|
|
||
Суть акции.
Два вагона лета появились в 1994-м году в стиле только что вышедшего в свет хаотического календаря. Если для простого человека само понятие хаос - это нечто из ряда абсурдных вещей, то это происходит по причине невероятной удаленности нынешнего времени от своих древних корней. Изучая мифологические изыскания древних народов, группа G.S.M.B. создала некий собирательный перефраз старых философских течений - своеобразная смесь строгой метафизики, частично - современной рок-культуры и декаданса. Полное наплевательство на нынешние представления о жизни и смерти. Фестиваль двух вагонов - это трансформированная в современном стиле мистерия празднества дня возрождения, когда из мира мертвых возвращается на свет богиня любви Инанна. Древний Урук цвел, охраняемый силами Ме, и чувства странного единения плавали над городом, пока в назначенный срок привратник Нети не забирал Инанну вновь в страну без возврата - в самые недра.
Первоначально Два вагона лета имели вид загадочного праздника, который несколько лет подряд проводился где-то в отдалении от города, на пустынном полустанке. Лето, как символ чего-то светлого, потустороннего, проскакивало мимо, ведомое тяжким локомотивом. Лето оплодотворялось идеей. С уходом Симона Перцева в мир Белых башен акция имеет вид сугубо литературный. Стихи разнообразных авторов собираются в сборник, стихи самые разные по форме и звучанию.
Главное - дух единения с природой, сном, воображением. В 1999-м году акция была широко оплевана двумя краснодарскими союзами писателей. ОБ Кунсткамера, проводившая этот фестиваль, еще раз доказала свою альтернативность.
Что нужно для участия в Двух Вагонах? Талант, желание и воображение. Прочее лишь прилагается. Составленный литературный проект помещается в различные Web-журналы, а также, в перспективе, имеет возможности публикации отдельной книгой.
О Кунсткамере
ОБ Кунсткамера образовалась в 1999-м году. Если говорить о том, что создания общества несло за собой какую-то определенную цель, то это - напрасное дело. Кунсткамера - музей странной информации, который постоянно пополняется свежими вещами. Кунсткамера - это протест слепоте, протест закрытым умам. Идете вдоль полок, на них - сюжеты, основанные на наблюдении чужих миров, вещей необъяснимых или же просто странных. Здесь - теория Сергея Го об искусственной реальности, созданная задолго Нирваны и Матрицы, Ужение Луны Симона Перцева, Земля Нерусская, Цветение Шестого Пальто и многое другое, непонятное, но - трогательное. Поэтов множество. Многие из них давно уже разбежались по сторонам. Кунсткамера усердно хранит их следы, словно звездную пыль.
Об участниках акции:
Алекс Хантер - редактор ОБ Кунсткамера. Нынешний стиль его - это вулкан, спрятавший на время свой огонь. Для акции взяты специально подготовленные работы.
Мартин Логран - продолжатель синтетического стиля, поэт искусственных форм, не имеющих ничего общего с окружающим. Действительность и поэт Логран частенько спорят на тему, - кто из них вымирает. Но ночь - лишь тяжелые крылья, которые уносят их из иллюзии в реальностью.
Джессика Найт - пример колыхающейся свечи. Настроение - это ветер, и это хорошо видно в ее работах. Джессика - самый талантливый человек в городе.
Симон Перцев - ушедший символ, первый декадент всех времен, не считая того, что он мастерски владеет чувстволм грани.
Поэт зла В.Нерусский ныне отказался от своего имени и живет в деревне. Запредельность его стихов во многом истекает из старых хард-роковых тематик времен зарождения.
Сергей Го - человек-барабан, метафизических дел мастер, ныне проживающий в Израиле.
Стихи -лишь редкое движение руки по велению проснувшегося среди вселенской лени вдохновения.
Константин Новогреческий - гранд армавирской поэзии. Крайне неприятен краснодарскому журналу Родная Кубань, пропагандирующему псевдохристианский национализм. Идея Новогреческого - интимность слова. Почитает Анненского.
Ася Крыльцова - вологодская художница настроений. Стихи для нее - погода. Они расцветают весной и гаснут осенью. Их двойная тематика- воля тайны.
О В.Нерусском.
Поэзию зла нельзя отождествлять со злом человеческим, замешанном на вечной иронии, на борьбе за право быть вожаком волчьей стаи. Примкнув к группе G.S.M.B., В.- черный романтик, познакомился с мрачным колдуном Савелием Машино, человеком странного двуличия. Мирские люди знали его не более, как простого автослесаря, на деле же человек этот
(был ли он вообще человеком) обладал великой силой, с помощью которой подчинял себе нужные обстоятельства.
Знакомство было для Нерусского взлетом и началом падения.
Подчинившись течениям нечеловеческих миров, Нерусский потерял душу. Последний его сборник - Зло дидактическое полон неземных тонов, и это - цвета угасания.
Нерусский родился в Армавире, где жил под именами Владимир Армянов и Алик Петросян. Оба имени - равнозначны. Попытав счастья в Москве, где он собирался организовать собственное движение, Петросян переехал в Краснодар. Остальное описано в книге История G.S.M.B.
Нерусский - опасен. Стихи - скрытая язва. Души же, ощущающие, как где-то в раскаленном земном ядре шевелится Вий, могут чувствовать себя в этих строках комфортно. И все это - вовсе не стиль, рожденный Бодлером. Вчитайтесь глубже. Зла нет. Лишь много темной краски на лице кокаинового арлекина.
Кочующие мысли.
Каждая акция - следующая ступень предыдущей. Актеры остаются. Ушедшие присылают свои тени, и они гуляют в общем хороводе. И это - не язычество. Бог был младенцем, стащившим у родителей пульт управления игрой. Он растет, но мы видим лишь секунды его бытия. В следующую минуту мира уже не будет.
