Кузнецова Вероника Николаевна : другие произведения.

Соседи, друзья, коллеги. Глава 23.Вот что значит репутация

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Глава 23

Вот что значит репутация!

   - Владимир Михайлович, когда придёт Валерка? - спросил Анатолий, войдя в кухню.
   Полетаев, меньше всего ожидавший такого вопроса, очень удивился.
   - Возможно, забежит на минутку сегодня.
   - Я понял, что сегодня. Но во сколько?
   - Часа в четыре, а может, в пять. А откуда ты знаешь, что он придёт?
   - Догадался, - равнодушно ответил Рыбаков.
   - Он тебе нужен? - поинтересовался старик.
   - Не то чтобы так уж необходим, но всё-таки я приду домой к этому времени.
   Владимир Михайлович перестал раскладывать по тарелкам завтрак и настороженно посмотрел на Анатолия. Тот улыбнулся.
   - Давненько мы с ним не играли в шахматы, - объяснил Рыбаков. - И не смотрите на меня так, словно я провидец, телепат или какой-нибудь экстрасенс. Просто вчера я слышал ваш разговор по телефону, не весь, разумеется, а только ваш, поэтому могу сделать неправильные выводы.
   - Анатоль, ты меня чуть не напугал, - сообщил старик. - Да, вывод верен: Валерка обещал заскочить. Он придёт к нашим соседям, ведь у него со Степаном намечается общий бизнес, а потом заглянет ко мне.
   - И вы отчитаетесь в своих успехах, - пояснил Рыбаков.
   - В каких успехах? - встревожился Полетаев.
   - Владимир Михайлович, у нас здесь великолепная слышимость, - объяснил Анатолий. - Мне было нетрудно понять, что вы говорили о его сердечных делах. Вот только имени вы не назвали.
   - Хоть это хорошо, - порадовался старик. - Это его дела, мне он доверился по секрету, и я не имею права раскрывать этот секрет даже тебе. Если он захочет, он сам всё расскажет. Но, мне кажется, не раньше, чем дело продвинется вперёд.
   - Я и сам могу догадаться, - усмехнулся Рыбаков. - Методом исключения.
   - Давай, - с удовольствием согласился старик.
   - Вы, Владимир Михайлович, имеете дело только с жильцами этого этажа и старушками внизу. Валерка не мог влюбиться ни в одну из бабушек не из-за их недостатков, а из опасения получить отказ и оказаться в смешном положении.
   Полетаев засмеялся и согласился:
   - В этом он сглупил, но пока твои рассуждения справедливы. Кто следующий на выбывание?
   - По той же причине после недолгих размышлений вычеркнем из списка Алевтину Ивановну. Врачей из того конца коридора мы не будем трогать из соображений нравственности. Я знаю, что вы не согласились бы помогать Валерке, если бы он захотел увести жену от живого мужа. Чеченцев даже рассматривать не будем. Остаются четыре квартиры и четыре, нет, пять дам.
   - Выбор велик, - смеялся старик.
   - Двух исключаем.
   - Которых?
   - Ту женщину, которая упорхнула в Индию, и ту, которая приехала в её квартиру.
   - Это почему?
   - Первая уже отбыла, поэтому вы не в состоянии налаживать с ней отношения, а вторая только появилась и не может быть предметом ваших длительных хлопот.
   - Допустим, - согласился Полетаев. - Остаются три кандидатуры.
   - За Сабиной Валерка и сам может ухаживать, раз теперь он вхож в их дом. Зачем привлекать к этому вас?
   - Две женщины. Попробуй выбрать, какая из них.
   - Владимир Михайлович, вы так много говорите о своей Светлане, что я чуть было не заподозрил, что это вы в неё влюблены. Как было приятно услышать вчера...
   - Подслушать, - поправил Полетаев, которому стало не по себе.
   - Услышать. Я и не думал подслушивать. Лежал себе, читал, а тут меня стали отвлекать интересными разговорами.
   - Раз уж ты оказался Шерлоком Холмсом, то не имеет смысла скрываться. Да, нашему Валерию понравилась Светлана, но он не знает, как к ней подойти, и попросил меня помочь. Если бы у неё была другая работа, особых хлопот бы не было, а то ведь она возвращается домой в разное время, потом проверяет тетради... Я согласился поспособствовать их знакомству.
   - Разве они не знакомы?
   - Пару раз встречались в коридоре. Она лишь знает, что он любит животных и что у него есть попугайчики. Если мне удастся с ней подружиться и время от времени приглашать под каким-нибудь предлогом к нам, то и он будет случайно оказываться здесь же.
   - Так вот почему я чинил её пылесос? Кстати, он так и стоит в кладовке.
   - Это не пылесос, а повод пригласить её сюда. Позову, чтобы показать, как он работает. Скоро они с Ирой придут в гости, но для этого не понадобилось предлога, потому что Ира сама посодействовала моим планам. А потом у меня будет предлог в виде пылесоса.
   - А он не слишком надолго у нас застрял? - засомневался Рыбаков, наслаждаясь интригами, которыми опутал себя Владимир Михайлович. - Это не кажется странным?
   - Надеюсь, что нет. Он был испорчен, и Светлана не собиралась нести его в мастерскую. Так какая разница, где он стоит: у неё или у нас. Скорее всего, она думает, что у тебя не было времени его починить, а может, вообще о нём не думает и рада, что он не занимает место.
   - Подождите, Владимир Михайлович. Почему она думает, что у меня не было времени его починить? Я-то как оказался здесь замешан?
   - Когда я его брал, я сказал, что и сам бы мог его починить, но ты разбираешься в этом лучше.
   - И получается, что я...
   - Толь, не беспокойся. Когда я буду его отдавать, я скажу, что ты починил его сразу, но он стоял в кладовке и я забыл его отдать. Твоя рабочая честь не пострадает.
   - Вот за это спасибо, - поблагодарил его Рыбаков. - Только передайте ей... не от меня, а от себя, чтобы она не очень дёргала за шнур, когда будет его вытягивать. Я закрепил его намертво, но такая дама способна оживить и мёртвого, а живого вогнать в гроб. Я рад, что вы стараетесь не для себя, а для Валерки. Пусть он получает свою Светлану. Так ему и надо.
   - Что-то очень уж ты против неё настроен. Она славная женщина и умная. Плохо то, что с ней не очень легко разговориться. Мне кажется, она меня немного стесняется. Но мне с ней интересно. Вот только не лежит у меня душа к моей миссии.
   - К какой?
   - К миссии свата, - пояснил Полетаев. - Я взялся за это дело, но признаюсь тебе честно, что почему-то мне не хочется, чтобы Светлана обратила на Валеру особое внимание.
   - Я знаю, что вы его не любите, - согласился Анатолий. - Но не могу понять, почему.
   - Не люблю? Это слишком сильно сказано. Скорее, недолюбливаю. А откуда ты знаешь? Разве это так заметно?
   - Может, для других и не заметно, но я-то вас хорошо знаю.
   Честно тебе признаюсь. Толя, что я не понимаю, почему он мне не очень нравится. Вроде, хороший парень, а мне всё кажется он каким-то неискренним. А может, дело в его работе. Не привык я к этим штучкам. Предприниматель, бизнесмен...
   - У него, как это называют, малый бизнес, - уточнил Рыбаков.
   - Может, если бы был крупный, я бы смотрел на это по-другому. Вот стал бы он фабрикантом, производил что-то нужное. Была бы польза и для людей, и для государства. Если уж почти всё отдали частникам, то пусть бы они не наживались лично для себя, а развивали промышленность. А что это за предприниматели, которые всего лишь перепродают чужую продукцию? Это же обычные посредники, перекупщики. Так бы и назывались. Или вернули бы старое русское слово "купец".
   - Слишком открыто, - возразил Анатолий. - Это слово даёт точное определение деятельности: покупать и продавать. А вот скажет какой-нибудь мелкий торгаш, что он бизнесмен, так у всех возникает представление, что он ворочает большими делами, а отсюда почтение. Валерка продаёт запчасти для автомобилей. Вроде, купцом не назовёшь - слишком мелкое дело, и получается, что он просто владелец маленького магазинчика, почти забегаловки. Не слишком солидно звучит. Вот такие люди и называют себя завуалировано: частный предприниматель, бизнесмен. Но ведь он не ворует.
   - Не ворует, конечно, но как-то неестественно для мужчины жить, фактически ничего не делая. Тогда хоть бы развивал своё бизнес. И ещё мне не нравится, что он стал проявлять особое внимание к своему дяде лишь тогда, когда тот стал совсем дряхлым и больным. Не из-за квартиры ли?
   Рыбаков подумал.
   - Не знаю. Но он не торопит его на тот свет. Делает всё возможное, чтобы задержать его на этом.
   Полетаев почувствовал стыд.
   - Ты меня не очень-то слушай, Толя. Старики - народ подозрительный. Если рассудить, от нас ему ждать нечего, а он нам очень помог. И квартиру выменял, и машину предоставил для переезда, и коробки перетащил, чтобы было место для новых вещей. Да как у него всё ловко выходит!.. А сам-то ты почему его не жалуешь?
   - С чего вы взяли? - удивился Рыбаков. - У нас нет близкой дружбы, но я хорошо к нему отношусь.
   - А почему же злорадствуешь, что он влюбился в Светлану? Она ведь тебе не нравится.
   - Пусть её получает. Это ему в наказание. Не будет обыгрывать меня в шахматы.
   Полетаев рассмеялся.
   - Только вы не подумайте, что я её ненавижу, - предупредил Рыбаков. - Я её совсем не знаю. Может, она, как вы говорите, славная и умная. Наверное, надо с ней поговорить, чтобы в этом убедиться. Я встречаю её довольно часто, но у меня не лежит душа вступать с ней в беседы. Мне та женщина... не помню, как её зовут... та, которая кричит на своих детей...
   - Раиса Павловна, - подсказал Полетаев.
   - Так вот она производит гораздо более приятное впечатление. Я её почти не вижу, но раз ехал в лифте с ней и её детьми. Она кажется очень спокойной. Не пойму, почему она так распускается дома. Если не жить с ней близко, то решишь, что она голос повысить не может, не то что орать, визжать и стучать.
   Владимир Михайлович слушал его с недоумением, но решил не спорить.
   - Из пяти женщин... - начал он, но спохватился. - Толька, а ты забыл про ещё одну.
   - Какую?
   - Про Овечку.
   - Жену того пьяницы?
   - Анатоль, не называй его так. Не знаю почему, но мне кажется, что с ним что-то неладное. У него репутация пьяницы и вора, но ты же знаешь, что такое репутация. Это вроде ярлыка, за которым не видно самого человека. Кто-то может всего один раз сделать хороший поступок, и если момент окажется удачным, то о нём разнесётся добрая слава, а ему останется лишь не противоречить ей действиями, которые могут её погубить. А другой или раз ошибётся, или о нём выдумают что-то нехорошее, и, глядишь, все принимаются судачить, какой он негодяй. И никому в голову не придёт задуматься, заслуживает ли он такой репутации. Лёша пьёт, это правда. Это его горе и горе Алевтины Ивановны. Но в остальном не стоит полагаться на чужие суждения. Ты ведь знаешь, что люди любят посплетничать, а из сплетен никогда не узнаешь о человеке ничего хорошего.
   - Из всего сказанного следует, - сделал вывод Анатолий, - что очень важно подсуетиться в самом начале, заработать хорошую репутацию, а дальше всего лишь скрывать за ней свои пороки.
   - Сказано с грубой прямотой, но справедливо, - согласился Полетаев. - Лёше не повезло: милейшая Алевтина Ивановна разнесла и продолжает разносить сведения о его воровстве. И ведь никому не придёт в голову сопоставить размер её пенсии и стоимость украденных вещей. Бедный малый так и будет жить с клеймом жулика.
   - А если это клеймо... - Рыбаков сделал движение, словно что-то стирает.
   - Таким необдуманным действием можно убить старушку.
   - Пожалуй, - согласился Анатолий. - Побережём царствующую здесь Алевтину Ивановну. Пусть Алексей по-мужски принимает огонь на себя. а что до его пьянства, то, может быть, это, и в самом деле, мятущаяся душа... А что с его Овечкой?
   - Ты забыл включить её в список кандидатур.
   - Я бы её вычеркнул вместе с супругой врача. Отбивать чужих жён не в ваших правилах. А что с пятью женщинами?
   - А! Я хотел сказать, что среди них признанная красавица - Сабина. Удивляюсь, почему Валерка выбрал не её, а Светлану.
   - Я тоже удивляюсь, - согласился Рыбаков.
   - Толя! Ты опоздаешь! - спохватился Владимир Михайлович.
   - У меня творческая работа, а она не подчиняется расписанию, - возразил Анатолий. - Испытание для моих нервов придёт только к полудню, а до этого я успею переделать все неотложные дела и даже чуть поработаю серьёзно. Зато завтра это сокровище не придёт, и я тоже не пойду на работу. У нас, слава богу, нет чёткого графика.
   - Но и злоупотреблять этим не следует, - строго сказал Полетаев.
   - Я после отпуска всего второй раз буду работать дома. Если уж мне придётся писать за него диссертацию, то я хочу набросать план в спокойной обстановке. А может, успею продолжить собственную книгу. Это, конечно, не ваш будущий великой труд для широких масс...
   - Толя! - одёрнул его старик.
   - Я не хотел сказать ничего плохого, Владимир Михайлович. Я не представляю, как с этим можно справиться, но такая книга была бы очень полезна. Если кто и сможет её написать, то только вы. Но как ни излагай последовательность событий, а всё равно читателю не впихнёшь в голову знания, если он не приложит усилий для их усвоения. Но я думаю, что эта работа поможет вам поближе познакомить Валерку с этой вашей Светланой.
   - Да, это правда, - подхватил его мысль старик. - Можно спрашивать её мнение об отдельных кусках, выбирая небольшие, чтобы она не теряла из-за меня время. Согласись, что у неё много работы и, наверняка, есть какие-нибудь собственные дела и увлечения. А она непременно заинтересуется моей книгой, ведь она из тех людей, которые легко втягиваются в работу и чувствуют за неё ответственность. Ей и со мной будет легче, ведь у нас появится много тем для разговора. А вскоре можно будет привлечь сюда и Валерку в качестве второго эксперта. Они станут видеться чаще, обсуждать рукопись, а с неё легко перейти на другие темы. Тогда моя миссия будет выполнена, и ему останется лишь не зевать.
   Со стороны казалось, что Рыбаков слушает с обычным непроницаемым видом, но Полетаев видел, что его забавляет суета вокруг Валеркиной влюблённости. Толя вообще стал словно оттаивать, не так глубоко забирался в свою раковину, а сегодня и вовсе разговорился на столь деликатную тему. Но старика особенно удивило и порадовало, когда Анатолий вдруг сказал:
   - Ведь все будущие совещания будут происходить здесь? А вдруг и я решу принять в них участие?
   - Чем ты можешь помешать? Раз присутствую я, то, разумеется, Валерка не сможет говорить с ней о своих чувствах, поэтому ты лишним не будешь. А если я замечу, что их надо оставить одних, то сделаю тебе знак. Мы пойдём готовить, например, чай...
   - А если эта ваша Светлана обратит благосклонный взгляд не на Валерку, а на меня?
   Такой поворот событий Полетаеву не приходил в голову. Он знал, что Анатолия отмечают особым вниманием очень многие женщины, видел, что и Сабина неравнодушна к его мальчику, но о Светлане с такой точки зрения не думал. Он внутренне встрепенулся от такой возможности, но сразу сник. Тамара приворожила Толю, а потом бросила, но проклятия не сняла, и он не возродится для жизни и любви. А Светлане не подходит такой человек. Любой женщине, если она не влюблена до самозабвения, не подходит. Да и почему он вдруг об этом задумался? Толе она не нравится. Его, неизвестно только почему, привлекает Раиса Павловна.
   - Тогда не зевай, - пошутил Полетаев. - Как остановит на тебе благосклонный взгляд, сразу делай предложение. Всё, Анатоль! Отправляйся на работу! Если ты собираешься прогулять завтра, то хоть сегодня дойди до института и позанимайся со своим Испытанием. Испытанием для нервов, я хотел сказать. Не наживай себе врага в лице его папаши. Или тебе хочется напоследок поработать охранником в "Пятёрочке"?
   - Иду, - откликнулся Рыбаков, с неохотой вставая. - А завтра начну писать диссертацию. Я уже подобрал кое-какие материалы.
   Он ушёл в свою комнату, а Полетаев с удовольствием подумал, что завтра они весь день проведут вместе. Пусть Толя покажет ему разработанный план, а уж он тоже напишет какую-нибудь часть. Они вдвоём снабдят дурака всем необходимым для защиты диссертации, Толя его натаскает, и в мир выйдет очередной "гений" с учёной степенью.
   Уже одевшись и подойдя к входной двери, Рыбаков почувствовал, что ему чего-то недостаёт.
   - Одну секунду, - сказал он провожавшему его Полетаеву.
   Он быстро вернулся и схватил заветный синий том. Сегодня он был слишком озабочен разговором о сердечных делах Валерия, чью тайну он случайно узнал вчера вечером, поэтому ещё не открывал книгу, а это действие у него успело войти в привычку.
   "Я был уверен, что остыли чувства, Что выстудили годы их приют, Однако вновь желанья душу жгут..." - принялся рассказывать ему Петрарка в своей канцоне (25).
   Рыбаков так удивился, что не стал откладывать дальнейшее чтение на вечер.
   "... И я смиряюсь перед властью рока И новой страстью горячей былой..."
   Он дочитал до конца, ещё раз пробежал глазами текст и остался недоволен. До сих пор он считал поэта товарищем по несчастью и не ожидал, что тот его предаст, заговорив о новой любви. Ему хотелось открыть книгу в другом месте, чтобы печаль от невозможности быть с Лаурой слилась с его тоской по Тамаре, но Полетаев был в коридоре и мог заинтересоваться, чем увлёкся человек, уже одетый для ухода на работу.
   - До свидания, Владимир Михайлович, - попрощался Рыбаков. - Я позвоню. Если Валерка точно придёт, то я сбегу пораньше.
   - Чтобы сразиться в шахматы или полюбоваться на его... тернистый путь к любви?
   - И то, и, пожалуй, второе. Но я и вида не подам, что знаю о его... терниях. Пока что они вымышлены, а по-настоящему вырастут после свадьбы. Честное слово, лучше бы он выбрал Раису... или Сабину.
   Полетаеву понравилась заинтересованность Анатолия в этом деле. Значит, в нём осталось что-то живое, способное его воскресить. Вот бы появилась женщина, похожая на Тамару внешне, но не душой. Может, тогда несчастная любовь, ставшая проклятием всей его жизни, сменится более светлым чувством? Но старик был недоволен его выбором предпочитаемой невесты для Валерия. Неужели Раиса Павловна кажется Толе лучше Светланы? То, что Рыбаков упомянул Сабину, его не удивило. Эффектная женщина. Он и сам отмечал её среди остальных, пока не убедился, что говорить с ней можно лишь о пустяках. Наверное, с ней интересно женщинам, чьи интересы не распространяются дальше косметики, одежды и хозяйства. Возможно, она стала бы прекрасной женой для непритязательного мужчины, готового удовлетвориться её внешними и хозяйственными данными. Толе она бы не подошла, а вот Валерию... нет, это неизвестно.
   Владимир Михайлович не стал додумывать такую возможность, потому что ретивая мысль унеслась дальше и заставила старика пойти в комнату, в которой так надолго задержался Рыбаков.
   Прежде всего, он отметил, что его мальчик уже не так тщательно прячет синий том. Вероятно, он привык к тому, что эта книга не вызывает вопросов у Полетаева, и расслабился. А вот у старика как раз было много вопросов, связанных с ней. Он хотел бы узнать, чем привлекают Анатолия такие мрачные стихи, но опасался, что тому будет неприятно вторжение в его внутренний мир.
   - Что скажешь на этот раз? - спросил Владимир Михайлович.
   - Приблизься смерть! Тебя давно я ждал. Не медли, смерть! Тебя я вожделею... (26)
   - Как бы ни так! - решительно возразил старик. - Не вожделею и не зову, и, кстати, не плачу. У меня вон ещё какой великий труд по истории задуман! И прежний надо закончить. А прочие начать.
   Но ему вновь стало не по себе от сознания, что такая книга стала у Толи настольной.
   - Может, что ещё добавишь? - с издёвкой предложил старик, открывая том в другом месте.
   - ... И ангельское пенье со словами, Столь сладкими, что в них одно страданье, Как дуновенье, жизнь во мне потушит. (27)
   - Чёрта с два! - сердито сказал Полетаев и сунул книгу обратно.
   Он подумал, что игра в шахматы будет очень полезна для Толи. Может, она его отвлечёт. И ещё хорошо, что Валеркина любовь станет этаким развлекательным элементом, раз его воспитатель самостоятельно не способен ему помочь. Но если его мальчик придёт сегодня рано, да ещё намечается гость, то надо приготовить что-нибудь вкусное. Он не стал напоминать себе, что до сих пор не перешёл ещё на "плановое ведение хозяйства", как собирался. Ничего не случится, если праздник затянется ещё ненадолго. Как он может подавать на стол лишь щи да кашу, если у Толи подавленное настроение?
   В душе у Полетаева зашевелилось подозрение, не пребывает ли его мальчик в таком состоянии из-за него. Вдруг ему хочется полной свободы, а он принуждает себя жить со стариком, так как считает, что тому необходимо... Да, необходимо. Приходится согласиться, что теперь без Толи его жизнь потеряет всякий смысл. Он слишком привык видеть его рядом. И Владимир Михайлович последовал общему примеру людей, желающих быть убеждёнными, - дал себя убедить. "А кто его здесь держит насильно? - спросил он самого себя. - Он сам сказал, что не хочет отсюда уходить. Может, я ошибаюсь, и ему как раз нравится здесь жить. Я ведь замечаю, что он становится не так замкнут. Вон как мы славно разобрали по винтикам всех здешних невест!"
   Он засмеялся и стал одеваться, чтобы выйти на прогулку.
   "А ведь Толя завтра будет дома весь день! - обрадовался он. - Что бы такое придумать на обед, чтобы порадовать мальчика?"
   А Рыбаков и не помышлял уезжать от Полетаева. Его забавляли затруднения влюблённого Валерия, и он, уже выходя из квартиры, заподозрил, что прочитанная канцона предрекает новую любовь не ему самому, а именно Валерке".
   ""И новой страстью, горячей былой", - припомнил он, попутно сказав слово приветствия бдительному Дику и шагая по коридору. - Может, он всё-таки одумается и решит влюбиться заново? Здесь есть Раиса, не помню отчества, Сабина и какая-то Ира. Убеждён, что любая из них не так отравит ему жизнь, как эта нервнобольная Светлана".
   - Анатолий Сергеевич? - окликнул его сзади женский голос.
   "Одна из "отравительниц", - догадался он. - Сабина".
   - Здравствуйте, - суховато произнёс он.
   Сабина уже одевалась, готовясь к охоте за чужими деньгами, когда услышала, что заветная дверь отворилась. Она бы подумала, что это выходит из дома старик, и не выскочила из квартиры тотчас, на ходу застёгивая пальто, а постояла бы ещё минут десять перед зеркалом, в деталях оглядывая одежду и лицо, но услышала голос Анатолия, поздоровавшегося с проклятым питомцем одной из её главных соперниц. Нельзя было упускать шанс лишний раз побыть с любимым, и она пренебрегла выходным церемониалом.
   - Я не ожидала вас увидеть, - начала она беседу. - Обычно вы уходите рано.
   "Ой, он же догадается, что я за ним слежу!" - испугалась она.
   Но Рыбаков этого не подозревал.
   - Да, сегодня я задержался, - согласился он.
   "Вот и повод сбежать", - догадался он.
   - Так спешу, что даже лифт не буду ждать.
   Но, как назло, лифт открылся сразу, едва палец с длинным безупречно лакированным ногтем коснулся кнопки, и ему пришлось в него войти.
   Сабина заговорила о Полетаеве и общем удовольствии, что у них появился такой приятный сосед, а Рыбаков невольно стал к ней приглядываться, пытаясь понять, почему Валерий не выбрал эту элегантную женщину.
   "А она не так уж красива, - решил он. - Черты лица довольно правильные, но какие-то неопределённые. Если смыть с неё краску, то она сразу затеряется среди других женщин. Ничего выразительного. А глаза... Если бы не умелая подводка, они превратились бы в сонные плошки. А бывают плошки сонные?.."
   - Было приятно повидаться, - сказал он дежурную фразу. - До свидания.
   - Так вы придёте?
   Рыбаков сообразил, что за короткое время, пока спускался лифт и они шли к двери на улицу, она успела от восхищения гостеприимством старшего соседа перейти к ответному визиту, который должны осуществить Полетаев вместе с Рыбаковым.
   - С удовольствием, если смогу вырваться, - ответил он.
