Кузнецова Вероника Николаевна : другие произведения.

Соседи, друзья, коллеги.Глава 31 Стимулирующие страсти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава 31
  Стимулирующие страсти
  
  "Человек - создание непостижимое", - думала Светлана, бодро и весело ведя собаку на прогулку. Мысль эта в целом далеко не оригинальная, однако, появившись, всегда воспринимается почти как откровение, потому что возникает в ситуациях, когда по-настоящему вдумываешься в её смысл, а таких ситуаций неисчислимое многообразие. Любой согласится, что обиженная женщина, не спавшая всю ночь, никак не должна испытывать радость, но, вопреки здравому смыслу, она её испытывала. Может, то была не совсем радость, но хорошее настроение прекрасно её заменяло. Как такое возможно? Оставалось бы лишь вместе со Светой отделаться известным и ею уже использованным высказыванием "человек - создание непостижимое", но она-то знала, в чём была причина такой перемены, и лишь отдала должное способности разума не только приспосабливаться к обстоятельствам, но и извлекать из них пользу, а читатель этого пока не знает. Между тем, всё очень просто.
  Когда Светлана, чувствуя глубокое отвращение к себе, к Рыбакову, к Курулёвой и большей части мира, прошла в коридор и протянула руку к куртке, недавно ещё любимой, а теперь вызывающей неприязнь, она представила, что не только один конкретный сосед, но и все соседи смотрят на неё с пренебрежением. "Толстая женщина в старой куртке". Эти слова так и дышат презрением. А если сказать по-другому? "Пышная дама, одетая в куртку в стиле "ретро"". Общий смысл тот же, но воспринимается подобное высказывание совсем иначе. Однако сказано было именно с обидным оттенком, и его перестановкой слов не изменишь. А ведь её в этой куртке видят дети, их родители, учителя, причём чем никчёмнее человек, тем больше внимания он уделяет чужим делам, одежде, внешности. Работающая женщина снисходительнее отнесётся к старой куртке учительницы, чем бездельница, которую обеспечивает муж или... частично муж. И ведь в их школе много неработающих матерей. А дети вообще судят очень резко, особенно дети из богатых семей. Может, потому ей и трудно бывает разговаривать с некоторыми родителями, что они не воспринимают всерьёз мнение "толстой женщины в старой куртке"?
  Она опомнилась, обнаружив, что Дик и Базиль ведут себя чинно, следуя за ней по пятам, словно понимают её настроение и сочувствуют ей. Пёсик даже не бросился за упавшей косынкой, хотя прежде никогда не упускал такой шанс получить за свою ловкость лишний сухарик.
  - Это мне сказали неприятную вещь, а не вам, - обратилась Светлана к животным. - Вы-то что приуныли?
  Но кот и пёс выслушали её серьёзно и не изменили настороженного поведения.
  Часто виноват оказывается человек, озвучивший общее мнение. Рыбаков его не озвучивал, он понятия не имел, во что Света одета, не обращал внимания на её фигуру, вообще не вспоминал бы о ней, если бы ему не передавали того, что она будто бы о нём говорит, однако Светлана с наибольшим ожесточением подумала именно о нём и готова была обвинить его не только в том, что его слова лишили её душевного покоя, но чуть ли не в том, что сама она толста. Хорошо, что она вовремя спохватилась, иначе не смогла бы изменить течение мыслей и потом повеселеть.
  - И что же произошло? - спросила она у животных. - Я толстая?
  Дик обрадовался, что хозяйка с ним заговорила, поэтому восторженно припал на передние лапы и завилял хвостом, что очень походило на утвердительный ответ.
  - Мог бы проявить бóльшую деликатность, - заметила Света, улыбаясь. - Вот Базиль, молодец, не говорит ни "да", ни "нет". А сколько лет моей куртке, я знаю лучше вас. Даже из самого плохого надо уметь извлекать хорошее, полезное. Паршивый человек отозвался обо мне не лучшим образом, но он же не знал, что его слова мне передадут. Мало ли кто, что и про кого говорит за глаза! Я тоже называла его поганым собаконенавистником. Но, как сказал бы мой Джо Сноу, этот случай открыл мне глаза...
  Она спохватилась, что рассуждает, стоя перед внимательно слушающими питомцами, довольными тем, что хозяйка приходит в себя, а время, между тем, идёт, поэтому стала торопливо одеваться, а рассуждения продолжила мысленно, что убыстрило дело.
  "Мне пятьдесят лет, - думала она. - Молодым это покажется старостью, старикам - молодостью. Троюродная тётушка моей мамы в свой восьмидесятилетний юбилей воскликнула: "Ах, где мои семьдесят лет?!" Жаль, что годы стремительно летят, но этого не изменишь, а важно не чувствовать груза этих лет, не ощущать себя стареющей. Пока, к счастью, я не осознаю, что мне стукнуло полвека (как это звучит! Полвека!), я застряла где-то между тридцатью пятью и сорока годами. Это уже хорошо. Неприятные слова соседа лишь донесли до меня мнение окружающих о моей внешности. Толстая женщина. Да, худой меня не назовёшь. Когда-то моей фигуре завидовали. Я была не худая и не полная, а именно стройная, с тонкой талией, с безукоризненными ногами, короче, с совершенной фигурой. И грация была, изящество движений, причём не в моём воображении, мне это говорили и напрямую, а кое-что я слышала без ведома говоривших. Толстой женщине трудно сохранить грациозность и изящество. Надо худеть. И ведь я ем мало, далеко не всякий выдержит такое питание. Врачи говорят, что дело в щитовидке, нужна операция. А как я лягу в больницу, если у меня животные. Куда я их дену? Вряд ли кто захочет держать их десять дней, а то и больше. С собакой надо гулять, а кот... С обычными кошками легче, ведь их не требуется выводить на улицу, достаточно дать поесть, налить воды в плошку, спустить воду в унитазе или заменить наполнитель в кошачьем туалете, но Базиль у меня не обычный кот, а с таким характером и привычками, что лучше не навязывать его людям даже на день. Эти уличные коты, точнее, беспородные, гораздо интереснее породистых, они энергичны, предприимчивы, не валяются целый день без движения, словно мягкие игрушки, но их деятельность может быть слишком утомительна для непривычного человека. Да, моё зверство никому не доверишь. Но как-то худеть всё равно надо. Я читала, что питание должно быть не урезанным, а разумным. Если организм из малого количества еды получит необходимые вещества, то он этим малым количеством еды и ограничится, а если ему будет чего-то недоставать, то человек, сколько ни съест, всё равно будет чувствовать голод. Недаром больше всего толстых людей среди малоимущих слоёв населения. Людям приходится перебиваться всякой дрянью, а эта дрянь даёт мало питания организму, зато вес прибавляет. Ладно, с этим разобрались. Попробуем похудеть даже при неработающей щитовидной железе. Об одежде тоже следует подумать. Надо одеваться не в то, что годами висит в шкафу, или в то, что подешевле и можно купить "в шаговой доступности", а сходить в нормальный магазин. Покупать дорогие вещи не имеет смысла, ведь у меня нет денег на их достаточное количество, а носить лишь два комплекта одежды, какой бы дорогой она ни была, чередуя их, как раз и выдаст недостаток тряпок. Потом, когда мне будут выплачивать деньги за маркеры, удастся перейти к следующему этапу в выборе одежды, а пока надо покупать вещи недорогие, но изящные и не попадающиеся на каждом шагу. Если сегодня меня не задержат в школе, я погуляю с собакой и схожу в магазин за первой партией вещей. Но раз мне надо худеть, то не следует тотчас же набрасываться на понравившиеся. Надо, чтобы одежда при моём похудении не стала сразу же болтаться на мне, словно с чужого плеча. Эластичные ткани - удобное изобретение... Если разобраться, неприятный сосед... Какое же он, оказывается, трепло! У него язык не мужской, даже не женский, а бабский! Но с этим ничего не поделаешь. Важно то, что этот человек может сослужить мне хорошую службу. Он будет стимулом к перемене моей жизни. Может, "стимул" - слишком сильно сказано, а следовало бы выразиться иначе, например, он будет напоминанием о том, что мне необходимо заняться собой, внешностью, одеждой, здоровьем. Всё моё время поглощает школа, а урывками я лишь читаю, наспех записываю какие-то эпизоды, щёлкаю проклятые маркеры, даже не успеваю хотя бы понемногу писать свои книги. А мне нужно жить не только уроками или жизнью своих героев, но и собственной жизнью. Нарядная одежда придаёт уверенность... Жаль, что некоторым она придаёт глупую самоуверенность, но тут уж разум должен подсказать, какая степень уверенности разумна и полезна. Впрочем, мне не следует опасаться, что я впаду в грех напыщенности, ведь у меня для этого нет средств. Вон как следит за собой Сабина! И одета, как говорится, с иголочки, и подкрашена, и квартира отделана... Неужели дурацкие маркеры могут приносить такие деньги? Приносят, иначе она не пригласила бы меня в эту корпорацию. Кстати, наверное, уже можно получить первые деньги. Они ещё не окупят затраты, но приятно будет сознавать, что я не напрасно трачу время. Надо будет спросить у Сабины, что писать и куда отсылать. А вдруг и я разбогатею? Издать бы книги, заплатить за рекламу, сделать ремонт квартиры, на даче заменить старую электропроводку, пока пожара не случилось, укрепить домик, а может, построить другой, побольше и непременно зимний, чтобы можно было туда приезжать в новогодние праздники... Но это потом, а сейчас у меня цель на имеющиеся деньги прилично одеться и начать худеть. Бабушка моей ученицы давно уже подарила мне громадную книгу о похудении и очень хвалила методику автора. Сегодня же начну её читать. А если я выполню свой план, а я его выполню без всяких "если", то, возможно, буду благодарна скотине, которая живёт напротив, за его высказывание обо мне. До чего приятный человек Владимир Михайлович, и до чего противный этот Анатолий!"
  Вот после таких размышлений Светлана и обрела бодрое и весёлое расположение духа. Она ещё ничего себе не купила, не открывала книгу по похудению, но мысленно уже приступила к собственному преображению, что и отразилось на настроении. "Человек - создание непостижимое", - подумала она, удивляясь, как быстро и легко избавилась от гнетущего чувства, мучившего её весь вечер, всю ночь и часть утра.
  - Погулял? - спросила она у пёсика. - Домой?
  Дик больше любил возвращаться домой, чем выходить на прогулку. Дома он был хозяином, мог делать всё, что придёт в голову и что не осудит совесть и здравый смысл, имел надёжного друга и хорошего напарника в играх, поэтому там ему было гораздо интереснее, чем на улице. Но, вспомнив прошлогоднюю привычку отбирать у хозяйки зонтик, он не мог от неё отказаться, поэтому и сейчас остановился перед Светой, выжидательно глядя на пакет в её руке. Светлана, на всякий случай захватившая с собой зонтик, теперь достала его.
  - Никого нет на улице, - сказала она. - Некому тебя хвалить.
  Но Дик был упрям, поэтому крепко ухватил зонтик зубами и гордо понёс домой. И не прогадал, потому что из подъезда вышел человек, который хотя и не расхвалил его вслух, но погладил, причём было очевидно, что он заметил и одобрил умение пёсика помогать хозяйке, даже в кратком разговоре с ней произнёс слово "зонт". Удачное выдалось утро и для Дика, и даже для Светланы.
  Рыбаков, о котором так много думала Света, был нормальным мужчиной, поэтому не так болезненно относился к неблагоприятному мнению о своей внешности, чем она, женщина, и мысли его в это утро были направлены не столько на странную соседку напротив, сколько на отвратительную для него соседку сбоку, то есть на Курулёву, хоть о Светлане и её неприязни к нему тоже не мог забыть. Чем он не угодил этой женщине? И чем он так угодил Раисе Павловне, если она не может оставить его в покое?
  Сегодня он решил избежать встречи с Курулёвой, поэтому встал раньше Полетаева.
  - Что случилось, Анатоль? - спросил старик. - Куда ты собрался в такую рань?
  - Не такая уж рань, - возразил тот. - Хочу успеть поработать до появления Испытания, а то после занятий с ним мне требуется полный покой, если не лечение в санатории. Есть у меня одна идейка, и я должен в ней разобраться... начать разбираться...
  Идея у него в самом деле была, а разбираться в ней он уже начал, и после занятий с сыном начальника он, действительно, чувствовал сильную усталость, почти опустошение, но причиной раннего выхода на работу была не идея и не глупый молодой человек, а Раиса Павловна. Если Светлана испытывала неприязнь за его высказывание о ней непосредственно к нему, то он свою неприязнь направил в основном против человека, передавшего ему неблагоприятное мнение о нём, а поскольку из-за слишком частых встреч Курулёва и прежде была ему отвратительна, то теперь сама мысль о возможности вновь её увидеть стала для него невыносима.
  Владимир Михайлович поторопился на кухню готовить завтрак, а Анатолий оделся и, чуть помедлив, заглянул в известную книгу.
  - Предреки что-нибудь хорошее, - попросил он.
  - И лик ничуть, казалось, не был строг - Иль маска то была обмана ради? - откликнулся Петрарка (59).
  "Неужели я всё-таки встречу эту кошмарную бабу? - испугался Рыбаков. - Лик у неё ничуть не строг, это правда, хоть и похож на жуткую ритуальную маску, а улыбка омерзительна. А если она станет и впредь передавать мне чужие слова, то... Что против меня имеет эта Светлана? Что я такого сделал? И вид у меня, видите ли, потрёпанный..."
  - Владимир Михайлович, я, возможно, приду поздно, - предупредил он Полетаева.
  - Почему? - спросил тот, но сейчас же спохватился. - Конечно, если тебе нужно...
  - Схожу в магазин, если не раздумаю. Надо бы купить что-нибудь из одежды, а то я малость обтрепался.
  - Давно я не слышал от тебя таких разумных речей, - обрадовался старик. - Неужели решил приодеться? Давай-давай! Не скажу, что ты ходишь, как оборванец, но шику тебе явно не хватает.
  Он был удивлён, но доволен проявившимся интересом Анатолия к своей внешности. "Добрый знак, - думал он. - Очень добрый знак".
  - Возьми деньги, - спохватился он.
  - У меня есть на карточке.
  - Толя, наш "общий котёл" переполнен, ведь ты постоянно в него докладываешь, а я оттуда ничего не беру на расходы, мне удобнее расплачиваться карточкой.
  - Прекрасно, - одобрил Рыбаков. - Когда в "котле" не останется места, можно накупить золота и где-нибудь его закопать, а место клада отметить на совершенно невразумительной самодельной карте, как это делали пираты.
  Такая шутка совершенно не вязалась с его обычным холодно-сдержанным выражением лица, но Полетаев блаженствовал.
  - Отложим клады до лучших времён, а деньги возьми. На всякий случай. Может так оказаться, что тебе понравится что-то дорогое, причём сразу несколько вещей. А если не потратишь, принесёшь обратно.
  Последний довод убедил Рыбаков взять деньги, хотя он и был убеждён, что они вернутся в коробку.
  - Пожалуй, я пойду, - решил он, с удовольствием представляя, как будет разочарована Курулёва, напрасно прождав его у подъезда.
  Для Раисы Павловны было ещё рано провожать детей в школу, так что в этом отношении он мог быть спокоен, но он не предвидел другую встречу. Едва он шагнул на улицу, как увидел сначала милую псинку, гордо несущую зонт, а потом её хозяйку. Дик сначала потянулся к нему поздороваться, и Рыбаков погладил его и почесал за ухом, чем доставил ему удовольствие, но затем глаза пёсика выразили подозрительность и Дик отстранился от соседа, опасаясь, как бы тот не присвоил зонтик себе. Анатолий не понял причину такого поведения собаки, зато Света прекрасно поняла и невольно улыбнулась.
  "Это мой стимул, - напомнила себе Светлана, настроение которой не ухудшилось даже при появлении этого неприятного типа. - Он, конечно, скотина с поганым языком, но зато поможет мне изменить жизнь, почувствовать себя не очумелой училкой или страдающим от нехватки времени и сил писателем, а человеком, возможно, даже женщиной".
  - Здравствуйте, - поздоровалась она.
  "Вроде, нормальная женщина, - подумал Рыбаков. - Приветливо улыбается. И однако за что-то на меня взъелась. Я же тебе ничего плохого не сделал. Какое тебе до меня дело? Ты ведь не обращаешь внимания на Лёшку, Степана или... этого... врача. Или тоже обращаешь? Может, ты и про них говоришь всякие гадости, просто я об этом не знаю? И вообще непонятно, что в тебе такого особенного, что ты считаешь себя вправе критиковать других? Подумаешь, какая красавица! Далеко не красавица... Симпатичная, не спорю, может, кому-то нравишься, может, даже очень нравишься... Но тебе далеко до Тамары. С ней ты сравниться не можешь... Но странно, что ты здороваешься, улыбаешься, а так скверно про меня говоришь..."
  - Доброе утро, - ответил он. - А не тяжело ему нести зонт?
  Дик ещё выше запрокинул голову, понимая, что его усердие заметили.
  По-моему, тяжело, но он считает своим долгом мне помогать, - ответила Света.
  "Попробуй лишить его возможности покрасоваться! - добавила она про себя. - Зато в подъезде, раз никто им не любуется, он без зазрения совести положит зонт на пол, постаравшись сделать это тихо и незаметно".
  - До свидания, - попрощался Анатолий. - Удачного дня.
  - И вам тоже.
  Оба расстались в недоумении, не понимая, как можно разговаривать при встречах приветливо, как нормальные люди, а потом говорить пакости.
  "И лик ничуть, казалось, не был строг - Иль маска то была обмана ради?" - словами Петрарки выразил Рыбаков своё удивление.
  "Придётся идти в магазин, - утвердилась в своём решении Света. - Вон как хорошо он выглядит. Стройный, опрятный. А я всего лишь толстая женщина в старой куртке. Но подожди немного, я так преображусь, что ты удивишься... А Василий Георгиевич должен быть элегантен даже в лохмотьях... Очень интересный человек, необычный. Ограничиться одной книгой про него или пусть будет цикл? Будущее покажет, а пока найти бы время хотя бы для одной. Ведь интересная вырисовывается история... Но два других романа не продвигаются..."
  Такие мысли, а также образы и сценки из недоконченных или задуманных книг осаждали Светлану до прихода в кабинет, а потом стали отодвигаться на второй и даже третий план, уступая место школьным делам.
  - Давно здесь? - спросила Карасёва, заглядывая в дверь. - Что-то я тебя не заметила.
  - Да, я рано пришла. В вестибюле никого, кроме охранника, ещё не было.
  - Так ты не слышала, как орал Красовский? - оживилась Людмила Аркадьевна. - Это было что-то особенное. У него, наверное, настроение плохое, а может, какие-нибудь неприятности. Он накричал на дежурный класс, придирался к детям, к кому только мог, даже кое-кому из учителей досталось. А тут ещё Юлия Антоновна выступила.
  Светлана сразу же вспомнила, как грубо ей однажды ответила англичанка Куркина, а заодно всколыхнулись свежие воспоминания о поведении молодой учительницы информатики Заруцкой. Чем она навлекла на себя неприязнь этих двух её коллег? Может, им противно, что она "толстая женщина в старой куртке"? Этакая непроизвольная гадливость к неприятной внешности. Тем больше причин поработать над собой".
  - А как она выступила? - спросила Света.
  - Вошла, этакая независимая, словно и не в школу явилась, услышала, как он разоряется, а он как раз выговаривал Берёзкиной за вчерашнее плохое дежурство на этаже, и говорит: "Привет, Геннадьич! Что кричишь?" Он опешил, а потом пришёл в себя и заорал: "Что вы себе позволяете?! Как вы разговариваете с администрацией?!" Она прошла мимо, ничего не ответив.
  - Раз уж начала, то надо было и закончить: "Так же, как администрация разговаривает с нами", - сказала Света. - Что это на неё нашло?
  - Понятия не имею. Но, наверное, сегодня он будет держаться от неё подальше.
  - Заяц во хмелю, - вспомнила Света название басни.
  - Не иначе, - согласилась Карасёва, не подозревая, что есть такая басня. - Но надо ожидать, что он будет проверять, как дежурят учителя на этажах. Горе тому, кто окажется не на месте.
  - Плохо, что все эти крики происходят при детях, - сказала Света. - Как учителю с ними работать, если они наблюдают такие унизительные сцены? А он начинает орать, даже если на секунду зайдёшь в класс, чтобы закрыть окно после проветривания.
  - А ведь у Дамы спрашивали о правах дежурных, - сообщила Людмила Аркадьевна. - Она не сумела ответить. У неё получилось, что в течение дня можно выпить чай или кофе и перекусить, но вместе с тем дежурный обязан быть постоянно в коридоре. Как это совместить?
  - Поставить в коридоре стол для перекуса дежурных учителей, - пошутила Светлана. - Но существуют ещё контрольные и проверочные. Да, я знаю, что, по новым требованиям, надо отпечатывать их на отдельных листочках и вручать каждому ученику отдельно, словно он дебил и не способен настолько сосредоточиться, чтобы прочитать запись на доске, но ведь не все работы можешь напечатать, да и доску надо готовить к каждому уроку, чтобы не тратить на это время во время урока.
  - Сплошные вопросы, на которые нам не дают ответа, - заключила Карасёва. - А тебе, Светлана Николаевна, повезло, что тебя нет в списке дежурных.
  Света надеялась, что этот факт неизвестен учителям, поэтому вновь почувствовала стыд.
  - Повезло, - согласилась она.
  - Да, совсем забыла, зачем я зашла! - спохватилась Людмила Аркадьевна. - Завтра будет общее собрание.
  - Сколько можно!
  - Специально по стимулирующей оплате, - торжественно сказала Карасёва. - Все отчитаются в своих баллах, объяснят, за что они их себе начислили... Кстати, Света, ты заполнила новую форму?
  - Пока ещё нет, я и старую, честно говоря, не заполняла. Но мне можно ничего и не заполнять. У меня седьмой "а", а его минусы съедят все плюсы. И восьмой слабоват. А ещё прибавился пятый!.. Чувствую, что скоро я с ума сойду.
  - А консультации? Ты знаешь, что за них будут платить не по тысяче рублей, а по тысяче шестьсот? Я надеюсь в основном именно на консультации.
  - У меня их мало, потому что мне навязали надомников. Не будут же обычные дети дожидаться, пока я кончу заниматься с надомниками. Но мне бы и консультации не помогли.
  - Да, наверное, - согласилась Людмила Аркадьевна, что-то прикидывая в уме. - Да ещё поменяли размер вычет. Ты хоть изучила новую форму?
  - Бегло, - призналась Света. - Видела, что там кое за какие пункты вычитают по шестидесяти баллов. Хорошо хоть, что из зарплаты не будут вычитать, иначе я останусь без денег на несколько месяцев.
  Ей было тошно даже думать о предстоящем собрании. Какой она испытает стыд, когда будет отчитываться! Седьмой класс весь в больших минусах, восьмой тоже слабый, теперь ещё у неё пятый класс, у которого всё время болела учительница и поэтому многие темы были пройдены бегло, а то и пропущены. Кто будет вникать, по какой причине у неё такие низкие показатели? И получится, что она никуда не годный учитель, которого не за что премировать. Будет всего несколько минут жгучего позора, зато воспоминание о них проживёт до конца учебного года, если не дольше.
  И тут её осенило.
  - Когда собрание? Завтра? А ведь я не смогу придти. У меня занятие с Шуриком. Два урока. Их не пропустишь. Если обо мне зайдёт речь, вы уж скажите, что минусы за седьмой класс перевешивают все мои достижения, так что я ни на что не претендую.
  - Может, мать Шурика согласится перенести занятие? Объясни ей...
  - Может, и согласится, даже наверняка согласится, она не вредная, но я не хочу его переносить. Что я буду говорить на собрании? Плакаться, что мне дали класс с отбракованными детьми? Пусть меня попросту не учитывают. Не нужно мне премии.
  - Может, ты и права, - подумав, согласилась Карасёва. - А Куркина будет возмущаться, если ты скажешь, что её восьмой класс тоже несильный. Как тебе в этом году не повезло с классами! Да, лучше тебе идти к Шурику, а я за тебя отчитаюсь.
  - Спасибо.
  Светлана понимала, что решение не идти на собрание не убережёт её от позора, ведь всё равно все услышат, что у неё сплошные минусы, но, поскольку её там не будет, некому будет задавать лишние вопросы. А может, и до подробного отчёта дело не дойдёт, а всё ограничится лишь выводом, что этому учителю премия не начислена. Как бы то ни было, а она избежит прямого стыда, когда ощущаешь на себе взгляды коллег. И то хорошо.
  - Я зайду на кофе и тогда посмотрю, как ты заполнишь форму, - предупредила Карасёва. - Припоминай, что и когда делала. Может, вместе что-нибудь и сообразим.
