Аннотация: А это последнее. Еще ненаписанное. И потому пока любимое.
Денис
По шоссе, что петляет вместе с Пянджем между Памиром и Лалем, резво бежал уазик: ехали советские пограничники из Хорога в Ишкашим. Денис Руднев вел машину, Сергей Николаев, злоупотребив спиртным, спал на заднем сидении.
Напился лейтенант, потому что в очередной раз разозлился на жизнь. А кто бы на его месте не разозлился? Ровесники они с Денисом, боевых заслуг у Сергея больше, но получил он в тот день на погоны вторую звезду, а Денис третью. Сыну полковника Руднева куда проще в жизни, чем сыну трактористки из глухого казахского села. Родись Сергей в приличной Московской семье, разве не смог бы поступить в военное училище? Разумеется, смог бы. И начал бы он боевой путь, не рядовым, а лейтенантом.
Денис обиду друга понимал, сочувствовал. Не перебивая, внимал праведному гневу в начале пути, и пьяному бреду в середине, обрадовался сонному мычанию. Оставшись без собеседника, полностью сосредоточился на дороге. А она ничего хорошего не сулила. Извивалась змеей по дну мрачного каньона, в вечной тени. Левой обочиной прижималась к неприступной каменной громадине, правой граничила с прифронтовой рекой. Камнепаду с родной горы и пуле снайпера с чужой, из-за реки Денис бы не удивился. Но хрупкую женскую фигурку в таджикском разноцветном рубашечного покроя платье принял за виденье. Сначала остановил машину, а потом обрадовался и, улыбаясь как можно очаровательнее, спросил:
- Красавица, куда подвезти?
- Мне недалеко...
- Все равно садись.
Интересной оказалась попутчица, с первого взгляда понравилась. Большие карие глаза, густые темные ресницы и брови, легкий румянец на белых щечках. Длинные волосы заплетены во множество косичек, но светлые.
- Гульчетай... какое имя красивое. Ты наполовину таджичка? - попытался ухаживать Денис.
- Нет, я абсолютная ишкашимка.
- Но почему беленькая?
- Ишкашимцы - предки истинных арийцев, родоначальники белой расы.
- Полный восторг... Гульчетай, сколько у тебя косичек?
- Сегодня тридцать восемь.
Она тряхнула головой и белые косички зашелестели, словно сухая осенняя трава в Подмосковье.
То ли разговор, то ли толчок на очередном ухабе разбудили Сергея. Он поднялся, уселся почти прямо, пробормотал:
- Остановись, мне надо догнаться, башка трещит.
Но заметил попутчицу, встрепенулся:
- О! У нас пассажирка! Давай знакомиться. Как тебя зовут?
- Гульчетай.
- Обалдеть! Гульчетай, покажи личико, - Сергей положил руку на плечо девушки. Она растерялась и испугалась, но не повернулась, а наоборот закрыла лицо руками. Николаев обиделся:
- Не хочешь и не надо! Плевать я на тебя хотел.
Ничего удивительного, опять повезло Денису. Что она в нем нашла. Можно подумать, что он очень уж рожей вышел или ростом удался. Весь из себя средний, ничего интересного. На опаленном горным солнцем лице зубастая улыбка да белки обычных карих глаз. Волосы, брови, ресницы выгорели, до не поймешь какого цвета. Ишь, щебечет соловушка:
- Неужели вот так уйдешь и не скажешь, где тебя искать? Это нечестно. Как мимолетное виденье... Все красавицы жестоки и коварны.
- Нет. Это мужчины жестоки.
- Я добрый и нежный. Но если ты меня больше не увидишь, то никогда об этом не узнаешь. Гюльчетай, я завтра свободен с утра до вечера. Где мы встретимся?
- У Чаши перемен. За час до заката. Хорошо?
- Очень хорошо.
- Не испугаешься Плачущей горы?
- Я похож на труса?
Плачущая гора - каменный исполин, нависший над Пянджем. Чаша перемен - озеро на южном склоне скалы. Наполняют гигантский сосуд горячие минеральные ключи и ручьи, текущие с ледяной шапки. Подземная и поднебесная воды смешиваются в колдовской, постоянно меняющийся в цвете коктейль, переливаются через край чаши горной рекой Дугарм . Фарфоровые берега сияют перламутровой радугой. С краев чаши свешиваются вниз полупрозрачные и разноцветные сосульки, высотой с десятиэтажный дом.
Ключей на дне озера много, какой когда забьет, не знает никто. С ледником, что на вершине горы понятнее, он живет по солнышку. Ночью спит, ранним утром родит ручеек, а вскоре уже речку. Ледяная вода постепенно заполняет большую пещеру внутри горы, что зовется Чашей прошлого, переливается через ее края. Разбегается множеством мелких ручейков, промывших внутри горы лабиринты ходов и пещер, течет вниз по склонам словно слезы. Через час после восхода солнца на дне чаши прошлого тает ледяная пробка. Скала вздыхает:...у-у-у-ухххх и отпускает накопившуюся за утро воду вниз, в Чашу Перемен. Водопад какое-то время хлещет, потом успокаивается, а под вечер блестит небольшой струйкой.
