Года два назад в коридоре родного педуниверситета я был буквально огорошен словами встретившейся сотрудницы библиотеки:
- Как же вам повезло, Юрий Митрофанович! Какая счастливая судьба!..
- Простите, не понял... - озадаченно пробормотал я, но уже через секунду дошло.
- Только что прочла в "Воронежском Телеграфе" очерк о Борисе Бабкине. Незаурядная, трагическая личность! А вы, Юрий Митрофанович, счастливчик, что судьба подарила вам встречи, знакомство, сотрудничество и дружбу с такими замечательными людьми!...
И вот тогда я, наверное, впервые осознал свое, отчасти "служебное", но, разумеется, гораздо более - просто человеческое, везение. Ведь действительно: стольких талантливых, ярких людей я знаю или, увы, знал, со многими дружил и работал - или дружу и работаю до сих пор по "основной гражданской специальности", что и впрямь, коль "остановиться, оглянуться" - у самого дух захватывает... И о многих я уже писал. А о ком-то, надеюсь, еще напишу.
Началось же, по большому счету, это "направление" в моей биографии с... Владимира Высоцкого. Да-да, не удивляйтесь. И, пожалуй, прав, лестно для меня прав Дмитрий Дьяков, написавший на страницах газеты "Время культуры", что редакторско-составительская работа над первым в стране "толстым" сборником В. Высоцкого "Не вышел из боя" в далеком 1987 году стала моим "звездным билетом" в дальнейшую издательско-писательскую жизнь. В 1996 году я напечатал в "Воронежской неделе" очерк "И у нас был Высоцкий...". Позже сделал ряд материалов о директорах Центрально-Черноземного издательства прошлых лет и о том, как выпускал некоторые книги.
Но подлинный "бум мемуарной активности" начался, когда я стал сотрудничать с журналом "Воронежский Телеграф", - в "Телеграфе" вышло, наверное, десятка полтора моих очерков о замечательных земляках - героях Великой Отечественной войны, литераторах, журналистах, издателях, художниках, ученых, а также известных людях - не воронежцах, творческая судьба которых в определенной степени оказалась связана с нашим городом.
Помню, Олег Григорьевич Ласунский с некой долей иронии тогда сказал: "Вообще-то за мемуары, Юра, обычно берутся люди более... почтенного возраста. Не рановато ли начали? А что будете делать, когда список ваших персонажей иссякнет?" Но я заверил его, что список-то иссякнет не скоро; тут главное, чтобы творчески "не иссяк" я. Такое ведь, уважаемые читатели, тоже случается.
Никогда не считал и не считаю себя краеведом - звание это предполагает куда большие познания и энтузиазм в изучении родного края, нежели те, коими обладаю я. Но в какой-то момент, применительно к уже написанным очеркам, в голову мне пришло вдруг словосочетание - "человеческое краеведение"... Возможно, чуть, на первый взгляд, странноватое, но...
Но с другой стороны, а почему странноватое-то? История любого города, края естественным образом складывается из "историй" сонма населявших ранее и населяющих их сегодня отдельных людей. Особенно если это фигуры значительные, оставляющие заметный след в науке, литературе, искусстве, культуре в целом. Личности, воистину олицетворяющие собой современную им эпоху.
И я, благодаря своим героям, через них, с этой (а порой и не только "этой") эпохой столько раз встречался!
Теперь же, дорогие читатели, встретитесь с ней и вы.
Ну, вот, в плане, так сказать, вступления, наверное, и всё.
Далее - оно.
Мое человеческое краеведение...
Юрий Кургузов
СВИДАНИЕ С ИСТОРИЕЙ
Свидание с историей
Признаться, на определенном этапе работы над книгой о ЦЧКИ мне показалось, что она в основном как бы уже и... собралась, что ли, сформировалась, да чуть ли даже не состоялась...
Увы, я был в тот момент очень самонадеян и понял это сразу же, как только пришел в гости к старейшим работникам издательства - супругам Розе Валерьяновне Воротниковой, 35 лет проработавшей редактором краеведческой литературы, и Георгию Даниловичу Попову, отдавшему издательству 30 лет, как говорится, жизни и творчества.
В общем, это было в полном смысле слова свидание с историей -историей не только ЦЧКИ, но и всего воронежского книгоиздания. Вы только представьте, дорогие друзья: Роза Валерьяновна отредактировала и выпустила в свет более 300 книг, в основном краеведческой тематики, а Георгий Данилович оформил сам, как художник, несколько десятков книг, а изданий, в которых он выступил в качестве художественного редактора, - более 600!..
Конечно, были воспоминания, разговоры, расспросы, как работает издательство сегодня. Я подарил хозяевам три выпущенные недавно книги краеведческой тематики: "Века над Доном" Н. Колтакова, "Тишанка" А. Силина и "Лебедянские ратоборцы" Н. Волынчикова. Книги Розе Валерьяновне и Георгию Даниловичу понравились. Особенно крутил головой Георгий Данилович: "Ты смотри, что значит компьютерные технологии! Какие обложки, цвета, качество фотографий! А мы-то раньше всё ручками, ручками, кисточкой, пёрышком..."
Как-то само собой в продолжение темы стали вспоминать замечательных художников, сотрудничавших в разные годы с издательством: Василия Криворучко, Вячеслава Косенкова, Виктора Прокофьева, Николая Протасова, Владимира Черникина, Николая Семенихина, Виктора Сиротинцева, Владимира Преснякова, Евгения Пошивалова, Василия Лосева, Масабиха (Михаила) Ахунова, Александра Курзанова, Спартака Калачева, Ли Клима, Валентину Сумину, Галину Ускову, Юрия Синева, Марину Кряккиеву, Александра Преснякова, Александра и Наталью Ходюк, Александра Аникеева и многих, многих других. Отдельно хотелось бы назвать коллег Георгия Даниловича Попова по "худредовскому" цеху - прекрасных художественных редакторов и художников Светлану Ратмирову, Леонида Карюкова, Александра Ножкина, Георгия Внодченко...
Мы пили чай с тортом и вспоминали, вспоминали, вспоминали...
Между прочим, сегодня уже мало кто помнит Таисию Михайловну Севастьянову, а эта женщина оставила заметный след в жизни воронежской печати и нашего издательства в том числе.
Родилась она в 1892 году. Участвовала в Гражданской войне; в 1920 году вступила в ВКП (б). С 1923 года Таисия Михайловна работала в редакциях областных газет и на партийной работе в Костроме и в столице Киргизской ССР городе Фрунзе. Училась в Коммунистическом институте в Москве.
А в 1930 году Таисия Михайловна приезжает в Воронеж и первые два года работает в редакции областной газеты "Новая деревня" в должности заведующей отделом. С 1932 по 1941 год она - ответственный секретарь и заместитель редактора журнала Обкома ВКП (б) "Ленинский путь". А дальше на ее плечи легла новая должность - и непростая: в военные и первые послевоенные годы, с 1942 по 1953-й, она была директором Областного книжного издательства.
Будучи членом Союза журналистов СССР и человеком пишущим, Т.М. Севастьянова издала ряд статей и брошюр по истории Воронежской партийной организации: "Первые большевистские газеты в Воронеже", "1905 год в Воронеже" и другие. Также она была редактором и составителем нескольких "массово-политических" сборников: "Ленин всегда живой", "За власть Советов", "Воронежская область в Великой Отечественной войне"...
По воспоминаниям Розы Валерьяновны Воротниковой и других людей, помнящих Таисию Михайловну, она была женщиной достаточно жесткой, даже суровой, хотя, может, в то суровое время именно такой человек и должен был стоять у руля издательства. В общем, Таисия Михайловна являла собой, выражаясь нынешним языком, "железную леди" воронежской печати.
- Милейший Петр Николаевич был совершенно другим человеком!..
Но к П.Н. Прудковскому мы еще вернемся, а вот забытое сегодня имя...
Роза Валерьяновна, поискав что-то в своих многочисленных папках с домашним архивом, вернулась к столу с маленьким листком пожелтевшей уже от времени бумаги, на котором было выведено всего несколько строчек: "Директором Воронежского книгоиздательства был Темников Ф.И. Расстрелян 13.04.38 г. Его жена Афанасьева Клавдия Васильевна, нач. спецсектора мединститута, была репрессирована (на 5 лет). В 1956 г. проживала в Воронеже. Дети: Ирина (1922 г.р.), Людмила (1925 г.р.)". И всё. Больше никакой информации. (Но ведь именно с этого листка и начались поиски сведений о Ф.И. Темникове, в результате которых нам удалось снять завесу забвения с этой трагической страницы истории Центрально-Черноземного книжного издательства.)
...Засиживаться далее было уже просто неприлично. И я, от всей души поблагодарив гостеприимных хозяев, ушел, унося с собой помимо массы впечатлений еще и две толстые тетради с газетными рецензиями на книги Центрально-Черноземного издательства 1960-х - 1970-х годов. Разумеется, "с возвратом". Унес и некоторые другие, поистине бесценные материалы о людях, речь о которых еще впереди...
"Мир праху его..."
В середине 1930-х годов Воронежским областным книжным издательством руководил Федор Иванович Темников, человек талантливый, незаурядный, но увы - трагической судьбы: в 1938 году он был расстрелян по приговору выездной сессии Военной коллегии Верховного суда Союза ССР.
Краткая информация о Ф.И. Темникове есть в двухтомнике "Воронежские сталинские списки: Книга памяти жертв политических репрессий Воронежской области" (Центр духовного возрождения Черноземного края, 2006, 2007); о нем упоминала в беседе ветеран Центрально-Черноземного книжного издательства Р.В. Воротникова, но подлинной удачей (если только это слово возможно применить в столь грустном контексте) стала для меня встреча с дочерью Темникова Ириной Ивановной Янкиной, чей рассказ и приводится ниже.