  Но Светлана на это не рассчитывала.
  Однако до назначенной перемены надо было дожить, а в свободное время обсудить не только баллы по стимулирующей оплате. Каждый, или почти каждый, человек, на которого сыплются неурядицы, подозревает, что о его невзгодах известно всем, притом все только об этом и думают, а также убеждён, что его несчастья по важности и глубине не идут ни в какое сравнение со схожими бедами других. Если бы Светлана об этом задумалась, то сегодня получила бы тому блестящее подтверждение. Её угнетала, страшила, мучила необходимость объявить на общем собрании, что в её классах, кроме одиннадцатого, позорно низкая успеваемость, что диагностические работы (несмотря на требуемое исправление двоек на тройки) дали среднее качество знаний ниже пятидесяти процентов, за что с неё снимается ещё шестьдесят баллов... А что неестественного в таких показателях? Двойки нынче под запретом, поэтому администрация недовольна даже теми двумя-тремя двойками, которые она всё-таки выставляет за работы. Но ведь любой нормальный человек должен понимать, что все дети поголовно не могут учиться на пятёрки и четвёрки, кто-то попросту не способен подняться выше тройки, кому-то мешает лень, а часть детей, даже если они учатся прилично, время от времени получают двойки, потому что пробездельничали и не отработали тему. Так было во все времена и во всех странах. Почему вдруг сейчас возникли требования к учителям подавать стопроцентную успеваемость, а качество знаний - более шестидесяти процентов? То есть дети, оказывается, вообще не должны получать двойки, а подавляющее число обязано быть хорошистами и отличниками. И бедным учителям, чтобы не лишиться работы, приходится всячески лгать и изворачиваться, чтобы выдать требуемые результаты. Особенно трудно старым учителям, которые помнят времена, когда существовали аж второгодники, и которые понимают, насколько пагубно такая система отражается на детях. Душа противится абсурдному обману. Но плохо ещё и другое: каждый учитель это понимает, боится, что его подтасовки вскроются, но, пока этого не произошло, будет свысока смотреть на неудачника, подавшего качество знаний меньше пятидесяти процентов.
  Так рассуждала Светлана, полагая, что из всех её коллег она пребывает в самом незавидном положении.
  На перемене она вышла за журналом и встретила старую учительницу физики.
  - Просто беда с этими Критериями! - заявила Пронина. - Мне моя молодая оставила те классы, которые похуже. Как мне набрать баллы?
  Светлана приободрилась. Ей не доставляло удовольствия, когда кто-то испытывал трудности, но согласитесь, что позор легче переносится вдвоём, чем в одиночку. А если бы к их компании присоединился и кто-то третий... Пусть им не снизят премию, а ей не выплатят ни копейки, лишь бы не оказалось, что она одна подаёт такие результаты.
  - У вас тоже качество знаний ниже пятидесяти процентов? - спросила она, придав голосу оттенок сочувствия.
  - Нет, - смутилась Вера Ивановна. - Но ниже шестидесяти.
  - А у меня ниже пятидесяти.
  - Светлана Николаевна, вы не учитываете, что у вас в каждом классе по пять-шесть уроков математики в неделю, а у меня по два-три. Благодаря этому у меня больше классов, поэтому я могу как-то вывернуться. Не все же классы как седьмой "а", это уж что-то особенное. И обязательного экзамена у меня нет, физику выбирают немногие, так что я вообще могла бы подавать качество хоть семьдесят процентов... но не подаю. Пусть меня склоняют на все лады, пусть ругает администрация, но двоечник выше тройки у меня не получит, особенно наглый двоечник.
  "А троечник - выше четвёрки, - подумала Света. - У нас уже не четыре оценки, а только три: тройка, четвёрка и пятёрка. А всё идёт к тому, чтобы оставить лишь пятёрки и четвёрки".
  Она вновь ощутила одиночество. Видно, придётся испить чашу позора лишь ей одной.
  - Светлана Николаевна, вы заполнили Критерии? - обратилась к ней Серёгина, когда она возвращалась с журналом.
  - Почти, - ответила Света.
  С Марией Александровной нельзя было разговаривать о неуспехах седьмого "а" класса, поскольку именно она вела в нём математику прежде.
  - И какие результаты? - поинтересовалась Серёгина.
  - Лучше не спрашивайте, - ответила Светлана достаточно, но не вполне ясно. Ей не хотелось вызывать у коллеги чувство досады, обиды или злости, а оно непременно возникнет, если прямо сказать, что ей скинули седьмой класс, состоящий из полностью и во всех смыслах неуспешных детей.
  - Понятно, - сказала Серёгина, тоже не поясняя, что именно ей понятно. - А помните, что я вам говорила? Что теперь показатели резко подскочат.
  - Это неизбежно, - согласилась Светлана. - Раз за качество выше шестидесяти процентов полагается наибольшее число баллов, многие будут давать именно такое качество, если по этим предметам нет обязательного экзамена и серьёзных проверок.
  - Если нет обязательного экзамена? - переспросила Мария Александровна. - Даже обязательный экзамен не останавливает. Если введут качество выше девяноста процентов, будут выдавать такое качество.
  "Убеждена, что у тебя качество выше шестидесяти процентов, - подумала Светлана. - И классы получше, и жонглировать оценками ты умеешь. Я помню, у каких твоих дураков принимала экзамен за девятый класс, когда им можно было выбрать традиционный способ сдачи. Ведь вообще ничего не знали, даже самых элементарных вещей. И таких детей было много, не один-два и даже не пять-шесть. А теперь вон разделили седьмые классы на слабый и сильный, сильный ты взяла себе, а слабый спихнула мне. Отсюда прекрасные показатели у тебя и отвратительные - у меня".
  - Вы видели, какие оценки у Колесовой? - спросила Серёгина.
  В душе Светланы всколыхнулась надежда. Пусть новую учительницу математики оделят какой угодно премией, найдут для этого деньги из других источников, лишь бы не одна Света оказалась с худшими результатами.
  - Нет.
  - Ведь она всю первую четверть жаловалась, что классы очень слабые, и они, действительно, слабые, а сейчас, как мне передали, у неё качество больше семидесяти пяти процентов. Как вам это нравится? Раз за такое качество полагается большее число баллов, она это качество и выдала.
  - Как она не боится? - удивилась Светлана. - Да и зачем? Там ведь больше всего дают за качество выше шестидесяти процентов.
  - Это сейчас. Критерии постоянно исправляют, числа меняют. Вы, наверное, складываете все эти бумажки, даже не открывая их. Перед последним изменением за качество выше семидесяти пяти процентов полагалось пятьдесят баллов. Видно, наши деятели всё-таки спохватились, что учителя станут массово подавать такое качество, и убрали эту строчку. Оставили качество выше шестидесяти процентов. А за ЕГЭ и ГИА семьдесят пять оставили, тут уж не учителя ставят оценки, а дети реально сдают экзамен, так что не страшно. Вот как быстро у нас реагируют на деньги! Колесова тут же поставила себе качество выше семидесяти пяти процентов. Нужно будет - и стопроцентное качество выдадут, и будут у нас одни отличники. Теперь-то, когда исправили семьдесчят пять процентов на шестьдесят, у Колесовой качество пойдёт на спад, это ясно, но всё равно будет выше шестидесяти процентов. А знаете, как мне напакостили в понедельник?
  Светлана удивилась. С Марией Александровной предпочитали не ссориться.
  - Нет, не мне лично, а в кабинете, - пояснила Серёгина. - Густо исписали два стула, причём, это не отмывается, не оттирается, да ещё на сиденье третьего нарисовали непристойную картинку. Дети прямо на глазах глупеют и портятся. Хорошее не вбирают, а плохое к ним так и липнет.
  "Поэтому в книгах я и стараюсь выводить героев, с которых и хочется, и полезно брать пример", - одобрила себя Света.
  - Непременно заполните Критерии к завтрашнему дню, - напомнила Серёгина..
  Светлана не стала говорить, что не придёт на собрание.
  - Но как мне быть с этими стульями? - горевала Мария Александровна. - Сейчас меня не баллы в Критериях волнуют, а именно стулья. Жирные чёрные надписи! Гадкая картинка! Может, мне всё это закрасить? Но я не сумею сделать так аккуратно, как вы.
  - У меня осталось немного краски, - сказала Света. - Но цвет другой. Стулья будут сильно выделяться. И нужный оттенок эмалью не составишь, даже масляными красками из хозяйственного магазина не составишь, здесь нужны тюбики с художественными красками. Вот с ними можно добиться нужного результата. А ещё лучше было бы купить акриловые краски, набор или несколько тюбиков, составить оттенок, закрасить надписи, а сверху покрыть водным лаком.
  - Этого ещё не хватало! - возмутилась Серёгина. - Покупать краски для художников, смешивать... Пусть этим занимается завхоз, а я, может, как-нибудь ототру надписи. Боюсь только, что они сойдут вместе с лаком. И ведь новые стулья, только-только мне их выдали!
  По лицу учительницы было ясно, что в данную минуту все её помыслы сосредоточены именно на этих стульях и ничто другое её не волнует.
  "Мне бы ваши заботы! - позавидовала ей Света. - У меня-то горе пострашнее".
  До конца перемены оставалось недолго, и она запустила в кабинет детей из восьмого "а".
  - Светлана Николаевна, а вам известно, что нас нельзя оставлять после звонка даже на минуту? - спросил Ниобидин.
  - Когда прозвенит звонок, я оставлю вас в классе на сорок минут, - ответила Света.
  Многие дети зафыркали.
  - Нет, я имею в виду звонок на перемену, - пояснил мальчик. - Нас только что задержали почти на десять минут. А в законе сказано, что учитель не имеет права это делать.
  - Какие все стали знатоками законов! - проговорила Светлана. - А ты не учитываешь, что в законе сказано ещё и о поведении детей на уроках?
  - Это другое, - возразила Маша Тевосян. - А мы говорим об учителях. На физике нас задержали, и мы не успели отдохнуть.
  - А это бессовестно, - добавил кто-то.
  - Это не другое, - возразила Светлана. - Это всё то же. Одно влечёт за собой другое. Действия учителя напрямую зависят от поведения учеников. Учитель рассчитывает урок по минутам. У нас всего сорок минут. На организационный момент отводится две-три минуты. За это время вы должны достать свои вещи, раскрыть тетради, настроиться на занятия. А потом надо работать не теряя ни секунды. Надо вспомнить прошлый материал, вызывать вас к доске или задавать вопросы на местах, объяснять и отрабатывать новое. На всё это отводятся оставшиеся тридцать семь минут. Учитель не может включить в план урока пункт "Усмирять ученика, который мешает занятиям". Вот и получается, что невоспитанные дети отнимают от урока много минут, поэтому учитель не успевает закончить его в срок и задерживает вас на перемене. Такие дети крадут у вас время. Останавливайте их, и тогда вы будете уходить со звонком. И подумайте вот ещё о чём. Учитель, вместо того чтобы отдохнуть на перемене, а ведь он устаёт гораздо больше вас, продолжает с вами заниматься. Вы рассержены на учительницу физики, а вам надо ценить то, что она тратит на вас своё собственное время. Ей хочется, чтобы вы взяли от урока как можно больше, она заботится о вас, не о себе. Была бы она равнодушна к вашей учёбе, она бы вас не задерживала.
  - Наверное, вы правы, - согласился Степашин. - А вот Борис Маркович отпускает нас со звонком, а иногда до звонка.
  "Киселёв рад был бы отпустить вас с середины урока, а чтобы не скучать в освободившееся время, накатал бы внеочередную анонимку", - подумала Светлана.
  - Вы уже большие и сами можете делать выводы, - закончила она разговор. - А сейчас как раз звонок на урок. Предупреждаю, что задержу вас после звонка с урока ровно на столько, на сколько невоспитанные дети своим поведением задержат меня. Надеюсь, что таких не найдётся.
  После этой вступительной части урок прошёл великолепно, и Светлана пожалела, что подобные беседы действенны лишь тогда, когда возникают неожиданно, по какому-то случаю, и теряют свою силу при повторении. А "злая" учительница физики, задержавшая детей на перемене, сильно выросла в их глазах, правда, на время.
  Где-то ближе к концу урока Светлана, стоявшая у двери и следившая, как ученица решает пример, услышала шум и выглянула в коридор. Она успела заметить только Алаева, неспешно бредущего к лестнице.
  - Давид, почему ты не на уроке? - спросила она у своего бывшего и, разумеется, будущего ученика.
  - Меня выгнали, - сообщил он. - Послали к классному руководителю.
  Светлана не стала вдаваться в подробности и вернулась к разбираемому примеру, но мимоходом подумала, что кто-то из учителей его нового класса уже не выдержал поведения этого мальчика.
  Ситуация разъяснилась очень быстро, так как на перемене Карасёва пришла не только выпить кофе и просмотреть Критерии, которые Света наспех заполнила, но и принесла с собой новости.
  - У Оксаны Петровны неприятности с Алаевым, - первым делом сообщила она.
  - Я видела его в коридоре. Он сказал, что его выгнали с урока.
  - Не просто выгнали, - пояснила Людмила Аркадьевна. - Со скандалом. Какое счастье, что не я его классный руководитель! Не мне с ним разбираться.
  - Оксана Петровна пожаловалась на него?
  - Если бы! Не она, а на неё!
  - Ого!
  - Виноват, конечно, Алаев, - принялась объяснять Карасёва. - Он пришёл на урок с опозданием да ещё, как у него водится, бездельничал и отвлекал других. Она ему сделала одно замечание, другое и, наконец, на него закричала. Он, разумеется, в ответ: "Что вы на меня орёте?" Она говорит, что его плохо воспитали родители. Тут он рассвирепел и принялся кричать, что она не имеет права трогать его родителей, в придачу её оскорбил. Она терпеть этого не стала и выгнала его из класса, а он позвонил отцу, наговорил ему на Оксану всякого, как они умеют, тот позвонил Даме, а она пошла к классному руководителю. Не знаю подробностей, но мне сказали, что отец Алаева пригрозил Даме, что напишет в Департамент образования, а Дама, конечно, перепугалась... Классной придётся всё это расхлёбывать.
  - Сочувствую, - сказала Света.
  - Ещё бы! Давид повернул всё так, что учительница оскорбила его и его родителей. Если жалоба будет, Оксане придётся плохо. Никто не станет разбираться, что было на самом деле. О родителях упоминалось? Упоминалось. Значит, учитель виноват.
  - И это противоречит логике. Мальчик плохо воспитан, и это факт, ведь воспитанный мальчик не стал бы так себя вести. А кто виноват в его плохом воспитании? Инкогнито? Родители здесь ни при чём? Кстати, их Оксана Петровна не оскорбляла. Она ведь не говорила, что они плохо воспитаны.
  - Вам, математикам, подавай логику! - засмеялась Людмила Аркадьевна. - В таких делах логике не место.
  - А чем, интересно, дело кончится? Классный руководитель будет успокаивать отца Алаева? Может, Оксану Петровну ещё и извиняться заставят?
  - Конечно, заставят, - убеждённо проговорила Карасёва. - Хорошо ещё, что пока в дополнение к извинениям не заставляют кланяться, а то скоро и до этого дойдёт.
  - Я на секунду, - сообщила старая учительница физики, войдя в кабинет. - Чуть отдохну... Кофе? Н-н... да, наверное. Но лучше чай. А о чём был разговор? Об Алаеве? Уже половине школы известно о скандале. Дама боится новых писем и проверок, поэтому велела Оксане Петровне как угодно объясняться с отцом Давида, лишь бы он не написал жалобу.
  - У детей и родителей только права, а у учителей только обязанности, - отметила Людмила Аркадьевна.
  - А такой перекос никогда ни к чему хорошему не приводил, - согласилась Пронина.
  - Я уже давно перестала читать старые книги, где описывается школа, - сообщила Света. - Потому что разбирает зависть и обида. В дореволюционных школах плохого ученика могли по несколько лет держать в одном классе, пока отец не соображал, что сын или дочь уже взрослые и не забирал из оттуда. В советских школах тоже существовали второгодники. А в наше время не только нельзя оставлять ученика на второй год, но даже двойки запретили ставить.
  - А едва отменили двойки, как дети сразу перестали учиться, - подхватила Карасёва обычный между учителями разговор, который мог прерываться, но не мог прекратиться.
  - Перестали, - подтвердила Светлана. - Да ещё смеялись, когда я их пыталась напугать, что поставлю два. "Ставьте, что хотите, - отвечали. - Всё равно в четверти не имеете права поставить двойку. Какая вы смешная, Светлана Николаевна!" И ведь этот переворот произошёл почти мгновенно.
  - Совсем охамели, - сделала вывод Людмила Аркадьевна. - А теперь ещё Алаев.
  - У Оксаны Петровны Алаев, а у меня Пак, - напомнила Вера Ивановна. - Но мне хуже, чем ей. У неё химия, а это в лицейском классе профильный предмет, и, пока Алаев там учится, он должен с этим считаться. Неважно, что всем, кроме самого Давида и его папаши, известно, что долго там мальчика не продержат, но пока для него химия - один из основных предметов. А каково мне?! Мне от Пака никогда не избавиться, а физику сдают по выбору. Этот мальчик, конечно, относится к моему предмету так, словно это что-то ничтожное, ненужное.
  - Он ко всем предметам так относится, - подбодрила её Карасёва. - Даже к русскому языку и математике, хоть их сдавать придётся.
  - Чувствую, что мне этот Пак скоро так напакостит! - с чувством произнесла Пронина.
  Все засмеялись.
  В кабинет заглянул Жигадло.
  - Веселитесь? - осведомился он. - Светик, любовь моя, и рад бы посидеть с вами, но не могу - дела. Просто мимо проходил и решил напомнить о себе. Новость слышали?
  - Слышали и очень сочувствуем Оксане Петровне, - ответила Светлана.
  - Какая это новость?! - отмахнулся Михаил Борисович. - Такие новости случаются почти каждую неделю. Обязательно кто-то нахамит учителю, свалит на него же всю вину, а тому приходится униженно просить прощения у родителей. Оксанка сейчас белее бумаги, ведь её фактически облили помоями и ещё вынуждают за это извиняться. Но я-то думал, что вы настоящую новость слышали, а вы, оказывается, так весело сочувствуете Оксане.
  - Что ещё за новость? - насторожилась Карасёва.
  - Наш Красавéц... на этот раз именно он, а не Киселёв... приготовил и отослал письма родителей, конечно, родителей в кавычках, как бы родителей...
  - Не обязательно, - возразила Пронина. - У него есть родители, которые подпишут что угодно, лишь бы он был особо милостив к их детям. Но суть одна. Так что в письмах?
  - Что они просят назначить его директором школы.
  - Замахнулся! - засмеялась Людмила Аркадьевна.
  - Он давно метил на это место, - сказала Пронина. - Он и к увольнению нашей прежней директрисы приложил руку.
  "Старец Пафнутий руку приложил", - сразу же вспомнила Светлана Достоевского, но проявила благоразумие и не стала приводить цитату вслух.
  - В последние два-три года он усердно под неё рыл, - согласилась она. - Устроил ей нервотрёпку на пару с Киселёвым. Наверное, лет на десять сократил ей жизнь. Такие переживания даром не проходят.
  - Неинтересно с вами, - огорчённо проговорил Жигадло. - Хочешь развеселить людей, а они даже ни разу не улыбнулись. Зато с каким смехом сочувствовали Оксанке!
  - Даже на похоронах очень близкого, горячо любимого человека люди смеются, вспоминаяя забавные случаи из его жизни, - возразила Светлана.
  - Светлана Николаевна, замолчи сейчас же! - остановила её Карасёва. - Накаркаешь ещё!
  Михаил Борисович покинул кабинет с громким фырканьем.
  - Ты уж сообразила, с чем сравнивать, - напустилась на Свету Людмила Аркадьевна. - Даже на похоронах смеются!
  - Действительно, иногда смеются, - оправдывалась Светлана. - И это не умаляет скорби. Просто люди так ясно вспоминают какие-то истории, связанные с усопшим, что смеются, словно переживают их заново. Это скорее можно назвать данью уважения к покойному, чем если бы на поминках все со скорбным видом усиленно работали челюстями.
  Пронина даже руками замахала, не в силах вымолвить ни слова от душившего её смеха.
  - Это, конечно, верно, - согласилась Людмила Аркадьевна, вытирая слёзы. - Из-за тебя, Света, у меня, наверное, тушь размазалась. Но ты права. Когда хоронили моего отца, то поминки вышли такими... тёплыми. Не было этих напыщенных речей во славу покойного. Терпеть не могу некрологов. Как ни стараешься гнать от себя неподходящие мысли, а они всё равно приходят. Со стороны кажется, что слушаю так, словно соглашаюсь с каждым словом, а сама вспоминаю то один недостойный поступок умершего, то другой. А если этих поступков целая вереница, то... А не было бы напыщенных речей, то и вспоминалось бы только приятное. Но на похоронах моего отца и поминках ничего такого не было. Вспоминали его реальные достоинства. И смешные случаи тоже. Смеялись.
  - Бывают похороны... как бы это сказать... светлые, что ли? - подхватила Вера Ивановна. - Жалеешь человека, очень жалеешь, горюешь, но сами похороны не оставляют гнетущего осадка. А я как раз недавно была на похоронах дальнего родственника. Я его и видела-то в последний раз больше десяти лет назад, мы с ним не переписывались, не перезванивались, так что я пришла просто по обязанности, поскольку он мне, вроде, не чужой человек. Но его жена устроила такие тяжёлые поминки, что я до сих пор не могу избавиться от, как вы, Людмила Аркадьевна, правильно выразились, гнетущего чувства. Мы там сидели, боясь пошевелиться, слово сказать. Такой мрак! Такая безысходность!
  - Показуха? - спросила Светлана.
  - Конечно. На следующий же день вдова разодралась с сестрой мужа из-за наследства. И на долю покойного достались слова... которые в некрологах не печатают.
  - Мы с ума сошли, - подвела итог Карасёва, отсмеявшись. - Люди сейчас судорожно подсчитывают баллы, а мы веселимся, да ещё на такие темы.
  - Это из-за меня, - повинилась Светлана. - Мне положительных баллов не наскрести, поэтому я сама не думаю о стимулирующей оплате и вас с толку сбиваю.
  - Сейчас я уже не успею посмотреть твои Критерии, Светлана Николаевна, но сегодня обязательно к тебе загляну, - пообещала Людмила Аркадьевна. - Может, что-нибудь наскребём.
  - Достойнее будет гордо отказаться от премии, - возразила Света.
  - Дело, конечно, твоё, но я всё-таки зайду. Спасибо за кофе. Вафли вон те очень вкусные. Не переслащенные.
  - Нервы сегодня разошлись, - пожаловалась Пронина. - Но посидела с вами и успокоилась.
  - Великое дело - коллектив, - напомнила Светлана. - Хорошо, что у нас учителя достаточно дружные.
  - Гм, гм, - многозначительно промычала Карасёва.
  - Конечно, всё бывает, - сказала Вера Ивановна. - И обиды, и ссоры. Но общая атмосфера у нас лучше, чем во многих школах. Можно со всеми поговорить, поделиться наболевшим.
  - И спросить о чём-то или попросить, - продолжила Людмила Аркадьевна. - Никто не откажет... если просьба разумная. Да, для школы у нас хороший коллектив. Пришло много новых учителей, некоторые их них держатся как-то в стороне, но в основном новички... влились в наш коллектив.
  - Что-то ещё будет, - зловеще проговорила Пронина. - Посмотрим, как дело пойдёт дальше.
  - Мы не загадываем вперёд, а говорим про "пока", про данный момент, - уточнила Света. - Пока что у нас достаточно дружный коллектив... для школы. А что будет завтра, то и случится только завтра.
  Никто из них не знал, что именно последнее предложение в речи Светланы окажется знаменательным. Однако завтрашний день наступит не ТОЛЬКО завтра, а УЖЕ завтра.
  Но учителя, довольные маленьким отдыхом за кружками кофе и чая, жили всё ещё настоящим, и этого настоящего пока что им хватало с головой.
  В каждом классе каждому учителю портят жизнь как минимум два-три ученика. Светлана часто вспоминала, как на её жалобу, что у неё в таком-то классе учится до крайности грубый и наглый мальчик, старая учительница математики воскликнула: "Только один?! Как же вам повезло!" Когда-то это её ободряло и поддерживало, но любая опора со временем ветшает, и, как рассудок ни загораживается от неприятностей, а они всё равно действуют на нервы. В пятом "а" классе пока самым неприятным поведением отличался сын Раисы Павловны. Костя не только продолжал незаметно подзуживать одноклассников к нарушению дисциплины, делая вид, что сам сидит тихо и непричастен к происходящему, но и всё решительнее протестовал против требований учительницы. Его буквально окрылило обещание матери обратиться к администрации, если ему снизят оценку за способы решения, которые ещё не проходили.
