Мужественность и героизм - черты характера одного синонимического ряда.
.
Впрочем, героизм могут проявлять люди и совсем не мужественные. И наоборот, мужественный человек не всегда бывает героем и нередко становится преступником. Героизм же предполагает жертвенность во имя ближних, "отдать жизнь за други своя" - составные части заповеди любви к ближним. И кто испытывал последствия проявлений этих качеств своей души, - тот наверняка знает, в каком восторге пребывает человек во время и после героического поступка.
Вероятно, в каждом из нас, в нашей душе заложена (разумеется, не нами), противоречащая всем законам телесного мира, инстинкту самосохранения, - способность к подвигу, жертвенности, героическим усилиям и героическому поступку. На героизм, следовательно, способен любой человек.
Мужественность определяют смелость, решительность, хладнокровие, храбрость - постоянно вырабатываемое состояние души - и зависит большей частью от качества воли и необходимости. Там где нет необходимости регулярно и постоянно проявлять мужественность, (как и любое бездействующее существо, в конце концов, перестает существовать - так устроен мир) там в ней исчезает потребность, и выработанные волей качества сходят на нет.
Таким образом, мужественный человек- это своего рода герой- профессионал; и, как любое действо, возведенное в профессию, или скажем так: профессия, которая требует от личности необходимых мужественных черт характера, как и любая впрочем, профессиональность, производят насилие над человеческой душой с последующим ее калеченьем и уродством
Профессиональный опыт журналиста, проститутки, торговца, ростовщика и строителя вырабатывался веками, тысячелетиями, достаточно изучен, закреплен в письменной форме; и сам человек, отдающий себя во власть той или иной профессии, может заранее предполагать какие негативные изменения могут произойти в его душе не на поприще и по призванию, а по профессии.
Однако современникам надо бы еще учитывать и такой фактор, что совсем недавно контакт между природой и людьми был непосредственен, и только наш век изобрел бездушномагичного посредника - технику.
Разнообразные технические посредники между небом и людьми, между морем и людьми и между людьми усложнили жизненный опыт и вместе с тем опростили опыт душевный; а изобретенные виды профессиональной деятельности для обслуживания технических посредников иной раз требуют огромного мужества, героизма и в то же время заносят в душу инфекцию, о разрушительной деятельности которой можно лишь предполагать.
В военной авиации, где мужественность и героизм - " норма жизни" и эксплуатация техники требует от человека максимального напряжения всех душевных сил, - на моих глазах родилась, развивалась и оформилась уже в гражданской жизни душевная болезнь летчика Николая Фомича Лихачева.
2.
Николай Фомич, как я предполагаю, не обладал мужественными наследственными чертами характера, а выработал их себе сам во время 30- летней службы в армии.
Несколько поколений Лихачевых работали на трикотажных фабриках города Иваново.
Ни летчиков, ни воинов, ни даже преступников в родне Лихачевых не просматривается.
С детских лет Николаю Фомичу был уготован путь фабричного рабочего и в летное училище он поступил совершенно случайно по окончания профтехучилища, по призыву, через районный комитет комсомола, повторив, таким образом, начало славного пути космонавта N 1 земли Юрия Гагарина.
При отборе в училище главный упор делался на физическое здоровье и психическое состояние человека; интеллект стоял на втором месте.
"Психотбор" абитуриентов был наиболее жестким тестом на пригодность человека к летной работе и Николай Фомич успешно его прошел.
Кстати, хочу добавить из личного опыта поступления в летное училище, что "психотбор" с отличными оценками проходили дети шоферов, шахтеров, крестьян, рабочих и в редких случаях, а чаще всего непригодны для летной работы оказывались дети людей интеллигентных профессий.
Пожалуй, здесь напрашивается вывод, что психическое состояние интеллигенции и его потомства (а психэ - это душа в переводе с греческого), требуют к себе повышенного внимания, особенно в тех случаях, когда пытаются доверить интеллигентному человеку штурвал самолета или руль управления государством.
