За окном расчирикалась какая-то сумасшедшая птаха, и Мэтр проснулся.
Проснулся рано.
Очень, очень рано и очень, очень недовольно.
Некоторое время он ворочался, пытаясь вновь поймать ускользающий сон, но тщетно - сон ускользнул.
И Мэтр совсем рассердился.
Еще минут пять он сердито лежал, уставившись в потолок, а потом решительно встал, сунул босые ноги в шлепанцы и набросил теплый бархатный халат.
Неожиданно для самого себя сладко зевнул, потянулся, но оттого рассердился еще сильнее - какой был сон! Какой чудесный, чёрт побери, был сон, а тут...
Злясь, он вышел из спальни, злясь же, посетил то место в доме, в котором даже августейшие особы на краткое время становятся обычными смертными, и, внезапно вспомнив, как намедни, засыпая, намеревался назавтра обязательно заглянуть в главу пятую "Истории Франции" Мишле, решил незамедлительно в нее заглянуть.
Мэтр спустился по лестнице на первый этаж - дом еще только просыпался, нигде ни души. Он ступил в большой кабинет, где ежедневно трудились его помощники, и подошел к дальней стене с полками, заставленными справочниками, словарями и трудами по французской истории. Подошел, протянул руку к Мишле, и...
И вдруг замер как соляной столп.
Рядом с полками стоял рабочий стол самого молодого из помощников - легкомысленного и смешливого Дюбуа, который и служил-то у Мэтра всего месяца два, однако же, господа, гонор!..
Но почему, почему Мэтр замер как столп? Почему забыл о Мишле?..
Гм, Мэтр и так был сердит, а теперь - теперь он вмиг просто разгневался. В чем дело? А в том, что на краю стола Дюбуа он увидел вдруг стопку исписанных четким, крупным почерком новичка листков.
Ужас! Кошмар! Нарушение всех правил! Каждый вечер, в конце рабочего дня, Мэтр лично забирал всё, что написали за день его подчиненные, и относил в свой кабинет для последующей доводки. У Дюбуа он, помнится, забрал вчера выписки из Тьерри по гугенотским войнам для...
Но в таком случае - что это?
Что?!
Мэтр гневно опустился на стул, пододвинул к себе листки Дюбуа и, выудив из кармана халата очки, водрузил их на нос. Водрузил и, пробормотав: "Забавно, забавно...", начал читать.
И сразу же несказанно удивился.
"В час пополуночи, в Лувре, нетерпеливо расхаживая по кабинету и то и дело посматривая на часы, Людовик ждал военного министра Лувуа.
Меряя комнату шагами, король остановился у старинного итальянского зеркала. Встретившись взглядом с собственным тусклым отражением, поморщился: чёртов нос - дедово наследство, такой же длинный, как у старика Генриха. Впрочем, тонкая ниточка усов над верхней губой маскирует этот дефект, а уж мягкая аккуратная бородка делает его величество (как говорят) просто неотразимым. Сейчас король был без парика, и длинные каштановые волосы свободно падали на воротник. Не снимая черной широкополой шляпы и плаща, он присел у чуть тлеющего камина.
("Однако..." - хмыкнул Мэтр.)
Условный стук в дверь заставил Людовика вздрогнуть и подняться с кресла. Серый мушкетёр, стоящий на часах в коридоре, доложил о прибытии того, кого молодой король ждал с нетерпением и без кого не мог обойтись при решении важных государственных дел. Пока не мог...
Франсуа Мишель де Летелье, маркиз де Лувуа, сын канцлера Летелье, уже в двадцать семь лет стал военным министром. Являясь верным исполнителем и политических планов короля и его тайных личных замыслов, Лувуа пользовался безграничным доверием Людовика. И не зря: советы военного министра приносили пользу в делах не только военных.
Лувуа вошел и отвесил, согласно этикету, низкий поклон. Людовик снисходительно махнул рукой. То, что они были почти ровесниками, во многом определяло характер отношений короля и его министра. Людовик, хотя внешне и не показывал этого, в душе предпочитал людей, выдвинутых им самим, а не добившихся высокого положения в прошлые царствования. (Ха! Разве Мазарини не царствовал?!)
Король снова опустился в кресло и указал Лувуа на стул. Министр ждал, что Людовик начнет разговор первым, но тот не спешил, погрузившись в размышления. Наконец он поднял голову:
- Итак, господин де Лувуа, вам, вероятно, известно, зачем король посылает среди ночи будить своего министра и срочно приглашает его к себе?
Лувуа вновь поклонился.
- Прошу прощения, но ваше величество ошибается, если думает, что в это время я обычно уже сплю.