  - Это что?! - возмутился он, увидев двойку за самостоятельную. - Как вы смеете снижать мне оценку?!
  - У тебя ошибка, - ответила Светлана, не реагируя на недопустимый тон мальчика, так как по опыту знала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
  - Вам мой способ не нравится?
  - Не хочется отнимать время от урока, но придётся, - сказала Света. - Дети, некоторым из вас родители подсказывают способы решения, которые мы будем проходить в следующем году, а то и позже. Вы их не понимаете, поэтому используете в случаях, когда они неприменимы. Надо знать, когда ими можно воспользоваться, а когда нельзя. Тебе, Костя, я поставила двойку не за сам способ, а за то, что ты применил его там, где он неуместен. У тебя и ответы неправильные, и решение... Это даже не решение, а набор математических действий, которые не связаны между собой.
  - А я пожалуюсь маме, и у вас начнутся неприятности, - нагло объявил Костя Курулёв.
  "И ведь это всего лишь пятиклассник! - ужаснулась Светлана. - А что с ним будет дальше? Какая неразумная у него мать! Неужели она не понимает, что сама себе готовит очень несладкую жизнь? Как она с ним справится, когда он будет старше и начнёт отвечать таким образом уже ей?"
  - Жалуйся, - согласилась она. - А твоя мама пусть покажет эту работу другим учителям математики. Пусть послушает, что скажут они.
  Костя примолк, ощутив неуверенность. Может, он, и правда, что-то напутал?
  - Ошибок у вас у всех много, - вновь обратилась Света к классу. - Но бывают ошибки, которые можно понять и больше их не делать, а бывает полный бред. Задача о велосипедисте, который начал путь первым, и мотоциклисте, отставшем от него на час, об их скоростях, проделанном пути и затраченном на это времени. Каким образом эту задачу можно решить с помощью пропорции? Однажды, помогая делать домашнюю работу, отец или мать вспомнили пропорции, поняли, что одну из прошлых задач можно решить с их помощью, научили этому способу дочь. Девочка не понимает, что это за способ, откуда он взялся, что означает и почему именно ту конкретную задачу можно было решить именно этим способом, но теперь она наугад записывает в два столбика числа из любой задачи и умножает крест-накрест, получая полнейшую чушь. Дети, нельзя бездумно пользоваться подсказками, даже если вам подсказывают ваши родители. Если вам хотят помочь и говорят: "Сделай вот так и тогда получишь правильный ответ", - то вы попросите объяснить, почему нужно сделать так, а не иначе, откуда появился и что означает новый способ решения, в каких случаях его можно применять, а в каких нельзя и почему. Если вам объяснят и вы всё поймёте, то можете им пользоваться, но если этот способ пока ещё недоступен для вашего понимания, потому что вы не проходили нужные темы, то не применяйте его, иначе вы запутаетесь и вообще перестанете понимать математику. Не спешите, всему своё время, осваивайте то, что должны освоить в пятом классе. Мы всё ещё повторяем то, что вы проходили в прошлом году. Вспоминайте темы, которые забыли или плохо освоили.
  Дети слушали внимательно и, вроде, соглашались с доводами учительницы, но Светлана не сомневалась, что они будут продолжать бездумно прилаживать к задачам и примерам подсказанные способы, получая полнейшую нелепицу в ответах.
  - И ещё задумывайтесь, что вы получаете в итоге, - сказала в заключение Света. - Может велосипедист ехать со скоростью... - она заглянула в решение Кости Курулёва, - двести семьдесят девять с остатком километров в час? Неужели, получив такой ответ, вы считаете задачу правильно решённой?
  Дети ехидно захихикали, а Костя смутился. Света пожалела мальчика и заметила:
  - Не очень-то смейтесь, а лучше посмотрите на собственные ошибки. У некоторых такие ответы... Например, комната может быть площадью в один квадратный метр? Поместить бы этого гения математики в такую комнату. Пусть бы там пожил.
  Светлана поняла, что Костя, осознав, какую нелепость получил в ответе, на этот раз не побежит жаловаться матери на несправедливость учителя, но также поняла, что этот ребёнок доставит ей много неприятностей в очень скором времени. С Катей у неё хлопот не было. Умная, тихая, спокойная девочка, полная противоположность брату. Судя по всему, мать основное внимание уделяла сыну, а дочь не портила с таким неистовством.
  Когда Карасёва зашла, как обещала, Света поделилась своими мыслями с ней.
  - Да, Катя совершенно другая, - согласилась Людмила Аркадьевна. - Наверное, Костя ходит в любимчиках, а Катя на отшибе. В данном случае это девочке во благо.
  - А ещё меня насторожила его угроза пожаловаться матери. Тогда у меня, оказывается, начнутся проблемы. Особенно удивил тон. Какая же скандальная мать!
  - А ты этого ещё не поняла? Мало тебе того, что она выдумала про вас с Жигадло?
  - Чушь какая-то, - согласилась Светлана. - Что на неё нашло? Почему? Неужели таким способом она хочет добиться хороших оценок для сына? Если это правда, то такой путь поистине окольный.
  Ни Людмилу Аркадьевну, ни саму Светлану такое объяснение не удовлетворило, но, поскольку ничего другого в голову не приходило, то на этом обсуждение Курулёвой закончилось. Можно ли было догадаться, что, помимо заботы не очень умной матери об оценках сына, в нелепых неурядицах, обрушившихся на Свету в школе, замешан ни о чём не помышлявший Рыбаков? Он не подозревал также о том, что стал причиной планируемых Светланой преобразований в её внешности. Но ведь и Света не знала, что из-за неё он собрался сегодня идти в магазин за одеждой, так как, по её неведомому для неё самой мнению, у него потрёпанный вид.
  Две учительницы заново изучили Критерии, усилиями Карасёвой внесли туда несколько неучтённых Светой баллов, но всё равно минусы превысили плюсы.
  - Я же говорила, что это безнадёжное дело, - напомнила Светлана. - Пока седьмые классы не уравняют по числу слабых и сильных учеников, "а" класс будет одаривать учителей только двойками и тройками.
  - Зато благодаря отборному "б" классу учителя, которые там работают, будут получать повышенные премии, - ответила Карасёва. - Сергеева не зря об этом кричит.
  - По-моему, зря. Все нервы себе истреплет, но справедливости не добьётся. У неё хоть классов много, можно как-то компенсировать минусы. Восьмой "а" тоже слабоват. А зачем мне дали ещё и пятый? Чтобы совсем добить? У нас до Нового года идёт повторение, а они многие темы словно впервые видят.
  - А зачем согласилась взять? - осведомилась Людмила Аркадьевна. - Никто из математиков не согласился, все отбились, а ты почему-то взяла. Теперь не упусти кабинет. Как только Терёшина уйдёт, сразу иди к Даме.
  После учебного дня, имея ворох непроверенных тетрадей, трудновато отправляться в магазин и тратить время на выбор и примерку одежды, но, едва Светлана представила, как вечером или на следующий день злоязычный сосед поедет с ней в лифте и с отвращением увидит в ней толстую женщину в старой куртке, как решимость изменить жизнь не только к ней вернулась, но ещё и возросла. Измученная учительница исчезла, преобразившись в деятельного человека. "Держится на морально-волевых качествах", - говорили в таких случаях прежде.
  Дик возмутился, когда после прогулки с ним хозяйка вознамерилась уйти, Базиль менее выразительно проявил недовольство. Светлану такое поведение животных не удивило. За много лет общения с собаками, а теперь и котом, она убедилась, что они прекрасно ориентируются во времени и знают, когда и в какие дни недели она приходит насовсем, а когда уходит к надомнику или на собрание. Сегодня её график нарушился, и питомцы были этим сильно раздосадованы.
  - А что ещё мне остаётся делать? - обратилась она к животным. - Да, я, усталая и измученная, вынуждена тащиться в магазин, потому что, видите ли, какому-то дураку не нравится, как я одета. О Боже! Мне ведь надо будет не только проверять тетради и готовиться к урокам, но ещё заполнять чёртовы маркеры!
  И она, и Рыбаков засмеялись бы, если бы могли друг друга услышать, потому что Анатолий (не вслух, конечно, ведь он был на работе) как раз в этот момент говорил себе: "Какая же зараза эта Светлана! Из-за неё мне придётся ехать в магазин, покупать себе что-то получше, чем моя одежда. А я в этом разбираюсь? Мне важно, чтобы в ней было удобно. Неужели она думает, что все должны превратиться в модников? У неё красивая куртка. Может, и мне купить новую куртку и, наверное, брюки?"
  "Толстая женщина в старой куртке, - повторила мысленно Светлана, подходя к метро. - Подумать только, сколько времени я потеряю, пока доеду до ближайшего магазина! Хорошо ещё, что вчера я нашла по Интернету адреса таких магазинов, правда, потратила на это больше часа. Вроде, не очень дорогие там вещи и, если верить их сайтам, приличные. Но ведь минут сорок, а то и час уйдёт на дорогу в один конец, а уж там проторчишь часа полтора-два. А вдруг придётся ехать в другой магазин? Неужели Сабине больше нечем заняться, как только разъезжать по магазинам? Что у неё за работа такая, если оставляет столько свободного времени? Как-то даже не верится, что заполнение никчёмных маркеров может приносить огромные деньги и заменить нормальную работу. Неужели пословица "от трудов праведных не построить палат каменных" устарела?.. А это ещё что? Маленький магазинчик, почти забегаловка. Зайти? Не стоит? Но ведь бывает, что нужное обнаруживаешь там, где этого совсем не ждёшь".
  - Что вам показать? - спросила пожилая продавщица.
  Для многих покупателей, и для Светы в том числе, это самый ненавистный вопрос. Зайдёшь в маленькую лавчонку, только-только вознамеришься присмотреться к товарам, а к тебе уже летит скучающий продавец. Сразу чувствуешь себя скованно, словно задерживаешь его, отнимаешь у него время, вынуждаешь заниматься посетителем, который зашёл всего лишь приглядеться, прицениться, но не имеет твёрдого намерения что-то купить. Тут же поддаёшься желанию поскорее покинуть магазинчик со слишком уж расторопным продавцом.
  - Я просто посмотрю, - ответила Светлана. - Не отвлекайтесь на меня.
  - Здесь вы сами ничего не найдёте, - объяснила женщина. - Всего много, и всё разное. Вам нужна верхняя одежда, платья, юбки, брюки, кофты?
  Говоря это, она отодвигала в сторону вешалки, показывая, что здесь не висят одинаковые вещи.
  - Мне нужна юбка... - неуверенно начала Света.
  "Какая приятная продавщица! - думала она, когда возвращалась домой, так и не дойдя до метро и не доехав до намеченного магазина. - Доброжелательная, деловая, без этих тошнотворных деланных улыбок. Видит, что клиент нерешительный, и сама прикидывает, что ему может прийтись по вкусу. "Не нравится? Сейчас покажу другое". И как-то всё у неё получается быстро, ловко, ненавязчиво. Сама я бы не отыскала все эти вещи. Цены, конечно, не рыночные, но и не чрезмерные. А одежда здесь хорошая, не массового производства, не ширпотреб. Конечно, это не индивидуальный пошив, но такие или похожие вещи не будешь встречать на каждом сотом человеке. Да и в магазинчике они лишь по две-три штуки, да и то разных размеров. Пожалуй, надо сюда наведываться. Близко, удобно и... приятно. Бывают же продавцы, к которым хочется приходить ещё и ещё".
  Дома, неторопливо примерив одежду и по возможности критически осмотрев себя со всех сторон, она сказала:
  - Ладно уж, признаю, что и в плохом можно отыскать что-то хорошее. Я уже наполовину не сержусь на этого типа. А если бы он не был так груб в высказываниях, то я бы его совсем простила. Очень удачное сочетание юбки и джемпера. И остальные вещи хоть куда. А пальто я всё-таки куплю в другом месте. Помню, были очень даже неплохие магазинчики, где продавались только пальто, куртки, плащи. Вроде, они так и назывались "Куртки". У нас такой был, но почему-то теперь вместо него что-то совсем непонятное, даже не видела, чтобы туда кто-то заходил. Милиции бы заинтересоваться такими местами".
  Дик и Базиль долго и усердно обнюхивали новую одежду, улавливая множество запахов из разные мест, где она побывала, и от разных людей, прикасавшихся к ней. Это было очень для них занимательно. Насытившись новыми впечатлениями, они вернулись было к обычным занятиям, но охотно прервали их, когда хозяйка позвонила по телефону и произнесла имя "Ира". Это означало, что в гости придёт соседка, будет чаепитие, которое принесёт им немало лакомых кусочков.
  - Ты как угадала, что я сегодня рано вернулася, - проговорила Ира, входя.
  Сначала женщины обсудили покупки, и гостья примерила каждую вещь.
  - Так что, если ты ещё не заходила туда, имей в виду этот магазинчик. Крошечный, но там столько всего! И всё разное, красивое! - закончила Светлана, описав как сам магазин, так и приятную продавщицу.
  - Мне очень нравится, - призналась Ира. - Но дороговато... даже просто дорого. Если бы я постоянно жила в Москве, тогда дело другое, тогда можно было бы соблазниться...
  - Ты больше живёшь в Москве, чем у себя.
  - Конечно, но я каждый раз думаю, что приеду ненадолго, что пора это прекращать. Как только разведуся с мужем, мне уже не нужно будет его обеспечивать. Ведь всё, что я зарабатываю, уходит на эту пьяную ненасытную прорву. А там, где я живу, мне ни к чему такая одежда. Выйду я в ней на праздник, покрасуюся, а потом повешу в шкаф. Ходить в ней по соседям не станешь, ведь получится, что я их словно дразню. Я, мол, в столице побывала, у меня вон какая красота есть, а у тебя этого нет. Не подумай только, что люди у нас одеваются в лохмотья. Когда выходят в город, все чистые, опрятные, всё отглажено, туфли и одежда подходят по цвету. Мы гораздо больше следим за тем, как мы одеты, идя в город, чем вы, москвичи. Вы привыкли, что вас никто не знает, что даже ближайшие соседи вас не видят неделями, а мы-то друг у друга на виду. Но дорогая одежда нам ни к чему. Есть, конечно, и у нас богачи. Вон некоторые как нос задирают! Но я живу среди обычных людей, на нас деньги сверху не сыплются... А может, зайти в этот магазин? Боюся только, что муж меня прибьёт, если узнает, сколько стоит такая, например, блузка. Но... Знаешь же, как обычно бывает: и хочется, и колется.
  Светлане не очень нравилось, как купленные вещи сидят на Ире. Не то они были подобраны специально к её фигуре, не то Ира не умела их носить. Вроде, они подходили ей, нигде не топорщились, нигде не врезались, но почему-то казались словно бы с чужого плеча, словно не вещи были на неё надеты, а она была в них вдета и ощущала себя в них непрошеной гостьей.
  "Умение носить вещи это большое искусство, - подумала Света. - Мама это умела, надеюсь, хоть часть её непринуждённости передалась мне. Когда-то на мне всё смотрелось неплохо. А вот Василий Георгиевич... Когда же я напишу о нём книгу? Чудесный сюжет, необычный, а времени им заняться совсем нет".
  - Пошли, выпьем чаю, - предложила она. - Давно не сидели вместе. Расскажи, как ты работаешь. Что за люди? Тебе с ними приятно? Вроде, у вас там между собой хорошие отношения. А как начальство?..
  "Не буду щёлкать маркеры, - появилась внезапная мысль. - Лучше распределю их по следующим дням. Просижу дольше, но зато сегодня будет от них отдых".
  От такого решения настроение, уже приподнятое, ещё больше подскочило, будто сегодня был выходной.
  
  Если заняться сравнениями, то ещё лучше настроение было у Полетаева, причём оно появилось не к концу дня, а с утра, едва Анатолий выразил желание съездить в магазин за новой одеждой. Оно не омрачилось даже после посещения комнаты Рыбакова.
  - Увы, любого ждёт урочный час, И мы бессильны изменить природу, - заявил Петрарка (60).
  - Да ну тебя! - засмеялся старик и закрыл книгу. - У каждого свой срок. Может, я доживу до ста четырёх лет. Неужели мне оставшиеся двадцать с лишним лет страдать из-за неизвестно когда ожидаемого урочного часа? Наоборот, помня об этом часе, надо ценить каждый прожитый день. А может, ты и хотел мне об этом сказать? В таком случае, я с тобой соглашусь.
  Он погулял, с удовольствием выполнил свои "уроки" и на удивление плодотворно поработал. Ближе к вечеру ему пришло в голову, что надо бы как-нибудь не слишком нарочито, однако достойно отметить появившийся наконец-то интерес Анатоля к своему внешнему виду. Он занялся делом, отогнав от себя мысль, что с переездом на новую квартиру слишком часто что-то отмечает, поэтому сплошной праздник выглядит уже не праздником, а перешагнувшими на более высокий уровень буднями.
  "Если так дело пойдёт дальше, то я буду больше поваром, чем историком, - подумал он. - А мне для моих чудо-тефтелей нужна сметана. Старушки внизу, наверное, решили, что мы с Толькой ужасные обжоры. Вряд ли кто ходит в магазин чаще, чем я. Но ведь я не могу заранее предугадать, придёт ли желание отметить какое-нибудь событие или нет, а главное, чем отметить. Почему я решил сделать тефтели особой породы да ещё в сметанном соусе? А ведь вкуснейшее, надеюсь, будет блюдо".
  Он не ожидал, что его возвращение из магазина, которое Дик отметил радостным лаем, привлечёт внимание Иры.
  - Кого он так приветствует? - спросила она у Светланы.
  - Владимира Михайловича. Сам Владимир Михайлович уверяет, что по оттенкам лая Дика узнаёт, кто появляется в общем коридоре. Я тоже стала иногда пользоваться услугами Дика. Но я и без подсказок смогла бы определить, что так он приветствует приятного ему человека. Разве ты не слышала, что он недавно так же лаял? Владимир Михайлович, наверное, куда-нибудь ненадолго уходил... Куда ты?
  - Вот здорово! - обрадовалась Ира, бросаясь к входной двери.
  Света её не удерживала, полагая, что у той может быть какое-то дело к соседу, но пожалела об этом, когда услышала, что старика зовут в квартиру. Вроде, у неё нет особого беспорядка, не видно ничего такого, что не принято оставлять на обозрение... Всё-таки, когда отвыкаешь от присутствия в доме мужчин, с напряжением воспринимаешь их внезапный приход.
  Света прошла в комнату и сразу спохватилась, что не убрала кое-какие носильные вещи, оставшиеся на стуле после примерки новой одежды, да и сама новая одежда вольготно раскинулась на софе. Она торопливо сунула всё это в шкаф. Будет нехорошо, если гость войдёт сюда и увидит это великолепие.
  - Владимир Михайлович, а мы пьём чай, - раздавался голос Иры. - Идите к нам. А ещё увидите, какой игрун Васька.
  Дик всегда был рад развлечься и никогда не тяготился внезапным появлением в квартире людей, которых знал, к которым хорошо относился сам и к которым хорошо относилась хозяйка. Он прыгал вокруг гостя, но не забывал следить за всем и всеми, поэтому заметил, что Светлана заперла дверь в ванную на задвижку. А она вовремя вспомнила, как аккуратно расстелил однажды пёсик нижнее бельё по всему полу в коридоре, вытащив его из корзины для грязной одежды. Если бы он проделал такое при Ире, это вызвало бы лишь смех, но если при Владимире Михайловиче, то Света до конца своих дней мучилась бы от стыда.
  Полетаев не был готов куда-то идти. Он так растерялся, что не сумел придумать вежливый повод для отказа и уступил энергичному напору.
  - Здравствуйте, Светлана, - приветствовал он хозяйку. - Но я на минуту, а то у меня там... дела.
  Света его понимала. Если не сидишь праздно, воя от скуки, то нелегко внезапно всё бросать и к кому-то идти.
  - Вам покрепче или слабый? - спросила она, собираясь налить ему чай.
  - Средний. Как раз такой. Спасибо.
  - Остальное берите сами по своему вкусу. Вот конфеты, вафли...
  "А ведь от этого и многого другого мне придётся отказаться, - подумала Светлана. - И всё из-за проклятого Анатолия. Впрочем, может, и к лучшему, ведь это не прежние кондитерские изделия из натуральных продуктов. Здесь сплошные заменители и химия, что, впрочем, одно и то же".
  - А где мой друг сердечный? - спросил Полетаев.
  Светлана сделала вид, что не поняла его.
  - В аптечке, наверное. Вы что предпочитаете: валидол, корвалол, валокордин? У меня всё есть.
  Старик распознал шутку и засмеялся.
  - Вообще-то я имел в виду Базиля.
  Ира зафыркала.
  - Скрывается, - ответила Светлана. - Я знаю, где он, но вы не сумели бы его найти. У него вообще характер сложный, а тут он услышал, что вас позвали в гости и при этом упомянули его имя. Порой он при таких обстоятельствах не уходит, но иногда сначала из укромного местечка приглядится, что происходит. По настроению.
  - С Диком проще? - спросил Владимир Михайлович. - У него открытый нрав? Нет задних мыслей?
  - Задние мысли есть у всех, но он очень быстро делает их передними, не таит про себя, обнаруживает, проявляет. Сейчас у него появилась некая задняя мысль, и, если вы не уберёте конфету подальше от края стола, то поймёте, в чём она заключается.
  Пальцы старика и пасть собаки почти одновременно коснулись половинки конфеты, но Владимир Михайлович был всё-таки первым и ощутил не укус, а скорее удар клыков. Дик явно не собирался сражаться из-за лакомства, а лишь не успел затормозить.
  - Ой! - вскрикнула Ира.
  - Нет, он не укусил, - успокоил её Владимир Михайлович. - Просто мы друг на друга наткнулись. Чувствительно, но не больно.
  - У него хорошая реакция, - одобрила Света заслугу своего питомца. - А кусает он совсем не так. Если бы он решил вас укусить, вы бы это поняли сразу. Но он всегда заранее предупреждает, когда у него терпение на исходе.
  Старик доел конфету и спросил:
  - А может, его поощрить за то, что он не стал драться?
  - Если только немного погодя, чтобы он не подумал, будто вы вознаграждаете его за потерю добычи.
  - Он, наверное, расстроился, - посочувствовала пёсику Ира.
  - На миг, но не дольше, - ответила Светлана. - У него поразительная способность не огорчаться по пустякам. Многим людям, и мне в том числе, следовало бы у него поучиться.
  Дик всё-таки дождался от Полетаева угощения, а поскольку Ира тоже два раза потихоньку сунула ему кусочки, то в целом он был доволен.
  - А Базиль так и будет прятаться? - удивился Владимир Михайлович.
  - Он давно под столом, - ответила Света и добавила про себя: "Успел стянуть вафлю и мою конфету".
  - Как же он незаметно передвигается! - удивился старик.
  "Воровская манера. Как тать в нощи", - подумала хозяйка.
  - Он ведь не из домашних кошек, - объяснила она. - Привычки хищника у него достаточно сильны. С ним не очень легко, но зато интересно. А все эти кошачьи породы, может, и красивы, но кошки какие-то ненатуральные, словно игрушки, которых нужно не заводить, а кормить. Часами лежат на одном месте, словно неживые. Вряд ли они сумели бы добыть себе еду, окажись они на улице.
  - Так ведь эти породы специально выведены для красоты, - возразила Ира. - У нас всегда были кошки непородистые или, скорее, полупородистые, которых мы подбирали котятами на улице, а некоторые наши соседи теперь предпочитают разных персидских и ещё каких-то кошек. Наверное, удобно, что они спокойные. Наши могут наозорничать, украсть что-нибудь, разбить, а те целыми днями лежат на подоконниках, спят или лениво смотрят на улицу.
  - А если, не дай бог, война или другое бедствие? - спросила Света. - Будет, например, эвакуация. С собой можно взять лишь минимум вещей, этих кошек, конечно, оставят на улице. И что с ними, ленивыми и неприспособленными к жизни, будет? Сумеют они поймать на обед мышь или птичку, найти укрытие? Всё-таки кошкам легче прожить без человека, чем собакам, так зачем же искусственно лишать их такой возможности?
  - Об этом никто не думает, - сказала Ира. - Ты-то почему думаешь?
  - Не знаю. Наверное, много читала о войнах, о разных катастрофах и бедствиях. И Перестройка этому поспособствовала, война в Чечне.
  - В Грузии что творили, - напомнил Полетаев. - Да и во многих бывших советских республиках. То охотно принимали помощь, то вдруг озверели.
  - И всё равно едут к нам, - сказала Света. - А мы вновь всех принимаем и оказываем помощь.
  - На то мы и русские, - пояснил Владимир Михайлович.
