Бывает на свете такая удивительная осень - она приходится раз на десять лет. Не очень много, да и не очень мало, но по ней всегда сильнее скучаешь, чем по обычной осени.
Осень эта бархатная, теплого чайно-персикового цвета. Земля лежит в розоватой пыли, а лес становится похож на большого петуха, который чем-то болен и потому молчит.
А в поля приходит воинственный, боевой, запыленный западный Ветер. Он вторгается в траву и изгоняет из нее зеленый слащаво-ласковый летний ветерок, который и выть-то не умеет; все шепчет, шепчет на ухо всякие глупости, пока мы от них не устанем. Трава сразу желтеет и начинает от холода жаться к земле. А западный Ветер, убедившись, что его владения пусты, и враг выселен, забирается в ветви ив и гнезда куропаток и марширует с утра до утра, охраняет полевой дух от тех, кто может помешать ему уснуть.
Одиноко становится в тех краях. Солнечные зайчики летом забираются в листья и засыпают там, и, когда приходит осень, зелень тает, а застывшая янтарная клякса остается взамен. Они звенят, как затвердевшее тонкое золото, но потом и они пропадают. Осенью все вспыхивает на миг, гаснет, смывается, как старая краска на вазе; но потом ее грунтуют белым снегом и готовят к новому узору.
В поле стоит Дом. Он такой светлый, деревянный, что почти сливается с травой и осенним небом, похожим на марсианское. У него резные и теплые перила, и еще большие, свободные окна, часть которых дышит рассветом, а другая часть, не дыша, провожает закат. Перед ними широкие подоконники, на которых так удобно сидеть, свесив ноги вниз, и петь улетающим птицам прощальные песни.
В этом Доме длинные лестницы, на которых иногда валяются залетевшие сюда ненароком через вечно открытые окна маленькие березовые листики. Лестницы эти ведут в маленькие комнатки, где под потолками висят хрустящие веники, в углах покатывается засохшая брусника, и пахнет травой и чем-то терпким, вкусным и сладким.
Перед домом шелестящий сад, в котором трава обвивает всякую хозяйственную утварь, как бы желая скрыть ее от посторонних глаз, а по ручке граблей начинает виться молодой усик. Время почти повалило ограду из веток, и никто не собирает розовые яблоки в седых чешуях.
Этот Дом бросили торопливо, спасаясь от чего-то, чувствуя, что осенью будет слишком одиноко. Они плохо собрали вещи, кое-что забыли, не навели порядок, не заколотили окна, не заперли дверь. Они были странные люди, и может быть поэтому Дом скучал по ним сильнее, чем обычно скучают по нам наши дома. Эти люди просто в последний момент испугались, как могут испугаться любые обычные люди, но с той минуты они перестали быть настоящими хозяевами этого Дома. Дома впитывают наши мысли и действия и быстро становятся похожими на нас, но они не умеют меняться так резко, как мы. И поэтому нам иногда приходится расставаться с нашим пристанищем.
Но Дом скучал именно по тем людям, какими они были раньше. Он понимал, что их не вернешь. Раз изменившись, человек никогда не становится прежним. Но, если считать это разумным, можно тосковать по прошлому - никто это не запрещает.
Дом дружил только с Ветром. Ветру он мог рассказывать все, что ему хотелось рассказать. Только Ветер знал, что Дому ужасно одиноко без детского смеха.
Ветер залетал в окна, трепал листья и говорил Дому:
- Зря ты по ним скучаешь. Они все равно не вернутся, а ты, что ли, всю жизнь собираешься грустить по людям, которых не существует?
- У домов долгая жизнь. Они могут вспомнить обо мне. Я подожду, - упрямо скрипел Дом.
- А почему ты не веришь в то, что могут приехать другие хозяева? - спрашивал его друг.
- Никто, кроме них, не сможет жить в этой глуши. Здесь на дороге путники появляются раз-два в год.
- Зря ты так о людях. Я много летаю по свету, и, знаешь, они очень разные. Представляешь, среди них встречаются такие, что борются со мной, и идут вперед наперекор моим порывам, не сдаются; а бывают и другие - они закрывают глаза, или трясут головой, или поворачиваются и пятятся... а некоторые бегут от меня. Нет, это самые удивительные существа на земле. - Ветер засмеялся. - Знаешь, какая у них есть забавная странность?
