Все лучшее в тебе
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Соскользнувшее с "Грани миров", добавив "красивостей", помещаю в зоопарк оборотней
|
Кап. Кап. Кап. Тяжелые тугие капли стекают с тонких березовых веток, скользят по новым клейким еще листочкам. Первый настоящий весенний ливень прошелестел, оставил тяжелый запах земли, мелкие лужицы, блеск солнца на ветвях.
Ззз. Ззз. Комар сел на руку. Девушка в сером платье с короткими рукавами стоит на лесной опушке. Светлые волосы почти до пояса. В руке - лук, за спиной колчан со стрелами.
Комары ее не кусали никогда. Летом ребятишки все в укусах, расчесах до крови, а у нее - гладкая кожа.
-Шелла, скажи, как у тебя это получается?
-Очень просто, Мел. Есть такая травка росянка. На болоте растет. Розовые круглые листики, по краям булавочки, а в середине капелька сладкая - комариная смерть. Найдешь ее, соком натрешься...
-Врешь ты все, нет такой травы, не хочешь открыть секрета... Уу... не буду с тобой дружить.
Под кустом орешника - нежный гладкий стебель меж двух пушистых листьев. Бутончики, будто маленькие кувшинчики. Из некоторых - солнечными брызгами ярко желтые венчики. Ключи весны. Та, что найдет его первой - скоро счастливо выйдет замуж. Сорвать? Но кто возьмет ее, сироту, безземельницу? Вдовец Эрик? Человек незлой, детишек его жаль, но не поет сердце, нет, не поет.
Живи, цветок, пусть другая девушка, у которой сердце полно ожиданием, сорвет его и верит, верит...
Излом весны, нельзя стрелять зверя и птицу. Но лук все равно при ней, без него непривычно ходить лучшей охотнице деревни. Лучшая? Да, лучшая. Никто, кроме Ирта, который учил ее, не может так мягко ступать по земле, так умело выслеживать добычу. Но в деревне перешептываются - не девичье дело добывать дичь, не по правилам это. У Ирта нет сына, а его дочери, как положено, знают прялку, очаг и все остальное, что нужно женщине. Почему взялся учить и лук подарил? Только ли оттого, что надо кому-то передать секреты, а она оказалась будто рожденной для этого ремесла? Из случайных разговоров знала, что именно он привел ее мать в деревню из чужих краев, кажется, жениться хотел, да что-то не сладилось.
Вдохнуть теплый весенний воздух, поверить, что жизнь продолжается. На ветку сел глупый доверчивый зяблик, будто не замечает. Посмотрел внимательно и запел незатейливую песенку. Грудка красноватая, как у снегиря. Прилетает рано, когда еще снег, помечает грань зимы и весны.
Зима была тяжелой. Снега занесли округу, а урожай прошлого лета невелик. В лачуге при слабом огне в очаге проводили вдвоем с матерью тусклые дни. Огня - не любила никогда, с шипением отдергивала руку, если случалось нечаянно неловко ухватиться за горячее. А легкая пляска костра и вовсе не радовала, хотелось уйти поскорее подальше в темноту, где глаза все равно легко отличали каждую веточку, каждую кочку. Только позже узнала с испугом, что другие - не видят в темноте.
Морозы, долгие ночи, хмурые дни. Припасы подошли к концу. Если бы не удавалось иногда добыть зайца или глухарку - совсем пришлось бы плохо. К середине зимы мать заболела. Обычно немногословная, стала говорить сбивчиво, урывками.
-Ты знаешь ведь, дочка, я нездешняя, хотя в моей родной деревне все то же - и молитвы великим духам, и веселые празднества в их честь, и полевые работы, да и лес такой же самый. Я сиротой была, работала, у кого придется. День был весенний, гроза, помню, собиралась, и я вместе с дождем хотела плакать - хозяин прибил за неважную вину. Стояла за околицей и увидала незнакомца.-
Умолкла, кашляла долго. Попив отвара, снова стала рассказывать.
-Ирт, он нашел меня в лесу, когда я уже совсем ослабла, питалась ягодами, грибами, в волосах - листья желтые кленовые, платье - одни лохмотья. Но видно, глянулась я ему. Поверил сразу, что я женщина, а не лесной дух. Жениться хотел, да родня не позволила - не к чему тебе, мол, безродная, да еще может и не человек вовсе. А по весне ты родилась, ясное дело, не его дочь. А все же он себя то ли виноватым чувствовал, то ли жалел обо мне. Вот и тебя потому охотничьему делу выучить решился.