Бытует легенда о баре на краю света. Мир ломается, лопается и возрождается из пепла. Неясно - фон ли это? И где те редкие игроки, ради которых все это задумано? Согласно легенде, катаклизмы переживаются игроками в баре, где не движется даже воздух. Висит дым. Висит время. Плавно течет вино из крана бочки, а за окном идут эры. Вышедший покурить к динозаврам может быть удивлен в следующий свой выход, обнаружив, что на дворе давно уже время космических полетов. Он идет смотреть. Никто не замечает, как долго его нет. Это - бар на краю мира. Он пребывает в веках.
Побывав однажды в этом заведении, поэт синтетического стиля Логран заболел манией всеобщей игры. Он кричал в небо, ожидая, что в небе откроется люк, и выглянувший бог что-нибудь спросит. Но бога не оказалось. Логран кинул в котомку перо, бумагу и бутыль вина и двинулся в скитания. В Городе Пиджаков ему повстречался редактор Хантер, сочинявший томительную ложь. И вот - новый путь. Стены Гранулированной Москвы еще строятся, но стиль определен. После долгих путешествий Логран признает себя асом смеющегося жанра. Приглушите музыку. Новая лира - это давно забытая, вновь проснувшаяся рифма.
О редакторе Хантере.
Кунсткамера - нечто вредное и опустившееся - говорит помидорный апофеоз Родная Кубань Поэты Кунсткамеры тупы, как Козьма Прутков - твердит союз писателей. Гости Кунсткамеры - люди недалекие - подтверждает еще один союз. Что же сказать о редакторе?
По утверждениям самого Хантера, он родился в 1994-м году. Душа его обитала в энергетической воронке, пока однажды не вылезла и не оккупировала умирающее тело, По другой теории. Ничего подобного не происходило. Унаследовав от своих персидских предков странную силу, Хантер ничего не подозревал, пока в том самом году все это не свалилось ему на голову, что и предопределило его дальнейшую судьбу. Хантер пришел в G.S.M.B., а после распада группы основал Кунсткамеру.
Хантер - автор обширных трудов в области метафизики. Переработав знания, передаваемые из поколения в поколение, он создал свою собственную точку зрения, отличную от всего ныне существующего. Нечто аналогичное можно отыскать лишь в древнедельмурских философских течениях 2тыс.лет до н.э.
В одной из прошлых жизней, по словам Хантера, он жил в Вавилоне, оттого и такая тяга к прошлому. Самая большая поэтическая работа - изотерическая поэма Ветер на спичках - образец стиля, существующего в единственном варианте. Любимый поэт Хантера - Игорь Северянин.
Симон Перцев.
Стихи, найденные на чердаке
Руль.
Ручка - мой руль стеклянный.
Водящий, водимый, синий.
Мысли - мой путь обманный
По степям, где мак скосили.
Дорога считает горы,
Дорога- судьбе ответ,
Но в центре моих историй
Стоит велосипед
Не забывай.
Не забывай мои синие очи
Цыганские темные ночи.
Когда пред Тюменью егерьной
Мы сказкам неясным верили.
Мы все имена разиначили.
Ведь слава, как линька - слаба.
Мы все об удаче судачили,
Меняя значенье словам.
Я спился любовью в той полночи.
Я долго лечился потом.
Не в рифмах искал я помощи,
А в чувствах, что били гуртом.
Нескоро нектары заклеятся,
Я встречи другой не ищу,
Но знаю, - туманы зардеются,
Я к звездам с тобой полечу.
* * *
Когда бессоница -дурман,
Послушай мой совет.
Несчастный поиска не знал,
Он слаб в своей норе,
Стократ счастливей, кто не спал
На огненной заре.
Не спи однажды, чтоб узреть,
Что горы, как черта,
На пиках носят солнца медь,
И тянется игра.
И свет, и росы, ночь прогнав,
Любуются тобой,
И духи, мысли разметав,
Зовут тебя с собой.
Хантеру.
Породнятся змеи,
Их свет - луч.
Кто театр содеял,
Тот навек могуч.
Породнятся гады,
А классики - вон ,
Рифма, как армада
Скажет свой закон.
Норма - не тревога,
Боль свою множь.
Все равно в итоге
Лишь одна ложь.
Ставрида.
Мне виден ключ, я отмыкаюсь.
С молчаньем глупым я навеки разлучаюсь.
Кричу соседу в лодке - трал давай.
Ставриду хитрую домой не отпускай.
Бессонница.
На мессе люди бредят фиолетом.
Конфигураций - тьма. Я не спешу с ответом.
Бессонница настраивает нас
Писать во тьме души иконостас.
Из сборника Бестия-скверность.
Странные травы.
Церера - в алтаре проблеск минутный.
Юрок принес кальян - несессер перламутный.
Газепо танцевал в динамике большом,
Трава - мой дом.
Мне было десять лет отроду,
Я мак принял и повзрослел,
Так не ругай же непогоду,
То - не удел.
Погода в голове - забудьте эти все заборы
На вахте корабля,
Юрок, смотри, вот выросли узоры
На сердце у меня.
Я Свитчера видал, и он огромен, как замысл,
Кури со мной, коль твой мечтальник не прокис.
И повторяй учителей, и собирайся,
И с девкой щуплою в подъезде обнимайся.
* * *
Назойливая чернь нас в церкви оплюет,
Огонь раздует и к столбам привяжет,
Все так случится, знаю наперед,
Наш змей воздушный над столетьем машет,
В которое уж нам не перейти.
Логран.
Наполнен новою игрой,
Он человек, когда бумажен.
В хаосе сумрачная длань
Его разводит очертанье,
И привлекает тьмы слиянье,
Когда у бездны рвет гортань.
