В начале Японской войны 1905 года одесскому праведнику Иоанну Атаманскому было видение: он увидел Крест, на Кресте -- Распятый Христос, а под Крестом сидел японский микадо...довольный!
***
Мягкий туман, обволакивающий девственную пущу, постепенно рассеивался, открывая мельчайшие подробности пейзажа. Штабс-капитан Россов с усилием вынырнул из навеянных монотонным покачиванием в седле грез. Сознание, в который раз, лениво отметило ставшую уже привычной необычность маньчжурской природы, где растительность, присущая северной тайге, соседствовала с представителями лесов Индии и Китая. Словно выполняя утомительный ритуал, тренированное внимание выхватывало из окружающего пейзажа аянские ели с обвивающими их ветвями дикого винограда и соседствующие с белыми березами маньчжурский орех и карликовую дальневосточную пальму. Повсюду в небо вздымались вершины столетних кедров, белокорых пихт, лип, дубов и кленов.
Солнечные лучи все глубже проникали в наполненную влагой чащобу тайги, где следы оленей пересекаются с тигриными тропами, а в жаркую погоду скромные мотыльки уступают место ярким, тропическим бабочкам.
Немногочисленный кавалерийский отряд, в котором русские соседствовали с китайцами, неторопливо двигался по едва заметной тропе, что петляла среди этого ботанического разнообразия. Штабс-капитан невольно вспомнил, как был очарован нетронутой красотой Маньчжурии, такой знакомой и чужой одновременно, попав сюда несколько месяцев тому назад.
Потомственный военный, Николай с детства готовился пойти по стопам своих славных предков, чьи подвиги во славу отчества в силу особенности службы никогда не являлись достоянием общественности, что впрочем, не мешало членам клана Россовых возводить их на пьедестал семейных ценностей и свершений.
Под чутким руководством своего отца будущий офицер постигал нелегкую науку сабельного боя, изнурял свое тело упражнениями английской гимнастики, а ум иностранными языками. В 12 лет Николай мог сносно изъясняться на французском и немецком, читал карты, разбирался в римском праве, мог наизусть воспроизвести стратегии наиболее известных сражений и цитировал Сунь цзы. Немалое участие в воспитании Николая принял живший в доме француз, Жак, с которым у отца была связана некая туманная история, закончившаяся спасением французовой жизни. С тех пор Жак, словно тень следовал за своим спасителем от одного места службы к другому, пока не осел в семейном имении Россовых. Когда Николай подрос, он обучил мальчишку хитрым подсечкам и коварным ударам кулачной науки Парижского дна - сават. Жакова наука помогла Николаю снискать славу непобедимого бойца среди деревенских пацанов, уважительно наблюдавших, как худенький и верткий барчук укладывает в грязь очередного размашистого детинушку.
Ощущение тревоги вырвало Николая из воспоминаний. В наполненный привычными голосами лес ворвались громкие и тревожные звуки. Прочие жители чащи стихли, уступая место повелительному рыку, аккомпанирующему чьей-то скоротечной агонии. Лошадь под Николаем занервничала, и ему стоило труда успокоить ее.
- Что это? Спросил он у одного из следопытов, маленького нанайца в мягких унтах, которого все называли просто нучи - младший.
- Амба, с нескрываемым уважением произнес проводник, не оборачиваясь, тигр, по-вашему, кабаргу поймал. Волноваться не надо. Теперь хозяин сыт.
- А что раньше был повод волноваться, бросил штабс-капитан, которого расстроило то чувство страха и неуверенности, которое ему пришлось только что испытать.
Нучи, бросил на него насмешливый взгляд.
- Амба за нами со вчерашнего дня идет. Если бы кабаргу не встретил нас бы кушать стал. Амба быстрый, твоя стрелять не успеет.
"А вот это, мой узкоглазый друг, весьма спорное утверждение", подумал Россов успокаиваясь.
Искусство меткой стрельбы входило в программу его домашнего образования, утвержденную отцом, который и преподал ему азы этой нелегкой науки. Он продолжал усердно тренироваться в период обучения в Императорском училище правоведения, что располагалось в бывшем манеже герцога Бирона, совершенствовал глазомер во время службы в Псковском гарнизоне, но по настоящему Николай научился попадать в цель в стенах Академии Генерального штаба, которая помимо этого немаловажного навыка, давала своим курсантам возможность приобщиться к наиболее передовым идеям в области тактики и стратегии боевых действий. Слушатели академии не понаслышке были знакомы с самыми современными вооружениями и достижениями военной мысли. Из этих стен выходили лучшие представители российского офицерства, по праву гордые осознанием уровня своей подготовленности. Впрочем, академию мало было закончить. Не меньшее значение в дальнейшей судьбе и карьере украшенного золотым аксельбантом выпускника имело распределение - на качество, которого в немалой степени влияли происхождение и знатность рода. Не удивительно, что момент ожидания вакансии был для большинства "академиков" чрезвычайно волнителен. В этом вопросе Россов являлся редким исключением, поскольку точно знал, что гвардия ему не светит. Следуя примеру своих предков, восемь поколений которых посвящали себя решению наиболее деликатных государственных вопросов, Николай с готовностью принял свою судьбу и отбыл в распоряжение разведывательного отделения штаба главнокомандующего Маньчжурской Армии.
По роковому стечению обстоятельств к новому месту службы Россов прибыл 6 февраля 1903 года, а ровно год спустя линкор "Микаса", на котором был поднят флаг адмирала Того, повел основные силы японского флота в направлении Порт-Артура, где по данным разведки, встали на якорь российские корабли. Началась война.