-Мама, да ты мне про отца расскажи. Кто он был?
-Ах, да сбилась я. Не умею рассказывать. Да, у околицы тогда... Красив он был, нездешней, гордой красотой. Смуглая кожа, нос горбинкой, глаза - зеленые- как у тебя. Посмотрел - как позвал за собой. Сказался охотником из соседней деревни, предложил пойти с ним, обещал, что буду его женой. А я молода была и обида... Нет, чувствовала, пока шли мы лесом, - что-то не так. Травы под ногами не примнет, веточка не хрустнет, и оружия при нем никакого. Да разве охотник без лука и кинжала из дому выйдет? И дорогу не примечала от страха ли, от изумления... Очнулась, как к ветхой лачужке среди чащи подошли. Мне-то к такому жилью не привыкать, а страх почему-то все сильнее.
Подвывает метель, вторит ей волчья стая, злой свет луны в радужной ореоле пробивается сквозь тусклый пузырь в окне. Багровые тени по стенам хижины.
- Он не обижал меня, но почти не говорил со мной. Приносил добычу, готовила, заботилась, как могла. Раз долго не было его. Все ждала, вслушивалась в каждый шорох. Ночью, при свете месяца, услышала то ли вздох, то ли взвой. Вышла осторожно и увидела - зверь диковинный, на кошку большую в рост медведя похожий - потянулся, выгнулся на траве, дернулся раз, другой и вдруг вместо зверя - человек, к которому я как к мужу привыкать уже начала. Спросить - смелости не хватало, а он - и не интересовался, знаю ли я. Глупа был, молода, и боялась - и сердце сладко замирало от того, что я подруга духа лесного или... И казалось мне, сама стану когда-нибудь грозной богиней в дивной пятнистой шкуре. Да и куда мне было идти, чего искать?
- Осень пришла, лес заалел рябиновыми огнями. И опять надолго исчез он. Неделя, другая, счет времени потеряв, почувствовала - не вернется. Пошла, куда глаза глядят, думала - к людям выйду. Голодно, туманы утренние, холод. Если бы Ирт на меня не наткнулся, так и пропала бы, а может оно бы и к лучшему... Много ли счастья я видела, будет ли оно у тебя...
Зима задерживалась, хотя пора бы уже было стучать капелям, звенеть синицам. На легких охотничьих лыжах - по лесу, мать все слабеет, нужна добыча. Зверье попряталось, и следа не видать после вчерашней метели. Вдруг - силуэт косули мелькнул возле густой ели. Нет, не промахнется любимый лук. Бьется раненая лесная красавица на снегу. Скорей добить, будет пища, будет надежда. Пока по глубокому снегу подходила ближе - с другой стороны раздался хриплый вой. Волки, старый, облезлый и волчица помоложе, так голодны, что днем не боятся ее - человека. Не успеть, не успеть...
- Аххх... Это мой голос, моя пятнистая шкура? Клыки рвут бок косули, когти вцепляются в добычу. Страшный рык потряс округу, дрогнув, бегут волки. Очнулась на снегу возле туши. Рот, ногти, пальцы в крови, огромный кусок мяса выгрызен из бока зверя. Волки успели похозяйничать? Снегом скорее стерла кровь, с трудом поднялась, поволокла тушу.
С порога крикнула:
- Мама, я принесла добычу, мы теперь не пропадем, дотянем до весны, до крапивы.
Не было ответа. Схоронить мать помогли соседи. Дни потянулись за днями, до первой оттепели, до первых проталин. Ночами тоска сжимала холодными когтями, не спалось. Стала выходить в темноту. И вот - огромной кошкой мягко двинулась к лесу по талому снегу, по стволу взобралась на сосну, залегла на ветке. С той ночи зов предков все чаще вел на кровавую охоту, зайцы, косули, а однажды даже ослабевший после зиму олень становились ее добычей. И зачем теперь лук, когда свирепая лесная хищница просыпалась в ней по ночам? Но утром, очнувшись в человеческом облике - не знала, хочет ли повторения, и боялась того, что все больше и больше забирало власть над ней.
В теплый день, когда от дождя, промочившего расцветающую землю, травинки вырастают прямо на глазах, и разворачиваются трубочки листочков на жимолости, когда близится ее восемнадцатая весна - стоит девушка на пороге весеннего леса, не решаясь войти в него человеком, и не смея превратиться в существо, которому, быть может, подвластно большее, чем скрытное сидение в засаде и упоение кровью добычи.
Весна, весна. К подругам приходят мечты, они шепчутся и хихикают, а к ней - только новые сны. Видится тяжелый усталый бег по дороге от стаи- полулюдей- полузверей: -Она нарушила закон! Смерть ей, смерть!
Все чаще возвращался другой сон: она уже стара, седые волосы падают на лицо, а впереди бесконечное поле, которое нужно сжать. Медленно продвигается работа, силы оставляют ее, жара палит, дыхание перехватывает от пыльного ветра. И третий, после которого весь день не решалась идти в любимые леса: кошкой пятнистой крадется она по лесу, прыжок - и клыки вонзаются в живую плоть, но уже не зайца, не оленя, - человека.
Пришла к деревенскому колдуну, встала на пороге.
-Заходи, заходи. Что скажешь?
-Я хочу рассказать сон...
-Что ты, что ты, не рассказывай. Сон может поведать о тебе больше, чем ты захочешь, чтобы я знал. А совет дам тебе и так. Ты ведь чувствуешь, что не годишься для нашей деревни. Не пойти ли в графское поместье, может, найдешь там свою долю?
Не дослушав, мягко выскользнула за дверь. Колдун только головой покачал. Нет искры в девчонке, но что-то же есть? Что-то, что отличает ее от других, что-то, заставляющее сердце старика биться чаще - не от восхищения красотой, от холодного ужаса перед непонятным.
Ушла, понимая, - нет здесь помощи, нет совета. И все труднее даются превращения, все страшнее кажутся минуты ожидания жертвы на дереве, которые раньше захватывали охотничьим азартом.
Назавтра - на опушке леса, в сгущающихся сумерках возник размытый силуэт. Ни острое ночное зрение, ни проснувшееся недавно звериное чутье не помогли понять, что за существо говорит с ней:
- Шелла, пришло время. В день твоего восемнадцатилетия тебе придется выбрать - принадлежать ли к стае оборотней, остаться ли человеком или быть зверем, птицей, цветком, кем пожелаешь.
- Я не хочу выбора! Я хочу оставаться свободной!
- Свободной? Свобода - за гранью миров, там, куда уходят мертвые, а живые связаны Законом! Ты и так получила даваемое немногим! И только по праву крови - как порождение оборотня и человека.
- Так пусть судьба решит за меня.
Ах, как легко слетели с уст гордые слова. А ночами - не оставляют думы.
Остаться человеком, избавиться от страшного проклятия отца? Всю жизнь гнуть спину на полях, не своих, а богатого соседа. Не сметь взглянуть в наглые глаза сына старосты - зная, что пусть он только осмелится - и острые когти вонзятся в его горло. Видеть и чувствовать лес всего лишь так, как другие? Стать зверем, птицей, травинкой, когда от тебя ничего не зависит? Забыть унижения детства, бедность, насмешки товарищей, - но и мать, и подруг, и..?
Остаться тем, что есть? Познать законы стаи - и жить, страшась за каждый свой шаг, ведь человеческое и звериное ни совместить, ни соединить?
Сон проходил под утро, заботы дня не приносили покоя. Весна брала свое, девушки доставали из сундуков веселые платья, шли гулять с парнями, но не для нее теперь эти радости.
-Шелла, что ты все сидишь одна,-
это Мел заглянула в гости - знаешь, в деревню приехал молодой охотник, из знатных, с парой слуг. Говорят, храбрец, один на медведя и кабана хаживал. И совсем не гордый, вчера был на наших вечерках, да сам отплясывал так лихо! А собой как хорош! Приходи, хоть поглядишь на важного господина.
Пришла. Привычные пляски, смех. Господин пляшет то с одной, до с другой, смеется, что-то шепчет в нежные ушки. Стоя поодаль, Шелла замечает, что его взгляд то и дело останавливается на ней. А он как будто понял, что эта красавица чем-то отличается от деревенских простушек, и не раз, подойдя поближе, ненароком касался ее руки. Но плясать не позвал. Шаг в темноту - она уходит прочь от костра, сливается с лесной темнотой. А он заметил и, оторвавшись от веселого круга:
- Подожди, не уходи. Ты нравишься мне, прелестная дикарка,
- нежный, но уверенный тон, так не похожий на речь своих деревенских. Он уже совсем рядом...
