Кузьмин Евгений Валерьевич : другие произведения.

Безвременье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На идею рассказа оказал влияние диалог Ксении Лебонд и Александра Каневского о событиях в Египте. См. http://samlib.ru/comment/l/lebond_k/krizis http://samlib.ru/comment/a/a/xusha Опубликован в журнале "Семь искусств", номер 6(31)июнь 2012: http://7iskusstv.com/2012/Nomer6/Kuzmin1.php

  БЕЗВРЕМЕНЬЕ
  
  Одесса. Ранняя осень. Солнце и приятная прохлада. И от этого возбуждение, ощущение возможности решить любую проблему. А ответы вдыхаются с воздухом. От них не хотелось запираться в глухое помещение. И я двигался вдоль деревьев, поглядывая на море, раскинувшееся внизу. Недалеко от Шахского дворца я замешкался. Посмотрел на низкую часть псевдо-крепостной стены, на лестницу, словно ожидая оттуда чего-то, отвернулся и взгляд мой встретился с добрыми глазами незнакомого старичка. Он пристально смотрел мне в лицо и слегка улыбался. Я почувствовал некоторую неловкость.
  - Прошу меня простить, - деликатно отозвался старик. - Я вовсе не хотел вас беспокоить. Просто запомнил ваше лицо. Вы сидели рядом со мной на лекции архитектора Бесчастного.
  - Возможно..., - я знал, что на меня все и везде почему-то обращали внимание. Теперь, же когда я пишу эти строки, это утратилось. Видимо, лишь с возрастом я впитал, абсорбировал обыденность.
  - Вы не производите впечатления внимательного человека. Это понятно. Академическая рассеянность... Но не суть. Мне интересна ваша специальность. История.
  - Ну, мне тем более, - я попытался шуткой сгладить ощущение нелепости происходящего.
  - А ведь интересно прикоснуться к прошлому! Многим кажется, что там ответы на вечные вопросы. Впрочем, любая наука ищет ответы, но находит лишь мнения. А вы что, молодой человек, думаете на сей счет?
  - Я болел этим, когда выбирал специальность. Но после испугался беспочвенности. Я люблю лишь факты.
  - И как же их можно выяснять?
  - Есть множество способов. Трудно в трех словах представить предмет в деталях... Все методы несовершенны... О прошлом человек знает немало. И пробелы стремительно закрываются.
  - Но настоящих ответов нет.
  - Это зависит от постановки вопроса. Направление поиска задается субъективными установками. А что бы вы конкретно хотели разузнать?
  - А вы бы не хотели прикоснуться к прошлому, вдохнуть его воздух, пообщаться с давно ушедшими людьми?
  - Вы меня приглашаете на спиритический сеанс? Забавно было бы сделаться историком, получающим информацию не из книг, а непосредственно от давно умерших людей. Хотя честнее ли пришельцы из былых времен, чем наши современники? Если нет, то не вижу в подобных беседах никакого смысла.
  Старик помедлил, не отводя от меня взора. В воздухе на какое-то время повисла напряженная пауза. Дотянув до нужной точки, мой неожиданный собеседник вдруг пустился в многословие. Он произнес монолог о том, что и вопросы и ответы, в сущности, ничего не дают. Мы не можем их связать воедино, в некую внятную цепочку. Мы выдумываем взаимодействие фактов. И это лишь наши субъективные построения. А объективная действительность слабо с ними соотносится. Нет понимания исторических законов. История не позволяет просчитать будущее. А значит, все наши представления о прошлом иллюзорны. Они являют нам лишь нагромождение фактов, сдобренные теоретическими измышлениями. А сами факты мы видим неверно, неполно, без запахов и вкусов, без ощущения контекста. А ведь именно эти детали и придают объем происходящему, наполняют его мириадами смыслов, оттенков, соединяющих мир, историю в единую цепь. Я робко пытался возразить -- история важна для самосознания человека, а для предсказаний есть цыганки. Всего пять минут назад они пытались мне прорицать, а себе устраивать будущее. Это было здесь, в двух шагах, на Тёщином мосту. И даже их отчетливая и простая практичность обернулась ничем. А вы говорите о вещах невероятной сложности. Да, разумеется, удобную историческую, отличную от настоящей связь между фактами придумывает себе человек. Объективное же взаимодействие событий интересно лишь на столько, насколько его готово принять, ассимилировать наше сознание... Но мои увещевания оказались тщетными. Собеседник разгорячился и пламенно изрыгал слова, давно принятые им за абсолютные истины. Лишь в какой-то благостный миг, когда мой мозг уже отказывался воспринимать интенсивную болтовню, он прервал буйные потоки речи и театрально громко, предельно внятно, с расстановкой провозгласил: "А вы бы хотели попасть в прошлое, скажем, лет на семьдесят-сто назад?"