- Тем лучше - такое заблуждение из числа приятных, - пожал плечами Людовик. - Ну же, я жду доклада.
Министр извлек из портфеля тонкие папки с бумагами и вопросительно посмотрел на короля.
Тот молчал.
- Сир, прибыл курьер из Мадрида...
- Хорошо, потом!
- Голландцы жалуются на наши последние санкции по сокращению закупок у них сукна...
- Какая чушь! Дальше!
- Ваше величество, в Канаде...
- Дьявол вас побери! В два часа ночи мне плевать на Канаду!
- Но англичане, сир...
- И на англичан тоже!
- Смею заметить, ваше величество, что на англичан плевать не стоит даже в два часа ночи, хотя ими и правит ваш двоюродный брат Карл, который недавно опять... немного всех... удивил...
- Лувуа! - Король рассердился не на шутку.
Министр простодушно посмотрел на Людовика:
- А-а-а!.. Я, кажется, догадываюсь, сир... Это по поводу того человека?..
Король кивнул, остывая.
- Ваше величество, девятнадцатого июля мною послано господину де Сен-Мару, коменданту крепости Пинероль, письмо с подробными инструкциями. Он должен будет подготовить надежное помещение для вновь прибывшего узника.
- Однако, мне кажется, кроме Фуке в Пинероле сейчас никого нет, а камер там предостаточно, - заметил Людовик.
("Тебе-то откуда знать!" - проворчал Мэтр, вот только не ясно, кому адресовалась эта реплика, - Людовику XIV или же наглецу Дюбуа.)
Лувуа подтвердил:
- Совершенно верно, но некоторые указания, исходящие, если вы помните, непосредственно от вас же, сир, говорят о том, что обычная камера и обычные условия содержания, посещений и проверок несколько не подходят для этого человека.
- Это действительно так, - отвел взгляд король. - Но... Но не вообразит ли Сен-Мар, что новоприбывший - важная птица?
- Не думаю, - покачал головой министр. - В письме я, не указывая имени, называл его "бедным", "несчастным", даже написал, что он всего лишь слуга. Сен-Мару этого будет достаточно, Сен-Мар всё поймет... И не беспокойтесь, ваше величество, - для окружающих этот заключенный будет человеком низкого звания; соответствующей будет и запись в тюремной документации, если только вы, сир, не распорядитесь вообще не фиксировать прибытие и присутствие этого субъекта в Пинероле. - Лувуа украдкой посмотрел на короля.
Тот дёрнул плечом.
- Нет, господин министр, этот, как вы точно выразились, субъект должен быть записан в книгах крепости, как и любой другой, оказавшийся бы на его месте. Простолюдин, слуга - что в этом особенного?
- Особенное, ваше величество, уже то, что мужлан без роду и племени попадает в одну тюрьму с самим Никола Фуке да еще получает денежное содержание как какой-нибудь принц крови.
Король отвернулся к камину.
- А вот сие уже ваша забота, Лувуа. Он обязан затеряться в этой крепости. Поместите туда для отвода глаз кого-нибудь еще, запутайте регистрационные акты, - не вас же учить! Кстати, быть может, пора положить конец похождениям Маттиоли, - он совершенно обнаглел!
- Сир, но... но Маттиоли все-таки министр... - пробормотал Лувуа.
- Прищемив хвост этому мерзавцу, мы еще окажем услугу его королевству, - отрезал Людовик. - Подумайте и о других кандидатурах - пять-шесть персон, не более.
Лувуа хотел было спросить о предполагаемом сроке заточения таинственного узника, но вовремя прикусил губу. Людовик не тот человек (да он и не человек - монарх!), от которого можно ждать полной откровенности; более того, чрезмерная доверительность короля испугала бы Лувуа. Он не хотел знать всех тайн Людовика. Вернее, не хотел знать их от него.
- Скажите, господин министр, а правда, не удивит ли Сен-Мара интерес, с которым относятся к заключенному, занимающему столь низкое положение, высокопоставленные лица? - вновь обернулся к собеседнику король.
- Не удивило же это в свое время меня, сир, - отчеканил Лувуа. - Сен-Мар - человек отменной выучки и здравого ума. Отличный офицер. Кстати, в молодости он служил под началом господина д"Артаньяна и, несомненно, прошел хорошую школу. Если вы забыли, ваше величество, то посмею напомнить, что во время ареста д"Артаньяном Фуке Сен-Мар задержал одного из опаснейших сообщников суперинтенданта...
Людовик вяло махнул рукой, и Лувуа не понял, что означает этот жест, - пренебрежение к подобным мелочам или же знак, что король никогда ничего не забывает.
- Мы отвлеклись. - Людовик тряхнул головой. - Где он сейчас?