Не знаю, что губит интеллигентные души: рефлексия, безбожность или овладение культурой, которую выработало человечество, а может все вместе взятое; однако, факт - упрямая вещь и я его без всякого злого умысла констатировал.
3.
В военном училище Николай Фомич показал себя хорошим товарищем и жизнерадостным человеком. А строгая дисциплина, режим дня, хорошее и здоровое питание и чисто монашеский образ жизни: азартные игры, блуд, употребление алкоголя и многие другие непотребные страсти курсантов были под строгим запретом и нарушитель установленного традициями училища (читай русской армии) и воинским уставом порядка немедленно исключался из училища; а жадность, скупость, корысть, доносительство и предательство, - презирались и уничтожались в самой курсантской среде, - все это способствовало созданию самого благоприятного климата для проявления различных талантов и даров, данных Богом человеку.
Походя, хочу сказать, может быть неприятную для некоторых ушей мысль, что талант русского народа наиболее полно и ярко выявлялся тогда, когда кто-либо наверху не пускал его жизнь на самотек, а со всем усилием и строгостью направлял его нравственную жизнь. И, что Советское государство было построено без подсказок и давлений со стороны, а именно сущностью русского человека и его творческим напряжением и представляло собой не "ГУЛАГ" или там нечто тоталитарное, а было построено по правилу и уставу огромного монастыря под духовным патронажем Иоанна Златоуста и Льва Толстого, и, что насилие частнособственника над неимеющим собственности и вечный передел собственности не оставляет никаких розовых надежд на будущее человечества и наших детей.
Советский же образ человека в большинстве своем или, как его окрестили недруги "совка", практически физически уничтоженный тип русского человека за последние двадцать лет, еще долго будет светиться в веках нравственной чистотой, добропорядочностью и беспримерной радостью к жизни, а не ее суррогатам - денежному эквиваленту всего сущего.
4.
Однако, вернемся в Советскую эпоху и продолжим жизнеописание летчика Лихачева.
Воспитание в себе мужественных черт характера, которые будь Николай Фомич фабричным рабочим или городским мещанином, - не понадобились ему никогда, - совершалось с большим трудом, и требовало от Лихачева напряжения всех душевных сил.
Сыграть в жизни роль летчика ("весь мир театр, а люди все актеры...") практически невозможно. Успешно можно разыграть и все поверят роль начальника, президента, министра, юриста, - но не летчика. Летчиком надо "быть". Шекспировское "быть" или " не быть" в летной работе без всяких комментариев.
При обучении курсанта бывает так, что инструктор потеряв всякую надежду после "вывозной программы" ставит на субъекте обучения "крест", не доверяя ему, таким образом, самостоятельный вылет на "освоение воздушного пространства".
Юрий Гагарин, будучи курсантом прославленного им же Оренбургского училища, - ныне закрытом, - чуть было не заработал "крест" на своей судьбе. Однако, жизнерадостность, обаятельность, широта души и другие не менее ценные качества присущие генотипу русского человека, - а в Юрии Гагарине эти качества проявлялись очевидно и явно,- что, как и инструктор его обучающий, так и впоследствии конструктор Королев, выдали ему авансом (лексика Советского периода истории) "путевку в небо", "путевку в космос" и автоматически дорогу к мировой славе.
Никто не станет отрицать, что личность Гагарина, его обаятельный образ, одна из черт лика России, как впрочем, и личности Достоевского, полководца Жукова, писателя и режиссера Шукшина.
Ныне лик России потемнел, а Гагариным, Жуковым (Жуков- сын сапожника) жизненный путь и призвание перекрыты нищетой, расслоением общества на части, на куски, на "элиту", "под элиту" и всех остальных; а пророчества и гениальность Достоевского, за неимением Белинских и Некрасовых (кто сейчас пустит слезу над страницами "Бедных людей") так бы и искали себе "спонсора" (мерзейшее слово) до гробовой доски; а "чудики" Василия Макаровича - золотой генофонд русского народа - переименованы в "лохов" и "совков" и подверглись публичной порке, осмеянию и истреблению.