   Сабина восприняла только первую часть обещания, а Рыбаков выделил для себя вторую.
   "Очень хорошо, - решила предприимчивая женщина, не подозревавшая, к какому выводу о её внешности пришёл любимый мужчина. - Ещё один шаг на пути к успеху. Может, и Владимир Михайлович поймёт, что я с лёгкостью принимаю гостей по высшему разряду, а его разлюбезная Светка на такое не способна".
   Рыбаков продолжал додумывать свою мысль об истинной внешности Сабины и заподозрил, что Валерий сразу разделил косметику и женщину и осознал, что вторая без первой не представляет ничего интересного, а мужу всё-таки гораздо чаще приходится видеть ненакрашенную и неприукрашенную жену, чем жену в полном параде.
   Когда он услышал, что его вновь окликают, то на этот раз не огорчился, хоть и принял твёрдое решение сбежать, едва присмотрится к даме сердца Валеры.
   Курулёва, которая специально подлавливала Анатолия по утрам, на этот раз вся истомилась в ожидании его появления. Она уже решила было, что он вышел из дома раньше времени, когда она провожала детей в школу, и хотела идти домой.
   - Здравствуйте, - поздоровался Рыбаков.
   Он бы назвал её по имени-отчеству и тогда сразу бы перестал заблуждаться, но не помнил отчества, а называть женщину просто Светлана казалось ему слишком фамильярным.
   - Как странно, - сказала Раиса Павловна. - Я сегодня припоздала, а мы всё равно встретились. Прямо какая-то судьба.
   Она была довольна, что так удачно ввернула намёк.
   "А вот её очень портит краска, - думал Анатолий. - Сабина, конечно, знаток в этом деле и умеет себя подать. Если бы Светлана не размалёвывала себя, то меньше бы бросались в глаза дикий взгляд, кривящийся рот и дёргающееся лицо. Сочувствую Валерке. И как его угораздило влюбиться в эту ведьму? Или он застал её в спокойный момент, когда она показалась привлекательной? Черты лица у неё грубоватые, но запоминающиеся. Интересно бы посмотреть на неё без боевой раскраски. Может, оказалась бы обычной нервозной женщиной, а этим никого не удивишь, ведь сейчас у всех жизнь на нервах".
   Но ему по-прежнему было жаль Валерия, и несчастная влюблённость приятеля перестала его развлекать, сменившись участием.
   - Рад был бы с вами задержаться, но, увы, спешу на работу, - сказал он, поймав себя на том, что говорит это каждый раз при их случайных, но, к сожалению, частых встречах.
   Курулёва на это внимания не обратила, выделив приятную для неё часть фразы.
   "Он был бы рад со мной задержаться, - самодовольно думала она. - Жаль, что он так занят. То он спешит на работу, то его ждёт работа дома. Наверное, хорошо иметь мужа-учёного, но как же трудно его заполучить!"
   Тем временем Светлана (настоящая Светлана, Светлана Николаевна Ермакова, а не Раиса Павловна, как о ней думал Анатолий) давно была в школе, совершенно далёкая от мыслей о замужестве и женитьбе, но тоже именно сегодня особое внимание обратившая на косметику. Когда первый урок закончился и она вышла из кабинета, чтобы сдать ключ и взять другой, она наткнулась на новую учительницу математики Колесову, мимоходом отметив, что они очень редко встречаются.
   - Здравствуйте. Как начался день? - спросила она.
   - Не лучшим образом, - охотно заговорила та. - Класс слабый, а амбиции большие. Указываю ученику на ошибку, пытаюсь объяснить, а он не слушает и говорит, что я неправа и их в его старой школе учили именно так. И никакими доводами его не переубедишь. Хорошо хоть, что прямо не объявил, что мне надо повышать квалификацию.
   - Да, с новыми учениками всегда трудно, - согласилась Света. - А вы обратили внимание, как красятся девочки? У меня в седьмом классе они уже размалёваны донельзя. Куда смотрят родители?
   - А они сами охотно покупают им так называемую детскую косметику. Но что говорить о седьмом классе, если даже некоторые пятиклашки стараются подвести глаза. Я как-то увидела одну в коридоре. Это был какой-то ужас! Хотелось взять её за руку, подвести к раковине и смыть всю эту дрянь. Но ведь боишься, как бы она не пожаловалась, что к ней применили насилие.
   Они бы поговорили и дольше, но обе были в одинаковом положении, постоянно меняя кабинеты, поэтому не могли задерживаться. Однако мысль, зацепившись за тему о косметике, продолжала свою работу. Светлана подумала, что Колесова почти не красится, сама она тоже только чуть подкрашивает губы, Семакова, кажется, вообще не употребляет косметику, Сергеева лишь чуть заметно подводит глаза...
   Когда Света подходила к кабинету, где должен был проходить урок, она открыла странную закономерность: чем сложнее у учительницы предмет, тем (за редким исключением) меньше она красится. Не то у неё мысли заняты более важными делами, не то существовала какая-то другая причина. Самыми ненакрашенными в их школе были учительницы математики и химии, чуть больше красились учительницы физики и русского языка, далее следовали учителя биологии, географии и истории, а самыми размалёванными оказались англичанки. Не то на последних оказывало давление название предмета "ИНОСТРАННЫЙ язык" и они хотели всеми силами соответствовать столь высокому положению, не то попросту их предмет никто не выбирал для сдачи ЕГЭ и ГИА, поэтому чувствовалась свобода, но все как одна учительницы английского языка до невозможности густо накладывали косметику.
   - Светлана Николаевна, рада вас видеть, - приветствовала её Куркина. - Не знаете, учительская открыта?
   - Не знаю, - ответила Света.
   Она позволила себе улыбнуться, лишь войдя в кабинет, потому что у англичанки были накрашены и глаза, и веки, и губы, и щёки, причём накрашены основательно и броско.
   Второй урок был у восьмого класса. Светлана стала привычно готовить доску, как вдруг отворилась дверь и в кабинет заглянула завуч.
   У Светланы сердце заныло от предчувствия чего-то недоброго. Почему-то очень часто встречи с Землянской не приносили ничего хорошего.
   - Вы здесь, Светлана Николаевна? - спросила Алла Витальевна.
   - Как положено по расписанию, - объяснила Света и, чтобы ответ не прозвучал слишком формально, добавила. - Плохо, что маленькая доска. Крупные примеры не умещаются.
   Химику понятны такие затруднения, и Землянская кивнула.
   - К вам приходит заниматься Альбина Петрова из седьмого "а"?
   - Сама, конечно, не приходит, это я притаскиваю её на занятия, - пояснила Светлана, не упоминая, что делает это не всегда.
   - Хорошо, - сказала завуч и скрылась.
   У Светланы остался на душе какой-то мутный осадок, как всегда при встречах с этой женщиной. Так и казалось, что она что-то высматривает, просчитывает. И ещё ей показалось, что Землянская её за что-то сильно недолюбливает.
   - Вы здесь, Светлана Николаевна?
   Вопрос был точно таким же, но реакция на него оказалась совсем другой.
   - Конечно, здесь, Мария Витальевна. Где же мне быть ещё, если не в кабинете с доской, на которой невозможно уместить пример? Ставить сюда математика, по-моему, похоже на издевательство. И ведь к Екатерине Ильиничне бесполезно обращаться.
   - Я бы на вашем месте не терпела. О, я бы такой крик подняла, что она бы живенько переставила мне кабинеты. А если бы не помогло, то я бы пошла прямо к Даме. Она меня боится, знает, на что я способна. Ко мне и Землянская не осмеливается подойти.
   Светлана знала, до какого визга может дойти Семакова, и даже мысли не допускала тягаться с ней в такой способности настоять на своём.
   - Я просто так заглянула, потому что шла мимо, - объяснила учительница математики. - Как мой бывший класс?
   - Сейчас придёт.
   - Они уже собрались под дверью. Ведь до сих пор не могут примириться с тем, что им сменили учителя. То один ко мне придёт, то другой. Просят взять обратно. Так их жалко! И глаза молящие. "Мария Витальевна, - говорят, - зачем вы нас бросили? Возьмите нас обратно".
   "Ведь прекрасная учительница, - думала Светлана. - И репутация отличного учителя, и по сути учитель замечательный. Что её заставляет выдумывать такие вещи? Обычно себя расхваливают люди, которых больше некому похвалить. Зачем же Мария Витальевна впадает в такой грех? В последние годы нам всем нелегко, но ведь она всю жизнь сочиняет истории о страдающих без неё детях".
   - Очень приятно, что они так вас любят, - сказала Света.
   "А понимает она, что нехорошо говорить такое учителю, к которому её дети перешли? - продолжила она размышления. - Если бы я восприняла её слова всерьёз, то должна была бы или обидеться, или очень сильно огорчиться. Её счастье, что у нас люди по-прежнему добрые и делают вид, что верят ей".
   - Мы с ними жили душа в душу, - согласилась Семакова.
   Она так расчувствовалась, что у неё на глазах выступили слёзы.
   - Может, всё ещё переменится, - нашла слово утешения Светлана. - Откажутся от меня и вновь перейдут к вам.
   - Я до сих пор не пойму, кто там мутит воду, - призналась Семакова, сразу переменив тон. - Уверена, что это всё их классный руководитель. Куркиной хочется, чтобы у её класса были высокие показатели, а я не собираюсь завышать оценки. Наверное, поэтому я и стала неугодна. Ох! Уже звонок, а у меня сейчас будет контрольная.
   Она вылетела из кабинета, пробиваясь сквозь толпу рвущихся в класс детей.
   "Оценки и она завышает, - мысленно возразила Света. - От нас всех этого требуют. Но завышает не так бессовестно, как многие... А до чего же невоспитанны дети! Ведь видят, что учительница торопится, а мало кто уступает дорогу".
   Ей стало весело от воспоминания, как однажды старая учительница младшей школы, которую оттолкнул при входе в кабинет второклассник, взяла его за шиворот, вернула в коридор, а потом прошла первая. Восьмиклассника таким простым способом не одёрнешь. Помнится, был немецкий фильм-сказка, где госпожа Метелица точно так же напомнила девушке о правилах вежливости, но остановила её не рукой, а загнутым концом клюки.
   - Дети, почему вы не уступаете дорогу старшим? - спросила Света. - Ведь видите, как спешит Мария Витальевна...
   Но детям было не до нравоучений.
   - Светлана Николаевна, Оксана Петровна добрый человек? - спросил Ниобидин.
   В его голосе слышалось возмущение, словно он до сих пор не мог успокоиться после какого-то неприятного события. И класс ждал ответ с напряжением.
   Что можно было сказать? Будь дети постарше, они бы поняли, что ни один разумный учитель не будет плохо отзываться о своём коллеге при учениках или их родителях. А Света даже себе не могла бы сказать, добрый человек упомянутая учительница химии или не очень. У них не было общих дел, а разговаривая перед педсоветами или при случайных встречах в коридоре, невозможно определить чужой характер. Она была умна, их мнения во многом совпадали, но не возникало ситуации, когда выявилась бы её доброта или отсутствие таковой.
   - Точно сказать не могу, но, насколько я знаю, она добра, - ответила Светлана. - Однако не будем отвлекаться. Открывайте тетради...
   Ей было интересно, чем вызван вопрос о доброте Оксаны Петровны, но выяснение всех обстоятельств заняло бы половину урока. Однако дети не забыли о происшествии, особенно пострадавший, и после звонка просветили учительницу математики.
   - Представляете, какая она! - с возмущением говорил Ниобидин. - У меня голова болела, я попросил таблетку, а она не дала.
   - Не дала, - подтвердила Маша Тевосян.
   - Из-за этого нельзя делать вывод, что человек лишён доброты, - возразила Светлана. - Я бы тоже не дала таблетку.
   - Вы не понимаете, - вмешался Максим. - У вас аптечки нет, поэтому вы не можете дать таблетку, а у неё есть. В кабинете химии обязана быть аптечка.
   - Вынуждена вас огорчить, - ответила Светлана, попутно укладывая учебники, тетради и свои записи в сумку. - Даже если бы у меня была аптечка, я вы всё равно не дала никакую таблетку. И не из вредности или жадности. Учителям запрещено давать детям лекарства.
   - Но почему? Это ведь просто таблетка от головы. Мне всё равно, какая.
   - Дети, мы, учителя, не знаем, какие у кого болезни, - объясняла Света. - Сейчас много аллергиков. Таблетка, которая поможет двадцати страдальцам, двадцать первого может убить, потому что в ней имеется вещество, которое ему противопоказано. Оксана Петровна совершенно права, не дав тебе, Ниобидин, таблетку.
   - А Людмила Аркадьевна дала, - привёл довод мальчик, уже наполовину переубеждённый.
   - Она это сделала на свой страх и риск. А может, ей неизвестно, что такое аллергия в тяжёлой форме, когда человек распухает не только внешне, но и внутри и не может дышать. У него отекают бронхи, лёгкие. Это очень опасно и может привести к смерти. Поэтому не считайте Оксану Петровну злой, ведь теперь вы знаете, почему она не дала таблетку.
   "Из-за какого пустяка один человек может прослыть злым, а другой добрым, - думала Светлана, запирая кабинет. - Даже не из-за пустяка, а из-за недоразумения, неосведомлённости, недопонятости. Но это хоть малая неприятность, о которой дети быстро бы забыли, а ведь часто за людьми ни за что ни про что, без всякой на то причины закрепляется дурная слава. Большинство охотнее верит дурному о человеке, чем хорошему... А зачем в кабинетах химии и физики обязывают держать аптечки, которыми нельзя пользоваться? Хранили бы там только бинты, йод, какую-нибудь мазь от ожогов, то есть самые невинные перевязочные средства". Тут её мысль перескочила на другую тему, далёкую от лекарств, аптечек и даже от школы. Ей ни с того ни с сего припомнились Владимир Михайлович и их случайная встреча в "Пятёрочке". Но подумала она не о необходимости идти к нему в гости, а совсем о другом. Часто бывает, что в разгаре беседы промелькнёт что-то, вначале почти незамеченное, а лишь потом приобретшее значимость. У неё в голове словно вспыхнуло обещание соседа рассказать что-то ошеломляющее из истории Руси. Он ведь так и сказал, что Света будет поражена. Что же это такое? Почему она не расспросила его сразу? Может, это и длинный разговор, но они так долго проговорили, что, наверное, хватило бы времени на объяснение. Женщина испытывала почти страдание из-за неудовлетворённого любопытства. Но всё же в школе нет возможности даже страдать, если предмет страданий не связан с ней. Уже через десять минут Светлана была занята совсем другими проблемами.
   Иногда бывают дни, когда с коллегами лишь здороваешься или перекинешься парой слов, а порой выпадет такой день, в который переговоришь, кажется, со всеми, кто находится в школе. Сегодняшний был именно таким. Не то звёзды как-то по-особенному встали, не то в атмосфере что-то витало, не то учителя почувствовали приближение каникул, но все стали удивительно разговорчивыми.
   - Давайте сегодня выпьем кофе в вашем кабинете, - предложила Карасёва, увидев Светлану. - У вас сколько уроков?
   - Если учитывать надомников, то семь.
   - Вот после седьмого и выпьем. Давно с вами не сидели просто так, за разговором. Я уже соскучилась.
   - Если мы не помешаем Ольге Михайловне, - напомнила Света.
   - А её нет. Она болеет.
   - Тогда можно выпить кофе.
   Светлане больше бы хотелось уйти домой, но она не решилась отказать Людмиле Аркадьевне. Теперь, когда у неё не было своего кабинета, их встречи носили случайный характер. Почему бы не вспомнить старую привычку вместе пить кофе? Жаль, что это произойдёт не на перемене, а после уроков, но ведь в кабинете будут проходить замены, да и у самой Светы на переменах не остаётся времени.
   - А кто из надомников должен придти? - спросила Карасёва.
   - Хусейнов.
   - Не ждите. Он сегодня опять не явился в школу. И сестра на этой неделе не придёт. Они уже отдыхают. Выходит, у вас пять уроков. А у меня шесть. Соберёмся после шестого. Я бы провела консультацию на седьмом уроке, если бы у вас было занятие с Рустамом, а раз вы свободны, то я не буду вылавливать детей. Оценки уже выставлены, и их будет трудно затащить на консультацию. Так что я к вам зайду после шестого урока.
   - И я к себе зайду, - согласилась Светлана.
   - Представляешь, Света, ко мне на прошлой перемене пришёл мальчик из восьмого класса. Из класса "а". У него голова раскалывается, а Оксана не даёт таблетку. Я так не могу. Зачем ребёнку страдать, если ему легко помочь?
   - А если бы у него оказалась какая-нибудь болезнь? Вы даёте ему таблетку, он её выпивает, а через полчаса или через два урока начинает опухать, у него отекают легкие, он задыхается и... летальный исход.
   - Да никогда ещё ничего такого не было, - возразила Карасёва. - Надеюсь, и не будет. Я ему дала всего лишь анальгин. Здравствуйте, Вера Ивановна. Вы с каким-то подарком?
   Светлане показалось, что у старой учительницы физики не было охоты останавливаться для разговоров, но, помедлив, она покачала головой и ответила:
   - Подарок. Только это подарок на выброс. Удивляюсь, какие же всё-таки дети свиньи. Каждый раз выгребаю из цветочных горшков всякий мусор. Ведь дома себе такое не позволят, а здесь готовы всё завались фантиками, корками. Жигадло по этому случаю рассказал анекдот. Конечно, он неприличный, но меткий.
   Светлана согласилась с выводом в конце анекдота, но предпочла бы не слушать основную часть.
   - А Екатерине Ильиничне как-то в цветочный горшок закопали тухлое яйцо, - поведала Карасёва. - Запах есть, а откуда идёт, никто не понимает. Нескоро нашли.
   - Калеки, о чём разговор? - спросила англичанка Зельдина. - Вы уже знаете, что вчера на карточки начислили деньги? Угадайте, во сколько мне пришло сообщение на телефон?
   - Во сколько? - спросила Пронина. Она разговорилась, но временами в её голосе всё ещё проскальзывало напряжение.
   - В двадцать три часа пятьдесят три минуты.
   - И вы, конечно, сразу бросились их тратить? - спросила Светлана.
   - Отложила на сегодня, но всю ночь об этом думала. Мне хочется поменять кухню. Возьму кредит и займусь этим. А то, что вчера начислили, пойдёт на выплаты по прежним кредитам. Вот так и живём: ещё по старым кредитам не расплатились, а берём новые.
   - Я не беру, - возразила Светлана. - Не выношу долги в любом виде. Лучше накопить деньги, а потом купить вещь, чем наоборот. И вещь уже надоест, а за неё ещё много месяцев приходится выплачивать.
   - У меня с накоплением не получается, - призналась Зельдина. - Едва успею получить зарплату, как тут же её трачу. У меня вся надежда на премию.
   - Так ведь уже получили и первую, и вторую, - напомнила Пронина.
   - О тех премиях давно пора забыть. Я говорю о стимулирующей оплате. У меня за одни только консультации набирается больше сорока тысяч. Интересно, когда нам выплатят? После каникул?
   - Нет, - сказала Карасёва. - До Нового года никаких премий больше не будет.
   - Вот это нехорошо, я-то рассчитывала... Но тогда я получу сразу очень много. Не меньше шестидесяти тысяч за консультации... а может, и семьдесят. Качество знаний у меня больше восьмидесяти процентов, а это добавит больше тридцати тысяч...
   Пронина выразительно посмотрела на Светлану, показывая своё мнение о качестве знаний детей по английскому языку.
   - Вы, калеки, тоже не зевайте. Хватайте детей и тащите на консультации. Тысяча рублей за каждую консультацию! Когда такое было? И ставьте как можно больше пятёрок, особенно вы, математики и физики. Вам баллы не надо умножать ни на какие коэффициенты. Это мы с Людмилой Аркадьевной страдаем.
   Она ушла, полная надежд и планов на будущее.
   - Теперь у многих качество знаний приблизится к ста процентам, - мрачно предрекла Пронина.
   - У математиков не приблизится, - возразила Света. - У нас ЕГЭ и ГИА.
   - Да, вам надо быть осторожнее, - согласилась Карасёва.
   - Как она связывается с кредитами? - удивлялась старая учительница физики. - А вдруг заболеет, лишится работы? Как расплачиваться?
   - Она об этом не думает, - сказала Карасёва. - Я тоже могу взять кредит, но лишь в крайнем случае и если точно знаю, что у меня не исчезнет возможность его погасить. Зря рисковать я, конечно, не буду. А у неё всё просто: чего-нибудь захотелось - сразу оформляет кредит, наберёт их несколько, а потом месяцами бегает по ним выплачивать.
   - И постоянно в долгах, - добавила Пронина.
   - Суета сует, - сказала Светлана и вознамерилась продолжить путь.
   - А в каком кабинете у вас сейчас урок? - спросила Пронина.
   - В двести восьмом.
   Ей показалось, что Вера Ивановна не без умысла задала этот вопрос, но тут же перестала об этом думать.
   "Больше никаких самостоятельных! - решила она и с неудовольствием посмотрела на кипу тетрадей с математическим диктантом, который дала в восьмом классе. - Достаточно. Оценки почти у всех выставлены, пора позволить себе небольшой отдых".
   - Светлана Николаевна, я к вам, - объявила учительница русского языка Любашина.
   - Здравствуйте, Лидия Максимовна, - приветствовала её Света. - А что случилось?
   - Посмотрите, правильно я посчитала процент успеваемости?
   Светлана изучила записи, сделанные коллегой, решила научить её составлению пропорций, всё показала, разъяснила, подробнейшим образом расписала и вычислила правильный процент успеваемости.
   - Значит, по сути я права! - обрадовалась Любашина.
   - Почти, - деликатно поправила её Света. - Только вот тут надо было не умножить, а поделить, а здесь - наоборот.
   - Это почти то же самое, - объявила Лидия Максимовна. - Значит, я была права.
   Светлана не стала спорить, раз сама вычислила ей процент и в документе не будет неверного числа, но посоветовала:
   - Вы оставьте эту бумажку, чтобы пользоваться ею как шпаргалкой.
   - Зачем? Мне это не нужно. Я ведь знаю проценты, всё-таки я заканчивала МИФИ.
   У Светланы не нашлось слов для ответа, да она их и не особо искала.
   Коллега вышла с победным видом.
   "Если буду писать книгу о школе, обязательно включу этот эпизод, - пообещала себе Света. - А как всё-таки по-разному устроены мозги у математиков и словесников! Две ошибки, но раз обе связаны с умножением и делением, то Лидия Максимовна считает, что они компенсируют друг друга. О, ужас! А мы чего-то требуем от детей!"
   Она вышла в коридор, что обычно не успевала делать перед уроком. Но в последнюю неделю перед каникулами все расслабились, и она в том числе.
   Прежде на этом этаже размещалась почти исключительно начальная школа, но времена, когда каждый год набирали по два первых класса, прошли, поэтому четыре кабинета, отведённые "началке" были расположены в одной части этажа, а остальные были отданы учителям-предметникам. Маленькие дети резвились, как им и полагалось по возрасту, те, что были постарше, болтали, некоторые готовились к урокам, другие уткнулись в экранчики своих смартфонов и фейсбуков.
   Светлана предпочитала не заходить на территорию, где обитали малыши. Во-первых, не все они были способны сообразить, что взрослый человек не будет лавировать между ними, и могли врезаться в него с разбега, а это неприятно и иногда болезненно, во-вторых, детская непосредственность часто оборачивалась неприглядной стороной, которую отмечали все учителя, то есть выкрикиванием друг другу матерных слов, а в-третьих, здесь училась очень странная девочка. Однажды Светлана попала в её объятия, и чем ласковее она пыталась уговорить ребёнка её отпустить, тем крепче становились оковы. Тогда её спасла учительница, в чьём классе была эта девочка, и предупредила, что от неё можно ожидать самых несуразных, а иногда и диких поступков, поэтому надо соблюдать большую осторожность.
   Светлана помахала рукой поприветствовавшей её издали учительнице, понаблюдала за тем, как та остановила не в меру расшалившегося мальчика неясной национальности, и прикинула соотношение детей европейской внешности и ярко выраженных приезжих. Последних было раза в два больше.
   - Здравствуйте, Светлана Николаевна, - поздоровалась с ней Савельева.
   Света прекрасно знала её имя и отчество, тысячу раз произносила их при встречах, но, по известному закону подлости, сейчас отчество этой женщины бесследно улетучилось из памяти. Пришлось обойтись безличной формой общения.
   - Добрый день. Давно вас не видела.
   "Ведь нормальная женщина, - подумала она. - И остальные учителя "началки" приятные люди. Что они не поделили? То дружили, а тут вдруг взаимная неприязнь".
   - Работаем в одной школе, - согласилась Савельева.
   - У вас ведь новый класс, - вспомнила Света. - Первый. Как он?
   Учительница красноречиво махнула рукой.
   - И не спрашивайте.
   - Много чёрных? - не очень деликатно спросила Светлана.
   - И не говорите.
   - Сколько процентов?