Путешествие китайского стиля-1.
Голову - на рельсы!
Не резать - слушать,
Что где-то на круглых ногах-
Поезд - странное существо.
И шпалы глазом лизнуть,
Подумать - быть может
Их привезли из Петербурга
В 1917-м году после того,
Как их увидел
Александр Блок.
Клуб Љ48.
Тарелочность извне, как ты - один,
Как - никотин -
Без человека,
Когда останешься один,
Сей клуб - утеха.
Игра в поэзию -
Больных удел,
А мне, как ферзю
Темно бескрылых тел
Собранье,
Не нахожу себе я оправданья.
Когда уйдут все гости
Тропою сна, постельною тропой,
Мы раскидаем перламутровые кости,
И по мирам взлетим, друг мой.
И долго сердце, отупевшее от мук
Ни строчки не напишет после ража.
На сто веков продлиться час разлук
Ментального учебного вояжа.
* * *
Почему же мы слушаем здравь?
Если знание - ложно,
То какая же явь?
Ты себя не поздравь
С обретением моды,
А желанье оставь
Под любую погоду.
Пусть зима в голове,
Север страстен - поверь мне.
Пусть не станешь ты первым -
Оставайся один.
Я сам.
У руля - вам
Места я не дам.
Пусть я руб отдам,
Но зато - сам.
Жизнь- изгнанье,
Жизнь - сованье,
Нос туда сюда
И себя - вглубь тебя.
Из сборника Моя Индустрия - последние стихи.
* * *
Я вспотел от стихов,
Я презирал отцов,
И видел лишь шар,
А в шаре - миров пожар.
Меня изгоняло слово
От личности - прочь
Я почитал Толстого
И лермонтовскую ночь.
И рок, и труды,
Библиотеки чар,
Но понял - пора идти
И мне - в тот пожар.
И там не курить,
Да и кроме того,
Все о друзьях забыть,
А также забыть вино.
* * *
Мы слуги страхов глупых,
И штампов, и бумаг,
Желаний многоруких
В затейливых мечтах.
Традиций непомерных,
И рингов, где любой
Других людей соперных
Насилует борьбой.
* * *
Без таен - западло,
Без таен - водка,
Да в баре - толстое мурло
С уставшею походкой.
Без таен - господа,
Без таен - вот беда,
Слова без продолжений,
Задачи без решений.
Без таен гриб растет
В извилинах трудливых,
И знанье, и почет
Стремлений сиротливых.
Без таен все умрут,
А с тайной - есть надежда,
Что кони подождут
Последних лет промежду.
* * *
Короче, полдень. Минус шесть.
Иголкой вверх - труба.
Хочу к тебе, моя присесть,
Угрюмая судьба.
Себя впустую исписав
Я мало отыскал,
И друг мой, выход увидав,
Иное показал.
Туда не каждые идут,
Тот храм не пуст, как сей.
Там идол выдуманных пут
Не крутит карусель.
Там одинокая змея
Себя от века в век
Съедает, вечностью горя
И чужд ей человек.
И я, природу потеряв,
Завистливой толпы,
Пойду, настойчивость приняв
Раскидистой звезды.
И там возлягу, как посев,
И вновь среди полей
Взойду и буду среди всех
Неизбранных людей.
Сергей Го.
Цветы
Море полно надежд.
Есть два моря.
Море обмана.
Реальность цветов.
Реальность братьев По,
Что едут в пещеру.
И море, где два корабля-
Мои двойники,
И я их боюсь.
И с детства мой друг
Был жизни - прозрачный сосуд,
И жизнь протекала,
И прятала клюв.
И если менялась реальность,
Мой друг оставался,
И если менялося время,
Мой друг не спешил с ним равняться.
И вот он отплыл,
И с ним - мой двойник.
Они будут жить где-то рядом,
Чета из рисунка,
Что ждет лишь набора
В дыму типографий.
Почтение - море,
Архив из цветов.
Я с ним не расстанусь.
Я - медленной мысли
Никчемный учитель
И сумрачный гений,
Отсталый, как эта строка.
Цена ей - для слабых,
Для сильных - алмазы,
По мне - перекресток,
В дороге на башню,
На башню видений.
Надменность.
Мы ищем маски
Под вашу надменность.
Из книги китайской
Мы ищем цитаты.
Любовь - мое слово.
Но сложен ансамбль
И гонг, что тревожит
Великие стены
Сегодня - глашатай
Язык растворился,
Судьба - экономка
Лишает всех чувства.
Она управляет
Несчастною верой.
Она в этом матче
Стоит в нападенье.
Ночь.
Ничто не бьет по уму.
Ночь - теорема
Копирует разум
Остатки сеанса.
Солнце не светит.
В храмах - затменье.
Мы расстилаем
Черную кожу
Ночь - отвлеченье.
Мертв телевизор.
Блеклая сука,
Бог кинескопный.
Слабые пали
В жерло видений,
Чуткие крылья
Нас поднимают.
Разум в руинах,
Я воплощаюсь
В первое слово
В слово ночное.
Я шестой.
(Из альбома G.S.M.B. За окошком - месяц)
В концлагере режут
Ваши мозги.
И сто дураков
Мне ни к чему.
Кого-то убьют,
А мне - все равно,
Вижу стоит
Лодочник в рай.
Я шестой,
Я шестой,
Я шестой,
Я шестой,
Не печалься -
Скоро будет хоккей,
Скоро будет хоккей.
Я шестой,
Я шестой.
Я собрал
Урожай.
Видишь, кто-то
Там стоит-
Это лодочник в рай.
Ты подожди,
Ведь никто не умрет.
Ты подожди,
Крематорий закрыт.
Штурмбандфюрер
Курит табак,
Знаки огня
У него на спине.
