнэй.
  
  - Надо же, - проговорил Ахэир. - Это те, кого Тано звал Охор'тэнн'айри?
  
  - Да, они самые, - не без гордости ответил Соото, - они признали меня своим учителем. Феввэ, с которым ты уже успел познакомиться - лучший из моих учеников! Кстати, принеси, пожалуйста, нам еще вина, - окликнул он Наделенного Силой.
  
  Пока тот бегал в кладовую, Гэленнар стал расспрашивать своего гостя о том, что же именно так его огорчило и не может ли он в меру своих сил ему помочь.
  
  - Да что тут поделаешь, - печально объяснил Ахэир. - Нашего Учителя уже убили, а теперь добрались и до Гортхауэра.
  
  Лицо Соото озарилось радостной улыбкой.
  
  - Ну-ка, с этого места поподробнее.
  
  - Ты что это сияешь, как звезда на безоблачном небе? - эльф посмотрел на товарища, как на безумного, но все же начал рассказ о том, как силы Запада взяли в кольцо крепость Ортхэннэра и со дня на день разделаются с ним самим. По мере того, как он говорил, Гэленнар чувствовал все большее облегчение.
  
  - Слушай, Ахэир, сейчас я еще больше рад тебя видеть, чем в самом начале! - громко воскликнул он и, отставив в сторону кубок, крепко обнял своего гостя. - Ты принес мне лучшую весть за всю мою жизнь! Наконец-то мы избавимся от этого злобного жестокосердного изверга!
  
  - Это ты что, о Гортхауэре? - только и смог вымолвить ошеломленный Ахэир.
  
  - А что, о тебе? - съязвил властелин Аст Алтар. - Ты вон тоже отстал от жизни! Ты даже не представляешь себе, каким чудовищем оказался на деле наш Гортхауэр! Он совершенно ни за что убил Наурэ и Элхэ, уничтожил Семиградье и сжег дотла возрожденную крепость Аст Ахэ на востоке вместе со всеми их обитателями, их учителей пересажал на колья, чтобы другие его подручные хорошо запомнили это зрелище и научились абсолютной покорности, запугал до полусмерти несчастного Моро, который теперь слово поперек молвить боится, а бедную Аллуа принуждал спать со своим прислужником! Думаешь, нынешний Гортхауэр - это тот, кого мы знали и любили, с кем играли в снежки в Лаан Гэлломэ? - он перешел на крик. - Нет, это уже совсем другой человек, расчетливый, хладнокровный, злой, насквозь лживый жестокий убийца! Он не погнушается ничем, чтобы заполучить в свои руки власть над всей Артой, и убьет безо всякой жалости любого, кто встанет у него на пути! Он превратил жизнь других людей и эльфов в сущий кошмар, напал на них первым, вот и результат! Я не питаю ни малейшей симпатии к этому Гил-Галаду, наследнику проклятого Учителем рода палача Финвэ, но если он сможет остановить этого властолюбивого негодяя, это будет великое счастье для всех! Так что тут радоваться надо, а не грустить!
  
  Ахэир, слушая гневные тирады товарища, побледнел, сжал кубок в кулаке, прикусил нижнюю губу, пытаясь осмыслить то, что говорит Гэленнар.
  
  - Неужели Гортхауэр и в самом деле настолько озлобился и превратился в кровожадного убийцу? - изумился он. У него не было никаких оснований не верить Соото, Олло, видимо, тоже не зря ото всех прячется...
  
  - Да, более того, он возомнил себя полноправным владыкой всей Арты и решил, что все обязаны кланяться ему в ноги и величать его Властелином. Неудивительно, что кто-то взбунтовался, - заключил он, имея в виду Элендила и Гил-Галада. - Уж не знаю, кому молиться, чтоб его наконец убили! Он прикончил Наурэ, по его приказу расправились с Элхэ, он издевается над Аллуа, а та покорно исполняет все его повеления, потому что боится за своих родных! Не дай Тьма, он еще и до Оннэле Къоллы доберется, она, как я слыхал, где-то на севере живет, на нее этот мерзавец так вообще еще в юности глаз положил и мечтает сделать с ней что-то гнусное!
  
  - А Олло знает? - на всякий случай спросил Ахэир, поудобнее устраиваясь в кресле.
  
  - Как не знать, знает, - Гэленнар заметил, что его товарищ ежится от холода, и попросил Феввэ подбросить еще дров в камин. - Вот, думаем с ним постоянно, как Аллуа спасать, пока он ее еще за кого-нибудь из своих подпевал силком замуж не выдал. Впрочем, у меня идея. Не хочешь отправиться со мной в путешествие?
  
  - Куда именно? - с готовностью поинтересовался эльф. - Что ж тут у тебя в крепости холод-то такой жуткий, на дворе начало сентября, жарища, а тут у меня уже нос отмерз!
  
  Гэленнар лишь плотнее завернулся в свою мантию - он уже привык к прохладе.
  
  - Если уж ты так любишь тепло - то в теплые края, - он натянуто улыбнулся. В Ханатту, то есть Харад. Аллуа живет там у своих родичей после того, как Гортхауэр заставил ее выйти замуж за тамошнего короля. Он запретил мне там появляться и с ней разговаривать, хотя ее муж уже давно умер, угрожал, что в противном случае меня убьет, и мы с ней виделись тайком. Сейчас он почитай что уже потерпел поражение, и я очень надеюсь, что вскоре с ним будет покончено, Поэтому мне больше ничего не грозит. Я хочу отправиться в Ханатту и уговорить Аллуа уйти с нами. Во-первых, там сейчас после войны может быть небезопасно, я опасаюсь, что враги Гортхауэра вполне могут устроить там то же самое, что в свое время у нас в Лаан Гэлломэ - какую-нибудь зачистку, послать туда карателей или что еще, все очень злы на него, а пострадать могут те, кого он заставлял себе служить. Во-вторых, я надеюсь, что теперь, когда Ортхэннэр перестанет ее запугивать, она наконец сможет осознать свои истинные чувства и поймет, что все-таки действительно любит меня. В-третьих, нам, последним выжившим Эллери Ахэ, нужно держаться вместе. Может, потом мы найдем остальных уцелевших и попробуем жить, как и раньше. Хотя как теперь собрать осколки прошлого? Да и Учителя нашего с нами больше нет.
  