  Тут он вспомнил о тефтелях и Рыбакове.
  - Спасибо, но мне пора, - стал он прощаться. - Приятно вот так посидеть.
  - Подождите! - запротестовала Ира. - Вы же не видели, как мы с Васькой играем. Когда мы были у вас, он почему-то не захотел играть. Может, сейчас захочет.
  Полетаев в этом усомнился, слишком уж надменное выражение приняла широкая кошачья морда, слишком уж презрительно он смотрел на людей. Но старику было любопытно зайти в комнату. Он уже составил себе довольно чёткое мнение о Светлане, но, увидев, какие вещи её окружают, он дополнит его. Неважно, что мебель, как он предвидел, у неё советских времён, главное дело в мелочах: есть книги или нет, стоят они чинно, по линеечке, на полках или какие-то лежат на столе или диване, висят картины или репродукции или же лист настенного календаря. Есть ли безделушки, всякого рода фигурки, какие они, какой давности, появлялись ли они в семье на протяжении многих десятилетий или все одного времени, купленные под чьим-то влиянием. Если у Валерия серьёзные намерения, то это поможет старику осознать, насколько подходит ему Светлана. Владимир Михайлович отогнал от себя мысль, что ему всё больше не нравится такой брак.
  В целом, у него создалось благоприятное впечатление. Нынешние внезапно и непонятным образом разбогатевшие представители рода человеческого с пренебрежением посмотрели бы на эту квартиру, нуждающуюся в ремонте, на старые обои, не грязные, не ободранные, но с устаревшим рисунком и фактурой, на трещинки на потолке, на старую мебель, опрятную, но несовременную, однако Полетаев сам ещё недавно был окружён такими вещами, считал пустой тратой жизни работать ради деревяшек и заменять хорошие и удобные старые вещи новыми. Он был из породы прежней русской интеллигенции и не стеснялся своих взглядов, хоть и знал, насколько дикими они кажутся людям другого поколения и другого образа жизни.
  Ещё старик обратил внимание на множество ручек разной формы и толщины и заподозрил, что бумаги, на которых ими пишут, убраны второпях, иначе и сами ручки последовали бы за ними. Как бы ему хотелось хоть мельком на них взглянуть! Относятся ли они только к школе или это что-то другое. Пожалуй, он поторопился, решив, что достаточно узнал соседку. В сущности, любая соседка, как бы много он с ней ни разговаривал, способна поднести такой сюрприз, какого он от неё не ожидал бы, однако из-за Валерия его интересовала именно Светлана. Что же она такое пишет, если это пришлось срочно спрятать? Неужели просто конспекты уроков?
  - Как много ручек, - отметил он, надеясь по ответу что-нибудь выведать.
  - Да, их у тебя больше, чем в магазине, - согласилась Ира.
  - А вдруг понадобится записать какую-нибудь мысль, - ответила Света.
  "Застал врасплох, - отметил старик. - Про конспекты уроков и прочее подобное ни слова. Значит, у неё жизнь богаче, чем можно подумать, слушая про её работу".
  - Для этого достаточно одной ручки, - возразила Ира.
  - А если появится сразу несколько мыслей?
  "Пришла в себя. Отделывается шуткой", - понял Полетаев.
  - Владимир Михайлович, а вы пишете свои книги или сразу печатаете? - спросила Светлана.
  - Я старый человек, - ответил тот. - Люблю сначала написать, отработать, дополнить, а уж потом перепечатать. Так лучше думается. А клавиши и экран меня только сбивают.
  "И меня тоже, - подумала Светлана. - Книги получаются лаконичнее, что, может быть, многими приветствуется, но суше, без той неторопливости, обстоятельности, рассудительности, которыми славятся старые русские романы. И не только русские".
  - Пальцы от долгого письма затекают? - спросила она.
  - Бывает, что еле разожмёшь. Особенно, если увлечёшься и долго ими не шевелишь... Помните, ведь? Мы писали, мы писали, наши пальчики устали...
  - ... мы немного отдохнём и опять писать начнём, - докончила Ира со смехом.
  - А я придумала неплохой способ уменьшать напряжение в пальцах, - объяснила Света. - Когда много пишу, то и дело меняю ручки, их толщину, форму. Тогда мышцы работают по-разному и не так устают. Не панацея, конечно, но помогает.
  - Учту, - сказал старик с благодарностью. - Я об этом как-то не подумал. Спасибо.
  - Васька, сыграем? - спросила Ира у кота, вошедшего вместе со всеми в комнату и наблюдавшего за людьми.
  Дик подосадовал было на такое обращение к приятелю, но тут же утешился. Он знал эту игру, и ему в ней не было места. Но интересно быть и сторонним наблюдателем.
  Базиль размышлял. Сейчас его желудок не был переполнен, и он с удовольствием бы поиграл, но, кроме Иры и Светы, здесь присутствовал ещё один человек. Не уронит ли он своё кошачье достоинство, прыгая перед ним? Однако Владимир Михайлович был с ним так ласков, гостеприимен, у него в доме он съел такую хорошую рыбу и другие вкусные и не очень вкусные вещи. Почему бы не поиграть? Такому решению поспособствовало то, что он очень любил играть с Ирой, но давно не играл.
  - Согласился! Спасибо тебе! - чуть ли не поклонилась ему женщина, заливаясь при этом смехом. - Пошли.
  Она задвинула занавески и встала с одного их края, а кот встал рядом, но так, чтобы их разделяла ткань.
  - Начали! - скомандовала Ира.
  Она медленно, крадучись двинулась вдоль занавески. Кот был от неё совершенно скрыт, а зрителям, сидевшим в отдалении, были видны кончики его лап, переступавшие столь же медленно. Оба игрока дошли до противоположного конца занавески одновременно и высунули головы за край тоже одновременно, внезапно и резко. Ира вскрикнула, а Базиль от неожиданности распушился и подскочил вверх больше, чем на метр. Приземлившись, он уменьшился в объёме, потому что шерсть улеглась и перестала стоять дыбом, посмотрел на тоже пришедшую в себя партнёршу и приготовился начать передвижение в обратную сторону, ожидая сигнала. Всё повторилось, причём женщина и кот, намеревавшиеся испугать противника, первыми высунув голову за край занавески, снова проделали это одновременно и вновь оба перепугались.
  - Я не могу его обыграть, - пожаловалась Ира.
  - Но и он обыграть тебя не может, - ответила Света.
  - Я-то рассчитываю, что опережу его, а он уже высовывает передо мной морду.
  Игра повторилась ещё четыре раза, и оба участника были настолько поглощены процессом подкрадывания, что забывали о зрителях и выдавали непроизвольный испуг вскриком и подпрыгиванием. Полетаев наслаждался. В наше время нечасто можно встретить во взрослом человеке столько непосредственности и даже хорошей детскости. Люди стали бояться, что будут выглядеть смешными или глупыми, но не стесняются выглядеть напыщенными или грубыми.
  Когда игра прекратилась, оба её участника: и Ира, и Базиль, - некоторое время смотрели друг на друга с недоверием, словно побывали на настоящей охоте в ролях охотника и жертвы одновременно.
  - Спасибо, - поблагодарил старик. - Действительно, это надо было видеть. Как же высоко он подпрыгивает!
  - Он уходит в игру с головой, - объяснила Ира. - И я тоже, хоть это и странно. Мы обо всём забываем, когда крадёмся и пугаем друг друга.
  - Хорошо развито воображение, - сказал Владимир Михайлович.
  - У Дика тоже, - заметила Светлана. - Было очень интересно делать вид, что я подкрадываюсь к нему сзади. Он видел, что это я, ждал, что его вот-вот схватят, а пугался по-настоящему. Но я быстро заметила, что он стал нервничать, словно каждую минуту ждал нападения сзади, поэтому перестала играть с ним в эту игру. Он впечатлительнее, чем кот и обе мои прежние собаки.
  Базиль выглядел очень довольным. Дик подошёл к нему, толкнул носом в шею. Кот милостиво принял ласку, потом вспомнил о госте, пронзил его уничижительным взглядом, посмотрел на верх телевизора, подумал о том, что там уже нельзя усесться, поэтому вспрыгнул на стол и принял обычный презрительно-высокомерный вид.
  Полетаев попрощался, поблагодарил за чай и представление, поднял оставленный у двери пакет и пошёл к себе, испытывая очень приятное чувство.
  - Анатоль, ты уже дома?! - воскликнул он. - А я ходил в магазин, а потом меня зазвали в гости. Ты бы видел, какую игру придумали Ира с Базилем!..
  Рыбаков выслушал старика, представил эту картину и улыбнулся в обычной сдержанной манере.
  - Хорошо бы посмотреть в натуре, - сказал он.
  - А что это мы стоим? - спохватился Полетаев. - Пойдём на кухню. Я продолжу готовить, а ты расскажешь и покажешь, как прошёл день и что ты купил. Может, я и не успею сотворить задуманное, но всё равно выйдет вкусно и не займёт много времени.
  Приготовление уже не чудо-, а просто вкусных тефтелей завершилось как раз к моменту, когда Рыбаков продемонстрировал последний образец мужской моды.
  - Не зря я посоветовал тебе взять денег из общего котла? - напомнил Владимир Михайлович. - Не посоветовал даже, а навязал насильно. Наверное, ещё и не хватило. Так?
  - Если себя не остановить вовремя, то, сколько денег ни возьми, их всё равно не хватит, - возразил Анатолий.
  - Всё удачно, - сделал вывод старик. - Но костюм и особенно куртка... Или они именно тебе так идут, или их выдумали совсем недавно и я просто ни на ком такое не видел. Потрясающе!
  Рыбаков никак не отреагировал на приятную оценку своего вкуса, но в душе был доволен. Особенно ему пришлась по вкусу куртка, изящно отделанная мехом. Сначала его смутила её стоимость, но потом он прикинул, сколько лет будет её носить, и разделил неприятную цену на это число. Получилось вполне приемлемо. Если учесть, что часть людей ежегодно меняют верхнюю одежду, то он ещё окажется в прибыли.
  - Переодевайся и приходи ужинать, - велел Полетаев, счастливый, что его мальчик наконец-то хоть на время заинтересовался своим внешним видом.
  Анатолий вышел к столу в новых очень удобных брюках для дома, отдалённо похожих на те, что носят десантники. Несмотря на свою кажущуюся бесформенность, они подчёркивали стройность его фигуры.
  - Дядя Володя, я знаю, как трудно вас вытащить в магазин, - сказал он. - Поэтому я купил вам кое-что. Потом посмотрите. Я оставил это в комнате.
  В квартире было две комнаты, но можно было не спрашивать, в какой из них был приготовлен подарок для старика, потому что оба друга предпочитали работать и отдыхать вместе и лишь на ночь Рыбаков уходил в другую комнату.
  Полетаев дёрнулся было взглянуть, что приобрёл для него его "мальчик", но тот запротестовал:
  - Потом, а то ужин станет завтраком.
  Оба были очень довольны прошедшим днём, но наутро Рыбаков проснулся в плохом настроении, в отличие от старика. Полетаев прожил вчерашний день по заведённому распорядку, лишь приход в гости к Светлане его чуть нарушил, но был приятен, к тому же, ему не передавали ничьего неблагоприятного мнения о нём. А Анатолий конец дня провёл в походах по магазинам, что непривычного к этому человека сначала приятно возбуждает, а потом утомляет, сначала физически, затем душевно.
  Едва Рыбаков проснулся, как с отвращением вспомнил бесконечные ряды костюмов, курток, брюк и прочего. В действительности эти ряды не были так уж длинны, но в воображении представлялись сущим кошмаром.
  "Что за гадость я купил! - подумал он. - Зачем? Ухлопал столько денег ни на что. Впрочем, не деньги важны, - они как приходят, так и уходят, сегодня есть, а завтра нет, - важно время и... эта... дамочка, что живёт напротив, непременно высмеет меня. Скажет, например, стандартное, что я ворона в павлиньих перьях. В павлиньих ли? Может, в перьях полуобщипанной курицы? Вот дяде Володе я, точно, купил то, что и идёт ему, и удобно, и практично, и нужно. Ему явно понравилось. Он в любом случае сказал бы, что очень доволен, даже если бы покупки оказались неудачны, но я же его хорошо знаю, могу отличить вежливость от искренности.
  - Анатоль, ты встал? - спросил Полетаев.
  - Почти, - отозвался Рыбаков.
  - А что означает это "почти"?
  - Дух и тело в разных положениях. Душой я уже встал, а бренное тело ещё лежит.
  - Это, знаешь ли, из области религии. Похоже на... сам можешь догадаться, на что. Приведи-ка поскорее дух и тело в одно положение, вертикальное, чтобы ничто не покоилось.... с миром.
  Рыбакову это предстояло сделать и без совета, поскольку сегодня был рабочий день. Он встал, прошёл в ванную и, не желая огорчать себя ещё больше, не стал глядеть на вчерашние безумные покупки, а оделся как обычно.
  - Это ещё что?! - возмутился Владимир Михайлович. - Ну-ка живо переодевайся! Наконец-то купил себе элегантный костюм, а носить его не собираешься?
  - Пусть он будет праздничным.
  - И куда же ты в праздники будешь его надевать? У нас здесь что, балы дают? Да он и не бальный, на фрак не похож. Строгий деловой костюм, но при этом очень красивый и тебе идёт. Может, на ком-то, например, на том же Кирше, он смотрелся бы неважно, или, вернее, Кирша смотрелся бы в нём неважно. Ему больше подходит свободная униформа, рабочая куртка. Он это прекрасно понимает и любит именно такие вещи. Но тебе идёт, пойми это. Он словно на тебя сшит.
  - Завтра надену, - попытался отговориться Рыбаков.
  - Толя, я человек старый. Прошу тебя, порадуй меня на закате моих дней. Дай на тебя полюбоваться.
  Это была уловка, к которой нередко прибегают люди преклонных лет, и оба это сознавали, но в большинстве случаев она действовала безотказно. Рыбаков отправился переодеваться.
  "А ведь неплохо, - решил он, рассматривая себя в зеркале. - Почему-то я представлял его совсем другим. Хорошо сидит, ничего вычурного, неестественного. Правильно сказал дядя Володя, что это строгий деловой костюм, причём изящный. Если уж про него дамочка напротив выразится как-нибудь нехорошо, то меня это не заденет, потому что выявит или отсутствие у неё вкуса, или очень злой нрав. А что мне скажет друг Франческо?"
  Петрарка не стал отмалчиваться и ответил:
  - О, если бы я мог обрушить гнев На ту, чей взгляд меня разит и слово... (61).
  - Прямо в точку, - одобрил Анатолий. - Более метко не скажешь. Её взгляд меня, правда, не разит, она очень вежлива и при встречах кажется милой, но слово ещё как разит. Спасибо, друг. Может, добавишь что-нибудь ещё?
  - Мой злейший недруг - зеркала, которые для вас всего милее (62).
  Анатолий смутился, не зная, как применить это высказывание к себе. Он только что был у зеркала... Ну и что?
  - Эти слова сказал бы вампир, - заметил он, обращаясь к синему тому. - Мне пока не стоит бояться зеркал. Вот встречи с Раисой я очень боюсь, это точно, но сегодня я вряд ли её избегну.
  Он оказался прав. Раиса Павловна, вчера напрасно прождавшая его у подъезда, так и кинулась к нему.
  - Анатолий Сергеевич, здравствуйте! Как же давно я вас не видела! На вас новая куртка?! Какая красивая!
  Рыбаков, только что наслаждавшийся удобством, теплом и внешним обликом куртки, сразу почувствовал к ней отвращение, хорошо, что временное.
  "Обращается ко мне, словно я ребёнок, - подумал он. - Толечка, да какой же ты нарядный! На тебе новая курточка!" Обычно так причитала надо мной тётя Тоня, но мне было тогда года четыре".
  - Почему новая? Старая, - отозвался он. - Ей немало лет. Рад был вас видеть. А теперь я побегу.
  Но Курулёва не могла так быстро его отпустить.
  - Пусть старая, но кажется новой. Надеюсь, что Светлана Николаевна теперь не скажет о вас ничего плохого. Мне всегда нравилось, как вы одеваетесь, а ей почему-то нет. Я так рада, что ей нечего будет о вас сказать... плохого, я имею в виду. Ведь я очень переживаю за вас. Ближайшая соседка, и вдруг... Но теперь она заткнё... умолкнет.
  Анатолий торопливо расстался с неприятной ему женщиной, с каждой встречей делавшейся ему всё противнее, и ему показалось, что он вырвался из грязных липких тисков. Что бы ни говорила про него Светлана, но она это говорила не ему и, наверное, была бы огорчена, узнав, что её слова обнародованы, а Раиса Павловна передавала её мнение ему лично.
  
  У Светы утром не возникло негативных чувств к новой одежде. Кое-какие сомнения забрезжили было, но исчезли, едва она пересмотрела свои приобретения. Вчера она очень поздно легла спать. Много времени заняла проверка тетрадей, а при подготовке к урокам следующего дня она совершенно некстати увлеклась и заново написала подробный план урока алгебры для восьмого класса и артистично, с большим чувством и удовольствием вслух вывела формулу, что заняло лишнее время и было совершенно не нужно. Да ещё она подумала, что если заполнит маркеры хоть в одном из своих кабинетов, то завтра ей легче будет наверстать пропущенный "рабочий день" в ЛБМ. Когда она сидела за ноутбуком, её позабавила собачка-помощник, появляющаяся с плакатиком-подсказкой. Когда перечень предусмотренных программой подсказок по компьютеру заканчивался, то, прежде чем начать заново, собачка сообщала что-нибудь по жизни. На этот раз на плакатике было написано: "Клетчатые юбки и полосатые брюки нравятся далеко не всем". Света засмеялась и нажала на "ОК", чтобы сообщение исчезло и осталась лишь собачка. Из всех предлагаемых рисунков она была ей милее всего, притом она ещё и совершала некоторые действия: садилась, ложилась, поворачивалась спиной, засыпала, виляла хвостом, двумя способами избавлялась от цепи. Если милое животное почему-то исчезало, то без него становилось пусто и уныло, так что Светлана искала нужные команды, чтобы его вернуть.
  "Клетчатые юбки и... что ещё? Ах да! Брюки!.. и полосатые брюки нравятся далеко не всем, - вспомнила Светлана, отсылая последний маркер из главного кабинета и выключая ноутбук. - Клетчатые юбки... А ведь у меня есть клетчатая юбка! Хорошая юбка, очень хорошая, но мне мала. Если я похудею, а я это сделаю, то у меня появится немало вещей из прежнего запаса. И ведь брюки, хоть и не полосатые, у меня тоже есть. Если я уменьшусь в объёме, то есть в размерах, я смогу их надевать. Они совсем новые. Спасибо, собачка, что напомнила об этом. Я теперь похудею не только из-за гадкого языка злокачественного мужчины, но и ради таких прекрасных вещей. А хорошее выражение "злокачественный мужчина". Почему оно пришло мне в голову? Не из Островского ли оно? Я даже, вроде бы, использовала его в какой-то из своих книг, конечно, со ссылкой на авторство, ведь я плагиатом не занимаюсь".
  Но пока что до возвращения этих вещей к жизни был нелёгкий путь похудения, поэтому утром Светлана облачилась в новые свитер и юбку.
  - Редко бывает, что я себе нравлюсь, - обратилась она к питомцам. - Но сейчас именно такой случай. Идеально. Моё счастье, что у меня стандартная фигура. Горе тем, кто полнеет не равномерно, а отдельными частями тела.
  Дик согласно завилял хвостом, а Базиль всем своим видом показал, что ему глубоко безразлично горе таких людей. Оба, разумеется, не поняли, что имеет в виду хозяйка (хотя мы не знаем, как много понимают животные), но видели, что она чем-то очень довольна, и сами были счастливы, хотя выразил это только пёсик.
  "А мой герой в молодости должен быть очень симпатичным, если не красивым, - думала Света, когда шагала в школу, плавно перейдя со своей внешности на чужую. - Сейчас он очень стар, но прежде... Как странно, что сначала я написала третью книгу про этих героев, потом четвёртую, а третью переделала, сейчас пишу вторую, а первую напишу в последнюю очередь. Хорошо ещё, что их можно читать как отдельные книги, а не как единое целое. Совсем разные сюжеты, старые герои исчезают, новые появляются, их и связывает только то, что кое-кто их прежних персонажей переходит в новый роман, а кое о ком упоминается, однако, если не прочитать все книги, то не будешь знать истории целой... не семьи, нет, ведь семьи, как таковой, не существует, а... династии, наверное. Странные у меня получаются эти четыре книги. И старик... очень необычный старик, недаром наполовину русский. Владимир Михайлович выглядит молодо, а вот он высох, уменьшился в росте и выглядит дряхлым и слабым. Но эта беспомощность обманчива, хоть сил у него, в самом деле, мало... До чего противный мальчик Костя Курулёв! "Моя мама пожалуется на вас, и у вас начнутся неприятности". Когда, в какое время такие угрозы можно было услышать всего лишь от пятиклассника?! А сейчас и в третьем классе, и даже ещё раньше бывают такие гадкие дети. А на что может пожаловаться его мама? На его же ошибки? На то, что он не понимает способы, которые ему подсказала сама же Раиса Павловна, и не умеет их применять? А у меня начнутся неприятности, если она пожалуется, в этом можно не сомневаться. Наша администрация жалоб не любит и не желает проверять, оправданы ли они. И Землянская меня терпеть не может. Сейчас она, вроде, не донимает меня, но я чувствую её неприязнь. Хорошо ещё, что она разговаривает вежливо, не демонстрирует всем свою нелюбовь ко мне. Спросишь - обязательно ответит. И обязательно, и обстоятельно, не просто что-то буркнет. Но чем же я ей так неприятна? Тем, что я толстая женщина в старой куртке? Но и она далеко не худенькая, если и тоньше меня, то ненамного, причём надо подчеркнуть слово "если". И одевается так себе. По-моему, на ней постоянно эти чёрные брюки... Зачем она носит брюки в обтяжку? Ведь они подчёркивают её... задэˊ. Но мне-то какое до этого дело? Вот мой молодой негодяй предпочитает лёгкие белые костюмы. Там у них в Бразилии и климат жаркий, и сам он стройный. Кстати, поганый Анатолий тоже стройный. У него не юношеская фигура, а зрелого мужчины, но не распущенного мужчины, у которого брюшко и прочее, и не накачанного, у которого мышцы чересчур развиты, но нет выносливости, а человека, ведущего активный образ жизни. А он такой образ жизни ведёт, раз каждый год отправляется в долгие экспедиции. Интересно, наверное. А мне на дачу ехать, на заросший бурьяном участок. Отчего же ему не зарасти, если я езжу туда максимум на два месяца, впрочем, нет, гораздо меньше. Кто будет его облагоображивать, если меня там нет? Далеко мне до моих героев. Ни собранности, ни... Может, когда переменю образ жизни, похудею, силы появятся? Ведь когда-то я совершала самые настоящие чудеса, сама удивляюсь, откуда брались силы и энергия. Но я и без сил должна буду перекрыть крышу, иначе сарай окончательно сгниёт. Жаль, что вар быстро трескается и перестаёт герметизировать щели...Впрочем, не это самое ужасное, а соседи, которые включают проигрыватель или что-то в этом роде, оглушая людей с трёх-четырёх улиц. От ударника голова заболевает уже к полудню. И ведь ничто на них не действует: ни просьбы, ни требования, ни ругань. "А я хочу слушать музыку", - нагло отвечает младший. "Нет проблем, выключу", - обещает старший, делает тише, но через некоторое время вновь врубает на всю мощь. Не хочу, чтобы они провалились в преисподнюю или на них свалились прочие несчастья, а всего лишь от всего сердца желаю им восстановить слух. Пусть от громких звуков у них нестерпимо заболевают уши, и тем самым они приучатся не мучить соседей... Но каким же образом мулат выполнит приказ хозяина и заодно осуществит свою месть?.."
  - Светлана Николаевна, вы идёте, задумавшись о чём-то, и никого не замечаете, - раздался голос справа.
  Света вздрогнула.
  - Простите, Лидия Максимовна, я, действительно, задумалась.
  - О своих книгах, - угадала учительница русского языка.
  - Почти. И о книгах, и о жизни, и о наших учениках.
  - Я никак не налюбуюсь вашей книгой. Если ко мне приходит на замену новый класс, я её показываю. Вот у нас работают какие учителя!
  "Не буду ей напоминать, что она взяла у меня книгу только на время, - приняла Светлана окончательное решение. - Если ей нравится, то пусть владеет. Тем более, что мне эта женщина приятна".
  - А что до учеников, - продолжала Любашина, - то я вам сейчас вот что расскажу. Я веду у десятого "в" литературу. Мы проходим "Преступление и наказание", а по внеклассному чтению - рассказы о Шерлоке Холмсе. У Достоевского детектив, и у Конана Дойля тоже детектив, так что имеет смысл по внеклассному чтению дать им Шерлока Холмса. Ведь это разумно?