А.Хантер.
Стихи к акции.
* * *
В сердце Чили бездонном
Души рождают.
Сон - лишь котомка,
Шнур - как шифровка,
Картою тонкой
Тянется тропка.
Мир киноленты
Актер покидает,
Видит - агенты
Фильм заправляют.
Сон - это двери.
День - атмосфера,
Идол и вера
Уровень мерят.
В сердце мрачной машины-
Ночь и стезя,
В сердце мрачной машины
Люблю я тебя.
Проснувшись, увижу ли снова
Я образ родной и знакомый.
* * *
Стекаются в реки
Ушедшие вехи.
И в памяти тусклой
Ночует Нерусский.
Янтарные зори,
Как жерло - рулетка,
Вселенная - море, -
Мне шепчет соседка.
Ее серпантины -
Игра помещений,
Где люди -картины,
Как стебли растений.
Старик поливает.
Но - лето и море,
Старик уезжает
В янтарные зори.
И вянут без влаги,
И в баре дремучем,
Мы ищем отваги
Для жизни колючей.
Я крашу ей тело
Любовью, как кистью,
Но душу заело
Случайною мыслью.
И он прятал думы,
И он был отважным,
И тщился угрюмо
Над грудой бумажной.
Каникулы в мире,
Его не полили,
И жаждой тусклой
Задулся Нерусский.
* * *
Я вижу слабых судей,
Где слово - затейник историй.
Смеется оранжевый Будда,
Готовят ему крематорий.
Борьба, - как шипучие соки,
Но сердце - строптивая дама,
Не знали всю правду пророки,
Движение - кардиограмма.
Я счастлив, что временно гасну,
Я воск запасаю для взрыва,
Умеренность - глупое счастье,
Мой ангел - сиянье прорыва.
Хантер&Логран.
Из сборника Пристрастия к пиджакам
Зеркальный вариант.
Лохмы печали.
Время мечтанья больного,
Мне - в греходельне кутить,
Глохнуть, не слышать иного,
Чтобы на юг уходить.
Мне - не соседка отрада,
Рампа не смоет позор,
Ляжешь в архив, как рулада,
В черного вечера ор.
Скроет очаг колыханье,
Мне не хотелось и жглось,
В тысячелетнем собраньи
Думать за всех привелось.
Зеркальные лохмы печали.
Бьют паласы во дворе,
Пыль - что перхоть фраз.
А в моем пустом ведре
Поселился водолаз.
Он выходит по утрам,
Холодильник - пуст.
Я впросонках каждый раз
Слышу дверки хруст.
Он грустнее всех суббот,
Памятей и снов,
Он бежал своих работ,
Старый раболов.
У любого есть свой час,
Вздрогнет жизни сень,
Прошлой яви темный глас
Кинет свою тень.
И пять дней от той черты
Ходишь, как немой,
И явленья той страны
Тянутся домой.
Реликтовый час.
Драконы сжевали все небо,
Царил первобытный покой,
Изведав телесного хлеба,
Чума возвращалась домой.
Я в чуде младенцем являлся,
И звезды кремлели вокруг,
И разум в похмелье валялся,
И мне не привиделся друг.
Когда она телом безродным
Пленила уступчивый глас,
Маmаn принесла в инородный
Ребенка в реликтовый час.
И ненависть - гордое платье,
Виденье неначатых дел.
Свои отпустила объятья,
И разум на свет полетел.
В искусстве мимикрии трудной,
Был создан сей новый уют,
Когда по струне многозудной
Тебя мышеловки зовут.
Неядовитая змея.
Алиса, как в душе - струна,
Струится музыкой и злом,
Едва приспешник Перуна
Напомнит о былом.
Она сскользает чешуей
По скалам дум, по ветрам грез,
И околдовывает зурной
Каких-то звучных гроз.
А иногда среди людей
Ее теряется клубок,
И ожидаем - минет срок,
И принесет она идей.
Негласный шорох, словно дух,
Пока наш гений не потух,
Ее отрава - просто зной
Над неоконченной игрой.
Отремонтированное слово - 2/2
Из слабых рук бежал глагол,
Он ночевал по переулкам,
Он ночевал в подъезде гулком,
И гений твой его нашел.
В твоих глазах застыло снова
Отремонтированное слово.
Мечты меняя на гробы,
Ты называешь их - рабы.
Теряя бледных букв лучи-
Молчи.
В твоих устах опять межзвездна
Отремонтированная бездна.
Добавка к пристрастию Љ1
Проценты
Имеет запах ум.
Пророчество - что по канатам - беглый мим
Бежит от совести, угрюм
Бежит то рока пантомим.
Его зовут к себе доценты,
Бери стакан, тяни проценты,
Штрафную, больше, беглый мим,
Мы прокутим потешный грим.
Гуашь
Неподражаемая блажь.
Неприближаемая тишь.
Ты - адыгейская гуашь,
А я курю гашиш.
Сосруко лучше бы гулял
С тобой, другой,
Но я тебя поцеловал,
Не демон, не герой.
В тюрьме души покоя нет,
Колоды всеобъемлют,
Синай и дерзкий минарет
Засели в эту землю.
Во сне я видел Именеж,
Гуаша дорогая,
А ты сидела темных вежд
Ворота не смыкая.
Мы живописцев перспектив
Не любим, развлекаясь,
Но два образа приручив,
Смеемся, издеваясь.
Расти быстрей, купив судьбу,
А я, часов подельщик,
Уйду, оставив ворожбу,
Хмельных делов подельщик.
Добавка к пиджакам Љ2
Архитектура
Я съеден Лондоном седым,
Не изменить движенье.
В толпе коптишь дыханьем злым
Сквозь злое поколенье.