Старики рассказывают, что когда-то басмачи прятались в чреве Плачущей Горы. Днем отсыпались и готовились, шашки кривые точили... упадет волос на лезвие и пополам. По ночам же, обвязав копыта лошадей обрывками мягких одеял, совершали кровавые рейды. Нападали на мирных жителей, на пограничников... Закончат черное дело и ищи ветра среди скал.
На другой день, идя на свидание, Денис спешил и волновался. Задавался вопросами, не находил ответов, отвлекался от дум на опасных каменистых осыпях. Возвращался к началу размышлений, когда тропинка вела вдоль пологого гребня. Вроде бы странное место для встречи выбрала Гюльчетай. Может быть, испытание назначила? Нет, кажется, предание есть такое, что парень и девушка, искупавшись в Чаше перемен должны воспылать вечной любовью. Неужели она согласна любить меня вечно? А я? ... Какой чудесный, почти летний день. Справа от тропинки голубые как небо цветы. Как они называются? Кажется, незабудки. Надо нарвать букет.
Гюльчетай пришла к месту встречи на минуту позже Дениса. Она очаровала его гибкой грацией, умилила доверчивым взглядом, обнадежила застенчивой робкой улыбкой.
- Искупаемся? - предложил Денис.
- Хорошо, - согласилась Гуля, - только ты первый. Не боишься?
- Почему я должен бояться? Еще раз так скажешь, обижусь.
Денис разделся до плавок и с разбегу рыбкой нырнул в озеро. Вынырнув, сделал несколько гребков кролем, остановившись, нащупал ногами дно. Позвал:
- Иди ко мне.
Гуля скинула разноцветное платье, осталась в купальнике и абсолютно, до боли разочаровала. Синюшная гусиная кожа, дряблые мышцы и кости: ключицы торчат, тазобедренные выпирают словно уши, коленные и локтевые суставы огромные. Никакой грации, никакого очарования.
Она прыгнула в воду, погрузилась с головой, а когда вынырнула,... Денис едва признал новую знакомую. Белесые брови и ресницы, синие жилки на висках, губы почти бесцветные.... В полный шок впал, увидев следы уколов у нее на руках:
- Ты... это... героин?
- Нет,... это инсулин... диабет.
Денис плохо, но знал: что такое диабет. Жалость накрыла с головой, не выбраться. Идя на свидание, планировал лишь флирт, возможно с продолжением. Но она больна, с ней так нельзя... Прости... но я же тебя почти не знаю... ты же мне не нравишься совсем... что ж с тобой делать, как объяснить? Не смотри на меня с мольбой и надеждой... почему я должен разделить с тобой беду? Ты чужая, не моя...прости. В чем я виноват? В нелюбви? Слова не сказались. Это было за гранью жестокости... Он решил проводить девушку до дома и исчезнуть из ее жизни, без объяснений... Пусть думает: ушел на войну и не вернулся, пусть оплачет как погибшего... и забудет. Расставаясь, о следующем свидании промолчал. Дома на вопросы Сергея отвечать отказался. На другой день напросился на учебу в Душанбе.
А через неделю...
Денис вернулся и нашел друга возбужденным и счастливым.
- Серег, тебе очередное звание присвоили?
- Можешь на меня обижаться... Но...
- За что я должен обижаться?
- У меня сегодня Гульчетай ночевала - Сергей откинул одеяло, демонстрируя кровавое пятно на простыне, - Я вроде как... у тебя девушку увел...
- Силой?
- Нет, конечно.
- Тогда... совет да любовь.
- Ты не претендуешь?
- Теперь уж точно нет. Но тебе придется жениться или, что почти невозможно, поменять место службы. Ты это понимаешь?
- Я женюсь..., - Сергей улыбнулся, прищурился, - У нее даже имя красивое... Гуль - значит цветок. Глаза на ромашки похожи... Желтые, а ресницы почти белые... Знаешь у нее...грудь... и ноги. Она для меня танцевала... Представляешь? Я почти всегда мечтал об азиаточке..., чтоб мое слово закон... чтоб никаких упреков...
Некогда было ходить в женихах, наслаждаться медовым месяцем. Война подгоняет время. Свадьбу сыграли через неделю, а через три дня после свадьбы Денис и Сергей перешли Пяндж. По горной тропе поднялись на небольшое плато, разбили лагерь. Начали нести службу.
Чужая земля, тяжелая. Без лома окоп не выроешь. Чужое небо сыплет на голову колючий холод. Чужие люди живут недалеко, но пока лишь проходят мимо по тропе, что чуть ниже заставы, не обращают внимания на пограничников. Или делают вид, что им не интересно? Лишь двое мальчишек иногда приходят, поесть просят. Миски с кашей хватают словно голодные зверьки.