- В Англии, сир.
- Как в Англии?! Не так давно вы докладывали, что он в Голландии. А теперь уже в Британии?! Но что будет, если он встретится с...
- Не встретится. Ваше величество, если позволите, - я еще некоторое время назад рассудил, что пока от вас не поступило конкретных указаний, его проще будет "вести" с помощью своего агента. И, поверьте, гораздо лучше взять его не в Голландии - там будет огласка, пусть и минимальная, но, тем не менее, нежелательная.
Высадившись же в Англии и имея рядом нашего человека, он стал жертвой небольшой мистификации, вернее - спектакля. Короче говоря, недалеко от Лондона ему было сообщено, что английский покровитель пообещал выдать его французским властям. И сейчас он стремится попасть обратно во Францию, где его, естественно, как он думает, не ждут, - чтобы хоть на время затеряться где-нибудь в Пикардии или даже Нормандии, и потому мой агент ищет судно для переезда через Ла-Манш.
- Ну и нашел? - поинтересовался Людовик.
- Да, сир, давно. Одномачтовик "Морской конёк" или "Морская лошадь", точно не помню, стоит в Булони, и капитан ждет приказа.
- Но это обязательно должно быть английское судно! - повысил голос король.
- Оно и есть английское. Так что, если вы считаете...
- Сегодня двадцатое августа, Лувуа, - перебил министра Людовик. - Я надеюсь, в Пинероле всё готово?
- Несомненно, ваше величество. Об этом я уже извещен.
- Что ж, тогда действуйте. Пусть эта ваша "лошадь" или "конёк"... А как все-таки правильно, а?
Лувуа пожал плечами:
- Думаю, сир, этого не знает даже сам капитан.
- Ну и бог с ней. Так вот: пускай эта посудина снимается с якоря, как только придет ваш приказ. Да, кстати. Куда доставят пленника?
- В Дюнкерк.
- Почему именно туда? - поднял бровь Людовик.
- Потому что, сир, я совершенно случайно вспомнил о губернаторе Дюнкерка капитане де Воруа, душой и телом преданном вам и помнящем некоторые мои милости. Благодаря этому у нас не должно будет возникнуть проблем в окончательной стадии предприятия, так что видите сами - условия для задержания того человека просто идеальные.
- А он согласится плыть именно в Дюнкерк? - усомнился Людовик.
- Почему бы нет, сир? У его знакомого нам спутника там друзья, которые помогут найти укромное убежище во Франции.
- Ирония судьбы, ваше величество. Человек ищет одно, а получает совсем другое, хотя и с тем же названием.
- Я и не знал, что он ищет Пинероль, - туманно проворчал Людовик.
Лувуа со вздохом развел руками:
- Пути господни...
("Жалкий эпигон!" - фыркнул Мэтр.)
- Необходимо отдать последние распоряжения Сен-Мару, - напомнил король.
- Сразу же после ареста, сир, - кивнул Лувуа.
- Вы не вполне уверены в успехе, господин министр?
- А случай, ваше величество? Никогда не стоит сбрасывать его со счетов. Но, повторяю: всё продумано и предусмотрено до мелочей, и да поможет нам бог.
- Вам, Лувуа, вам! Вы меня поняли?
- Надеюсь, что понял, сир. И буду стараться доставить вам удовольствие.
- Лучше постарайтесь не причинить огорчений себе, - поставил Людовик на место приближенного, который, как ему показалось, чересчур уж возгордился и даже вырос в собственных глазах за эти несколько минут доверительной беседы с королем.
Людовик встал, надвинул шляпу на глаза и направился к двери.
- Выйдете отсюда через несколько минут, а то еще какой-нибудь возвращающийся со свидания кавалер подумает, что король и военный министр в два часа ночи обсуждали вопрос объявления войны Китаю или Московии. Спокойной ночи...
- Спокойной ночи, ваше величество.
Людовик оглянулся:
- Кстати, надо... подумать о тех людях, которые, ну... устраивают этот ваш спектакль.
- О них уже подумали, сир. Во Франции их не будет, - заверил Лувуа.
Король поморщился.
- Останутся в Англии? Ла-Манш не так широк.
- Я не сказал, что они будут в Англии... Да некоторых там уже и нет.
- Надеюсь, они достаточно далеко?
Губы Лувуа тронула жесткая улыбка.
- Дальше некуда, мой государь.
- Сколько их?
- О, не так и много.
- А... последние "друзья"?
- Ваше величество, это дело решится уже в Дюнкерке.
- Они французы?
- Да.
- Ну, по крайней мере, упокоятся дома. Прощайте...
Однако уже взявшись за ручку двери, Людовик остановился снова.
- Слушайте, ну а что же все-таки выкинул на сей раз мой брат Карл, а?
- О, ваше величество, ничего особенного... В Лондон приехало русское посольство: знатные бояре - шубы, бороды до пояса, меховые шапки - это летом-то!..
Людовик насторожился.
- И чего же хочет царь Алексей от Карла?
- Сир, мой человек попытался выяснить это, сопровождая короля и послов на прогулке в парке.
- Ну и?
- Увы. Сначала его величество рассуждал о лошадях, потом о собаках, а потом перешел к женщинам.
- А политика, Лувуа? - нетерпеливо топнул ногой Людовик.
- Сир, в какой-то момент главе посольства почти удалось перевести беседу в нужное русло, но на беду мимо как раз проходила некая дама, из тех, к кому благоволит король...
- А разве король благоволит не ко всем дамам? - хмыкнул Людовик.
- Но, государь, не одновременно же! Так вот, увидев ее, ваш августейший брат снова, извиняюсь, сбился с рыси, как он сам выражается в таких случаях, - и стал приставать к русским, нравится ли им эта дама и похожа ли она на римскую богиню.
- И что послы?
- Они были смущены, ваше величество, и кто-то пролепетал, что "насколько можно заметить" - похожа.
"Да действительно, чего тут можно заметить!" - воскликнул Карл - и девица, очень проворно освободившись от атрибутов нашего просвещенного века, предстала перед изумленными зрителями в костюме Венеры. Московитов чуть не хватил удар. А король, видя такую косность и непонимание красоты, рассердился и ушел со своей "богиней" прочь, бормоча под нос: "Варвары!.."
- Слава богу, Карл не умнеет, - покачал головой Людовик.
- Осмелюсь заметить, сир, - его отец был все-таки...
- ...Если бы его отец "был все-таки...", пивовары и мясники не отрубили бы ему голову, Лувуа! С добрым вас утром!..
Дверь за королем бесшумно закрылась.
Лувр спал.
Или делал вид, что спит..."
(- Нет, но каков, однако, наглец!.. - Мэтр вскочил и возбужденно заходил взад-вперед вдоль книжных полок.
Потом так же резко рухнул обратно на стул и вновь впился глазами в рукопись...)
"Маленький прибрежный городок Дюнкерк был, тем не менее, довольно крупным портом. Много судов, не только французских, но и голландских и английских, стояли в гавани или на рейде в море.
Ночь была душной, утро тоже. Ветер не приносил прохлады. Такая жара длилась уже несколько дней, и небольшой отряд, человек из двенадцати, разбивший лагерь неделю назад у прибрежного леса, проклинал свое вынужденное безделье.
Отряд состоял из солдат сомнительной наружности. Экипированы они были не блестяще и вполне могли сойти за шайку разбойников, поэтому, наверное, в первое же утро к ним подъехали кавалеристы, начальник которых представился офицером для поручений при губернаторе Дюнкерка капитане де Воруа. Правда, после короткого разговора с лейтенантом отряда офицер почтительно откланялся и быстро ретировался.
Как мы уже заметили, упрек во франтовстве достойные люди, расположившиеся на морском берегу, ни в коей мере не могли бы принять на свой счет. Кожаные куртки и штаны из грубого сукна, потертые плащи, мятые шляпы и ботфорты различных степеней изношенности - такова была одежда странных солдат. А смуглые, обветренные, покрытые шрамами и рубцами лица и дерзкие глаза не сулили ничего хорошего тому, кто рискнул бы перейти дорогу этим людям.
Лейтенант же казался дворянином. Одежда его была простой, но опрятной и чистой: куртка и перевязь из отличной кожи, темные панталоны, начищенные до блеска ботфорты, шляпа с маленьким пером. Вооружен он был длинной шпагой, волочащейся при ходьбе по земле, и широким кинжалом. Из-за голенища ботфорта торчала рукоятка стилета. Кроме того, в седельных кобурах покоились два больших пистолета, а на луке висел аркан. С таким арсеналом офицер, без сомнения, смог бы, при наличии достаточной силы и ловкости, справиться с десятком врагов.
Бесстрастное же лицо его могло было быть лицом и благородного человека, и негодяя.
За лейтенантом по пятам, не отходя ни на шаг, всюду следовала огромная собака, черной масти, с мощными клыками и налитыми кровью белками глаз.
Люди, собравшиеся здесь, никогда раньше друг друга не видели, к тому же понятие о дисциплине было у них весьма поверхностным, - и лейтенанту, решившему навести во вверенном ему войске хоть какое-то подобие порядка, сразу пришлось столкнуться с энергичным сопротивлением.