- ...Поясню сразу, что я не родная, а приемная дочь Федора Темникова, - предупредила едва ли не с первых слов Ирина Ивановна. - Потому и отчество другое. Но я этой "приемности" никогда не ощущала, падчерицей себя не чувствовала - ведь удочерил меня Федор Иванович, женившись на моей маме Клавдии Васильевне Афанасьевой, когда мне было всего три года, и относился ко мне всегда как к своей, даже когда у мамы и Федора Ивановича в 1925 году родилась дочка Люда. А вообще-то тот факт, что Темников не был моим кровным отцом, в будущем нам с сестрой даже помог...
Но не стану забегать вперед. Так вот, родился Федор Иванович 26 февраля 1901 года в селе Борисовка тогда Лебедянского уезда Рязанской губернии, а ныне Добровского района Липецкой области. Он получил среднее образование и в первой половине двадцатых годов работал редактором газеты "Мичуринская правда" (Мичуринск - это бывший город Козлов). Видимо, хорошо себя зарекомендовал, потому что в 1926 году его перевели в Воронеж. Здесь он начинает работать председателем ревизионной комиссии Воронежского обкома ВКП (б). Потом его переводят на должность заместителя заведующего областным книжным издательством. Руководил же издательством тогда некто Иванов. Я его никогда не видела и не помню ни имени-отчества, ни даже инициалов. Слышала от отца порой: "Да Иванов сказал... А вчера мы с Ивановым..." Я так понимаю, что у Федора Ивановича сложились с ним вполне нормальные, может быть даже и дружеские отношения...
(Прерву ненадолго рассказ Ирины Ивановны. Получить информацию о предшественнике Ф.И. Темникова по руководству книгоиздательством, который работал, возможно, еще в 20-е годы, - было бы, конечно, очень интересно. Я даже оперативно произвел небольшое собственное (правда "безархивное") "расследование", но увы - пока безрезультатно. Людей с фамилией "Иванов" на различных этажах воронежских властных структур тех лет было немало; к примеру, только в издании "Воронежские сталинские списки..." фигурируют семь репрессированных Ивановых, но ни один из них не имел отношения к книжному издательству. Почему же в Воронеже не осталось никаких сведений о судьбе "нашего" Иванова? А ответ, видимо, дают следующие слова Ирины Ивановны.)
- Дело, наверное, в том, - говорит она, - что когда в 1928 году образовалась Центрально-Черноземная область и первым секретарем ее обкома партии был назначен И.М. Варейкис, последний, как выражаются сегодня, сколотил "команду" из отобранных им лично людей, опираясь на которых и управлял укрупненной областью вплоть до очередного административно-территориального реформирования - разделения в июне 1934 года ЦЧО на две области: Воронежскую и Курскую. (Между прочим, второй секретарь "обкома Варейкиса", еще один Иванов - В.И. Иванов, - был тогда переведен в Курск, первым секретарем обкома ВКП (б), и позднее репрессирован уже там. Варейкис же до марта 1935 года проработал в Воронеже, затем был назначен первым секретарем Сталинградского крайкома партии, а в январе 37-го стал первым секретарем Дальневосточного крайкома ВКП (б). Арестован был в Хабаровске 10 октября 1937 года. - Ю. К.). Так вот, - продолжает Ирина Ивановна, - уезжая в 1935-м из Воронежа в Сталинград, Варейкис взял с собой на новое место и некоторых "своих людей" - воронежцев, например (помимо, естественно, в первую очередь, партийных и хозяйственных работников), бывшего редактора газеты "Коммуна" и одного из организаторов воронежской писательской организации Александра Владимировича Швера. Иванов тоже уезжает вместе с Варейкисом в Сталинград, а затем, видимо, и на Дальний Восток, где в 1937 году и Варейкиса, и почти всю его "гвардию" постигла участь "врагов народа".
Ну а Федора Ивановича в 1935-м назначают заведующим Воронежским книгоиздательством; заместителем у него становится Валериан Иванович Мандрыкин, тоже, как и отец, член партии с 1920 года.
Вы спрашиваете о работе издательства в то время... К сожалению, многого я рассказать не могу. Ну согласитесь: девочка - мне тогда было 12-15 лет, и ясно, что не очень-то я интересовалась служебными делами отца. Нет, конечно, бывала у него на работе - издательство располагалось в здании типографии "Коммуна", на проспекте Революции, рядом с музучилищем, - знала некоторых сотрудников, писателей. Писатели, кстати, бывали и у нас дома. Очень "активными" были в те годы Михаил Булавин и Максим Подобедов: много писали, и довольно часто выходили их книги. Забавный штрих: когда в 1936-м увидела свет повесть Булавина "Лава", он дарил мне эту книгу с автографом... три раза! Встретит - и: "Позвольте преподнести..." Забывал, наверное, а я стеснялась сказать, что у меня уже есть.
Большой резонанс получил в 1935 году выход романа Николая Вирты "Одиночество". С определенной гордостью могу сказать, что Федор Иванович фактически "открыл" этого писателя для широкой читательской публики, потому что хотя Вирта и печатался еще с начала 20-х, подлинную известность и даже всесоюзную славу и, соответственно, "дорожку" к последующим многочисленным Государственным премиям СССР принесло ему именно "Одиночество". А в октябре 1936-го Николай Вирта приезжал в Воронеж, встречался с отцом, и в Доме Красной Армии (ДКА) состоялся литературный вечер, посвященный обсуждению романа "Одиночество".
Между прочим, в издательстве тогда работали известные впоследствии воронежские писатели Ольга Кретова и Владимир Кораблинов - он, вернувшись после отбывания срока в Сибири (был репрессирован еще в начале 30-х годов), оформлял для издательства книги, поскольку по первой специальности был художником-графиком. Работал в издательстве и еще один художник, как звали, к сожалению, не помню. Были редакторы (или литературные сотрудники) Николай Григорьевич Пичугин, а также Газер и Броун - увы, имена-отчества тоже забыла, как и снабженца и, видимо, заведующего хозчастью Фрумина и бухгалтера Чемерзина. А возил отца водитель - молодой парень Костя.
К Федору Ивановичу работники издательства относились хорошо. Он "пробил" разрешение областного начальства на строительство в Дубовке трех домов для отдыха в теплое время года сотрудников издательства (мы их называли дачами). Постройкой дач как раз и занимался Фрумин. И летом туда выезжали сотрудники с семьями - 12 семей; в каждом доме по три, так сказать, квартиры. Отдыхали, загорали, купались в Усманке - весело проводили время.
Но, конечно, не только за дачи подчиненные уважали отца. Он был очень компетентным руководителем, человеком умным, грамотным во всех смыслах, начитанным, эрудированным, с крепким характером, принципиальным, но и в то же время добрым: принял на работу женщину, которая из-за "духовного происхождения" не могла нигде трудоустроиться. А еще Федор Иванович был человеком непьющим и не любящим склонность к этому делу у других. Среди писателей же имелось немало друзей Бахуса, а дачи некоторых воронежских литераторов располагались неподалеку от наших дач, и заместитель отца Мандрыкин в этом вопросе был скорее сторонником прозаиков и поэтов, нежели своего начальника. И я помню довольно забавный случай: поздний вечер, уже почти совсем стемнело, на веранде одной из дач выпивают Мандрыкин и несколько писателей (Федор же Иванович еще днем уехал в Воронеж). И вдруг неожиданно, уже совсем близко, - рокот мотора и свет фар. Зычный вопль: "Темников!..", чуть ли не "Полундра!" - ...и инженеры человеческих душ рванули врассыпную кто куда прямо через кусты! Боялись...
Ну а, кажется, в начале 37-го Федора Ивановича перевели на новую должность - он стал заведовать отделом народного образования Воронежской области (ОБЛОНО). Но там проработал недолго, через несколько месяцев вернулся обратно в книжное издательство.
В общем-то, признаюсь, жизнь, по крайней мере глазами девочки-подростка, казалась и неплохой. Мы проживали в хорошем, по тем временам - элитном, доме. Большая квартира со всеми удобствами, паровое отопление... Между прочим, в доме, где до отъезда из Воронежа жил с семьей первый секретарь обкома партии Варейкис, отопление было печное, туда завозили дрова и уголь. Так что понимаете сами... Нет, конечно, я осознавала, какое время на дворе, - вовсю уже шли аресты, в том числе и многих знакомых нам людей... Знаете, характерная примета была: если выглянешь поздней ночью в окно и видишь в каких-то окнах соседних домов свет, это означало одно: еще кого-то забирают, еще за кем-то пришли. И вот...
И вот наступил и для нашей семьи страшный день. А точнее - ночь. 17 ноября 37-го года "пришли" и за Федором Ивановичем... Простите, даже через столько лет это очень тяжело вспоминать...
Их было четверо: трое рядовых милиционеров и старший лейтенант - нерусский, прибалт, не то латыш, не то эстонец, говорил с акцентом. А папа болел, хотя, конечно, для них это не играло никакой роли. Мне приказали: "Иди в большую комнату!", но, естественно, я всё слышала и кое-что видела. Мама и сестренка плакали, Федор Иванович был бледен, но держался достойно. Начался обыск, во время которого офицер периодически разражался угрозами в адрес отца. Например, кричал: "Я на могиле брата поклялся, что с врагами народа буду расправляться по высшему счету!" и разное другое...
У нас была большая библиотека, так они перетрясли все книги в поисках "улик". Брали за корешок и трясли. И вот (откуда только там взялась?!) из одной из книжек выпала фотография уже к тому времени арестованного (еще в августе) первого секретаря Воронежского обкома партии Евгения Ивановича Рябинина. Но ее, что удивительно, милиционеры не заметили, а увидел домоуправ (мы в шутку называли его мажордомом), которого представители органов не раз брали с собой на аресты в качестве понятого. Так он эту фотографию тайком поднял и потом порвал и выбросил. Согласитесь, подобный поступок многое говорит о человеке...