Ветер поднимал вверх песок и снег, смешивал их и бросал - в лицо, за воротник, в рукава. Стоять на небольшой площадке, что прилепилась к скале, было нестерпимо холодно. Денис опустился на землю, лег. Притаился. Немного погодя заметил путников. По-началу пара подозрений не вызывала: бородатый дехканин непонятного возраста верхом на ишаке, чуть позади босая женщина, закутанная в ветхую ткань и шкуру. Даже смотреть на нее холодно... брр...
Неожиданно женщина споткнулась, упала, уронила поклажу с головы. Узел покатился по склону горы вниз. Мужчина соскочил с ишака, подбежал к жене и принялся избивать ее палкой, которой недавно погонял животное. Бедолага опустилась на колени, пригнулась к земле, пряча от ударов лицо и голые кисти рук. Когда экзекуция закончилась, несчастная поднялась и почти не разгибая спины, отправилась вниз по склону, чтобы поднять то, что уронила.
Что же она все-таки уронила? Возвращается медленно, правда по камням и снегу босиком не побежишь. Но ноша у женщины не легкая, явно не узелок с крупой. Проверить? Даже если она тащит станковый пулемет, здесь это не преступление. Лучше не пугать, а завтра наведаться в кишлак и посмотреть, что там происходит. Больше тянуть нельзя, они явно к чему-то готовятся.
Денис дождался, пока супруги уйдут, поднялся и пошел на заставу. Издалека заметил, что Николаев занимается физподготовкой недавно прибывшего пополнения и заодно, красуется, демонстрируя новобранцам свой голый живот. Смотрите, завидуйте. Квадратики мышц словно на пособии в школьном кабинете анатомии.
Испытание солдатской мускулатуры на силу и выносливость прервал шум вертолетных винтов: с родной земли доставили продовольствие и почту. Сергей, получив письмо, забыл про салажат. Со счастливой улыбкой принял в руки бесценный дар, отошел в сторону, уселся на камень, осторожно распечатал конверт, достал аккуратный листок из тетрадки в клеточку и три фотографии. Много раз, снова и снова письмо перечитывал, а снимки пересматривал. Счастливые прошлое и будущее. Надо только пережить настоящее и все будет хорошо: он вернется домой, она встретит его на пороге дома.
Денис тоже письмо получил, от мамы. Радовался, конечно, но все равно завидовал другу, успевшему при распределении главных ценностей, получить большую долю. Никого не винил, лишь тосковал тайком, уверял себя, что обязательно выживет и встретит..., такую встретит, что Николаев сто раз позавидует. И Ромашка пожалеет, что променяла...
На другой день с утра солдатики во главе с командиром и замполитом вышли из лагеря. Через час пути достигли цели. На улицах кишлака ни души, только пыль и камни. Война... Худой мир лучше доброй ссоры, может быть, удастся договориться?
Автоматные выстрелы раздались неожиданно.
Животные ужас и ярость мгновенно разодрали до бесконечности амплитуду колебаний человеческой сущности. Но так же мгновенно в подсознании Дениса выкристаллизовалась программа борьбы за выживание, превратила его в бесстрашного и безжалостного командира бойцов. Вынудила приказать:
- Серов слева, Князев справа... обходите дом и гранатами. Остальным, приготовиться...
После долгих минут ожидания, прогремел взрыв, обозначая, что рядовые, не обращая внимания на боль в окровавленных ладонях и коленях, проползли под прикрытием дувалов не меньше пятидесяти метров по холодной каменистой земле. Достигнув цели, уцелели, поднявшись в полный рост. Один выбил дверь, другой метнул гранаты в нутро, провонявшее кизячным дымом и пылью.
Успех окатил жаром боевого азарта.
- Первый взвод за мной, второй за Николаевым... вперед!
Денис вскочил и кинулся в лабиринт узких кишлачных улочек, вдогонку за петляющими в попытке скрыться духами. Долго бежал вперед, жадно глотая разреженный горный воздух, поливая чужую землю раскаленным свинцом. Остановился на краю кишлака, поменять магазин автомата. Оглох от тишины, понял: победа. Вот и Николаев со своим взводом... Все хорошо, все живы...
С Родины, из-за зазубрин Ишкашимского хребта выкатилось в зенит солнце. Слегка припекло спины присевших отдохнуть солдат. Рассыпалось лучами по камням и снегу, нечаянной красотой остудило горячку боя, утихомирило ярость. Напомнило, что весна уже у подножия гор, там, где по дну ущелья плещется вода Пянджа. Скоро и здесь, в горах природа сменит гнев на милость.
- Командир, здесь местных жителей нет.