Продолжим, однако, разговор о внештатной судьбе Лихачева.
Летал Николай Фомич, как в училище, так и в боевом полку (он сам это понимал) посредственно, - но надежно. Угрозы жизни, опасности в воздухе он чувствовал хребтом, позвоночником, и всегда без последствий выходил из экстремальных ситуаций и затруднительных положений. Как отмечали в летной книжке его инструкторы "летал в пределах нормы".
Разумеется, нервной энергии тратил Николай Фомич на полеты значительно больше, чем летчики по призванию, от Бога, и траты эти сильно изнашивали его, как, впрочем, и любого человека, занимающегося трудом не по призванию, а по престижности, требованиям цивилизации, государства или прихотям изменчивой моды.
Как доподлинно известно, со времен царя Соломона: радость от труда (первый признак, что труд творческий) - главное мерило счастья человека. Испытывал ли Николай Фомич радость от летного труда, сказать не могу, вероятно, были и такие моменты.
Полет в воздухе, над землей - это, конечно, не "горние выси", а телесное; телесное преодоление телесного; восторг от неимения собственных (а как хотелось бы иметь собственные), а по воле ума изобретенных крыльев.
Но точно ли это настоящий восторг - высшее проявление душевной радости. А не попахивает ли здесь гордыней, человеческим тщеславием.
Впрочем, управление мощной машиной и само ощущение полета, а также максимальное напряжение всех чувств, эмоций и ума, то напряжение, на которое вряд ли способен человек на земле, - создают иллюзию полноценно проживаемой жизни.
5.
Судьба и служебная деятельность свела меня с военным летчиком Николаем Фомичом Лихачевым в глухом военном гарнизоне, где мы в течение трех лет летали в одном экипаже.
Был он тогда худощав, жилист, имел жесткий седой волос и волевые, мужественные черты лица.
Я помню, любовался его походкой: это был человек, который смотрел на себя как бы со стороны и контролировал каждое свое движение, - ни одного лишнего. Он был постоянно собранный. Слово "собранность" выражает состояние полного подчинения ума и телесных органов, тому внутреннему, что носит название сущности человека.
Условия, где бы проявлялись его мужество, умение хладнокровно действовать в любых экстремальных ситуациях было хоть отбавляй: я помню, как при дозаправке самолетов в воздухе (один из самых сложных "этапов овладения летного мастерства"), у ведомого нашего самолета при попадании в спутную струю от ведущего, - остановились двигатели.
И не смотря на резкое падение высоты и скорости; земля же стремительно надвигалась; члены экипажа побледнели в лице, а я судорожно подтягивал кислородную маску, привязные ремни и нащупывал ручку катапультного сидения, - он - Лихачев сумел запустить двигатели самолета "от авторотации", не изменившись в лице.
И только после посадки самолета на аэродроме, когда мы - члены экипажа, потные и перевозбужденные, захлебываясь от пережитых волнений и впечатлений вылезали из самолета чуть ли не ставшего нам гробом, - я заглянул в глаза Николая Фомича и увидел в них безнадежную усталость, какую впоследствии видел в глазах обреченных, потерявших смысл жизни и радость от нее людей, полностью готовых к переходу в иной мир.
Я помню, как в условиях абсолютной невидимости, когда посадочную полосу прикрыл малопредсказуемый и подло действующий туман; с нулевым остатком топлива, не позволяющего долететь до ближайшего запасного аэродрома, - он - Лихачев - каким то шестым чувством учуял торец полосы, и после посадки в тягучем молоке тумана, мы поняли, что спасены и катимся по гостеприимному железобетонному настилу.
Я помню, как при пересечении грозовой фронтальной облачности, по ошибке наземного диспетчера, из сияющего солнцем мира мы влетели в жуть мощно-кучевого облака; как бросало самолет восходящими турбулентными потоками, сверкали молнии и плясали огни Эльма по кабине; а показатели приборов поначалу закуражились, затем взбесились, затем просто отказали. Я помню, как подло тогда дрожали мои руки, а в груди, и в груди что- то оборвалось, приоткрыв до ужаса зияющую бездну страха. И опять же воле и хладнокровию Лихачева мы обязаны были своим спасением.
Я помню, как при выполнении полета "на воздушную разведку кораблей в Балтийском море на малой высоте нас атаковали американские "Фантомы" и шведские "Драккены". Как самый наглый из них "встал" над самолетом чуть ли не касаясь киля, и потом взмыл на форсаже вертикально вверх, а спутная струя ударила в фюзеляж.
Как закачались крылья самолета, готовые отвалиться; и столкновение с черной, холодной, балтийской волной (я всей кожей ощутил ее холод), казалось, было неминуемым. И Лихачев ювелирно точными движениями штурвала предотвратил это столкновение.
И только после посадки на примере Лихачева все члены экипажа заметили, как способны поседеть люди за один час своей жизни.
Три года я летал в экипаже Лихачева и за эти три года в моем сознании накопился опыт от десятков подобных и других ситуаций. Ничто так не сближает людей как совместно пережитые стрессы, страхи, волнения. И я, вероятно, до самой смерти буду помнить секунды пережитого с летчиком Николаем Фомичом Лихачевым.
6.
В начале 90-х к власти в стране пришел Горбачев. И тогда уже в атмосфере запахло грозой и витало то болезненное, духовное напряжение - предвестник крупных перемен.
Почувствовав слабость власти, в стране зашевелились различные национальные фронты; обнаглели и распоясались средства массовой информации; чиновный и партийный аппарат разлагался Ра глазах; вожжи управления государством держать было некому.
Россия - тройка понеслась по бездорожью, ломая все на своем пути, оставляя в кюветах и оврагах то колесо, то рессору, разбивая себе грудь в кровь.
Горбачев, ориентируясь в своих действиях на общественное мнение в западных странах, Америки и маргинальных слоев интеллигенции в России, принимал решения одно безумнее другого. И к концу его бесславного правления власть в стране попросту лежала в грязи.
Агонизирующее тело Советского государства уже клевали ястребы, падальщики, растаскивая куски пожирнее по своим укромным гнездам. В воздухе все сильнее и сильнее пахло кровью, и она полилась. Человеческая жизнь обесценилась.
Содержать пятимиллионную армию было не на что и не зачем, началось ее резкое сокращение. Тысячи уволенных офицеров искали себе нишу в смутной гражданской жизни.
Уволить полностью боеготового офицера, живущего с постоянно напряженной до предела нервной системой, это все равно, что остановить взмыленную лошадь на скаку. Большая смертность среди уволенных военных в возрасте от сорока до пятидесяти, казалось бы расцвету деятельности мужчины, обусловлена еще и этим.
После тридцатилетней службы в авиации подполковник запаса Лихачев Николай Фомич нашел себе скромное место учителя физкультуры в средней школе областного центра.
Новое положение в обществе никак не удовлетворяло Лихачева; чего то ему не хватало, как у беременной женщины растущий в чреве плод требует себе то кальция, то фосфора; и будущая мать жадно поедает рыбу, мел, ошибочно считая, что это ее хотение и потребность. Ему не хватало риска, адреналина в крови, который в годы службы вырабатывался в нем в огромном количестве. Некогда ежедневная жизнь в состоянии тревоги, ответственности, сменились поначалу скукой, тоской и потом депрессией.
Все виды популярной деятельности, которые ему предлагало общество, как-то: охранник, предприниматель, банкир, чиновник, - казались ему мелкими незначительными по сравнению с его прошлой жизнью. Мелкими и незначительными, озабоченные большей частью накоплением денег и собственности казались ему и люди его окружающие.
Он пил большими дозами водку, "впадал в запои", проигрывал деньги в карты, тотализатор, казино, и, вероятно, от скуки нашел себе любовницу по возрасту моложе своей дочери.
После запоя ему хотелось повеситься, после удовлетворения игровой страсти, будь то выигрыш или проигрыш, он находился в состоянии длительного морального опустошения; а наивность, душевная тупость и мещанская расчетливость, смазливой и свежей его любовницы - продавщицы из галантерейного магазина, - (вы такой импозантный и мужественный мужчина...) - вызывали в нем томительную тошноту.
Религия для него была темным местом, и, сходив один раз в церковь, выстояв службу, он так и не понял, почему миллионы людей ищут себе успокоения и поддержки в невидимом, неосязаемом и непонятном Боге.
С презрением он смотрел на людей, целующих иконы, руки батюшке, а священное действо причастия крови и телу Христа, казалось ему глупым дивертисментом, в котором все роли фальшивы и не серьезны, а люди, одетые в древние уборы - нелепы, играют роль и совершенно неестественны.
Знание литературы, искусства, философии его были поверхностны, на уровне обывателя, да и сам он считал, что сама жизнь, настоящее мгновение ее, может быть полнокровнее, глубже любой оформленной, когда то в прошлом и навсегда застывшей форме: книги, картине, любому произведению искусства.
Прошлое он считал пережитым и потому не важным, будущего у него не было, а настоящее совершенно не удовлетворяло его.
Он все чаще и чаще снимал запреты с аномальных требований своего естества.
Проигравшись как - то в казино, он с каким то бешенством начал бить стулом стеклянную, светящуюся рекламу, на которой сияющий, счастливый молодец обнимал "руки враскоряку" груду выигранных "зеленых".
Жестоко избитый охраной казино, задержанный и с миром отпущенный сотрудниками милиции, Николай Фомич почувствовал на некоторое время душевное облегчение.
В каком то азиатском кафе, он затеял скандал и драку с лицами кавказской национальности, которые за сдвинутыми столами громко галдели на непонятном ему языке, вероятно, отмечали какую то сделку; и бесцеремонность и наглость поведения которых показались ему оскорбительными для чести русского офицера. И опять, избитый, - а в тот момент, когда его пинали на заплеванном полу кафе, он почуял дыхание смерти, опасность для жизни, как это было когда- то в его летной работе. Но это было лишь мгновение после которого жизнь опять была тошна.
Скандальность поведения Николая Фомича достигла верхней точки: за публичное оскорбление директора школы, нашедшего себе выгоду в поборах с родителей учеников, его уволили с работы; да и сам он уже тяготился общением с подростками, мечтающими не о том, что они станут летчиками, космонавтами, моряками, а "крутыми" парнями (сиречь разбойниками), шикарно живущими содержанками( сиречь проститутками), банкирами(сиречь ростовщиками), юристами, бизнесменами, обязательно в роскошных особняках, при дорогих машинах и дорогих женщинах.
Наибольшее отвращение у него вызывали дети разбогатевших родителей, ведущих себя нагло, презрительно по отношению к бедным одноклассникам и нищим преподавателям.
Оставшись без работы, Николай Фомич уже и не искал следующей, а начал пить "белую" чуть ли не ежедневно. Его новые знакомые, большей частью так и не нашедшие себе места в новой жизни, спивающиеся, были понятнее ему и ближе, чем сытые, гладкие самодовольные владельцы магазинов и различных фирм.
Слишком явное самоуничтожение и изменения в психике Николая Фомича, обеспокоили его жену, дородную женщину (чиновницу в социальной сфере).
Конфликты в семье закончились избиением супруги: событие позорное для офицера и исключительно редкое в армейской среде, но никаких угрызений совести после избиения супруги Николай Фомич не почувствовал....
Далее события развивались в совершенно иной плоскости, ином ракурсе видения, ибо безумный человек имеет другие, непонятные нашему разуму и неподдающиеся логике мотивы поступков.
7.
Встретились мы с Николаем Фомичом через пять лет после увольнения из армии совершенно случайно, на рынке, где он играл с темного вида личностями в карты. Я, разумеется, обрадовался, а он особой радости не проявил.
Был он чисто одет, выбрит, подтянут, но лицо уже с первого взгляда определяло, что человек сильно и много пьет.
Мы выпили пива и вспомнили дела былые.