Но мир - лишь мыльная струя,
В себе - шары кристаллов,
Я жду, чтоб родина моя
Скорей красивой стала.
Я возвращуся и поля
Свое раскинут злато,
И конфидентов егеря
Посмотрят виновато.
И новый Рен построит град
От храмов до подземок,
И все сведет на новый лад
Создатель иноземный.
Москито
Сон - лишь временная смерть.
Похоронены, восстали
Мы наутро все - в москитах,
Все искусаны без меры.
Хоть умри - не станет легче,
Такова тайга большая.
Мы искали человеков,
Для жилья - родных и теплых,
Для науки же - лохматых,
Из других миров пришедших,
Непонятных и пугливых.
Добавка к пиджакамЉ3.
Зародыши.
Я рисую у тебя на спине
Фломастерами.
Я знаю, мы - не во сне,
А за стеною.
Знаю, тебе приятно.
Друг другу мы снилися.
Мастер снимал импозантный,
Как вместе мы зародилися.
Доступно нам синее чадо,
И - марево,
Зародыши мы винограда
На лавке торговца татарина.
Как скрипка, играла прамузыка,
Я слова не знал,
А вырос и в спаленке узкой
Тебя обнимал.
Зеркальная добавка к пиджакам.
В Адыгее ходят кони,
В Адыгее я лежу,
В небе - толстая усталость,
В облаках Зонтов смеется.
На почтамт давно не ходит,
Он Луне отдаст свой номер,
И она пошлет нам письма,
О своей ущербной доле.
О ее телескопичных
Наблюдениях Марокко,
Там зима - она считает-
Там коричнево и свято
Нас она не замечает,
Лишь Зонтов с ней сговорился,
Тихо курит и - на пару -
Стих холодный сочиняет.
В.Нерусский.
Из песен.
Кальвадос.
Кина не будет - заболел герой.
Пойдем к тебе - живешь ты под горой.
Стой.
Тихая власть в твоем подвале,
Тайная власть у тебя в руке.
Пять твоих мужей лежат в гробу,
Пять твоих мужей -все поклонялися ему.
Идолы.
Люби меня, как смертника - виселица,
Люби меня больно и страстно.
Небесный сок.
От страсти вянет голова.
Небесный сок.
И палец ляжет на курок.
Небесный сок,
Играем вновь в рулетку мы
В конце зимы.
Твой предок в Африке ловил злых антилоп.
Он вуду знал, душой горел, как искр сноп.
Он зло продал.
Оно - любовь, оно со мной,
Оно любовь, оно - со мной.
Ты будешь черной королевою с клеймом,
Ты будешь черной королевой с винтом,
Тебе построят кремль.
И страсть пойдет по всей земле,
И мор пойдет по всей земле.
Сердце пришельца.
На закате убили чужого,
В сердце плюнули стрелой.
Его никто не видел,
Он был любитель автогонок.
Он выпил вечерней воды
И упал головою в небо.
Без могилы, ведь земля
Для него - как крест.
У него не было родных,
У него не было жены и детей.
Он был любитель автогонок,
Он просто умер - и все.
В списках погибших
Нет его имени незнакомого,
В сводках по радио
О нем не прочтут - вот так.
Он просто упал в небо,
Головою затмив облака,
А как же могло быть иначе,
Он был любитель автогонок.
В Моем лесу.
В моем лесу
Целуется сова
С осенней тишиной.
И пьяных призраков гурьба
Гуляет под сосной.
В моем лесу -
Хеллоуин.
И свита - вне закона,
И на ветвях
Качаются бароны.
Крестьяне восстают,
На Кельн с косой идут.
Сегодня выходной у бога,
Пришли черты кругом
И лес - их дом,
И тянут нас глухой дорогой.
Но в бога верю я,
И все мои друзья,
Мы канцлера спасем,
И Мефистофель не придет.
В моем лесу
Могила юной Гретхен
Благоухает павшею листвой.
Но я нашел твой ключ.
Освобожу тебя в Хеллоуин.
И мы пойдем толпой на Кельн,
Туманный Кельн.
Из книги Зло Дидактическое.
* * *
Ты была у меня в плену.
Ты была у меня в тайге,
Ты сказала, - я вниз сойду
Где любимый усох в тоске.
Где в котлах отдыхает ночь,
Где Великие спят в цепях,
И не может никто помочь
Победить самый древний страх.
Капризы
Ты знаешь, как годы подвинуть.
Как в душе возродить чешую
И новую веру принять,
И жизнь поменять свою.
Идя меж погибших иконок,
Ты слышишь, - стаканы звенят,
Вот вести достигли из зоны,
Из зоны, где мертвые мстят.
И смею я, мертвый вершитель,
Иным своим злом награждать,
И знание принять - учитель,
Чтоб храмы во тьме зачинать.
* * *
Ветер - тень Баратынского,
Ветер не знает, кем был он,
Что был человеком чистым,
Стихию любил, как сон.
Давно позабыл он тленное,
И женщина его - дождь,
А звезды его - медленная
Перед разрушением дрожь.
* * *
Он вдали, он в Сибири синей,
И сам синий, как листопад Сатурна.
Страсть его ночью поднимет
И заплачет - и слезы - в урну.
Соберутся в его сне города,
Самосожжение - их лучший дар,
Но он любит, мужчины когда
Ищут его, будто луны кулуар.
В не то тело попавшая грязь,
Не в дворце, а в халупе - князь
Кокаиновый и разутый
И пред чей-то душой загнутый.
Моя земля
Прошли года, века и эры,
Душа идет тропою серы,
Картиной медленной чумы
Все города обречены.
Сомненье - вехи Петросяна,
Но каждый волен изменять
Себе, как статуе изъяна
И новый образ принимать.