  - Конечно, - согласилась Светлана. - Не только разумно, но и интересно. В моё время по внеклассному чтению проходили более серьёзные вещи, "Овода", например. Хотя, вроде, "Овод" был не то в восьмом классе... нет, ещё раньше. А рассказы о Шерлоке Холмсе я и сейчас читаю с удовольствием. Детей они должны увлечь.
  - Вот-вот! Я пытаюсь хоть как-то приохотить их к чтению, а то руки опускаются от бессилия. Но слушайте дальше. Класс тяжёлый, дети плохо учатся, пришли из разных школ. Сами понимаете, какие бывают вновь набранные классы. У каждого ребёнка какие-то непомерные амбиции, завышенная самооценка. Но там не только слабые дети, а есть ещё "особо одарённые". Виталий, например. Ничего не понимает. Ну, думаю, хоть Конана Дойля он всё-таки осилит. И вот на уроке, на основном уроке, я спрашиваю о преступлении Раскольникова. "Кто расследовал это преступление?" - задаю ему вопрос. - "Шерлок Холмс", - отвечает Виталий. - "Как? Шерлок Холмс расследовал преступление Раскольникова?!" - "Ну да. Ведь Шерлок Холмс - следователь, значит, он и расследовал преступление". Дети хохотали, а Виталий совершенно спокойно и уверенно настаивал на своём.
  - Ужас! - согласилась Светлана. - Но меня больше всего поражает это спокойствие. Вроде, человек должен по реакции окружающих понимать, что сморозил какую-то глупость, а он не теряет уверенности. Мы все сталкиваемся с этим явлением по своим предметам. Иногда слушаешь, как абсолютно невежественный ребёнок, до дикости невежественный, принимается мне что-то свысока выговаривать, и начинаешь сомневаться в собственном рассудке.
  - Поучать учителей они любят, - согласилась Любашина. - Этот самый Виталий часто делает мне замечания. А как у вас с Критериями? Даже не верится, что за каждый балл дадут по тысяче шестисот рублей.
  - Вроде, говорили, что так будут оценивать только консультации. Но точно я не знаю.
  - Пусть консультации. Всё равно хорошо дадут.
  - Дадут, догонят и ещё добавят, - пошутила Света.
  Учительница русского языка или поняла её буквально, или пропустила часть слов мимо ушей и ухватила только последнее.
  - Добавят? - переспросила она.
  - По шее, - уточнила Светлана. - Мне точно. В этом году у меня три новых класса, два из них никакие. Про седьмой "а" вы ведь наслышаны? А достоинства моего старого класса не перекроют грехи новых.
  - Все жалуются на седьмой "а", - согласилась Лидия Максимовна. - Сергеева уже не знает, что с ним делать. Она беспокоится и о показателях, и, как следствие, минусах в Критериях, иными словами, о стимулирующей оплате, и учителя к ней всё время приходят с жалобами, ведь она классный руководитель. Как мне повезло, что я там не веду! У меня своего г. хватает, не знаешь, как выкрутиться, а эти дети лишили бы меня премии.
  - Меня уже лишили.
  - Сегодня собрание. Не знаю, отчего мне так тревожно. Такое чувство, что не деньги будем распределять, а наказания... неизвестно за какие преступления.
  - Все начнут хвастаться своими достижениями, стараться урвать кусок пожирнее, - подсказала Светлана.
  - Меня деньги не беспокоят, - возразила Любашина. - Сколько выдадут, столько и выдадут, я спорить не буду. У меня муж неплохо зарабатывает, так что нам хватает. Просто на душе тревожно.
  - Поживём - увидим. От нас ничего не зависит.
  - Помните, как говорила наша старая директриса? Словами людоедов. "Пожуём - увидим".
  - А мне ещё нравится восточная мудрость, - сказала Света. - Не только, конечно, восточная. "Дай бог мне спокойно пережить то, что изменить я не в силах". А мы, русские, рассуждаем более отрадно: "Что Бог ни делает, всё к лучшему".
  Обогащённые этой мудростью учителя вступили в школу.
  "Как бы мне наладить консультации? - думала Светлана. - Всё-таки надо набрать баллы для следующей премии. Пора получать деньги, пусть небольшие, но хоть какие-то. Вон Любашина сослалась на мужа, когда сказала, что её деньги не волнуют. Он прилично зарабатывает. А если бы мужа с таким заработком не было, она бы в деньгах нуждалась, своих ей бы не хватало. У меня мужа нет, я одна, и все выплаты идут только из моего кошелька. Когда была жива мама, её пенсия была хорошим подспорьем, но сейчас у меня только одна зарплата. Когда ограничиваешься лишь самым необходимым и самым дешёвым, то не ощущаешь нехватки денег, а стоит начать покупать, они буквально тают. Всего-то сходила в магазинчик со средними ценами, а ухлопала всю зарплату и даже больше. Если не рассчитывать на обещанные тысячу шестьсот за консультацию, а исходить из тысячи рублей, то всё равно это прекрасная цена за баллы... которых у меня, к сожалению, нет. У меня надомники, но всё равно впредь я буду нацеливать детей приходить ко мне. Некоторые задерживаются в школе надолго, так что пусть заходят. Но как отказываться отвечать на вопросы между уроками? Фактически, дети на переменах выясняют то, что полагалось бы спрашивать на консультациях. Надо подумать. Кстати, и завуч не устаёт повторять, что надо проводить консультации, ведь за это платят. Сколько же с введением стимулирующей оплаты появилось лишних проблем!"
  Если во второй половине дня ожидается грандиозное распределение денег, то люди начинают готовиться к этому задолго до начала церемонии и морально, и документально, и всеми другими возможными способами. Впрочем, у некоторых были и другие проблемы, не считая обычных школьных дел.
  - Светлана Николаевна, вы заполнили Критерии? - спросила учительница физики Новикова, "моя молодая", как называла её Пронина.
  - Да.
  - Я опрашиваю своё методъобъединение, - пояснила Инна Андреевна. - Всё в порядке?
  - В полном.
  - Всё припомнили, за что начисляют баллы? Консультации, замены без оплаты, внешкольная работа? Может, куда-то ходили с детьми? Какой у вас красивый джемпер!
  - Карасёва вчера потрудилась на славу, - объяснила Света, как бы пропуская комплимент мимо ушей. - Пришлось вспомнить то, о чём я без неё ни за что бы не вспомнила, точнее, не знала бы, что за это что-то причитается.
  - Тогда я спокойна, - признала Новикова заслуги Людмилы Аркадьевны. - Много получилось?
  - Видимо-невидимо, - заверила её Светлана.
  - Правда? Это хорошо. Рада за вас.
  - Пожалуй, следовало бы уточнить, что второго подавляющее большинство.
  Новикова вдумалась в сложное высказывание и засмеялась.
  - У меня восьмой "а" не блеск, а седьмой "а" меня просто угробил.
  - Да, знаю о седьмом "а". Вот и Вера Ивановна не перестаёт на него жаловаться. Она вообще всем говорит, будто бы я взяла себе самые хорошие классы, а ей оставила слабые. Но ведь у неё есть и достаточно сильные.
  В дрязги между учителями лучше не вмешиваться.
  - А как вам работа с расписанием? - спросила Света, чтобы сменить тему разговора.
  - Пока у меня работа с заменами, а расписанием буду заниматься, когда его прикажут поменять. Удовольствие сомнительное. Никого не допросишься выйти в методический день. Но ведь это не выходной, а просто неоплачиваемый рабочий день, в который учителя должны готовиться к урокам, повышать свой профессиональный уровень, выполнять поручения администрации. У нас только один выходной - воскресенье.
  - В который нас тоже могут заставить выполнять поручения администрации, - напомнила Света. - Часто мы именно в выходной водим куда-то детей.
  - А уж о методическом дне и говорить не приходится. Но я всё время слышу отказы и отговорки. Это же безобразие!
  - Можно подумать, будто сами вы будете с величайшей охотой вести замены в свой методический день, - намекнула Светлана.
  - Без охоты, конечно, но, если очень нужно, то пришлось бы, - с заминкой ответила Инна Андреевна. - Я их понимаю, но должна же я кого-то выставить на замену. Легче всего с теми учителями, у кого "окна". Здесь возражений почти не слышишь.
  - Если учителя в "окна" не занимаются с надомниками, - уточнила Света.
  - А я всегда сверяю замены с расписанием надомников. С этим у меня проблем нет... Да, пока не забыла! Зайдите на следующей перемене ко мне в кабинет. Надо расписаться в журналах замен.
  - Зайду, - пообещала Светлана и пошла взглянуть, стоит ли в своей ячейке нужный ей журнал.
  В учительской был Киселёв и с задумчивым видом смотрел на лист с расписанием.
  - Как жизнь, Светлана Николаевна? - радостно спросил он.
  На это можно было дать лишь стандартный ответ:
  - Хорошо.
  - А будет ещё лучше!
  - В обязательном порядке, - согласилась Света. - А у вас?
  - Всё думаю, какую гадость мне скажут на собрании.
  - Мне кажется, ничего не скажут. Отчитаетесь в набранных баллах, вот и всё.
  - Скажут, вот увидите. Непременно кто-нибудь что-нибудь скажет. Но будьте уверены, что я обязательно уберу директрису из школы. Я добьюсь, что её снимут с должности.
  - А зачем вам это? - не понимала Света. - Она ведь к вам не придирается. И она не хуже многих.
  - Нет, уберу.
  Светлана поняла, что человек одержим этой идеей, ставшей смыслом его жизни. Он боролся против прежнего директора, теперь воюет против Дамы. Может быть, у него были основания, о чём никто не знал, какие-то тайные обиды, но со стороны казалось что Дама его побаивается, уступает во всём и даже не пытается воспользоваться главным своим орудием - тем, что он никуда не годный и, более того, вредный для детей учитель, наоборот, она всячески скрывала этот факт. А ведь достаточно было придти к нему на урок или просто постоять под дверью, чтобы ужаснуться подобному обучению и антипатриотическому воспитанию детей.
  - Желаю вам удачи на собрании, - сказала Светлана. - Пусть не будет никаких неприятностей.
  Борис Маркович лишь покачал головой.
  Зато Жигадло был полон более отрадных мыслей и внезапных идей. Не успела Света выйти из учительской, так и не дождавшись журнала, как увидела его.
  - Светик, я сегодня приду на чай, - сообщил он. - Приду на чай, но буду пить кофе. У меня такой анекдот припасён! Ну прямо в тему сегодняшнего собрания. А как странно, что мы пьём в основном кофе, а по-старинке выражаемся "приду на чай". А ты сегодня какая-то особенно нарядная и... Уж не подкрасилась ли ты? Нет... Или да? Неужели ради меня? А как же иначе?! Будущий муж должен видеть будущую жену во всей красе. Жаль, что после свадьбы получается обратное.
  - Поэтому до свадьбы лучше не доводить, - заметила Светлана.
  - Ты мне и в естественном виде нравишь... Ой, гляди, вон наш Красавчик идёт. Как на меня посмотрел! Ждёт, наверное, что я испепелюсь прямо на этом месте. Мы с ним вчера обменялись кое-какими замечаниями. И чего, спрашивается, вмешивается не в своё дело? У меня все документы по технике безопасности в полном порядке. Их уж столько раз пересматривали и перепроверяли, что у меня к каждому документу имеется по несколько запасных вариантов. Хотите поправку? Пожалуйста, у меня есть именно такой вариант. Но, конечно, не буду говорить, что его забраковала предыдущая комиссия. А Красавчику всё неймётся. Всё-то он старается доказать, что я плохо работаю. О! Остановился поговорить, а сам на нас с тобой поглядывает. Его раздражает, что мы с тобой вроде как жених и невеста.
  - Так давайте его не раздражать, - предложила Светлана, которой была неприятна тема об ухаживании.
  - Надо. Красавчик не может без того, чтобы на кого-нибудь не злиться, он без этого чего доброго помрёт. А я его сейчас ещё больше позлю. Не видишь, кто сюда идёт? Синичка. Он к ней уже охладел, но всё равно взбесится, если я буду за ней ухаживать. Насладись его реакцией.
  Он пошёл навстречу Синицыной.
  - Алёнушка! - почти завопил он. - Вы хорошеете день ото дня. Может, у вас найдётся время сходить со мной сегодня в ресторан?
  Красовский прервал разговор с молодой англичанкой Сазоновой, чему она, похоже, была рада, и злобно глядел на Жигадло. Светлане даже стало его жалко. Ну чего, спрашивается, бесится? Ясно, что всё это затеяно не всерьёз, а лишь с целью его подразнить. Да и у самого него нет никаких чувств к Синицыной. Поухаживал немного за ней, как это у него водится, и тут же остыл.
  Синицына проследовала в учительскую, а Жигадло вернулся к Свете.
  - Ну как? - посмеивался он. - Видела его? Ведь чуть не лопнул от злости.
  - А если бы она согласилась пойти с вами в ресторан? - спросила Светлана.
  - Не ревнуй, Светик. Я ведь не простой смертный, а учитель, поэтому у меня всегда найдётся предлог для отказа. "Ах, совсем забыл! Мне же к завтрашнему дню обязательно надо проверить контрольные! Давайте отложим посещение ресторана на следующую неделю". Так не забудь, что я приду к чаю... или к кофе. После третьего урока. Что-то я подсел на кофе, а ведь прежде очень любил чай.
  - Я тоже любила чай, хорошо разбиралась в его сортах и качестве, запах у хорошего чая был особенный. А сейчас предпочитаю кофе, пусть даже очень слабый. В чай добавляют что-то нехорошее. Запаха никакого нет, а красителя много. Прежде долька лимона совершенно обесцвечивала чай, а теперь она разве лишь самую малость изменяет его цвет. Значит, там сплошная краска.
  Сегодня Светлана уже легче переносила мысль о "минуте позора". Может, ей помогла восточно-русско-международная мудрость, о которой она поведала Любашиной, может, она успокоилась на мысли, что не она скажет, что ей премии не полагается, а за неё это скажут. Но "минута позора" её, и не только её, настигла внезапно, хотя и по другому поводу, правда, по близкой теме. Не успела она дойти до середины коридора, как оглушительно загремело радио.
  - Предметники, заполните свои бланки для стимулирующей оплаты. Не забудьте подсчитать, сколько консультаций вы дали. Дети должны обязательно расписываться за каждую консультацию, - на всю школу звучал голос старой учительницы русского языка Сидоровой.
  Светлану обожгло стыдом. Эти подписи мучили её каждый раз, когда она подавала тетрадь учёта консультаций детям.
  - С ума, что ли, она сошла?! - спросила Серёгина, у которой возникло то же чувство.
  Многие учителя переглядывались столь же растерянно.
  - А я-то всегда говорю детям, что подписи нужны для того, чтобы сразу было видно, кто посещает консультации, то есть старается улучшить свои оценки, а кто нет, - сказала Света. - А тут прямо на всю Ивановскую брякнули про деньги.
  - Куда мы катимся? - задала риторический вопрос подошедшая к ним Пронина. - Уже без всякого стеснения объявляют, что в школе установлены товарно-рыночные отношения. Дал консультацию - получай премию. Словно без денег мы не отвечаем на вопросы детей.
  - Да уж, - согласилась Любашина. - Ведь у нас на каждой перемене бесплатные консультации.
  - А дети подумают, что мы за каждое слово получаем деньги, - добавила Серёгина. - Стыд какой!
  По урокам большинство учителей разошлись в подавленном настроении, чувствуя себя униженными.
  - Светлана Николаевна, а разве за консультации вам платят деньги? - осведомился Григорян.
  - А твои родители работают бесплатно? - спросила у него Таня.
  Светлана почувствовала счастье, что сейчас у неё одиннадцатый класс с разумными детьми. Наверное, многим её коллегам в эту минуту приходится отвечать на подобные вопросы.
  - За консультации платили всегда, правда, очень мало, - сказала она. - Пока я не поняла, новый способ оплаты лучше или хуже прежнего, потому что нам в этом году ещё ничего не заплатили.
  "По старому методу деньги были маленькие, но мне бы их начислили, а теперь мне не видать вообще никаких денег", - подумала она.
  На том тема об оплате консультаций и закончилась, а когда после звонка дети выходили из класса, Оксана сказала:
  - Светлана Николаевна, вы сегодня очень хорошо выглядите.
  Светлана это понимала по некоторым взглядам, которые учителя бросали на её наряд. Хорошо, что они не говорили вслух о её преображении, а то это доказывало бы, что они считали её "толстой женщиной в старой куртке".
  На перемене она вспомнила о подписях за замены уроков и пошла в кабинет физики. Там у журнала уже теснились пять человек, а Новикова разговаривала с кем-то по телефону.
  - Какое сегодня число? - спросил Киселёв. - У меня была замена в шестом "а".
  Англичанка Потапова пожала плечами.
  - Кто знает, - медленно проговорила она.
  Социальный педагог решила дать более определённый ответ.
  - Что начальство скажет, то число и будет верным, - меланхолически сказала она.
  Сквозь общий хохот было слышно, как Новикова сдавленным голосом извинялась:
  - Нет-нет, я не над вами смеюсь. Просто здесь дети... Эй, потише! Расписывайтесь поскорее и уходите!.. Простите, знаете же, что дети... это дети...
  Учителя тихо давились от смеха.
  - Анастасия Дмитриевна! - возмущённо обратилась Новикова к Гжеловой, убирая телефон. - Что вы со мной делаете? У меня скоро аттестация, я беседую с методистом, а вы... Извините уж, пришлось сослаться на детей. Не могу же я сказать, что это социальный педагог вздумала шутить.
  - Так какое сегодня число? - повторил вопрос Киселёв.
  Часто даты вылетают из головы, едва о них зайдёт разговор, особенно если думаешь о чём-то другом. Видимо, так было и со многими, со Светланой тоже, хоть она и записала с самого утра сегодняшнее число на доске. Впрочем, может быть, именно поэтому она о нём начисто забыла. Стоит число в верхнем правом углу доски - о нём можно уже не думать. Но Света подозревала, что кое-кто умышленно не хотел помочь Борису Марковичу, желая хоть этим отомстить ему за подмётные письма, отравляющие жизнь не только администрации, но и учителям.
  - На доске написано, - ответила Новикова. - Неужели так трудно поднять глаза?
  Было заметно, что этот случай Киселёв занёс в ячейку памяти с надписью "Издевательства".
  Восьмой класс, как Светлана и надеялась, не задавал ей вопросов о стимулирующей оплате, зато, получив назад тетрадь с проверенной работой, Туран задал вопрос на другую тему.
  - А почему здесь ошибка?
  За домашнюю работу Светлана не ставила оценок, потому что они были бы несправедливы. Некоторые родители возмущались этим, хотя она и объясняла свою точку зрения. Хороший, или пусть не хороший, а просто старательный ученик, выполняет её сам, поэтому может ошибиться. И как быть? Ставить ему оценки много ниже, чем бездельнику, списывающему решение с вредных книжек под названием "Готовые домашние задания"? Или ставить оценки родителям, которые помогают сыну или дочери решать примеры и задачи?
  - Почему здеь модуль? - спросила Света. - Как здесь может стоять модуль? Для чего он?
  Туран явно не пользовался решебниками, но так же ясно было, что он воспользовался тетрадью одноклассника и не разобрал чужой почерк, что было заметно по многим другим признакам.
  Мальчик задумался, сосредоточенно изучая тетрадь, а учительница начала урок с решения устных примеров, заранее записанных на доске. Максим Степашин так часто поднимал руку, что мог бы её не опускать. Светлана понимала, как хочется ему ответить, тем более что для него это были очень лёгкие примеры, сочувствовала ему, но надо было уделять внимание всему классу, а его полезнее было потом вызвать к доске и дать более сложный пример.
  - Светлана Николаевна! - воскликнул Туран, перебивая отвечавшую девочку.
  - Не мешай Анжелике, - призвала его к порядку учительница, что было сейчас, при его настроении, бесполезно.
  - Но, Светлана Николаевна, я хочу сказать, - не унимался осенённый догадкой мальчик. - Может, здесь не модуль, а скобки?
  - А может, тот, у кого ты списывал, таким образом обозначил длину? - подсказала ещё один вариант Света.
  - Почему я списывал? Я сам решал. Докажите что я списывал.
  - Светлана Николаевна, а ведь он прав, - заявил Максим, раздосадованный тем, что его поднятую руку не замечают. - Когда кого-то обвиняют, надо иметь доказательства.
  - Какими же все стали знатоками прав и законов! - как бы удивилась Светлана. - Слово нельзя сказать без того, чтобы тот, кому это слово неприятно, не привёл какое-то положение закона! Но мне ничего доказывать не надо, ведь Туран сам доказал, что списывал. Если бы он решал сам, то смог бы объяснить, скобки у него стоят, модуль или длина. Если есть желание, то на перемене можете найти, у кого он списывал. Ищите тетрадь, где в подчёркнутых мной местах такая же небрежная запись... Не сейчас!.. Продолжим урок.
  Максим ухмыльнулся, признавая её правоту, а Туран насупился, но возразить было нечего.
  На перемене, как и было обещано, пришёл Жигадло, потом с чашкой и пачкой печенья появилась Пронина. Карасёва влетела в кабинет позже всех.
  - Задержалась из-за Сидоровой, - объяснила она.
  - Объясняли ей, что не надо объявлять по радио об оплате консультаций? - предположила Света.
  - Какое там! - отмахнулась Людмила Аркадьевна. - С ней давно уже поговорила Серёгина. Это же надо додуматься! Теперь дети уверены, что мы гребём деньги лопатами. Но сейчас разговор был не об этом. Ирина Сергеевна сказала, что её осадили дети её класса и стали жаловаться на Красовского. Оказывается, он объявил двум лицейским одиннадцатым классам, у которых ведёт, что результаты экзамена зависят от него, чтобы они не надеялись на шпаргалки, что он лично позвонит организаторам ЕГЭ той школы, где они будут сдавать экзамены, и попросит следить за ними построже. Дети, конечно, испугались и стали спрашивать у классных руководителей, правда ли это. Мы сейчас в коридоре слушали Сидорову и все до одного возмущались. Что он о себе возомнил?! У него мания величия!
  - Да уж, - согласилась Пронина. - Куда-то его не туда занесло. Каким это образом он будет лично распоряжаться экзаменами? И откуда он знает, какие организаторы и из какой школы будут сидеть с нашими детьми?
  - Распустился Красавчик, - подвёл итог Жигадло.
  У Светланы были вполне приличные отношения с Красовским, экзамены по химии её не касались никаким боком, поэтому она могла взглянуть на этот поступок учителя с иной точки зрения.
  - А по-моему, он это сказал только для того, чтобы заставить их учиться, - предположила она. - Захотел напугать детей, чтобы они не ленились.
  - Напугать он захотел! - повторила Карасёва с негодованием. - Если все будут так пугать, то на нас накатают очередную жалобу.
  - Или сразу несколько, - уточнил Михаил Борисович. - Учителя, мол, так запугивают детей, что от страха они не могут освоить материал.
  - Примите срочные меры, - добавила Людмила Аркадьевна.
  - А пострадавшим ученикам в виде компенсации за моральный ущерб поставьте в году пятёрки, - докончила Светлана. - Ведь именно пятёрок добиваются, когда жалуются на учителей.
  - На нас так часто жалуются, что иногда боишься сделать замечание, - сказала Вера Ивановна. - Уже теряешься, что говорить можно, а что успели запретить. У меня вчера во время урока вышел один разговор. Прежде я бы и не задумывалась, способен он привести к неприятностям или нет, а теперь поневоле ждёшь плохого. Детей ведь надо не только учить, но и воспитывать, при каждом удобном случае заставлять задумываться о своём поведении, взглядах. Ведь так? Во всяком случае, я привыкла, что так должно быть.
  - А что вы сказали детям? - не выдержала Света.
  - Весь разговор передавать не буду, он сейчас не имеет значения, но мальчик объявил мне: "Я себя ценю". А я отвечаю: "Хорошо, если ты знаешь себе истинную цену, а то ведь можно себя и переоценить". Кое-кто задумался, а девочка согласилась: "Да, можно". Я продолжаю: "Полезно для жизни и порой необходимо не стушёвываться, не считать себя хуже других, не быть излишне скромным. Быть скромным - очень хорошо, но не надо в этом переусердствовать. Однако если человек начинает считать себя исключительным, много выше других, если в нём слишком развита самонадеянность, а оснований к этому нет, то со стороны это выглядит смешно и глупо. Люди ведь видят его истинные знания и способности, а не то, что он о себе возомнил". Я даже не удержалась и привела в пример певцов и певиц, у которых голоса совсем нет, которые еле шепчут или пищат, но при этом объявляют на весь эфир, что они звёзды, и, что ещё хуже, сами в этом уверены.