Да, еще о книгах. На полках были и дореволюционные издания, с "ятями". И на некоторых из обложек - не помню авторов, ну, допустим, на книге Достоевского, - было напечатано: "Сочинение господина Достоевского". Так от слова "господин" милиционеры просто оцепенели, а потом - к начальнику: "Товарищ старший лейтенант. Смотрите, тут - "господин"! И таких много..."
Ответ последовал изумительный: "Один экземпляр в вещдоки!" И больно, и смешно... Помню, я даже обиделась: папа - умный, образованный, - да что ж арестовывать-то его таких дураков прислали!
А еще одна книга сыграла просто роковую роль в жизни Темникова. До всех тех трагических событий отец вместе с заместителем управляющего нашим областным отделением Книжного объединения государственного издательства (КОГИЗа) Александром Александровичем Комаровым подготовили и выпустили книгу, посвященную съезду историков. И она потом фигурировала в деле Федора Ивановича в числе прочих "доказательств" его вины. Комарова тоже арестовали, правда, немного позже, по-моему, весной 38-го, и вскоре расстреляли...
После ареста отца для нас наступили черные времена, а главное - в ночь на 8 декабря арестовали и маму, Клавдию Васильевну Афанасьеву. (Между прочим, именно в ту ночь в Воронеже арестовали очень многих жен и членов семей "врагов народа".) Какое-то время она пребывала в одной тюрьме с отцом, и до нее даже доходили некоторые, очень плачевные, сведения о нем. Так, Федора Ивановича встретила в коридоре бывший работник обкома партии Мария Егорова - избитого, в бинтах, с пробитым подбородком. Видела его и одна из сокамерниц Клавдии Васильевны - тоже в ужасном состоянии...
Судьба мамы была печальной. До всех тех событий она работала заведующей учетом орготдела Центрального райкома ВКП (б), начальником спецсектора Воронежского мединститута, в городской школе пропагандистов. И вот ее, помимо прочего, обвинили в том, что она якобы проглядела вредительство на идеологическом фронте врагов народа, неких Шипова и Королева. Мама была приговорена особым совещанием 5 августа 1938 года как жена врага народа к пяти годам ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей). А ведь она была членом партии с 1918 года, участником Гражданской войны!.. Отбывала наказание в Акмолинске, в лагере с неофициальным названием "Алжир" (Акмолинский женский исправительный лагерь).
А нас с сестрой после ареста родителей стали активно выдавливать из квартиры - да что там выдавливать, - просто выселять! В квартиру въехал с семьей работник НКВД (два кубика в петлицах) Шемяков Федор Афанасьевич. Нам с Людмилой оставили одну маленькую комнатку, а во всей квартире воцарилась супруга Шемякова - дородная мадам, излюбленным развлечением которой было разгуливать по жилплощади и громогласно распевать: "Мы врагов Советской власти били, бьем и будем бить!" В итоге решением судьи Центрального районного суда Шохина стало: выселить без предоставления жилья. Но спасибо знакомому адвокату: он написал в Верховный суд СССР, что (помните, я говорила: позже нам помогло то, что я не родная дочка Федора Ивановича) в Воронеже выбрасывают на улицу дочь заслуженного большевика, работника Козловского уездного комитета партии, чоновца Ивана Васильевича Янкина, умершего еще в 1923 году. И это нас спасло: в Воронеж из Верховного суда пришла телеграмма с "красной полосой" - запретить выселение. Но жизнь у нас началась...
Во-первых, за редкими исключениями, от нас отвернулись все недавние друзья и знакомые, в том числе и писатели, на собраниях которых, как говорили, от недавних дарителей автографов теперь нередко звучали пламенные лозунги: "Калёным железом выжжем троцкиста Темникова!" При встрече эти люди опускали головы, отводили глаза, перебегали на другую сторону улицы... Не отвернулись от нас немногие: Ольга Капитоновна Кретова, уже упоминавшиеся мною Газер, Броун и Чемерзин.
А тут еще в 38-м арестовали зама Темникова В.И. Мандрыкина и редактора Н.Г. Пичугина. Так их жены прилюдно кричали: "Федька Темников наших мужей посадил!" Хотя позже жена Мандрыкина, побывав на свидании в тюрьме, услышала от мужа: "Федор Иванович не имеет отношения к нашему аресту". Им обоим дали по 10 лет. Оба умерли в лагерях. (Правда, уже через многие годы я увидела в деле отца их признания: виноваты, потому что вовремя не разоблачили врага народа Темникова.)
О судьбе же самого Федора Ивановича нам тогда ничего известно не было, и только десятилетия спустя мы узнали, что он, по обвинению в активном участии с 1934 года в право-троцкистской террористической и диверсионно-вредительской организации, был осужден 13 апреля 1938 года выездной сессией Военной коллегии Верховного суда Союза ССР в Воронеже по статьям 58-7, 58-8, 58-11 и приговорен к высшей мере наказания. В тот же день Федор Иванович был расстрелян...
Эта трагедия катком проехала по всей нашей семье. Меня разлучили с сестрой Людмилой, воспитала которую, за что огромная ей благодарность, сестра Темникова Анна Ивановна. Людочка сначала уехала к маме в Акмолинск, а потом ее забрал в Ленинград брат Темникова Василий Иванович, работавший в управлении контрразведки МГБ по Ленинградской области. Людмила поступила и окончила институт имени Герцена, всю жизнь проработала и прожила в Ленинграде.
Я же прошла войну, награждена орденом Отечественной войны II степени, двумя медалями "За боевые заслуги", медалью "За Победу над Германией". Поскольку в свое время окончила Воронежское театральное училище, то сразу после войны начала работать в театрах разных городов страны: Мичуринска, Грозного, Благовещенска, Северодвинска, Орджоникидзе (Владикавказа). В 1966 году вернулась в Воронеж, работала в Доме художественного творчества Облсовпрофа. В 59 лет вышла на пенсию; ветеран труда, инвалид II группы - участник Великой Отечественной войны...
А мама возвратилась в Воронеж только в 1956-м - через 19 лет после ареста! Ее реабилитировали, дали комнату, потом отдельную квартиру. Перед отъездом из Акмолинска маме вручили справку, в которой говорилось, что Темников Федор Иванович умер от сердечной недостаточности в 1942 году. В Воронеже она стала пытаться выяснить правду, но кто-то из знакомых в Комиссии по реабилитации сказал ей: "Федю не ищи. Расстрелян". Умерла мама 24 ноября 1991 года.
А вскоре после смерти мамы, исполняя ее волю, я написала заявление в наше областное управление Комитета государственной безопасности с просьбой показать дело Темникова. И через несколько дней позвонил какой-то майор и сообщил, что я могу прийти в такое-то время в облпартархив.
Пришла. У меня участливо спросили: "Скорую помощь не вызвать на всякий случай?" Сказала, что не надо, и мне принесли папку...
Странное, очень странное дело... В нем была санкция на арест отца, опись конфискованных вещей, вот те признания Мандрыкина и Пичугина, в которых они каялись, что вовремя не разоблачили врага народа Темникова. Еще там имелись выписки из допросов второго секретаря обкома И.Г. Ярыгина и заведующего организационно-партийным отделом ОК ВКП(б) Б.М. Лавыгина, где последними утверждалось, что завербовал и их, и Темникова Е.И. Рябинин. И всё. Каких-либо собственноручных показаний Федора Ивановича, протоколов его допросов в деле нет. Странно. Странно и страшно...
Но слава богу, хоть что-то тогда прояснилось. Реабилитирован отец был еще в июле 1957-го, а уже не так давно, 30 октября 2010 года, в День памяти жертв политических репрессий, в Дубовке состоялось захоронение останков расстрелянных в 37-38-м годах воронежцев. И среди многих других - останков Федора Ивановича Темникова.
Мир же праху его...
"Партия. Работа. Семья"
Расхожее выражение: историю делают люди. Но это ведь действительно так: все люди, и рядовые, и руководители, - каждый в определенной степени влияет на ход тех либо иных событий, ход самой истории...
В предвоенные годы Воронежским книжным издательством заведовал Тимофей Никитович Листров, и, к счастью, его семья бережно сохранила собственноручно написанные когда-то Тимофеем Никитовичем автобиографию и воспоминания, фрагменты которых приводятся ниже.
"...Родился я 7 февраля 1907 года в селе Ново-Томникове Шацкого уезда Тамбовской губернии, ныне Алчасовского района Тамбовской области. Родители мои: отец - Листров Никита Родионович и мать - Листрова Татьяна Даниловна занимались сельским трудом. Не имея в своем хозяйстве рабочего скота, отец вынужден был уходить в летний строительный сезон на заработки в промышленные центры страны, где работал в качестве плотника. Умер он в 1931 году в городе Махачкале, находясь там на одной из государственных строек. Мать умерла в 1945 году в селе Ново-Томникове.
До 1925 года я проживал в родном селе. Здесь я учился, здесь помогал родителям вести сельское хозяйство, а потом уехал в город Серпухов Московской области, где жил с перерывами около двух лет, работая в качестве плотника на фабрике "Пролетарий" и в жилищной кооперации.
В январе 1927 года, по возвращении из Серпухова, меня назначают заведующим Ново-Томниковской избой-читальней. В этой должности я работал до районирования, то есть до лета 1928 года, а потом получил новое назначение - на должность инспектора политпросветработы Алчасовского райисполкома...
Начиная с 1924 года, я принимал очень активное участие в центральной и местной прессе, был селькором "Крестьянской газеты", "Бедноты", "Тамбовской правды" и многих других изданий. Учитывая это и зная меня как активного селькора, парторганизация выдвинула меня на газетную работу. В мае 1930 года я стал редактором только что созданной Кирсановской районной газеты. В конце года я ушел в Красную Армию, где прослужил до осени 1931 года. После демобилизации из Красной Армии меня направили на учебу в Коммунистический институт журналистики, где я проучился два года, будучи потом мобилизован ЦК ВКП (б) на работу в создаваемые политотделы МТС. Работал редактором газеты политотдела Ново-Рождественской МТС и редактором газеты политотдела Кирсановской МТС...