Ушли? Значит, как-то узнали о приходе шурави. Или здесь давно никто не живет? Потом разберемся, сначала надо успокоиться и структурировать мир. Денис, пытаясь сосредоточиться на деталях, разглядывал убогий кишлак. Глиняные заборы, за ними ветхие жилища, покалеченные недавним боем. Денис не сразу понял, почему из черной дыры, сквозь разбитую стену одного из домов вышла женщина в темном одеянии, скрывающем лицо и фигуру. Низкорослая, щуплая, почти бесплотная афганка двигалось ни быстро, ни медленно, не пытаясь спрятаться. Она приковала к себе солдатские взгляды, словно заворожила. Никто не посмел встать у нее на пути, никто не помешал пройти туда, где в заледеневшей крови лежали три трупа. Женщина склонилась над одним из убитых. Тонкие пальчики опустили веки на безжизненные глаза, коснулись изрытой морщинами щеки. Странно белой казалась маленькая ручка на темном мужском лице.
Женщина неожиданно резко поднялась с колен, выпрямилась и выстрелила сквозь ткань черного балахона. Денис услышал стук пуль о свой бронежилет. Перед тем, как почувствовать боль, успел увидеть, как, обмякнув, опустилась на землю закутанная в черное женщина. Как Николаев подскочил к ней уже лежащей, но еще незастреленной до смерти, несколько раз ударил ее сапогом по лицу, а потом добил выстрелом в голову.
Сергей прибежал к Денису, когда медбрат Димка уже вколол ему обезболивающее. Вместе они оторвали окровавленные руки командира от раны, прилепили вырванный пулей кусок мяса к животу и прибинтовали его.
- Ничего страшного, командир, поверхностное. Кишки не задеты, а мясо прирастет. Шрам будет как после аппендицита.
- Значит, так мамке и скажу, если спросит. Вырезали мол...
- Денис, все равно тебя в союз отправлять, так может, лучше вертушку сюда вызвать?
- Вызывай.
- Не бывает худа без добра. Я б сейчас с удовольствием домой к жене.
Гульчетай..., как давно это было. Мрачное ущелье, опасная дорога и счастливая встреча.
Вскоре вертолет, гремя винтами, уносил Дениса с неприветливой афганской земли в Хорог, столицу советского Памира. Там в мирном городе до легкоранено старлея у врачей руки дошли не сразу. А на другой день необработанная рана воспалилась.
Денис, ненадолго вырываясь из забытья, с трудом воспринимал происходящее. Слышал почти знакомое слово - сепсис. Но не понимал, что оно означает, и не хотел понимать. Откуда-то из-за пелены жара и боли являлась девушка в голубом. Кто она? Врачи и сестры должны быть в белом.
- Терпи миленький, терпи...
Она истязательница... Она за грехи...
На вопрос: сколько терпеть нет ответа, да и времени почему-то нет. Оно перестало идти вперед, запуталось, запетляло. Знание, что до собственной смерти рукой подать, не пугало, а успокаивало: все пройдет. Почему изверг в голубом садится на край его кровати, ласкает прохладным прикосновением влажной салфетки лицо и шею? Почему гладит ладошкой по чуть отросшим волосам? Почему она обещает:
- Все будет хорошо, я тебе сейчас укольчик сделаю, потерпишь?
- Потерплю.
- Полегче?
- Да.
- Все заживет... до свадьбы. Постарайся уснуть.
Сон поначалу навалился тяжестью, а потом унес в невесомость. Туда, где уже бегут ручьи по асфальту и отрытые форточки гоняют солнечных зайчиков. В Москву, домой.
- Мама... - Денис закрыл глаза, желая досмотреть сон, но через мгновение осознал, что видит явь.
- Мам...
- Сергей написал. Скажи ему спасибо. Если бы я не приехала, не привезла лекарства ..., подумать страшно, - Нина Сергеевна кончиками пальцев коснулась коротких волос сына.
Он попытался приподняться, но разбудил задремавшую боль, уже не запредельную, как недавно, но еще вполне чувствительную. Сумел не застонать, гримасу страдания выдал за улыбку, попросил:
- Мам, поесть бы... Щей хочу. Умираю с голоду.
- Не умирай, сейчас накормлю.
Денис с удовольствием слизывал с ложки куриный бульон, когда в палату вошла девушка в голубом халате, и несмело попросила:
- Нина Сергеевна, я все-таки должна осмотреть больного.
- Галина Ильинична, я зайду к вам в ординаторскую и продиктую все, что надо записать в карту.
- Я лечащий врач...
-Нет.
- Я же говорила, что в тот день у нас было очень много тяжелых...
- Если бы вы на другой день позвонили мне...
- Я не знала, что он сын генерала Руднева.
- А если не на страх, а на совесть? ... Бесполезный разговор, ступайте, милочка, я скоро приду.
Врач ушла, а раненый, наевшись, не нашел в себе сил на думы и борьбу со сном. Растворился в мягком и безопасном пространстве.