Однако при первом же акте неповиновения, выразившемся в предложении куда-нибудь уйти и оставаться там по возможности дольше в ответ на какой-то приказ, двое бандитов были наказаны - ударив стилетом по лицу, офицер одному располосовал щеку, другого едва не разорвала черная собака.
Больше охотников спорить с лейтенантом не нашлось...
("Ишь ты!" - поморщился Мэтр.)
На холме показался всадник. У края обрыва, круто падающего к берегу, он остановил коня. Бродяги, схватив мушкеты, выжидательно поглядывали на предводителя. Тот, видимо, узнав всадника, махнул рукой - "отставить" - и вскочил на своего жеребца. Проехав вдоль берега, поднялся на холм и подскакал к неподвижно стоящему пришельцу.
Головорезы, столпившиеся на песке, увидели, как их начальник почтительно снял шляпу и поклонился. Начался разговор, но слов им, из-за значительного расстояния и резких порывов налетавшего с моря ветра, не было слышно.
- ...Господин лейтенант, - резким, каркающим голосом заговорил приезжий, снимая закрывавший лицо капюшон. - Корабль неожиданно изменил курс и сейчас идет в Кале. Или наш подопечный что-то заподозрил, или это простая предосторожность, но, несмотря на уговоры моего агента, в Дюнкерк он заходить не захотел. С корабля удалось ускользнуть на шлюпке верному человеку. Он недавно приплыл и рассказал об этом.
Еще одно настораживающее обстоятельство: в гавани Кале появился какой-то отряд. Это не наши люди, лейтенант, их вообще там никто раньше не видел. Судя по произношению, некоторые из всадников голландцы, а ведь он прибыл в Англию из Голландии. Так что будьте готовы. Я, конечно, уведомлю господина де Воруа, но лучше обойтись своими силами - меньше шума и огласки. Рейд с пальбой регулярной кавалерии не скроешь, а вокруг и так слишком много глаз и ушей.
- Ваше преподобие, - самодовольно ответил офицер, - за своих людей я ручаюсь, тем более, не забывайте и про нас с Томасом. Возможно, ему тоже придется сыграть роль в этом представлении, и если... - Он не договорил, всматриваясь вдаль за спину собеседника.
На дороге показалось облако пыли, которое быстро приближалось.
Обернулся и незнакомец. Вскоре уже можно было различить всадника, несущегося со стороны города и постоянно пришпоривающего коня. Тот, кого офицер назвал "ваше преподобие", процедил сквозь зубы:
- Что-то случилось... Но что?..
Всадник с трудом остановил разгоряченное животное и спрыгнул на землю.
- Господа, корабль подошел к Кале, но, видно, что-то насторожило экипаж. Сейчас он идет назад вдоль берега, может, ищет место для высадки. Те люди в гавани оседлали лошадей и собираются выступать. Господин губернатор просил узнать, какие будут распоряжения. Его отряд наготове.
- Передайте Воруа, чтобы солдаты пока оставались на месте. Отправляйтесь, я еду следом, - кивнул священник, а когда гонец, поклонившись, вскочил в седло, повернулся к предводителю головорезов:
- Вам всё ясно, лейтенант? Снимаетесь через полчаса. Уничтожьте, по возможности, следы своего пребывания здесь, а затем - по берегу к Кале. Больше не будет никаких инструкций. Задачу объясните своим подчиненным как можно позже, непосредственно перед делом. Истинный смысл операции известен только вам. За вашим отрядом на некотором расстоянии будут следовать кавалеристы де Воруа и с ними я. Передадите того человека мне и останетесь там. После нашего отъезда сможете произвести расчет. Всё понятно?
- Всё. И когда мы увидимся вновь?
- Будьте вечером в порту. К вам подойдет старик горбун и отведет ко мне. Куда именно, пока сказать не могу. Желаю удачи... И помните: осечки быть не должно, иначе несдобровать нам всем. Да благословит вас господь!..
Всадники разъехались. Офицер направил коня в лагерь.
Солдаты засуетились и бросились исполнять распоряжения лейтенанта. Несколько человек пошли к коновязи седлать лошадей, остальные снимали палатки, бросали мусор в костер, подгоняли снаряжение.
Лейтенант, сидя на пустом бочонке, гладил пса по громадной голове.
Небо было серым, ветер, постепенно усиливаясь, нес к берегу длинные волны, глухо шумел в прибрежных кустах и деревьях.
Наконец все было готово. Один солдат, остерегаясь собаки, с почтительного расстояния доложил, что можно отправляться.