После реорганизации политотделов МТС в обычные партийные органы меня утвердили редактором районной газеты "Путь Ленина" Усманского р-на, а потом "перебросили" на должность редактора Борисоглебской газеты.
В конце 1937 года Воронежский Обком ВКП (б) отозвал меня с работы редактора Борисоглебской газеты и назначил исполняющим обязанности зав. отделом печати Обкома ВКП (б) и, одновременно, редактора газеты "Коммуна", а потом... 8 января 1938 года меня утвердили заведующим книгоиздательством Обкома ВКП (б), так оно тогда называлось. До меня здесь работал очень много лет опытный в этом деле человек. Его сняли и, кажется, посадили...
Заместителем у меня был тоже старый издатель Мандрыкин. Но и он был посажен, когда я был в командировке в одном из районов нашей области.
Трудная, сложная и напряженная обстановка работы в издательстве... Конечно, ни о каком личном писании, об участии в периодической печати мне и думать не приходилось. К тому же тогда широко практиковалась посылка уполномоченных Обкома в районы в связи с разного рода кампаниями: посевная, хлебозаготовки, финансы и т.п. Причем посылка - без права выезда из района... Написал только одну статью о Третьем съезде РСДРП, которая опубликована в сборнике "В помощь изучающим историю ВКП (б)"...
И при всем при этом работа в книгоиздательстве по-своему интересна. Она интересна тем, что приходится встречаться с разными людьми. Я имею в виду авторов, консультантов, рецензентов и т.п., не говоря уже о писателях. Мне довелось встречаться с летчиком Водопьяновым, с академиком Лысенко, бывал я у председателя Верховного Совета РСФСР Бадаева, бывшего депутата Государственной Думы от большевиков, и др.
Наше книгоиздательство два года было участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Оно заслужило это право изданием литературы по сельскому хозяйству, особенно литературы о передовом опыте. Авторами многих книг являлись практические работники сельского хозяйства: председатели колхозов, работники МТС, бригадиры, звеньевые, доярки и др. Издательство и три его работника, в том числе и я, были записаны в Книгу Почета 1940 года. В нее же были занесены 12 авторов сельскохозяйственных книг о передовом опыте...
Но вот наступило 22 июня, этот незабываемый день... Мы хотели поехать в Репное - Дом отдыха для работников области. Прихожу в гараж, чтобы взять машину. Там слышу: по радио говорит Молотов. Что такое?.. На нашу страну напала фашистская Германия, ее войска в ряде мест перешли нашу границу, ее самолеты бомбят наши города... Война! Война! Какой тут может быть Дом отдыха, какой отдых!..
Прибегаю домой. Здесь тоже слушали радио и уже знают, что началась война. Без звонка бегу в Обком партии. У секретаря Обкома по пропаганде тов. Нененко стали собираться руководители идеологических учреждений. Советуемся, что делать. Многое непонятно. Что будет дальше?.. Договорились паники не допускать, но работу перестраивать на военный лад. Для себя делаю вывод: пока, до более ясного дня, книг сугубо мирного порядка не печатать...
На следующее утро все работники издательства идут ко мне. На лицах тревога и вопрос: как же так получилось, что будет завтра?
Через несколько недель меня призывают в армию. Получаю назначение работать инструктором пропаганды воинской части - школы по подготовке радистов для фронта, которая была некоторое время в Воронеже. Но когда фронт стал приближаться к Воронежу, ее было решено эвакуировать в глубь страны. Во главе трех работников отправляюсь в город Новосибирск, в роли главного квартирьера. Через месяц прибыла и вся школа...
Все собрались вместе, но ненадолго. Меня назначили заместителем начальника политотдела 312-й дивизии, которая направлялась на фронт. С первым эшелоном в качестве комиссара еду и я...
Все пять лет, которые я прослужил в Советской армии (из них более трех лет на фронте), был политработником. В 1946 году, по состоянию здоровья, был демобилизован из армии, прибыл в г. Воронеж, и меня Обком ВКП (б) утвердил на должность начальника Обллита, в которой я работаю и по настоящее время...
Моя активная общественная деятельность началась в родном селе, в 1923 году, когда я вступил в комсомол. Там я получил первые навыки организационной работы, будучи секретарем комсомольской ячейки, секретарем волкома комсомола, а потом секретарем партийной ячейки.
Являясь членом коммунистической партии с 1927 года, никаких колебаний в проведении генеральной линии партии не имел, в оппозициях и антипартийных группировках не участвовал, а работал под руководством партии на благо укрепления и процветания нашей Родины.
Т. Листров,
1 апреля 1958 г.,
г. Воронеж"
...Начальником Обллита Тимофей Никитович проработал 23 года, на пенсию вышел в 1968-м, однако и находясь на заслуженном отдыхе, вел большую общественную работу, часто выступал на страницах газеты "Коммуна" с публикациями "по проблемам коммунистического воспитания трудящихся".
Внучка Т.Н. Листрова Елена Александровна Правда вспоминает:
- Дома дедушка был добрым, чутким, очень семейным человеком, хотя если того требовали обстоятельства, мог и "власть употребить". Совершенно удивительными были их отношения с бабушкой Евдокией Александровной (близкие и знакомые звали ее Диной Александровной): на протяжении всей жизни они очень любили друг друга, а во время вынужденных расставаний, особенно в годы войны, дедушка писал бабушке письма - десятки, сотни нежных, ласковых, проникновенных писем, которые сохранились и которые начнешь читать, - просто слезы наворачиваются...
Ну а на работе... Да, на работе он был другим - требовательным, принципиальным и достаточно жестким. Ну, а как иначе? Времена-то были какие, особенно тридцатые, сороковые, пятидесятые годы... Теперь я задним числом понимаю, насколько тяжело было работать тогда "в обойме" партаппаратчиков, чиновников разных уровней.
Но, конечно же, он был искренним, твердым, настоящим коммунистом, абсолютно уверенным в правоте и непоколебимости дела, которому служит. Если дома вдруг возникали чьи-либо даже малейшие намеки сказать что-то "не то", он эти намеки гасил в самом зародыше: "Всё правильно!"
И он был очень смелым человеком. Прошел всю войну, закончив ее в Чехословакии в чине майора, имел боевые награды: ордена Отечественной войны I и II степеней, орден Красной Звезды, медали "За боевые заслуги", "За взятие Кенигсберга", "За Победу над Германией", а также почетный знак "Ветеран 31-й армии".
Да, дедушка был коммунистом до мозга костей, о чем свидетельствует и фраза, своего рода девиз, который он повторял всю свою жизнь: "На первом месте у меня - партия, на втором - работа, на третьем - семья..." Именно такая последовательность, такая иерархия ценностей. Ну, замечу снова, такие были, как говорится, времена и такие люди. И тот факт, что Тимофей Никитович 23 года руководил столь серьезной организацией, как Обллит, наверное, красноречивее любых слов и характеристик.
А в быту, повторю, он был человеком добрым и искренним, любил семью, друзей. Выйдя на пенсию и имея уже немалые проблемы со здоровьем, тем не менее, с удовольствием учил уму-разуму внуков, живя на даче, занимался садом и огородом - даже устраивал с приятелями "соревнования": кто высадит больше кустов помидоров. Поскольку умел плотничать, ремонтировал мебель и даже собственными руками срубил и поставил домик в Рыбачьем поселке. В теплое время года порой жил там, удил рыбу. Вот только со здоровьем становилось всё хуже и хуже...
1 декабря 1982 года Тимофея Никитовича Листрова не стало. Некролог, напечатанный в газете "Коммуна" 3 декабря, заканчивался словами: "Светлая память о нем навсегда сохранится в наших сердцах".
Добавим: и в истории воронежского книгоиздания тоже.
Директор-романтик
Разные люди руководили в разные годы Воронежским областным, а позже Центрально-Черноземным книжным издательством. Литераторы, журналисты, партийные функционеры. Кто-то проработал в издательстве недолго, как, например, весьма успешный в советские времена прозаик М.М. Подобедов, - 1941-1942 гг., кто-то - по десять и чуть ли не двадцать лет. Одной из ярчайших фигур в истории издательства был Петр Николаевич Прудковский, хотя и непосредственно на посту директора он работал не так много. Но, вспоминают люди, хорошо знавшие его, - каким же отличным Петр Николаевич был директором, а особенно - главным редактором!..
Родился П.Н. Прудковский в 1900 году в Москве; по происхождению - из дворян. Детство его прошло в Литве, в городе Вильнюсе, откуда во время Первой мировой войны он переехал в уездный городок Острогожск Воронежской губернии, сделавшись таким образом нашим земляком. (Заметим, что уже гораздо позднее, в 1967 году, Петр Николаевич удостоился звания почетного гражданина этого города.)
Итак, как говаривали раньше, в Острогожске Петр Прудковский и начал свою трудовую и общественную деятельность. Он стал работать в уездном комитете комсомола, в течение пяти лет был редактором острогожской газеты "Наша жизнь".
В комсомол П. Н. Прудковский вступил еще в 1918 году; в 1920-м был принят в члены ВКП (б); редактором уездной газеты "Наша жизнь" его назначили в 1921 году.
В 1927 году Прудковский переезжает в Воронеж, где три года работает сотрудником газеты "Коммуна". В 1930-34 гг. он - редактор районной газеты города Фатежа Центрально-Черноземной области, а в 1937-м Петр Николаевич возвращается в Воронеж и приходит на работу в Воронежское книжное издательство.