Денис открыл глаза, но впотьмах ничего не смог разглядеть. Что же было вчера, когда засыпал. Что-то очень хорошее... В ворохе запутанных мыслей и воспоминаний отыскал ниточку, потянул за нее.
- Мама...
- Да, сынок.
- Мам, сколько я спал? Сейчас утро или вечер?
- Ночь.
- Тогда почему ты не спишь? Со мной уже все хорошо.
- Не могу.
- Давно я в госпитале?
- Вторую неделю, ... еще бы день, ... если бы не Николаев...
- Отец как?
- Нормально. К Митрохиным ночевать пошел.
- Ступай и ты.
- Не пойду. Все равно не усну. А ты поспи.
- Не хочу больше.
- Тогда расскажи, что-нибудь. Невестой не обзавелся?
Денис ответил односложно:
- Не обзавелся.
А мыслями погрустил: я за полгода двух женщин видел. И себе пообещал: живот заживет, приеду в отпуск на целых два месяца и найду свою половинку.
Мать промолчала, лишь улыбнулась грустно, а сын вздохнул и виновато посочувствовал:
- Не повезло тебе в жизни. Сначала за отца переживала, теперь вот за меня.
- Я ни разу не пожалела, что вышла замуж за твоего отца.
Проснувшись утром, Денис понял, что боль съежилась и ослабла. Она уже не мешала шевелиться, даже позволила сесть на кровати и самому поесть. Не отвлекла, от созерцания красоты, когда в палату вошла девушка в голубом. Это ты говорила мне, терпи? Ладно, прощаю, работа у тебя такая...
Денис с удовольствием разглядывал ладное, налитое молодым здоровьем тело, облаченное в короткий, до середины бедер халатик. Улыбнулся, озадачившись: почему шапочка держится на коротких черных волосах. Проникся сочувствием, увидев страх в ярко-синих глазах и заискивающую улыбку на нежно-розовых губах.
- Нина Сергеевна, простите...- начала, но не смогла закончить фразу красавица.
- Не прощу. По вашей вине...
Денис не мог не заступиться:
- Мам, на радостях, ... все же хорошо.
Яблони везде цветут одинаково. И в саду Хорогской больницы и на подмосковной даче. Днем легко представить, что находишься дома в Серебряном бору. Но почти не знает сумерек горная страна. Здесь, стоит солнцу скрыться за высокоподнятым горизонтом, разом опускается темная яркозвездная ночь. Не разглядеть в саду деревьев, тропинок, пока не засветятся больничные окна. И звуков в ночи немного. Лишь теплый ветеро, шелестит, ласково прикасается к листве и цветам. В Москве же долго вечереет. Тени на земле постепенно, вытягиваются, бледнеют. Закат догорает не сразу, и тьма по небу с востока на запад ползет медленно.
Где лучше? Везде хорошо. Рана почти зажила. Родители успокоились и уехали. Утром придет красавица в голубом, она не может не прийти, потому что завтра дежурит. Отец с матерью редко оставляли Дениса одного, а при них Галочка тушевалась, да и Денис почему-то стеснялся осуществлять коварные планы обольщения. Завтра они впервые смогут поговорить без свидетелей. Воображение легко нарисовало картину, как распахнется дверь, войдет она, присядет рядом на стул, спросит:
- На что жалуетесь?
- На одиночество - ответит он.
Скорее всего, она промолчит, потупив взгляд. В самом деле, не скажет же она, я согласна, твое одиночество разделить. Еще меньше верилось, что она не поймет намека, или, поняв, отвергнет симпатичного героя.
Со стороны тропинки послышался стук каблучков. Наверное, сестра ищет, потому что на вечернюю перевязку опоздал, успел подумать Денис, перед тем как услышал прекрасный голос:
- Больной Руднев, почему вы не в палате?
- Галина Ильинична... Галочка...
Он шагнул ей навстречу, в темноте легко нашел ее руки, поднес их к губам. Восторженный и счастливый целовал пальцы, ладони, запястья. Шептал, словно бредил:
- Галочка, как хорошо, что ты пришла, ... Галочка...
- Я знала, что ты меня ждешь.
- Давно-давно жду, - Денис обхватил девушку, прижал ее к себе, поцеловал покорные, теплые губы.
Галя не сопротивлялась, напротив льнула и отвечала. Дрожью в теле, жаром в ладонях, неровным дыханием, сдавленным стоном...
Желание любить заполнило Дениса целиком, прогнало остатки мыслей и благоразумия, разнесло в щепки мосты, по которым можно было отступить назад. Он хотел взять девушку на руки и задохнулся от боли в искромсанной ее руками плоти, но не вскрикнул, лишь застонал. Однако Галя все поняла, шепнула:
- Не торопись, вся ночь наша. Пошли со мной.
Она повела его не по дорожке, в конце которой светились больничные окна, а сквозь сад, к беседке. Там, за решетчатыми, увитыми виноградной лозой стенами, на деревянном полу отняла остатки сознания и отдалась. Заслонила собой все прожитые в ожидании любви дни и ночи, унесла в мир колдовских женских чар. Осчастливила.