Держа запасных лошадей в поводу, всадники ждали своего командира. Лейтенант сел на коня и взмахнул шляпой. Отряд, как стая гончих, промчался по берегу и поднялся на равнину. Рослый жеребец вынес офицера вперед. Вся кавалькада устремилась за ним..."
(Мэтр поднялся и сходил в свой кабинет за трубкой. Раскурил ее и, прихватив старинную бронзовую пепельницу в форме омара, держащего в клешнях раковину-поднос, вернулся обратно. Сел и продолжил читать.)
"Молодой человек, высадившийся из лодки первым, ступил на отделявшую песчаную косу от леса зеленую лужайку. Его спутники задерживались. На баркасе, шедшем к берегу вслед за лодкой, фыркали, испуганно глядя на пенистую воду, лошади.
Молодой человек находился уже довольно далеко от берега, когда послышался топот копыт. Он остановился. Кони с баркаса, видимо, почуяв сородичей, заржали, и серый жеребец вдруг прыгнул за борт. Вода доходила до брюха - разбивая широкой грудью волны, он выскочил на песок и, задрав хвост, галопом понесся к лесу. Молодой человек бросился навстречу жеребцу, преградил дорогу. Тот замер... и через мгновение всадник уже поворачивал обратно к берегу.
До воды оставалось совсем немного, когда из-за холма показался конный отряд. С криком всадники устремились к юноше, выстраиваясь на скаку подковой.
К морю уже не прорваться... Беглец пришпорил коня и бросился назад. Тщетно - из леса тоже выезжали вооруженные люди.
Молодой человек опустил поводья и, казалось, смирился с неминуемым пленением... Но что это?! Всадники второго отряда на полном скаку разомкнули ряды и, не останавливаясь, пронеслись мимо, а один из них, сорвав с головы шляпу и чуть поклонившись в седле, хрипло произнес: "Не бойтесь, мессир, мы - друзья..."
Побледневший юноша не смог ничего ответить от волнения. Он только растерянно кивнул и непонимающе глядел по сторонам.
Два отряда сближались.
Черноволосый предводитель нападавших со стороны моря, пропустив своих людей вперед, приотстал. Возле ног его лошади бежал, вывалив из пасти красный язык, большой черный пес. Бандиты, недавно покинувшие свой лагерь, - а это были они, - попытались перестроиться, так как растянувшаяся дугой их тонкая цепочка была бы неминуемо сметена ударом каре противника.
- В кольцо! - закричал смуглый лейтенант. - В кольцо!.. - Но его солдаты не успели осуществить задуманное. Несколько мгновений - и отряды сшиблись...
- ...Вы что, всех убили, Фернье?! - Священик в притворном изумлении закатил глаза.
- Не валяйте дурака, ваше преподобие! Может, еще спросите, по чьему приказу? - Лейтенант хлестнул плетью по отвороту пыльного ботфорта.
("Безобразие! - скривился Мэтр. - Я еще должен догадываться, кто и кого убил?! Мальчишка!..")
- Вот именно, по чьему же? Очень любопытно узнать!
- Святой отец, я вас не понимаю... - Глаза офицера потемнели.
- А я вас. Когда это отребье напало на королевских драгун, но получило хорошую трепку, вы - подстрекатель и зачинщик - добили уцелевших сообщников, а теперь еще и грабите трупы! Скажите спасибо, что сами избежали ареста. Знаете, как нелегко было уговорить Воруа не трогать вас... пока...
Плеть просвистела над его головой.
- Поганый святоша!
- Ну, тише, тише...
- Решил отделаться и от меня! А ты не подумал, останешься ли в живых после нашего свидания? Ваше преподобие, вы или осёл, или самоубийца!
Кривая усмешка:
- Ни то, ни другое. С самого начала нашей милой беседы на вас, Фернье, смотрит мой пистолет, из-под сутаны, разумеется. А есть еще два. Вам же, догадываюсь, стрелять сейчас нечем, ведь верно? Не думайте, что только военные умеют драться, и перестаньте размахивать своей плеткой - вы просто смешны. Одно неосторожное движение - и пуля в лоб вам обеспечена. Я не промахнусь, будьте уверены. Нельзя же в самом деле безнаказанно оскорблять человека только потому, что он смиренный слуга божий и не всегда может ответить грубостью на грубость. Ну-ка бросьте свое смехотворное оружие и сядьте, ради всего святого... ну, хоть на этот пенёк. Вот так, отлично! А теперь поговорим как добрые старые приятели.
Побледневший Фернье, казалось, вот-вот задохнется от злобы. А святой отец, как ни в чем не бывало, загундосил фривольную песенку и, держа в вытянутой руке пистолет, стал отвязывать от дерева его коня. Потом подошел к своей лошади, уже принявшейся щипать траву.
- Сидите спокойно, шевалье, дайте мне взобраться в седло. В пожилые годы это не так просто. Другое дело вы - молодой, ловкий, сильный. А я, бедняга, отяжелел, да и верхом езжу не часто, сан не дозволяет... Вы там не шевелитесь, не стоит!..
Фернье, стиснув зубы, бросал яростные взгляды на священника, поудобнее устраивающегося в седле. Эх, если бы Томас был рядом...
Святой же отец гаденько ухмыльнулся:
- Господин бандит... или шевалье, - как предпочитаете? - очень прошу, запомните следующее: отныне вы - труп... Стой, лошадка, стой!.. Вообще-то сообщу, что вас намеревались убить сразу, как только будет покончено с шайкой. Но, пользуясь своим скромным влиянием, я упросил командира драгун оставить "главаря" мне и, разумеется, пообещал застрелить его сам, едва получу некоторые нужные мне сведения... Ох, какое жесткое седло... Так вот, сведений мне от вас никаких, разумеется, не нужно, и потому сейчас я вас...
Фернье весь напрягся, а священник издевательски почесал затылок.
- ...Сейчас я вас отпущу, шевалье, не волнуйтесь. Да вы, кажется, боитесь? Такой бесстрашный и грозный - сидите и дрожите на старом пне, а я, слабый и робкий недостойный пастырь, уеду верхом да еще уведу вашу лошадь. Да-да, а как же? Безопасность, мой друг, - превыше всего!
Святой отец достал большой платок и шумно высморкался. Потом кротко сообщил:
- Фернье мертв. По крайней мере, для Франции. Мне всё равно, где вы будете завтра, - в Неаполе или Брюсселе... Да, денег-то хватит? Успели обчистить кошельки соратников? Ну, еще успеете...
А хотите начистоту? Ведь я знал, кто вы и откуда появились восемь лет назад. Напомнить, чем занимались до нашего знакомства? Ну, не буду, не буду. Не ёрзайте, а то штаны протрете.
Священник помолчал, дожидаясь, что его визави что-нибудь скажет. Не дождался и картинно воздел ту руку, в которой не было пистолета, к небу. Воздел и утробно вздохнул:
- Я отпускаю вас, друг мой, отпускаю совершенно бескорыстно, но... с единственной просьбой: если когда-нибудь, случайно, встретите своего хозяина... - Многозначительно понизил голос: - Своего настоящего хозяина, - то передайте ему мой нижайший поклон и не забудьте рассказать, что это я вас спас. Вы знаете кое-что о нашем последнем деле, немного, но всё же, - можете поделиться сведениями с вашим господином. Франции это серьезно не повредит, а он, думаю, сумеет извлечь для себя что-нибудь любопытное и полезное. Всё, больше не издам ни звука - я же патриот, в конце-то концов!
И теперь, как это ни грустно, нам пора прощаться, шевалье...
- Два слова, ваше преподобие! - Хотя голос Фернье дрожал, он, по-видимому, уже вполне оправился от первоначального потрясения.
- Ну давайте, милый, давайте...
Фернье дёрнул щекой.
- Я ведь могу донести на вас в первом же попавшемся селении первому встречному полицейскому или судье, и тогда главной трудностью властей будет найти кусок мыла, веревку, которая бы вас выдержала, и дерево покрепче.
Священник деланно оскорбился:
- Клевета! Я вовсе не так тяжел, как вы воображаете! И потом, молодой человек, ну ни за что бы не подумал до сего дня, что вы идиот. Забываете, дорогой мой, о пусть скромном, но весьма прочном положении недостойного слуги божьего в этом греховном мире - раз. Времена Ришелье давно миновали, просто так теперь не вешают даже преступников - это два. А у вас что, есть какие-нибудь доказательства или документы, изобличающие меня в измене королю? И где свидетели, сын мой? Нет, сначала повесят вас, а потом примутся оправдывать меня, так-то вот.
Он проворно сунул руку за пазуху, что-то достал и показал сжатый кулак Фернье.
- Знаете, что это? Смотрите...
Пухлые пальцы разжались, и Фернье увидел маленький серебряный крест, обвитый золотой лилией. Мгновенье спустя толстая рука опять нырнула под сутану.
- И что же это? - прищурился Фернье.
- А это, любезный друг, и пароль, и пропуск. Пропуск к его величеству в любое время дня и ночи. Так что не вам тягаться со мной, идальго!
Ну а теперь действительно пора прощаться. Надеюсь, вы немного поумнели. Или же нет и всё еще считаете ослом меня?..