  - Зато есть мы, - решительно ответил Ахэир и поставил кубок на стол; годы, проведенные с Нолдор, наложили сильный отпечаток на его характер. - Идет. Мы едем в Харад, если ты не возражаешь, предлагаю взять с собой Олло. Мы увезем оттуда Аллуа и больше никогда не дадим ее всяким негодяям в обиду.
  
  - По рукам, - кивнул Соото. - Олло - наш друг, и он поедет с нами. Я очень рад, что ты пришел и мы снова вместе.
  
  ***
  
  На дворе была уже середина ноября 3441 года, но в Керанане, столице Ханатты, было по-прежнему тепло, пусть уже и далеко не так жарко, как летом, а к вечеру даже начинала ощущаться приятная прохлада.
  
  Король Сайирхатта распахнул окно в своих покоях, с наслаждением вдохнул свежий воздух, посмотрел на быстро темнеющее небо - сейчас оно было еще голубовато-сиреневым, и на нем наряду с узким серпом нарождающегося месяца постепенно становились видны звезды. Совсем скоро оно станет напоминать темно-синий, а потом и черный бархат, усыпанный бриллиантами. Здесь, на юге, солнце садилось очень быстро, почти сразу падало за горизонт, и тут нельзя было любоваться такими закатами, как в холодных краях. За всю свою жизнь Сайирхатта пока что еще не покидал пределов родной страны и не бывал на севере, но был наслышан о красоте тамошних закатов и сейчас думал, что было бы очень хорошо когда-нибудь увидеть такой заход солнца своими глазами.
  
  Покой короля нарушил начальник дворцовой стражи; он заглянул в дверь и сказал, что во дворец пожаловали нежданные гости.
  
  - Это три эльфа, они назвались друзьями госпожи Аллуа и спрашивают меня, можно ли им ее увидеть или, если она не здесь, как ее найти, - сказал он. Сайирхатта, быстро смекнув, что к чему, попросил его пригласить прибывших в пиршественный зал дворца, а не заставлять ждать ответа на улице, и пообещал, что сейчас переоденется в парадное платье и спустится к ним.
  
  Король Ханатты принял эльфов весьма радушно - было видно, что он старался показать друзьям своей родственницы самое настоящее южное гостеприимство. Он, как и подобает правителю, встречающему важных гостей, вышел к ним в дорогом одеянии из алого, как огонь, шелка с золотой отделкой, надел по случаю их приезда свои лучшие драгоценности, уложил волосы в сложную прическу и подвел глаза черной тушью. По его повелению слуги накрыли стол белоснежной скатертью и поскорее приготовили ужин - ведь друзья Аллуа наверняка устали с дороги и голодны. Обменявшись с эльфами приветствиями и учтиво поинтересовавшись, благополучно ли они добрались, Сайирхатта угостил их жирной отварной бараниной с пряностями, горячими лепешками, свежими фруктами, сладостями, ароматным крепким чаем с медом и душистым перцем и красным вином, а когда те немного отдохнули, спросил, с какой целью они пожаловали в Ханатту.
  
  - Прежде всего мы хотели бы от всей души поблагодарить вас, благородный король Сайирхатта, за столь радушный и теплый прием, - сказал Олло, допивая чай. - Мы действительно очень устали в дороге и были сильно голодны, поэтому ваше приглашение отужинать с вами и переночевать в вашем прекрасном дворце оказалось как нельзя кстати.
  
  - Нас привело к вам важное дело, - продолжил Гэленнар. - Как мы уже сказали вашему начальнику стражи, с раннего детства мы были дружны с вашей досточтимой родственницей Аллуа. Мы приехали сюда, чтобы ее увидеть и с ней поговорить. Я так думаю, что вы не позвали ее к столу, потому что она уже спит, и поэтому нам придется отложить нашу встречу до утра.
  
  - Простите меня, досточтимые гости, - покачал головой король Ханатты, - боюсь, что мой ответ разочарует вас, но я бессилен чем-либо вам помочь. К сожалению, Аллуа здесь нет.
  
  - А где же она? - удивленно спросил Олло. - Наверное, в вашем горном храме на торжествах в честь Гневного Солнца?
  
  - Увы, но ее нет и там, да к тому же торжества давно миновали, - развел руками Сайирхатта. - Ее вообще нет в Ханатте. Вместе с другими моими людьми она ушла добровольцем на войну с эльфами и людьми Запада.
  
  Повисла напряженная тишина. Олло чуть не выронил чашку. Гэленнар побледнел настолько, что его лицо, казалось, слилось по цвету с белой занавеской на окне, рядом с которым он сидел.
  
  - Вы ее отпустили? - Ахэир вскочил в места, сжимая в руке нож для фруктов. - Вы ее отпустили?! Вы хоть понимаете, что вы наделали?
  
  - Ахэир, сядь, пожалуйста, - проговорил Соот-Сэйор каким-то бесцветным, лишенным всяких интонаций и эмоций голосом. - Мы в чужом доме, и нам не следует вести себя столь невежливо. Прошу простить моего друга, он временами бывает не в меру вспыльчив, поскольку жил среди Нолдор, а у них такой нрав.
  
  - Проклятье, - пробормотал Олло, перейдя с Синдарина на Ах"энн. Он сразу же подумал, что нехорошо в присутствии другого человека говорить на языке, которого тот не понимает, но другого выхода у него не было. - Наверняка это Гортхауэр ее заставил. Правильно ты говорил: погубит он ее.
  