А когда до рассвета осталось совсем чуть-чуть, поднялась, поправила одежду и сказала:
- Денис, я очень тебя прошу, о наших отношениях никто не должен знать. Ты скоро выпишешься, а мне здесь работать.
- Я не трепло. Но... с моей стороны это не легкий флирт.
- Это очень тяжелый флирт, - Галя тихо засмеялась, - Поцелуй меня на прощанье и ступай в палату.
- А ты?
- А я выберусь в город, через дыру в заборе и пойду домой. До дежурства успею поспать пару часиков.
- Когда мы встретимся?
- Завтра я свободна. Значит, если нигде ничего не случится и не будет наплыва раненых, то я буду тебя ждать здесь. Как стемнеет, приходи. Ты, кажется, не хочешь меня поцеловать?
- Хочу поцеловать, но не хочу прощаться.
- До завтра, ступай.
Остаток ночи и утро Денис провел среди сновидений. Яркие словно весенние цветы образы наплывали из нереальности, неведомые силы поднимали над землей, уносили в страну исполнившихся желаний. В бытие вернул приятный женский голос и тепло жесткой ладошки на плече:
- Больной, просыпайтесь, осмотр.
Денис открыл глаза и увидел, что на стуле возле его кровати сидит Галочка. Как всегда в голубом наряде, как всегда красивая. Как держится! По ней драматический театр плачет! Будто совсем чужая, будто не она вчера в беседке принадлежала мне до мизинчиков.
- Поднимайте одеяло и рубашку, показывайте рану.
Денис послушно обнажил живот. Обиделся, когда врач, едва глянув на шрамы, поднялась. Могла бы и потрогать...
Никак не ожидал приговора:
- Почти здоров. Через три дня выпишу.
Денис, притворившись, что снова уснул, из-под опущенных век наблюдал, как Галина переходит от одного раненого к другому, как присаживается возле каждой кровати. Что-то записывает.
Когда Галя вышла из палаты, Денис едва не кинулся за ней. Нет, он бы ни в коем случае не сделал их отношения достоянием общественности, он бы посмотрел ей вслед и все. Однако, сдержался не позволил себе ничего. Отвернулся к стене, демонстрируя равнодушие. Не откликнулся на призы пожилого капитана, лежащего в палате дольше всех, принять участие в разговоре. Да и что он мог добавить к мужскому трепу.
- Хорошая Галина баба, жаль ее.
- Чем одна чекистка лучше другой?
- А я знаю, что тебе она не дала, даже за чеки.
- Да, я не больно-то и просил.
- Но ведь обломала?
Видимо обломала Галя кого-то публично и не очень тактично, потому что палата сотряслась от дружно хохота.
- Даже если она и ляжет с кем за чеки, я не смогу осудить. Ей деньги не на наряды нужны, а потому что ребенок больной. Муж у нее за рекой второй год, оттого, что по-другому на операцию заработать не мог. И она здесь, на две ставки, а не дома возле дочки, не от хорошей жизни.
На другую ночь, встретившись с Галиной в их беседке, Денис ни в чем не упрекнул ее и ни о чем не спросил. Прощаясь, она сказала, что это последнее свидание, что должна выписать его завтра утром. Денис молча протянул ей сто чеков - всем известную таксу за две ночи, она молча взяла деньги и ушла из его жизни.
Выписавшись из госпиталя, Денис получил еще одну звездочку на погоны и назначение на тринадцатую заставу, начальником. Удивился и обрадовался, узнав, что замполитом у него будет Сергей Николаев. Друзья поселились на маленькой терраске, что прилепилась к отвесной скале на высоте двести метров над рекой Пяндж, и четыре тысячи метров над уровнем моря. Стали жить в одном доме, разделенном, словно зеркалом, тонкой дощатой перегородкой. Сергей привел на свою половину Гульчетай и Денис страдал. От чего? Не мог равнодушно смотреть, как утром друга провожает на службу жена. Она почти всегда выходила на крылечко, словно дразнила... Только что покинувшая теплую супружескую постель, еще не прибранная, в халатике, накинутом на голое тело. Чтобы успокоить дыхание Денис приказывал себе смотреть на блеклое без косметики лицо, но редко удавалось не заметить высокой груди в вырезе халатика, а напоследок обязательно цеплялся взглядом, за кисти нежных рук на шее друга.
Иногда супруги за стеной ссорились. Сергей, не боясь быть услышанным, орал на жену. Она почти всегда молчала, даже не пыталась оправдаться. Иногда плакала. Однажды Денис не выдержал, попенял другу: соперник не равный, зачем? Но услышал в ответ:
- Заведи себе бабу и делай с ней, что хочешь. И я со своей буду делать все, что хочу. Тут ты мне не командир. Заметь, я ее пальцем не тронул.
