Эй вы, двое!... Да-да, наконец-то обернулись, не докричаться! Ну, чего уставились? И не делайте такие большие глаза, я именно к вам обращаюсь. К тебе, к тебе, золотоволосый с шальными синими глазами - смотри, лютню не урони, ишь засмотрелся! Менестрель! А ты, рыжая, может хватит передник теребить - порвёшь! И рот закрой, а то ворона залетит или ещё какое насекомое! Ай, молодца!
Наконец-то! Насилу вас догнала, совсем умаялась - дорога-то петляет, холмы кругом, а вы чешете не скажу чтобы очень медленно! Водички хоть дайте попить! Вон, вижу у тебя там фляга на поясе висит, золотоволосый! Ах, там не водичка? Думаешь, откажусь, что ли? И не мечтай! Сейчас - чего угодно глотну, и пусть меня потом по всем канавам носит! Уух! Да, ваш арнорский здравур - один в один наш московский самогон-первач...
Опять уставились...Что, заговорила непонятно? Ничего, скоро привыкнете, разговор у нас всё равно долгим выйдет!
Нет, вы только на них посмотрите! Мать честная, глазенки на пол-лица оба распахнули, так, будто я им и вовсе не родная! Случай тяжелый, но излечимый.
В общем так, слушай мою команду! Давайте-ка сойдем с дороги, ни к чему нам пыль глотать, да и свидетели нам лишние не нужны - ни конные, ни пешие. Вот-вот, Конопушка, правильно ты к лесочку идёшь, посидим под холмом да в тенечке - что может быть лучше в жаркий майский полдень! Глаза свои серые перестань на меня таращить - знаю я твоё прозвище...Я вообще о тебе всё знаю. Или почти всё. И о дружке твоём знаю не меньше.
Садитесь, дети мои! Устраивайтесь на травке поудобнее, рассказ мой выйдет длинным. Но скучно не будет, это я вам обещаю.
Вот вы сидите, ручонками сцепились, и думаете: и чего этой убогой от нас надо? А, главное, почему это мы её послушались, с дороги сошли, уши развесив? Да потому, родные мои, что вы и впрямь мне родные. Родней некуда. И родство наше, если хотите, колдовского рода! Никак иначе! Ой, да не вздрагивай ты так, Конопушка, меня аж саму передергивает, на тебя глядючи! Ничего в этом особенного нет, в колдунстве таком!
Вот пришла к вам сама - как видите, в джинсах, в свитере, кроссовки на ногах - не какие-нибудь там ботфорты. У меня их попросту нет, а прикид нестираный дома валяется. Да и ни к чему он мне сейчас. И трудностей никаких на переходе не было.
Таращатся, бедненькие. Не понимают. Ну, что мне с вами делать? Ладно, ребята, просто поверьте мне на слово - я вам не чужая и зла вам не хочу. Посидите спокойно да выслушайте меня - больше я уж ни о чем не прошу. Представьте себе ненадолго, что я вам снюсь, и дело с концом. И успокойтесь уже, наконец! Ты, менестрель, скоро все струны на лютне оборвёшь, если их будешь таким вот манером дёргать.
Всё, выдохнули? А теперь слушайте.
Я вам одну интереснейшую историйку расскажу. Старинную арнорскую легенду, так сказать, хе-хе. Я, если хотите, сказочница. Работа у меня такая - людям сказки разные рассказывать. О добре и зле, о любви там какой-нибудь вечной, о золотых косах и серебряных клинках. Ну и вам уж заодно сейчас головы позабиваю чушью романтической. Не обольщайтесь - с самой что ни на есть корыстной целью. Да не шарь по карманам, рыжая, не нужны мне ваши медяки. Дайте-ка сначала сказку рассказать, а уж потом спрашивайте о цене, в смысле, о том, что мне от вас нужно. Да меня и спрашивать-то не придётся. Больно вы мне надоели! Сама всё выложу, не зря столько времени за вами, полоумными, гоняюсь...Обиделись. И совершенно зря. На меня вам обижаться нельзя.
Ладно, что-то я всё болтаю да болтаю. И всё не по делу. А если по делу, то вот она моя сказка, навострите уши и вслушивайтесь в каждое словечко. Для своей же пользы.
В каждой сказке, как водится, есть место для красавицы. А в моей их - целых четыре. Три - из тех, что ни в сказке рассказать, ни пером описать, а одна - необычная красавица. Можно сказать, и не красавица вовсе. О ней и речь. Впрочем - всё по порядку.
В замке князя Остогера всё было как обычно. В главной зале шёл развесёлый пир. Съёхались рыцари со всей округи, шумели, развлекались, похвалялись ратными подвигами. Рассматривали княжеских дочек - было на что посмотреть. Прикидывали - какое за них приданое сулит старый князь. Остогер был богат, сказочно богат. Это знали все. И то, что любит он своих дочерей без памяти, тоже ни для кого секретом не являлось. Так что каждый из молодых (и не очень) знатных шалопаев, на пиру присутствовавших, знал, что рука и сердце любой из остогеровских дочек - верный способ поправить своё состояние. Впрочем, были и такие, кому золото княжеское не нужно было. И вот почему.
Три дочери росло у Остогера. И все три - писаные красавицы. Умницы образованные, квэнья знают свободно, танцуют грациозно, поют великолепно. Таких невест ещё поискать. На турнирах за них копья ломали, мечи тупили, щиты продырявливали.