- Нет, не знаю, а какая?
- Они говорят друг другу, что нет ничего более непредсказуемого, чем море и ветер. Представь, какая штука - они даже не знают, что я и мои братья дуем по неизменному и твердому графику. За миллионы лет своего существования они не поняли самых простых вещей, в то время, как докапывались до глубоких истин, а тех, кто все-таки додумывается до чего-то очевидного, они либо называют гениями, либо объявляют сумасшедшими, либо просто-напросто убивают. Один смех с этими людьми! От них можно всего ожидать...
- Ты плохо говоришь о людях, ты врешь! - внезапно рассердился Дом. - Ты не можешь так отзываться о них, они самые замечательные существа на земле, они добрые и смеются! Убирайся отсюда, если ты считаешь людей такими злыми!
И Дом с громким звоном захлопнул все свои ставни. Ветер скатился по ступеням в сад и сказал:
- Ну, ты, брат, видно, сосем с ума сошел от одиночества! Нет, мне с тобой надо что-то делать. Погоди!
И Ветер забросил свои поля, улетел из разноцветных рощ, провел ладонью по черной реке, взметнул ее холодную белую гриву и полетел далеко-далеко, мимо глубоких долин и плодородных садов, над крепостью с белыми шпилями башен - над горами, в край, где не растет трава и счастливы только самые ленивые кошки.
Он рыскал по земным городам, он поднимался до крыш самых высоких, самых неприступных, самых равнодушных домов, он заглядывал в трехслойные окна, за которыми, как за броней, жили люди без румянца на щеках и их дети с блестящими глазами.
Ветер искал. Искал пять ночей, искал по всему миру, а потом нашел.
Была где-то в этом огромном и до сих пор неизведанном до конца мире, полном удивительных дней и примирительных ночей, маленькая, несоразмерно маленькая человеческая семья. Обычная семья, обычные усталые родители и обычный наивный и самоотверженно-эгоистичный сын. По вечерам они собирались в небольшой гостиной и рассказывали друг другу разные истории: отец - забавные случаи, произошедшие в тот день на работе, мать - о сложной судьбе соседки из третьего подъезда, а сын - о какой-то безвестной, но доброй, и в то же время голодной собаке из подворотни. Эти вечерние беседы были их единственным развлечением.
Ветер выбрал именно этих людей и вечером ворвался в открытую форточку. Он решил говорить с мальчиком, потому что его язык вообще всегда понимали только дети.
Он нашептал ребенку на ухо, что где-то далеко, за высокими горами есть одинокий Дом, словно выпиленный из солнечного луча и запаха желтой сладкой травы, что Дом этот давно ждет их, а рядом с ним бежит вороная речка.
- Дорогой, тебе не дует? - заботливо спросила мама и встала, чтобы прикрыть окно. Отец потянулся к двери и захлопнул ее.
Ветер был изгнан из гостиной, но он уже сделал все, что собирался сделать.
Ветер вернулся домой, но не летал к своему другу. Он ждал.
Осень перевела время через янтарный мостик последней недели октября к прощальному живому месяцу года, за которым должна была наступить белая спячка в мягкой скрипучей зимней постели. Природа готовилась ко сну и умывалась холодными ноябрьскими дождями.
В один из редких светлых, но уже далеко не теплых дней они приехали. Дом они нашли без труда. Он не был молчалив при их появлении, нет: он ликующе заскрипел дверью, хлопнул ставнями и весело, будто играя в мяч, скатил по ступенькам золотистое рассветное яблоко.
Мама аккуратно сняла усик с рукоятки граблей и сказала, деловито оглядев сад:
- Да, тут нужно будет хорошо поработать! Сорняки проросли землю насквозь! Сынок, ты будешь мне помогать, хорошо? Ты уже взрослый, и тебе пора заняться делом.
- Хорошо, мам, - откликнулся мальчик.
Он поднял яблоко маленькими ручонками, осторожно отворил дверь и отправился в большую экспедицию по своему новому Дому, который теперь очень-очень долго не будет одиноким.