Промелькнуло лето, прошуршала осень, медленно прошла зима и, наконец, наступила весна. Сначала ранняя, потом настоящая - время очередного отпуска. В Москву Денис ехал с желанием встретить девушку, достойную стать его любимой. С первых дней жизни в родительском доме занялся личной жизнью. Встречался со старыми знакомыми, находил новых. Но душа упорно топорщилась, не хотела ложиться ни к одной особе женского пола. До тех пор, пока...
Денис приехал на родительскую дачу в Серебряный бор. Вечер конца июня баловал солнышком, но не теплом. Ветер безжалостно драл за косу березу, что росла возле калитки, срывал едва завязавшиеся яблочки в саду, грозился сломать куст дельфиниума. Однако в дом Дениса загнала не непогода: свадьба на соседнем участке беспокоила округу и наводила на грустные размышления. Словно еще раз упрекала судьба: нелепый ты и ищешь то, чего в природе просто нет.
Вдруг скрипнула калитка, Денис повернул голову и увидел, что на тропинке его сада возникла королева. Ее простые наряд и прическа, предназначенные скрыть, лишь подчеркивали благородную кровь. Длинное, рубашечного покроя платье, подчиняясь ветру, плотно прилегло к стройной фигурке, повторяя все ее изгибы и выпуклости. Толстая коса на спине своей тяжестью вынуждала девушку держать голову прямо.
Гостья, не спеша, прошла по саду дачи генерала Руднева, подошла к вольеру, где жил пес Барс: ветеран пограничной службы. Когда она открыла решетчатую дверь, Денис закричал:
- Не подходи, сожрет! Сумасшедшая, ты куда лезешь?!
Но девушка не расслышала слов сквозь стены дома и грохот свадебной музыки. Спокойно шагнула в вольер и протянула собаке косточки. Денис кинулся вниз, споткнулся на ступеньках и скатился кубарем. Вскочил на ноги и в окно уже первого этажа увидел, как злобный, натасканный на охрану пес аккуратно берет подачку, как лижет длинные тонкие пальчики. Потом с готовностью дает лапу и позволяет себя гладить. Барс, ты помешался? Ты, почему позволяешь ей чесать пузо?
На несколько секунд смолкла музыка у соседей и Денис услышал, как кто-то обращается к его гостье:
- Полинка, ты в своем уме? Выбирайся потихоньку.
За калиткой, не решаясь войти, стоял молоденький белобрысый паренек.
- Мы с ним еще утром подружились, - ответила девушка, провела рукой по собачьей морде, и направилась к выходу.
Ой, какая... черноглазая. Она словно из мечты воплотилась, из детской сказки пришла Василиса Прекрасная. Нежные, мягкие черты лица. Словно бархатная, темно-коричневая от загара кожа. Красавица... моя? Не моя. Белобрысый по-хозяйски обнял королеву и они вместе вернулись туда, откуда пришли, даже не заметив Дениса.
Солнце сходило за горизонт на несколько часов и вернулось с другой стороны. Свет мешал спать. Не свет, конечно, вечернее видение. Красивое лицо, небольшая, как раз в ладонь, грудь, и латинская буковка V между впалым девичьим животиком и чуть полноватыми бедрами... уголок этой буковки... Почему не моя, зачем тебе этот сопляк!
Денис поднялся с кровати, вышел на улицу, бродил по саду пока не замерз. Вернувшись, быстро уснул и проснулся, от веселых криков со стороны соседнего участка. Не удержался, глянул в окно. Увидел натянутую волейбольную сетку и по пять игроков по обе ее стороны. Среди игроков она - Полина, и его счастливый соперник. Пошел ты... ты ей муж? У тебя еще мамкино молоко на губах не обсохло.
Денис натянул брюки, сунул ноги в старые удобные кроссовки и выбежал на улицу. Да, его не пригласили на свадьбу, но он не обязан ждать приглашения поиграть в мяч.
Место на площадке нашлось быстро. Жаль, что не рядом с ней, а напротив. И белобрысый напротив. Ты загасить хотел? Денис с быстротой горного животного метнулся к мячу и отбил его у самой земли, поднял на руку товарищу. Переходя на подачу повыпендривался:
- Давненько я не брал в руки шашек...
- Как надел я портупею, все тупею и тупею? - съязвил, брат жениха Леха, сумевший за шесть лет учебы в институте окончить три курса.
В другой раз Денис не обратил бы на придурка внимания, но снести оскорбление в присутствии девушки своей мечты не пожелал. Ответил:
- Вот вырастешь, наконец, пойдешь служить, тогда будешь иметь право судить. А пока лови!
Денис выплеснул вместе с подачей злость и обиду.
Леха от удара увернулся, а Полина подбежала, и не сумела справиться с закрученным, летящим с бешеной скоростью, мячом. Он отскочил от рук в лицо.