  Гэленнар сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.
  
  - Наверняка. В любом случае сейчас мы ничего не сделаем, а завтра покинем Ханатту и подумаем, как спасти Аллуа, - сказал он своим спутникам на том же языке. - Я действительно ей постоянно твердил, что Ортхэннэр ее погубит. Мы сейчас в Мордор пробраться не сможем, даже если я велю всем своим ученикам взяться за оружие - нам не по зубам войско Запада, и мы не пробьемся к Барад-Дуру.
  
  - Что будем делать? - Олло запаниковал. - Аллуа в беде, не ровен час, ее там убьют!
  
  - Олло, прекрати, мне и без тебя дурно! - осадил его Соот-Сэйор. - Если с ней что-нибудь случится, я не просто себя за это никогда не прощу, я же жить не смогу! - в его глазах блеснули слезы. - Нам остается лишь ждать вестей из Мордора, надеяться на то, что Аллуа жива и невредима, а потом, если потребуется, помочь ей и увезти ее в безопасное место!
  
  - Хорошо, - оба его спутника согласно закивали, - твоя правда.
  
  Гэленнар в общем и целом по жизни был эльфом довольно проницательным, но тут в силу того, что сильно переживал за свою возлюбленную, допустил серьезную оплошность, утратив бдительность и сочтя Сайирхатту наивным юнцом, который к тому же не знает ни слова на Ах"энн. На деле же король Ханатты владел этим языком в совершенстве и прекрасно понял, о чем говорят трое Эллери, кроме того, он был отнюдь не так прост, как кажется, и вполне мог преподнести кому-то неприятный сюрприз. Сейчас он, как и подобает воспитанному человеку, изобразил полную невозмутимость, пока его гости беседовали, но про себя подумал, что эти эльфы ему очень не нравятся. Что-то тут однозначно не так. Надо будет завтра же, как они уедут, вызвать к себе начальника Черных Теней и через его людей сообщить о странных гостях Саурианне, пусть решает, что с ними делать.
  
  28. Ородруин
  
  Саурон был вполне доволен тем, как развиваются события: все шло согласно задуманному плану. Получив вызов на бой от предводителей Союза, он приказал остаткам гарнизона покинуть Барад-Дур, а коменданту - сдать врагам пустую крепость. Хорошо хоть, с Эрилиндэ и Зимрабет возиться не пришлось, как поняли, что у них дети будут - так свалили обе сами как миленькие, а то надоело их уговаривать отправиться в безопасное место.
  
  - А не жалко? - растерялся Маэглин.
  
  - Слушай, заткнись, жалко у пчелки, а пчелка на елке, - оборвал его Саурон. - Эту крепость давно пора перестраивать, причем полностью, планировка у нее неудачная, места всем не хватает, а самому мне лень возиться - пускай милые родственнички за меня понадрываются, расчистят место, им будет чем заняться, может, мозги на место встанут!
  
  Эльфу ужасно не нравилось такое решение - на заре Второй Эпохи он строил Барад-Дур вместе с Черным Майя, за долгие годы жизни в Мордоре привязался к этой крепости, словно к живому существу, и воспринимал ее отнюдь не как простую постройку из камня, потому что, как и всякий нолдо, вкладывал душу в свои творения и относился к ним почти что как к своим детям. Однако с Властелином не спорят, Саурон всегда прав, и эльфу не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться.
  
  - Все прекрасно, - успокоил его Моро, - что ты так переживаешь? Соберемся с силами и построим новую, в сто раз лучше прежней.
  
  Саурон подозвал к себе Седьмого.
  
  - Задержись на минутку, - попросил он. - Мне...
  
  - Я знаю, - тот посмотрел на своего повелителя с явной укоризной. - Не стоит, у тебя ничего не получится. Оставь Кольцо кому-то из нас. Зря вы тогда с Келебримбором в мастерской с коньяком не расставались, но что вышло, то вышло. В следующий раз не читайте заклятья с пьяных глаз, а то снова напортачите.
  
  - Но Моро, - возразил Саурон, - сейчас мне представилась прекрасная возможность уничтожить свое творение. Оно не просто работает неправильно, оно может оказаться слишком опасным для всех. Я же говорил...
  
  - У тебя ничего не получится, - продолжал твердить Моро. - Я знаю, что на твоем Кольце лежит неверное заклятье и что оно может принести огромный вред любому не с нашей стороны, кто не то что его наденет, но даже просто возьмет в руки, а то и всего лишь на него посмотрит. Поэтому ты хочешь во избежание неприятностей, воспользовавшись удобным моментом, от него избавиться и уничтожить опасную вещь раз и навсегда, а впоследствии, возможно, сделать что-то другое. Только у тебя ничего не выйдет, я тебя прошу - оставь Кольцо у кого-то из нас, да хоть мне отдай, я спрячу его подальше до поры до времени! Ты же не на себя беду навлечешь, на других людей, сам-то легко отделаешься, а вот им потом придется хлебать беды полной ложкой!
  
  Черный Майя колебался. С одной стороны, ему действительно представилась хорошая возможность беспрепятственно добраться до Саммат Наур и бросить свое неудачное творение в огонь, с другой - раз уж Моро говорит... а если он ошибается? К тому же он боялся оставлять опасную вещь в чужих руках, пусть даже самых надежных - конечно, он доверял Седьмому как самому себе, но вдруг он не убережет Кольцо, случайно потеряет, попадет в засаду, да мало ли что, и тогда оно точно окажется не у тех людей? В итоге он решил все же не рисковать и оставить его при себе.
  
  - Ну ладно, - сказал он Моро, - я принял к сведению твой совет, но в этот раз поступлю по своему усмотрению. Теперь уходи, мне пора. На всякий случай еще раз напоминаю всем: что бы ни происходило, Исилдура не трогать даже пальцем. Если хоть один волос упадет с его головы, я найду ослушника и безо всяких преувеличений вырву ему обе руки. Всех остальных, кроме Элронда - желательно, тоже, с Гил-Галадом я точно сам разберусь... да вам это и не понадобится.
  