Писать П. Прудковский начал еще до этого: ранние его рассказы и очерки печатались в литературных приложениях к воронежской областной газете "Коммуна". В 1933 году вышла свет первая книга Прудковского - повесть "Бригада". В следующем году журнал "Подъём" напечатал повесть "Конопля" ("Касиловцы"), которая через несколько лет, в 1940-м, вышла отдельным изданием. В 1939 году свет увидела повесть П. Прудковского "Красная осень", а в 1941-м - сборник его рассказов "Редактор Костров".
В годы Великой Отечественной войны Петр Николаевич находился в рядах Красной Армии, был бессменным редактором дивизионной газеты "В бой за Родину!" (1941-1945 гг.).
В послевоенные годы рассказы и очерки П.Н. Прудковского печатались в журнале "Подъём", альманахе "Литературный Воронеж", газете "Молодой коммунар" и журнале "Молодой колхозник". Отдельными книгами были изданы два сборника приключенческих рассказов - "По волчьему следу" (1955 г.) и "Фламандский пейзаж" (1956 г.).
В 1957 году увидел свет сборник Петра Прудковского "Красная осень", в который помимо заглавной повести вошли произведения, написанные в период 1934-1952 гг., в том числе и переработанная автором повесть "Касиловцы". Далее у Прудковского выходили еще книги: "Время - молодым" (1964 г.; 1980 г.), "Так начиналась юность" (1967 г.), "День настанет неизбежный" (1972 г.). Таким образом, у Петра Прудковского, члена Союза писателей СССР с 1935 года, всего вышло 10 прозаических книг.
Ветеран Центрально-Черноземного книжного издательства Роза Валерьяновна Воротникова с теплотой и улыбкой вспоминает Петра Николаевича:
- Человек он был, конечно, не "начальнического" склада: эмоциональный, творческий, достаточно мягкий. Нет, не "администратор", не "администратор". Был очень эрудирован, начитан, безумно любил поэзию и по любому поводу, а то и без повода, принимался читать стихи...
(Кстати, насчет "романтического" склада характера Петра Николаевича. Тут можно вспомнить публикацию Ю.Д. Гончарова в "Воронежском курьере" (1997 г.) "Лапша из Конан Дойля", в которой автор рассказывал, как, будучи в первые послевоенные годы сотрудником Воронежского облкнигоиздательства, надумал выпустить фантастический роман А. Конан Дойля "Затерянный мир" и получил в этой своей задумке самую горячую поддержку Прудковского. В послевоенном Воронеже "Затерянного мира" (для перепечатки) было не достать, так Петр Николаевич "благословил" Гончарова на командировку в Москву и выдал казенные деньги на приобретение сверхдефицитнейшего романа. И "Затерянный мир", с немалым трудом, был в конце концов куплен на московском "чёрном" книжном рынке, доставлен в Воронеж, набран и отпечатан. Юрий Данилович и Петр Николаевич были просто счастливы, но... Но вмешались "бдительные товарищи" из вышестоящих и контрольных органов, да в придачу еще и "подоспела" очередная кампания борьбы с "иностранщиной" в литературе и книгоиздании... В общем, весь тираж "Затерянного мира" был пущен под нож, а точнее - изрезан "в лапшу" (отсюда и название очерка в "ВК"). Для П.Н. Прудковского и Ю.Д. Гончарова это стало поистине ударом...)
- И так вот сложилось в судьбе Петра Николаевича, - продолжает Р.В. Воротникова, - что ему, с его-то "поэтической натурой", довелось поработать главным редактором издательства при трех типичных директорах-администраторах - Т.Н. Листрове, Т.М. Севастьяновой и А.П. Шапошнике - а "в промежутке" (1953-1958 годы) - директорствовать самому.
Таисия Михайловна, - говорит Роза Валерьяновна, - была женщиной суровой, коллектив держала в ежовых рукавицах, и отпроситься, к примеру, у нее с работы решались немногие, а на решавшихся остальные смотрели чуть ли не как на героев.
А вот Прудковский - совсем другое дело. Войдешь к нему, бывало: "Петр Николаевич... А можно?.." - "Идите!" - "Да я тут хотела..." Замашет руками: "Идите! Идите! Идите!.." Да еще, глядишь, и строчку какую, "соответственно моменту", продекламирует.
Но этот "романтизм" совершенно не мешал работе. У Петра Николаевича всегда лежала на столе толстенная амбарная книга, в которой наличествовала самая исчерпывающая на данный момент информация по каждому названию: где, у кого, на какой стадии какая рукопись, верстка, правка, сверка находится и когда они должны перейти в следующую издательскую "фазу".
Ну и, не буду скрывать, когда обком прислал в издательство директором Алексея Петровича Шапошника, а Петр Николаевич обратно вернулся к исполнению обязанностей главного редактора, отношения между ними сложились, мягко говоря, не очень. Ну слишком, слишком уж разными они были людьми - "романтик" Прудковский и типичный партийный функционер Шапошник...
Знаете, - говорит Роза Валерьяновна, - какое-то время мы (в смысле издательство) сидели по адресу: улица Орджоникидзе, дом 19. А потом, уже при Алексее Петровиче, нас переселили на проспект Революции, в здание почтамта, где помещений выделили мало-мало - всего три-четыре кабинета. И вот обоим руководителям нашим, волей-неволей, пришлось ютиться в одном крохотном кабинетике. И мы, сотрудники, в общем-то, прекрасно видели и понимали, что для них это действительно было чуть ли не пыткой.
Ну а потом, - улыбается Роза Валерьяновна, - издательство перевели в старинный дореволюционный особнячок на улице Цюрупы, где места было значительно больше, и наши начальники, естественно, сели каждый в свой кабинет. Так вот, находились остряки, которые посмеивались: мол, это Шапошник специально "пробил переселение", лишь бы только не сидеть в одном кабинете с Прудковским. Шутка, конечно, но, как говорится, в каждой шутке...
Да! - вспоминает вдруг Роза Валерьяновна и достает из одной из папок несколько исписанных от руки скрепленных канцелярской скрепкой пожелтевших листков. - Смотри, Юра: когда-то у меня была мысль собрать воспоминания всех, кого возможно, бывших директоров издательства. Но идея, в общем-то, так и осталась идеей за одним исключением. Вот это - воспоминания о работе, собственноручно написанные Петром Николаевичем Прудковским. Написал он это в 1987 году; поскольку на пенсию вышел в 1960-м, то, считай, через 27 лет после окончания работы в издательстве. А уже в 1988-м Петра Николаевича не стало. И если тебе интересно...
Господи... Я даже онемел - еще бы не интересно?! Да это же просто бесценный документ!..
Документ, который, уважаемые читатели, будет приведен целиком и полностью ниже.
О работе Воронежского книгоиздательства
(Воспоминания. 1987 г.)
В Воронежское книгоиздательство, находившееся тогда в ведении Обкома партии, меня направили на работу в конце 1937 года. Кроме меня из писателей в аппарате книгоиздательства работали еще О. Кретова и М. Булавин, а также В. Ющенко и О. Бубнова, ставшие членами Союза писателей в послевоенное время.
Мне и Булавину поручено было редактировать художественную литературу, Ольга Капитоновна Кретова вела работу с молодыми авторами и литературную консультацию. Ющенко был техническим редактором.
Кроме художественной литературы и альманаха "Литературный Воронеж" (сменившего выходивший ранее журнал "Подъём"), издательство выпускало много брошюр по вопросам сельского хозяйства, для агитаторов и пропагандистов, а также двухнедельный журнал "Ленинская печать", где печатались в основном материалы в помощь работникам районных и заводских многотиражных газет. Однако в своих воспоминаниях я остановлюсь главным образом на фактах литературной жизни города.
В предвоенные (1938─41) годы выпуск художественной литературы местных авторов значительно оживился. Был издан ряд крупных произведений ─ романы и повести Задонского ("Мазепа"), Булавина ("Мамонтовщина" ─ впоследствии переработана в роман "Боевой 19-й), Подобедова (роман "Восхождение" и сборник рассказов), Прудковского (повести "Касиловцы", "Красная осень" и сборник рассказов "Редактор Костров"), сборники рассказов Кретовой, Пескова, Романовского, Шубина. Впервые вышел в литературу Федор Волохов, издавший сборник рассказов...
Выход в свет книги М. Сергеенко "Дорогой Щорса", посвященной герою Гражданской войны Н.А. Щорсу, связан с одним забавным казусом: многие читатели восприняли слово "Дорогой" с ударением на последнем слоге, и на читательских конференциях не раз приходилось слышать такие отзывы: "Я с интересом прочел книгу о дорогом Щорсе", "Автору удалось создать запоминающийся образ дорогого Щорса", и т.п. Вот как важно продумывать название книги прежде, чем печатать ее! Назови автор свою книгу "Дорогами Щорса" и никакой двусмыслицы не получилось бы.
Большой "шум" подняла первая книга никому дотоле не известного автора Виктора Петрова ─ "Борьба" ─ и сразу же выдвинула его в число "ведущих" писателей области (в послевоенные годы В.Петров длительное время возглавлял писательскую организацию Воронежа). Дело в том, что книга, в которой описывалась борьба с вредителями, "врагами народа" в сельском хозяйстве, в какой-то мере обосновывала и оправдывала массовые репрессии 37-го года. Возможно, поэтому Обком дал указание переиздать "Борьбу" массовым тиражом.
Кроме отдельных книг воронежских писателей были изданы литературные сборники, посвященные 20-летию Красной Армии ("Непобедимые"), 20-летию комсомола ("В боях рожденные"), а также 20-летию освобождения Воронежа от белогвардейских банд.
Незадолго до войны я был назначен главным редактором и заместителем заведующего издательством (заведующим был тов. Листров), а в июне 1941 года был призван в армию и вернулся на работу в издательство в качестве главного редактора только осенью 1945 года.
О работе издательства в годы войны, особенно в 1942─43 гг., когда издательство находилось в эвакуации, материалов не сохранилось; знаю, что в это время активно работали писатели Шубин и Сергеенко, ими, а также другими работниками издательства писались агитационные статьи, печатавшиеся маленькими книжками, которые разбрасывались с самолетов в немецком тылу.
По возвращению в освобожденный от фашистов Воронеж издательство разместилось в двух комнатах одного из немногих уцелевших зданий; здесь не только работали, но и жили некоторые сотрудники, вернувшиеся из эвакуации вместе со своими семьями.
Одними из первых выпущенных в это время книг были сборники "За родной город" (очерки и воспоминания о борьбе за Воронеж) и "Из пепла пожарищ" (очерки о восстановлении Воронежа). В них участвовали писатели М. Булавин, О. Кретова, М. Сергеенко, поэты К. Гусев, В. Масик и др. Тогда же (с 1944 г.) начал регулярно выходить альманах "Литературный Воронеж", вновь преобразованный в 1957 году в журнал "Подъём".
Когда я вернулся на работу в издательство, заведующей им была Т.М. Севастьянова, редактором художественной литературы ─ О.Кретова, а позднее ─ Ю.Гончаров; массово-политической ─ К.Гусев, сельскохозяйственной ─ Сущенко, научно-популярной ─ Виноградов. Литературными работниками ─ тт. Маликова, Ярцева, Итунина.
В 50-е годы на работу в издательство пришли окончившие полиграфический институт З.Я. Анчиполовский, Р.В. Воротникова.
Штат хозяйственных и технических работников издательства был на редкость устойчив: с 1945-го по 1960 г. бессменно работали тт. А.Я. Шумахер, Г.П. Иванов, П.Г. Серадзская, бухгалтеры Чемерзин и Любавичева.
В разрушенном и сожженном немцами Воронеже особенно остро ощущался недостаток в учебной литературе для школ; поэтому сразу же после возвращения из эвакуации издательство начало выпускать серию "Библиотека школьника", в которой были напечатаны почти все произведения русских классиков и современных советских писателей, изучение которых входило в школьные программы по литературе. Только в 1948─49 годах в этой серии было издано 27 книг общим тиражом 275 тыс. экз.
У меня сохранились выпускавшиеся ежегодно с 1948-го по 1958 г. каталоги, и по ним можно проследить и проанализировать работу издательства по всем разделам литературы, а также некнижной продукции (плакаты).
По объему (в печатных листах) и по тиражам художественная литература занимала первое место в планах издательства. Кроме уже упомянутой серии "Школьная библиотека" до 1952 г. было переиздано 34 книги русских классиков и современных советских писателей общим объемом около 600 печатных листов и тиражом свыше 1 миллиона экз.
Начиная с 1953 года переиздание производилось только по плану Госиздата, в ведение которого было передано Воронежское областное издательство, ранее находившееся в ведении Обкома КПСС. Эти переиздания предназначались для распространения не только в Воронежской, но и в других областях РСФСР, и тиражи их согласовывались с Книготоргом. За 1953─58 гг. количество таких переизданий составило 27 названий, а тираж ─ 1890 тыс. экз.
Мне, назначенному в 1953 году директором издательства, на первых же шагах пришлось столкнуться с немалыми трудностями. К этому времени были установлены единые для всей страны цены на все виды изданий (в зависимости от их объема); поскольку все виды книжной продукции, кроме художественной (и то только ─ "безгонорарной" и издававшейся тиражами свыше 30000 экз.), были убыточны, рентабельность (безубыточность) издательства зависела всецело от дававшихся Госиздатом переизданий. Это в какой-то мере ущемляло интересы местных авторов, и со стороны воронежских писателей предъявлялось немало претензий. Но удовлетворять все их заявки на издания, а тем более переиздания, и тиражами более тех, что соглашался взять Книготорг, издательство при всем желании не могло, так как количество отпускаемых материалов (бумаги, картона, переплетных тканей) строго лимитировалось.
Тем не менее, издательство во все послевоенные годы уделяло большое внимание выпуску произведений воронежских писателей, в том числе молодых, начинающих прозаиков и поэтов. С 1948-го по 1958 год было издано 127 книг воронежских авторов общим тиражом 2188 тыс. экз. Издательство дало "путевку в жизнь" более 20 начинающим прозаикам и поэтам, из которых многие сейчас прочно вошли в "большую литературу"; в их числе Ю. Гончаров, Н. Коноплин, В. Попов, И. Сидельников, О. Бубнова, В. Гордейчев, А. Жигулин, Г. Лутков, П. Касаткин. Широкую известность приобрела сказительница Королькова, чьи сборники сказок не раз переиздавались. В. Кораблинов, работавший до того художником-иллюстратором и оформителем, выступил с романами о жизни Кольцова и Никитина, высоко оцененными читателями и критикой. Был выпущен ряд сборников, в которых печатались рассказы и стихи молодых авторов, сборники Воронежского фольклора, репертуарные сборники для клубов и кружков художественной самодеятельности, а также литературоведческие работы В. Тонкова ─ о творчестве Алексея Кольцова, А. Абрамова ─ о поэмах Маяковского "Хорошо" и "Владимир Ильич Ленин" и Г. Костина ─ о жизни и творчестве А.И. Эртеля.
Историко-революционная тематика широко отражена в послевоенной работе издательства. К 50-летию первой русской революции были изданы книги "Воронежские большевики в революции 1905─1907 гг." и сборник документов и материалов "Революционное движение в Воронежской губернии в 1905─1907 гг.", а к 40-летию Октябрьской революции ─ сборник воспоминаний активных участников революции "За власть Советов" и сборник документов и материалов "Борьба за советскую власть в Воронежской губернии в 1917─1918 гг.", а также ряд брошюр по истории революционного движения в Воронежском крае. Эти издания и сейчас представляют большую ценность для историков.
Природе родного края посвящены очерки В. Жучковой "Природа Воронежской области", Д. Матвеева "Галичья гора" и О. Кретовой ─ "Каменная степь", в котором рассказывается о работах В.В. Докучаева по восстановлению плодородия русского Черноземья путем посадки лесозащитных полос и закладки прудов. Выпускалась серия брошюр "Наши замечательные земляки" ─ о жизни и деятельности художника Крамского, путешественника и зоолога Северцева, создателя русского народного хора Пятницкого и др.
В разделах производственной и сельскохозяйственной литературы особое внимание было обращено на популяризацию опыта передовиков и новаторов, содействовавших успехам народного хозяйства Воронежской области.
По разделу политической литературы кроме официальных материалов на различные темы внутренней и внешней жизни Советского государства выпускались брошюры в помощь агитаторам и пропагандистам; с 1956 года стал регулярно выходить "Блокнот агитатора"; издательство брало на себя также выпуск литературы к выборам в Верховный и местные Советы, главным образом ─ плакаты с биографиями кандидатов в депутаты.
С 1957 года началось издание журнала "Подъём", который выходил шесть раз в год, тиражом от 6 до 10 тысяч экз. (в зависимости от подписки).
Работа издательства не ограничивалась выпуском литературы по утвержденному Госиздатом плану: печатались также ведомственные издания, распространявшиеся самими организациями и учреждениями и на бумаге заказчика, в том числе труды различных вузов города и области, а также санитарно-просветительная литература и т.п.
В заключение хочу отметить, что коллектив издательства всегда добросовестно, старательно выполнял свои обязанности; между мною и другими работниками сложились самые теплые, я бы сказал, дружеские отношения, создался "микроклимат", наилучше способствовавший успешной работе издательства. В выходные дни мы часто устраивали прогулки за город, ездили на катере по реке Воронеж, организовывали экскурсии в Воронежский заповедник.
В начале 1960 года я ушел на пенсию. Мне жаль было расставаться с моими товарищами по работе, о многих из которых я сохранил самые хорошие воспоминания...
П.Н. Прудковский
Самый любимый директор
Придя на работу в Центрально-Черноземное книжное издательство в 1983 году, я уже буквально через несколько дней услышал эти имя, отчество и фамилию - Андрей Гаврилович Долженко. Услышал один раз, другой, третий... Честное слово, ощущение было такое, что речь о ком-то из "действующих" сотрудников. Но вроде нет: оглядевшись взором новичка повнимательнее, убедился, что на данный момент такого человека в ЦЧКИ нет. Спросил у кого-то: "А кто этот Андрей Гаврилович? Бывший работник?" И получил ответ, что да, бывший, но не работник, а - директор. И ответ тот прозвучал в самых добрых, хвалебных, просто восторженных тонах. "А когда он уволился?" - поинтересовался я. Оказалось, что на пенсию Андрей Гаврилович вышел одиннадцать (!) лет назад - в 72-м...
Я испытал немалое удивление - о человеке, не работающем в коллективе уже одиннадцать лет, вспоминают и говорят так часто и так по-доброму!.. И человек этот не просто сослуживец, а директор... Думаю, случай почти уникальный. И ведь имя Андрея Гавриловича так и продолжало витать в стенах ЦЧКИ еще много-много лет. А порой кто-то из сотрудников вклинивался в паузу на "летучке" и сообщал: "Звонил Долженко. Всем огромный привет!" И - народ оживлялся, улыбался, действительно радовался.
А иногда Андрей Гаврилович заходил в гости, чаще - в производственный отдел, и - моментально организовывалось скромное чаепитие, на которое, хоть на минутку, заглядывали почти все. И - разговоры, разговоры, воспоминания, ну, естественно, в первую очередь, самого Андрея Гавриловича и тех издателей, которым довелось поработать вместе с ним. Но он и к нам, "юной" тогда еще "поросли": В. Демитриенко, С. Шишлянникову, А. Ножкину, автору этих строк, обращался словно к родным: крепко жал руку, обнимал, приговаривая с улыбкой: "Ну, ребятки, как поживаете? Как работаете?"
Да, случай и впрямь уникальный: вот скажите на милость, какого руководителя бывшие подчиненные помнят и любят не годы даже, а - десятилетия?! Причиной же тому, конечно, исключительная, редкостная доброжелательность самого А. Г. Долженко к людям.