Прыжок в сторону - еще один - и прочь, - в чащу, где не догонит, где нет ей равных, где каждое дерево даст приют.
- Эгей, ты куда? Ну надо же, какая пугливая. Пожалуй, вернусь, там одна красотка, Мэл, кажется, не прочь быть со мной...
-Ушел... Разочарование, горечь - и облегчение. Только-только сердце стало стучать ровно - в неверном вечернем свете темный силуэт, тот самый:
- Что, хорош молодой господин? Легко забываешь, как хотела свободы. Захочет он - останешься человеком?
- Нет! Я не позволю выбирать за меня никому! Ни ему, ни тебе, призрак! Но ведь день еще не пришел.
- Но он близок. - силуэт вливается в лесную чащу. Медленно, крадучись, минуя веселый круг - в свою лачугу.
Прошел день, другой. И это она? Почти неподвижна на зеленой траве. Руки охотника - все настойчивей, слова - все цветистее:
-Ты прекрасна как ветка яблони в цвету, ты нежна как слеза дождя на первом майском листке...
Но ни слова, ни движения в ответ...
-Ты будешь, будешь моей...
Рывок - хрупкая девушка вскочила и бросилась в сторону.
-Ну что ты, что ты... Я ведь люблю тебя и вижу, что ты меня любишь... А ты - то холодна как лед, то скачешь как дикая кошка.
- Как дикая кошка, говоришь? Что ты знаешь обо мне, молодой господин? Только то, что рассказала Мэл, которую ты уже успел обучить господским штучкам. Ты шепчешь нежные слова, а спросишь ли, чем я живу, о чем думаю? Или простолюдинкам думать не полагается?
- Но я, я хотел пробудить в тебе все лучшее - нежность, любовь...
- Все лучшее, говоришь? Так по-твоему, лучшее во мне - это! - сильная рука девушки рвет ткань платья от плеча до подола. - А я думаю по-другому! - нежный голосок переходит в рычание.
Поднять глаза, посмотреть на нее... Где гибкая фигурка, похожая на ветку ивы? Зверь, великолепный в своей хищной стати - золотистая шкура, черные пятна, алая пасть - леопард. Но ведь они здесь не водятся.
- И как тебе теперь моя любовь? - совсем низкое рычание, почти не разобрать последних слов, - Ррах!-
лапа на плече, шершавый язык лижет шею. Кинжал уже в руке - и что успеет раньше - сталь в горло зверя или лапа, рвущая плечо?
- Ах, молодой господин, кто же это Вас так? Сейчас, сейчас, перевяжем рану, леопард, говорите? Знаете, пока Вы весь день по лесам бродили, известие из графского поместья пришло. У него из зверинца леопард убежал - приказано найти, поймать, вернуть. Так Вы ранили зверя? Ушел, говорите? Ох, что ж теперь делать, граф разгневан будет!
Группа охотников, по одежде и богатству оружия - из знати, остановилась возле поляны, где шли деревенские пляски.
- Посидим, господа, посмотрим, как развлекается простонародье.
- А девчонки ничего, особенно вон та, светленькая...- мечтательно протянул другой, - да ты посмотри, как лукаво улыбается нам!
- Нет, я крестьянками не интересуюсь.
- Ну это зря, они иной раз получше графинь будут.
- Да, знаете ли, была у меня одна история, надо сказать, престранная, впору какому-нибудь менестрелю для баллады.
И известный всей столице своими лихими похождениями охотник рассказал приключение с девушкой-леопардом, посмеиваясь и не скупясь приукрасить себя.
- Так что граф-то? - спросил один из товарищей, когда рассказ был уже почти закончен.
- Поначалу все злился, что я спугнул его зверюшку. Пришлось пригрозить, что позабочусь, чтобы с него взяли штраф за ненадлежащее содержание зверинца, тогда он как-то поуспокоился. Выпили мы с ним, и расстались почти друзьями. Леопарда, кстати, так и не поймали.
- А девушка эта, Шелла?
- Понятия не имею, больше в той деревне не бывал, но уж от сельских красоток меня увольте, мало ли что...