  - Ну ладно, поступай как знаешь, - разочарованно кивнул Седьмой и обнял его на прощание. - Скоро увидимся.
  
  - Увидимся. Уже в новой эпохе.
  
  ***
  
  Я брел, приближаясь к злобе,
  ее лихорадка всерьез,
  безумны ее порывы.
  Злоба - как рыба-меч,
  которая в мутной воде
  вонзает исподтишка
  свой окровавленный нож.
  Она боится лишь света.
  
  Пабло Неруда "Осеннее завещание".
  
  Дорога на Огненную Гору показалась Гил-Галаду бесконечной; хотя на деле сам Ородруин был отнюдь не огромным, с равнины он производил впечатление очень высокого, поскольку находился в некотором отдалении от Пепельных Гор на западной границе Черной Страны. Серая, присыпанная пеплом тропа петляла между темных камней, и, казалось, предводители Союза так и будут вечно идти, идти, идти вперед - в никуда.
  
  Его спутники молчали. Кирдан старался храбриться изо всех сил, но Гил-Галад, встречаясь с ним взглядом, понимал, что ему страшно. На лице Элронда читалась неподдельная бравада - он, казалось, не сомневался в том, что его король одолеет Саурона. Элендил был мрачен и молчалив - поначалу Гил-Галад пытался с ним о чем-то разговаривать, но беседа не клеилась, и верховный король дунэдайн на все вопросы своего друга лишь односложно отвечал "да" или "нет". Гил-Галад уже давно чувствовал его постоянно подавленное настроение и нежелание жить, и это его пугало. Нет, он не позволит Элендилу пожертвовать собой - с его стороны было бы в высшей степени некрасиво прикрываться своим товарищем в сражении с Сауроном.
  
  Исилдур, державший в руке факел - до рассвета было уже не так далеко, но ночная тьма пока еще не рассеялась - выглядел напряженным и озлобленным; он тоже молчал, но не угрюмо, как его отец, а скорее гневно, с трудом сдерживая ярость. Сейчас еще кинется в драку, очертя голову, и все. Этого Гил-Галад тоже не мог допустить: уж лучше он прикроет друзей собой и первым выйдет на бой с Сауроном, это он должен их защищать, а не они его!
  
  Враг, к его чести, не стал прятаться. Предводителям Союза не пришлось его искать - он вышел к ним сам. Теперь король Нолдор смог хорошо рассмотреть его вблизи: если бы он изначально не знал, кто это - точно бы не ощутил никакого страха. Внешне ничего особенного и уж точно ничего грозного или ужасного. Распущенные черные волосы падают по спине и плечам длинными неаккуратными беспорядочными прядями, выражение лица совершенно спокойное, лишь в ярких синих глазах будто таится какая-то насмешка, кольчуги или доспехов на нем нет - лишь темная кожаная куртка и такие же штаны, в руке обнаженный меч из вороненой стали с необычной рукоятью - приглядевшись, Гил-Галад увидел, что она украшена крыльями и серпом луны.
  
  - О, привет, мои дорогие, - с издевкой в голосе бросил Саурон. - Явились-таки. Я уж побоялся, что в штаны наложите.
  
  Исилдур стиснул рукоять своего меча. Отец строго посмотрел на него и что-то тихо ему сказал недовольным тоном. Тот, опустив глаза, отступил на шаг назад.
  
  - Как биться будем? - тем временем поинтересовался Черный Майя. - Кто-то выйдет против меня первым? Или вы предпочтете напасть впятером на одного?
  
  - Ну уж нет, - жестко ответил Элендил, - это гнусно даже по отношению к такому отвратительному негодяю, как ты. Я буду сражаться с тобой в честном поединке.
  
  - Не смей, - Гил-Галад решительно преградил ему дорогу. - Я тебя вперед не пущу.
  
  - Мой король, - подал голос Элронд, - вообще-то это моя обязанность как вашего герольда...
  
  - Перестань! - оборвал его король Нолдор. - Я вызываю Врага на бой!
  
  - А мне не нравится, когда ты меня так называешь, - с насмешкой вставил Саурон. - У меня имя есть. Майрон Таиэрн Ортхэннэр, позволь напомнить. Впрочем, я не против также Артано, Зигура или Саурона, но не надо употреблять вместо моего имени всякие прозвища, которые к тому же явно не свидетельствуют об остроумии и изобретательности того, кто их придумывал. Ну что, я согласен. Я принимаю твой вызов.
  
  - Но aran, - снова вмешался Элендил, - у меня из-за Саурона...
  
  - Хватит! - лицо эльфа пылало гневом. - Если я сказал, что буду первым биться с... Майроном, то так тому и быть, тем более что он только что принял мой вызов.
  
  Черный Майя глумливо хихикнул.
  
  - Вы еще друг с другом подеритесь, - прокомментировал он. - А вот и не подеретесь. Ладно, давай к делу, - он бросил на Гил-Галада снисходительный взгляд. - Как сражаться-то будем, до первой крови или до смерти? Хочешь еще увидеть свою Эрилиндэ?
  
  Бедный Гил-Галад побелел от испуга.
  
  - Эрилиндэ?! Что ты с ней сделал, выродок?
  
  - Кто? Я?! - рассмеялся Саурон. - Мне кажется, что вообще-то это ты с ней кое-что интересное сделал, то-то у меня потом весь крепостной гарнизон неделю обсуждал твои незаурядные постельные подвиги.
  
  - Что? - удивленно воскликнул Элронд. - Мой повелитель, вы ее что...
  
  - Элронд, замолчи немедленно! - Гил-Галад залился краской; в следующее мгновение брошенный Сауроном увесистый камень просвистел совсем рядом с головой его герольда.
  
  - Заткни хлебало и не разевай его впредь на людях, сойдешь за умного, твое место первое с конца, - Черный Майя посмотрел на Элронда с нескрываемым презрением и отвращением, - жалко, что я не попал. Понятно, что он с ней сделал, а если тебе завидно, то иди к Келебриан и займись с ней тем же самым. Или она тебе отказала? Правильно, хочешь к ней под бочок - для начала вымой голову и купи себе в мясной лавке мозги, а то своими тебя природа обделила.
  
  Герольд Гил-Галада хотел было что-то ответить, но тут на него зашикали уже Элендил и Исилдур. У Верных считалось крайне постыдным обсуждать свою семейную жизнь и тем более чувства к любимому человеку даже с самыми лучшими друзьями, и они чувствовали себя очень неприятно и неуютно из-за того, что тайна короля Нолдор вдруг выплыла наружу, да еще таким образом. Уж Элронд-то мог бы проявить деликатность и промолчать, с Саурона что взять, он вообще бессовестный!
  
  - Мы все-таки будем драться или обсуждать то, как вы с Эрилиндэ друг другу нравитесь? - Враг, естественно, не упустил возможности сказать очередную гадость. - Правильно про тебя Келебримбор говорит, что ты недоделанный.
  
  Этого Гил-Галад уже не выдержал. Если бы он в этот момент обернулся, то увидел бы, как Элронда перекосило от ненависти и злости, и был бы неприятно поражен, но никто из предводителей Союза не обращал внимания на зловредного герольда короля Нолдор - все их взгляды были устремлены на Саурона.
  
  - Не смей... произносить... имя моего брата, ты, убийца! - выкрикнул он, задыхаясь от злости и сжимая в правой руке древко Айглоса. - Он тебе доверял, а ты отплатил Тъелпе тем, что жег ему лицо каленым железом и дробил кости!
  
  - Ой, надо же, хоть что-то тебя проняло, - ухмыльнулся Саурон. - А ты уверен, что это был я? Ты на мой вопрос не ответил: сражаемся до первой крови или до смерти?
  
  - До смерти, ты, склизкая лживая гадина, - процедил сквозь зубы Гил-Галад. - Тебе еще хватает наглости делать такие предложения? Не будет тебе пощады за то, что ты сделал с моим братом!
  
  Элендилу это совсем не нравилось.
  
  - Aran, - неуверенно вставил он, - может, все-таки я...
  
  - Нет! - Гил-Галад бросил на друга испепеляющий взгляд. - Саурон мой!
  
  Верховный король дунэдайн попытался взять себя в руки.
  
  - Ладно, так и быть, - нехотя согласился он, косясь на своего врага. - Пусть мой друг тебя убивает. Если уж так случится, что... ты его одолеешь, во что я не верю, тогда я с большим удовольствием снесу тебе голову!
  
  - А если вам обоим не повезет? - глумливо захохотал Саурон. - Тогда кто следующий? Не много ли трупов для одного-то дня?
  
  - Посмотрим, - жестко ответил Элендил. - Надеюсь, что все-таки сотру с твоего лица эту наглую ухмылку!
  
  - Ну ладно, - невозмутимо ответил Черный Майя, обращаясь к Гил-Галаду; про себя Саурон думал, не обрадовать ли короля Нолдор вестью о скором появлении на свет наследничка, но решил все же промолчать - и без того уже перегнул палку. - У тебя было право выбора, сам нарвался. Я мог бы слегка тебя порезать и отпустить, но раз уж тебе не терпится встретиться с папочкой в чертогах Мандоса... это ты, конечно, зря. Валинор - поганое место.
  
  Король Нолдор был хорошим и опытным воином, однако все же недооценил своего противника. Едва увидев Саурона с мечом в руках, он решил, что у него есть значительное преимущество, благо у Айглоса не только широкое лезвие, но и длинное древко, которое позволит держать нападающего на значительном расстоянии, кроме того, оно оковано железом - не перерубишь. Держа копье в правой руке, а щит - в левой, он внимательно наблюдал за Врагом, догадываясь, что от такого, как Саурон, вполне можно ожидать какой-нибудь изощренной хитрости или подлости, однако Черный Майя оказался не только горазд на всякие уловки, но и удивительно ловок и быстр. Улучив удобное мгновение, он сделал вид, что вот-вот нанесет удар слева; эльф, как того и следовало ожидать, поднял щит, но тут же выронил оружие, чувствуя, как у него темнеет в глазах от жуткой боли в правой руке где-то возле локтя, и с трудом подавил крик. Злобная тварь, нашел-таки у него уязвимое место, да как скоро!
  
  Мысленно порадовавшись тому, что кроме Айглоса у него есть еще и меч, Гил-Галад отбросил бесполезный теперь уже щит и левой рукой неловко выдернул из ножен запасное оружие. Саурон, впрочем, не воспользовался моментом, чтобы снести раненому замешкавшемуся противнику голову; он по-прежнему глумливо ухмылялся, глядя на эльфа, словно кошка на полузадушенную добычу. Клинки со звоном скрестились; не будучи левшой, как Исилдур, Гил-Галад не особенно хорошо сражался левой рукой и с трудом отбивал выпады Саурона, чувствуя, как правый рукав тяжелеет от крови. Уворачиваясь от очередного удара, он уже понимал, что напрасно был таким самоуверенным; надо было как-то собраться с силами и попробовать найти слабое место в обороне противника, иначе ему конец и долго он так не продержится. Элендил и его сын, явно не ожидавшие такого, взволнованно перешептывались, переживая за своего друга, а Саурону все происходящее, казалось, доставляло извращенное удовольствие - Исилдуру подумалось, что он уже давно мог бы добить раненого врага, но вместо этого просто развлекался. Воспользовавшись очередной промашкой короля Нолдор, Черный Майя ткнул его мечом в левую ногу прямо под кольчугой чуть выше колена. Тот негромко вскрикнул и чудом не упал; следующий удар пришелся в бок, и Гил-Галад, закрыв глаза, безвольно рухнул на черные камни.
  
  - Мерзавец! - злобно выкрикнул Элронд. - Ты убил нашего друга! Я буду рад, когда Элендил и в самом деле снесет тебе голову!
  
  Элендил, в лице которого, несмотря на все произошедшее у него на глазах, не дрогнул ни один мускул, попросил герольда Гил-Галада помолчать и не вмешиваться, после чего медленно вытащил Нарсил из ножен.
  
  - И ты еще ухмыляешься, - с укоризной сказал он Саурону.
  
  - А что мне, плакать? - фыркнул тот. - Я ж ему предлагал выбирать, как будем сражаться, сам выбрал, сам нарвался. Тебе тоже предлагаю, а то знаешь, жалко как-то родственничка собственными руками порешить.
  
  - Я тебе не родич, - негромко произнес Элендил, с трудом сдерживая гнев. - Я никогда не назову этим словом убийцу моего лучшего друга.
  
  - Ну, дело твое, если жить надоело, - с издевкой ответил его враг. - А ты, кстати, неплохо выглядишь для своих лет, со времени нашей последней встречи не постарел ни на день, я бы тебе от силы годков двадцать на вид дал.
  
  Элендил, решив, что хватит попусту пререкаться, сделал резкий выпад, целя своему противнику в сердце - ему показалось, что отсутствие у Саурона доспехов сильно облегчит ему задачу. Однако тот с легкостью отбил атаку и перешел в наступление. Схватка была быстрой и яростной: Элендил едва успевал уворачиваться от очередного удара. Клинки, скрещиваясь, звенели и высекали искры, но верховный король дунэдайн оказался куда внимательнее своего друга; раз за разом парируя выпады неутомимого врага, он пока что еще не был ранен. Однако в какое-то мгновение Саурон почувствовал, что его меч вместо того, чтобы встретить оружие противника, словно проваливается куда-то вперед, и понял, что каким-то непостижимым образом его недруг умудрился напороться на острие, которое, легко пробив кольчугу, пронзило его насквозь, выйдя из спины. Объяснения этому он, несмотря на весь свой опыт, найти не мог, и теперь терялся в догадках, как такое могло произойти.
  
  - Какого хрена?! - с недоумением и злостью воскликнул Черный Майя. Элендил несколько секунд как будто удивленно смотрел на торчащее у него в груди черное лезвие, а потом медленно закрыл глаза и завалился назад. Нарсил выпал из его руки и, с каким-то жалобным звоном ударившись о камни, переломился надвое почти у самой рукояти.
  
  - Ни фига себе, какая хреновая сталь, - прокомментировал Саурон. - Против моего меча вон ваша хваленая броня бесполезна оказалась, он ее режет, как бумагу.
  
  Элронд снова хотел было что-то вставить, но тут вперед выступил Исилдур, не дав ему сказать ни слова. В лице его больше не было никакого страха - Саурону показалось, что он видит перед собой совершенно другого человека, чем в свое время в Нуменоре.
  
  - Знаешь, я убью тебя не за то, что на войне погиб мой брат, - жестко произнес он. - Это война, а смерть в бою не выбирает. И не за своего отца или Гил-Галада, это был, по крайней мере, честный поединок. Ты мне ответишь за то, что с твоего одобрения и разрешения и по твоему приказу вытворяли с Верными в Нуменоре. За моих соседей, которых сожгли заживо в их собственном доме вместе с маленькими детьми. За Исилвэн, дочь моего дяди Нолондила, над которой надругались твои прислужники. За ее брата Лаирэндила и их родителей, которых по ложному обвинению приказал казнить Ар-Фаразон. За того человека, который оказывал мне помощь, когда я был тяжело ранен, а его убили, потому что он посмел лечить Верного. За его семью, с которой расправились уже после его смерти. За тех, кого жгли живьем во славу Моргота. Всех имен не перечислишь, но я думаю, что и этого достаточно!
  
  Саурон усмехнулся, казалось, с недоумением и искренним изумлением.
  
  - О, как здорово. Ар-Фаразон свихнулся, его подданные распоясались, а я виноват. Я-то здесь при чем?
  
  - Хватит всем зубы заговаривать! - крикнул Исилдур, отшвырнул в сторону ненужный теперь факел, благо уже светало, и в следующее мгновение Саурон едва успел остановить его клинок почти что у самой своей шеи. Твою мать, он долгое время даже и не обращал внимания на то, что сын Элендила - левша! С этим придется повозиться, он, чувствуется, не чета своему ушастому дружку и папаше, еще немного - и новый верховный король дунэдайн точно снес бы своему недругу голову!
  
  Когда Исилдур был маленьким, отец постоянно ругал его за то, что он держит ложку и перо не так, как положено, но все его нотации оказались бесполезны - тот продолжал делать все левой рукой, и в итоге Элендил плюнул и перестал обращать внимание на странности старшего сына. Однако на войне, а тем более в поединке с правшой Сауроном эта особенность Исилдура оказалась как нельзя кстати. Его противник, привыкнув сражаться с праворукими врагами, никак не мог приспособиться к тому, что удары следуют не с той стороны, и в итоге все же пропустил один. Исилдур не уступал своему врагу в силе и скорости, и ему удалось-таки наконец достать Саурона, полоснув его концом клинка снизу вверх по ребрам. Сам дурак, раз не надел доспехи!
  
  Такая рана не была для майя хоть сколько-нибудь опасной, скорее ее можно было назвать царапиной или порезом, да и то не слишком глубоким, и не могла нанести ему ощутимого вреда, но зато успех вселил в Исилдура надежду: не все так плохо, а мерзкий прислужник Моргота вполне себе уязвим! Его кровь такая же красная, как у обычных людей и эльфов, и не исключено, что его тоже можно убить! Сын Элендила больше не чувствовал перед Врагом того страха, что испытывал когда-то в Нуменоре, теперь его единственной целью было - завершить дело отца и Гил-Галада!
  
  Однако хитрость и опыт Саурона тоже нельзя было недооценивать. Он воспользовался случайной оплошностью Исилдура, когда тот не заметил, что под ногу ему подвернулся острый обломанный камень, и специально толкнул его так, что тот не удержал равновесие и упал. С торжествующим видом и кровожадной ухмылкой он занес над своим противником оружие, но тот при падении не выронил меч и из положения лежа все же умудрился полоснуть майя по самому низу шеи. Тот мгновенно переменился в лице, бросил свой вороненый клинок, словно будучи не в силах больше его держать, и вскинул левую руку к ране; на побелевших губах выступила кровь. Не успел Исилдур вздохнуть с облегчением и порадоваться тому, что наконец-то смог ощутимо зацепить грозного врага, пусть пока и не зная, насколько серьезным это будет для майя - как лицо того исказилось болью и удивлением, и он, еще успев обернуться, опустил ресницы и бессильно, будто тряпичная кукла, свалился наземь. Исилдур поднял взгляд: перед ним стоял Элронд, сжимая в руке свой окровавленный меч Хадхафанг - это оружие герольд Гил-Галада в свое время получил в наследство от Эарендила и его матери Идриль.
  
  - Может, хоть спасибо скажешь? - надменно произнес Элронд. - Это я, между прочим, его убил. И тебе жизнь спас, когда воткнул Врагу меч в спину.
  
  Верховный король дунэдайн поднялся на ноги, пошатываясь от усталости, и вложил оружие в ножны. У него не было сил отвечать своему союзнику, вообще не было сил говорить, он словно утратил все чувства - в другое время он рыдал бы в голос над телом отца, но сейчас не мог даже переживать. Уйти бы сейчас подальше ото всех и попробовать поспать хоть пару часов, и чтоб никто не трогал...
  
  Элронд косился на Исилдура с явной обидой, но тот не обращал на него ровным счетом никакого внимания, пытаясь хоть как-то собраться с силами и прийти в себя. Все кончено, больше не будет страха и боли, они справились, справились, победили Врага... Проклятый Саурон, сколько горя он всем причинил, и не стеснялся ведь носить брачное кольцо после того, как совал свои кровавые когти под юбку несчастной доверчивой Мериль - вон оно, до сих пор у него на безымянном пальце левой руки. А на правой... Исилдур бросил на нее беглый взгляд и почувствовал, что ему не хватает воздуха, это же тоже кольцо, просто золотое кольцо, тогда почему оно кажется ему странно ярким, ярче рассветного солнца?
  
  Сделав пару шагов вперед, он опустился на колени рядом с поверженным врагом и, уже не осознавая, что делает, попытался сдернуть странное кольцо с его правой руки. То ли у него уже не осталось сил, то ли этому была иная причина, но оно не поддавалось. Оставив бесплодные попытки снять кольцо, Исилдур увидел валяющийся рядом с ним на земле обломок отцовского меча и потянулся за ним.
  
  - Эй, ты что делаешь? - окликнул его удивленный Элронд. Кирдан все это время продолжал стоять в стороне, испуганно глядя на происходящее и не говоря ни слова.
  
  Ничего не отвечая, Исилдур с совершенно безразличным выражением лица медленно взял обломанный клинок, и в следующее мгновение герольд Гил-Галада увидел, что он снимает измазанное кровью кольцо с отрубленного пальца Врага, по-прежнему глядя в пространство безо всяких эмоций на лице. Так и есть, окончательно рехнулся. Пару мгновений Элронд думал, не воспользоваться ли случаем и не снести ли безумцу голову, благо ситуация как раз к тому располагала, а эта жалкая мокрица Кирдан по-любому никому ничего не скажет. Однако потом герольд короля Нолдор решил, что сейчас у него есть более важные дела, а Исилдура он все равно прикончит, только уже чуть позже, чтоб под ногами не путался, и направился к телу своего повелителя.
  
  Тем временем Гил-Галад почувствовал, как к нему возвращается сознание - он снова ощутил боль, холод, дуновение ветра. Неужели все-таки еще жив? Он помнил последний удар, после которого провалился в черноту - противного металлического вкуса во рту не было, удушья он тоже не чувствовал, одежда под кольчугой намокла от крови, но боль была вполне терпимой, не проникающей внутрь - значит, все важные органы целы и раны несерьезные, а Саурон по невнимательности счел его мертвым - хотя чего еще ожидать от этого высокомерного самонадеянного негодяя! Вот уж повезло так повезло! Пусть Враг не надеется, для короля Нолдор еще не все кончено, он еще поборется за жизнь и за окончательную победу!
  
  Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания - а вдруг Саурон сейчас стоит где-то поблизости? - он попытался пошевелить правой рукой. Во время поединка она висела плетью, но сейчас, несмотря на саднящую и ноющую боль где-то возле локтя, он даже смог двигать пальцами и сжать ее в кулак. Значит, все не так плохо, как он думал. Надо какое-то время продолжать притворяться трупом, а потом убедиться, что опасность миновала, и попытаться добраться до лагеря.
  
  Внезапно он услышал, что кто-то идет прямо к нему; шаги все приближались и приближались, и Гил-Галад замер, затаив дыхание, а потом ощутил, как этот неизвестный снимает с него корону, перчатки, а потом медленно стягивает с правой руки Вилью, кольцо, которое сделал для него Келебримбор. Первой мыслью эльфа было то, что Саурон, перебив всех его друзей, решил забрать добычу, поскольку из-за упорного молчания Тъелпе ему так и не удалось добраться до Трех, либо его подручные занимаются мародерством, но, чуть-чуть приподняв веки, сквозь опущенные ресницы увидел, что над ним склонился его герольд Элронд, который, судя по всему, тоже счел своего повелителя мертвым и решил забрать себе реликвии Нолдор, чтобы они не попали в руки врагов.
  
  - Элронд? - Гил-Галад окончательно открыл глаза. - Не волнуйся, я жив. Можешь вернуть все мне и не беспокоиться. Помоги мне встать.
  
  Лицо его герольда внезапно исказила гримаса злобы, ненависти и разочарования.
  
  - Ах, ты еще шевелишься? - яростно заорал тот и занес над своим королем Хадхафанг - тут Гил-Галад успел заметить, что клинок меча вымазан кровью. - Ну ничего, сейчас мы это исправим!
  
  - Элронд, ты что, спятил? - крикнул эльф, пытаясь отползти в сторону; краем глаза он успел увидеть, что в отдалении стоят Кирдан и Исилдур, причем первый со страхом смотрит на владыку Имладриса, а второй с совершенно безумным видом бессмысленно таращится то в пространство, то на какой-то предмет у себя на ладони, сжимая в другой руке обломанный чуть ли не у самой рукояти клинок. - Помогите, кто-нибудь!
  
  - Я не спятил, это ты - доверчивый дурак, - злорадно прошипел его герольд, примеряясь для решающего удара. - Тебя не зря все предупреждали, это ты никому не верил. Саурон не лгал. Это я убил Келебримбора, потому что всю жизнь ненавидел Дом Феанора и мечтал перерезать глотку всем потомкам Огненного Духа, которые во всем были куда лучше меня! Перед этим я с наслаждением переломал ему все кости - он надеялся, что его драгоценный Саурон успеет прийти и спасти его, и я сделал это для того, чтобы этот предатель, даже если Врагу удастся ему помочь, больше никогда не смог ковать свои колечки! Я так хотел одно! Теперь неразлучные друзья наконец свидятся, потому что Саурона я тоже прикончил этим самым мечом, ты составишь им компанию, а я наконец займу твое место! Передавай привет Элендилу на том свете!
  
  Гил-Галад, слушая пламенную речь своего лживого герольда, который уже успел водрузить корону Нолдор на свои грязные патлы и сунуть Вилью в карман, воспользовался его жаждой позлорадствовать перед тем, как добить бывшего повелителя, и, примерившись, прицельно пнул Элронда здоровой ногой в колено. Тот взвыл на высоких нотах, но не упал. Замахнувшись Хадхафангом, он хотел было вонзить меч в горло королю Нолдор, но тот в порыве отчаяния, забыв о ранах, схватился голыми руками за лезвие и из последних сил оттолкнул своего противника, надеясь выгадать хоть немного времени и найти собственное оружие - Гил-Галад не собирался просто так сдаваться. Надо было, конечно, слушать родичей, а если удастся отбиться от этого подонка - он пойдет к ним, признает свою вину и попросит прощения, только бы выбраться с Ородруина живым!
  
  - Кирдан! Исилдур! - снова закричал он в надежде, что те наконец опомнятся и его услышат; из глубоких порезов на пальцах текла кровь, но Гил-Галад не обращал на это внимания. - Что вы стоите, помогите, он хочет меня убить!
  
  Те по-прежнему не реагировали на происходящее вокруг, и король Нолдор понял, что надеяться остается только на себя... где бы взять что-нибудь режущее или рубящее, да хоть камень найти и запустить им своему мерзкому герольду в глаз! Элронд, впрочем, видел, что надежды на спасение у раненого Гил-Галада очень мало и никто за него не заступится: Элендил мертв, Саурон теперь тоже не представляет угрозы, Кирдан - жалкая мокрица и трус, зачем только на эту гору полез, а у Исилдура окончательно съехал чердак, чего ж еще от него хотеть? Может, просто подождать, пока наивное отродье Финдекано окончательно ослабеет от потери крови или снова потеряет сознание, и тогда беспрепятственно перерезать ему глотку, а то он не просто еще шевелится, но к тому же и дерется! Живучий какой оказался!
  
  - Никто тебе не поможет! - злорадствовал Элронд. - И свадьбы у тебя не будет! Один твой якобы родич, которым ты так дорожил, - с презрением выдавил он, - сдох, второй окончательно свихнулся, а я избавлюсь от тебя, вернусь домой победителем и женюсь на Келебриан - теперь уж точно никто больше не будет против!
  
  Внезапно золотые лучи рассветного солнца исчезли, его показавшийся над горизонтом диск закрыла огромная черная тень.
  
  Элронд, раскрыв рот, поднял голову и увидел, как чуть поодаль на склоне Огненной Горы приземляется огромная крылатая тварь с какими-то тремя темными фигурами на спине. Заорав не своим голосом, он понял, что его попытка беспрепятственно прикончить Гил-Галада не удалась, и бросился бежать - пусть теперь его назгулы дорежут. Король Нолдор, пытаясь собрать остатки сил, сел, тяжело привалившись спиной к большому камню, и устало прикрыл глаза; он был уверен, что это наверняка прислужники Саурона подоспели на помощь своему властелину, и сейчас они довершат то, что не успел доделать подлый братец Элроса. Он ожидал всего, чего угодно, но никак не того, что одна из теней в черных плащах с закрывающими лицо капюшонами направится к нему и опустится перед ним на колени.
  
  - Звездочка, - окликнул его знакомый голос, который, как думалось Гил-Галаду, он уже больше никогда не услышит, - ты как? Сильно досталось? Скажи что-нибудь!
  
  Не помня себя от отчаяния, боли и страха, король Нолдор вцепился окровавленными израненными руками в край плаща брата.
  
  - Тъелпе, - чуть слышно проговорил он, - спаси меня.
  
  КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
  
  Продолжение следует...
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"