Сомкнули очи атаманы,
Их злато спрятали ручьи,
Но заклинание - лучи.
Святой, кто в жизни ходит пьяным
И не возводит кирпичи.
Маша Кулакова
Ты шалила игриво с плесенью,
У него был костыль,
Ты шалила со старостью весело,
Ты пошла на пустырь.
И он варево дал тебе пить,
И смогла ты себя забыть,
И взошли лакированной солью
Крылья те, что зовутся болью.
Песня о Камазе
Очи захлопнули мои дни,
Все ушли - не вини,
За холмом повесился месяц,
Ты стыдись, - еще будут дни.
Не собрать всех друзей за раз,
Но вернется в наш мир Камаз,
И Чикаго наш будет свят,
И прославим мы этот час.
Ася Крыльцова
Избранное
Ночь- улитка
Я снова встретилась с судьбой,
Часы мои разбились.
Поля, покрытые травой
Росой засеребрились.
Ищу в чужих мечтах себя,
Без странных чувств и вдохновенья,
Такое странное явленье -
Улитка-ночь зовет меня.
* * *
Когда я смеху предана,
Как клуб - раскатам рок-звезды,
Неси мне крепкого вина
Из дальней южной стороны.
Мы жить хотим ежеминутно
И век содеять лиры ртутной,
И чрез пустыню не шагать
И барам радостно внимать.
* * *
Выплываю я из сна,
Ты - мой частокол,
От любви горит звезда,
Счастье и позор.
Я жалею ли о чем?
Днем горячим спать,
И татту - на все плечо
Чтоб кричала мать.
* * *
Меня ищут случайные люди,
Едем в черную ночь,
Изумрудные повести - прочь.
Пусть случайности страстью осудят.
Я, как море, без цели живу,
Я тону в этой ниве пристрастий,
А потом расскажу я ему
Как я стала себе безобразной.
* * *
Врет больная душа,
Говорит, - нет значенья,
Мир ничтожный круша,
Мир в себе - без волненья.
В храме тесном куря,
Он мечтает о бое,
Слабой вере веля,
Стать последним героем.
Без молитвы, без зла,
В дань далекой отчизне,
Он берет два весла
И дрейфует по жизни.
И пройдет много лет,
И в томах несочтенных
Засияет - не свет,
А опасный ученый.
* * *
Ты уедешь в дорожную пыль,
Тихо ветер качнет ковыль.
А мне помнить, не помнить - одно,
Лишь в больное смотреть окно.
Из Александра Х.
(Перевод с английского).
Самосвалы
1.
Луна - дорога без начала,
Луна- дорога без конца.
Лежит под небом одеяло,
Оно на землю повлияло.
2.
Ногами на северо-запад
Кибитка везет мой шанс.
Послушайте, дождь закапал,
Давайте достанем шнапс.
3.
Человек- самоед по природе,
Нет бы - создать институт.
Курительное, инородное
Изучить все - и дело тут.
4.
Напрасны все науки.
Машины и ракеты.
Запить бы, что ль, со скуки
Или пойти до Светы.
Мартин Логран
Из сборника Сон Арлекина
Сон Арлекина
Мне быть несчастным - право дело.
Я вздрогнул, с сонностью борясь,
И по привычке свое тело
Поднял и бросил оземь биясь.
Пусть я забыл, что помнил прежде,
Пусть боль взяла меня в полон,
Но сквозь прищуренные вежды
Услышал я прощальный звон.
Возьму его, сей тон печальный,
Напьюсь им вдоволь, как вином,
И жизни облик поминальный
К утру покажется мне сном.
* * *
Небо - вечность,
Небо - покой,
И звезд бесконечность
На глади нагой.
Грустные цветы
Задумчивые лилии в саду
Склоняют головы пред непогодой,
И снова ждут, что в них войдут
Неувядания природы.
Но дождь осенний, чуткий неба врач,
Уже лечить их был не в силах;
Не потому ль, их тихий плач
Напоминает нам о милых?
Не бойтесь же дарить цветы,
Не бойтесь слабости, в признаньях,
Ведь в них мы чувствами сильны,
Как лилии - в благоуханье.
Зеркала усыпились под пылью,
Маком красным пылает камин,
Опустились седые мантильи
На бока заоконных вершин.
В трубах воет вечернее эхо, -
Это бесы спешат на парад,
Слышишь, гимны их страшного смеха
Приглашают нас в стынущий ад.
Там, средь залов его удрученных,
Пока дьявол разнежился сном,
Они нас коронуют на троне
И мы будем царями потом.
Две короны, как два вдохновенья,-
Мы с тобою калифы на час,
Наблюдаем, как жизни мгновенья
Опадают листвою на нас.
Злой элизиум станет подвластен
Двум венцам и слиянью сердец
Лишь пометит таинственной мастью
Наши души суровый творец.
Великие болота, вы - долины,
Но ветер ваш лишь эхо панихид,
Дыхание - прерывисто и длинно
И в мир гнилой, как в кладбище, манит.
Вы - колыбель нетронутых рыданий,
Но пусть они все испарятся в тьме,
Как среди сосен, хвойственных созданий,
Безмерно вязнут мухи на смоле.
Я вас любил бы так, как любят звезды,
Чей блеск мне так приятен и знаком,
Но ваших вод чернильные разводы
Мне сердце щекотят змеиным языком.
Но даже яд, даже краски гнили
Сойдя в меня, не тронули б покой,
Меня - вы неизменностью губили,
Я - осушу вас смелою строкой!
Sanctum*
Когда б желал найти замену
Себе, в излишестве измен.
Измена духу - как святыня,
Оплот незыблемый в веках,
И в мыслях царствует лишь страх,
Как саксаул в немой пустыне.