  - Это та же современность. Разницы с нашим временем не так много. Дрянная политика. Я люблю античность, средние века...
  - Вы бы там не прижились, - сказал он, пристально оглядев меня. - Люди так быстро меняются, что и вообразить себе трудно. У современного человека слишком мало стыковок с теми, кто жил столь давно. Посмотрите на старые, детские фотографии. Жизнь и ее интерьер меняются просто стремительно. А наш мир лет 1000 назад - это другая вселенная, непонятная, непостижимая.
  - Хорошо. Ради науки будущего я готов слетать и в прошлое, - ухмыльнувшись, пошутил я.
  Ирония бывает опасной, а глупые шутки, тем более, добром не заканчиваются. Как через много лет после этого события говорил мой шестилетний сын: "Папа, не смейся все время, а то вырастешь дурачком". Но тогда, возле Шахского дворца, моя тупая острота была воспринята моим (случайным ли?) собеседником с предельной серьезностью. Лишь я закончил ее бормотать, как раздался треск. Перед глазами, словно в поломанном кинопроекторе, задергались кадры... черный кадр... оп!
  Я возле Дюка... Не понимаю, отчего могло произойти это смещение в пространстве. Из-за коварного осеннего ветра? Когда я летел во времени, то поток воздуха мог сместить мое тело в пространстве. Но ветер был с моря. А я двигался по его направлению. Впрочем, за целую эпоху, что я летел, ветер мог меняться самым неожиданным образом. Да и оказался я, кажется, в другом времени года. Похоже, была поздняя весна или раннее лето.
  Все узнаваемо, но выглядит при этом несколько необычно. Глаз мой не наметан на поиск деталей окружающего мира. И был я чересчур возбужден. Так что не схватил я разницу рационально. Но самый запах воздуха был несколько иным... Пыли, что ли в нем было больше. Еще что-то похожее на аромат лука. Запечатлелось, что дома немного выше. Оглянулся, а лестница все кривая и покореженная, с выбоинами. Да и цвет другой... Так ведь она из мрамора! А внизу, на месте Морвокзала какие-то ангары, нелепые грязные строения. Я обернулся. Справа были какие-то навесы, что-то похожее на кафе. Даже не подумал, работает ли это заведение... А впереди Екатерининская площадь и все те же два старых здания, образующие как бы выход...
  От неожиданного изменения обстановки я чувствовал себя неловко. Я огляделся. Много растерянных людей. Все как-то нервозны и озабочены. В целом лица какие-то другие, непривычные. Иной тип. Мне было не до пристального их изучения. Но как-то подумалось, что люди в большей степени ориентированы вовне, больше озабочены своим видом, чем мы сегодня. Точнее говоря, они здесь, в прошлом, больше проявляют инициативу, выпячиваются, даже если хотят остаться незамеченными, в то время как мы, в наше время, стремимся "быть личностями" посредством полного слияния с ландшафтом. Поэтому люди там, что ли, ярче, разнообразнее, грубее, душевно сильнее, в большей степени хваткие, менее гибкие, но и более принципиальные, чем мы. Есть какая-то поза, стильность, нетривиальность в их движениях.
  Все это пронеслось в моей голове с фантастической скоростью. Прошли считанные мгновения... И почти сразу я заметил, что некоторые прохожие как-то особенно всматривались в меня, некоторые даже показывали пальцами. В самом деле, одежда, общий вид у меня были необычными. Я слишком бросался в глаза. Лишь бы не встретиться с представителями власти или жуликами.... Как историк я, очевидно, напротив, должен был стремиться к правителям, политическим деятелям, известным бандитам. Но что они мне все захотят сказать? Интервью мне точно не взять. Да если бы и удалось побеседовать с "выдающимися личностями", то что? Пересказ прокламаций и популярные устные переложения отрывков из собственных собраний сочинений? Гораздо больше можно узнать из личной переписки, воспоминаний, даже из художественной литературы.
  Но нужно выбираться, убраться в парк, в подворотню, скрыться. Вперед! И я решительно двинулся в сторону Екатерининской площади. Не лучшее место, чтобы спрятаться... Но там город. Там будет видно...
  Я прошел совсем немного, глянул по направлению движения... Присмотрелся... И, о, ужас! На площади колючая проволока! В центре памятник, завернутый в грязную, замызганную рогожу, увитый веревками, с какими-то болтающимися красными звездами. А слева солдаты мочатся в сторону улицы. Я не стал испытывать судьбу и изменил направление - пошел в сторону горсовета по Приморскому бульвару. Наверное, это было глупо. От людей нужно было скрываться с противоположной стороны. Я же тогда чисто инстинктивно двинулся подальше от кафе, которое было справа, а теперь осталось за спиной.
  Везде чернели какие-то кучки оживленно говорящих людей. Я попытался затесаться в самую сомнительную из них, чтобы затеряться. Глупая идея. Нужно выбирать общество по себе. Но я плохо соображал. В той экстремальной ситуации рефлексы определяли мое поведение. Это все моя проклятая скромность и боязнь профессиональной непригодности!
  И вот... Скопление пьяных солдат, матросов, босяков. Толпа будировала... Или даже более того. Кто-то весь забинтованный, несчастный пробивался в центр. Бедный инвалид... Ой! Ну и ну! Да это же мой старинный знакомый! Мумия из археологического музея! Я видел ее много раз с возраста где-то четырех лет. А после она мне часто мерещилась в нишах коридора коммуналки по улице Садовой. Как же я сразу не признал этой физиономии, прекрасно знакомой мне и широкой муниципальной общественности! Однако публика оказалась непросвещенной. Многие стали возмущаться: "А это что за пережиток буржуазной медицины?" Или: "Тебе, брат, лечиться надо!" Но мумия гордо задрала голову, сделала широкий жест и разинула пасть.
  - Нас тут за босявок держут! Кушайте, господа хорошие, фигу с гарниром из слез!
  - А тебе-то что? - громко возразил кто-то, лузгая семечки.
  - Я здесь, потому что шум восстания, сила народного гнева пробудили меня к жизни! - возразила мумия.
  - Ша, бля! Это наш человек. Я знаю этого забинтованного товарища по "Мертвецкой", - по-военному поддержал оратора чей-то властный голос.
  - Ты за кого? - понеслось по толпе.
  - Я за Ленина. Он один по-настоящему из наших.
  Так были установлены важные факты. И мумия приступила к агитации (как она сама выразилась, к "свободному полету моей методики"). К своему стыду, я мало что запомнил из ее россказней. Слова мне показались лишенными рационального смысла, логической последовательности. Звучали фантастические инсинуации, низкая ругать, беспощадные проклятия на головы всех мыслимых и не мыслимых людей, на все народы, нации, на все классы и категории. То была эманация в слова абсолютных ненависти, презрения, боли. Присутствовало в речи и много личного. Помню, мумия рассказывала, как она была лишена возможности деятельности, самореализации, жирные обыватели тыкали в нее пальцами, а их детишки смеялись. Вшивые интеллигенты делали вид, что пытаются ее сохранить, заботятся о ней. Но это все чепуха. Мумия была уверена, что она - жертва всемирного заговора. Якобы, она нужна была толстосумам лишь для извлечения прибылей. Только поэтому смотрители денно и нощно оберегали ее.
   Однако меня удивила реакция толпы на глупые завывания мумии. Люди светились от счастья, их глаза сияли безумным фанатизмом и радостью. Кто-то шумно плакал. Слушатели воспринимались как единый организм. Речь их объединила, дала им ощущение причастности, полезности или, точнее, небесполезности для стоящих рядом.
   Потом я много размышлял об этом. Как логически бессвязные обличения, лишенные последовательности и следов здравого смысла могут воздействовать на толпу? Как, например, Гитлер, полнейшее ничтожество и неудачник повел за собой людей? Мне кажется, что он дал ощущение своего тождества толпе таких же несчастных. Он выразил все их отчаянье, боль своей жизнью, своей биографией, которую он смог прочертить в жутких проклятиях. Возможно, он умел ненавидеть жгучее, сильнее всех. А только это экстатическое богохульство и имеет смысл в данной ситуации. Потому что разум свидетельствует против таких ораторов и их слушателей. Ведь РАЦИОНАЛЬНЫЙ выход из бедственного положения - долгое и упорное самосовершенствование. Но не каждый готов это принять.
   А тогда, слушая мумию, у меня прозвучали в сознании слова: "Отчаянье - это великий грех". Я закрыл глаза, готовясь к чему-то непостижимо страшному... Звуки таяли, пропадали... Казалось, я теряю сознание...
   Я разомкнул веки. Предо мной стоял все тот же старик, с которым я беседовал о смысле исторической науки. А рядом Шахский дворец. "Ну, что? Я подбросил вам интересные материалы", - нелепо улыбаясь, сказал пожилой любитель истории. Я же в ответ покраснел и попытался поскорее с ним распрощаться. У меня было гадкое ощущение, словно я прикоснулся к чему-то бесконечно грязному.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"