Жил тогда Николай Фомич бобылем. При достаточно странных обстоятельствах у него умерли жена и дочь от заболеваний головного мозга (наследственная болезнь, как сказал он мне). От семьи остался один внук, капризный избалованный мальчик с гнилыми зубами, который крутился тут же между нами на рынке.
"Пошли, что ли, посмотришь, как я живу", - сказал Фомич.
В его трехкомнатной квартире мы пили водку, кляли позором нынешнюю гражданскую жизнь и вспоминали добрым словом нашу бывшую военную.
Его избалованный внук, то и дело дергал Фомича с непонятными мне просьбами и, когда тот вышел в туалет, зашептал мне на ухо воспаленными горячими губами:
"Дяденька, идите отсюда, вы его не знаете, он вас убьет".
Странное беспокойство появилось в моей душе. Я уже с некоторой дозой опаски смотрел на Фомича и видел, что говорит он одно, а в мыслях у него совсем другое.
Моя кожа всегда инстинктивно ощущала опасность, и я засобирался домой.
"Ну ладно, ну что уж там, давай еще по рюмашке", - недовольно сказал Фомич. Я посмотрел в его полубезумные глаза и спросил:
"Фомич, у тебя все в порядке?"
"Все нормально", - ответил он
В прихожей я, стараясь не выдавать своего волнения, обнял Фомича.
В дверном проеме в комнату стоял мальчик и ждал напряженно и тревожно, когда я уйду. Состояние тревоги усилилось и во мне.
И, когда я завязывал шнурки на кроссовках, нагнувшись, я понял, что сейчас что- то должно произойти.
Фомич стоял рядом, убеждая меня остаться, выпить еще. И уже ощущая затылком назревавший удар, я в последнюю секунду перед ударом отвел голову в сторону.
Фомич метил между шейными позвонками, в то место, где после удара прерывается всякая связь между мозгом и нервной системой человека. Он знал эту ахиллесову точку, он знал, что после попадания в эту точку человека парализует; и бил он ребром ладони, на которое была одета цепочка с острыми шипами.
Промазав, он задел мне плечо; и кровь от царапины начала заливать мне рубашку.
Я резко встал и локтем ударил его в живот; другой рукой открыл дверь и выскочил на лестничную площадку.
Я шел по улице, с каким то диким надрывом в душе, в этом безумном, перевернутом с ног на голову мире, где совершенно близкие и понятные мне люди сошли с ума.
Кровь из раны текла по спине, и воротник рубашки был красным от крови.
Я шел быстро по улице, а Фомич бежал за мной и кричал, что у него мучительно умирали жена и дочь, что он совершенно один и не знает чем ему заниматься, что жизнь его глупа и бестолкова, и что бы я его простил....
Я отмахивался от него рукой и старался не смотреть в его сторону. Следом за нами бежал его внук и кричал:
"Дедушка! Дедушка! Пошли домой".
Наконец, при выходе на оживленную улицу мы разошлись. С тех пор наши пути не пересекались, и я думаю, больше никогда не пересекутся.
7.
Впоследствии, расспрашивая сослуживцев о Фомиче, я узнал от них, что его жена и дочь умирали одинаково, парализованные от какой то загадочной, передаваемой по наследству опухоли в голове.
И, что Фомич самоотверженно ухаживал как за той, так и другой
Рассказывают, что он метался по аптекам, выискивая дорогие лекарства, сам ухаживал за полутрупами жены и дочери. И приглашал каких то древних бабок из деревни, чтобы отвели, как казалось ему порчу, наведенную на его семью и не него самого.
Я то знал о его порче, я то знал, что после 30-летней службы в военной авиации, его организм перестал вырабатывать адреналин; что стресс, в котором он некогда жил закончился депрессией, нежеланием жить; и он искал длительно нового, настоящего "стресса". И он для себя его нашел, по особенному, по новому.
Но какие химические изменения произошли в его мозге? Как разлагалась и умирала его душа? Какой бес овладел его сознанием? Мне неведомо это.