Кто видел лик средь темноты
Увядших образов и фресок,
Сусаль - в запятнанных подвесках
И жизни шаг - средь тишины.
И наши сны - древний бог
Что сходнях тайн колыхался,
И нимб в руинах растворялся,
Едва проснуться каждый смог.
И зная святость - бросишь свет,
Коснувшись смерти, - не расскажешь,
И только вечностью размажешь
Своей души высокой след.
* Святилище
Пройдет все скоро, как осенний дождь
И превратится в мертвенную зиму,
Исчезнет сердца сладостная дрожь
Подобно проносящемуся дыму.
Твои забуду милые черты
Улыбкой брошенные мне в объятья,
И тело в отпечатках красоты,
В разлитом шорохе рассыпанного платья.
Порхание ресниц и алый узел губ,
И маленькие съеженные плечи,
Я все забуду, выпив горький куб,
И предрассветные задую свечи.
Пусть с ними гаснет четкая искра
Любви украденной, с начала и до края,
А мне достанется дорога и тоска
И новой страсти тайна роковая.
Печаль мой смысл, мой порок ревнивый,
Ты не прощаешь же пороков никогда,
Но были чувства наши ли сравнимы
И были мы ли счастливы всегда?
И каждый - не поймет свою ошибку,
Ты осуждать меня уже не будешь вновь,
Лишь только болью вымажешь улыбку
И гордостью - порочную любовь.
Замерзшие слова
Покинут дом. Застыли свечи.
И снег закрыл упорством сад,
И на морозе наши речи
Букетом огнистым горят.
Мерзлы слова в порывах стужи,
Холодной слитые канвой,
Лишь вырываются наружу
Струей дыханья ледяной.
Ведь ты сама для них открыла
Простор - так пусть они летят
И наполнят звенящей силой
Деревьев вымышленный ряд.
Светила пальцы ублажали травы
На выжженной степи,
Степи семи ветров,
А я принес тебе любви своей отраву
В фиале горьких и преступных слов.
Безмолвный ветер, словно перед битвой,
Вязались тени
В теплых волосах,
Я возносил забытые молитвы
И замирал в бледнеющих лучах.
Соединялось наших душ свеченье
В один закат,
В один багровый тон,
Лишь крохи солнца, призрачным паденьем,
Небрежно гасли в мареве сторон.
Предубеждение
Я, словно пес, судьбе служу,
Душа моя - предубеждение,
Ее клады я сторожу
В часовне настроения.
Ты королева, взор твой пуст,
И в пустоте, как на витрине,
Невольной грусти пышный куст
Питает почву злой кручине.
Ты любишь ночь - янтарный воз
Когда везет она по далям,
А я люблю истоки звезд,
В них зарождаются печали.
Ловлю их плотный аромат
Душой ворвавшись в звездный шорох,
Пока все в этом мире спят
Зарывшись в снах, как в темных норах.
И вижу там тоскливый след,
Он твой, я знаю - ты не права,
Что горсть тобой нежитых лет
Судьбой размешаны с отравой.
Fatum
Сквозь крап наползающей ночи,
Сквозь мутные лики окна,
Мне в душу глядят чьи-то очи,
Насквозь прожигая до дна.
И взором горящим пытают
Как будто мне ведом секрет
Что в сердце моем обитает
Уж столько мучительных лет.
Звериные, дикие взоры,
Посланцы суровой страны,
Я знаю, тугие затворы
Сорвали с ползущей, вы, тьмы.
Вгрызайтесь же, хищные твари,
В души заповедную плоть,
И в красном смертельном угаре
Никто мне не сможет помочь.
Но тень, отучая от тела,
Навряд ли узнаете вы,
О чем мое сердце болело
В краю наползающей тьмы.
О, муза моря, пенного начала,
В себя вместила ты рапсодию страстей,
Накидка - из сиянья портовых огней,
Ночуешь ты у старого причала.
К тебе тянулись граждане флотилий
Изведать тайну, утеряв покой,
Пренебрегая бурями и штилем,
Ты разбросала крылья чайкой белой
И вознеслась к штормящим небесам,
А за тобой уже летели смело
Все корабли к далеким берегам.
И я, как все свободные собратья,
Несу в себе твой беспокойный зов
И заключаю всей душой в объятья
Твой силуэт из радужных ветров.
Небо показалось мне глубоким
И глубокой гаснущая даль,
В этой бездне - солнце одиноко,
Облака - разбрызганная сталь.
Отражалось в ней мое молчанье
Искупленьем прожитого дня,
Ожиданье - это воспитанье
Для души без страсти и огня.
Только ночь летящая - несмела,
Отворив темницу спавшей тьмы,
Вознесясь, разрушить не посмела
Броню облачной и призрачной тюрьмы.
Знаю, эта ночь мои тревоги скроет,
Их, окутав в черные шелка,
Облака над призрачной судьбою,
Мои тяжкие и темные крыла.
На дворе - сезон из листьев
Разбросал мне обрывки писем
И лазурность осенней выси,
Ту, что дождь у меня отнимет.
Не согретые струны игрою
Промолчали. Лишь юные ветры
Мне шептали о чем-то светлом
И носились янтарным роем.
Ты ушла от меня с зарею,
Даже мыслью тебя не догонишь,
Если только легонько обронишь
Мягкий след пожелтевшей листвою.
Вслед пущусь, - пусть сгорят тревоги
В жаре тлеющего заката,
Эта осень - души утрата,
Я ее потерял по дороге.
Константин Новогреческий.
Мои сады.
В моей душе цветут сады,
В них ветры свежи и шумны,
И птица Сирин в тех садах
Летит на призрачных крылах.
И травы шелковые тут,
Во сне размеженном зовут,
И родников звенящий рой
Ласкает слух своей игрой.
Кто понял тайну, как себя?