После первых поражений российских военно-морских сил всем стало ясно, что основные усилия противоборствующих сторон будут сконцентрированы на суше. Именно Маньчжурия должна была стать ареной грядущих битв. В это время в штаб Маньчжурской армии поступили донесения о движении китайских войск генералов Юаньшикая и Ма. Отдельные формирования китайцев были замечены даже в тылу русской армии. Надежды на то, что китайцы сохранят нейтралитет не было; наоборот, предполагалось, что при удобном случае Китай станет на сторону Японии.
28 марта 1905 года Штабс-капитан Россов в сопровождении двух десятков отобранных для этой цели казаков и бойцов отряда "Пинтуй", который возглавлял симпатизирующий русским полковник китайской службы Чжан Чженюань отправились в глубь Монголии. Задача, которая стояла перед Николаем была на первый взгляд проста: встретить и сопроводить есаула Уральского казачьего войска Ливкина, опытного разведчика, который уже зарекомендовал себя операциями на Тибете и в Китае, а в настоящее время, под видом русского купца скупал у монголов для нужд российских мануфактур скот и собирал сведения о передвижениях китайских генералов, которые в любой момент могли выступить на стороне японцев и нанести удар в тыл русской армии.
Пока операция шла по заранее намеченному плану, встреча с Ливкиным состоялась, и сейчас разведчик ехал в центре отряда, в окружении казаков. Однако многочисленные банды хунхузов, активность японцев в этом регионе, а также излишнее внимание императорской контрразведки к предприимчивому есаулу, заставившее его бросить свою коммерцию и спасаться бегством, превращали этот поход в чрезвычайно рискованное предприятие.
Впрочем, монотонность дороги и однообразие времяпрепровождения невольно притупили чувство опасности, и в последние часы движения отряда штабс-капитан откровенно скучал, занимая себя воспоминаниями и думами о грядущем. И та и другая тема капитанских размышлений имели совершенно конкретное имя - Елизавета, а точнее Елизавета Романовна Бобрик - во всех отношениях замечательная особа, чья красота и воспитание стали бы истинным подарком ее будущему мужу.
Погруженному сначала в учебу, а позднее в заботы службы Николаю, всегда было не досуг крутить продолжительные романы, поэтому его опыт общения с прекрасным полом ограничивался той его частью, где не было принято отказывать молодым, симпатичным офицерам. Поэтому, на момент знакомства с Елизаветой, Россов отличался некоторой неотесанностью в вопросах серьезных ухаживаний, что впрочем, с лихвой компенсировалось неутоленным голодом романтических переживаний. Встреча с будущей властительницей капитанских дум состоялась, сразу после выпуска из академии, во время визита в родовое гнездо, куда Елизавету с родителями пригласили по случаю приобретения последними соседского имения. С того момента Николай и Лиза виделись еще три раза, причем во время последней встречи Россов, смущаясь и путаясь в словах, признался в своей симпатии к соседке, за что был вознагражден недвусмысленным намеком на взаимное расположение и поцелуем в щеку.
Дальнейшему развитию отношений помешало скорое назначение и отбытие к месту службы. Расставание сопровождалось обильными слезами и обещаниями ждать с одной стороны и не забывать, с другой.
События, произошедшие, с того времени сделали эти воспоминания чем-то не реальным, волшебным, чего не могло быть среди ужасов и тягот войны. Но милый образ, каждый раз заставлял сердце штабс-капитана биться быстрее. Вот и сейчас при воспоминании о Елизавете, он грустно улыбнулся, пытаясь представить, что она делает в эту минуту, чем заняты ее мысли.
В этот момент лес ожил!
Окружавшая дорогу стена из листьев и ветвей взорвалась огнем. Конь под капитаном дернулся, захрипел и начал заваливаться на бок. Николай успел высвободить ногу из стремени и вскочить, когда выстрелы раздались снова. Первый залп, произведенный почти в упор, имел чудовищные последствия. Более половины отряда лежало на земле и лишь не многие подавали признаки жизни. Те кто, не пострадал прижимались к траве пытаясь найти укрытие от пуль. В этот момент из кустов на дорогу, с визгом посыпались одетые в короткие полушубки азиаты с длинными ножами в руках. "Хунхузы!" крикнул кто-то из оставшихся в живых. Невысокий бородач, в конусообразной шляпе вереща, прыгнул на штабс-капитана, замахиваясь ножом. Россов ушел в сторону и ударил его ребром стопы в колено. Китаец взвыл и упал лицом в низ. Николай выстрелил ему в затылок и побежал в ту сторону, где по его расчетам должен был находиться Ливкин. Казаки, оправившиеся от шока внезапного нападения сошлись в рукопашной с нападавшими, но у бандитов было явное численное преимущество. Справа от капитана трое китайцев повисли на Бродько - рослом запорожце, отличавшемся недюжинной силой. Николай на бегу ударил ближайшего из бандитов ладонью в лицо. Второго, словно гнилой нарост, ударом приклада сбил на землю один из немногих участников отряда, кто остался с винтовкой в руках. Разъяренный Бродько, схватил третьего из китайцев, поднял над головой и размахнувшись, бросил в толпу нападавших. Трое из них упали, а великан-казак бросился на бандитов, которые продолжали лезть из окружавших дорогу зарослей. В этот момент Николай увидел Ливкина, тот лежал у края дороги. На лице застыла гримаса боли, а руками он зажимал рану на левой ноге. Россов выстрелил, подсек бегущего на него бандита и собирался оглушить его ударом рукоятки револьвера, но сам получил страшный удар в висок, звуки схватки стали тонуть в вязком и густом тумане, свет померк и Николай потерял сознание.