Человек в черном плаще, слегка промокший и чем-то явно опечаленный.
Узкое выразительное лицо с тонкими губами конторского служащего, темные прямые волосы, овальная голова, сжатая с двух сторон лепешками ушей, небольшой висячий нос, своим окончанием начинающий сжатый слепок сухих губ. Холодок в глазах выдает в нем апатию к окружающему, и страх перед толпой. Впрочем, что в этом мире страшнее толпы? Разве, что ее отсутствие, когда ты в полной тишине, и никто не способен проникнуться твоим сумасшествием.
Вот он остановился у витрины с незрячими силуэтами бледных манекенов. На секунду оставил свой взгляд на невыразительных масках, они в ответ наполнили его своей изящной пустотой, которая навеки будет мучить его существо. Внутри у него холод, снаружи лед... Похожее, но противоположное... Лед в праве растаять, внутренний холод не подлежит растопке, разве что его согреет чье-то тепленькое молодое сердечко... Но он стар и молодость его пугает, так же как и он пугает молодость своим незрячим обликом. Но она сильнее, и поэтому вовсе не страдает от этого, а он напротив...
Итак, он успокоил часы быстрым взглядом, наградил карман пятерней тонких, желтых от табака, пальцев, и быстрым ходом направился вдоль нелепых торговых рядов.
Неугомонность моросящего дождя прибила тонкие потертые брюки к худощавым ногам, напоила дырявые башмаки и вскоре стала раздражать. Это и отразилось на его лице, когда он вошел в парадную к своей милой N, стряхнул с себя останки дождика, и как-то неуверенно поднялся на третий этаж. Пахло обедом, краской и кошачьей мочой. Он причесал серой расческой мокрые волосы, и устало надавил на кнопку с значком бесконечности вместо номера. Дверь открылась не сразу, минут пять за ней слышались приглушенные голоса, шуршание тапочек о потертый паркет, чье-то возбужденное дыхание. Наконец дверь отворилась, и она... А что она? Она рассмеялась ему в лицо, плюнув унижением на его старый пиджак. "Вот сука!" - он только подумал, но не сказал, это было бы неприлично и слишком открыто. Он не привык говорить открыто, все исподтишка, все внутри, все в себе. "Им нельзя узнать сколько там боли, сколько страха, сколько комплексов, иначе все рухнет... Иначе все то, что так долго добивалось прокиснет словно молочко и превратится в прошлое..." - думал он, и ненавидел себя за то, что так думает. "Все страх! Страх, то что я вижу, когда просыпаюсь. Я не хочу просыпаться, но ничего не могу с этим поделать. Страх - шум железной дороги, трепетность гудка электропоезда. Все страх и ужас" - он отвернулся от ее улыбки. Она стала вдруг неприятна ему, в тоже время он не мог без нее жить.
- Ты весь промок... - она брезгливо сбила щелчком каплю, повисшую у него на ухе, от чего он поморщился, вжался в мокрый пиджак и даже немного покраснел.
- Там льет как из...
- ...ведра. - она провела рукой по светлым волосам и глубоко вздохнула. За спиной послышалось шуршание, и через секунду возник волосатый силуэт, который явно был чем-то недоволен.
- Ты скоро? - он в миг обесчестил ее нежные формы своей грубой и мерзкой волосатостью, своим спортивным костюмом, своей наглостью и ...
- Мне пора...
- Ты звони перед тем как приходишь... - только и успела сказать она, перед тем как железная дверь скрыла ее присутствие.
- Прости, у меня отключили телефон. - комментировал он дверному безразличию, и виновато оглядевшись, спустился вниз. Там все еще плакало небо. Оно плакало, как он думал, от того, что плачет он, но во всем есть ошибка, и в этом безусловно тоже.