Ученый лоб нахмуря мыслью,
Мой сад - шумливое дитя,
Он обращен к священной выси.
Когда на небо перейдет
Твоих дыханий разноцветность,
Тогда суровый снег пойдет,
Моей души сокроет местность.
И мир от этого молчит,
Твое присутствие - отрада,
В твоей земле давно лежит
Остаток призрачного града.
В моей душе сады мертвы,
В них смерть расставила посты,
Но между звезд, средь пустоты,
Лишь там цветут мои сады.
Сансара.
Судьбу клянем мы день за днем.
Кто виноват, и кто ответит,
Что жизнь сбегает колесом,
И вряд ли кто его приметит.
Что счастье, грезы, что мечты,
Утихнет все под маской смерти,
Лишь тот, кто примет лик звезды
Избегнет вечной круговерти.
Он не солжет себе во тьме,
И дух его, печально-строгий
Зажжет на адовом одре
Маяк покинутого бога.
Дева- печаль.
Ты - дева юная, ты - роза.
Но на челе печать тоски.
Твои друзья - цветы и грезы
Для жизни вечной рождены.
Я был тобою околдован,
Я был тобою опьянен,
Твоим ласкавшим сердце словом
Навечно разум мой сражен.
Теперь навеки я печален.
Как сфинкс грущу, зари все нет.
Но скоро призраком прощальным
Мне мир иной укажет свет.
* * *
Я люблю твои укоры.
Утром - злые разговоры.
Днем - пустые обещанья.
Вечерами - целованья.
Ночью - ласки и шептанья.
А потом - опять укоры
И пустые разговоры,
И чего-то обещанья.
* * *
Я проснусь, очарованный утром,
Упоенный родившимся днем.
Постучится ко мне Заратустра,
И мы с ним покурим вдвоем.
Ночь прошла, словно старая сказка.
День, как драма - ее не проспать.
Только вечер послужит развязкой,
Эпилогом - вино и кровать.
Заратустра - мой брат медноокий,
Покажи мне театр другой,
Может там я приют одинокий
Отыщу истомленной душой.
Что проходит, пусть минет безмерно,
Холод страха в себя не пущу,
Я увижу, узнаю все первым,
И, что было другое - прощу.
* * *
Увидел я женщину - Хлоя.
Усталая радость застыла.
Не нужно ей, знаю, героя.
Она отдана Азраилу.
Душа ее жадно открыта.
Лишь музыке - музыке ада,
Она с этой музыкой слита,
Героя ей вовсе не надо.
Обвинение.
За то, что мне покоя нету,
И умерли мои мечты,
За то, что я вернулся к свету,
Во всем виною стала ты.
В тиши, от мрака омертвелой,
Скользит загадочная тень.
Ко мне явилась ты несмело
И забрала вчерашний день.
Померкли все мои старанья,
Что я в тот день трудом вложил.
Минуты ночи, как пираньи,
Я пал, лишенный прежних сил.
Возненавидев мрак сурово,
Я вышел в свет из твоей тьмы,
Чтоб в день загадочный и новый
Вложить опять в свои труды.
Час бреда.
Час бреда ночью угаснет,
Отрава ночная зачахнет,
Возникнешь ты предо мною,
И звезды закроешь собою.
Безмолвье ночное спугнется
И криком совы отзовется.
Во взгляде твоем сердце тонет
И губы к слиянию клонит.
Стремление к неге крылато,
Оно отворяет звезд врата,
И с каждым порывом пьяней.
Я видел, оно - чародей.
Змеей ты по мне извивалась,
Меня уважать ты старалась.
И стон замирал в темноте,
Как руки - на чешуе.
Я знаю, ты скоро растаешь,
Когда постучится рассвет.
Я брежу, и ты это знаешь,
Мой голос в шипенье одет.
Замрет пусть рассветное пенье.
Я очи закрою свои -
Не видеть, как приведенье
Исчезнет в пологе зари.
Джессика Найт.
* * *
Прощай, меняю дождь на ветер,
В рассыпанных сказаньях капель звон.
Прощай - мы все - такие дети
С желанием топтать за сеткой газон.
Зачем нам груз мечты. Имели б - что имели.
Не дождь летел бы к нам, а капель лимонад.
Но все - наоборот - в неправильные двери
Стремишься ты уйти, когда приходит мрак.
Ты глупый, милый мой. Все мысли -
злые звери.
Решают - никогда не встретиться с тобой.
Прощай, не уходи, не то закроют двери,
И ты не сможешь быть ни там и не со мной.
Снег.
Снег. Вновь на улице - мокрый снег.
Липнет к обуви целый век.
Застывает на миг, и - забег.
Этот редкий и мягкий снег.
Здесь, как в улье, все так тепло,
Так приятно смотреть в окно,
И считать по крупицам снег,
И молчать, и мечтать о том,
Чтобы в памяти боль замело.
* * *
Талыми льдами
Из сердца печаль сойдет.
Ты - моя рана. С годами все заживет.
* * *
Выстирать время,
Развесить, как тряпку.
Но мысли - обрывки,
Не чувства - остатки.
Дыры латать,
И - странная доля-
То сохранять,
Что не съедено молью.
Action United
Не принять нам крикливую моду,
Иль кичливое сердце Кубани.
Среди черни полно поэтов,
Но поэты они едва ли.
Вот лихое перо гуляет,
Слепо радуясь самомненью,
Но поэт лишь тот, кто прощает
Моде толстой ее явленье.
Пробежало сто лет последних,
Не цвела под конями лира,
Средь поэтов с натяжкой средних
Кто-то ищет души кумира.
Но мы знаем, что Перцев - первый,
Он живущим отдал аванс,
А Нерусского колокол медный
Ему звонит свой декаданс.