А ведь жизнь вовсе не баловала Андрея Гавриловича. Родился он 19 августа почти мифически уже далекого от нас 1913 года. И случилось так, что отец его ушел воевать на Первую мировую, а мама умерла. Отец же, вернувшись с фронта, не захотел взять сына. И - начались для мальчика трудные, очень трудные жизненные университеты. Детский дом, а дальше - чего уж скрывать - дурные компании... В общем, будущее Андрея могло бы сложиться весьма плачевно, но от этой "кривой дорожки" его в прямом смысле слова спасла милиция.
А после были курсы трактористов, которые он, еще подросток, успешно окончил и даже поработал некоторое время в колхозе.
А потом Андрей приехал в город Сормово, стал трудиться на тракторном заводе, но там ему, откровенно говоря, не понравилось, и он уехал... в Баку. В Баку же тогда как раз набирали рабочих для сельского хозяйства, а у Долженко имелся "документ" тракториста, и его направили в село. Так в пятнадцать лет он стал бригадиром тракторной бригады.
Шли годы, Андрею исполнилось восемнадцать. И тут еще один, довольно резкий, поворот судьбы. Дело в том, что на срочную службу в Красной Армии тогда брали с двадцати одного года. И как раз должны были призвать лучшего друга Андрея, - так он, восемнадцатилетний, сам тоже попросился в армию. Взяли в виде исключения, как добровольца.
И - еще один, поистине судьбоносный, случай, если только это можно назвать случаем. Андрей Гаврилович написал в военную газету заметку о недостойном поведении одного из офицеров части. Заметку напечатали, в результате чего автор заимел кучу неприятностей, но... Но в итоге его взяли в редакцию той газеты, обучили, и в девятнадцать лет Долженко получил документ, удостоверяющий, что он может работать корреспондентом.
После демобилизации Андрей Гаврилович приходит корреспондентом в газету "Бакинский рабочий"; далее - становится редактором газеты торгового флота "Каспиец". Вскоре происходит слияние двух газет - "Каспийца" и "Большевика Каспия", и Долженко руководит уже объединенным изданием с названием "Большевик Каспия".
В начале 1941 года Андрея Гавриловича направляют на курсы шифровальщиков в Тбилиси. И - роковое совпадение: в день окончания курсов, 22 июня, начинается война. Долженко уже не возвращается в Баку, а из Тбилиси отправляется прямо на фронт.
Андрей Гаврилович служил в танковой бригаде, участвовал во многих сражениях, в том числе и великой Сталинградской битве. Когда его бригада с боями дошла до Харькова, на ее базе в этом городе было образовано танковое училище.
А Андрея Гавриловича в 1944 году вызывают в Москву, и - довольно неожиданное "новое назначение": в Польшу, переодетыми в форму Войска Польского, отправляется группа наших военнослужащих, а капитан Долженко, так сказать, "от разведки", утверждается комиссаром этой группы.
В Польше Андрей Гаврилович встретил окончание Великой Отечественной войны и прослужил там еще какое-то время, как вдруг ему по секрету сообщили, что он, похоже, попал "на крючок" НКВД...
Но повезло. Не без определенного рода хитрости Долженко удалось вырваться из Польши и вернуться в Азербайджан, где он снова стал работать в "Большевике Каспия". Шел уже 1946 год.
И жизнь двигалась своим чередом: Андрей Гаврилович познакомился с замечательной девушкой Валей Ставониной (двоюродной сестрой известного впоследствии композитора Геннадия Ставонина), и 6 июля 1946 года молодые люди сыграли свадьбу. В начале 1948 года у них родился первенец, сын Владимир, а в 1956-м - очень, ну просто очень долгожданная (и особенно Андреем Гавриловичем) дочка, которую назвали Татьяной.
Но это мы несколько забежали вперед; Долженко продолжал работать в "Большевике Каспия", и как-то в его газете была опубликована очень острая критическая статья в адрес некого капитана рыболовецкого судна под заголовком "Рыба пахнет с головы". Капитан оказался со связями, и у редактора газеты начались нешуточные проблемы.
Андрей Гаврилович поехал "искать правду" в Москву, в Министерство морского флота. Приехал, и... И ему неожиданно предложили остаться работать в министерстве, пообещали квартиру в Тушино.
Долженко согласился, отправился в Баку за семьей, но...
Но тут опять почти фантастический вираж судьбы: его соседями по купе оказались наши земляки, которые непрестанно, буквально взахлеб рассказывали, какой это прекрасный город - Воронеж, предлагали Андрею Гавриловичу пожить у них, пока будет искать работу, и - невероятно даже представить, но Долженко действительно сошел в Воронеже, чем положил начало и новому этапу в собственной биографии, и, как выяснится позже, это его "схождение" оказало в итоге значительное положительное влияние на культурную жизнь не только нашего города и области, а и всего Черноземья.
Андрей Гаврилович был знаком с редактором газеты железнодорожников "Вперёд", и поэтому первым делом направился в Управление Ю.-В.ж.д. Визит стал успешным, и Долженко начал работать в газете "Вперёд" ответственным секретарем.
А в 1951 году ему предложили перейти в обком ВКП(б). Разумеется, перешел; через некоторое время стал заведовать идеологическим отделом ОК партии. Но мучил его немаловажный, в общем-то, вопрос. Умнейший и культурнейший человек, он, за всеми перипетиями очень непростой своей жизни, так и не получил высшего образования, которое, особенно в работе на его уровне, было, конечно же, Андрею Гавриловичу просто необходимо.
И Долженко посылают в Москву, в Высшую Партийную Школу ЦК КПСС, которую он с успехом оканчивает по специальности "История". Возвращается в 1956 году в Воронеж и возглавляет областное управление культуры.
Культура - сфера тонкая, непростая, а в условиях послевоенного, практически полностью разрушенного Воронежа еще и не только чисто "культурная". Одним из главных дел, которым пришлось заниматься Андрею Гавриловичу, стало восстановление нашего оперного театра. А ведь, наверное, мало кто сегодня уже помнит, что возрождение Воронежского государственного театра оперы и балеты - во многом дело рук Андрея Гавриловича Долженко.
Повторимся: работа в области культуры - дело сложное и... не всегда благодарное. Увы, в 1961 году после довольно жесткого конфликта с руководителем Воронежского русского народного хора К. И. Массалитиновым Андрей Гаврилович с подозрением на инфаркт слег в больницу. Потом - курс лечения в санатории, а в начале 1962 года А. Г. Долженко был назначен директором Воронежского книжного издательства, сменив на этой должности А. П. Шапошника.
А в 1963 году издательство, бывшее до того областным, перешло в разряд региональных и стало называться - Центрально-Черноземное книжное издательство. Новая "епархия" - новая специфика. С одной стороны, книгоиздание - это производство: закупка бумаги, картона, переплетных материалов, взаимоотношения с поставщиками, типографиями, вышестоящими инстанциями и т.д. С другой стороны, издательское дело - сфера творческая: работа с авторами, непосредственно сам процесс подготовки книги к печати...
Андрей Гаврилович и на новом посту был на высоте. Его уважали и ценили воронежские писатели, ну а подчиненные - я уже отмечал это - просто боготворили. Большинство работников издательства тогда были женщины, а управлять женским коллективом - это... Ограничусь многоточием.
Долженко - управлял, относился к подчиненным дамам с пониманием, порой позволял брать работу на дом. Но самое главное здесь, конечно, то, что Андрею Гавриловичу удалось всякими правдами и неправдами обеспечить практически всех на тот момент нуждающихся сотрудников издательства жильем, - люди получали квартиры! Снова повторюсь: уверен, что Андрей Гаврилович Долженко был самым любимым коллективом директором за всю историю издательства. Когда в 1972 году он уходил на пенсию, подчиненные в складчину купили и с великой благодарностью подарили ему на память о работе в издательстве золотые часы.
Умный, добрый, интеллигентный, Андрей Гаврилович относился к той плеяде людей, про которых говорят: "Он сделал себя сам". (Кстати, он еще и не пил и не курил.) Ему всё было интересно. Еще работая в газете "Вперёд", Долженко стал членом общества "Знание", читал лекции в самых различных аудиториях, и главным коньком его были вопросы международного положения.
А еще он написал и издал четыре книги: три "отраслевые" - "Красный уголок в колхозе" (1954), "Сельсовет на общественных началах" (1963), "Библиотека отличной работы" (1964) и роман "Доверие" (1969) с предисловием самого Николая Задонского.
За успехи в работе Андрей Гаврилович был награжден орденом "Знак Почета", удостоен почетного знака "Отличник печати" и звания "Заслуженный работник культуры РСФСР".
Валентина Герасимовна Долженко бережно хранит фронтовой китель мужа с погонами капитана и его боевыми наградами: орденом Отечественной войны, медалями "За отвагу", "За оборону Сталинграда", "За оборону Кавказа", "За освобождение Варшавы".
15 декабря 2000 года Андрея Гавриловича Долженко не стало, но его по-прежнему любят и помнят супруга, дочь и внуки.
А еще его самой доброй памятью помнят воронежские книгоиздатели.
"Крестная" детской литературы
Так получилось, что эту фамилию и инициалы - "Т.Т. Давыденко" - я знал с детства. Вручая мне очередную книжку воронежского издательства, моя мама, Ольга Николаевна Кургузова, обязательно, еще до чтения, открывала последнюю страницу, с "выходными данными" (хотя тогда я, разумеется, такого мудреного термина не знал), и гордо и радостно говорила: "А вот наша Томочка!"
"Какая Томочка? Что за Томочка?" - думал я. И однажды загадка разъяснилась. Оказывается, "Томочка" - это Тамара Давыденко, лучшая мамина школьная подруга, с которой они дружили все детство и юность; потом их жизненные пути постепенно разошлись. А для меня с тех пор навсегда отпечаталась в мозгу литературно-ассоциативная цепочка: Т.Т. Давыденко - "Русские народные сказки", "Сказки бабушки Куприянихи", "Ковер-самолет" А. Корольковой, Юрий Третьяков, Евгений Титаренко, Владимир Добряков, Евгений Дубровин...
Шли годы. Я взрослел и довзрослелся до армии, а потом и истфака пединститута. Окончил его, не имея, каюсь, ни малейшего желания работать в школе, болтался с месяц без понятия, куда направить свои трудовые стопы, и тут...
И тут произошло просто судьбоносное для меня событие: мама случайно встретила в городе Тамару Тимофеевну, с которой не виделась ужас сколько лет. Естественно, пошли объятия-поцелуи, ахи-охи, "обмен информацией" - кто как и чем живет. Сообщив подруге (со вздохом) о наличии на белом свете безработного сына, мама вдруг услышала от старшего редактора редакции художественной и детской литературы Центрально-Черноземного книжного издательства Т.Т. Давыденко: "А как у него с грамотностью?" - "Да вроде нормально..." И Тамара Тимофеевна пояснила: "У нас одна корректорша уходит в декрет. Так что если он не подкачает, полтора года поработает точно, а там видно будет..."
И "он" вроде не подкачал. Тамара Тимофеевна сама привела меня на "испытание" к главе корректоров Майе Григорьевне Пожидаевой, а после успешной сдачи "экзамена" - и к директору издательства Анатолию Свиридову, который дал "добро" на прием меня на работу.
Первые впечатления о Тамаре Тимофеевне Давыденко: добрая, улыбчивая, радушная, мягкая... Но очень трудно писать о человеке, с которым был связан не только служебными, но и личными отношениями. "Служебность" и "личность" - это ведь вещи разные, их надо уметь сочетать. Я, конечно же, понимал, что являюсь "протеже" Тамары Тимофеевны, да и мама постоянно заклинала: "Работай хорошо, не опозорься, не подведи Тамару!.."
И я старался "не опозориться". Кажется, более или менее получалось, и Тамара Тимофеевна меня подхваливала: "Молодец! Так держать!" Порой звала в свой кабинет - поговорить запросто, "за жизнь". Действительно очень радушно, очень доброжелательно. Но...
Но постепенно я стал узнавать и другую Давыденко - редактора при исполнении обязанностей.
Наверное, не открою большого секрета, если скажу, что у тогдашнего директора издательства Свиридова имелся собственный, достаточно специфический взгляд на развитие литературы в нашем регионе вообще и на местных писателей в частности. Кумиром его был замечательный журналист Василий Михайлович Песков, и ничтоже сумняшеся директор выдавал иной раз перлы типа: "Да все воронежские писатели одного мизинца Пескова не стоят!", ну и иное в том же духе.
Естественно, это вызывало резкий протест сотрудников, особенно "мэтров" редакции художественной и детской литературы, и в первую очередь Тамары Тимофеевны. Вот когда я увидел другую Давыденко, весьма эмоционально отстаивавшую "своих" авторов - как мать защищает ребенка от обидчика, хотя иные из писателей сами годились ей в отцы.
"Опять вы ставите в план Кораблинова!" - чуть ли не кричал Свиридов. Тамара Тимофеевна с неменьшим пылом аргументировала свою позицию. Но таких маститых авторов, как Владимир Кораблинов, Юрий Гончаров, Евгений Носов, Евгений Титаренко, Евгений же Дубровин, Свиридов трогал не очень. А вот писателям помоложе да "попроще" порой доставалось. И Тамара Тимофеевна боролась за их книги, доказывала необходимость бережного и корректного отношения к начинающим прозаикам и поэтам. Кстати, именно она выпустила первую и, увы, последнюю книгу невероятно одаренного Олега Сысоева, дала путевку в литературу талантливому Александру Ягодкину...
Если попытаться представить себе галерею авторов, с которыми работала Тамара Тимофеевна, то, помимо уже упомянутых, выстраивается такой мощнейший ряд: Виктор Астафьев, Василий Белов, Валентин Распутин, Юрий Бондарев, Владимир Богомолов, Григорий Бакланов, Даниил Гранин, Борис Васильев, Константин Воробьев, Виктор Курочкин, Владимир Солоухин... Блестящая плеяда имен отечественной словесности!
Нельзя не сказать и о муже Тамары Тимофеевны - замечательном детском писателе Владимире Андреевиче Добрякове. Они прожили, сохранив чудные и трогательные отношения, много лет, а с 1983 года, когда Тамара Тимофеевна столь неожиданным образом сделалась моей наставницей в издательстве, стали дружить семьями с моими родителями, и я порой видел их в неформальной, домашней обстановке. Тоже поначалу бывало не по себе. Одна из любимых книг детства - "Король живет в интернате", и вот он, ее автор, человек с фамилией полностью подходящей к его облику и сути, - сидит за одним со мной столом. Простите, это я сижу за одним столом с ним...
Наверное, "золотой век" поколения воронежских редакторов - это 1960-е - 1970-е годы. Потом всё стало как-то сложнее... В конце 80-х руководство издательства начало, и порой не очень деликатно, подталкивать ветеранов к уходу на пенсию. Я был просто ошарашен, когда из уст директора прилюдно вырвалось громогласное: "Хватит Давыденко работать! Посадим вон... хоть Кургузова на ее место!.."
Можете представить после этого состояние и Тамары Тимофеевны и мое. Я сразу же зашел к ней в кабинет и принялся горячо заверять, что абсолютно ни при чем... Тамара Тимофеевна грустно улыбнулась: "Да разве ж я не понимаю, Юрочка... Тут дело совсем не в тебе..."
На пенсию она вышла в 1991-м, проработав в издательстве 33 года. Помогала мужу в его занятиях с литературно одаренными детьми: Владимир Андреевич руководил клубом юных сочинителей при областной и Центральной городской детских библиотеках, вел в газете "Молодой коммунар" рубрику "Ворон и Ёж", составил и выпустил пять сборников литературных произведений своих воспитанников. Иногда Тамара Тимофеевна внештатно сотрудничала с воронежскими издательствами как корректор или редактор. Кстати, при организации серии "Воронежские писатели - детям" я советовался с Давыденко и Добряковым по разным вопросам, связанным с подбором авторов и типовым художественным оформлением. А в первом томе серии - "В ожидании козы. Одиссея Георгия Лукина" Евгения Дубровина (2003) - Тамара Тимофеевна была редактором и автором вступительной статьи.
Но, увы, здоровье и Владимира Андреевича, и Тамары Тимофеевны всё ухудшалось... Его не стало 8 августа 2008-го, ее - 23 июля 2010 года.
А день ее рождения забыть невозможно - 12 апреля, День космонавтики. Она и сама по этому поводу всегда шутила.
Признаюсь, я очень рад, что сегодня мне выпала возможность вспомнить о Тамаре Тимофеевне Давыденко, замечательной женщине с добрым и твердым характером, три десятилетия бывшей "крестной мамой" детской и юношеской литературы всего Центрального Черноземья. А для меня она стала первой учительницей в таком нелегком, но таком прекрасном деле, как издание книг.
Огромное Вам спасибо за это, дорогая Тамара Тимофеевна!..
Автор особого предназначения
Не стало Василия Михайловича Пескова - нашего прославленного земляка, замечательного мастера слова, фотохудожника и телеведущего, лауреата Ленинской и Президентской премий, Почетного гражданина города Воронежа...
А ведь еще накануне печальной вести я читал в "Комсомолке"-"Толстушке" его по обыкновению стилистически безупречный и в то же время глубоко душевный, преисполненный великой любви к "братьям нашим меньшим" очерк о простых воробьях и как всегда узнавал из поэтичного и информационно насыщенного (никакого противоречия) "фирменного песковского" текста столько нового. И для ума и для сердца...
Но, конечно, лично для меня и моих товарищей-издателей Василий Михайлович памятен прежде всего своими книгами. К нему - известному на всю страну и далеко за ее пределами писателю, журналисту, неутомимому путешественнику мы, "центральночернозёмники" и давней, и недавней поры, относились всегда с огромным пиететом. Василий Михайлович на протяжении десятилетий являлся для нас, безо всякого преувеличения, эталоном и как талантливейший автор, и как прекрасный, исключительно порядочный человек. Воистину он был для ЦЧКИ автором особым, особенным, можно сказать, "автором особого предназначения".
Песков много раз приезжал в издательство - и в связи с подготовкой к печати либо выходом своих книг, и "просто так". Интересно и увлекательно рассказывал о дальних краях, в которых побывал, странствуя по всему миру, - Африке, Америке, Антарктиде, Северном полюсе, Индии, Китае, Вьетнаме, Новой Зеландии, государствах Европы и Средиземноморья.
Мы слушали как завороженные. Ну посудите сами: один из двух главных путешественников страны (второй - Юрий Сенкевич), наш земляк, сидит рядом с нами и рассказывает, рассказывает, рассказывает...
А получить из рук Пескова книгу с его автографом...
Ну, это вообще - не передать словами! Помнится, иные даже извлекали из сего действа некую "корысть" - просили Василия Михайловича подписать несколько книг: не только себе, а и кому-то из друзей, родственников. И шли потом к "адресату", допустим, на день рожденья...
Фурор всегда был невообразимый. Вот где формула "Книга - лучший подарок" подтверждалась целиком и полностью. Именинник или именинница с вытаращенными глазами и дрожащими руками лепетали: "Как!.. Это - о н?.. Тот с а м ы й?.." И еще не раз и не два за вечер выскакивали из-за праздничного стола, вновь хватали книгу, раскрывали на титульном листе и снова и снова читали (иногда вслух - громко и гордо) дарственную надпись автора, а потом, ей-ей, опять просто не знали, куда же ее положить или поставить. Кажется, готовы были даже водрузить в рамку и водрузить на стену.