Миновав N-переулок, он на минуту растворился в толпе англоязычных туристов, которым он явно был неинтересен, они просто случайно оказались рядом с ним, и как все случайное исчезли в ту же минуту, оставив за собой запах дорогих духов и какую-то невыразительную фразу. "Опять сегодня" - подумал он, вжавшись в воротник, и проследовал в глубь N-улицы. Там он обнаружил магазин канцтоваров, накрытый широким выступающим козырьком, который и стал временным убежищем для него. Невнимательно изучив витринные штучки, он закурил. Руки почему то дрожали. "Странно... У меня они никогда не дрожали... Особенно сегодня не должны были..." - он смутился перед острым и подозрительным взглядом человека-продавца, который недовольно смотрел на него из за толстого стекла. "Я уйду сразу, как только кончится дождик" - мысленно виновато подумал в его сторону человек в черном плаще. Тот видимо понял его, и удалился в глубь прилавка, где о чем-то заговорил с костлявой женщиной-продавщицей. Она смеялась золотым ртом, при этом постоянно одергивая длинное тонкое платье.
Когда небо успокоилось, человек в черном плаще избавился от нависшего козырька и беспокойного взгляда человека-продавца, и побрел в направлении станции метро. По дороге он встретил молодую парочку. Со стороны они выглядели довольно таки странно. Они не улыбались, не обнимались, даже не держались за руки. Они были чужими, но шли в тоже время бок о бок, что выдавало в них знакомых. Человек в черном плаще засмотрелся на них и не заметил как наступил в черную глубокую лужу с масляными отводами от бензина. "Бля" - подумал он, но не злобно, а скорее с досадой, от чего ему стало немного легче. У станции метро толпились какие-то незнакомые люди, да и с чего это они должны были быть знакомыми, ведь город большой, а человек в черном плаще - маленький и справедливо незаметный.
Он приобрел в кассе карточку на одну поездку, которую слюняво-магнитно поглотил электронный турникет, и спустившись на дерганном эскалаторе, оказался на перроне. Его в ту же секунду обняли два электропоезда, которые двигались в разные стороны, и почему-то напомнили бутерброд. Но есть не хотелось. Кто-то сильно толкнул его, и человек в черном плаще повалился на каменистость пыльного перрона, на секунду задумавшись о чем-то. Голова вяло опустилась на холодный камень, руки раскинулись в разные стороны, тело как бы слилось с запахом метрополитена и шумом приходящих и уходящих поездов. Их прошло немало с тех пор как он соприкоснулся с основанием станции. Кто-то перешагивал его, кто-то даже спотыкался... А он лежал, молча наблюдая за происходящим, а потом глаза стали слипаться и он незаметно для себя, уснул.
Солнечная девочка и свежий морской воздух, пляжный песок, шум надвигающейся волны, треск моторной лодки, крик резвящихся детей, почему-то "Времена Года" Вивальди... - это ему снилось конечно же, ведь откуда в метро пляж, да тем более музыка Антонио?
Подошел милиционер с какой-то женщиной. Они долго смотрели на него, решая, что и как нужно делать. Потом, наконец таки решившись, наклонились, чтобы поднять тело в черном плаще, но вдруг, словно из ниоткуда, выбежала солнечная девочка, с простым русским лицом, одетая явно не по погоде, и чем-то немного взволнованная.
- Стойте! Стойте! Не троньте! - она оттолкнула их взглядом. Милиционер и женщина отошли в замешательстве. - Не мешайте человеку спать! Он просто спит! - шепотом, но довольно таки выразительно сказала она им.
Милиционер пожал в недоумении плечами, и прихватив с собой не менее удивленную женщину, растворился в толпе каких-то англоязычных туристов, которые оставили после себя лишь запах дорогих духов и какую-то невыразительную фразу.
А люди все спешили и спешили куда-то. Поезда железным бутербродом сдавливали, как колбасу перрон с живым мясцом, небо опять прослезилось, трамвай сломался между первой и восьмой N-улицей, тем самым образовав автомобильную пробку, а человек в черном плаще спокойно спал на N-станции, и ему снилась солнечная девочка и свежий морской воздух, пляжный песок, шум надвигающейся волны, треск моторной лодки, крик резвящихся детей и почему-то "Времена Года" Вивальди...