   - Три.
   - Три? - удивилась Света, невольно взглянув на детей в коридоре. - Только три? Да это же чудесно!
   Савельева даже не улыбнулась.
   - Три русских ребёнка. Из всего класса! Остальные - приезжие из разных мест. В основном оглы-заде. Половина почти не говорит по-русски, остальные с трудом улавливают смысл того, что им говорят, но далеко не всё. И как мне их учить? Пока они хоть немного научатся понимать по-русски, они пропустят столько пройденного материала, что новый им уже не осилить.
   - Зачем родители отдают их в общеобразовательную школу? - задала Светлана вопрос, на который нечего было ответить. - У них же есть свои, национальные. Это русских школ нет, а все другие народности имеют в Москве собственные школы.
   - Сколько же надо открыть национальных школ, чтобы вместить в них всех? А мы бы тогда не сумели открыть первый класс. В этом году был такой недобор, что мы до конца не знали, позволят ли нам его открыть.
   Сейчас должен был прозвенеть звонок, но Светлана не удержалась от вопроса.
   - Как вы выходите из положения на контрольных и всяких проверках? У вас ведь, наверное, тоже такие есть?
   - Сейчас мне до этого ещё далеко, но обычно приходится ходить по классу и подсказывать. А что делать? Никто не будет принимать во внимание, что дети не говорят по-русски. Учитывается только количество двоек, и тогда за них начинают карать.
   "По-видимому, у них щадящие проверки, - думала Светлана, заходя в кабинет. - Я никогда не присутствовала в классе при независимой экспертизе. Меня бы туда попросту не допустили. Хотя кое-кто имеет определённые связи".
   - У вас сейчас какой урок, Светлана Николаевна? - раздался голос завуча.
   У Светы заныло сердце. Почему Землянская подходит к ней уже во второй раз?
   - Геометрия у седьмого "а" класса, - объяснила она.
   - А Петрова здесь или на своём уроке?
   Вопрос был лишним, потому что девочка сидела за третьей партой и выкладывала из сумки свои вещи, не помышляя о занятиях по индивидуальному расписанию.
   - Сейчас у неё должен быть урок английского языка, - сообщила Алла Витальевна. - Альбина, убирай назад учебники и тетради и пойдём со мной.
   Девочка замерла в испуге, но завуч лично уложила её сумку и вывела её за дверь.
   "Упирается, как Дик, когда его выдворяют из ванной, чтобы не мешал", - подумала Света. А ещё она почувствовала с новой силой, что лично к ней Землянская испытывает явную антипатию, и, пожалуй, уже давно. Не случайно ведь она всё время напоминает о двух жалобах, хотя в них давно разобрались, а если уж вспоминать о них, то со смехом.
   Урок, как всегда в этом классе, был тяжёлым. Дети слушали внимательно, пытались работать, но создавалось впечатление, что они в первый раз пришли в школу и не знают самых элементарных вещей. Снова и снова приходилось повторять пройденное вплоть до расстановки букв на чертеже.
   - Я так хорошо всё понял, что больше уж не забуду, - детским голоском сообщил Стёпа Эминов.
   "Если бы!" - удручённо подумала Света.
   - Надеюсь, - ответила она. - Повтори это дома, тогда точно не забудешь. И вообще, дети, вам давно пора всерьёз взяться за работу.
   - В следующей четверти вы нас не узнаете, - заверили её довольные ученики.
   Они стали неторопливо покидать кабинет, а Света принялась собирать вещи.
   "Всего одна проверка, да и то несложная! - ликовала она. - Зачем я дала этот диктант в восьмом классе? Но уж очень там хороши примеры, жаль было не дать".
   - Светлана Николаевна, вы очень спешите? - спросила старая учительница физики, входя.
   - Нет. У меня в учительской занятие с надомницей. И ключ не надо спешить сдавать, потому что сейчас сюда придёт хозяйка кабинета.
   - Тогда прочитайте, что о нас с вами написали, - предложила Пронина со смесью обиды и негодования.
   - Где написали? - не поняла Света. - Какой-нибудь выговор? А за что?
   - Это было несколько лет назад. Вы читайте-читайте. Вот отсюда.
   - Пункт четвёртый. Анализ воспитательной работы за две тысячи шестой год, - вслух прочитала Светлана. - Это что-то старое.
   - Какая разница, старое или новое? То, что было написано тогда, может повториться. Вы ведёте в классе Карасёвой?
   - Нет.
   - А я веду. Значит, она и в этот раз способна такое написать. Моя молодая взяла у неё это как образец, чтобы составить отчёт, ведь о Людмиле Аркадьевне идёт слава, будто у неё все бумаги всегда в полном порядке.
   - Насколько я знаю, так и есть, - подтвердила Света. - Я сама у неё брала кое-что в качестве образца... для подражания.
   - Я сняла копию, но вам принесла только три листа. Пробегите глазами, как она расхваливает себя и свой класс. Прямо образцовый классный руководитель.
   Светлана прочитала первую страницу, перевернула лист, начала читать вторую и замерла.
   - "Беспокойство у меня вызывает отношение ребят к учителям математики и физики: нет контакта", - зачитала она вслух.
   - Ну, и как вам это? - дрожащим от волнения голосом спросила Пронина. - А теперь прочитайте ниже. Вот тут.
   - "Класс сплочён, имеет устойчивое стремление к новым знаниям, ценит учителей-профессионалов: история, биология, химия, русский, физкультура", - прочитала Света.
   - А мы с вами не профессионалы, - горько проговорила Пронина.
   - "Эти дети - благодатная почва для любого педагога, - продолжала Света. - Все стараются добиться успеха. Практически о всех можно сказать - "он - личность"". Ну, развезла!
   Она пробежала глазами остальные страницы и вновь упёрлась взглядом в отзыв о себе и коллеге.
   - "Класс в целом хорошо работает на всех уроках, кроме математики и физики (личность учителя), ценит и любит своих преподавателей".
   - Вот так вот, - заключила Вера Ивановна.
   - Да что же это за класс? - попыталась вспомнить Светлана, проглядывая листы. - А, поняла! Помню Калинкину. Но ведь это был очень сильный класс и у меня работал прекрасно. Там только одна девочка должна была получить тройку и сама это понимала, но экзамен написала, или списала, на пять, поэтому получилось, что они у меня все окончили без троек. И с детьми у меня никогда не было проблем. Мы спокойно разговаривали по предмету, а на переменах и на отвлечённые темы... Не понимаю, чего ради Людмила Аркадьевна внесла меня в "чёрный список". А вас за что?
   - Тоже не понимаю. Там временами происходило что-то нехорошее, но это исходило не от детей.
   Светлана поняла, о чём говорит Пронина, и прошлые события стали прорисовываться яснее.
   - Да, я сейчас начинаю припоминать, - согласилась она и рассмеялась. - Вспомнила! Тоже иногда чувствовала, что что-то назревает, и это было очень странно, потому что с детьми никакого напряжения не возникало. Меня как-то вызвала к себе наша директриса, ещё старая, и сказала, что этот класс, точнее, их родители, написал на меня жалобу и просит сменить им учителя. А я ничего не могла понять. Дети ласковые, общаются со мной свободно, по ним нельзя определить, что они мной недовольны.
   - Они и меня просили заменить, - сказала Пронина. - И я тоже не могла понять, почему. Никакой неприязни никогда не возникало. А Карасёва расписала, будто мы с вами главные враги детям.
   - Сейчас объясню, в чём там было дело, - сказала Светлана. - Я и сама так и осталась бы в неведении, если бы не проговорилась Карасёва.
   - Значит, вы знали об этом? - спросила Пронина, указывая на листы.
   - Об этом я, конечно, не знала. И вообще не понимаю, зачем ей понадобилось писать это в отчёте, который никто никогда не прочтёт. А уж если всё-таки прочтёт, то, тем более, не следует порочить коллег. Так вот, старая директриса вызвала меня, чтобы сообщить о недовольстве родителей, и позволила мне прочитать жалобу. Под ней первой стояла вот эта фамилия. Здесь эта дама обозначена как председатель родительского комитета. Дальше было ещё пять фамилий. Мне с этой самой Груздевой всегда было трудно. Вроде, её девочка училась на четвёрки и пятёрки, причём не натянутые, а мать на каждом родительском собрании предъявляла какие-то претензии. Они ведь учились в этой школе с восьмого класса, так что за четыре... нет, за три года...
   - За четыре, - поправила учительница физики.
   - Сейчас поймёте, почему за три.
   - Разве вы не довели класс до конца? Нет же! Довели! Значит, получается четыре: восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый.
   - Не опережайте события, Вера Ивановна. Сейчас всё станет ясно. Так вот за три года... Даже за два! С ней и в десятом классе было тяжеловато, но уже не так. Так что за два года эта Груздева здорово истрепала мне нервы. Наша дама, наверное, сразу же поменяла бы им учителя, но прежняя директриса этого не поощряла.
   - И правильно делала! Нельзя идти на поводу у родителей. Сначала надо разобраться, обоснована ли жалоба. А чем Груздева была недовольна? У меня её дочь тоже ниже четвёрки не опускалась.
   - Сейчас это уже трудно припомнить, но, может быть, вы всё-таки вспомните. Ведь в десятом и одиннадцатом классах нас, меня по крайней мере, уже не донимали. Сменить нас не просили, жалоб не было.
   Вера Ивановна задумалась.
   - Пожалуй, - с удивлением согласилась она. - Так откройте секрет.
   - Когда они уже учились в десятом классе, Карасёва, расслабившись за чашкой кофе, обмолвилась, что у Груздевой старшая дочь училась в нашей школе и получила золотую медаль, а математику у неё вела Серёгина, поэтому этой даме очень хотелось, чтобы младшая дочь училась именно у Серёгиной и тоже получила золотую медаль.
   - И поэтому она подбивала родителей написать просьбу о смене неподатливых учителей, - закончила Пронина. - Вы, значит, не ставили её девочке одни пятёрки, и я тоже. Но не только мы. У неё ведь не были только две четвёрки, а остальные пятёрки. Если бы такое случилось, нас бы замучили расспросами, нельзя ли сделать её круглой отличницей. Помните ведь, в каких количествах у нас создавали медалистов?
   - Я не могу отвечать за мыслительный процесс этой дамы, или, если судить по её поведению, бабы. По-видимому, она решила, что уломать других учителей будет легче. Не знаю, пошла бы Серёгина на уступку, но эта баба считала, что уж у неё-то её младшая дочь повторит подвиг старшей. В то время способности девочки, несмотря на её старание, были недостаточны для получения медали, особенно золотой. Может, теперь, среди нынешних детей, она бы блистала. В моём одиннадцатом "а" классе она бы так и осталась хорошисткой, а в остальных одиннадцатых она стала бы выдающейся отличницей.
   - Что сравнивать тех детей и нынешних? Спасибо, что раскрыли мне эту тайну. А я-то недоумевала...
   - Пожалуй, нас бы и в дальнейшем не оставили в покое, - вспомнила Светлана ещё одно обстоятельство. - Наверняка, заставили бы переписать журнал, но ведь это был период смены директоров. Был скандал, в том числе и из-за переписывания журналов, словно об этом обстоятельстве не знали прежде, нашу старую сняли, а новая, та, которая была у нас всего один год, отказалась переписывать журналы по требованию отдельных родителей.
   - Но как Карасёва, зная про всю эту мышиную возню, написала про нас эту гадость?
   - Наверное, чтобы таким образом отреагировать на жалобы родителей. Она, мол, бдит, бдеет, блюдёт интересы детей. Я очень не люблю работать в её классах. Она слишком уж пытается угодить родителям и способна пойти против коллеги, только чтобы быть хорошей для какой-нибудь особо склочной мамаши.
   - А как теперь быть нам? - спросила Пронина.
   - Дело в прошлом. Эта мамаша для нас канула в небытие, так и не добившись золотой медали.
   - Но Карасёва не канула в небытие. Вон как самоуверенна! Как теперь с ней разговаривать? Мне на неё и смотреть-то противно.
   - Я заметила, что вам не хочется ей отвечать, - согласилась Света. - Но ведь вы пересилили себя. На Руси худой мир всегда ценился выше доброй ссоры. Лучше не выяснять отношения, из этого ничего хорошего не выйдет. У нас будет своя правда, у неё - своя. Она ни за что не признает, что поступила непорядочно. Нам друг от друга никуда не деться, поэтому будем спокойно беседовать, словно не знаем об этой вот писанине. Она до такой степени не придавала значения тому, что написала, что даже дала это в качестве образца. Лучше бы этого не делала.
   - А может, это самое мягкое из того, что она пишет о коллегах, - предположила старая учительница, от обиды готовая подозревать Карасёву в любой пакости.
   - Надеюсь, что это не так. А вам, наверное, надо теперь объяснить природу таких записей вашей молодой, чтобы у неё не осталось о нас неблагоприятного мнения.
   - Расскажу. Конечно, расскажу. Это ведь она мне показала писульку. И возмущалась, не знаю, искренне или нет.
   - Заходите ко мне на кофе после седьмого урока, пригласила Светлана. - Проверите вашу выдержку, потому что будет Карасёва.
   - Тогда не приду. Мне нужно время, чтобы успокоиться. Как же ей не стыдно писать гадости про человека и после этого спокойно распивать с ним кофе! Она же к вам ходила годами! Это... это...
   - Такое бывает часто, особенно в школах.
   Светлана говорила спокойно, и поначалу ей казалось, что прочитанный отзыв ей очень неприятен, но и только. Однако постепенно её начали одолевать обида и стыд, и чем дальше, тем сильнее. Не будешь же каждому рассказывать об этих записях и об истинных причинах несуществующего конфликта. Может, кроме коллеги Веры Ивановны, никто и понятия ни о чём не имеет, а если когда-то имел, то давно забыл это стародавнее дело, стервозную мамашу и тех детей и не захочет вникать в суть интриги, занятый собственными заботами. Придётся гордо носить это в себе, помня, что не существует ни одного учителя, на которого бы не писали жалоб.
   Она не успела сдать ключ вовремя, но не волновалась по этому поводу, потому что он никому не мог понадобиться, так как в кабинет вернулась хозяйка. В учительскую она пришла до звонка и, к своему удивлению, обнаружила там Альбину Петрову. По лицу девочки было ясно, что она недавно плакала.
   - Я вас жду, - сообщила завуч, выйдя из своего кабинета. - Продержала ученицу весь прошлый урок без толку. Её учительницу английского языка я нашла только незадолго до звонка, когда она пришла в буфет обедать. Но я решила не отпускать Альбину до вашего прихода, иначе её опять придётся выуживать из класса.
   "Лучше было бы отпустить и не выуживать, - подумала Света. - Опять придётся учить её читать и делать вид, что мы занимаемся математикой".
   - Правильное решение, - вслух одобрила она. - Спасибо, Алла Витальевна. Альбина, не сиди просто так. Доставай учебник, тетрадь, ручку.
   - Я пойду, у меня урок, - сообщила завуч, окинула взглядом учительницу, ученицу и ведущиеся приготовления к уроку, задумчиво кивнула собственным мыслям и ушла.
   Не успела дверь закрыться, как вновь открылась, и вошёл Киселёв. Звонка ещё не было, но сюда и во время урока в любую минуту мог войти учитель, у которого было "окно". В этом был недостаток занятий с надомниками в учительской. При работе со слабоумной девочкой это не имело значения, а с Хусейновыми - отвлекало, особенно если пришедший учитель заговаривал со Светланой.
   - Рад вас видеть, Светлана Николаевна! - с искусственной оживлённостью воскликнул Киселёв. - Как жизнь?
   - Перед каникулами - недурно, - ответила Света.
   - А будет ещё лучше! - повторил Борис Маркович свою обычную присказку.
   - Не откажусь от такого.
   Киселёв сделал знак подойти, чтобы ребёнок не стал свидетелем разговора.
   - Прочитай внимательно и обязательно вслух вот отсюда и досюда, а потом ещё раз, - велела Света ученице.
   - Вы слышали о недавней проверке школы? - тихо спросил биолог.
   Светлана насторожилась.
   - Нет.
   - Приходили, обшарили всю столовую, перелопатили документы там и у администрации...
   - И?
   - Как всегда, выявили какие-то очень мелкие нарушения...
   - А иначе они не смогли бы отчитаться в проделанной работе, - досказала Света.
   - Ничего не нашли и удалились.
   - Хорошо, что ничего не нашли. Но, наверное, нервы потрепали здорово.
   - Нервы пусть треплют, Дама это заслужила. Дело в другом. Они приезжали по анонимному письму, но я клянусь, что не писал его. Я не скрываю, когда пишу анонимки. Уверяю вас, я всё-таки добьюсь того, чтобы Даму убрали из школы. Но меня возмущает, что кто-то пишет жалобы, зная, что всё свалят на меня. В школе есть другие недовольные нынешними порядками. Я вас предупреждаю об этом. Я засёк уже третий донос, которого не писал, а может, есть и другие. Нам ведь не сообщают обо всех проверках. Вот так-то.
   Он с многозначительным видом приподнял брови, кивнул головой и удалился.
   Светлана ему поверила. За ним закрепилась репутация кляузника и очень плохого учителя, но он давно уже не отрицал, что пишет кое-какие анонимки. Подозревали, что с ним в паре работает Красовский, мечтающий о директорском кресле. Но Киселёв не был бы озабочен появлением нового автора, если бы то был его предполагаемый напарник. Очевидно, на такой род протеста решился кто-то ещё. Это мог быть кто угодно, но Света прежде всего подумала об обиженной Савельевой и грызне в начальной школе.
   Решив воспользоваться советом Шерлока Холмса не строить предположений, если для них нет отправных данных, она вернулась к старательно выполняющей задание Альбине. Было мучительно слышать, с какой натугой эта крупная, взрослая на вид семиклассница выговаривает одни слоги, пропуская другие.
   - Хорошо, - сказала Света. - Теперь расскажи своими словами, о чём же здесь написано.
   Пришлось потратить немало времени и сил, чтобы растолковать ребёнку смысл двух коротких абзацев, но, кое-как повторив за учительницей краткий итог в первый раз, во второй она этого сделать уже не смогла.
   - Читай дальше, - велела Света.
   Чтобы не терять время, она достала стопку тетрадей с математическим диктантом и в паузах стала их проверять.
   - А, помню тебя! - сказала Савельева Альбине, войдя, чтобы поставить журнал в шкафчик, и кивнув Светлане. - Ты уже в каком классе?
   - В седьмом "а", - ответила девочка.
   Учительница "началки" не стала спрашивать об её успехах, потому что прекрасно помнила, что их не могло быть. Хоть она и не вела этот класс, но детей в младшей школе было слишком мало, поэтому их было легко запомнить, тем более, особо выдающихся по умственным способностям или поведению.
   - До свидания, - попрощалась она и вышла.
   Первым побуждением Светланы было посмотреть, какие оценки получают первоклашки, почти не говорящие по-русски, но она вспомнила, что, вроде, в первом классе сначала не ставят оценок, а рисуют в ученических тетрадях всякие солнышки в разном настроении: весёлые, грустные, плачущие. Какая, собственно, разница, поставят ученику оценку цифрой или нарисуют символ? Суть-то одна. Умный ребёнок огорчится при виде рыдающего солнышка не меньше, чем при виде двойки, а если такая система рассчитана на глупого, то лучше сразу дать ему понять, что он учится плохо, чем развлекать и веселить плачущими солнышками.
   Кое-как дотянув до звонка, так и не добившись результатов от занятий с Альбиной, но зато проверив тетради, Светлана покинула учительскую.
   - Вы слышали о проверке? - спросила у неё Серёгина, стоявшая в компании трёх учителей.
   - Да, но Киселёв клянётся, что она пришла не по его письму.
   - А по-моему, он пытается свалить свою вину на другого, - сказала старая учительница русского языка Сидорова.
   - Но надо учитывать, что он может быть прав, - возразила англичанка Потапова.
   - Конечно, не все довольны переменами, - назидательно проговорила Серёгина. - Но эти перемены неизбежны. Меняются требования, состав администрации, учительский состав. Нельзя жить по старинке. Директор справедливо говорила, что, если кто-то недоволен нынешней школой, ему лучше поискать себе другую работу.
   - В моём возрасте, - вставила слово Сидорова.
   - И я примерно в вашем возрасте, Ирина Сергеевна, - продолжала Серёгина. - Поэтому нам с вами остаётся лишь принимать новые правила или уходить на пенсию.
   - Я каждый год собираюсь это сделать, - призналась Сидорова.
   - Я тоже, - совсем другим, человечным, тоном ответила Серёгина. - Перед летом собираюсь, а осенью всё равно прихожу сюда.
   - Потому нам и положен двухмесячный отпуск, чтобы учителя раздумали уходить, - сказала Светлана.
   - Если бы давали только месяц, мы бы не успели восстановиться, - объяснила Сидорова, не распознав шутки. - За месяц успеваешь всего лишь осознать, что жива, а уж отдыхать начинаешь уже во втором месяце.
   - Да, если бы мы не отдыхали два месяца, то просто умерли бы лет через десять такой работы, если не раньше. Особенно тяжело сейчас. Мне отвратительна атмосфера в этой школе. Помните, как было раньше? А теперь какие-то подковёрные игры, недомолвки... Особенно в этом году. Назревает что-то нехорошее. Помяните моё слово, девочки.
   У Светы оставался урок в одиннадцатом классе и два часа с надомником, который, вроде, не должен был появиться. Если его не будет, то с кофепитием в её родном кабинете всё устраивалось как нельзя лучше. Придёт Рустам или не придёт, а ей всё равно надо высиживать эти часы в школе. На шестом уроке она подготовится к следующему учебному дню, благо, что у неё уже написаны планы уроков, а на седьмом они поболтают с Карасёвой.
   К Светлане сразу же вернулось развеявшееся было чувство обиды из-за отзыва о ней и Прониной. "Ведь знала, что это Груздева баламутила родителей, а написала, - возмущалась она. - Зачем? Словно от неё требовали дать оценку учителям, ведущим в её классе, и непременно выделить лучших и худших". Она заставила себя успокоиться и загнать тягостные мысли в отдалённый уголок сознания, раз полностью выбросить их из головы не получалось.
   - Добрый день, Светлана Николаевна, - поздоровалась с ней Новикова, то есть та самая "молодая", которая показала неблагоприятные отзывы Прониной.
   - Здравствуйте, Инна Андреевна, - ответила Света, постаравшись, чтобы голос звучал непринуждённо. - Скоро отдохнём.
   - Если отдохнём, - возразила та. - Мне надо будет везти класс в Переяславль-Залесский. Сами знаете, каково следить за детьми. У меня два мальчика вообще не понимают слов. Говоришь, что так делать нельзя, а они будто не слышат. Как бы они чего-нибудь не натворили на экскурсии. Так не хотела их брать! Уговаривала их не ехать, убеждала, что им будет неинтересно, а они упёрлись и не соглашаются остаться. Они, видите ли, желают ехать с классом. И хоть бы их родители нас сопровождали и следили за ними. Так нет же, как раз родители невоспитанных детей никогда не ходят на экскурсии с классом.
   - Это так, - согласилась Света. - А интересно было бы посмотреть их реакцию на поведение сына... или дочери.
   - Да, это было бы занятно,- согласилась Новикова.
   - Вряд ли это возможно, - сейчас же усомнилась Светлана. - Едва ли их дети стали бы распускаться в их присутствии.
   - А как хотелось бы ткнуть их носом в распоясавшегося сыночка! - с сожалением о невозможности такого проговорила Новикова. - Как же они мешают! Ведь в каждом классе найдётся пара-тройка совсем невменяемых детей. И хорошо, если родители понимают, что они невоспитанны, а то ведь приходят с жалобами на то, что их деток здесь обижают.
   У Светланы полегчало на душе, когда Новикова это сказала. Она прекрасно понимала, что каждый учитель мучается из-за грубых родителей и их не менее грубых детей, но одно дело - понимать в душе, а совсем другое - слышать такое от самого учителя. Всё-таки горе, разделённое с другими, кажется меньше, чем переживаемое в одиночку. "А может, она так деликатна, что нарочно сказала это, чтобы поддержать меня, ободрить?" - предположила Света, но сейчас же отбросила эту мысль как не вяжущуюся с характером молодой учительницы физики.
   В одиннадцатом "а" классе две "паршивые овцы" сразу напомнили Светлане о только что состоявшемся разговоре.
   - Какие ещё примеры? - возмутился Григорян. - Уже почти каникулы.
   - Нормальный учитель это понимает, - подхватил Алаев. - Вот Борис Маркович разрешил нам заниматься своими делами.
   - Заткнись! - воскликнул Кошкин.
   Полунина была гораздо вежливее и ограничилась советом:
   - На вашем месте я бы постеснялась открывать рот.
   Алаев широко его открыл, демонстрируя состояние своих зубов.
   - К счастью для учеников, которые хотят набрать хорошие баллы на ЕГЭ, у вас ненормальная учительница, - проговорила Светлана. - Поэтому приступаем к работе.
   - Вот именно, - сказала Оксана, обращаясь к "овцам" и не подозревая, что её можно понять двояко. Хорошо, что никто не уловил второй возможный смысл.
   Какое блаженство работать в сильном классе! Но зато у Светы не было ни единой минуты для отдыха. Надо было следить за работой у доски, подсовывать карточки отличникам, тут же проверять их решение...
   - Следующий пример каждый решает самостоятельно, - распорядилась Светлана. - Кто решит первый, покажет тетрадь.
   Все склонились над своими записями.
   - Помоги мне! Помоги мне! - тихонько запела Саша отрывок из популярной когда-то песни.
   - Саша, ты лучше прибереги свою арию до контрольной,- посоветовала учительница.
   Саша открыла рот, осознала смысл рекомендации и засмеялась. Кое-кто тоже заулыбался, некоторые пожали плечами. Светлана подумала, что не в каждом классе можно позволить себе даже такую простую шутку.
   - О!!! - взвыл Алаев.
   - Не мешай! - зашикали на него увлечённо работающие дети.
   - А я не могу. Я сейчас голову поднял и увидел такую харю!
   - В зеркале? - подсказала Светлана. - Не время любоваться собой. Решай пример.
   Давид хотел было продолжить, но не осмелился, потому что показанный ему Кошкиным кулак ему не понравился. Приготовившийся было ему помочь Григорян отказался от своего намерения. В хорошем классе такие ребята тушевались, но попади они в одиннадцатый "б" или "в" класс, они бы сгруппировались с себе подобными, сделали уроки там тяжёлым испытанием для педагогов, помешали бы учиться добросовестным детям и притянули на свою сторону тех, кто мог бы работать только под воздействием чужого примера и при условии, что их никто не отвлекает.
   "И ведь на них нет управы, - думала Светлана. - Даже предложенные кем-то штрафы не помогут, потому что ударят только по бедным семьям, возможно, пьющим. А родители Алаева и Григоряна богаты. После уплаты штрафа их дети только ещё больше раззадорятся. Вернули бы ПТУ. Обеспеченных дураков туда не вытуришь из школы - откупятся, заплатят куда надо, пригрозят директору, - так хотя бы освободиться от двоечников из бедных семей. Они ведь мешают не меньше".
   Разумеется, первым решил пример Кошкин.
   - Записать на доске? - самодовольно спросил он.
   - Нет, получишь жёлтую карточку, - ответила Светлана, помня, что мальчик увлекается футболом.
   Все ядовито захихикали, но перестали смеяться, когда Кошкин получил листок с дополнительным заданием.
   - А мне? - разочарованно спросило несколько голосов.
   - Неудачники, - последовал непременный ответ отличившегося.
   - Поднимите руки, кто ещё решил пример, - велела Светлана. - Вижу. Молодцы. Ахмед, дай мне свою тетрадь и запиши пример на доске.
   - А почему я? - спросил Мамедов. - Потому что я чёрненький?
   - А почему отдуваться у доски должны только беленькие? - осведомилась Света. - Это новый вид дискриминации?
   Весь класс засмеялся. Ахмед без дальнейших возражений вышел к доске и отдал свою тетрадь.
   Светлана всегда в таких случаях требовала тетрадь, преследуя этим двойную цель. Во-первых, надо было убедиться, что решение верно и мальчик не будет тратить время на ошибочную запись, а во-вторых, ученик, справившийся с заданием сам, без труда решал пример заново, а тот, кто списал, сразу это выдаст. Зато у неё в классе ни один слабый ученик, воспользовавшийся трудами соседа, не стремился выйти к доске с намерением перенести чужое решение на доску и получить хорошую оценку.
   - Молодец, - похвалила Светлана. - Отлично. Пример достаточно трудный. Получай свою пятёрку без дополнительного задания.
   Ахмед сиял.
   Светлана спохватилась, что надо закрыть двойки Беслана Макаова другими оценками, но опасалась лишний раз вызывать его к доске. Несмотря на сравнительно недавний разговор о правильности выставления оценок, мальчик упорно требовал четвёрку за сам факт выхода к доске.
   - Маша, к доске, а ты, Беслан, получай карточку, - прибегла она к спасительному выходу.
   Когда урок подошёл к концу, ни учительница, ни большинство детей не были этому рады.
   - Проверьте, все ли записали домашнее задание, - напомнила Светлана.
   - Ну и тупая! - негромко, но отчётливо дал оценку учительнице Алаев. - Даже не соображает, что до каникул только два дня.
   Света предпочла сделать вид, что не расслышала его слов.
   - Не хочешь учиться - уходи из школы, - посоветовала Оксана. - Нам сдавать ЕГЭ по математике. Я хочу набрать как можно больше баллов.
   - А примерчик ваш не такой уж сложный, - заявил Кошкин. - Уверен, что ошибки нет.
   Ошибки, действительно, не было.
   - Но всё-таки ты не очень полагайся на свою уверенность, - посоветовала Светлана, ставя ему очередную пятёрку. - Иногда ты допускаешь очень глупые ошибки. Если есть возможность, всегда перепроверяй решение. Особенно на экзамене.
   - Ещё бы! - согласился мальчик. - Как вы всегда говорите, буду сидеть до последнего. Лучше пять раз решу один и тот же пример разными способами, чем уйду раньше времени, а потом выяснится, что я что-то прозевал. Я знаю, что я бываю рассеян.
   У Светланы это был последний урок, а потом должны быть занятия с надомником, если он всё-таки придёт, но доску готовить не надо было, поэтому можно бы и не торопиться, она и хотела бы задержаться, чтобы немного поговорить с детьми, однако существовал ключ, который должен был вернуться к охраннику и который, возможно, скоро понадобится кому-то из учителей.
   - До завтра, - попрощалась она.
   Остававшиеся в кабинете дети неторопливо побрели к выходу.
   - Плохо, что у вас сейчас нет своего кабинета, - сказал Ваня. - Это несправедливо.
   - Если бы кабинет остался у меня, то без кабинета оказался бы кто-то ещё, - дала философский ответ учительница. - На чужом несчастье счастья не построишь.
   Оксана остановилась и задумалась над высказыванием.
   - Выходит, что та учительница, которая заняла ваш кабинет, построила счастье на вашем несчастье? - по-своему растолковала она народную мудрость.
   - Нет, - сразу внесла ясность Светлана. - Когда ей дали кабинет, она понятия не имела, что у него была другая хозяйка. Она очень приятная, деликатная и никогда бы не сделала ничего дурного. Она ведь проводила у вас замену, вы её видели. Может такой человек сделать кому-то плохо?
   - Наверное, нет, - согласилась девочка, решив довериться мнению взрослого.
   - Всё, покидаем это гостеприимное место, - поторопила её Светлана, приготовив ключ, чтобы запереть кабинет. - Всё в порядке? Бумажек нет? Нет. Доска чистая.
   Она закрыла за собой дверь, переложила сумку в другую руку и... случилась обыденная вещь, которая всегда происходит в самый неподходящий момент. Ключ упал, стукнулся ребром об пол, отлетел куда в сторону и исчез в толпе сидящих, стоящих и передвигающихся детей среди их брошенных как попало рюкзаков.
   - Ужас! - воскликнула Света. - Где он?
   Оксана, не успевшая отойти далеко, вернулась, да ещё призвала на помощь знакомых ей детей, и начались поиски, к которым с азартом присоединились многие из находившихся поблизости ребят.
   - Светик, любовь моя... - начал говорить весело настроенный Жигадло.
   - Тише! - шикнула на него Светлана. - Вас не так поймут.
   - А здесь нет второго смысла, - возразил тот.
   - Смысл зависит от того, в какой стадии будет угодно слушателю понять ваше высказывание. Хотя на завершающей стадии уместно было бы добавить слово "бывшая".
   Жигадло помолчал, обдумывая сложное изречение, а потом засмеялся.
   - Этого не будет, - заверил он.
   - Всё-таки будьте осторожны. Дети любят воспринимать всё по-своему.
   Михаил Борисович вознамерился было рассказать вертевшийся на языке и очень подходящий к этому случаю анекдот, но сообразил, что время и обстановка неудачные.
   - Так я не понял, Светик, почему ты стоишь с таким потерянным видом и чем занимаются дети.
   - Поисками ключа. Упал и куда-то отлетел.
   - Такая толпа поисковиков давно бы его нашла, - сказал Жигадло и посмотрел на большой раздутый рюкзак с незастёгнутой молнией.
   Светлана проследила за его взглядом.
   - Я тоже об этом думаю, - согласилась она. - Может, он упал туда.
   - Надо посмотреть, - подсказал Жигадло простой выход из положения.
   Но Светлана не искала лёгких путей.
   - Хозяин куда-то делся. Я уже спрашивала, чей это рюкзак.
   - Мы же только заглянем в него, - возразил оказавшийся рядом мальчик. - Ничего не возьмём.
   - Нельзя, - ответила Света. - Это чужая вещь, нехорошо там копаться.
   - Да Шурик не рассердится, - настаивал на своём мальчик. - Я же его знаю.
   Но Светлана и сама не могла переступить через усвоенный в раннем детстве запрет, и не хотела подавать неправильный пример детям. Если кому-то родители не внушили, что осматривать чужие вещи недопустимо, то пусть он узнает это сейчас. Несчастный случай с ключом, оказывается, может ненавязчиво послужить воспитательным целям.
   - Светик... - начал Жигадло и тут же поправился, спохватившись, что его слышат дети. - Светлана Николаевна, вы сами для себя создаёте непреодолимые трудности. Надо всего лишь заглянуть в уже раскрытый для этого рюкзак...
   Неизвестно, как долго длилась бы история с ключом и рюкзаком, если бы сразу несколько голосов не воскликнули:
   - Вон Шурик идёт! Шурик, скорее сюда!
   Хозяин неопрятного рюкзака внешне соответствовал своей собственности. Чувствовалось, что в быту он неряха и растяпа, открыт для общения и не затаивает дурных мыслей, предпочитая высказывать их сразу.
   - А что такое? - подлетел он к группе, обступившей его рюкзак.
   - Посмотри, пожалуйста, не упал ли ключ в твой рюкзак, - попросила Света.
   - Сами бы и посмотрели, - с удивлением ответил мальчик, принимаясь перетряхивать своё имущество. - Чего ждать?
   - Словами ребёнка гласит истина, - объявил Жигадло.
   Послышались смешки.
   - В таком случае, истин столько же, сколько детей, и они не слишком согласовываются друг с другом, - отозвалась Светлана.
   - Ага! Вот ваш ключ! - победоносно провозгласил мальчик. - Выходит, это я его нашёл. Все искали, а нашёл я.
   - Большое тебе спасибо, Шурик, - поблагодарила Светлана. - Не знаю, что бы я делала, если бы ты не пришёл.
   - В следующий раз смело влезайте в мой рюкзак. Я разрешаю.
   - Надеюсь, больше я не выроню ключ, - ответила Света.
   Жигадло с наслаждением любовался ею. Смущение, которое она испытывала при всей этой кутерьме с ключом, делало её очень милой.
   - Теперь всё в порядке, - сказала Света, заперев дверь. - Как бы не оказалось, что ключ давно ждут на охране.
   - Светлана Николаевна, давайте я сбегаю и отнесу его, - предложила Оксана, очень сочувствующая своей учительнице. - Я это сделаю быстрее, чем вы. А то скоро звонок.
   Обычно Света не пользовалась такими предложениями, но сейчас отдала ей ключ.
   - Скажи, что это я передала и проследи, чтобы охранник отметил в журнале, - попросила она.
   - Да я всё знаю, - прервала её девочка. - Я часто отношу ему ключи.
   - Оксана, только не беги по лестнице. Спускайся спокойно...
   Девочка засмеялась и ушла.
   - Дети, спасибо за помощь, - поблагодарила Светлана.
   Такие нелепые случайности, которые разрешаются общими усилиями, обычно у всех оставляют тёплое чувство. Света знала, что теперь с ней ещё чаще будут здороваться вроде бы незнакомые дети.
   - Светик, я тебя обожаю, - веселился Жигадло, идя с ней по коридору. - Ну и развела тонкости этикета! Этот растяпа долго ещё будет удивляться, что училка не осмелилась заглянуть в его открытый на всеобщее обозрение рюкзак!
   - Это неплохо, - ответила Светлана. - Может, это так крепко застрянет у него в памяти...
   - Будь уверена, что застрянет.
   - ... что когда-нибудь, когда он окажется в аналогичной ситуации, он сам не залезет в чужие вещи.
   - Сейчас всё проще... - начал было внушать ей Жигадло. - Хотя, может быть, ты и права. Пусть кто-нибудь осознает, что ради соблюдения приличий можно поступиться собственными удобствами.
   - Никакое это не соблюдение приличий! То есть, конечно, это соблюдение приличий, но я об этом не думала. Просто мне с такого раннего детства внушили, что это делать нельзя, что я даже не помню, когда мне это говорили. Кажется, что я родилась с определёнными запретами, и с этим в том числе.
   - Плохо, что ты родилась с запретом выйти за меня замуж, - посетовал Михаил Борисович. - Сколько тебя ни уговариваю - как об стенку горох.
   - Всё в порядке, Светлана Николаевна! - крикнула издали Оксана. - Отдала, и он расписался.
   - Спасибо, - ответила Света и обратилась к Жигадло. - Кстати, о горохе, точнее, об отскакивании об стену или об пол. Вы ведь любите детективы?
   - Светик, твоя мысль, может, и ни от чего не отскакивает, но скачет изрядно.
   - И всё вокруг одного и того же, вокруг ключа. Во многих детективах используется такое решение с ключом, который торчит изнутри и не даёт открыть дверь: под дверь проталкивают газету, выдавливают ключ чем-нибудь снаружи, он падает точно на газету, и остаётся лишь вытянуть газету вместе с ним. Но в жизни он обычно отскакивает в сторону. Хоть бы один автор принял это во внимание.
   - Пиши детективы сама, - посоветовал Михаил Борисович. - Уверен, что у тебя преступник будет искать ключ до появления полиции, а ты бы завязла во всяких случайностях, какие только возможны.
   - Не завязну, - заверила его Света, с удовольствием подумав, что вот-вот получит заказанные книги. - Но я учту все эти случайности, и у меня предметы не будут любезно падать именно в то место, где их ждут.
   - Давай-давай, - поощрил её Жигадло. - И будет у меня жена - писательница.
   - Не накликайте. Ничего нет хуже, чем жениться на писательнице. Это ещё хуже, чем выходить замуж за писателя. Только подумайте о ворохах бумаг и бумажек с эпизодами, намётками, черновиками. И всё это будет лежать на самых видных местах, а жена, вместо того чтобы окружить вас лаской и уютом, будет сидеть за компьютером и печатать или за столом и писать, не обращая на вас внимания. "Светик, - скажете вы, - а есть у нас что-нибудь к обеду?" - "Не мешай, моя героиня покупает сейчас цветную капусту и лук, а к ней вот-вот подойдёт человек, замысливший недоброе. Состоится очень важный разговор, где будет для читателя намёк на возможного убийцу".
   Жигадло хохотал.
   - Светик, не надо писать детективы, - попросил он. - Мне хочется, чтобы жена приготовила блюдо из цветной капусты и лука, а не использовала эти овощи лишь в книге.
   - Здравствуйте, Светлана Николаевна, - степенно бросил ей Красовский, проходя мимо них по коридору и игнорируя Михаила Борисовича.
   - Здравствуйте, Алексей Геннадьевич, - отозвалась Света.
   Она поняла, что, назвав её полным именем, он хотел выразить своё недовольство её дружбой с Жигадло.
   - Как это я забыл! - спохватился Михаил Борисович. - Сейчас звонок, некогда, а потом я расскажу, что сегодня учудил Красавчик.
   - Заходите в бывший мой кабинет на чашку кофе, - пригласила его Света. - Людмила Аркадьевна тоже придёт. Или она будет нежелательной слушательницей?
   - Всё в порядке. Если она об этом и не знает, то пусть тоже посмеётся. Всё, Светик, я бегу.
   Светлана прошла в учительскую. Как и предсказывала Карасёва, Рустама там не было.
   "Интересно, что скажет Землянская, если сейчас появится и узнает, что надомник не пришёл? - спросила себя Света. - Не решит, что я не отработала свои два часа? А чем я виновата? Я здесь, жду его. Только бы он опять не появился с опозданием на час".
   Такой случай был. Она прождала его весь урок, а он пришёл лишь со звонком. Светлана провела полное занятие, не учитывая его опоздание. Хорошо, что у неё не было срочного дела, но всё-таки сдвиг графика на час был очень неприятен. Она попросила мальчика больше так не делать, и он извинился и заверил, что это вышло случайно. Карасёва и Сергеева её осудили за проведённое полное занятие, указав, что она должна была закончить урок в указанное в расписании время, а не идти на поводу у ученика. Они говорили справедливо, но ведь, учитывая, что мальчик часто вообще пропускает занятия, не стоило сокращать их самой.
   Светлана провела в учительской весь час, просмотрела конспекты уроков на следующий день, мысленно представила последовательность опроса учеников и изложения материала, весь ход каждого урока. Фантазия и опыт подсказали, в какой момент ей могут помешать "овцы" каждого класса, но, к сожалению, мер защиты против них не существовало. В каждой школе каждый учитель борется с одинаковым злом - невоспитанными, грубыми, хамоватыми учениками. Прежде таких детей пытались обуздать при помощи двоек, угрозы оставить на второй год, вызовов родителей. В наше странное время двойки обязали закрывать другими оценками, даже если ставить их не за что, оставление на второй год исключили, а родителям дали такую власть, что учителя и администрация не осмеливаются к ним обращаться, известно ведь, что яблочко от яблони недалеко падает.
   Света опомнилась и попыталась перевести мысли с основной беды любого учителя на более благоприятную тему. К сожалению, предстоящее кофепитие напомнило о негативной оценке, поставленной Карасёвой им с Прониной. Вновь пришлось напрячь волю и отогнать обиду.
   "Я уже проверила тетради, - ободрила она саму себя. - У меня на сегодня вообще нет ни одной проверки. Я отдыхаю".
   Это было настолько непривычно, что вместо чувства лёгкости возникли неуверенность и недоумение. Такое бывает у усердных студентов. Они напряжённо работали в учебном году, во время сессии, защиты диплома, но вот учёба заканчивается, и привычка постоянно что-то учить не находит применения и угнетает. Жаль, что молодёжь не догадывается не подавлять её, а перенести на изучение иностранных языков или каких-нибудь наук.
   В коридоре загалдели дети, покидавшие занятия, и пора было идти в кабинет, который она всё ещё условно считала своим. Вряд ли Рустам появится, но она решила на всякий случай заглянуть в учительскую в начале следующего урока. Мальчик был способным, схватывал материал даже быстрее сестры, но слишком спешил и мог наделать кучу глупейших ошибок, а многочисленные пропуски сильно осложняли работу и ему самому, и учительнице. Светлане приходилось в один приём впихивать в него то, что полагалось разделить на несколько раз. Перед ней вставал образ мчавшегося поезда, в который необходимо было ухитриться хотя бы кое-как забросить багаж, а уж о том, чтобы разложить его по порядку, невозможно было и мечтать. Как этот мальчик будет сдавать ЕГЭ? На тройку он, разумеется, вытянет, а ей вначале так и было сказано, что этого для него достаточно, однако теперь, познакомившись с Рустамом ближе, Света поняла, что его не устроит минимальное число баллов.
   Она вышла, поздоровалась с встретившимися коллегами, с которыми ещё не виделась, и со стеснённым сердцем заметила завуча.
   - Хусейнов приходил? - спросила Землянская?
   - Нет, - ответила Светлана. - Не понимаю, как он собирается сдавать ЕГЭ. Он хорошо воспринимает материал, но в математике требуется постоянная тренировка. Ещё удивительно, что из его памяти не всё улетучивается между посещениями школы.
   "Я её предупредила, что при таких пропусках уроков ему не надо ждать высоких баллов на экзамене", - сказала себе Света.
   - И его сестра тоже приходит не часто, - добавила она.
   - Это верно, - согласилась завуч. - Что же делать, если детки так больны? Придётся вам к ним приноравливаться.
   - Но так им не набрать баллов больше, чем на тройку, - вновь попыталась Светлана подготовить Землянскую к будущему экзамену.
   - Поглядим. Может, потом они будут посещать школу чаще. Старайтесь давать им как можно больше на каждом уроке.
   Она кивнула и энергично зашагала дальше.
   "Как будто их мозг - это резиновый товарный вагон, - подумала Света, которую всё ещё преследовал образ мчавшегося поезда. - Да и время ограничено".
   Она пошла к кабинету и прислушалась. Там было тихо, стало быть, урок был окончен и она не помешает. Дверь оказалась открыта, но внутри никого не было. Это означало, что последний учитель, который здесь работал, не удосужился взять ключ и запереть его. Свете это очень не понравилось. В пустой кабинет мог придти кто угодно и натворить что угодно. И вообще, в таком поступке проскальзывало пренебрежение к молодой учительнице русского языка и литературы. Наверняка этот человек тщательно запер бы кабинет, принадлежи он Серёгиной, Семаковой, Сидоровой или Карасёвой.
   - А у вас здесь будет урок? - спросили три девочки, заглядывая в кабинет.
   - Урока не будет, но я здесь буду, - ответила Светлана. - А что вы хотели?
   - Просто посидеть.
   - А кто вам дал ключ?
   - Никто. Этот кабинет уже три дня не закрывается. Но тогда мы пойдём.
   "Три дня не закрывается, - с негодованием думала Светлана. - Входи, кто хочет, делай, что только заблагорассудится, влезай в шкафы, в ящики стола, бери, что хочешь. А вдруг Терёшина держит здесь не только учебники и тетради, а что-нибудь более ценное? Господи, ведь тетради!.."
   Она быстро подошла к шкафу со своими вещами и проверила, не влез ли туда кто из детей, не разворошил ли пачки тетрадей, разложенных по классам и предметам. На первый взгляд всё было в порядке. Однако общий вид кабинета оставлял желать лучшего. Пол был усеян мусором, словно учителя не считали нужным следить за детьми или хотя бы перед уходом подбирать за ними бумажки, доску не помыли, даже учительский стол прямо-таки кричал, что хозяйки нет, а уж парты... На этих рассчитанных на двоих столиках чего только не было написано! Очевидно, многие учителя, заменявшие заболевшую Терёшину, позволяли детям заниматься своими делами, поэтому те от безделья сходили с ума.
   "Тяжело придётся уборщицам, - подумала Светлана. - Счастье, что теперь уборка - их дело, а не моё или Терёшиной".
   Когда-то приходилось составлять график дежурств. Одни ученики в свои дни безропотно убирали класс, другим приходилось напоминать об этом и помогать советами, за другими - ходить по пятам, а отдельные дети считали ниже своего достоинства убирать кабинет, и тогда Света, чтобы не портить себе нервы, сама его подметала и мыла. Однажды она попыталась поговорить по телефону с родителями одного из таких мальчиков (а он только что появился в их школе), но его отец резко ей объявил: "МОЙ сын - не уборщик! Он не будет чистить ваш кабинет!" Пришлось больше часа его успокаивать и внушать мысль, что мальчику будет тяжело учиться в новом классе, если он с самого начала противопоставит себя детям. Разговор закончился в мирных тонах, но измученная Света решила, что по возможности не будет обращаться к родителям наглых учеников.
   Светлана прошла к тому отделению шкафа, где хранились чайные принадлежности, достала всё необходимое, на обратном пути заметила на полу две ручки, включила чайник, подобрала обе ручки, нашла ещё одну. У каждого учителя набирается изрядное количество таких ручек. Обычно они потом выбрасывались, а Сидорова складывала их в пустовавший аквариум. Рыб они заменить не могли, но привлекали внимание разнообразием форм и цветов. Светлана не просто их собирала, а усердно использовала. Из-за того, что ей приходилось много писать, кисть руки затекала, пальцы переставали слушаться. Чтобы распределить нагрузку на разные группы мышц, Света постоянно меняла ручки. Одну страницу напишет толстой ручкой, другую - тонкой, третью - цилиндрической, четвёртую - конической. Это немного спасало от боли в руке. В киосках и магазинах такого изобилия не встретишь. На этих были названия разных фирм и отелей. Сейчас ей особенно пришлась по душе невзрачная гладкая полупрозрачная ручка. Она сразу очень удобно легла в пальцы, и Светлана пожелала, чтобы ребёнок, который её не то потерял, не то бросил ею в товарища и не стал потом подбирать, не пришёл за ней после уроков.
   - Уже кипит? - спросила Карасёва, входя. - У меня ворох новостей.
   "Какую же гадость ты про нас написала!" - мелькнула мысль.
   - Что за новости?
   - Дама совершенно больна после проверки. Вы знаете, что в школе была проверка всей документации? Даже ко мне заходили, листали папку с материалами по методъобъединению. Но у меня всегда всё в порядке. Придрались к каким-то мелочам, но, по-моему, не стали заносить их в протокол. Даму так терзали, что она выглядит как покойник. Она хотела на сегодня назначить совещание, но решила не проводить. Ведь какой же гад этот Киселёв! Всё-то ему неймётся!
   - Он клянётся, что не писал эту жалобу, - сказала Светлана. - Говорит, что в школе завелись ещё какие-то обиженные. Он даже возмущается, что всё сваливают на него.
   - Врёт он всё. Он, больше некому. Он и Красовский... А может, ещё кто-нибудь?.. Не знаю. Всё возможно. Но тогда мы не выберемся из этих проверок.
   - Очевидно, пишет кто-то, кого точно не будут проверять, иначе этот человек не стал бы писать анонимки и портить себе жизнь.
   - Да, вы правы... - задумалась Карасёва. - Но всё равно Киселёв - подлый мужик. Вы знаете, что из-за него из школы ушла девочка из девятого "а" класса?
   - Нет. Каким образом? Он всегда ставит только пятёрки и четвёрки.
   - Он их не всем ставит. Как раз в девятом "а" у него война с учениками. Они хотели от него отказаться ещё в конце того года, но никто из биологов не согласился вести в этом классе. И сам класс сложный по составу, и доплаты за него нет, потому что он не лицейский, а простой. Ты, Света, сама знаешь, какие амбиции у наших биологов. Короче, теперь он мстит детям и давит тройками. А теперь ещё пригрозил девочке, что, если она не поедет в загранпоездку, а он везёт детей в Польшу, то её ждут большие неприятности по биологии, географии и, возможно, другим предметам. Отец девочки сразу же примчался к Даме и пригрозил, что пойдёт жаловаться выше. Та, конечно, перепугалась. Но мать почти тут же приехала и забрала документы. Сказала, что переводит дочь обратно в старую школу, а в школе с такими порядками, как у нас, не будет держать своего ребёнка. Дама обрадовалась, что дело кончилось так хорошо, не стала уговаривать оставить девочку в школе и поскорее отдала документы.
   - За что у классного руководителя снимут тысячу рублей, - заметила Света. - А что сказали Киселёву?
   - В том-то и дело, что ничего. Дама его так боится, что не только не было выговора, но она ему даже слова об этом не сказала. Ты, Светлана Николаевна, как всегда, ничего не знаешь. Он творит такое уже несколько лет. Ему же надо набрать группу для поездки за границу, вот он и использует все способы. А тронуть его не могут, иначе он завалит анонимками все вышестоящие организации. Вы знаете, как он преподаёт?
   - Даёт детям по очереди вслух читать учебник. Сам очень редко что-то рассказывает, а если рассказывает, то обязательно вставит какую-нибудь вымышленную гадость о России.
   - Вот именно. А за чтение дети получают пятёрки. Дама как-то побывала на его уроке и заявила, что ей очень понравилось, что у него сильно выросло педагогическое мастерство. А вот если она придёт к вам, то вы хоть в лепёшку разобьётесь, но она обязательно найдёт у вас массу недостатков.
   - Землянская грозилась посещать наши уроки, - вспомнила Света. - Хотела составить график посещений.
   - Не знаю, когда она сможет их посещать, если она должна проводить собственные уроки.
   - Не выношу, когда кто-то торчит на моём уроке, - призналась Светлана. - Я перестаю быть собой и всё время чувствую себя букашкой под микроскопом. Только букашка не обращает внимания на рассматривающего её человека, не видит его, ей лишь бы переползти в более приятное место, а я вынуждена ловить чужие взгляды. Чтобы узнать, как я в действительности веду урок, надо, не предупреждая меня...
   - Войти, - закончила Карасёва.
   - Нет, не войти, а постоять под дверью и послушать.
   - Вы слишком драматично к этому относитесь, - проговорила Людмила Аркадьевна.
   - Может, я бы не относилась к этому так драматично, как вы выражаетесь, если бы я знала, что ко мне пришли благожелательные люди, желающие помочь. Где-то похвалить, где-то подсказать. Но к нам ходят с другими намерениями. Хоть раз кого-нибудь, кроме Киселёва и приближённых к администрации, за что-нибудь похвалили? Только минусы.
   - А ещё смешнее, смешнее, конечно, в кавычках, когда в одно посещение скажут одно, а в другое - прямо противоположное. Я тоже не люблю посторонних, но не до такой степени. Вот Сидорова - молодец. Она наслаждается, давая открытые уроки.
   - На которые приходят бешеные бабки и кудахчут по телефону, - добавила Света.
   Обе засмеялись.
   - Хотите вы этого или не хотите, - заключила Карасёва, - но когда-нибудь Землянская заявится на ваш урок.
   - Это плохо. Я чувствую, что она меня не любит, не знаю, почему.
   - А кого она любит? Ей лишь бы выбиться на руководящую работу. Наша школа для неё - всего лишь трамплин для прыжка наверх.
   - Как бы она не сместила Даму, - сказала Света.
   - Не знаю. Нашу Даму не так уж легко сместить. - Людмила Аркадьевна поразмыслила. - А захочет ли этого сама Землянская? Сейчас у неё большая власть, она имеет влияние на Даму, но отвечает лишь за свою часть работы, а если станет директором, то ей придётся отвечать за всю школу. Ты бы, Свет, взглянула на Даму! Как она не умерла после такой проверки? Захочет того же Землянская? Вряд ли. Кстати, как дела в "нехорошей" квартире?
   - Не скажу, что хорошо, но того, что было вначале, не повторяется. Появляются слабость, головокружение, но не умираю.
   - Что же там случилось за лето? - задумалась Карасёва, прихлёбывая кофе.
   - Если бы я знала заранее, что мы будем пить кофе, то принесла бы конфеты или печенье, - спохватилась Света. - У меня есть бутерброды с сыром. Будете?
   - Доставай, - обрадовалась Людмила Аркадьевна. - А то даже сгущёнки нет. Как-то скучно пить пустой кофе... Представляешь, кое-кто всё ещё возмущается, что не дают отгулы за субботу. Ведь сколько раз объясняли, что это не выходной день. Почему-то некоторые считают, что раз они в этот день не работают, то имеют право получать за него отгул, если их куда-то пошлют с детьми. Даже ко мне с этим подходили. Нельзя ли им вместо баллов в Критериях получить отгул во время каникул. Как будто я администрация и могу распоряжаться. Как дети! Пусть спасибо скажут, что хоть баллы стали давать. Ты, Светлана Николаевна, заполнила Критерии за эту четверть?
   - Нет, ещё не приступала к этому. Но ведь не к спеху. Всё равно до Нового года премий не будет.
   - Но хоть записываешь где-нибудь замены без оплаты и всякие мероприятия?
   - Замены записываю, но это не имеет смысла, потому что с меня вычтут и шестьдесят баллов, и ещё пятьдесят, и, не знаю уж, сколько ещё. Восьмой "а" не блещет, а уж седьмой погубит все мои достижения. Даже одиннадцатый "а" не спасёт положение. Премии мне не видать. Хорошо ещё, что из зарплаты ничего не вычтут.
   - Зато Серёгина огребёт по полной, - вставила едкое замечание Карасёва.
   - Дело уже прошлое, - сказала Света, имея в виду, что ей спихнули двоечный класс в начале учебного года, а не в конце первой четверти, и с этим надо примириться.
   - Прошлое? - усмехнулась Людмила Аркадьевна. - Я бы не стала так говорить.
   - Передали мне его в прошлом, но мучаюсь я с ним, разумеется, в настоящем. Я давно смирилась с тем, что останусь без премий.
   - Ты смирилась, а Сергеева до сих пор не может успокоиться, всё пытается доказать, что не должна отвечать за чужие классы.
   - Охота ей портить нервы, - сказала Светлана. - Всё равно ничего не добьётся.
   - Не добьётся, но зато все запомнят, что это не её классы, и, может быть, это поможет ей в дальнейшем. Всё надо учитывать наперёд. А ты будь настороже. По-моему, у вас, математиков, не всё ладно.
   - Между нами? - удивилась Света.
   - Не между вами, а среди вас. Что-то у вас происходит, но не могу понять, что. У Семаковой опять трения с классом.
   - Сколько можно?! Она прекрасный учитель и не ставит оценки просто так.
   - Может, поэтому.
   - С каким хоть классом?
   - С пятым. Когда это было, что родители пятиклашек затевали что-то против учительницы ещё в первой четверти? Слушай, я должна отнести бумаги. Сейчас вернусь и выпью ещё чашку кофе.
   Она торопливо вышла, а Светлана, наоборот, допивала свой кофе очень неторопливо и очень задумчиво. Когда дверь открылась, она подумала, что вернулась Карасёва, но это была Серёгина.
   - Я как знала, что найду вас здесь, - сказала Мария Александровна. - Помню, что сегодня вы, вроде, должны заниматься с надомником, прошла в учительскую - вас нет, сообразила, что, раз Терёшина на больничном, вы, наверное, в своём кабинете.
   - Мой надомник уже отдыхает. Сдавать ЕГЭ ему, но волнуюсь почему-то я. а ведь потом за его результат спросят с меня.
   - Поэтому и волнуетесь, - пояснила Серёгина. - И будьте уверены, что спросят. Если им выгодно, они закроют глаза на что угодно, а придерутся к таким, как вы, потому что вы не дадите отпор. А с детьми всегда так. Они считают, что именно учитель должен заботиться об их учёбе. Я сама оторопела, когда девочка мне объявила: "А я не готовилась к пересдаче. У меня был экзамен в музыкальной школе". Гордо так объявила! Наверное, думала меня поразить. А я-то до последнего не ставила ей оценку, надеялась, что она её исправит. Но меня так возмутил её тон, что я сразу же, у неё на глазах, вывела ей тройку. Подумайте, я забочусь о её результатах, хочу ей помочь, а она мне говорит такое! Хоть бы извинилась, сказала бы, что, мол, так неловко получилось, всё навалилось как-то сразу. Я бы тогда ей, может быть, посочувствовала. Но отвечать таким тоном!.. А я к вам с просьбой.
   По её чуть смущённой улыбке Светлана сразу догадалась, о чём пойдёт речь, и не ошиблась.
   - Решите пример.
   Не могла же Светлана отказаться.
   - Давайте.
   Она надеялась, что Серёгина уйдёт сразу же, до возвращения Карасёвой, но та принялась объяснять:
   - Ко мне подошёл мальчик, попросил решить, а со мной сегодня что-то такое... Не могу, и всё тут. И так пытаюсь, и так - не получается. Попробуйте вы.
   Разумеется, худшее произошло: Людмила Аркадьевна услышала эти слова. Светлана была очень огорчена. Сама она не видела ничего особенного в том, что учитель не может что-то сделать по своему предмету. Бывают такие дни, когда голова не работает, путаешься в простейшем, не можешь вспомнить хорошо знакомое. Даже в электронике происходят сбои, что же говорить о живом человеке, подверженном внешним и внутренним факторам? Одолеет его бессонница или просто навалится усталость, беспокоят какие-то проблемы... Мало ли что. Но бывают люди, которые не прощают такие промахи другим, хотя сами тоже их совершают. Впрочем, Свету волновало не это, а то, что Серёгина чувствует сейчас унижение. Не раз бывало, что, не справившись с трудным примером, передав его Светлане и получив решение, она потом, при случае, словно в отместку к чему-то придиралась. Ещё можно было надеяться, что эта чаша минует Свету при приватном разговоре, но теперь, когда появился свидетель, надо в будущем ждать какой-нибудь неприятности. Хорошо хоть, что это будет, как известно из опыта, разовая неприятность, обидная, досадная, но не катастрофическая.
   - Здравствуйте, Людмила Аркадьевна, - любезно обратилась к вошедшей Серёгина. - Мы, правда, уже виделись.
   - Но пожелать лишний раз здоровья неплохо, - добавила Светлана.
   - Это верно, - согласилась Мария Александровна. - Мне бы пожелание здоровья пригодилось. Я сегодня просто никакая. Так нехорошо себя чувствую! Вон даже не могу вдуматься в пример. Мальчик придёт за решением, а мне нечего ему ответить. Пришлось идти за помощью к Светлане Николаевне.
   "Значит, потом отомстит", - сделала вывод Света и предложила:
   - Хотите кофе? Или, может быть, чаю?
   - Нет. У меня ещё дела. И собственный кофе стоит. Перед третьим уроком налила и до сих пор не выпила. Всё некогда. Так что посмСтрите пример?
   - Хорошо.
   Карасёва постояла у двери, прислушиваясь, а когда убедилась, что Серёгина ушла к себе, воскликнула:
   - Вот это да! Она не может решить сама?!
   - Она же не вычислительная машина, - вступилась Света за коллегу. - Разве у вас не бывает, что вы до такой степени устаёте, что не можете вспомнить какие-то исторические даты?
   - Бывает. Словно какое-то затмение. Зато потом они сами выскакивают в памяти.
   - Вот и у неё так.
   - Но идти на поклон к коллеге?! А ведь у неё репутация лучшего учителя математики в школе.
   - Репутация - вещь коварная. За ней может прятаться всё, что угодно. За хорошей репутацией легко скрываются пороки, чья-то дурная заставляет людей не замечать хорошие качества этого человека и даже поступки. Но это я не про Марию Александровну говорю. Она хороший учитель, и, кажется, у неё есть звание заслуженного учителя.
   - Вот уж этим званиям я совсем не верю. Знаю, как их получают.
   - Только не делайте о ней неблаговидных выводов, - попросила Светлана.
   Она не раз замечала, что Серёгина допускает ошибки, может при решении незнакомого примера не учесть область определения. Семакова знает математику гораздо лучше. Но, как однажды заявила сама Серёгина, важно не то, насколько блестяще знает предмет учитель, а то, насколько хорошо он может научить этому предмету детей. Слава лучшего преподавателя когда-то закрывала Свете глаза на промахи Серёгиной, но она давным-давно убедилась, что та обычный хороший учитель, чья блестящая репутация поддерживается искусственно, за счёт сильных классов, которые она умела себе добывать, и замалчивания плохих результатов. А что ещё остаётся учителю, который хочет доказать, что он прекрасный профессионал? Как ещё этого добиться? Если бы она оставила себе тот же седьмой "а", то его почти поголовные двойки погубили бы её славу. Если бы от учителя перестали требовать качество обучения не ниже шестидесяти процентов, то Марии Александровне, страшившейся упасть в общественном мнении, не пришлось бы настолько отчаянно и, прямо скажем, бессовестно спихивать коллегам нежелательные классы и отвоёвывать себе сильные. Хорошо ещё, что сама Света и Семакова не заражены этим вирусом, а то среди математиков началась бы бешеная грызня.
   - Неблаговидных выводов! - повторила Карасёва с возмущением. - А какие ещё выводы можно сделать, если видишь такое?
   - Никому не рассказывайте об этом эпизоде, - попросила Светлана, сама не зная, почему, ведь, вроде, это дело Серёгиной просить о такой услуге, а не её.
   - Как хотите, но моё мнение о ней поменялось. Мне теперь будет смешно слышать, что о ней говорят как о лучшем педагоге. А знаете, что говорят о вас?
   Светлана понимала, что сейчас услышит горькую правду. Может, она с ней не согласится, потому что у каждого человека своя правда, но она узнает мнение о ней окружающих. Неприятный и тревожный момент.
   - Дети или взрослые? - спросила она.
   - Учителя.
   - И что же они обо мне говорят?
   - Не знаю, обрадует это вас или огорчит. Что вы прекрасный математик, но не очень умеете ладить с детьми.
   - Вроде, мы неплохо разговариваем... - задумалась Света. - Напряжения в наших отношениях нет...
   - У вас часто с кем-то нелады.
   - Например, с Алаевым и Григоряном.
   - Не только с ними. Но и с ними тоже. Они у всех ведут себя одинаково, но другие почему-то умеют с ними ладить. Заметьте, их родители спокойно выслушивают жалобы всех учителей, а на вас нападают.
   В голове Светы зароились возражения, оправдания, объяснения, но путь им преградило сознание, что, действительно, она не может приноровиться к изменившимся отношениям между учителями и родителями и между учителями и детьми-хамами.
   - Против факта не попрёшь, - согласилась она. - Или, как у Лескова, против хвахта не попрёшь. Не могу обуздать такого рода детей и взрослых.
   - И вообще будь осторожна, Света, - предупредила Карасёва. - Не знаю, что происходит, но мне что-то не нравится. У меня на это есть чутьё. И Серёгиной, кстати, тоже что-то не нравится. Нечто словно витает в воздухе, образно выражаясь. Словно что-то назревает. И у Семаковой опять какие-то неприятности. Странные неприятности.
   "Может, она поэтому сегодня так прочувствованно выдумывала о том, что дети хотят к ней вернуться?" - подумала Светлана.
   - Странные, - подтвердила она. - Чтобы в пятом классе...
   - Да ещё в первой четверти, - уточнила Карасёва. - Повторяю: что-то у вас, математиков, происходит нехорошее. Она ведь всегда умела находить контакт с детьми и взрослыми.
   "Интересно как-то получается, - работала мысль в голове Светы. - Он неё отказывалось и продолжает отказываться много классов, а от меня - очень мало. А ещё точнее, очень мало пыталось отказаться, но я их всё равно доучивала до конца. Однако почему-то считают, что не она, а я не умею ладить с детьми. Вот мне в этом году передали её восьмой класс и надомников. А сколько её классов я брала раньше! Почему людское мнение противоречит явным фактам?"
   - А ты собираешься решать то, что тебе дали? - спросила Людмила Аркадьевна. - Вроде, мальчик должен придти к Серёгиной после восьмого урока.
   - Да, - спохватилась Светлана.
   Она терпеть не могла такой вот срочной работы. Ведь и у неё может быть сбой в мозгах. Тогда и у Карасёвой, и у Серёгиной создастся неблагоприятное впечатление. Сама она не лгала себе, не заблуждалась на свой счёт, не преувеличивала своих способностей и знания математики, понимала, что основательно забыла то, чему учили в институте, но что ей не требовалось в обычной школе. Ей часто хотелось восстановить забытое, но не хватало времени. Однако всё в ней противилось мысли, что эти белые пятна в познаниях обнаружит кто-то ещё.
   Сейчас ей предстояло решать не на свободе, когда нет посторонних глаз, а в присутствии Карасёвой. Но, возможно, именно это подстегнуло её и заставило мобилизовать умственные силы, потому что решение трудного примера далось ей неожиданно просто. Так бывало много раз, когда решение приходило само и, казалось бы, без умственного напряжения.
   - Вот это да! - восхищённо проговорила Людмила Аркадьевна, следя за стремительной записью. - Как же быстро ты, Светлана Николаевна, решаешь! Я простое предложение пишу дольше.
   "Вот так и появляется незаслуженная репутация безупречного математика", - подумала Света, но не стала рассеивать иллюзию.
   - А вот и я! - провозгласил Жигадло. - Людмила Аркадьевна, привет. Светик, чем ты там занимаешься, вместо того чтобы встречать меня.
   - Это... - начала Карасёва, но спохватилась, что обещала не рассказывать о Серёгиной. - Мальчик попросил решить какой-то запутанный пример.
   - Ох уж эти мальчики! - вздохнул Михаил Борисович, направляясь к шкафу за чашкой. - И девочки тоже ох. Скоро я так и буду охать. В девятый "а" недавно приняли нового мальчика. Ты, Светик, там не ведёшь, я знаю, а вы, Людмила Аркадьевна...
   - Нет.
   - Я тоже не веду, но пришлось проводить замену, потому что у Киселёва какие-то дела. Дама лично попросила меня подменить его. Замену мне не оплатят, но я запишу её в Критериях. Таким образом я и познакомился с этим Паком. Такой фрукт, скажу я вам, какие редко встречаются. Гнилой фрукт. У него какая-то сестра, не то двоюродная, не то троюродная, в девятом "б". Не ангел, конечно, но с ней хлопот нет, вполне приличный ребёнок. А этот! Знаете, что он мне заявил, когда я взял у него тетрадь, чтобы посмотреть, что он успел написать? "Эй, вы! Верните тетрадь или будете за неё платить!" Каково?! Вот увидите, что этот тип нам ещё покажет. Мы от него будем на стенку лезть.
   - А слава о нём долго ещё будет греметь в стенах нашей школы, - добавила Света и стала проверять решение.
   - Неужели всё это - решение? - спросила Карасёва. - Две с половиной страницы?! Михаил Борисович, это какая-то фантастика! Жаль, что я не засекла время. Тебе, Света, надо участвовать в конкурсах на скоростное решение, не знаю, есть ли такие.
   "Теперь и Жигадло будет уверен, что я непревзойдённый математик, - со смесью удовольствия и неудовольствия думала Светлана. - А каково будет падать с таких высот, если когда-нибудь я не смогу решить пример. Это больно. Недаром Серёгина всеми способами отстаивает свою репутацию".
   - Вроде, всё в порядке, - сказала она. - Теперь перепишу красиво...
   - Зачем? - удивилась Карасёва.
   - Не то хотела сказать. Почерк у меня неважный. Перепишу разборчивее, расположу решение понятнее, чтобы никому не пришлось вдумываться, что и за чем идёт. Вот это вообще лучше сдвинуть вправо, потому что это добавочное решение. Зачем ему вклиниваться в общий ход рассуждений?
   Карасёва примолкла, следя за записями. Она давно забыла школьный курс математики, с которой у неё была не очень крепкая дружба, но чутьё учителя подсказывало ей, что в работе коллеги наблюдается строгая система и забота о мелочах. Жигадло тоже с интересом слушал пояснения Светы.
   - Вот теперь запись выглядит совсем по-другому! - удовлетворённо сказала Светлана. - Последовательно, чётно и понятно даже непросвещённому. Ни убавить, ни прибавить, ни придраться. Пойду, отнесу... мальчику.
   Она не слышала того, что сказала в её отсутствие Карасёва, а та задумчиво произнесла:
   - Не понимаю, почему к Свете так придираются, особенно в этом году. У меня даже возникла нехорошая мысль... Только не проговоритесь, Михаил Борисович!.. что её хотят выжить из школы. Её и Семакову. Но к Марии Витальевне не так-то просто подступиться.
   Жигадло не успел ответить.
   - Порядок, - объявила Светлана. - А вы налили себе кофе, Михаил Борисович?.. Ничего, сейчас подогрею воду. А что такого забавного вы хотели рассказать?
   - Забавного? - оживилась Карасёва.
   - Да всё про нашего Красавчика, - сказал Жигадло. - Перед ним так трепещут, что он позволяет себе всё что угодно. В восьмом "б" учится некая Кузькина. Учится неважно, очень неважно, можно сказать, плохо. Бывают прорывы, но сейчас в её учёбе полный спад. Классный руководитель вызвала на сегодня её мать, пригласила придти всех учителей, кто с ней работает. Красовский, получив личное приглашение, не снижая голоса, проревел: "Вы что, грозитесь показать мне Кузькину-мать?"
   Обе женщины засмеялись.
   - Так он же не остановился на этом, а повторил шутку ещё громче: "Я ничего не боюсь! Где она? Покажите мне эту Кузькину-мать!" И ему дела нет, что его слышат дети.
   - Титан, - дала ему оценку Света. - Могуч и несокрушим.
   - Но в последнее время он совсем распустился, - сделала замечание Карасёва. - По-моему, вообразил себя царём и богом. Привык, что перед ним заискивают и дети, и родители, и многие учителя.
   - Как он умудрился создать себе такую репутацию? - удивлялась Светлана.
   "Что-то я сегодня слишком часто произношу это слово", - спохватилась она.
   - А над ней надо лишь в самом начале поработать, а потом уже она работает на человека. Нужно лишь следить, чтобы при случае она не очень пострадала. Мелкие удары ей нипочём, а вот от крупных надо уметь уворачиваться, - объяснил Жигадло. - Я сейчас расскажу анекдот как раз по теме...
   Было бы предосудительно повторять анекдоты, которыми Жигадло щедро осыпал коллег, хотя с выводами все соглашались.
   - Это верно, - сказала Карасёва. - Но вам надо быть осторожнее с такими заключениями, Михаил Борисович.
   Когда коллеги разошлись и Светлана собралась домой, она не жалела о потерянном времени, потому что осталось впечатление чего-то праздничного. Возможно, этому в немалой степени поспособствовал быстро решённый пример.
   - Домой? - спросила старая учительница физики.
   - Да. Жаль, что вы не зашли на кофе. С нами был Жигадло.
   - Мне сейчас только его анекдотов не хватает, - мрачно сказала Пронина. - Я в себя никак не приду после того, что прочитала о нас с вами. Как вам удаётся так легко от всего этого отделываться?
   Сначала Светлана сама удивилась, почему сравнительно легко прогнала обиду, но потом нашла отгадку: она была к этому готова. Уже несколько раз Карасёва её подставляла, недаром Света не любила работать в её классах. Она знала, что Людмила Аркадьевна к ней искренне расположена, готова помочь с составлением документов, подсказать, напомнить, дать хороший совет, но, в то же время, может и подвести, если это будет способствовать её собственному благу. В учительской среде это распространённое явление, и их школа в этом отношении ещё может считаться благополучной. А если знать, с чем можешь в любую минуту столкнуться, то и простить это легче, тем более что неприятная запись была сделана Карасёвой слишком давно.
   - А что остаётся делать? - спросила Света. - Разругаться с ней? Но так можно перессориться почти со всеми коллегами. Но всё равно когда-нибудь придётся помириться, ведь работаем в одной школе, видимся каждый день, много общих классов.
   - Недаром у вас репутация самого добродушного учителя, - отметила Пронина.
   "Ещё одна подробность о моей репутации, - подумала Света. - Но она хотя бы приятная. Добродушный человек! Никакой я не добродушный человек, а бываю очень даже вредной. Знали бы некоторые, что мне о них известно и что я о них думаю! Как хорошо скрываются недостатки под маской репутации. И почему это слово сегодня меня преследует?"
   - А вот у меня скоро будет репутация противной, вредной, неуживчивой бабы, - горько произнесла Пронина. - И к тому же никуда не годного учителя. А я всё равно не наставлю четвёрок двоечникам. Тройки поставила, раз двойки запрещены, но четвёрки ставить не собираюсь. Пусть хоть из школы увольняют. Ничего, как-нибудь проживу на пенсию. Меня и завуч корила за это, и Дама опять вызывала. Ни за что! Разве я виновата, что моя молодая берёт себе хорошие классы, а те, что похуже, сбрасывает мне? Как дети учатся, такие оценки и получают. Пусть спасибо скажут, что я не наставила двоек, как грозила. Четвёрки им подавай! Чего захотели!
   Она ушла, ворча.
   "Вот что значит репутация, - возвратилась Света к навязчивому слову. - У Новиковой репутация хорошего физика, а бедной Вере Ивановне, чудесному учителю, делают сплошные выговоры. Не знаю, насколько хороша Новикова, верю, что её репутация оправдана, однако нельзя же вот так разом перечёркивать заслуги Прониной (у которой, кстати, тоже когда-то была репутация блестящего педагога) из-за того только, что в наше время требуют очень сильно завышать оценки, ставить четвёрки и пятёрки не шестидесяти и более процентам учеников, а ей дают слабые классы, где тройки должны считаться успехом... Ох, ведь Дик ещё не гулял! - спохватилась она. - Хороша хозяйка. Как бы моя репутация не упала в глазах собственных животных".
   Она торопливо шла домой, продолжая думать о коллегах и детях, Дике и Базиле, но совсем не думая о неприятном соседе. Зато совершенно по-другому обстояло дело у Рыбакова. Он вышел утром из дома, размышляя о несчастной Валеркиной влюблённости, потом, забыв обо всем, долго бился со своим Испытанием (испытанием для нервов, конечно), пытаясь натаскать его по подготовленной части диссертации, но, рано уйдя с работы, отбросил мысли о невежественном, туповатом парне, которого, скорее всего, уже ждёт тёплое местечко в науке или, если быть точным, околонаучной администрации, и теперь, подходя к дому, вернулся к прежним размышлениям. Он ещё раз пожалел приятеля из-за неудачного выбора дамы сердца, с отвращением вспомнил нервное лицо "Светланы", мельком подумал, что Сабина умеет скрывать недостатки внешности за косметикой и создавать облик женщины, желанной почти для каждого мужчины, потом пожалел, что ещё не видел особу, вселившуюся в квартиру путешественницы, и остановился на том, что пока он предпочёл бы видеть женой Валеры мать двоих детей, несмотря даже на её вопли.
   Как по волшебству, он встретил именно эту женщину.
   "Сегодня детей забрали раньше времени? - подумал он. - Или у неё нерабочий день? Вроде, она работает воспитателем и следит за малышами после уроков. Или я что-то путаю? Раиса... Ведь дядя Володя говорил отчество, а я опять забыл.
   Светлана заметила ненавистного человека слишком поздно, когда уже нельзя было сделать вид, что направляешься в "Пятёрочку" за продуктами. У неё сердце замерло в ожидании какого-нибудь неприятного замечания о громко лающей собаке. Она пожалела, что Сабина и Алевтина Ивановна заранее предупредили её о том, что этот тип ненавидит животных. Пока он ещё даже не намекнул ей о привычке Дика не утаивать появление в общем коридоре людей, а она в ожидании этого момента потратила столько нервов, что их хватило бы на десять выговоров. "Чёрт с ней, с этой собачкой!" - вспомнилось ей, причём, как водится, невольный вскрик Рыбакова со временем преобразился в грозный рёв.
   "Если уж он собирается меня отчитывать за Дика, то пусть хотя бы говорит вполголоса. Терпеть не могу криков. А уж истерики, которые закатывают некоторые мужчины из-за каких-то мелочей, вообще отвратительнее, чем визгливые нападки иных женщин. И ведь идёт медленно, значит, рассчитывает на встречу. А что я могу сделать с Диком? Не класть же его на операцию по повреждению голосовых связок".
   Встреча состоялась возле самого подъезда, можно сказать, в подъезде, когда каждый из них уже миновал скамейку со старушками и получил свою порцию расспросов. А жаль! Если бы Рыбаков услышал, что к мнимой Раисе обращаются "Светочка", он понял бы свою ошибку.
   - Здравствуйте, - поздоровалась Света.
   "Всего третий этаж, - думала она. - Почему бы ему не пойти пешком? Вон он какой крепкий на вид. Я бы и сама пошла, но боюсь разозлить его ещё больше. Вдруг поймёт, что он мне противен?"
   Анатолий с удовольствием взбежал бы по лестнице, но ему хотелось проехать с этой женщиной в лифте, присмотреться к ней и попытаться понять, почему Валерий выбрал не её, а неприятную Светлану.
   - Добрый день, - ответил он и, не зная, что сказать ещё, спросил. - Как ваши дети?
   "Какое ему дело до детей? - недоумевала Света. - Или это лишь начало, а потом он спросит: "А как поживает ваш пёс? Что-то я его слишком часто слышу"? Если так, то это немного садистский путь к началу выговора".
   - По-разному, - осторожно сказала она. - Сегодня вели себя нормально, работали хорошо.
   Рыбакова, имевшего в виду Катю и Костю, несколько удивил такой ответ, но он не стал над ним задумываться, потому что размышлял совсем о другом.
   "Не красавица, но очень мила", - решил он. Разумеется, в голову сейчас же пришла цитата из фильма: "Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила".
   "Про Дика молчит, - думала Светлана. - Это хорошо. Может, он не успеет ничего сказать, ведь лифт поднимается всего лишь на третий этаж. А может, он с самого начала не собирался со мной ругаться... Не со мной, а на меня, ведь я-то ругаться не буду. Не совсем правильно грамматически, но точнее по смыслу. О, тонкости русского языка! И ведь в каждом языке свои тонкости, а мы учим правила и, поскольку не говорим на иностранном языке постоянно, допускаем миллион таких вот мелких смысловых ошибок, даже не ошибок, а неточностей... Дик, наверное, понять не может почему я так задержалась. Он привык, что я перед собраниями или перед занятиями с Шуриком... а ведь мальчика, в рюкзак которого упал ключ, тоже зовут Шуриком... успеваю забежать и вывести его на прогулку".
   Она с ужасом представила, каким радостным лаем встретит её пёсик, и испугалась, что у собаконенавистника сейчас же вспыхнет дремлющее желание затеять скандал. "Такой, вроде, симпатичный внешне. Почему же ты такой противный? Не люби собак, но будь к ним терпим", - пожелала она.
   "Совсем не употребляет косметику, - размышлял Рыбаков. - Может, только губную помаду, но не уверен. Наконец-то вижу женщину в естественном виде. При умелом использовании всяких штучек для украшения внешности, она будет выглядеть гораздо красивее, но зато хуже не сможет. А вот отмой Сабину и поставь их рядом, тогда ещё неизвестно, кто покажется лучше. Нервнобольная симпатия Валерки точно не победит в этом конкурсе, и Сабина, возможно, тоже проиграет. А может, не проиграет. Но из всех троих я бы всё-таки выбрал эту Раису. Не я, конечно, а я на месте Валерки. Мне-то никто не сможет заменить мою Тамару. Если бы она хоть на миг появилась рядом с этими женщинами, то... то Валерка так и остался бы холостяком. Но моя Тамара никогда здесь не появится, а Петрарка не прав. Мои чувства не остыли, годы не выстудили их приют, а новой страстью горячей былой мне не загореться. Наверное, друг Франческо имел в виду не меня, а Валерку. Но какой же он дурак! - Рыбаков имел в виду своего приятеля, а не поэта, но никто не оговаривает такие мелочи в мыслях, а часто и вслух. - Впервые по-настоящему влюбился, да ещё в таких солидных годах, даже думает о женитьбе, а выбрал какую-то психопатку, вместо того чтобы получить и достаточно приятную жену, и двоих детей. Убеждён, что она перестала бы устраивать истерики и бросаться с кулаками на мебель, если бы осознала, что в её жизни появился мужчина, готовый во всём её поддержать".
   "Что бы такое придумать, чтобы задержаться и не подходить к двери? - гадала Светлана. - Я уже сейчас слышу Дика, так хотя бы не открывать дверь при этом субъекте. Может, тихо, как бы про себя, воскликнуть, что совсем забыла кое-что сказать Алевтине Ивановне? Выйдет несколько искусственно, но ничего лучше я придумать не могу".
   "Пока на месте Валерки я бы остановился на этой женщине, - подвёл итог Рыбаков. - Может, намекнуть ему? Или лучше не надо, ведь считается, что я ни о чём не догадываюсь. Теперь бы посмотреть на четвёртую невесту - Иру. Она, правда, иногородняя или из какого-то посёлка. Но ведь она приехала сюда подработать, а не в погоне за пропиской, значит, у неё нет этой отвратительной пролазливости, которой прославились приезжие завоеватели лучшей доли. А спокойная сельская женщина без пробивных наклонностей могла бы стать Валерке прекрасной женой. Жаль, что я упустил хозяйку той квартиры. Вроде, встретил однажды на этаже женщину, которая сильно хромала, но не обратил внимания на её лицо. Впрочем, её здесь нет и долго не будет".
   Когда дверь открылась, Светлана хотела было осуществить свой план, но увидела ожидавшую лифта Курулёву.
   "Вот кто меня задержит, - подумала она. - Надеюсь, этому типу не придёт в голову тоже задержаться".
   Но у "типа" при виде исступлённых глаз было только одно желание - бежать.
   - Здравствуйте, - сказала Светлана.
   - Здравствуйте, - как эхо, повторил Анатолий и быстро зашагал прочь.
   - Здравств... - начала, но не докончила Раиса Павловна, отвлечённая внезапным соображением.
   "А почему это они приехали в одном лифте?" - задалась она вопросом.
   Разумеется, она не имела в виду ничего плохого и была далека от мнения "брал за руку - женись", но ей не понравилось, что мужчина, которого она прочила в отцы своим детям, приехал вместе со Светланой, то есть женщиной, подходящей ему по возрасту.
   - Как дела в школе? - с повышенной любезностью спросила она, оскаливаясь, что должно было означать улыбку. - Я ведь заболела. Сегодня утром почувствовала себя нехорошо, а сейчас и температура поднялась. Я и на работу не пошла, позвонила, предупредила, чтобы искали замену. А теперь иду за больничным.
   - Я вам очень сочувствую, - ответила Света. - Неприятно болеть в каникулы... А может, это и лучше, ведь каникулы - не праздники, для нас это всё равно рабочие дни. Зато никому не надо будет вас замещать.
   "До чего мне не нравится эта Светлана! - думал Рыбаков, открывая дверь. - Недаром Раиса с ней так любезна. Если не ублажать такую, она отыграется на детях. Заболела она, видите ли..."
   Он оборвал мысль, потому что не мог придумать, каким образом болезнь может подтвердить его негативное мнение об этой женщине. Он даже не поздоровался с пёсиком, попеременно то приветствовавшим его, то призывавшим задержавшуюся хозяйку, а поторопился скрыться за дверью. Вроде, неприятная особа не должна была вернуться, раз отправилась в поликлинику, но он слишком часто встречал её по утрам, поэтому хотел избежать неожиданностей.
   Когда дверь в квартире Полетаева закрылась, чувство облегчения испытали оба - и Анатолий, и настоящая Светлана. У последней сразу исчез повод задерживаться, она пожелала Курулёвой скорейшего выздоровления и пошла к себе, а та поехала на лифте вниз, точимая разного рода предположениями и опасениями.
   Дик ликовал, когда долгожданная хозяйка вернулась. Базиль тоже от души приветствовал Свету, но радость кота была незаметна для окружающих, а громкий нетерпеливый лай собаки, вдруг сменившийся тишиной, давал понять каждому, кто умеет соображать, что семейство восстановилось. Пёсик прыгал, крутился, размахивал хвостом, в порыве чувств то хватал тапочек, то бросал и вновь подскакивал к пришедшей, словом, совершал самые невообразимые поступки, но делал это уже молча. Владимир Михайлович, например, поивший Валерия чаем со всякими разностями, приличествующими обеду, сразу понял, в чём дело, как понял и то, что незадолго перед этим к двери подошёл Анатолий, сразу же и вошедший, чем подтвердил сообщение пёсика. И Рыбаков тоже не был глуп и сообразил, почему собака замолчала, но сделал другой вывод. Стойко принимая Раису Павловну за Светлану, он решил, что не напрасно поспешил скрыться, так как неприятная женщина всё-таки за чем-то вернулась. Может, забыла паспорт или страховую карточку?
   - Анатоль, присоединяйся к нам, - пригласил Полетаев, а Валерию тихо сказал, - Твоя Светлана пришла из школы. Ты какой-то робкий влюблённый. Что бы тебе к ней выйти? Сейчас она обязательно выведет Дика погулять. Вот ты и...
   - Нет, дядя Володя! - испугался Валерий. - Я не могу вот так явно. Вы лучше приглашайте её почаще к себе, и я как бы случайно... Мы же договорились? Только не намекните ей ненароком, что я ею интересуюсь. Это её, по-моему, только оттолкнёт.
   "Возможно", - признал его правоту старик.
   До прихода Анатолия они уже многое обсудили. Например, Полетаев сообщил:
   - Я по твоей милости стал дружить и с остальными дамами. Здесь их много. Пока что я считаю, что ты сделал удачный выбор. Светлана мне нравится больше остальных, но тебе будет нелегко к ней подойти... Я не мог и предположить, что ты такой робкий. Но, как мы решили, я буду приучать её к тебе постепенно. Только сначала надо приучить её ко мне.
   - Спасибо, дядя Володя, - поблагодарил Валерий.
   - На следующей неделе у неё каникулы. Я их с Ирой пригласил в гости. Зайди и ты. Начинай действовать, Валерик, а то я бегаю за ней, словно не ты влюблён, а я. Мне уже намекают, что я слишком часто с ней встречаюсь. Представляешь? В моём-то возрасте!
   - Какой у вас возраст, дядя Володя? Посмотрите на себя в зеркало и забудьте о фактическом возрасте. Ваш биологический возраст, по-моему, не превышает пятидесяти лет. Я бы не удивился, если бы вы женились. Не на Светлане, конечно, ведь она нравится мне, а на ком-нибудь ещё.
   - Только не говори глупости, - прервал его старик.
   - Это я только так сказал, чтобы дать понять, как вы выглядите. А вы уж не бросайте этого дела, дядя Володя. Без вас я пропаду. Вон, оказывается, как трудно за ней ухаживать! Приучите её к себе, подружитесь с ней, а потом я словно незаметно вклинюсь между вами.
   Полетаев не предполагал бросать взятое на себя дело, но ему не понравилось, что даже Валерию не показались смешными намёки Алевтины Ивановны. А как бы старик отнёсся к разговору, произошедшему между братом и сестрой Пшеничниковыми, к которым Валерий заходил перед визитом к нему?
   Валерий, как всегда, предварительно позвонил, чтобы предупредить о своём визите, и зашёл к ним с единственной целью - поддержать легенду об их со Степаном предполагаемом совместном бизнесе.
   - Будете чай? - с очаровательной улыбкой спросила Сабина.
   - Нет, спасибо. Мне сейчас идти к Владимиру Михайловичу, а он не отпускает гостей без чая и прочего.
   Возможно, он не отказался бы от чашки чая и в этом доме, но он уже давно почувствовал, что за её любезным приглашением скрывается тайное нежелание, чтобы на него согласились. Такое случается нередко. Вроде, хозяйка - само радушие, а внутренний голос подсказывает: "Не бери ни кусочка!" А в другом доме не испытываешь ни малейшего опасения взять бутерброд или кусок кекса. У Полетаева, например. Валерий точно знал, что в первый раз Сабина угощала с удовольствием, и во второй раз тоже. Но когда он пришёл в третий раз, он ощутил то самое словно витающее в воздухе предупреждение, отказался от чая и с тех пор твёрдо решил не садиться за стол в этом доме.
   - Тогда я вас оставлю, - сказала Сабина. - Обсуждайте свой... бизнес. Может, в самом деле, откроете какую-нибудь фирму?
   Выждав положенное время, минут двадцать, не больше, и обсудив кое-какие детали в совместном деле, Валерий ушёл к Полетаеву, а уж там старик сейчас же повёл его в кухню.
   - Уже ушёл? - спросила Сабина.
   - Я тебя не узнаю, Сабинка, - сказал Степан. - О тебе идёт слава самой красивой и хозяйственной женщины на этом этаже и, наверное, во всём доме. Что же ты её портишь? Хочешь ходить с... этой... как её... подмоченной репутацией? Почему не накрыла на стол к чаю?
   - А почему я обязана каждый раз поить его чаем или кормить? - спросила сестра. - Достаточно того, что я терплю его приходы. Сейчас мне придётся мыть пол.
   - Зачем? Делать тебе нечего?
   - Я не выношу, когда кто-то чужой ходит по квартире. Так и кажется, что после него остаётся грязь. Гостей надо приглашать изредка, именно тогда они приятны. А частые гости утомляют.
   - А если бы зашёл твой Анатолий? - задал коварный вопрос Степан.
   - Он не гость, а любимый мужчина, - отрезала Сабина.
   - Валерий тоже...
   - Не продолжай, Стёпка. Знаю, что ты скажешь. Мол, это запасной вариант. Нет уж, пусть он женится на Светке, и тогда она не вцепится в моего Анатолия. Только я не понимаю, почему твой Валерий так робко за ней ухаживает. Да он и не ухаживает вовсе, а предоставляет это делать Владимиру Михайловичу. Так он её не только не привлечёт, а потеряет.
   Степан вдруг захохотал.
   - Что с тобой? - сердито спросила сестра.
   - Сабин, знаешь, что мне пришло в голову? Слушай... - Он фыркнул и подождал, пока пройдёт приступ смеха. - Тебе очень нужно, чтобы Светка вышла замуж за Валерия?
   - Мне до этого нет дела.
   Но она с обидой и неприязнью подумала о том, что Валерия почему-то привлекла не она сама, а Светлана.
   - А мне есть дело, - возразил брат. - Мне твой Анатолий, сама знаешь, не нравится. Сердись сколько хочешь, но он мумия, фараонова мумия. А Валерий мне по душе. Уж он был бы тебе прекрасным мужем. Если ты не хочешь позаботиться о себе, то я попытаюсь это сделать вместо тебя. Мне бы хотелось придержать его для тебя как запасной вариант.
   Сабина хотела было прервать его измышления, но он снова захохотал, и её разобрало любопытство.
   - Да что с тобой?
   - Я тут... Ха-ха-ха... захотел получить... Ой, не могу!.. двойное удовольствие... Ну и ну!.. Ха-ха-ха!..
   - Говори же! Но знай, что я хочу только Анатолия, и мне необходимо отстранить от него Светку.
   - Давай и её отстраним, и Валерия оставим с носом.
   - Как это?
   - Очень просто. Раз вместо Валерия за Светкой ухаживает Владимир Михайлович, то мы их и поженим.
   Сабина уставилась на него во все глаза и засмеялась, сначала неуверенно, потом неудержимо.
   - Может, старику так понравится за ней ухаживать, что нам останется лишь чуть подтолкнуть его к... роковому шагу, - развивал идею Степан.
   "Так Светке и надо! - со злорадством думала Сабина. - Пусть получит в мужья старика, а потом через несколько лет будет за ним, совершеннейшей развалиной, ухаживать. И Валерий пусть останется с носом. Как он мог предпочесть эту простушку Светку ей, роскошной, ухоженной, уважающей себя женщине? И ведь рассчитывает на мою помощь, словно у меня нет чувств! Это же самое настоящее оскорбление!"
   - Приятно будет подложить ему свинью? - полувопросительно-полуутвердительно сказала она.
   - Ну... у меня нет к нему никаких таких нехороших чувств. Да и о свинье полегче, ведь мне хочется отложить его про запас для тебя. Но, конечно, будет любопытно взглянуть на его морду, если нам удастся наш план.
   К счастью для Полетаева, он не знал и не мог знать о таких на его счёт планах, поэтому думал лишь о том, как лучше помочь племяннику своего друга. Иной раз, видя его нерешительность, у него мелькало сомнение, так ли уж он влюблён, но Валерий слишком часто напоминал ему о своём "деле", поэтому нельзя было отрицать, что Светлана, самое малое, заинтересовала его.
   Рыбаков вошёл в кухню.
   - Привет, Валера. Я узнал, что ты сегодня придёшь, а потому поспешил домой.
   Он еле заметным взглядом дал понять Полетаеву, что помнит об утреннем договоре не говорить влюблённому мужчине, что его тайна раскрыта.
   - Сразимся? - спросил Валерий, и в его голосе прозвучала решимость победить.
   - А как же иначе? - ответил Владимир Михайлович за Анатолия. - Сейчас выпьем чай, а потом я пойду работать, а вы сражайтесь на клетчатом поле сколько душе угодно.
   - Это называется "выпить чай"? - спросил Рыбаков, принимая из рук старика полную тарелку.
   Валерий, уже почти покончивший с едой, засмеялся.
   - Это всего лишь закуска, - оправдывался Полетаев. - Не пить же пустой чай.
   - А как твой бизнес, предприниматель? - спросил Анатолий.
   - Ни шатко ни валко. Кое-как теплится, не обогащает меня, но и не даёт умереть с голоду.
   - Я имел в виду твой новый бизнес, тот, который вы хотите открыть с соседом.
   - Ах этот! Пока не знаю. Очень большая конкуренция, можно прогореть. Мы всё присматриваемся, изучаем ситуацию на рынке, а попутно обдумываем другие варианты. А что делать? Жить-то как-то надо. А чтобы жить, нужны деньги. А чтобы были деньги, их надо зарабатывать. Сейчас все озабочены тем, как бы заработать и подработать. Почему вы хмуритесь, дядя Володя?
   - Я человек из прошлого, Валерик. Не понимаю, как может существовать государство, где все озабочены не тем, чтобы работать, а тем, чтобы зарабатывать.
   - Всегда так было, - возразил Валерий.
   - Не всегда. Прежде молодёжь в основном мечтала о работе по душе, а теперь у неё все мысли о том, чтобы профессия была престижной и денежной, что сейчас стало синонимами. Впрочем, мои взгляды устарели, как и я сам.
   - С первым я согласен, - откровенно сказал Валерий. - А с последним - нет. Вот мой дядя Коля, тот, действительно, устарел, остарел или попросту постарел. Он такое иногда говорит, что даже я, почти не знающий историю, понимаю, какой это бред. На всякий случай предупреждаю вас, дядя Володя, чтобы вы готовились к перевороту в вашей науке, который он собирается произвести.
   - Переворот уже произведён, хотя и не всеми признан, - сказал Полетаев. - Некий человек открыл такой метод летоисчисления, что только держись. Наконец-то он заткнул рот норманистам. Доказано, что скандинавы к нам в князья не приходили.
   - Правда? - удивился Валерий. Он хоть и не интересовался историей, почти не знал её, однако такое заявление его потрясло.
   - А почему же в школе нам внушали...
   - Учебники и часть историков говорили одно, а многие историки - прямо противоположное. И лет нам, русичам, русским как отдельной нации, не чуть больше тысячи, а не меньше пяти тысяч. Мы перешли на Русскую равнину три тысячи лет назад, а до этого жили на территории нынешней Европы. Но ведь и до этого мы, славяне, существовали, прошли по всему миру, побывали в Индии, оставили там свои гены, да и часть наших людей там осталась. "Русские корни санскрита" - не пустые слова, не просто догадка, а истина.
   - Это как же определили? - спросил Валерий, недоверчиво поглядывая то на Полетаева, то на Рыбакова.
   - Вся эта информация записана в нас, в наших генах, в ДНК. Жаль, что не дожили до такого открытия наши историки, которые доказывали нашу давность и которых за это травили. Я не генетик, не медик, пользуюсь традиционными методами, но и то всегда ясно понимал, что у нашего народа, но не только у русских, а славян вообще, украли историю, а теперь рад, что этому нашлось подтверждение, от которого не отопрёшься.
   - Выходит, я ничего не потерял, не зазубрив поддельную историю? - сделал вывод Валерий.
   - То есть как это? - растерялся старик, а Рыбаков чуть улыбнулся такой наивности. - Но надо же знать историю хотя бы с того момента, когда наш народ соизволили признать существующим. Я углублённо работаю с более поздним временем, но зачитываюсь трудами профессора Клёсова. Многое из того, во что я верил, подтверждается, а много такого выясняется, о чём я и мечтать не мог.
   - Не позавидуешь норманистам, - вставил слово Анатолий. - Всю жизнь доказывали, что к дикому народу пришёл скандинав с огромной дружиной, сплотил его, довёл до более-менее человеческого уровня, государство создал, а теперь выясняется, что все их труды надо сдавать в макулатуру.
   - Потому они и пытаются объявить ДНК-генеалогию лженаукой, - добавил Полетаев. - Чувство самосохранения у них слишком сильное, а мужества признать истину нет. А кое-кто сознательно пытается удержать русскую историю в исковерканном виде.
   - Как вы сказали? Клёсов? - переспросил Валерий. - Никогда о таком не слышал... Интересно... Но мне без подготовки такое не осилить. Мне надо разжёвывать каждое положение по десять раз, применяя простейшие выражения. Но... интересно.
   - Если хочешь попроще, то зайти в Интернет, на Ютубе, например, набери в поисковой строке "Клёсов" или "ДНК-генеалогия" и послушай, как сам Анатолий Алексеевич простым языком рассказывает о своём методе.
   - Теперь обязательно послушаю. Не менее пяти тысяч лет!.. Хорошо! Знаете, я как-то... чувствую себя... значительнее, что ли... Это же замечательно! Как-то вдохновляет... Ну и ну!
   "Русский человек, - подумал Владимир Михайлович почти с нежностью. - И историю-то не знает, и не думал никогда об этом, а как услышал об открытии, возвышающем нашу страну, так вон как у него глаза загорелись".
   - А то пришли, видишь ли, скандинавы... - бормотал Валерий. - Князя мы, видишь ли, призвали чужого. Будто своего не нашлось.
   - Призвали, - подтвердил Полетаев, - и в каком-то смысле он был нам чужим, недаром говорится, что призвали варяга, иными словами чужого. Только варяг этот был славянином с Балтики, то есть, по нашим современным понятиям, не чужим. Чужим он был только с точки зрения людей того времени, то есть он не принадлежал именно к тому роду, который его призвал. И шаг этот показывает мудрость нашего народа, а вовсе не неумение собой управлять, как некоторые ехидничают. Что делать, если нет прямого наследника, если несколько человек имеют одинаковое право на старшинство? Выберут одного, так другие почувствуют себя обиженными, начнётся вражда. В мировой истории мы видим немало таких прискорбных примеров, доходящих до кровопролития, а то и гражданских войн. Вот и решено было, что во избежание всяких междоусобиц лучше пригласить своего же, то есть славянина, но из другого рода. Он не в родстве ни с кем из претендентов на старшинство, поэтому никому не будет обиды. Замечательное решение казалось бы неразрешимой проблемы! И понятно, что Рюрик был известен старшинам рода, причём, с хорошей стороны, ведь абы кого не позвали бы править. Если люди принимают такое необычное и мудрое решение, то они тщательно выберут своего нового правителя.
   - Дядя Володя, как же вы всё ясно разъясняете! Мне никогда с такой точки зрения... Впрочем, я и не думал об этом, разве только в школе, когда мы проходили эту часть истории России. Но тогда мы принимали то, что нам говорили, не задумываясь... Может, я зря не хотел слушать дядю Колю, когда он пытался меня учить?..
   - Может, твой дядя Коля готовит труд, опираясь на новые данные, - проговорил Полетаев, впрочем, не веря в это.
   - Нет, дядя Володя. Он... Да вы и сами знаете. Вы же мне говорили, что он теряет память. Его новшества вас не обрадуют. Но врач говорит, что ухудшение в его состоянии приостановилось. Может, именно его грандиозные планы и помогли? Ведь бывает такое, что человека поддерживает сознание, что он должен многое успеть.
   - Бывает, - согласился Полетаев. - Пусть трудится, если это ему во благо. И я тоже пойду трудиться. А вы, мальчики, сражайтесь.
   К уходу Валерия было сыграно две партии, первую из которых выиграл гость, а вторую (с превеликим трудом) - хозяин.
   - До свидания, дядя Володя, - попрощался Валерий.
   - До встречи, - со значением, понятным всем троим, произнёс тот. - Передай привет твоему дяде Коле.
   - Вы с ним каждый день разговариваете по телефону, - ответил гость. - Но я передам.
   - Только не волнуй его расспросами про ДНК-генеалогию. Он об этом знает, рад открытию Клёсова, но ты сам должен понимать, как его взбудоражит, когда он примется объяснять тебе суть метода. Если придёт желание, лучше приходи ко мне, и я тебе всё популярно растолкую.
   - Спасибо, дядя Володя, - поблагодарил Валерий, испытывая редко посещавшее его чувство теплоты к старику, а также гордость за свой народ. - Я сегодня же зайду в Интернет. Клёсов. ДНК-генеалогия. Обязательно найду.
   Рыбаков прошёл в комнату Полетаева, взял часть его рукописи, которую они недавно обсуждали, и лёг на диван.
   - Как битва? - спросил старик, покосившись на него. - Какой результат?
   - Один-один. Боевая ничья.
   - Хоть это радует.
   - Приходится довольствоваться тем, что есть, - согласился Анатолий. - Умеет играть в шахматы! Может, сегодня я бы сдал ему обе партии, если бы он не отвлекался, расспрашивая меня о ДНК-генеалогии. Но и я поневоле отвлекался, так что мы квиты. Кстати, я сегодня полюбовался на трёх невест для нашего Валерки. Видел двух утром и двух вечером, поэтому можно сказать, что я видел их с утра до вечера.
   - Когда ты вернулся, до вечера было далеко. И как тебя угораздило увидеть по две невесты зараз?
   - Сначала была Сабина. Я к ней присмотрелся, пока мы ехали в лифте, и скажу, что, на мой пристрастный взгляд, она не так хороша, какой её считают, просто умеет пользоваться косметикой.
   - Возможно, - согласился Полетаев. - Я где-то вычитал, что мужчина потребовал развод, когда после свадьбы увидел невесту без краски.
   - Она собирается пригласить нас в гости, но я прослушал, когда именно
   - Когда соберётся, тогда сама скажет, - решил старик, не особо вдумываясь в это сообщение. - А дальше?
   - Потом была ваша Светлана. Вот уж кто не умеет пользоваться косметикой.
   - "Да, верно, она её, можно сказать, не использует", - про себя согласился Владимир Михайлович.
   "Это же надо покрывать себя таким слоем краски!" - мысленно досказал Рыбаков.
   - А вечером, то есть днём, я видел и опять вашу Светлану, и мать двоих детей. Не буду повторяться, но Валерке я очень сочувствую, даже несмотря на то, что редко его обыгрываю.
   "Совсем не разбирается в женщинах, - пожалел его Полетаев. - Помнит свою Тамару, а остальные для него не существуют".
   - Ты не пойдёшь завтра на работу?
   - Нет. Буду писать эту чёртову диссертацию. Как же мне надоело моё бестолковое Испытание. Голова дырявая. Он не то что соображать не умеет, он и запомнить относительно большой текст не способен.
   - Не расстраивайся, Анатоль. Когда спихнёшь с себя диссертацию вместе с Испытанием, то отдохнёшь и... - Он умолк.
   - Можете не продолжать, Владимир Михайлович, - с еле заметной улыбкой сказал Рыбаков. - Мне известно, что, кроме кандидатской, существует ещё докторская диссертация.
   Старик засмеялся.
   - Надо будет на досуге решить, что выгоднее: работать над ещё одной чужой диссертацией или сбежать в охранники, - мрачно пошутил Анатолий. - Но вы занимайтесь своим делом, а то я вам мешаю. Кстати, у меня возникла одна мысль... Сейчас перечитаю это место и поделюсь с вами.
   - Давай-давай, - согласился старик.
   Некоторое время оба молчали, потом Полетаев не выдержал.
   - Знаешь, Анатоль, ты приобрёл такую репутацию, что, расскажи я, что ты любишь валяться на диване брюхом кверху, - никто не поверит.
   "Зачем я так грубо сказал? - укорил он себя. - У мальчика и без того подавленное настроение, читает стихи про смерть, а ещё ему и Испытание навязали... Молчит. Значит, обиделся".
   Рыбаков не переменил позы.
   - Почему брюхом кверху? Не брюхом, а брюшным прессом. Вот когда я перестану уходить в экспедиции, тогда будет опасность завести себе брюхо. И к тому же вам всё равно никто не поверит. Моя репутация незыблема.
   Когда наступила ночь и старик, довольный тем, что в споре с Анатолием одержал верх, лёг спать, за стеной завопила Курулёва.
   - И ангельское пенье со словами Столь сладкими, что в них одно страданье, Как дуновенье, жизнь во мне потушит, - прошептал Полетаев прочитанные утром строки. - Оказывается, это надо было понимать как пророчество.
   Следующую мысль он не решился высказать даже шёпотом: "Бедный Толька! Неужели ему, в самом деле, эта женщина нравится больше, чем две другие? Что происходит с моим мальчиком? Сделаю ему завтрашний день по-настоящему приятным. Буду говорить только хорошие вещи, а то сегодня я его чуть ли не отругал за глупые поправки... А такие ли уж глупые? Пожалуй, над одним его соображением надо поразмыслить... Да, всё-таки я бываю несдержан. Зато завтра буду кроток и терпим. И закачу-ка я праздничный пир".
   Рыбаков не знал, что его, оказывается, чуть ли не отругали, поэтому был далёк от обид на Полетаева. Он был недоволен собой за то, что уделил слишком большое внимание "невестам" для Валерия. Ему казалось, что этим он обидел Тамару, целиком властвующую в его сердце. Он вздохнул и открыл синий том.
   - Тому, в чьём сердце благородство живо, Случайные светила не указ", - сказал Петрарка (28).
   - Ты меня понимаешь, - ответил Анатолий и стал читать сонет целиком.
   Утром Владимир Михайлович не собирался вскакивать чуть свет, потому что спешить была некуда и незачем, но его поднял на ноги телефонный звонок.
   - Что случилось? - спросил Рыбаков, когда старик положил трубку. - Куда вас вызывают?
   - Не вызывают, а приглашают или, что ещё вернее, просят.
   - Догадываюсь, куда именно. Вы вчера упомянули о моей репутации, но умолчали о своей, а у вас репутация безотказного человека, которого можно призвать на помощь в любую минуту, хоть ранним утром. Но почему он не позвонил вчера? Вы бы хоть успели подготовиться к лекции.
   - Вчера он ещё не знал, что не сможет придти в университет. Только я не понимаю, когда же он об этом узнал? Ночью? Да что гадать, раз я уже согласился его подменить? А лекцию я прочитаю без помех, мне и готовиться не надо. Может, вот так, спонтанно, она будет даже лучше, живее? Увидим. Но я-то сегодня собирался отпраздновать то, что ты остался дома. Была у меня мысль приготовить пикшу под маринадом. У меня в морозилке давно уже припасена рыбка, не большая и не маленькая, а как раз то, что надо...
   - Наконец-то пришла моя очередь приготовить обед, - сказал Рыбаков. - Не беспокойтесь, сделаю всё в лучшем виде, насколько это в моих силах. Мне полезна тренировка. Пикша под маринадом. Лук, морковь, томат... Можно положить ещё и рыбу.
   - Боюсь, ты её не найдёшь, - забеспокоился Полетаев. - Я сейчас достану.
   Анатолий сначала с сожалением подумал о том, как легко упросить Владимира Михайловича выполнить лишнюю, притом бесплатную, что сейчас не в моде, работу, чем многие пользовались, потом - без сожаления, ведь не будь в Полетаеве этого качества, это был бы уж другой человек, а другим его не хочется видеть. И что интересно, он хорошо разбирается в людях, сознаёт, что его порой используют довольно бессовестным образом, но обычно соглашается подменить преподавателя или сделать другую работу. Это качество в наше время, когда действует принцип "сделаю, если заплатишь", многим покажется устаревшим, чуждым, а то и вовсе может сойти за глупость.
   - Удивительное дело! - сказал Полетаев из кухни. - То казалось, что холодильник настолько большой, что его невозможно заполнить, а теперь не знаешь, куда засунуть новые продукты. Я эту пикшу с трудом вытащил, а на её место сразу положил фарш, да ещё вдавил его, чтобы не было пустот. Скажи, зачем человеку закупать столько продуктов, если сейчас нет угрозы голода? Или в подсознании засело, что лучше быть готовым ко всяким неожиданностям и иметь запас?
   - Как у белки, - подсказал Рыбаков. - Запасёт всякого добра, а потом забывает, куда что спрятала.
   - В некотором роде, - согласился Владимир Михайлович. - Мне скоро уходить, а ты ляжешь спать или позавтракаешь со мной?
   - Нет смысла ложиться. Лучше я пораньше засяду за эту треклятую диссертацию. Поработаю как следует - раньше освобожусь.
   - Раньше сядешь - раньше выйдешь, - рассмеялся Полетаев.
   - Если опять не засадят, но уже за докторскую, - напомнил Анатолий.
   Он пошёл в свою комнату, чтобы одеться, но прежде открыл синий том. В нём прочно закрепилась привычка с утра выхватывать глазами первые попавшиеся строчки, а уж вечером читать сонет полностью.
   "И нам при этом очевидно станет, Как часто вводят в заблужденья грёзы, Как может в призрак верить человек", - поведал ему Петрарка (29).
   "Грёзы, призрак... - подумал Рыбаков. - Но Тамара - не призрак, и моя любовь к ней тоже реальна". Он не мог признаться, даже мысли не допускал, насколько точно прочитанные строчки характеризуют его несчастное чувство к бывшей жене.
   Когда он прошёл в кухню, Полетаев торжественно сказал:
   - Недалёк тот день, когда моё ведение хозяйства станет плановым.
   - Обычно новую жизнь начинают с понедельника, - заметил Анатолий.
   - Или с первого числа месяца.
   - К чему размениваться на мелочи? - серьёзно спросил Рыбаков. - Лучше начинать с первого числа года, дождавшись, когда первое число выпадет на понедельник.
   Полетаев оценил шутку. Он с лёгким чувством досады подумал о необходимости ехать в университет. Лучше бы ему позвонили завтра, а сегодня он побыл бы дома. Толя писал бы своему олуху диссертацию, а он занялся бы собственными делами. Как славно работается вместе!
   - Обычно это я провожаю тебя до двери, а сейчас наоборот, - заметил он, одеваясь. - А что...
   Он замолк, прислушиваясь.
   - Что случилось? - спросил Рыбаков.
   - Светлана привела своего Дика домой. Значит, сейчас пойдёт в школу. И я тоже выйду одновременно с ней.
   - А я отойду подальше, чтобы меня не заметили, - сказал Анатолий.
   - Вспомнив, с каким странным постоянством эта грубо размалёванная женщина попадается ему по утрам на пути, он ушёл в кухню.
   "А почему она вдруг отправится в школу, если заболела?" - пришло ему в голову.
   Он хотел было сказать Полетаеву, что он напрасно её ждёт, но было уже поздно, так как старик вышел за дверь.
   - Светлана? Доброе утро! - раздался его голос.
   "Значит, у неё есть в школе какое-то дело, - решил Рыбаков. - А может, она идёт не в школу, а в поликлинику?"
   - Владимир Михайлович, а вы куда собрались так рано? - спросила Света.
   - Не так уж и рано, - возразил тот. - Сегодня меня попросили прочитать лекцию студентам...
   Рыбаков с удивлением слушал их диалог. Он не понимал, почему неприятная женщина, от короткого общения с которой у него каждый раз оставалось ощущение чего-то липкого, сейчас словно бы переменилась. У неё даже голос как будто стал звучать по-другому, или так казалось из-за того, что коридор был гулким.
   - ... Сейчас, только закрою дверь, - сказал Полетаев. - Да и вы свою ещё не закрыли. Что ты, Дик, так смотришь? Волнуешься? Никуда я твою хозяйку не уведу. Мы только спустимся вместе на улицу. Или ты хочешь в гости? Нет, дружок, сейчас я тороплюсь.
   Убедившись, что голоса переместились к лифту, Анатолий покинул кухню, чувствуя при этом смущение перед самим собой. Он прятался, как ребёнок, боявшийся наказания. Чтобы отвлечься от неприятного впечатления, он вымыл посуду и решил сразу же углубиться в работу, а для этого прошёл в свою комнату, заставив себя не глядеть на стол, на котором лежал раскрытый синий том, а также был спрятан под другими книгами интересный роман, собрал свои бумаги, перенёс в комнату Полетаева и положил на стол, слегка потеснив свалку, устроенную стариком.
   - Приступим, - приказал он себе, отгоняя искушение полежать полчасика на диване с книгой в руках.
   Он только-только вошёл в ритм, как его отвлёк собачий лай. Дик надрывался уже давно, и Рыбаков относил это к тоске по ушедшей хозяйке (хотя сам бы он на месте пёсика радовался этому обстоятельству), но теперь задумался, не слишком ли отчаянный этот лай. Собака надрывалась, словно хотела или что-то сообщить, или против чего-то предупредить. Если бы он не знал, что Светлана ушла вместе с Полетаевым, он бы решил, что ей плохо или она умирает, а Дик зовёт на помощь.
   Анатолий постарался сосредоточиться на работе, но, поскольку пёс не унимался, вышел в общий коридор.
   - Что с тобой, дружок? - спросил он.
   Дик бешено забарабанил лапами по двери, словно желая её разодрать или вышибить.
   - Придёт твоя хозяйка, не волнуйся, - подбодрил его Рыбаков.
   "Неужели он постоянно так буянит? - подумал он. - Но дядя Володя говорил, что он лает только по делу".
   Он вернулся в квартиру и, подумав, приготовил себе кофе и достал из холодильника кусок сыра. Последнее было совершенно лишним, и он это понял, когда принёс в комнату. Пожав плечами, он начал пить крепкий чёрный кофе и жевать сыр.
   Дик так отчаянно завопил, что Рыбаков вновь выскочил в коридор.
   - Что случилось? - спросила Сабина, выглядывая из-за двери. - Анатолий Сергеевич? Здравствуйте. Почему эта собака опять так лает?
   Она растерялась, обнаружив не Полетаева, а своего возлюбленного. Ещё хорошо, что она успела накраситься, готовясь к очередной поездке по Подмосковью.
   - Не пойму, - озабоченно ответил Рыбаков.
   - Светлана...
   - Она уже ушла, - ответил Анатолий, не дожидаясь конца предложения.
   "Почему ему известно, что она ушла? - забеспокоилась ревнивая женщина. - Неужели он за ней следит?"
   - Вот поэтому он и лает, - сказала она.
   - Вероятно, - согласился Рыбаков, испытывая большое сомнение. - Пойду работать.
   Он кивнул и скрылся у себя, оставив женщину изнывать от любви и ревности.
   "Умеет себя подать, - мимоходом подумал он. - И чего Валерка выбрал раскрашенное чудище?"
   Он сел за стол, допил кофе и вспомнил про сыр, но не увидел его на тарелке, стоявшей среди бумаг, и стал торопливо их перебирать, опасаясь, как бы он не попал среди них и не оставил жирные пятна. Сыр словно растворился среди них, и Анатолий решил, что, должно быть, охваченный беспокойством из-за лая соседа напротив, он успел его съесть. Это было бы лучше всего. В противном случае, злосчастный кусок сыра, возможно, заплесневевший или окаменевший, обнаружится позже в каких-нибудь важных бумагах Владимира Михайловича. Но воображение нарисовало ему другую картину: сидит он со своим Испытанием, объясняет то, что тому требуется зазубрить, и очередная перевёрнутая страница неожиданно открывает их взору надкусанный кусок сыра. После этого по всему институту будут ходить слухи про этот случай, обрастая всё новыми и новыми подробностями. Вот ещё одно доказательство истинности высказывания "всему своё время и место". Время должно быть обеденное, а место - кухня. Он нарушил это правило, а теперь расплачивается. Но, может, он всё-таки успел съесть этот сыр?
   - Итак, следующим пунктом...
   Пёс не просто залаял, а чуть ли не зарыдал. Рыбаков бросил ручку на стол и вновь выскочил в коридор.
   - Да что с тобой, Дик? - спросил он.
   Собака заколотила в дверь.
   "Словно хочет вырваться и куда-то бежать, - решил Анатолий. - Может, он почувствовал беду?"
   Эта мысль крепко засела у него в мозгу, и он торопливо оделся и вышел из дома. Он собирался дойти до школы, где работала Светлана, чтобы убедиться, что по дороге с ней не произошло несчастья. Но он не знал, куда идти. Вспомнив, в какой стороне он вчера заметил мать двоих детей, а ведь она работает в той же школе, он двинулся в \нужном направлении. Потом он поступил ещё проще, спросив, как ему дойти до школы. Ему указали сразу две, и он дошёл сначала до одной, потом до другой. Никаких возбуждённых толп, указывающих на место трагедии, или хотя бы песка, которым присыпают кровь после того, как тело увезут, не оказалось, и он вернулся домой.
   Дик то горестно плакал за дверью, то принимался в неё ломиться.
   - Тише, - велел ему Анатолий. - Ничего с твоей хозяйкой не произошло. Скоро её увидишь.
   Он вновь сделал попытку приняться за работу, вошёл в комнату Полетаева и с неудовольствием увидел рассыпавшиеся по полу бумаги. К сожалению, это была не диссертация, которую он бы быстро сложил в нужном порядке, а работа старика. Чтобы не подвергать её дальнейшим случайностям, он перенёс свои материалы на диван, а разбросанные по полу листы собрал и, как мог, разложил на столе.
   - Что там я хотел написать? - напомнил он самому себе, но новый взрыв отчаяния пёсика не дал ему приняться за дело. - Что с ним? Честное слово, лучше бы я пошёл на работу и там писал бы эту чёртову диссертацию!
   Какая-то сила заставила его встать и пройти на кухню.
   "Наверное, я схожу с ума, - решил он. - Мне кажется, что дверца полки была закрыта. Или нет?"
   Он прикрыл её и в рассеянности вновь сделал себе кофе.
   "Что это я? - даже испугался он. - Я совсем недавно выпил кофе".
   Но, раз чашка была налита, он унёс её в комнату.
   - Так что я хотел написать? - вслух проговорил он и вздрогнул, потому что со стороны кухни ему послышался какой-то тихий звук.
   Он поспешил туда. Дверца полки вновь была приоткрыта.
   "Может, землетрясение?" - подумал он, вспомнив, что в годы его юности в Москве произошло ощутимое землетрясение. В их доме всё обошлось благополучно, но писали, что в некоторых местах даже падала мебель. И сразу же ему пришла в голову мысль, выдержали бы то землетрясение современные высотные здания, которые понатыкали по всей Москве. Учитывали ли при их строительстве состав почвы, подземные пустоты? А если сейчас происходит какое-то лёгкое землетрясение, то понятно, почему так переполошилась собака. Животные заранее чувствуют такие вещи.
   Но если это и было грозное природное явление, то оно проходило в очень незаметной форме. Кроме упорно открывающейся дверцы, ничто на него не указывало. Остальные дверцы, вероятно, были приделаны более тщательно и не распахивались от малейшего колебания.
   Убедившись, что ничего страшного пока не происходит, Рыбаков вернулся в комнату и в замешательстве уставился на свои бумаги. У него создалось впечатление, словно кто-то их трогал. Но кому могли понадобиться черновики диссертации, и, главное, кто чужой мог находиться в квартире? Может, пока он бегал по улицам в поисках следов несчастья, сюда пробрался вор?
   Помедлив, Анатолий прошёлся по квартире, заглянул в свою комнату, но никого не увидел. Не распахивать же в шкафы в поисках спрятавшегося злоумышленника. Он собирался было спокойно вернуться к работе, но замер в тревоге: синий том по-прежнему лежал на столе, но был раскрыт на другой странице.
   "Амур приносит радостную весть, Тревожа сердце мысленным посланьем, Что скоро сбыться суждено желаньям И счастье мне заветное обресть", - предрекал Петрарка (30).
   - Если бы! - машинально проговорил Рыбаков.
   Он чувствовал, что вокруг него творится нечто странное. То кто-то роется в бумагах, то сама по себе открывается полка, то книга перелистывается без постороннего вмешательства.
   "А почему бы и нет? - спросил он себя. - Если произошло микро-землетрясение, а, как пишут, они случаются часто, то почему бы книге не раскрыться в другом месте? Всё ведь зависит от того, как ей легче лежать раскрытой. Иные страницы закрываются сами собой, а иные положения устойчивы".
   Он ушёл в другую комнату, не убеждённый этим выводом, но не желая в этом признаваться. К тому же, его продолжал тревожить то смолкавший, то вновь набирающий силу собачий лай.
   "Такое предположение, кажущееся смелым, доказывается..." - начал писать Рыбаков.
   Он подскочил, услышав, что в кухне что-то упало, и вбежал туда. Однако, на первый взгляд, там не было ничего необычного. Полка была открыта, но ведь он сам не стал прикрывать дверцу, а в остальном... Но он быстро понял, что именно упало, заметив на полу пачку вафель. Если и это происшествие объяснить произошедшим землетрясением, то это было воистину необычайное явление, потому что колебание земной коры, сбросившее на пол пачку вафель в кухне, не было ощутимо в комнате, где он работал.
   "Уж не Барабашка ли у нас завёлся? - подумал он со смесью иронии и беспокойства. И Петрарка, вроде, предупреждал о каком-то призраке. А может, это именно он восстал из мёртвых? Он, несомненно, мой друг, но я бы предпочёл ограничиться общением с ним через его книгу, а не лично. Может, это и было бы интересно, но не сейчас, когда я не могу сосредоточиться на диссертации. Только привидений мне и не хватало!"
   Он поднял вафли и убрал обратно на полку. При этом он старался не выдать ни движениями, ни лишним поворотом головы, насколько сильно охвачен недоумением и беспокойством. Больше всего ему хотелось резко обернуться, потому что он прямо-таки ощущал на себе чей-то взгляд, но он пересилил себя, а когда повернулся, чтобы идти в комнату, никого не заметил.
   Он сел на диван и уже не пытался думать о том, какую мысль собирался обосновать в диссертации, а попросту ждал, что будет дальше.
   Когда в кухне вновь что-то упало, он не удивился, а покорно прошёл туда. Пачка вафель, изрядно помятая, валялась на полу.
   "Полтергейст", - дал Рыбаков определение такому странному явлению.
   Он поднял вафли, положил на полку, прикрыл дверцу и ушёл в комнату, но через некоторое время встал, подкрался к двери в кухню и заглянул внутрь, ожидая увидеть самое невероятное, но совсем не то, что там оказалась. А оказался там кот, уже подцепивший лапой дверцу полки, открывший её, а теперь, ловко и грациозно вытянувшись, пытавшийся ухватить когтями пачку вафель и сбросить её вниз.
   Сначала Анатолий был в недоумении, каким образом здесь появился кот. Такое явление любому могло показаться сродни полтергейсту. Но затем он сопоставил присутствие незваного гостя с отчаянием Дика и обо всём догадался.
   - Базиль! - окликнул он.
   Кот, не ожидавший, что его застигнут на воровстве, замер и, всё ещё стоя на задних лапах, повернул к человеку растерянную морду с большими испуганными глазами.
   - Как ты здесь оказался?- спросил Рыбаков. - А тебе известно, что твой приятель с ума сходит от беспокойства?
   Последний вопрос был излишним, потому что то затихающие, то возобновляющиеся вопли Дика были отлично слышны. Вместо ответа кот сначала опустился на четыре лапы, потом сел и придал своей широкой физиономии хорошо всем знакомый презрительно-высокомерный вид. Для убедительности он ещё и обдал Рыбакова ледяным взглядом. Нельзя сказать, что сегодняшняя вылазка в чужую квартиру была им хорошо обдумана и спланирована, хотя идея возникла очень давно, ещё во время первого, самовольного, посещения этого жилища Диком. Однако мысль как возникла, так и исчезла, а сегодня, когда Полетаев вышел в коридор и заговорил со Светланой, кот воспользовался тем, что на него никто не смотрит, и прошмыгнул из одной открытой двери в другую. Он помнил, сколько съедобных вещей было у доброго старика, когда они втроём, всем семейством, и с Аней в придачу заходили к нему в гости. Теперь, без хозяйкиного надзора, он рассчитывал тщательно обследовать местность, уже побывал во всех комнатах и убедился, что основной интерес представляет кухня. Он и вообразить не мог, что он, ловкий хитрый кот, так по-глупому попадётся.
   - А зачем тебе понадобились вафли? - осведомился Рыбаков.
   Базиль прекрасно понимал, что этот строгий на вид человек его не обидит и от него не надо забиваться в разные углы, дожидаясь, когда вернётся с работы хозяйка, чтобы воплями позвать её на помощь. Он не шелохнулся, продолжая замораживать Рыбакова взглядом.
   - Владимир Михайлович говорил, что ты ешь пирожные, - продолжал Анатолий. - Но там хоть жирный крем или его заменитель. А уж вафли тебе ни к чему.
   Его начал смущать упорный и очень тяжёлый взгляд этого кота.
   - Если хочешь, открою пачку, - уступил он.
   Когда перед Базилем оказалась вафля, он не шевельнулся и даже не посмотрел на неё, продолжая источать презрение.
   - Вот видишь. Давай, я лучше дам тебе сыр. Я так понимаю, что тот кусок исчез с твоей помощью.
   Сделав это соблазнительное предложение, Анатолий отвернулся, чтобы достать из холодильника обещанное и отрезать кусок. Когда же он вернулся к коту, тот продолжал сидеть в прежней позе и с прежним выражением на широкой морде, но вафли перед ним уже не было.
   - Вот разбойник! - воскликнул Рыбаков. - Да ты умеешь притворяться ещё лучше, чем я. Разбойник, каких мало, а все считают тебя степенным праведным котом. - Ему на память пришли вчерашние разговоры. - Создал себе незыблемую репутацию и прикрываешь ею всякие безобразия? Ну, будешь сыр?
   Базиль и ухом не повёл на все эти речи, но, когда у него перед самым носом оказался кусок сыра, побоялся, что такое его поведение сочтут за отказ и унесут лакомство, поэтому лениво, словно бы нехотя снизошёл до угощения, поедая его медленно, будто всего лишь исполнял долг вежливости.
   - А теперь пойдём со мной к твоему другу, - сказал Рыбаков. - Пора его успокоить. Пусть убедится, что с тобой ничего не произошло.
   Он так решительно взял кота на руки, удивившись его немалому весу, что тот оторопел и сразу признал его власть и силу. Возможно, но это всего лишь догадки, он порадовался, что его хозяйка имеет покладистый и гораздо менее твёрдый характер.
   - Дик, твой Базиль здесь, - сообщил Анатолий через дверь.
   Пёсик замолчал и стал усиленно нюхать под дверью. Кот был опущен на пол, но не отпущен из боязни, что он совершит какой-нибудь неожиданный поступок, например, удерёт на лестницу.
   - Мяукни, - строго велел Рыбаков. - Так и скажи: "Мяу".
   Кот, чувствуя себя как в клещах, покосился на него и нехотя подал голос. Дик за дверью принялся плясать от радости.
   - Знай, что твой приятель у меня, - сказал ему Анатолий. - Когда придёт хозяйка, я его верну.
   Он не стал выслушивать жалобы собаки, осознавшей, что свидание с котом было временным, и ушёл к себе, погружённый в невесёлую думу. Едва он упомянул об этой женщине с исступлённым взглядом, как ему очень не захотелось с ней встречаться. Если бы знать, когда она появится, можно было бы перед самым её приходом тихо вытолкнуть кота в общий коридор, чтобы она решила, будто он так и пробыл там всё время. Но ведь не угадаешь, когда настанет подходящая минута, а предоставлять такому разбойнику свободу раньше положенного опасно, мало ли куда его потянет. Так и пропасть может из-за собственной предприимчивости. Придётся отдавать его с рук на руки.
   Рыбаков опустил кота на пол и тяжело вздохнул, хотя по его виду никто бы не заподозрил, что его одолевают какие-то заботы. Базиль попробовал было запугать его испытанным способом, вновь потерпел неудачу и изменил тактику, жалобно мяукнув.
   - Что с тобой? - испугался Анатолий.
   Ему сейчас же представилось, что Базиль съел что-нибудь неподобающее и ему плохо, а может, он сам слишком неосторожно брал его на руки и сдавил какие-то внутренности, что при изрядном весе животного было вполне возможно. И кота было жалко, и страшило предстоящее объяснение с неприятной Светланой. Как ей объяснить, что он не хотел причинить её любимцу вред?
   - Может, ты хочешь пить? - спросил он, сообразив, что сыр был довольно солёным. - У нас есть молоко. Хочешь молока?
   Базиль решил не корчить из себя недотрогу и даже потёрся о ноги хозяина квартиры, давая понять, что согласен.
   - Тогда пошли.
   Достав из холодильника молоко, Рыбаков подумал, что, пожалуй, оно слишком холодное, и чуть его подогрел.
   Базиль, способный выпить любой вкусный напиток при любой температуре, если он ворованный, привык, однако, что Светлана даёт ему пищу не горячую и не холодную, поэтому с полным пониманием отнёсся к действиям нового знакомого. Когда перед ним поставили глубокую тарелку с молоком, он с досадой подумал, что почему-то это не его фарфоровая плошка, но вылакал всё без остатка.
   - Всё, дружок! - строго сказал Рыбаков. - Ты достаточно морочил мне голову, а теперь делай, что хочешь, и не мешай мне, у меня работа.
   Он ушёл в комнату, сел на диван и только-только стал вникать в сеть доводов и доказательств, как ощутил на себе уничижительный взгляд.
   - Что ты хочешь? - спросил он.
   Базиль продолжал так пристально на него смотреть, что Анатолий забеспокоился и переложил бумаги с колен на диван, чтобы они не мешали ему понять, чего же добивается настойчивый гость. Именно этого тому и было нужно. Едва место освободилось, кот перешёл на него и прилёг.
   - Базиль, ты бессовестный парень. Как мне работать? Я и так из-за тебя потерял всё утро.
   Кот громко заурчал, и Рыбаков погладил его, чувствуя, как приятно сотрясается тело довольного животного. Но пора было всё-таки писать диссертацию, иначе непонятно будет, зачем он сегодня остался дома, и он начал работать в очень неудобном положении, стараясь не беспокоить уютно устроившегося гостя.
   На третьей странице, когда историк уже ясно представлял, что, когда, в какой последовательности и какими словами изложит в этой части диссертации, а потому торопливо делал записи, кот вдруг встал и принялся топтаться на коленях хозяина квартиры.
   - Что опять? - нетерпеливо осведомился Рыбаков.
   Базиль знал, что именно ему хочется, но не знал, где это можно сделать, и спрыгнул с колен Анатолия, чтобы поискать заветную комнатку, куда время от времени устремляются и люди, и коты. Найти её оказалось несложно, потому что средствами для чистки санитарного фаянса пользуются все и пахнут они очень резко. Базиль не понимал пристрастия людей к таким ароматам и предпочёл бы естественные запахи, если они не слишком сильные, но вынужден был смиряться с обстоятельствами.
   - Вот куда тебе надо! - догадался Рыбаков, увидев, что животное пытается открыть дверь - Неужели ты приучен к унитазу?
   Именно к нему Базиль и стремился, но, как кот благоразумный, сначала встал на задние лапы, упершись передними в край крышки, осмотрел поверхность, куда ему предстояло запрыгнуть, и остался в недоумении. Анатолий поднял крышку, повергнув гостя почти в шок. Базиль, не веря своим глазам, уставился на странного хозяина, неспособного предоставить гостю необходимые удобства. В его доме специально для него была отпилена половина крышки, а оставшаяся часть укреплена, чтобы не сломалась под его весом. Удобно, надёжно! Сидишь прочно, делаешь свои дела в оставшуюся незакрытой часть унитаза. Благодать! Есть возможность сохранить достоинство, подумать, пофилософствовать. А здесь ему предлагают балансировать на узких стенках, словно он канатный плясун. Да за такое отношение его новый знакомый достоин памятного знака где-нибудь под диваном или в другом недоступном уголке. Пусть бы нюхал до тех пор, пока не догадался бы, откуда исходит запах. Но всё же Базиль пересилил досаду и применил цивилизованный способ справить свои нужды, колеблясь на гладком бортике, словно былинка на ветру. После этого он вернулся вместе с Рыбаковым в комнату.
   Будь на его месте легкомысленный Дик, он бы забыл о нанесённой ему обиде тотчас же, едва освободился от лишнего груза, но Базиль не был столь покладист. Он ещё долго переживал своё унижение, задумчиво сидя на коленях у работающего Рыбакова, а потом спрыгнул на пол, чтобы ещё раз заглянуть во все закоулки, а главное, наведаться на кухню.
   Увлёкшийся работой Рыбаков не обращал внимания на его действия, пока до его сознания не дошёл какой-то звук. Он отложил бумаги, заглянул в комнату, потом на кухню и обомлел, обнаружив кота, сидящего на открытой форточке, точнее, на рамах, и с увлечением разглядывавшего что-то внизу.
   "Упадёт!" - мелькнула страшная мысль.
   Он осторожно, чтобы не спугнуть животное, подошёл к окну, одной рукой ухватил кота за удобно свисающий хвост, другой - за загривок, а потом более нежно снял его с опасного насеста.
   Базиль, не привыкший к такому бесцеремонному обращению, даже слабым писком не выразил протест. Рыбаков подавлял его своей решимостью.
   "Наверное, Светлана или не открывает окна, или установила на них частые решётки, - подумал Анатолий, беря кота поудобнее для него и для себя. - Прочная сетка тоже, наверное, подойдёт. Но её надо как следует закрепить. Как же трудно с животными! Сколько всего надо учесть!"
   Он был прав в последнем предположении: окна у Светы были защищены прочной сеткой с крупными ячейками. Пролезть через неё кот не мог, а она не скрадывала свет. Поскольку она была покрашена в светло-бежевый тон, то её можно было принять за очень тонкую решётку. Такое удобство она заказала чисто случайно, когда неожиданно ей на глаза попалось объявление об установке решёток, и не могла нарадоваться. Теперь она открывала окна без опасения, что деятельный кот вздумает погулять по карнизу и соскользнёт вниз.
   Анатолий недолго простоял у окна. Боясь, что пройдёт творческий порыв, он закрыл форточку, проверил, не открыты ли они в комнатах, и поскорее вернулся к работе, опустив кота на диван рядом с собой, и не отрывался от неё до тех самых пор, пока не щёлкнул замок на входной двери.
   - Я же должен был приготовить рыбу! - спохватился он. - Дядя Володя уже вернулся, а я всё сижу.
   - Работаешь? - задал риторический вопрос Полетаев. - Молодец. А я решил не задерживаться, а поскорее вернуться домой.
   - Как прошла лекция?
   - Великолепно! Сам удивляюсь. Если хорошо знаешь материал, то иногда полезно не готовиться к лекции. Тогда бываешь более собран, ведь приходится на ходу соображать, что и когда сказать, говоришь более жизненно и проникновенно... Сегодня я получил огромное удовольствие.
   Рыбакову было приятно видеть старика таким весёлым и оживлённым.
   - Дядя Володя, вы не будете сердиться? - спросил он.
   Этот вопрос прозвучал почти по-детски, и Полетаев засмеялся.
   - Что натворил? - спросил он, изображая строгость. - Вместо работы читал "Детей капитана Гранта"?
   "Неплохо бы", - подумал Рыбаков.
   - Я так заработался, что не успел приготовить рыбу.
   - И не надо. Это сделаю я.
   - К тому же у нас гость.
   - Гость? Валерка?
   "Тогда почему Толя работает, уединившись, словно они поссорились?" - забеспокоился он.
   - Нет. Вы не угадаете, кто именно нас посетил.
   - Неужели Коля? Что ж он не предупредил заранее? А где он? Прилёг отдохнуть? Да как же он доехал один? Где Валерик?
   - Не дядя Коля, - остановил его Анатолий. - Другая персона, вам известная.
   - Персона? - недоумевал Полетаев. - Может, твоя Раиса Павловна?
   "Но Толя не предоставил бы её самой себе. Может, она на кухне? Решила осчастливить его обедом? Неприятная женщина, но Толе почему-то нравится", - мелькали догадки, заглушаемые сознанием, что его мальчик не стал бы приглашать Курулёву к себе домой заниматься хозяйством, да ещё оставив её одну.
   - А вы не допускаете мысли, что это может быть ваша Светлана? - спросил Рыбаков.
   - Не допускаю, - ответил старик. - Это не в её характере. Чтобы её зазвать в гости, нужно приложить старание и выдумку, и то она не пойдёт одна.
   "Не пойдёт одна? - удивился Анатолий, с содроганием вспоминая их утренние случайные встречи возле дома. - Да у неё на лице написано, что она с удовольствием примет приглашение... не неприличное, конечно, а обычное соседское".
   - Ладно, не буду вас мистифицировать, - смилостивился он. - Этот гость принадлежит вашей Светлане, но гораздо симпатичнее. Редкостный разбойник, вопреки общему мнению о нём.
   - Это не Дик, ведь он лает у себя, да и мнение о нём известное, именно как о разбойнике... Выходит, Базиль? - удивился Полетаев. - То-то я и удивился, что Дик так беспокоен.
   - Я его сегодня успокаивал. Слышали бы вы, как он бесновался утром! И вообще, Дик - специалист по моим лучшим рубашкам, - напомнил Рыбаков. - Разумеется, это не Дик, раз он лает у себя дома, а другой хулиган.
   - Базиль! - повторил потрясённый старик. - Но как?.. Такой послушный степенный кот... Вероятно, он каким-то образом остался в коридоре, когда Светлана ушла... Ну да. Дверь заперта... Бедняжка.
   - Вот что значит репутация! - рассмеялся Рыбаков. - Вы не желаете верить даже факту. Этот парень нарочно проскользнул к нам, чтобы вволю поразбойничать. Очень ловкий малый. Эй, бандит, выходи! Хватит прятаться!
   Базиль, скромно отсиживающийся в уголке за диваном, вынужден был предстать перед глазами Владимира Михайловича. Он его не боялся, но не хотел, чтобы старик узнал о его проделках.
   Полетаев приласкал его, а кот в знак дружбы потёрся о его ноги.
   - Теперь сами отдавайте его вашей Светлане и, прошу вас, не упоминайте о том, что Базиль весь день был со мной.
   Владимир Михайлович забеспокоился.
   - А как это сделать? Если я так прямо его вынесу, Светлана с ума сойдёт. Я уже понял, что она стеснительная...
   Только привычка при любых неожиданностях сохранять невозмутимый вид помешала Анатолию выразить своё отношение к такому заявлению. По его мнению, эту размалёванную женщину с дёргающимся лицом никак нельзя было заподозрить в стеснительности.
   - Давай сделаем так, - предложил Владимир Михайлович. - Когда она только-только откроет дверь, я выйду, займу коротким разговором... придумаю, что ей сказать... отвлеку её внимание, а ты в это время незаметно вытолкнешь Базиля в коридор. Получится, что он словно бы вышел её встречать из своей квартиры.
   - А как вы определите, что она пришла и открывает дверь?
   - Дик предупредит. Я же тебе говорю, что он мне обо всём докладывает.
   Ждать не пришлось. Едва они договорились о совместный действиях, как лай пёсика изменился.
   - Идёт, - предупредил Полетаев. - Приготовься.
   Когда дверь напротив открылась, он вышел в коридор.
   - Светлана, а я тоже только что пришёл, поэтому услышал вас, - начал он. - Точнее, услышал, как вас приветствует Дик.
   Его оживление показалось Свете неестественным.
   - Удачно ли прошла ваша лекция? - настороженно спросила она.
   - Прекрасно! Я просто наслаждался. Да что я? Даже студенты все как один слушали, затаив дыхание. Но я вышел к вам не для того, чтобы похвастаться. Я не буду вас задерживать, только добавлю два слова к нашему утреннему разговору. Знаете, что мне сказал один наш преподаватель?
   При этом он будто бы случайно и совершенно незаметно задел рукой свою дверь.
   - Что?
   - Он ещё раз порадовался, что их перестали донимать хотя бы лозунгом "Не бывает плохого студента, а бывает лишь плохой преподаватель". Правда, перестав повторять эту сентенцию, суть оставили без изменений. Им тоже приходится закрывать глаза слишком на многое. По сути, выгнать бы три четверти студентов, а остальных ещё раз прогнать через экзамен. Извините, что отнял у вас время.
   - Что вы?! Мне это очень близко... Что такое с Диком? Дик, что случилось?
   Едва кота самым бесцеремонным образом вытолкали в общий коридор, пёсик словно сошёл с ума. До этого он то крутился возле хозяйки, приветствуя её и пытаясь что-то сказать, то примеривался, как бы ему протиснуться в соседскую квартиру и поискать там Базиля, но это не привлекло внимания Светы, занятой неожиданным разговором. Теперь же он восторженно прыгал, то бросаясь к хозяйке, то принимаясь обнюхивать приятеля, и своим буйным поведением встревожил Светлану. Да и у кота был слишком глубокомысленный вид.
   - Отплясывает джигу по случаю вашего возвращения, - объяснил Полетаев. - А тут ещё я мешаю. И Базиль здесь! Здравствуй, котик! Знаете, Светлана, по-моему, собака беспокоилась из-за того, что мы вышли утром вместе. До этого ведь вы всегда уходили на работу одна.
   Свету не удовлетворило такое объяснение, и она заподозрила, что скоро пёсик с гордостью покажет ей разодранную губку или какую-нибудь более ценную вещь.
   - Не буду вам мешать, - попрощался Полетаев и скрылся.
   Светлана не стала пожимать плечами, но недоумение от этого не исчезло. К своему удивлению, она не нашла ни одной истерзанной вещи, кроме внутренней стороны двери. Чёрная кожаная, точнее, дерматиновая, обивка оказалась вся исцарапанной и местами порванной.
   - Зачем ты это сделал? - спросила она собаку.
   Дик заплясал перед ней, силясь рассказать, как страшно переживал из-за бессовестного Базиля, ушедшего в гости, но Света его не поняла.
   - Очень нехорошо с твоей стороны, - сказала она. - У нас и без того всё старое, давно не было ремонта. Так хотя бы дверь выглядела прилично. А что теперь? Что на тебя вдруг нашло? Решил порезвиться? Базиль, ты бы дал своему другу оплеуху за такие художества. Но теперь уже поздно, ничего не исправишь. Пойдём гулять, Дик... Хорошо, вот тебе сухарик...
   Закрыв дверь и отойдя от неё, Полетаев вскинул руку в победном жесте.
   - Perfecto! - воскликнул он. - Молодец, Анатоль! Славно сработали! Она, конечно, удивилась, почему так взволнован Дик, но не сможет догадаться, в чём тут дело.
   Рыбаков смеялся.
   - А я сейчас вымою руки, - продолжал Владимир Михайлович, - поставлю на огонь рыбу под маринадом, а пока она тушится, мы выпьем чаю. И чтобы он был горячим!
   - Вы не простудились? - обеспокоенно спросил Анатолий.
   - Нет, но хочу такой чай, чтобы он душу согрел. Очень хочу крепкого сладкого горячего чаю. У меня после лекции настроение и без того приподнятое, а тут ещё Базиль постарался. Ну и озорник!
   - Я сейчас поставлю чайник, - с готовностью сказал Рыбаков, всё ещё чувствовавший вину за то, что не приготовил обещанный обед.
   - Ставь, - согласился старик, выходя из ванной и направляясь к мойке в кухне.
   - А может, всё-таки я сам приготовлю рыбу? - спросил Анатолий.
   - Нет, Толя, ты свой шанс упустил. Раньше надо было спохватиться. А теперь я... А где рыба? Она лежала здесь.
   После долгих поисков под столом у стены обнаружили голову и часть хребта. Полетаев хохотал.
   - Вот что значит репутация! - повторил он слова своего воспитанника. - Если бы и Дик провёл этот день здесь, я был бы убеждён, что рыбу стащил он, хотя и не знаю, как бы он до неё добрался. Но на кота я бы точно не подумал. А теперь я вынужден согласиться, что это сделал Базиль. Ну и аппетит! Да как он её в себя вместил? Может, постепенно? Только не проговорись кому-нибудь, что он на такое способен. Его так все уважают! Не хочется ронять его авторитет.
   - Не беспокойтесь, он будет, как жена цезаря, вне подозрений.
   - Какая удача, что у меня припасена пачка пельменей! - вспомнил старик. - А остальное пришлось бы размораживать, но это слишком долго. Холостяцкая еда. Но давай сначала выпьем чаю, а ты мне расскажешь про Базиля.
   Когда пришло время ложиться спать и оба, наговорившиеся, наработавшиеся, обсудившие множество деловых и неделовых вопросов, стали готовиться ко сну, Рыбаков принялся листать синий том, ища сонет, с которого начал день. Он прочитал его целиком, но особое внимание уделил строкам, которые, вырванные из контекста, оказались пророческими: "Как часто вводят в заблуждения грёзы, Как может в призрак верить человек". А ведь он почти поверил, что сегодня в их квартире появился призрак.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"