- Прости, пожалуйста... я не тебе кидал! Полиночка, прости! - Денис, ужасаясь содеянному, подбежал к девушке, попытался оторвать ее ладони от разбитых губ и носа. Но Полина, едва сдерживая слезы, тихо попросила:
- Отстань, отойди, пожалуйста.
- Пошли ко мне, у меня мама врач...
- Слушай ты, отойди от моей сестры, - четко и внятно произнес белобрысый, - ты понимаешь, что тебе говорят? Или... как надел я портупею, все тупею и тупею...
Денис ничего не оставалось, как уйти домой. Жизнь не удалась, исправить ничего нельзя.
Промелькнуло лето, не погрело. Последний день отпуска, первое сентября, уносил ветром последнее тепло. Денис завел отцовскую 'Волгу', поехал за прощальными приключениями.
Издалека заметил компанию: трое парней и девушка ловили такси. Не может быть! Что ей здесь делать, да еще в таком сообществе? Накатила волна радости и страха, взметнула в небеса и опустила в темные глубины. Я не могу ее потерять, я сойду с ума, если не поговорю с ней сейчас, не дотронусь до нее.
Остановив машину, Денис с трудом нашел в себе силы, чтобы опустить боковое стекло. Чуть отлегло, когда Полина спросила:
- Вы нас подвезете?
- Куда? - Денис понял, что она не узнает его, и порадовался, что судьба дает еще один шанс.
- Ребята на 'Автозаводской' выйдут, а меня почти в Чертаново.
Чуть зубами не заскрипел: такую... только такую хочу.
- Падайте. Ты давай вперед садись.
Нельзя на нее смотреть, на дорогу смотреть надо... Вот сейчас мужиков высажу, кажется, нет среди них твоего..., скоро останемся одни и поговорим, девушка моей мечты...
Приехали. Она протянула пятирублевую купюру, но Денис не обращая внимания на деньги, сомкнул пальцы на запястье девушки.
- У тебя с головой как? Держи пятерку... руку отпусти... отпусти, придурок... урод!
Денис растерялся и обиделся. Мелькнула мысль, что она все-таки узнала его и вот сейчас мстит. Не задержал. Но после того как хлопнула дверь подъезда, вдруг отчетливо осознал: именно такой врединой-колючкой, полной противоположностью бледной покорной Ромашке, должна быть его жена. Выскочил из машины, добежал до двери с кодовым замком и понял, что потерял еще раз и навсегда. Потому что на поиски времени нет, завтра в семь утра он должен быть в Домодедово.
Поля
Еще один учебный год остался позади. И теперь на поезде в три вагончика, от полустанка к полустанку - мимо леса, мимо крошечной деревушки, мимо поля, мимо маленького городка в последнее деревенское лето. Миновали мост через речку Пядицу, Поля Малышева вышла в тамбур. Распахнула дверь, подняла подножку... еще чуть-чуть... зашипели тормоза, поезд резко сбавил ход и остановился. Девушка спрыгнула на песчаную платформу под теплый летний дождь. Огляделась. Попутчиков нет. Значит, топать в одиночестве. Поправила лямки тяжелого рюкзака и вперед, по тропинке.
Если бы неделю назад в деревню не поехала мать, Поля обязательно сообщила бы родным точную дату своего прибытия. Рюкзак нести не пришлось бы. Для младшего брата на велосипеде пять верст не крюк. Но мать Антошку баловала, и, скорее всего, послала бы на станцию отца. Его Поля пожалела.
На лугу - цветы, в перелеске - подберезовики. Морошкино болото - половина пути.
Конец июня - время этой ягоды. Позже появятся брусника и клюква, а сейчас от тропинки десяток шагов в сторону между холмиков, сплошь устланных зеленым мхом - на низеньких кустиках желтые морошинки, спелые, в меру кислые. Рви, сколько душа пожелает.
- Привет, Поль!
От неожиданности девушка почти испугалась. Но, узнав окликнувшего, обрадовалась: Илья Осинцев - друг ее младшего брата. Рубашка и брюки у Ильи промокли до нитки и прилипли к телу. В руках корзина полная морошки.
Жил Илюшка в Ленинграде, в Василево приезжал к бабушке на каникулы. За год, что не виделись, вытянулся здорово: смотреть на него пришлось, задрав голову. Повзрослел. Но, как и прежде, нос в веснушках, брови, ресницы и коротко стриженые волосы выгорели до светло-соломенного цвета. Глаза... красивые, светло-серые, большущие.
- Что ж ты без плаща? - спросила Поля вместо приветствия.
- Толку от него мало, только мешает. Дождь теплый.... А ты надолго приехала?
- До конца лета.
- Пошли домой.
- Пошли.
Добрались до тропинки. Илюшка достал из кустов свой велосипед. На руль повесил корзину с ягодами, к багажнику привязал Полин рюкзак. Мог бы уехать, но не захотел. Пока тропинка была узкой, шли друг за другом. Стала тропинка дорожкой, пошли рядом. Поговорили: