Когда Первосвет создал мир, то сделал его прекрасным: под многоцветными волнами верхних лесов дрейфовали перламутровые облака планктона. Стайки быструнов сновали вокруг, пронзая их навылет. Каждая стайка - сверкающий клин, издали маленький, как штрих на расписном камне. Скоро ветер посветлеет, и они разлетятся, напуганные появлением охотников.
А намного ниже, уже в срединном лесу, колышутся под несильным, но постоянным ветром широченные ленты древунов, уходящих корнями в общее сплетение подстила. Острова срединного леса парят в воздухе, почти сплошь закрывая далекую землю. Но местами сквозь этот ковер прорываются горы. Склоны гор облеплены живностью: прыгающей, ползучей или неподвижной, маскирующейся под камни. Здесь свой мир - на островах, возносящихся из глубин, из яркого света - в небесную тьму.
Если содрать со скал все, что на них наросло, становится светлее. Камни, не отделенные от основы, светятся. Так глубинное сияние Первосвета проникает в наш мир. Но стоит отломить кусок, и он перестает светиться, пока не приложишь его назад.
На ранних стадиях роста мы проходили это явление несколько раз. Сначала, когда завершился цикл быструнов и в разум вошли мысли не только о еде, старшие показали нам, как использовать глубинное пламя гор. Охотники не только поедают быструнов. Они еще расчищают вершины островов и приманивают ярким огнем гигантские шары перемахов. Мы поняли, как можно использовать свет, пока были охотниками.
А в стадии инкубации, когда разум чист и ничто не отвлекает от мышления, нас научили знанию: свет передается от камня к камню быстрее и сильнее, чем по воздуху. Но камни непрозрачны, поэтому мы видим только их поверхность. Когда кусок откалывается от горы, он становится одиноким, теряет связь с основой глубинного света и темнеет. Мы узнали, что камни растворены в воздухе. Живые существа поглощают их внутренний огонь и приобретают умение отгонять тьму, поэтому светятся тоже.
Мы узнали, что внизу, под ковром срединного леса, сияние ярче, чем мы можем вынести. Там обитают пылающие чудовища, и воздух непригоден для дыхания. Иногда эти чудовища прорываются через ковер корней и нитей в наш мир и разрушают все, к чему приближаются. Некоторые чудовища глубин охотятся в срединном лесу, пряча свое сияние. Они прогрызают в корнях норы и проникают к нам, чтобы выскочить из засады и утащить в огненную бездну.
Но, как бы там ни было, Первосвет создал мир таким; таким мы принимаем его и восхищаемся им. Мы учимся и умеем жить в нем. Мы познаем его и стремимся к свету. Ведь Первородный Свет есть даже во тьме небес. В той тьме, куда устремилась сейчас моя мысль. Ибо мне поручена опасная и достойная миссия: достичь небесной тверди и сообщить, что происходит там, где великий свет поднял огромную слепящую гору и пронзил, как предполагают старшие, небеса.
Я отвел взгляд от перламутра облаков и расправил веер. Охотники уже покинули поднебесье и вернулись на свои скалы. Сквозь разрывы верхнего леса темнело неведомое мне пространство. Тьма опасна сама по себе: она высасывает свет, отнимает жизнь. Чем темнее, тем быстрее слабеешь. Это объяснили старшие. Поэтому я добавил еще несколько слоев светохрана и прикрыл глаза дополнительными прозрачными роговицами.
Чуть шевеля веером, я полетел под самой крышей верхнего леса, держась мощного светлого ветра, который здесь постоянен. Надо мной совсем близко перекатывались волны плетеной растительности, меняя цвет во всем диапазоне - бесконечная подвижная картина, на которую можно любоваться вечно.
Воздушный поток нес меня быстро. Из редких разрывов леса обдавало небесной тьмой. В эти мгновения тоска и словно бы защемление жизни настигали меня. Я понял, что это и есть то, о чем предупреждали старшие: тьма пытается вытянуть из меня свет. И еще я понял наконец, куда лечу; мне стало страшно.
Ближе к горе ветер разорвался. Появились завихрения, сильные боковые течения вскрывали тонкий покров верхнего леса и светящимися струями уходили во тьму, растворяясь там.
И тогда я увидел гору. Громадину, подобную которой не было на памяти старших, а уж на моей и подавно. Широким слепящим основанием раздвинула она срединный лес и, постепенно тускнея, вознеслась во мрак. Ветер поднимался по склону, до сих пор свободному от живности. Кое-где потускневшая кожа горы лопалась, и из трещин полыхало так ярко, что пришлось прикрыть глаза еще и светопоглотителями.
Свет может быть опасен. Даже более опасен, чем тьма. Он может сжечь. Я видел, во что превращаются растения вблизи новых гор. Как они становятся вялыми и погибают. Я видел, как умирали быструны, попавшие в облако света, выброшенное из горы. Мне не хотелось повторять это на своем примере, поэтому я держался подальше от склона, встав в один из неярких потоков, понесший меня наверх.
Далеко внизу остался слепящий огонь, и я убрал с глаз фильтры, заменив усилителями. Я быстро снижал внутреннее давление, чтобы не быть разорванным, но ощущение от стремительного подъема оставалось малоприятным. Ветер нес меня, хотя уже и не с той бешеной скоростью, как вначале. Бросив взгляд назад, я обнаружил в глубине под собой слабо светящуюся поверхность леса, совсем не такую красивую, как если смотреть снизу.
Склон горы продолжал тускнеть по мере подъема. Вместе с тем слабел и темнел ветер. Что ждало меня у неба? Неужели гора действительно окажется сильней и проломит его? Что там, за ним?
Старшие объясняли, что существуют не только камень и воздух. Есть еще хаос - вещество, которое иногда образует в воздухе пузыри. Когда гора растет, хаос поднимается над ней вместе со светом. Свойство хаоса - всегда образовывать в воздухе сферу вокруг себя и взлетать в этом пузыре. При этом хаос растет, поскольку видно, что пузырь увеличивается, когда всплывает.
Старшие знают, что хаос не накапливается под небесами. Это проверено. Значит, он куда-то девается. Они предполагают, что хаос находит путь через небо и просачивается наружу. Что небо - это только купол над миром, подобный стенке пузыря хаоса в воздухе. Что все стремится к идеалу сферы, значит и наш мир - сферичен, хотя мы этого и не видим.
Старшие думают, что за небом - пространство, наполненное хаосом. В котором могут быть сотни таких миров, как наш. Мельчайшие частицы вещества, которые двигаются в хаосе как попало, подобны этим мирам. Сотни миров составляют пузырь Великого Хаоса, так предполагают старшие. Если бы было возможно хоть на миг взглянуть за пределы твердого неба, хоть на миг... Можно было бы узреть эти миры. Узреть и успеть передать знание. Мига достаточно. Так думал я.
Вскоре я увидел небо. Почему-то раньше, в воображении, оно представлялось мне гладким и абсолютно черным. Но оказалось вовсе не так: поверхность неба более всего напоминала камень, каким он бывает, когда перестает расти. Усилители света работали безотказно, и я видел дно неба, освещенное горой: словно изъеденный червивцами корень толстовня. В некоторых отверстиях и расщелинах мне мерещилось движение, но я не заглядывал туда, опасаясь чудовищ, могущих обитать во тьме.
Небо оказалось не таким темным, как я думал. Но оно было безусловным средоточием тьмы. Даже воздух, приближаясь к нему, темнел и терял жизненные силы. Я чувствовал, что не стоит рисковать и держался на расстоянии, хотя и нес на себе усиленные светохраном покровы.
На границе, где небо смыкалось с горой, происходило что-то странное и интересное. Я подлетел поближе и увидел пузыри. Хаос, выделявшийся из ярких жил горы, взлетал к небесам.
Величайшая сила разума - любопытство. Казалось бы, никогда не решишься на такое. Казалось бы, только что осторожно обходил опасность и просчитывал последствия. Но вдруг видишь нечто захватывающее, необычное, влекущее новизной - и срываешься, спешишь туда, где, вполне возможно, ждет смерть.
Увлеченный острым, жгучим любопытством я отбросил мысли о выживании и быстро завибрировал веером, чтобы на собственной скорости пролететь зону турбулентности, обычную для ярких областей гор.
И в этот момент случилось.
Ощутимо тряхнуло, подбросило, и я понял, что оказался в месте, где никто до меня не бывал. Я попал в пузырь хаоса, зажатый между воздухом и небом, был вброшен в него. Прекратив дыхание, я посмотрел вниз на едва светящуюся поверхность воздуха - зрелище, невиданное в срединном лесу. На гладкую поверхность воздуха, где светилось что-то еще. И я увидел в ней то, чего не видел никогда. Я увидел себя.
Не успело увиденное осознаться, как мощный удар сотряс небо, и оно раскрылось прямо надо мной, как распадается надвое панцирь броневицы, вспоротый хищником. Я упал обратно в воздух, наполнившийся новыми яркими пузырями. Что-то происходило надо мной. Что-то, чего я не мог понять. Поток пузырей прекратился и воздух быстро твердел, превращаясь в темный камень. Так вот из чего состоит небо!
Инстинктивно и изо всех сил я полетел вниз. Но любопытство заставило оглянуться. Там, где только что было заполненное хаосом пространство, оказалась гладкая поверхность. Плоскость. Она была черной, она вытягивала жизнь. Но несмотря на высасывающую силу мрака, я подлетел ближе и посмотрел наверх. Сквозь небо, оказавшееся прозрачным, я увидел сверкающие яркие точки. Их было много. Они походили на застывших быструнов, если бы быструны могли остановиться хоть на мгновение. Одна из точек оказалась ярче других и больше по размеру. Она была другого цвета, и я решил, что она ближайшая.
Старшие были правы. За пределами твердого неба простор бесконечен и наполнен хаосом. В этой бесконечности, как мельчайшие частицы вещества в пузыре, летают миры, подобные нашему. Из гор каждого выделяется хаос, который ломает небо и убегает наружу. А небо срастается снова, потому что Первосвет создал небо живым, так же, как горы. Оно образовано из темного камня, в который превращается воздух.
Двигаясь навстречу светлому потоку, чтобы не попасть под действие темноты, я медленно опускался. Вот уже стал нестерпимо ярким склон горы, а вот и брешь в верхнем лесу, из которой я начал подъем. Давление вернулось к привычному, и не нужно было больше за ним следить. Все закончилось. Меня ждали, чтобы поприветствовать как смотрящего. Одного из многих, прошедших путь перерождений до предпоследней стадии и вернувшегося из странствия живым.
Когда-нибудь я буду старшим. Одним из них. А новые смотрящие отправятся куда-то, чтобы проверить и подтвердить мои предположения. Или, кто знает, опровергнуть.