И всё никак старый князь с дочерьми расставаться не хотел. Хотя в ту пору старшенькой уже не то двадцать четыре, не то двадцать пять стукнуло. Давно пора замуж.
Было ещё одно несомненное преимущество у остогеровских дочерей. Их будущим мужьям не грозила перспектива обзавестись тёщей.
Старый князь дважды женился. От первой жены - разумеется, красавицы, среброволосой гондорской леди - родились у него Майвэнисс и Фалманисс. Такие имена - "дева-чайка" и "дева-волна" дала своим дочерям мать, выросшая близ Моря. Леди Эарвэн тосковала вдали от плеска волн и крика чаек, кружащих над пенными гребнями. Тосковала так, что, родив князю вторую дочку, оставила сей бренный мир и ушла на Звёздную дорогу. Проще говоря, померла. Остогер оплакивал жену три года, а на четвёртый вновь женился, справедливо рассудив, что подрастающим дочкам без матери никак не обойтись. Кроме всего прочего, князю нужен был наследник. Дочки - это, конечно, хорошо, просто прекрасно, но ведь фамильный замок им не оставишь.
Не долго думая, Остогер посватался к сестре своего ближайшего соседа - совсем ещё юной девушке. Леди Лискэль, "сладкий снег", пленившись благородной сединой князя, стала ему образцовой женой и расстроила Остогера лишь дважды - в первый раз, когда родила ему очередную дочку - девочку назвали Равэннэ, "львица", а во второй - когда сверзилась на охоте с коня и сломала себе шею. Так Остогер окончательно овдовел, забросил мечты о наследнике и принялся за воспитание дочерей, посвятив себя этому занятию без остатка.
Дочки росли красивые. И, что удивительно, красивые по-разному.
Всякий раз, когда Остогер на них глядел, он задавался вопросом: и как же это ему удалось - породить на свет трёх столь ослепительных дев. Пару раз даже мысли не совсем пристойные закрадывались в голову старого князя, но он гнал их прочь мощным усилием воли. Не хотел, так сказать, оскорблять память покойных жён. Предпочитал думать, что это в него дочери такими уродились. Вернее, раскрасивились.
Поэтому и сегодня в пиршественной зале яблоку было негде упасть - охотников полюбоваться на княжон было много. Но, вы не поверите, соль моей сказки не в этом.
Помимо залы, в которой, как и положено, вино лилось рекой, а изысканные блюда сменяли друг друга с невообразимой быстротой, в замке имелась ещё и - какое чудо! - замковая кухня. Всё как положено: ополоумевшая от обилия забот повариха в белом переднике, чад, шум, гам, подгорающие гуси, поросёнок на вертеле, истекающий жиром над весело гудящим очагом. Поварята, сбивающиеся с ног. Служанки - целая толпа бестолковых девиц, поминутно сбегающих с кухни, чтобы хоть в дверную щелочку разглядеть пирующих рыцарей и оценить великолепные платья заезжих леди.
Среди служанок этих нас интересует одна. Самая чумазая. Самая странная.
Молоденькая, худенькая, огненно-рыжая, вся в конопушках. Серые глазища вечно распахнуты на пол-лица. Звали её "Эй!" Потому что никому в общем-то не интересно было, как девчонку кухонную по-настоящему зовут.
Служанки языкастые окрестили Конопушкой, рыжая откликалась. Впрочем, когда грозная, пышущая румянцем повариха окликала девчонку "Эй!", та тоже отзывалась. А не будешь откликаться - так не долго и оплеуху заработать. Кому такое понравится?
Пир был в самом разгаре, гости ели-пили и веселились. Музыканты старательно раздували щёки, флейты пели. Только вот больше петь было некому. Придворный менестрель свалился с тяжелейшей ангиной. Ходил по кухне, страдальчески сипел и гнусавым голоском просил повариху налить ему чего-нибудь горячительного. Та только отмахивалась - и без простуженного дел было невпроворот.
И вдруг - по всем законам жанра словечко "вдруг" тут вполне уместно - в замковые ворота постучался бродячий - кто бы вы думали? - менестрель. Певец в запыленной одежде, лютня небрежно заброшена за спину. Взгляд канонически дерзкий, вид усталый и голодный. Впустили, конечно, отчего ж не впустить? И немедленно доложили князю, который ну очень переживал, что на его пиру петь некому.
Менестреля, уже устроившегося на кухне подле вертела с поросёнком и пускавшего слюнки, чуть ли не силком впихнули в зал.
--
Спой нам, бродячий певец! - с достоинством изрёк князь Остогер. - Потешь моих почтенных гостей!
Гости, обнаружив, что они "почтенные", радостно зашумели. Рыцари стучали кубками по столу и выкрикивали требования спеть что-нибудь "героическое и непременно про любовь". Некоторые при этом украдкой постреливали глазами в сторону княжеских дочек.
Дамы в это время оглядывали вновь прибывшего как некую диковинку. Высокий, худой - правильно., если полжизни по арнорским и Эру знает ещё каким дорогам шататься, откуда жир-то возьмётся? Глаза синие, лукавые. Красивый - таково было общее мнение. Честно говоря, звание менестреля имеет над юными девами, да и вполне зрелыми дамами какую-то магическую силу. Если менестрель - то обязательно красивый. Даже если он горбатый или кривой. Красивый - и всё тут.