Аннотация: Военная фантастика. Опубликован в альманахе "Фантаскоп"
Гней Каллидий Вента служил в Legio XCII уже давно. Достаточно давно, чтобы распознавать таких новичков с первого взгляда.
Молодой парень с выслугой в один перелет от вербовочного центра с интересом ребенка разглядывал свой карабин. На вид ему было лет шестнадцать - дела в метрополии должны были быть совсем плохи, если начали присылать уже таких сопляков. Ни сложением, ни повадками он также не походил на легионера. Облокотившись о покрытую пласт-шифером стену окопа, салага забавлялся оружием, как видно впервые получив его в руки.
- Как тебя угораздило попасть сюда? - спросил Гней, сняв с пояса термофлягу и сделав осторожный глоток. Флавум, штатное пойло легионеров, теплой струёй стёк в желудок. В уставе он значился как "подогретая витаминно-пряная смесь с 10% содержанием этанола". Наверняка утверждать о витаминах и пряностях Гней не мог, но спирта на его вкус было явно маловато.
Молодой легионер встрепенулся, с некоторым удивлением взглянув на старшего товарища.
- Меня? - неуверенно переспросил он. Гней поморщился, уже жалея, что начал этот разговор.
- Тебя, кого же ещё. Ты Атта Паконий, так?
- Да.
- Так как ты сюда попал? В армию, а не в эту промерзлую дыру.
- Я завербовался, - неуверенно произнес Атта. Кто-то рядом с Гнеем хрюкающее рассмеялся.
- Это и так понятно. Я хочу знать, зачем ты это сделал, - терпеливо пояснил тот, цепляя флягу на пояс. В рационе легионера флавума полагалось не более двух секстариев в сутки. Учитывая, что Legio XCII воевал сейчас за полярным кругом и без того не слишком тёплой Агрикола-Примус, этого было слишком мало.
- Мой отец погиб в походе на Калипсо. Я хотел получить гражданскую должность, но у матери не было денег, чтобы оплатить мне даже среднюю школу. И я решил идти в армию. Здесь я не буду обузой для семьи и смогу заработать на образование.
В конце фразы в голосе Атты отчетливо прозвучала гордость за своё решение. Хрюканье за плечом Гнея повторилось. Чуть поодаль тяжело застрочил пулемет - несколько коротких очередей за которыми снова воцарилась тишина.
- Я хотел вступить в Cohorta Colonium, но вербовщик сказал, что туда не берут добровольцев. Он сказал, что у этих войск особенный статус.
- Пусть меня сожрёт Гидра, если это не так, - проворчал себе в усы Каллидий, затем добавил уже громче, - А что тебя привлекло в СС?
Атта задумался на мгновение.
- Даже не знаю. Cohorta Colonium - это воплощённая мощь Империи. Речи трибунов, театральные постановки, награды Сената - всё посвящено им. 'Их раскаленные стволы - живая граница державы, что живёт в постоянном движении вперёд', - эти слова явно принадлежали на юноше, а тем самым трибунам и спектаклям, которые он вспоминал. Но уже следующая фраза выдавала его истинные устремления, - Раз уж они гвардейцы, у них должно быть и лучшее оружие, и жалование куда выше, чем у простых легионеров.
- А страх? - Гней осторожно выпрямился, выглянув из-за бруствера. Подозрительный шум, который уловили микрофоны его тактического шлема, издавал жирный мохнатый падальщик. Тварь с омерзительным трудолюбием вгрызалась в кишки окоченевшего трупа, что лежал всего в нескольких шагах от окопа. - СС всегда отправляют туда, где легионам не справиться. Каждый боевой вылет для них - это как командировка в Гадес.
- Если бояться смерти, то незачем идти на войну, - потрёпанным лозунгом ответил Атта. - К тому же, бойцов Когорты защищают бронескафандры - ни один враг империи не может похвастаться такой защитой.
- Прекратить разговоры, - раздался в наушниках голос декуриона, - освободить взводную частоту. Приготовиться к обороне!
Легионеры вскинулись, выпрямляясь и укладывая карабины в брустверные щели. Проклятые агрикольские бунтовщики обожали ночные атаки. На боковом экране тактического шлема отразилась чья-то суетливая возня - минометная команда готовила своё смертоносное оружие. Новые ракетные минометы, прозванные за характерный звук залпа "мулами", уже успели завоевать уважение в легионе. Наводчик прильнул к окопному перископу, напряженно проверяя сектор за сектором. В морозном воздухе послышался нарастающий гудящий свист. На экране тактического шлема тут же вспыхнул индикатор, показывая, откуда исходит угроза. Команды не требовалось, легионеры бросились на дно окопа, стараясь вжаться в ниши передней стенки.