Фернье молча наблюдал, как святой отец забрал поводья его коня и тронулся рысью, не опуская пистолета и продолжая елейно улыбаться. Он провожал священника взглядом, пока тот не скрылся за холмом, потом зло сплюнул и буркнул себе под нос: "Конечно, тебя, кого же еще, старый дурак!.. Однако спасибо за науку - шутки шутками, а при других обстоятельствах эта церковная крыса могла бы стать моим последним воспоминанием о прелестях земной юдоли... Но нет, досточтимый падре, это вы здорово сели в лужу!.."
Пробормотав сию тираду, Фернье продолжил свое занятие, от которого его так бесцеремонно отвлек раб господень с пистолетом.
Собрав кошельки, он перенес убитых в лодку и крепко привязал к скамейкам. Нашел тяжелый острый камень и несколькими ударами проломил в низу борта дыру. Оттолкнувшись от берега, выгреб на глубину, затем бросил весла и накренил лодку. В пробоину хлынула вода. Когда она стала достигать колен, Фернье прыгнул в море.
Почувствовав под ногами дно, он встал и оглянулся - лодки не было, волны качали одинокое весло и две фетровые шляпы..."
(Трубка погасла. Мэтр вновь раскурил ее. Раскурил и принялся читать дальше.)
"Достав из мешка сухое платье, Фернье переоделся, вылил из сапог воду и, захватив шпагу и кинжал, пошел к лесу. Нырнув в кусты и пригнувшись, чтобы не исцарапать лицо и не порвать одежду об острые сучья, он стал поспешно пробираться к оставленному в землянке пленнику. На звуки шагов угрожающе зарычал Томас и сразу же смолк, почуяв хозяина. Фернье потрепал его по косматому загривку и оттолкнул с тропинки. Вцепившись в обломок корневища, служивший "дверной" ручкой, приоткрыл замаскированный вход и шагнул вниз. Томас скользнул следом, и "дверь" захлопнулась...
...Пленник сидел на деревянной скамье, казалось, в той же позе, что и час назад. Несмотря на смертельную бледность и капли пота, выступившие на лбу, он, видимо, сохранил выдержку и хладнокровие, насколько это вообще было возможно в такой отчаянной ситуации. Глаза горели угрюмым огнем, и не страх, а ненависть искажала красивое тонкое лицо.
Фернье достал из ящика еще одну свечу, зажег и укрепил на грубом столе, под которым тотчас развалился Томас, не сводивший с пленника багрово-тусклых при скудном освещении глаз. Потом он уселся на ветхий стул и взял в руки кинжал. Несчастный рванулся, но тут же замер - тонкие ремни, врезавшись в кожу, до боли сдавили запястья.
- Месье, - зазвучал в тесном и сыром подземелье хриплый голос, - прошу извинения за те неудобства, которые пришлось вам доставить. Сейчас я вас освобожу, но обещайте не кричать и не бросаться на меня с кулаками. Томас не любит резких движений и так быстр и силен, что не всегда удается вовремя оттащить его от жертвы. Ну что, обещаете вести себя благоразумно?
Бедняга, впившись взглядом в собаку, казалось, не видел и не слышал ее хозяина. Он словно раздумывал какое-то время и наконец медленно кивнул.
Кивнул и Фернье:
- Отлично!
Острое лезвие в один миг рассекло путы на руках и ногах молодого человека. Потом Фернье вытащил кляп.
- Прошу вас, сидите! Сначала выслушайте, а после задавайте вопросы. Итак...
Итак, вы прибыли из Англии, имея целью... Но, впрочем, цели этой я не знаю, знаю лишь, что вас пытались похитить - отряд королевских драгун из гарнизона Дюнкерка, неизвестные всадники из Кале и, уж простите, шайка головорезов, в числе коих находился и я...
("Юнец начитался моих романов, - усмехнулся Мэтр, однако тотчас же посерьезнел: - Но впрочем, похоже, не только моих и не только романов...")
- Вам известно, зачем? - с трудом разлепив губы, еле ворочая непослушным языком, проговорил пленник.
- Точно - нет, хотя могу догадываться. То есть, мне не ведома конечная цель похищения, планы ваших врагов. А схватить вас должны были наемники, - Фернье усмехнулся, - которым... щедро заплатили, и передать людям де Воруа, коменданта Дюнкерка.
А ну-ка смотрите!..
Фернье отошел к стене, наклонился... а когда он повернулся, молодой человек не смог сдержать испуганного возгласа...
На него глядела тусклая металлическая морда, грубо повторявшая черты человеческого лица: нос, уши, брови... На месте глазниц были прорези, а между железных губ зияла тонкая щель.
"Призрак" несколько мгновений полюбовался на произведенный эффект и сбросил маску.