  - Пример правильный, но современным детям он непонятен, - решил Жигадло. - Они выросли на этой безголосице и убеждены, что такими и должны быть голоса у певцов.
  - Но те из них, кто посещает оперу, слушает сильные голоса, с вами согласятся, - возразила Светлана. - Может, до этого им не приходило в голову, что и на эстраду надо выходить, имея голос, а после ваших слов об этом задумаются.
  - А насчёт жалоб... - напомнила Карасёва об опасении старой учительницы физики. - Ведь всё зависит от того, насколько вас поняли. Я имею в виду не именно этот случай, а говорю вообще. У некоторых большая часть слов пролетает мимо сознания, а оставшимся могут придать совершенно неправильный смысл. Притом учтите, что многие плохо знают русский язык. Поймёт такой лишь малую часть из вашей речи и пожалуется: "А наша физичка сказала мне, что я не должен себя ценить, потому что надо мной смеются". И никто не спросит у вас, что вы говорили на самом деле.
  - Живё м с оглядкой на то, что нас не так поймут, - горько заключила Пронина. - Буду надеяться, что никто за проведённую беседу на меня не пожалуется, а то мне и без того достаётся. Слишком я, по мнению администрации, строго оцениваю знания детей. Какое так "строго", если я двоечникам ставлю тройки, а многим троечникам - четвёрки. И теперешние отличники в прежние времена отличниками бы не были.
  Разговор, как обычно, походил на сетования об изменившихся порядках.
  - Утешимся тем, что нам выдадут стимулирующее вознаграждение. - Людмила Аркадьевна хотела придать беседе более жизнерадостную окраску, но взглянула на Светлану и осеклась.
  - Не утешайтесь раньше времени, - посоветовал Михаил Борисович. - Я убеждён, что меня на собрании ждут большие неприятности. Я ведь учитель биологии, но ещё веду ОБЖ, вожу детей на разные конкурсы, к тому же ещё и заместитель директора по технике безопасности, провожу консультации чуть ли не каждый день, а у лицейских классов это профильный предмет, поэтому в девятых классах консультации идут как подготовка к ГИА и оцениваются в два раза выше, чем обычные консультации, а в одиннадцатых - как подготовка к ЕГЭ и оцениваются в пять раз выше. Представляете, какая набегает за всё это сумма? Да ведь на собрании меня уничтожат! Я за каждый балл могу отчитаться документально и также за каждый вид, как говорится в Критериях, "работы, не связанной с прямыми функциональными обязанностями". Но разве это втолкуешь тем, кто будет возмущаться.
  - Завистники, - дала им определение Светлана.
  - Да, Светик, завистники, иначе не скажешь. Обязательно будут кричать, почему это мою работу оценивают так высоко, а у них премия получается в семь раз меньше.
  - Я тоже чувствую, что сегодня будет базар, - согласилась Пронина. - У меня премия будет маленькая, но драться из-за неё я не собираюсь.
  - Лично я только отчитаюсь в своих баллах, а ничего лишнего говорить не буду, - сказала Карасёва. - Мне хватает того, что получилось. Чужие деньги мне не нужны, но свои я буду отстаивать. Пусть только кто-нибудь придерётся ко мне, что я начислила лишнее! Я честно заработала свои баллы и деньги за некоторые виды работ. Раз я председатель методъобъединения, мне за это полагаются три тысячи. Я не краду эти деньги. Такая сумма записана в Критериях. А если кто недоволен, то пусть берёт эту обузу на себя. Не очень-то Сорокина любит себя загружать, а я готова уступить ей председательство, ей или кому-нибудь ещё. И показатели учёбы у меня выше, чем у Сорокиной, и это моя заслуга. А она выдумала, что у меня, оказывается, сильные классы. Я их себе отобрала, а ей, бедной, оставила слабые. Может, у меня классы сильнее, я не отрицаю, но ведь сильные классы надо заслужить, за них надо бороться, отстаивать их, грызться за них. К тебе, Света, это тоже относится.
  Светлана поймала красноречивый взгляд Прониной и пошутила:
  - Не могу грызться, пломба может вылететь. А в этом деле не зубы нужны, а клыки, как у тираннозавра.
  - Поэтому ты и осталась без премии. Пропали деньги, - сказала Карасёва, остывая.
  - Деньги не пропадут, - утешила её Светлана. - Кому-нибудь всё равно достанутся. А если все начнут устраивать битвы за сильные классы, то в школе невозможно будет работать. Чтобы был мир, кто-то должен уступать. Но что это мы о грустном?
  - Потому что каждый, хочет он того или нет, думает о премии, - объяснил Жигадло.
  - Вернее, признаётся он в этом себе или нет, - поправила его Карасёва. - Деньги заботят всех. Но те, у кого выходит большая премия, боится, что из-за этого к нему будут придираться те, у кого премия получается маленькая, боится, что его обвинят в том, будто он присвоил себе лишнее.
  - Какое счастье, что я тихо-мирно буду заниматься с Шуриком! - заявила Светлана. - В первый раз рада, что иду туда аж на два часа.
  - Разве явка не обязательна? - засомневалась Пронина, кажется, позавидовавшая Свете.
  - Для учителя обязательны уроки, они, можно сказать, священны, - напомнила Светлана. - А деньги должны оставаться на втором-третьем месте.
  Жигадло захохотал и наконец-то вспомнил об анекдоте, который специально приберегал для этого чаепития. Учительницы, как всегда, не подали виду, что им неприятна основная неприличная часть, но оживились, когда услышали вывод.
  - Хорошо подходит к сегодняшнему собранию, - отметила Светлана.
  - Хоть зачитывай его в начале собрания в качестве эпиграфа, - отдала ему должное Карасёва.
  - Вам, Михаил Борисович, надо было сразу приступать к заключительной части, - посоветовала Пронина.
  - Будет не тот эффект, - заверил её Жигадло. - Анекдот, конечно, с некоторой... вольностью, изюминкой, так сказать, но неплох.
  После ухода коллег Светлана подумала, сколько при наличии постоянного кабинета высвобождается времени. Прежде перемены едва хватало ей на то, чтобы сдать ключ, получить другой, перейти в следующий кабинет, притом надо учесть, что приходилось то спускаться на первый этаж, то подниматься, а это тоже занимает время. А теперь она между уроками проверяет часть тетрадей, отвечает на вопросы детей, успевает переговорить со многими коллегами, доска у неё всегда готова к началу урока. И она от всего сердца пожалела учителей, мыкающихся по школе.
  Карасёва вновь открыла дверь.
  - Светлана Николаевна, за разговорами забыла тебе сказать. Ты сегодня потрясающе выглядишь. Целый день на тебя любуюсь.
  После этого она окончательно исчезла.
  Света не приняла её слова за пустой комплимент. Она чувствовала, как ладно сидят на ней джемпер и юбка, притом по ощущениям казалось, что это не в первый раз надетые вещи, а уже привычные.
  "А всё из-за противного Анатолия, - подумала она. - Если бы не его гадкий язык, я бы так и продолжала или носить старьё, или покупать дешёвку в подземном переходе. Правда, деньги были бы целее".
  Но если она почти успокоилась и старалась гнать от себя мысли о собрании и "минуте позора", то не так обстояло дело с другими.
  - Как же бессовестно учитывают успеваемость! - жаловалась Сергеева. - Никого не интересует, кто вёл плохой класс раньше. Пусть он попал к учителю всего три месяца назад, а спрос только с нового учителя. Сколько же нервов мне стоила попытка добиться справедливости! Словно стучусь в глухую стену. А если оставить всё как есть, то учителя так и будут спихивать друг другу слабые классы, а иначе лишатся премии. Но ведь кто-то всё равно должен учить этих детей. Ведь правда?
  - Детей никуда не денешь, пусть они самые что ни на есть "никакие", - согласилась Света.
  - Поэтому при учёте качества знаний надо делать скидку на такие классы. Почему учитель, которому эти классы навязали, должен страдать, а тот, который от них избавился, - получать повышенные премии?
  Светлана была с этим согласна, но, поскольку добиться справедливости не было никакой возможности, усилием воли сохраняла относительное спокойствие и подавляла естественное возмущение.
  - Почему вы не боретесь? - не унималась Сергеева. - Вам ведь тоже бессовестно спихнули седьмой "а".
  - Бесполезно, - ответила Света. - Вы хоть облейте себя бензином и подожгите, а всё равно на ваших похоронах ни у кого не возникнет подозрения, что с вами обошлись несправедливо.
  Марина Александровна с некоторым испугом отнеслась к такому предложению. Мысль о самосожжении никогда её не посещала.
  - Вот и будете теперь оставаться без премии, - заключила она в сердцах.
  Этот разговор не был приятным, как не бывает приятно ничьё возмущение, как бы ни было оно оправдано, однако, прислушиваясь к беседам, Светлана вскоре увлеклась сравнением разных точек зрения на один и тот же вопрос. Все учителя понимали, что впервые не кто-то за их спинами будет непонятным образом распределять деньги, а наконец-то именно от них зависит, какую премию каждый получит, поэтому все мысли поневоле обращались на пункты, записанные в Критериях.
  - Я же вам говорила о том, как подскочило качество знаний у Колесовой? - спросила Серёгина тоном утверждения.
  - Да, - подтвердила Светлана.
  - Ко мне сейчас подходила Новикова. Ведь она председатель методъобъединения физиков и математиков. Спросила, не подтасованы ли результаты. Мы с вами учителя, поэтому нам незачем друг другу лгать. Конечно, у всех результаты подтасованы. Как может быть иначе, если нам запрещено ставить двойки? Но у Колесовой... Как может выйти восемьдесят один процент качества по математике? Возможно, чтобы почти все дети вдруг стали получать только пятёрки и четвёрки? Это ведь не изобразительное искусство или МХК, где оценки ставятся просто так.
  - И что?
  - А что я могу ответить? Даже в сильных классах это слишком высокий результат, а у Колесовой классы слабые. Но не могу же я всё это высказать своими словами. Я посоветовала обратиться к ней самой. Пусть поделится секретом, как в старших классах за три месяца можно из двоечников сделать отличников.
  - А Новикова?
  - Не знаю. Наверное, решила не поднимать этот вопрос. Колесова, вроде, ничего, с ней можно разговаривать нормально, но всё-таки она подруга Землянской, а с завучем никому не захочется ссориться. А вообще-то здорово получается с этими Критериями. У физиков показатели всегда высокие. Обязательного экзамена нет, физику для сдачи выбирают очень немногие, а те, кто выбирает, разумеется, её учат. Вот у самой Новиковой и получается результат больше семидесяти пяти процентов. А раз математику должны сдавать все, она понимает, что восемьдесят один процент - непомерно завышенное число. В каком же неравном мы положении! Хоть бы в Критериях разделили тех, кто ведёт предметы, по которым экзамен обязателен, и тех, у кого экзамены по выбору. А для химиков и биологов тоже внесли бы пункты, где указаны лицейские и обычные классы. Киселёв лицейские не ведёт, он не связан с экзаменами, однако он на равном положении с тем же Жигадло, у которого классы сдают экзамен по биологии. Разве это справедливо? Хорошо хоть догадались умножать на коэффициенты результаты учителей географии, музыки, иностранного языка. Но всё равно, как ни умножай на коэффициенты, а за качество знаний они получат больше баллов, чем учителя, у которых обязательный экзамен... о Колесовой я не говорю. А наши англичанки встали в позу и всем жалуются, что их этими коэффициентами оскорбили.
  Зато Светлана, давным-давно успокоившаяся на мысли, что ей премии не полагается и не надо огорчаться по этому поводу, с огромным удовольствием прослушала сетования англичанки Зельдиной.
  - Как же нас унизили! - пожаловалась Анна Васильевна. - У меня качество знаний больше восьмидесяти процентов. Я бы получила за это пятьдесят баллов. Если каждый балл по тысяче, то это пятьдесят тысяч. А я должна умножать на коэффициент. У меня отбирают треть этих денег. Треть! Разве это справедливо? Чем наш предмет хуже других? Или его легче преподавать? Попробовали бы сами.
  У Светы вертелся на языке язвительный совет: на первом же совещании в Методцентре, когда там соберутся представители всех школ района, выдвинуть предложение сделать экзамен по иностранному языку обязательным. Но она сдержалась. Не хотелось обижать женщину.
  Карасёва тоже была недовольна коэффициентами, и это было видно, однако отвечала обращавшимся к ней учителям, что, возможно, это справедливо.
  - Ну, Светик, чувствую, что предстоит кровавая битва, - сказал Жигадло. - Все только и говорят о Критериях и недочётах в них. Я уже высказывался о консультациях, но моё мнение не учли. Кто-то позовёт одного ученика, посидит с ним пять минут и отпустит. А ему за это полагается полноценный балл, а если это подготовка к ЕГЭ или ГИА, то два балла. О пяти я уже не говорю, потому что с профильными предметами такая халтура невозможна. А вот я сижу полный урок, а то и два урока с двадцатью учениками и, если это не подготовка к ЕГЭ, получаю тот же один-единственный балл. Ты считаешь это справедливым? Есть разница: работаешь с целым классом или одним-двумя детьми?
  - Михаил Борисович, это сложный вопрос, - замялась Светлана. - Когда зазывают ученика, дают расписаться и через десять минут отпускают, это обман. Но лично я люблю работать не с двадцатью учениками, а с двумя-тремя. С ними хоть какой-то эффект есть. Я не ленюсь, пытаюсь им объяснить непонятое, они выполняют на доске то, что я даю, усердно работают, а я слежу за ходом их мысли, могу их вовремя поправить или направить на нужное решение. А что я могу сделать на консультации с двадцатью детьми их разных классов? Дать что-то написать или переписать? Ответить на индивидуальные вопросы? Конечно, отвечу. Но у всех разные вопросы, поэтому, когда я отвечаю одному, другие без толку ждут или кое-как решают то, что я дам им второпях, чтобы не теряли время. Но, ответив на вопрос очередного ученика, я не смогу отработать с ним эту тему, ведь для этого надо решить хоть несколько примеров, притом полезно, чтобы учитель следил за ходом решения и заметил ошибку вовремя, а не тогда, когда ученик совсем запутался и ничего не смог решить или же решил безнадёжно неправильно. Полезна индивидуальная работа, а возможна такая работа с двадцатью учениками из разных классов, пришедшими с вопросами по разным темам?
  - Возможно, ты права, - согласился Жигадло. - Об этом я не подумал. Всё-таки у нас разные предметы. Но когда учитель просто получает для отчётности нужную подпись и сразу отпускает ученика, это безобразие.
  - Конечно, безобразие, - подтвердила Светлана.
  - Я видела, как от вас только что отошёл Михаил Борисович, - подошла к ней Пронина. - Насчёт баллов за консультации? Он и со мной об этом говорил. Знаете, все любят осуждать других, пусть лучше на себя посмотрит. Если к нему на консультацию приходит хоть один ученик выпускного класса, он автоматически оценивает её в пять баллов. Это, мол, подготовка к ЕГЭ в рамках базовой школы. А какая это подготовка, если он всего лишь даёт переписать проверочную работу? Себе он такое прощает, а других осуждает.
  Замечание было справедливым.
  - Так что поменьше бы все друг к другу придирались, - заключила Вера Ивановна. - У самих грехов в избытке. А моя молодая выдала качество знаний больше... по секрету вам скажу... восьмидесяти процентов! Как вам это? А я лучше получу низкую премию, но не буду выставлять сплошные четвёрки и пятёрки. Больше пятидесяти процентов я кое-как набрала, ничего другого мне не остаётся делать, ведь если будет меньше, с меня вычтут шестьдесят баллов, а главное, вновь вызовут к Даме и они с Землянской начнут меня пилить. Но это предел. Поднимать качество выше я не согласна. Я и без того превратилась в художника - рисую незаслуженные оценки. Пусть сначала равномерно распределят сильные и слабые классы, а уж потом сравнивают, у кого из учителей качество выше. Я это уже не раз говорила нашей администрации, но меня словно не слышат. Как удобно сбросить кому-то самое барахло, а потом объявлять, что это учитель плох!
  - Несправедливостей полно, - сказала учительница физкультуры Ласкина. - Извините, что вмешиваюсь, но вы говорите громко и я слышала. А меня возмущает, как оценивается работа в выходные и методические дни. Почему такая разница? Нам ни за выходной, ни за методический день не платят. Почему же воскресенье учитывается, а методический день считается обычным рабочим, но без оплаты? А как низко оценивается участие в проведении мероприятий! На уровне школы это всего один балл. Мероприятие может длиться по три-четыре часа, а оплачивается так, словно это сорокаминутная консультация. Если сама его организовываешь на уровне школы, то получаешь десять баллов, но если работаешь под началом организатора, то тебе полагается только один балл. А каково получить всего один балл, если потратишь на такое мероприятие свой методический день?! И ведь не учитывается, сколько часов проработал. Ещё хорошо, если час-два, а если пять часов?
  - Когда провожаешь детей на пробный ЕГЭ или ГИА, то у нас тоже не учитывают, что на это тратится весь день, - сказала Светлана. - Пока дети собираются возле нашей школы, пока отвозишь их в школу, где они должны писать, пока дождёшься, когда последний ребёнок сдаст работу и выйдет из аудитории, да ещё назад детей надо отвезти. Полный рабочий день, а получишь... Хорошо, если получишь хоть один балл. Раньше, если это был методический день, вообще ничего не полагалось, даже отгул во время каникул. "У нас шестидневная рабочая неделя, - отвечали. - Да, вам за этот день зарплату не платят, но всё равно это официальный рабочий день. Никакого отгула вам не полагается".
  - Мне это хорошо знакомо, - сказала Ласкина. - Я ведь тоже вожу детей на разные соревнования.
  - А хуже всего, когда у тебя нет ни девятых, ни одиннадцатых классов, ни тех, для которых проводится олимпиада, а тебя заставляют идти с чужими классами, потому что их учительница по какой-то непонятной причине не может тратить свой выходной, - припомнила Света прежние обиды. - И отгул не получишь, и даже нет утешения, что помогаешь собственным детям. Я ни разу не сумела от этого отвертеться. Есть свои классы, нет их, а всё равно приходится идти.
  - Зато кое-кого невозможно заставить пойти с детьми, - заметила присоединившаяся к ним Серёгина. - Семакова каким-то образом умеет этого избегать.
  "Её боятся тронуть, - ответила Светлана мысленно. - Она и сама хвастается, что умеет так кричать, что от неё сразу шарахаются. Только это не крик, а скорее истеричный визг".
  - А справедливо вычитать баллы с классных руководителей, если из их класса уходит кто-то из детей? - напомнила Серёгина ещё один возмутительный пункт. - Семья переехала на другой конец Москвы, а классного руководителя за это наказывают.
  Такие разговоры велись на всех переменах, но если сначала они были спокойными, то к концу дня волнение перешло в нервозность, а нервозность достигла максимума. Проведя последний урок, Светлана поспешила уйти из школы, во всё время пути до входной двери опасаясь, как бы её не остановили и не заставили присутствовать на собрании. Только отойдя от школьного двора подальше, она почувствовала, что её отпускает напряжение. Теперь нельзя было отвечать на звонки с неизвестными телефонными номерами, ведь её могли призвать обратно по мобильнику. Вот после половины четвёртого или, скорее, четырёх ей можно было не бояться.
  Некоторые часто повторяемые выражения, хорошие, правильные, первоначально принимаемые всем сердцем, настолько затаскиваются, что вызывают отторжение или, если говорить грубо, отрыжку. Но есть такие стойкие, что их каждый раз ценишь словно впервые. "Человек - создание непостижимое" - одно из них. Светлана не произнесла его ни вслух, ни про себя, но с полным правом могла бы это сделать. Ещё вчера ей отравляла существование мысль о "минуте позора", и ей казалось, что отголосок этой минуты будет преследовать её до конца года, если не до конца жизни, сегодня утром она будто бы примирилась с неизбежным и, наконец, к этому моменту достигла, не сказать, что равнодушия, а скорее относительного спокойствия. Учебный день в школе закончился, но ей ещё предстояло два часа заниматься с надомником, однако это её уже не пугало, поскольку "нехорошая" квартира утратила свои вредные для здоровья свойства. Будет ли Шурик увлечённо работать или полулежать на столе, бессильно в умственном и физическом смысле, не от неё зависело. В любом случае ей придётся вести уроки, примериваясь к его состоянию, но сама она не будет ни терять сознания, ни "выходить из собственного тела". Благодаря этому Света думала о вещах, не относящихся к школе, причём, именно о вещах.
  "Вчерашнее приобретение было удачным, - рассуждала она. - Джемпер и юбка явно произвели впечатление, но я убеждена, что и остальные вещи не хуже. Не буду надевать их завтра, иначе получится, что я как бы хвастаюсь покупками, а приду в том же наряде, но на следующей неделе надену к этой же юбке новую блузку и, если будет холодно, захвачу с собой безрукавку. Совсем замёрзну - застегну её, не совсем - не буду застёгивать, а станет жарко - сниму. Так, постепенно, введу в употребление все обновки. А если эта скотина, что живёт напротив, встретится мне сейчас, то увидит... Увы, увидит только часть юбки, по которой не определишь, новая она или совсем нет, и старую куртку. Толстая женщина в старой куртке. Вот зараза! Хоть бы слово "толстая" поменял на "представительная" или "статная", или хотя бы "полная", всё-таки не так режет слух. Можно было бы сказать "тучная", но выйдет не лучше, чем "толстая". Хорошо ещё, что не сказал "жирная". Надо обязательно худеть. Лучше было бы лечь на операцию по удалению щитовидки, как мне советовали уже много лет назад, тогда, возможно, не пришлось бы специально худеть, всё само пришло бы в норму, но у меня дома зверство. Куда я его дену на эти десять дней? А если операция будет... неудачной, то животные вообще останутся без хозяйки. И прежде у меня были те же проблемы, то есть семейные обстоятельства, и теперь. Придётся худеть при помощи умной книги, хотя, как я вчера выяснила, когда в неё заглянула, автор настоятельно советует сначала показаться врачам и, прежде всего, эндокринологу... "Толстая женщина в старой куртке". Теперь эти слова не оставят меня в покое. А как же мне нравилась эта куртка! Такая красивая! Но, наверное, она была красивая. Я всё ещё вижу её прежнюю, а другие замечают её возраст. Это как любящие друг друга люди, постоянно живущие вместе, не замечают, как стареют члены их семьи... Что за сравнение?! Куда меня занесло?"
  Светлана, к своему удовольствию, не встретила возле дома Рыбакова и, ответив на несколько неизбежных вопросов Алевтины Ивановны и её подруг, прошла в подъезд. Лифт как раз спускался вниз, и она, опять-таки к своему удовольствию, увидела выходящую из него Сабину. Ей давно хотелось поговорить с соседкой о корпорации ЛБМ, главным образом, об обналичивании накопившихся электронных денег, но с утра это желание было сильным, а после работы угасало, ведь на это требовалось время и жаль было его терять.
  - Сабина, привет. Как хорошо, что я тебя встретила!
  Бессовестная женщина не считала, что это хорошо. Она ждала, что Света вот-вот заговорит о выводе денег, и заранее приготовила ответ, но он мог вызвать вопросы и даже вселить подозрения, поэтому ей было неприятно приступать к разговору. Сегодня она поймала в свои сети только одну женщину, и то смогла выманить у неё лишь около одиннадцати тысяч. Для опытной обманщицы это была досадная неудача.
  - Давно тебя не видела, Света, - сказала она. - Всё пропадаешь в своей школе.
  - Если бы я работала в другом месте, в каком-нибудь учреждении или на производстве, то я бы приходила гораздо позже, - возразила Светлана. - Мы, учителя, после уроков можем не оставаться в школе, а брать тетради и прочую работу домой. Сейчас мне ещё бежать к ученику на надомном обучении, поэтому я тороплюсь...
  Сабина приободрилась, полагая, что разговор об ЛБМ перенесётся на будущее, но ошиблась.
  - Скажи только, как мне обналичить электронные деньги.
  - Света, а разве ты не хочешь приобрести себе ещё кабинеты? Создай клонов и будешь зарабатывать больше.
  - Мне не хватает времени на заполнение имеющихся маркеров, я сижу с ними допоздна. Куда мне больше? Вообще не спать?
  Сабине не было дела до того, спит ночами её бывшая школьная подруга или по её милости не спит.
  - А я расширилась. Вовсю приобретаю акции и уже в третий раз перевела живые деньги в компанию под большие проценты. Становлюсь... дельцом.
  - Акулой бизнеса, - пошутила Света. - Я ничего этого не хочу. Мне бы вернуть хоть часть вложенных денег.
  - Я, конечно, помогу тебе отправить запрос, но советую подождать хоть пару недель. Сейчас компания захлёбывается в заявках на приобретение акций, на выдачу кредитов и в прочем. Тебе придётся долго стоять в очереди. Может, подождёшь и сразу выведешь всё, что накопится в третьем кошельке? Тогда сумма будет солидная, и тебя обслужат быстрее.
  У Светланы возникло неприятное чувство. Она не думала, что ближайшая соседка, с которой они учились в одном классе, способна её обмануть, но было ощущение какой-то недоговорённости или чего-то другого, не менее противного. Или она ошиблась и это всего лишь отголосок переживаний из-за "минуты позора", из-за нервозности учителей перед распределением премий, из-за гадких слов Рыбакова?
  - Думаешь, так будет лучше?
  - Ну конечно! - убеждённо воскликнула Сабина. - К тем, кто вложит чуть-чуть и сразу же начинает забрасывать компанию заявками на вывод денег, относятся как к грошовым вкладчикам. Им, конечно, всё выплатят, но, согласись, что такие люди не внушают уважения. Это же выдаёт их нищету, крохоборство. Ах, я вложил аж несколько тысяч! Надо быстрее их отбить! Ты вошла в ЛБМ как солидный партнёр. Я сама так входила, сразу с крупной суммы, большей, чем твоя. Но ведь поэтому ко мне и отношение другое. Я ни в какие их дела не влезаю, хотя могла бы. Мне достаточно там работать, делать деньги, теперь вот - стать акционером, а скоро - получать доход с гостиничного комплекса. Вот и ты не роняй себя. Достойно подожди, пока накопятся ЭПС от двух месяцев работы, перейдут в третий кошелёк, и тогда выводи их. Ты и свои вложения вернёшь, и чуть-чуть получишь сверх этого, и покажешь, что доверяешь компании.
  - Можно и подождать, - согласилась Светлана.
  Она не собиралась становиться акционером, получать доход с "Каравеллы", ей достаточно было тех денег, которые пополняли её электронные кошельки, но не виртуальных денег, а реальных, а для этого ЭПС надо было обналичить. Она бы предпочла "опозориться" и вывести то, что уже накопилось, вернуть хоть часть вложенного, однако была готова подождать. Сабина давно в этой компании, знает там все ходы и выходы, поэтому её совету можно довериться. Только неприятное чувство всё равно не проходило.
  "Вот и отлично! - обрадовалась бессовестная женщина, словно бы скинувшая с плеч тяжёлый груз. - Эта дура примет на веру всё что угодно. Пару недель подождёт, потом отправит заявку и будет думать, что она ждёт своей очереди на обработку... А потом компания закроется, и я буду рыдать у неё на шее, уверяя, что по уши в долгах да ещё на мне висит кредит, а она будет меня утешать".
  Она почувствовала такое превосходство над соседкой, что решила одновременно и уязвить её, и, главное, оттолкнуть от Рыбакова. Она нарочито пристально оглядела Свету и сказала:
  - Да, ты пополнела, дорогая.
  Неприятное, но неясное чувство, вызванное разговором о великолепной корпорации, сейчас же переросло в очень ясное и ещё более неприятное, которое можно было выразить словами "толстая женщина в старой куртке".
  - Женщины после сорока-сорока пяти лет обычно полнеют, - напомнила Светлана. - Это естественно. Я прочитала, что, оказывается, жировые клетки берут на себя некоторые функции меняющегося женского организма. А у меня ещё очень большие проблемы с щитовидкой. Кстати, и мужчины с возрастом грузнеют. По отношению к животным говорят "матереют". Волк в годах ведь не толстый, а большой, мощный, объёмный. Правда, то волк, а мужчины объёмные не из-за мощи, а от жира.
  Сабина фыркнула, но продолжала начатое:
  - Всё-таки тебе надо худеть, а то ты стала слишком уж матёрой волчицей. Я этого не замечала, ведь мы часто видимся и я к твоему виду привыкла, но после его слов посмотрела на тебя как бы его глазами.
  Светлана знала, чьи слова могла услышать Сабина, но всё же спросила:
  - Чьих слов?
  - Только не подумай чего-то плохого. Он не ругал тебя, не хотел обозвать или обидеть. Но мы же с ним живём рядом, я имею в виду Анатолия, поэтому я часто прохожу мимо его двери и иногда слышу обрывки разговоров... О, нет! Я не подслушиваю! Но несколько слов всё равно сами влезают в уши. Вот я и услышала, как он назвал тебя толстухой. Точные слова - "толстуха напротив". Не знаю, что именно он хотел о тебе сказать и почему о тебе заговорил. Не буду же я останавливаться и слушать! Но теперь и я заметила, как ты пополнела. Худей, дорогая. Мы же одного возраста, а выглядишь ты... зачумлено. Совсем себя запустила. Скоро тебе и твой Базиль это скажет. А Дику, наверное, на всё наплевать. Вон как лает. Отсюда слышно.
  - Побегу, - спохватилась Светлана. - Мне надо его поскорее вывести и спешить на урок. Да, я подожду с выводом денег две недели, а потом ты меня научишь, как подать заявку.
  Сабина так и не поняла, обиделась Света на "толстуху" или пропустила нелестное высказывание мимо ушей. Некоторым людям безразлично чужое мнение о них. Если и Светка из их числа, то нелегко будет заставить её почувствовать ненависть к Анатолию.
  Светлана не подала виду, что её сильно задело это слово. Оно было гораздо хуже "толстой женщины в старой куртке". Хорошо ещё, что гадкий сосед не сказал "жирдяйка". Но особенно такое определение было ей неприятно из-за "тетёхи". Забавно было слушать, как однажды (когда учителя ещё устраивали в школе совместные посиделки, отмечая Новый год или другие крупные события) Карасёва подвыпила, не сумев соблюсти меру, и принялась рассуждать об изысканных дамах, которых она называла "англичанками", и простых, не ценящих себя женщинах, которым она дала определение "тетёхи". "Вот я англичанка, - вещала Людмила Аркадьевна, с трудом выговаривая слова, - а взглянув на тебя, Светлана Николаевна, сразу видно, что ты тетёха". Но в то время разглагольствования полупьяной бабы были смешны и жалки, а сейчас из-за "толстухи" вспомнилась и "тетёха". Иногда полусознательно сказанная колкость достигает своей цели лишь спустя годы, когда прикладывается к другой грубости.
  "Буду худеть, покупать себе дорогую, но не чрезмерно, одежду и думать об улучшении внешности, - внушала себе Светлана. - Но моей зарплаты на это не хватит. Да ещё у нас на даче председатель пустился во все тяжкие и стал придумывать никому не нужные общественные работы, за которые с каждым разом назначает всё большую плату. А не отдашь деньги - отключат электричество. В прошлом году, помимо всех взносов, пришлось дополнительно платить семь тысяч. А в это лето, как мне передали, планируется взять с нас уже по девять тысяч за основную работу и ещё не то по три, не то по пять тысяч за какое-то непонятное подключение. Но опыт показывает, что вместо пяти тысяч надо готовить десять. Обязательно к этому вымогательству присоединится электрик, а может, и ещё кто-то. Всем хочется получить как можно денег, неважно каким путём. И ведь не желают показывать ни смет, ни отчётов. Председатель прикормил себе приспешников, которые за перепадающие им крошки горой за него стоят и не дают переизбрать, и вообразил себя царём и богом. Моей зарплаты хватит оплатить дачные взносы, поборы и налоги, но ведь и в Москве существуют хапуги: водопроводчики, электрики. И ремонт в квартире необходим. А ведь у меня нормальная зарплата. Каково же пенсионерам, если они одиноки и должны рассчитывать только на свою пенсию? А к моим тратам прибавилась ещё одежда не из подземного перехода, похудение. Как я вычитала, похудеть, не нанеся вред здоровью, обходится человеку дорого. Питание должно быть строго определённым, но полноценным, а для этого придётся покупать еду гораздо более дорогую, чем сейчас. Куда ни сунься, везде требуются деньги. Неужели компания ЛБМ была послана мне свыше, чтобы удовлетворить мои новые потребности... и потребности жулика-председателя, а он уже замахнулся на большое строительство и теперь как-то по-особенному оборудует дом, свой, естественно".
  При мысли о великолепной корпорации Светлана вновь ощутила неприятное чувство неестественности, неопределённости, недоговорённости, но поспешила прогнать его, напомнив себе, что Сабина - ближайшая соседка, бывшая одноклассница, поэтому ей можно верить. К тому же, и без этой компании было от чего впасть в уныние.
  От досады на "толстуху" и "тетёху" Светлана, расставшись с Шуриком и его мамой, направилась не домой, а за курткой. Наверное, у неё было так сильно стремление перестать быть хотя бы "женщиной в старой куртке", что она отыскала-таки переехавший магазин "Куртки". В обычном спокойном состоянии она прошла бы мимо него, но сейчас глаза так и упёрлись в вывеску. Более того, войдя, она первым делом увидела то, что сразу пленило её сердце. Это было коричневое зимнее пальто с подкладкой из синтепона или чего-то подобного, но не "дутое", делающее полную фигуру бесформенной, а стройную - полной. Света терпеть не могла ещё и сильно выпуклые полосы или квадраты на таких изделиях. Ей всегда вспоминались надувные матрасы на пляже. Пальто не имело этих недостатков и казалось тонким, как будто даже вовсе и не зимним. Мех на воротнике и манжетах отстёгивался, что тоже было удобно на случай мокрого снега или снега с дождём.
  - Это пальто можно носить и как зимнее, и как демисезонное, - объяснила подошедшая к ней продавщица. - Тёплую подкладку можно отстегнуть.
  Ещё одно удобство!
  "Резанова Марина", - значилось на бирке, приколотой к отложному воротнику девушки.
  ""Резанова", - подумала Светлана, - по-видимому, означает "Рязанова" от Рязани. Какой-нибудь грамотей, оформлявший паспорт или свидетельство о рождении написал не ту букву. Так нередко бывает: Оксана вдруг оказывается Аксаной, Елена - просто Леной".
  - Материал сверху особый, - продолжала Марина Резанова. - Если приглядеться, то даже при этом свете видны маленькие блёсточки. Там, в ткани, какой-то металл. Мелкие частицы, конечно. Выглядит шикарно! А поглядите, какая отделка кожаными полосками!
  Светлану резануло слово "шикарно", но, к сожалению, оно вошло в обиход у продавщиц, особенно приезжих, и, как она знала из разговоров, у косметологов. Однако ей понравилась и необычная ткань, и узкие красивые полоски кожи, пристроченные не просто, а красивыми зигзагами и сеточкой.
  - Но оно довольно дорогое, - предупредила девушка.
  Светлана это сразу поняла, потому что оно висело отдельно от рядов с одеждой. Было ещё несколько моделей, висевших так же напоказ, но они ей не приглянулись. А указание на то, что пальто дорогое, её не обидело. У каждого человека должно быть столько денег, сколько он зарабатывает, и в этом нет ничего постыдного. Стыдно иметь деньги, нажитые нечестным путём. А уж жить на гроши, но притворяться, что имеешь возможность покупать самое дорогое, попросту смешно. Любой продавец способен сразу определить по виду покупателя, как бы тот ни пыжился, просто так он рассматривает вещь с неприличной по величине ценой, или способен её приобрести. Светлана не должна была выглядеть в глазах этой девушки выгодной покупательницей, но поскольку она не кривлялась, лишь делая вид, что раздумывает, нужно ей это пальто или она поищет получше, то ей можно было уделить особое внимание. Света это понимала.
  - Зато оно заменит сразу два пальто, - ответила Светлана. - Ещё и выгода вырисовывается.
  - Их всего несколько, а привезли только вчера, - поведала продавщица, помогая ей с примеркой. - По-моему, вам больше подойдёт другой размер. Я сейчас принесу.
  - А тяжелее, чем кажется на первый взгляд, - заметила Света.
  - Я же говорю, что в ткани частицы металла. Даже написано... вот здесь... Вот, видите, сколько процентов?
  Светлана осталась очень довольна и этой покупкой, и новой курткой, которую можно было носить весной и осенью, а можно и летом в прохладную погоду, потому что там тоже была отстёгивающаяся утеплённая подкладка. И лёгкая почти белая куртка также была ей приятна. Главное, что эти вещи можно было надевать и после похудения, ведь она не собиралась вернуть себе прежний вес, когда она была молода. И здравый смысл подсказывал ей, что это было бы неразумно, и автор умной книги заклинал "похудельцев" не делать такой ошибки, могущей стать роковой.
  Напоследок, перед самым уходом из магазина, Светлана не удержалась от вопроса:
  - Можно вас спросить? Вы Резанова. Ваши предки из Рязани?
  Она уже приготовила успокаивающее объяснение своего любопытства на случай, если девушка будет задета её интересом, но та заулыбалась.
  - Все так думают, когда читают Резáнова, а на самом деле моё имя звучит Рéзанова. Не от Рязани, а от слова "резать". У нас в роду... где-то в области пра-прадедушек-бабушек кого-то зарезали. Отсюда и Рéзановы.
  И какая же гордость прозвучала в её голосе, когда был оглашён этот исторический факт!
  Светлане понравилось, что драма, в незапамятные времена поразившая как семью, так и соседей (ведь это они закрепили это событие в прозвище, ставшем фамилией), не забылась, не затерялась, а бережно передаётся из поколения в поколение. Она ещё раз поблагодарила девушку и ушла.
  "С верхней одеждой разобрались, - размышляла она. - Пока о ней можно забыть. Постепенно наберу необходимое количество просто приличной одежды. Правда, "необходимое" - понятие растяжимое. Одни удовольствуются двумя комплектами, чтобы можно было их чередовать, и очень этому рады, а для других мало битком набитых одеждой комнат-гардеробных. Одни почти аскеты, а другие... увы, кроме слова "прорвы", мне ничего не приходит на ум. Кажется, даже выделили отдельную болезнь - зависимость от магазинов. Мне надо держаться посередине, но всё-таки ближе к аскетам, иначе мне зарплаты ни на что другое не хватит, да и на одежду тоже не будет хватать. Надо соблюдать меру в любом деле и уметь останавливаться вовремя. Но что мне точно необходимо, так это обувь. Я её ношу до тех пор, пока она или не истирается так, что невозможно подкрасить, или пока не начнёт пропускать воду... Какое меткое выражение "деньги - вода". Если ограничиваться дешёвым минимумом, то кажется, что у меня зарплата вполне достойная, но стоит только начать покупать хотя бы лишь нормальную одежду, сразу понимаешь, насколько она мала. Когда была жива мама, то нам с моей зарплатой и её пенсией было неплохо, мы могли позволить себе лишнее, но сейчас все выплаты и оплаты приходится делать лишь из одной моей зарплаты, а это осложняет жизнь".
  Её охватило знакомое чувство пустоты. Как же она привыкла делиться с мамой и мыслями, и огорчениями, и сомнениями, и творческими замыслами. Сейчас она совсем одна. Её окружает множество людей, она постоянно с кем-то разговаривает, но при этом душевно одинока. Однако, наверное, ещё хуже тем, у которых и родители есть, и муж, и дети, но при этом они духовно и душевно отделены от них, не могут ни заговорить о чём-то, кроме бытовых проблем, ни посоветоваться.
  Грустные мысли как рукой сняло, едва показался родной дом. Она шла, нагруженная двумя огромными раздутыми пластиковыми сумками, по которым сразу было видно, что она с успехом посетила магазин, а у подъезда сидят любопытные бабушки, поэтому сейчас начнутся расспросы. Но не могла же она пережидать, пока они не уйдут, так что пришлось продолжить путь. Что, собственно, особенного в её покупках? Все люди что-то носят, а покупают это (или же материал для шитья или вязания этих вещей) в магазинах. Наверное, Сабине приходится постоянно отвечать на вопросы, что она купила, где, как.
  Но Света не могла предположить, какой большой интерес вызывает именно она, а не Сабина, поэтому её покупки будут восприняты не просто как факт, а как неоднозначный поступок, из которого можно сделать определённый вывод.
  Вчера от зорких старушек не укрылось лёгкое смущение Светланы, когда на их вопрос, тетради ли она несёт или ходила за продуктами, она ответила, что зашла в "Пятёрочку", поэтому они с особенным пристрастием стали обсуждать, что же находится в её сумках, и после долгого спора пришли к единому мнению, что кое-какие свёртки не похожи на на какие упаковки из "Пятёрочки", а более напоминают профессионально завёрнутую одежду. Но это было всё-таки предположением или догадкой, но не утверждением. И всё же это позволило им рассуждать о чувстве Светланы к Анатолию, которое вынуждает бедную женщину говорить о нравящемся ей мужчине нехорошие вещи.
  Позже, когда домой возвращался Рыбаков, старушки так и впились глазами в пакеты, которые он нёс, но не решились расспрашивать его об их содержимом, а лишь задали несколько обычных вопросов, хорошо ли прошёл день и нравится ли ему установившаяся холодная, но сухая погода, и почему же так долго нет снега.
  - Девочки, а вам не кажется странным, что и Света и Анатолий вдруг возвращаются домой с покупками? - обратилась Алевтина Ивановна к подругам.
  - Со Светой мне всё ясно, - сказала первая старушка. - Женщина хочет обратить на себя его внимание...
  - Увидите, что она теперь станет модницей, - поддержала её вторая.
  - Но с Анатолием пока не всё понятно, - продолжала первая. - Рано ещё делать выводы.
  - Но возьмём на заметку его сегодняшние покупки, - проговорила Алевтина Ивановна. - Понаблюдаем за ним.
  Это было вчера. Сегодня, ещё издали увидев, что Светлана нагружена сумками, старушки радостно встрепенулись и обменялись понимающими взглядами.
  - Светочка, никак ты купила себе что-то новенькое?! - начала Алевтина Ивановна.
  - Да, пришлось, - объяснила Света. - Дик испортил мне пальто, вот я и сходила в магазин.
  - У тебя Дик, а у меня Лёшка, - посетовала старушка. - Но, как я погляжу, ты и глазки подкрасила. Или мне кажется?
  - Чуть-чуть, - подтвердила Света. - Почти только самые кончики ресниц.
  - И хорошо, что чуть-чуть, - одобрительно заметила вторая старушка. - А то намажутся так, что не поймёшь, где кончается краска и начинается женщина.
  Все засмеялись.
  - Нет, правда, - продолжала бабушка. - Ведь ни глаз не видно, лишь какие-то щели остаются, ни кожи. Молодым ещё простительно, они пока ума не набрали. Глядишь, маленькая ещё девчонка, а уже намазалась. Но она подражает взрослым и не понимает, что со стороны выглядит нелепо. А когда женщина в возрасте чуть ли не шпателем накладывает на лицо косметику... Что вы хохочете? Я ведь дело говорю.
  - Так что ты, Света, подкрашивайся, но помни о мере, - подвела итог первая старушка. - Привыкнуть к косметике легко, не заметишь, что с каждым разом станешь краситься всё ярче.
  - Да ведь ты сколько раз начинала красоту наводить и бросала, - припомнила Алевтина Ивановна.
  - Не люблю тушь на ресницах, - призналась Светлана. - Ни глаз потереть, ни посмеяться до слёз.
  - Видно, у вас в школе весело, раз вы там так смеётесь, - заметила Алевтина Ивановна.
  - Так до слёз же, - пошутила Света.
  Она была довольна, что её не заставляют перечислять покупки или, а это ещё хуже, показывать их. Впрочем, бабушки сказали напоследок, что будут ждать, когда она выйдет в новом пальто.
  К своему счастью, Светлана не знала, какие разговоры велись после её ухода, сколько было высказано домыслов и предположений. Да и некогда ей было думать о бабушках внизу, ведь у неё накопилось слишком много работы, относящейся к школе. Она была занята весь оставшийся вечер, а когда перешла к работе, относящейся к великолепной корпорации ЛБМ, то сразу вспомнила о недавнем разговоре с Сабиной и ощутила что-то неприятное, тягостное. Сначала она, по намечающейся уже привычке, хотела было обвинить в этом злой язык Рыбакова, но быстро поняла, что в изменившемся настроении виноват не только и не столько он, но и сама Сабина, нахваливающая компанию. Светлане чудилась в её речах какая-то неестественность.
  "Это называется "червь сомнения", но он говорит не в мою пользу, ведь не будет же Сабина меня обманывать, - укорила она себя за излишнюю подозрительность. - Кончится тем, что я вообще перестану доверять людям. Мне такие компании кажутся странными, а Сабина работает там давно и вон какой имеет достаток. Не все же люди с непонятным заработком бесчестны. Да и слишком уж крупные деньги я выложила, чтобы их присвоила ближайшая соседка или её подруга. Всё рано или поздно имеет конец. Если вдруг выяснится, что мои двести тысяч пропали, то с какими глазами Сабина будет со мной встречаться?"
  А утром неприятное чувство возросло до отвратительного, однако о Сабине Светлана уже не вспоминала. "Толстуха", затмившая коробившее её прежде определение "толстая женщина в старой куртке" тоже не была причиной дурного настроения, заставив всего-то раза два за всё утро назвать соседа поганым и мерзопакостным. Её ошеломил очень яркий сон о школе, настолько правдоподобный, что она долго не могла избавиться от тяжёлого чувства. Как и в реальности, в нём было множество мелких школьных дел, которые неизменно сопровождают основную работу учителя. Но не в этом заключалась суть. В конце сна Светлана пришла в свой кабинет (почему в конце, а не в начале, она, проснувшись, не поняла) и обнаружила, что там сидят дети не из её классов. Она очень удивилась и хотела было их выпроводить, но вдруг обнаружила какую-то аппаратуру на книжной стенке. Не её стенке! Да и вся обстановка была не её. Мебель новенькая, а не та, что доставалась ей после того, как ею попользовались другие учителя, более близкие к администрации. Оказалось, что в её отсутствие в её кабинет вселилась учительница математики Серёгина. Свете было обидно до отвращения. Она не знала, как ей теперь работать в этой школе, как общаться с той же Марией Александровной и прочими коллегами. Вроде, как смутно припоминалось Свете после пробуждения, она даже перешла работать куда-то в другой корпус, причём почему-то школа оказалась в одной системе с больницей.
  Мелочи, происходившие в сне, очень быстро забылись, но чувство обиды на Серёгину долго не проходило, как Светлана ни пыталась доказать себе, что глупо путать случайный сон и реальность.
  "Плохое настроение это всего лишь отголосок неприятного сна, а ещё обычная реакция на непривычное перевозбуждение из-за покупок, - сказала себе Света. - Два дня подряд я хожу по магазинам, много покупаю и много думаю о собственном преображении. Я попросту устала от впечатлений. А ещё школа. "Минута позора" прошла, но я пока не знаю, как она прошла. Вдруг обо мне высказывались не лучшим образом? И что вообще было вчера на собрании? Была великая свара, или все чинно и мирно по очереди отчитались в своих баллах?"
  Тягостное чувство не помешало ей с удовольствием оглядеть в зеркале себя и во вчерашних джемпере и юбке, и в новом зимнем пальто.
  - Дик, если ты объешь хоть край этого пальто, я... Знаешь, что я с тобой сделаю? - спросила Света.
  Собака обрадованно ждала решения своей участи. Базиль медленно переводил глаза с хозяйки на приятеля и обратно, не решив ещё, обидеться ему на невнимание к своей персоне или повременить.
  - Я с тобой не буду разговаривать до... до.... - Она вспомнила, что к вечеру ей всё равно пришлось бы помириться с впечатлительным пёсиком, принимавшим их размолвки слишком близко к сердцу, иначе от огорчения он не будет спать ночью. - До вечера я с тобой точно не буду разговаривать. Но, надеюсь, ты не додумаешься испортить мне новое пальто. А ты, Васька, молодец. Хороший умный кот.
  Базиль был удовлетворён.
  К школе Светлана подходила со смешанным чувством. Она ощущала, как ладно сидит на ней пальто, радовалась удачному эпизоду для одной из её книг, внезапно пришедшему ей в голову, и в воображении оживляла его в нескольких возможных и удачных вариантах и в нескольких очень интересных, но неприменимых для этого конкретного романа, пыталась определить, какой вариант из первой группы лучше, интереснее и более всего подходит к характерам героев, при этом она всё больше страшилась узнать подробности об отчёте по баллам, а ко всему этому добавлялось чувство обиды и отвращения к Серёгиной и ко всей школе, вызванное слишком ярким сном.
  Сегодня она вышла из дома позже, чем обычно, и в школу пришла не одна из первых. Сначала она увидела, если не считать охранника, молодую учительницу информатики. Не самая приятная встреча, если учесть, как груба была с ней эта девушка, когда выдавала ей ноутбук. Светлана поздоровалась, но встретила такой ненавидящий взгляд, что поторопилась пройти мимо.
  "Что происходит? - недоумевала она. - Чем я её обидела?"
  По пути на третий этаж она встретила двух англичанок, которые держались так, словно не были знакомы. Это было странно и тревожно.
  Светлана не привыкла приходить в школу позже восьми часов, поэтому сразу занялась приготовлением к уроку, а выглянула в коридор уже потом, когда там бурлила толпа детей. Первое, что бросилось в глаза, - отсутствие привычных группок беседующих учителей. Её коллеги всегда, идя за журналами или по другим делам, здоровались друг с другом и останавливались хоть на минуту сказать слово-другое. Но сегодня создавалось такое впечатление, будто люди друг друга попросту не видят, а те, у кого кабинеты были на этом этаже, не покидали их, словно прячась. Было ощущение, что по ошибке Света попала в чужую школу.
  После первого урока Светлана нарочно вышла в коридор. Из своего кабинета выглянула Серёгина и издали кивнула ей, приглашая к себе.
  "А я после гадостного сна чуть ли не записала её в свои враги", - напомнила себе Светлана собственную глупость.
  - Мария Александровна, что происходит? - спросила она. - Я не узнала школу. Все словно чужие друг другу, никто ни с кем не разговаривает. А эта... забыла, как её зовут... учительница информатики таким зверем посмотрела на меня, когда я с ней поздоровалась... Может, я ничего не знаю, а меня вчера на все лады склоняли?
  - Вас вчера не было, - согласилась Серёгина. - Вам повезло. Вы не представляете, что творилось на собрании. Все буквально вцеплялись друг другу в глотку. Перегрызлись, словно бешеные собаки. Я сидела тихо, проверяла самостоятельную работу, ничего не говорила, решила, что удовлетворюсь тем, что мне дадут, а драться за деньги не буду. Премии выходили просто сумасшедшие, у некоторых доходило до трёхсот тысяч. Мне дали сто тридцать тысяч, чего я не ожидала, думала, что дадут меньше. Возможно, если бы я поучаствовала в споре, то получила бы больше, но не хочется превращаться в рвача, их и без того достаточно. У нас таких премий ещё никогда не было.
  - Премии уже выдали? - не поняла Света.
  - Нет, выдадут позже, неизвестно, когда именно. Пока это лишь ориентировочные суммы. Их могут увеличить или урезать, но ненамного. От администрации сумма тоже зависит. Сколько они могут срезать? За ведение документации десять баллов, за наличие дисциплинарных взысканий двадцать баллов, за жалобы, поступившие на учителей, по десять баллов на каждую жалобу, по классному руководству пять баллов... По-моему, ничего не забыла... Вот и считайте, что могут отнять сорок пять баллов и даже больше. Но могут и начислить. Так что суммы премий пока приблизительные... Какой же стоял крик!
  - Деньги, - сказала Светлана, подумав, что Серёгина, спихнувшая ей седьмой "а" класс, благоразумно не стала упоминать о баллах за качество знаний. - За деньги люди готовы не то что удавить другого, что ещё объяснимо и иногда оправданно, но даже сами удавиться.
  Серёгина улыбнулась.
  - Хоть можно отдохнуть после вчерашнего, - доверительно призналась она, - расслабиться. У нас каждую минуту возможны неприятности, но это хоть обычные неприятности, а вчера... Радуйтесь, что вы не присутствовали на этом ужасе. А что до Заруцкой... - И она многозначительно усмехнулась. - У неё вчера после собрания была самая настоящая истерика. Она рыдала в голос.
  - А что случилось? - не поняла Светлана.
  - Она рассчитывала, что ей дадут большую премию за то, что она выполняла поручения администрации, печатала всякие бумажки. А ей дали какие-то гроши... гроши по сравнению с прочими премиями.
  - То есть, ей за дополнительную работу ничего не дали?
  - Именно. Поэтому-то она так вопила и рыдала. Она-то себе насчитала невесть сколько баллов, наверное, больше, чем у всех. Я не понимаю, почему ей не засчитали эту работу. Я сама видела, как к ней приходили с бумагами. Она, правда, в начале года сразу оговорила, что никаких бумаг печатать не будет. Это на её предшественнике ездили верхом, а она была решительна. Но потом она делала всё безропотно. Не знаю, сколько, но делала. Почему ей это не засчитали?
  - А эта дополнительная работа точно дополнительная? - спросила Светлана. - Она не включена в официальную зарплату? Раз Заруцкая сразу отказалась её выполнять, то не могло быть так, что в тарификацию внесли оплату этой работы?
  Серёгина задумалась.
  - Не знаю. Возможно. Иначе это выглядит неестественно. Всем всё засчитывают, а ей вдруг отказали. Всё возможно, ведь она бойкая девица, своего не упустит. И очень решительная. Вряд ли она согласилась бы печатать бесплатно. Я как-то не подумала об официальной оплате. Но результат всё равно один: она рыдала, кричала и... Это было ужасно!
  Светлана со стороны выглядела легковерной и ничего не замечающей, часто, в самом деле, проявляла такие качества, но всё же не была такой простодушной, какой её считали, просто предпочитала не выказывать обидную для собеседника осведомлённость. Вот и сейчас она слушала внимательно и сочувственно, однако в ней ухитрялись мирно уживаться два несовместимых мнения. "Ты тоже своего не упустишь, - уточнила ситуацию одна мысль. - Если бы ты не была уверена, что тебя не обсчитали, ты бы ой как отстаивала свои интересы!" "Как приятно, что человек не принимал участия в общей сваре, а тихо проверял самостоятельные! - твердила вторая мысль. - Звучит красиво, а выглядит достойно".
  Перед третьим уроком к Свете подошла Оксана из одиннадцатого "а" класса.
  - Светлана Николаевна, что случилось? - спросила она. - Учителя сегодня какие-то злые.
  - Скорее, усталые, - ответила Света, решив, что это слово, скрывая правду, больше всего на неё похоже. - Было очень длинное совещание, разбирались всякие учебные вопросы, а потом ведь надо было ещё проверять тетради, готовиться к урокам. Человек ведь не может не отдыхать, а они отдохнуть не успели.
  Саша из седьмого "а" класса стояла неподалёку и, оказывается, слушала разговор.
  - А зачем учителям готовиться к урокам? - спросила она. - Разве они не знают того, что должны говорить?
  Оксана никогда не задавалась таким вопросом. Она бы и хотела по-взрослому ответить семикласснице, но не знала, что отвечать.
  - Конечно, знают, - принялась объяснять Светлана, признав, что, выражение "готовиться к урокам", в самом деле, для непосвящённого звучит несколько странно. - Но ведь на уроке учитель не просто проговаривает материал, как, например, в институтах, а объясняет его, разжёвывает, приспосабливает эти объяснения именно к тем конкретным детям, с которыми у него будет урок, подбирает примеры и задачи, устные вопросы, рассчитывает весь урок по минутам: сколько минут говорить ему, сколько - спрашивать, сколько - решать примеры у доски, думает, давать или не давать в этот день и в этом классе самостоятельную или математический диктант. Если всё не просчитать, то можно не успеть сделать то, что полагается на уроке. Вот это и называется "подготовка к урокам".
  - Теперь я поняла, - сказала Саша. - Не хочу быть учительницей.
  Оксана не призналась, что тоже всё поняла, ей стало казаться, что она всегда знала, что такое "подготовка к урокам".
  - А ты хотела? - спросила она.
  - Да. Но теперь не хочу. Ещё и после работы надо работать? Зашибись!
  - Поменьше говори бессмысленных слов, - посоветовала Светлана. - Что такое "зашибись"? Нет, я, конечно, поняла, что ты имела в виду, но по общему разговору, а не благодаря этому слову. "Зашибись", по сути, означает "зашиби себя". А вы говорите "зашибись", когда хотите выразить и ужас, и негодование, и восторг, и возмущение. Попробуй вместо "зашибись" употреблять каждый раз новое слово, но не жаргонное, а литературное. Сыграй в такую игру и подсчитай, сколько разных слов ты наберёшь. Ведь выйдет не меньше сотни. А ты все эти сто слов заменила одним, сделала свою речь беднее и... более убогой.
  "Мои герои увлеклись такой игрой, - подумала она. - Здесь нужен зачинщик и хоть два-три человека, способных подхватить его затею. Как бы хотелось, чтобы и среди наших детей находились лидеры, вытягивающие их из грязи, а не толкающие в неё! Потонуть в болоте легче, чем из него вырваться, но страх перед смертью заставляет делать неимоверные усилия, а потонуть в болоте невежества, сквернословия, порока легко, это кажется естественным и приятным, потому что так живут друзья, знакомые, по-видимому, семьи, а с экранов этому почти что учат. Так стоит ли этому сопротивляться?"
  - А учителем какого предмета ты хотела стать? - спросила Светлана.
  - Или математики, или русского языка, - охотно объяснила Саша.
  Вроде, Светлана должна была привыкнуть к самонадеянности современных детей, но всё же не потеряла способности удивляться. Саша была в "отборном" (по неспособности учиться) седьмом "а" и не представляла в нём счастливого исключения. Она и математику не понимала, и писала совершенно безграмотно. Может, она и получила бы диплом за деньги (вон какие незнающие врачи каждый год выходят из институтов), но как такой учитель сможет работать с детьми? В школе, да ещё по таким ответственным предметам, не спрячешься за дипломом. Если нет знаний, это сразу выявится.
  - А ты хорошо учишься по математике и русскому языку? - с уважением спросила одиннадцатиклассница, которой долго не давалась математика.
  - По русскому - да, а математику, когда будет нужно, я выучу быстро, - уверенно ответила Саша.
  Оксана бросила на Светлану выразительный взгляд.
  - Как у вас всё легко делается в будущем, но в настоящем почему-то не получается, - сказала Света. - Идите на свои уроки, а то скоро будет звонок, и учитесь именно сейчас, не откладывая это на будущее.
  "Мне очень понравилась Терёшина, - думала она, - и мне жаль, что её затравили в школе, но эти её бездумно выставляемые пятёрки и четвёрки не привели к хорошему результату. Саша уверена, что знает русский язык. Неважно, сколько у неё ошибок в каждой строчке, ведь она верит лишь хорошей оценке. И большинство детей лишены способности разделять знания и оценку, кстати, как и их родители, взраставшие в годы Перестройки. Но я строго сужу других, а собственных грехов не замечаю. Меня заботит "минута позора" (кстати, как она прошла?), успехи и неуспехи детей, их поведение, да тут ещё противный сосед с его "толстухами", а на бедную девушку, только-только начавшую работать в школе, свалилось столько неприятностей, что она надолго заболела, я же почти не думаю о ней. Посочувствую, когда вспомню, и вновь забываю. Мне в своём кабинете очень хорошо, а если бы Терёшина выздоровела и её бы вдруг решили оставить в школе, то мне вновь пришлось бы на каждой перемене менять кабинеты. Хочу я этого?.. Если бы её благополучие зависело от моего ответа, то я ответила бы "да", но такое решение шло бы не от чистого сердца, в нём было бы больше жертвенности. Так что не стоит мне осуждать других, а надлежит покопаться в собственной душе".
  - Дети, вы скучаете по Ольге Михайловне? - спросила она у седьмого "а" класса.
  "Кто это?" - расслышала она вопрос, который задал, кажется, Стёпа Эминов кому то из соседей, на что ему ответили: "Русичка".
  Несчастная девушка так недолго у них вела, что кое-кто забыл её имя-отчество, но не это было неприятно Светлане, а то, что дети не знали, что сказать.
  - Она слишком добрая, - выразила общую мысль Малашина, и многие закивали, соглашаясь.
  "Да, это поколение сильно отличается от прежнего, - подумала поражённая учительница. - Может, в этих словах и есть значительная доля правды, ведь Терёшина слишком добра для школы, но как бездушен и холоден такой ответ, как он не соответствует детям всего лишь седьмого класса! В наше время это был бы шестой класс".
  На перемене к ней зашла Карасёва, и Светлана, прежде всего, заговорила о Терёшиной.
  - А что вы хотите от детей? - спросила она. - Мне кажется, что они вообще не способны к кому-то привязаться. Как спокойно они переходят от одного учителя к другому, меняют классы, даже школы. Это мы в их годы считали учителей и классы своими, постоянными, нам было тяжело привыкать к другим. Сейчас всё проще. Вон как меняют работу! Переходят с места на место без всякого сожаления. Чуть что не так - ищут другую работу.
  - Но каков ответ семиклассницы! "Она слишком добрая". Трезвый, расчётливый, холодный ответ.
  - Таковы современные дети. А Терёшина, как говорят, скоро выйдет и сразу напишет заявление об уходе, а на её место тут же возьмут эту студентку. Сейчас она работает временно как заместитель заболевшего учителя, а будет уже постоянным учителем. А ты не упусти момент и закрепи за собой кабинет, а то он от тебя уплывёт. Но сейчас спроси, что было вчера.
  - Мария Александровна рассказала, что была всеобщая свара. Она тихо сидела, не вмешивалась и проверяла самостоятельные.
  - Да? - насмешливо переспросила Людмила Аркадьевна. - А она не рассказала о том, что она мне ответила, когда я за тебя отчитывалась и хотела, чтобы с тебя не снимали шестьдесят баллов за чужие классы? У неё, видите ли, седьмой "а", тогда ещё шестой, землю рыл, работал, как каторжный, это у тебя он, оказывается, распустился и перестал учиться. Тут, разумеется, вмешалась Сергеева и принялась кричать о том, что бессовестно сбрасывать другим свои отстающие классы. Знаешь ведь, что ей в этом году тоже навязали двоечные классы. Шум, крик! Все пытаются свалить на других свои грехи...
  - Наверное, не грехи, а ответственность, - поправила её Светлана. - Если дети не ленятся, а попросту неспособны учиться, то ни один учитель не сможет их выправить. Но это надо признавать, а не выдумывать, что они внезапно, в одночасье потеряли знания за все предыдущие годы. Этакая узко направленная амнезия.
  - Не отвлекайся на философию! - даже рассердилась Карасёва. - Если бы сама там побывала, ты бы не так рассуждала. Так что Серёгина не просто проверяла самостоятельные, а орала, когда дело коснулось её.
  Светлану это не удивило, она была готова к такому поведению коллеги, даже подспудно ждала чего-то в этом роде, но жалко было расставаться с обворожительной ложью "тихо сидела и проверяла самостоятельные". "А ведь сон оказался в руку, - подумала она. - Но придётся делать вид, что верю в благородное поведение Марии Александровны".
  - Понятно, - согласилась она.
  - Так я ничего для тебя и не сумела сделать, - заключила Людмила Аркадьевна.
  - Я ничего не ждала. Только скажите, какое было общее впечатление от моего отчёта? Если бы я там была, мне было бы очень стыдно?
  Карасёва фыркнула.
  - Ну, Света, ты и даёшь! Да кому какое дело до твоих баллов? Вот если бы ты набрала их много, тебя бы живьём съели, поверь. А раз ты никого не обидела, набрав большую премию, к тебе никто ненависти не почувствовал. Ты бы посмотрела, что творилось с Заруцкой! А молодой физрук!
  - Про Заруцкую мне рассказали. А что с физруком? Ему тоже не засчитали лишнюю работу? Вроде, он такой... спокойный, приятный.
  - Спокойный? Приятный? - усмехнулась Карасёва. - Спокойный и приятный, когда дело не касается его лично. Ты же знаешь, что Ласкина постоянно работает с детьми: и секции у неё, и водит их на конкурсы, на соревнования, вон у неё два шкафа уставлены выигранными кубками. Она всё это включила в отчёт, и у неё набралось рекордное число баллов. А молодые учителя физкультуры сами ещё учатся в институте, заслуг у них никаких нет, а они захотели приписать себе часть достижений Ласкиной. Она воспротивилась. "Молодая", как сказала бы Вера Ивановна, я всё время забываю, как её зовут, тоже выступала против Елены Георгиевны, но у неё голос не такой громкий, а Саша так кричал, что заглушил всех. А кончил тем, что грубо заорал: "Вы лезете к нам в карман!"
  - Не ожидала от него, - призналась Света, вспоминая, как спокойно и рассудительно он говорил, когда она несколько раз его слышала.
  - Вот когда вся гадость-то из человека полезла!
  - Страшная вещь - деньги, - сказала Светлана. - Люди из-за них теряют человеческий облик. И ведь дерутся не умирающие от голода за последний грош, а всего лишь за дополнительную выплату, за премию. Её могло бы и не быть совсем.
  - А раз она есть и её можно самим регулировать, то её и пытаются увеличить всеми способами, - ответила Карасёва. - Свалка была всеобщая, не знаю уж, каким чудом не дошло до драки. Учителя таких предметов, как ИЗО, музыка, пробовали доказать, что несправедливо умножать баллы на коэффициент и что у них не может быть консультаций и работы, не относящейся к деятельности учителя, поэтому у них получаются крошечные премии...
  - А кто им мешает организовывать конкурсы хотя бы на школьном уровне, а при желании - на межрегиональном? - подсказала Светлана в шутку, но Карасёва восприняла это всерьёз.
  - Вот именно! Ласкина это делает, вот пусть и они возьмут с неё пример. А ещё могут сопровождать детей на экскурсиях. И ведь к ним с этим никто и не подумает обратиться, потому что знают, что тут же начнутся отказы, отговорки. А что они вообще-то хотят? Чтобы обучение рисованию сравняли с обучением хотя бы твоей математике? У них и без того стопроцентное качество, а математикам такое не приснится. Даже я, историк, не высказываю своего мнения по этому вопросу, а уж история гораздо выше рисования.
  - Когда-то рисованию обучали всерьёз, - напомнила Света. - Зачем это сделали развлекательным предметом? Разве плохо, если дети будут знать законы перспективы, способы наложения штриховки? Пусть из них не подучится художников, но многие сумели бы грамотно построить рисунок. А то что получается? Однажды моя тётя, придя в гости, вдруг попросила меня нарисовать по памяти катушку. Обычную деревянную катушку из-под ниток. Это было очень-очень давно. Я, конечно, немного встревожилась, уже собиралась распределять светотени, но тётя сказала, что достаточно и что я всё сделала правильно. И тут же объяснила, что, оказывается, на каких-то там междугородних курсах повышения квалификации, а она преподавала начертательную геометрию, преподавателям велели по памяти нарисовать катушку из-под ниток. Не с тенями и переходами, конечно, а схематически. И что же многие изобразили? Сразу два основания! То есть посередине нарисовали цилиндр, а вверху и внизу кто - овалы с отверстиями, кто - круги с отверстиями. Получается, что они видят одновременно и верх, и низ катушки. Возможно такое при условии, что катушку держишь не перед самыми глазами, а на расстоянии? И ведь задание выполняли не какие-то первые попавшиеся люди с улицы, а преподаватели начертательной геометрии! А чтобы не было таких глупостей, учителей рисования надо обязать учить детей, именно учить, а не просто давать им играть с красками.
  - Два основания одновременно? - задумалась Людмила Аркадьевна, поворачивая перед собой банку с кофе. - Да, интересно... Я посмотрю, что нарисует мой сын. И мужу дам такое задание... Но тебя, Светлана Николаевна, всё время относит куда-то в сторону! Скоро звонок, а ты говоришь о постороннем. Эти учителя были разобижены, наши англичанки - тем более. Они ведь вообще считают себя чем-то особенным, а тут им урезают баллы, пусть и не так сильно, как учителям развлекательных предметов. Но здесь, в этом вопросе, они хотя бы выступали дружно, сообща, а как начались индивидуальные отчёты.... Вот тут-то всё и завертелось! Зельдина, как ты сама знаешь, все надежды возлагала на консультации, хоть у неё и не консультации вовсе, а всего лишь сбор подписей. Дети посидят для порядка минут десять, а то и меньше и уходят. "Какие-нибудь вопросы есть?" - "Нет". - "Ну, тогда идите". Да ещё и пятёрку пообещает поставить, если никто просто так не хочет чуть задержаться. Она, кажется, ни дня не пропустила. И что же выяснилось? Что Потапова, её близкая подруга, набрала больше баллов, чем она. Как же Зельдина возмущалась! Теперь они не разговаривают. Куркина тоже вмешалась и принялась кричать, что в день можно проводить всего одну консультацию, за которую полагается балл, а у Потаповой баллов получилось больше, чем учебных дней. Сазонова под этот шум проскочила как-то незаметно, но по её баллам тоже обязательно возникнут вопросы.
  - А пока всё одобрено?
  - Не одобрено, а принято к рассмотрению. Как предполагалось вначале? Что учителя спокойно отчитаются, правильность их баллов проверят председатели методъобъединений, и премия будет начислена. А при таком гвалте вся задумка рухнула. Кончилось всё тем, что не стали даже собирать заполненные бланки Критериев.
  - А почему? - не поняла Света.
  - Велели каждому их доработать и перепроверить свои баллы.
  - А когда планируется дать премию?
  - В том-то и дело, что неизвестно. В этой четверти выплат не ждите. И получается, что, вроде, даже и незачем и собирать бланки, ведь всё равно учителя наберут ещё баллы. Можно считать вчерашнее собрание пробным камнем.
  - От которого пошли такие волны, что стало ясно: лучше общие собрания по этому вопросу вообще не устраивать, - уточнила Светлана.
  - Сегодня мы вчерне поговорили и пришли к такому выводу, - подтвердила Карасёва. - Это ещё не окончательное решение, но думаю, что теперь председатели методъобъединений будут по очереди обходить учителей, слушать их отчёты, принимать бланки, а потом собираться вместе и в присутствии Дамы и Землянской отчитываться каждый по своему объединению.
  - Можно было бы сразу догадаться так делать, - сказала Света.
  - Кто мог ожидать, что будет такая свара? - возразила Людмила Аркадьевна. - Думали, что это обоснованные стимулирующие выплаты, всё будет чётко и понятно.
  - И получились не стимулирующие выплаты, а стимулирующие страсти, - заключила Светлана.
  - Страсти были ещё те! - согласилась Карасёва.
  - А кто вёл себя... сдержанно, достойно? - спросила Света.
  - Не разберёшь, - подумав, ответила Людмила Аркадьевна. - Когда выступали с первыми отчётами, все ещё не сориентировались в суммах баллов, поэтому лишь сравнивали свои показатели с чужими, а когда началась слишком большая разница в баллах, то пошло возмущение. Жигадло всех просто ошеломил, да ещё у него профильный предмет, ничего не надо умножать на коэффициент. Тут же принялись кричать, что показатели явно завышены, что такого попросту не может быть... Но и до этого уже стоял галдёж.
  - А Семакова?
  - Она набрала не слишком много баллов, ведь она умеет отвертеться от всяких поручений... Она тоже возникала... но редко. Колесова помалкивала, а когда отчитывалась, услышала, конечно, как учителя математики, русского языка, химии выразили недоумение по поводу качества знаний выше восьмидесяти процентов, но это прошло как-то тихо по сравнению с прочими криками, почти незаметно. Пронина выступила не против чужих баллов, а просто выразила своё мнение по нечестному распределению сильных и слабых классов... Даже трудно сказать, кто вёл себя безупречно, легче выделить горлопанов. А Красовский принимался хохотать, когда страсти особенно накалялись. Это при его-то басе!
  - А Киселёв? - спохватилась Светлана.
  - У него конфликт с девятым "а" классом, поэтому он там почти всем наставил троек. В остальных его классах качество знаний под девяносто процентов, а этот сбил средние показатели. Чтобы досадить детям из девятого класса, он даже пожертвовал премией. То есть, он её, конечно, получит, но если бы не эта война, он получил бы гораздо больше. А как себя вёл?.. Не знаю. Я сидела от него далеко и не слышала, чтобы он что-то выкрикивал... Всё! Бегу! На следующей перемене зайду выпить кофе.
  Ситуация в общих чертах обрисовалась довольно ясно, и выяснилось, что "минута позора" не привлекла ничьего внимания. Жигадло и Пронина, пришедшие на чай-кофе, не сказали ничего нового, но в школе царила такая напряжённая атмосфера, учителя так демонстративно не замечали тех, кто вызвал их негодование, причём каждый приобрёл своих собственных врагов, что выходить в коридор было неприятно.
  "Стимулирующие страсти, - повторила Света своё определение этому виду премии. - Именно страсти. Если вдуматься, то у меня два вида стимулирующих страстей: эти дурацкие баллы и поганый Анатолий. Он тоже моя страсть... Как-то двусмысленно получается. Слово "страсть" означает не только сильную боязнь, страх, страдание, но имеет ещё и второе значение - "сильное влечение", то есть пристрастие. Он меня не привлекает, а вызывает отвращение своим гадким языком, почти что страх. Но это и служит стимулом для моего преображения. Я же никому не говорю, как я его назвала, а для себя повторю, что он и нововведённые баллы это стимулирующие страсти. Не знаю, как будет с баллами, а из его "толстухи" я извлеку пользу".
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"