Шесть реактивных снарядов ударили один за другим. От череды взрывов земля вибрировала так, что стучали зубы и ныли суставы. Твердые, как камень куски вечной мерзлоты ощутимо заколотили по спинам, рукам и ногам. Кому-то, неудачно выставившему ногу из ниши, досталось в колено, как раз в обход щитка. Надсадный, сквозь зубы выдавленный крик полоснул в наушниках, тут же отсекаемый чувствительной системой. Заревел в ответ миномёт, выпуская в невидимого врага веер ракет.
- Встать! - орал декурион. - К брустверу!
Его команду прервала новая серия взрывов. Наводчик с той стороны работал на совесть - снаряды ложились кучно, а главное - очень близко к окопам. Первый уже угодил в траншею, прокатившись тяжелым валом раскаленных газов до первого изгиба, выжигая всех, кто прогневил богов сегодня. Рёв выпускаемых минометом ракет не утихал ни на секунду.
- Встать! Свободный огонь!
Гней видел, как вскинулся мальчишка, как прижал приклад к плечу, выпуская короткие очереди почти не целясь. Гаусс-карабин, основное оружие легионера, стрелял быстро, далеко и точно, но требовал к себе особого обращения. Даже система корректировки огня встроенная в тактический шлем, не решала проблем норовистости этого оружия.
Агрикольцы наступали под прикрытием танков и БМП - в пешем строю шли единицы. В такой ситуации стрелять имело смысл только по тем, кому волею богов пришлось ехать на броне. Вражеский наблюдатель, слуга Гадеса, продолжал делать своё чёрное дело - ракетные снаряды били всё точнее, выжигая в окопах сектор за сектором.
Гней вогнал в подствольную трубку увесистый мячик термогранаты. Удачное попадание такой останавливало танк, за несколько секунд обращая его экипаж в глыбу раскалённого шлака. Но такой гранатой нужно бить наверняка, иначе направленный взрыв не принесёт никакого вреда.
Похоже, боги одновременно указали Каллидию и неизвестному агриколькому танкисту убить друг друга. Такие шутки для них обычны, на войне к ним успеваешь привыкнуть, если проживешь достаточно долго. Гней прожил. Уже запустив поршень, выталкивающий гранату, он увидел, как завершила движение башня, чёрным глазом дула уставившись в его сторону. Вспышка пламени - и легионер уже падает вниз, вознеся бессловесный, мгновенный призыв к богам-покровителям. Эту странную молитву нельзя воспроизвести в спокойной обстановке - это даже не мысль, скорее импульс, продукт долгого и беспощадного кровопролития, в критический момент рождающийся в уме каждого легионера словно сам по себе. Взрыв раздался над головой, сметя высокий бруствер и засыпав горящей землей растянувшегося на дне траншеи человека. Атта, стоявший рядом, не был так быстр. Осколок ударил ему в руку, почти полностью срезав её чуть ниже плеча. Юноша остался стоять: тактический шлем уже оценил повреждение и вколол ему нужный коктейль из анестетика, противошокового и антисептика. Сейчас на его боевом экране мигала красным надпись: "Exitus bellum! Fascia vulnus!", а у ближайшего санитара появился на карте новый маркер. Может быть сотый по счёту - на Агриколе-Примус санитаров было немного.
Глухо взвизгивали карабины легионеров, им вторил треск очередей агрикольцев - это были самые тихие звуки многоголосого оркестра войны. Их перекрывали разрывы ракетных снарядов, грохот танковых орудий, надсадный стрекот тяжелых пулеметов, крики раненных и умирающих.
Гней подполз к застывшему Атте и рывком стянул его на дно окопа. Там он спешно вскрыл медпакет и наложил повязку на неестественно болтавшуюся руку парня. Органический бинт шевелящейся пленкой покрыл окровавленное месиво раны, деловито выедая из неё грязь и гной. Затуманенный взгляд Атты бессмысленно скользнул по Гнею и вперился куда-то за его плечо.
- Лежи спокойно, - прошептал Каллидий. Здоровая рука юноши поднялась, указав куда-то за спину Гнея.
- В рукопашную! - прокричал в наушниках декурион. Мгновенно обернувшись, Гней выпустил очередь в появившегося над краем траншеи агрикольца. Вольфрамовые болванки прошили того насквозь, оставив на груди три едва заметных пятна. Он еще не успел упасть, когда появились второй и третий, нещадно полосуя пулями дно окопа. Гней почувствовал как тяжело застучало что-то по грудной бронепластине, отчего сразу стало тяжело дышать. Он снова нажал на спуск, не целясь, чтобы отогнать врага, но кто-то уже спрыгнул в траншею сбоку и занес для удара штык. Времени обернуться к нему не хватило.
Он не почувствовал боли - только короткую вспышку, тут же заглушенную чувством лёгкости и эйфории. Мысли разом растворились, только где-то в глубине, тёмным клубком зашевелилась безликая, тяжелая ярость. Крошечный осколок сознания ещё успел понять, что произошло - тактический шлем определил рану, как смертельную и вколол легионеру особенный состав - мощный анестетик, адреналин, а затем - психотроп, вызывающий приступ неконтролируемого гнева. При жизни Гней Каллидий Вента не раз видел "последний довод Империи" в действии. Видел, но не думал, что ему суждено встретить свой последний миг так же.
Сознание Атты немного прояснилось. Он увидел, как старый легионер, насаженный на штык, как на вертел, подается вперед, вгоняя нож в шею своему убийце. Штык вошёл в тело Гнея между грудной и боковой пластиной и теперь неуклюже болтался, не давая бойцу развернуться. Агрикольцы накрыли его градом пуль, он отвечал им, слепо полосуя очередями пространство и упорно не желая умирать. Он достал двоих, после чего упал сам. Враги рвались вперед, словно не замечая раненного Атту. Он старался не шевелиться, но кто-то всё же обратил на него внимание, вскинув оружие в намерении добить коротким ударом штыка.
Что-то тёмное отбросило агрикольца в сторону, неизвестно как появившись в траншее. Это была исполинская фигура, закованная в обожженный, исцарапанный металл, с имперским орлом на груди, над которым бугрилась усеченная полусфера шлема, лишенная каких либо прорезей или выступающих частей. Карабин исполина скорее напоминал небольшое орудие, массивный и угловатый. Адамова голова на покатом наплечнике хищно ухмылялась хромированными зубами, дюзы реактивного ранца дымились.
Воин Cohorta Colonium даже не взглянул на легионера, продолжая методично уничтожать врагов. Атака захлебнулась и агрикольцы побежали. Атта ждал, что неизвестный воин поможет ему встать и произнесёт что-то ободряющее, но тот не нарушил молчания. Прошло всего несколько минут, и ранец его снова ожил, рывком унеся героя вперёд и вверх. Почувствовав облегчение, Атта устало прикрыл веки. Сквозь пелену анестетиков постепенно начинала проступать боль.
Пилот CI CXC не видел легионера. Он видел точку на боевом мониторе, которая означала "союзный/небоеспособный". Это не давало шанса внутренней ненависти, а пилот истово ненавидел Империю и всё, что было с ней связанно. Осужденный за участие в политическом заговоре, он был приговорён к высшей мере наказания. Решением трибунала он был лишен имени, прав и привилегий, его данные были удалены из всех информационных банков Империи, а сам он - зачислен в СС. Участь эта была куда хуже смерти: запечатанные в своих скафандрах, пребывающие в анабиозе от высадки до высадки, питаемые внутривенно, способные видеть только через боевой монитор, пилоты были не более чем придатками совершенных машин смерти, доверенных им. Даже их воля была ограничена - скафандр мог заблокировать любое движение пилота, если он противоречило протоколам. Нельзя убивать своих, нельзя стрелять в себя, нельзя двигаться до момента высадки... ограничений было множество. Говорят, первым пилотам даже звуковую связь заменяли командами через монитор - но боги отнимали у тех разум уже на третий-четвертый вылет. Так что всё, что мог делать пилот CI CXC абсолютно самостоятельно - это говорить. На закрытой частоте пилотов - парий и преступников великой империи. Они говорили мало, почти всегда - по делу. Но не сегодня. Пилоту показалось, что сквозь абстрактную символику боевого монитора он увидел живого человека - обессиленного, искалеченного, но не сводившего со спасителя преданного взгляда.
- О чём я думаю? - короткие мгновения полёта давали шанс высказаться. Ответов не было. - Я думаю, есть ли среди нас те, кого показывают гражданам на форумах и в театрах? Герои, ветераны, патриоты? Гордость и краса Империи? Есть ли они, или вся Cohorta Colonium - такие же как мы обреченные, недочеловеки, чей мир ограничен пространством боевого скафандра?
- В искуплении вины и есть высший героизм, - голос был незнаком пилоту. - Да, мы и есть эти герои - ибо в словах трибунов нет лжи. Мы - живые дети Марса, исчадья бесконечной войны. А в остальном - мы лишь такие, какими могут нас видеть тысячи глаз Империи.