Кучурин Владимир Владимирович : другие произведения.

"Философская школа" эпохи романтизма в русской историографии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В статье рассматривается роль религиозно-теологического фактора в процессе генезиса и эволюции научно-исторического знания в России


В. В. Кучурин

С.-Петербург

"Философская школа" эпохи романтизма в русской историографии первой половины Х1Х в.

  
  
   В отечественной историографии долгое время господствовала концепция поступательного развития исторической мысли от провиденциализма к научно-рационалистическому пониманию истории. Казалось бы, спорить с этим трудно. Ведь, хорошо известно, что уже в XVI-XVII вв. в недрах русской культуры подспудно происходил процесс секуляризации, а в следующем столетии секулярные тенденции становятся весьма заметными и определенными. Именно в это время ускоренными темпами складывается светская культура. В свою очередь, Православная церковь, не подчиняясь господствующим в обществе секулярным тенденциям, последовательно вытеснялась на периферию культурной жизни. Считается, что это "серьезно облегчало процесс высвобождения исторической мысли из-под господства богословия, вычленения гражданской истории из церковно-религиозной, что имело решающее значение для возникновения внерелигиозного подхода к познанию истории и превращения исторических знаний в науку".
   Однако в настоящее время исследователи, изучающие историю науки в культурном контексте, склонны отмечать существенную положительную роль религиозных и теологических факторов в генезисе науки. К примеру, А. Кожев указывал на догмат боговоплощения в составе христианства как на несущий главную ответственность за феномен западной науки, а Фр. Ейтс говорила об определяющей роли "герметического импульса" в генезисе науки нового времени.
   Думается, что учет религиозного и теологического факторов в научно-историческом развитии следует считать вполне оправданным. Ведь, личное отношение к Богу является несомненной реальностью для сохранившего искреннюю и глубокую религиозность ученого и, следовательно, выступает существенным фактором внутренней мотивации его внешней научной деятельности. Вот почему игнорирование религиозности препятствует адекватному пониманию мотивов и целей исследовательской работы верующего ученого. С учетом сказанного представляется важным и необходимым анализ роли религиозно-теологического фактора в процессе генезиса и эволюции научно-исторического знания в России, где секуляризация вовсе не представляла собой прямолинейный и безвозвратный процесс.
   Так, уже в 1760-1770-е гг. начинает складываться идейная оппозиция секуляризации. В это время дворянская интеллигенция, охваченная сентиментально-пиетической атмосферой, переживала глубокий духовный кризис. Она оказалась "на распутье между вольтерьянством и религией". Не имея "краеугольного камня", на котором можно было "основать душевное спокойствие", она переживала время "колеблемых размышлений и исканий", "тревожного душевного настроения". Иначе говоря, российская интеллигенция испугалась безбожного цинизма и скепсиса, утвердившихся в светских кругах под влиянием "вольтерьянства", и начала осознавать важность религии в жизни отдельного человека и общества в целом. Результатом стал исход "образованного сословия" из "вольтерьянства" в религию. Но это не было всеобщим воцерковлением. Дело в том, что российская интеллигенция искала целостное мировоззрение, которое бы преодолело извечную противоположность веры и знания, религии и философии. Между тем, православие представлялось ограниченным, не всеобъемлющим, не универсальным и главное не способным ответить на самые острые вопросы современности. Поэтому в большинстве своем русская интеллигенция, оказалась под влиянием масонского мистицизма, и черпала "духовную пищу" в сочинениях Сен-Мартена, Беме, Парацельса, Эккартсгаузена и др. Впрочем, широкого распространения эта, по сути, гностическая идеология не получила. Деятельность ее адептов была пресечена усилиями государственной власти. Но в начале XIX в. вновь наблюдается необычайное увлечение мистицизмом, который теперь охватил все классы российского общества, став по настоящему могучим общественным движением, равно увлекавшим и наивные, и просвещеннейшие умы". Мистицизм воздействовал на литературу, педагогику, живопись, архитектуру. Впрочем, весьма скоро интеллигенция, искавшая целостное мировоззрение, разочаровалась в своих мистических увлечениях, так как они привели к откровенному обскурантизму и ханжеству. Тем не менее, "известная часть русского образованного общества 30-40-х годов" сохранила "сильное тяготение в сторону иррационального" и религиозные искания занимали в ее настроении главенствующее положение. Более того, мистика образует целое течение в умственной жизни этой эпохи, составляя продолжение и развитие традиций эпохи предшествующей. У отдельных представителей российской интеллигенции она служила даже основой их мировоззрения. Одновременно другие ее представители, внимательно изучая немецкую философию Шеллинга и Гегеля, учения которых были восприняты как гармоническое единство религии и философии, громко говорили о необходимости создать религиозную философию. При этом "мистики" 1830-1840-х гг. в отличие от своих предшественников уже не ограничивались индивидуалистической этикой спасения и, выйдя за пределы чисто личных интересов, разрабатывали мистическую философию истории. Она легла в основу так называемой "философской школы" эпохи романтизма, которая фактом своего существования не только опровергает традиционную концепцию историографического процесса в нашей стране, но также заставляет задуматься о роли сакрализации в научно-исторической деятельности.
   Новый мистико-романтический взгляд на историю складывался в 1820-е гг. в ходе кружковых бесед и дискуссий, так как в данное время вообще все важнейшие идеи "впервые именно высказываются, рождаются в словесном взаимодействии". И лишь в конце 1820-х гг. новые методологические принципы появились на страницах печатных изданий. Первенство принадлежит И. Среднему-Камашеву, который в 1827 г. опубликовал в "Вестнике Европы" ряд статей под названием "Взгляд на историю как на науку". Позднее вышли в свет работы М. П. Погодина, Н. И. Полевого, П. И. Чаадаева, А. С. Хомякова и др. Кроме того, новая методология нашла отражение в исторических трудах Т. Н. Грановского, С. М. Соловьева, декабристов Н. И. Кутузова, Ф. Н. Глинки, И. М. Муравьева, Н. С. Бобрищева-Пушкина, а также славянофилов А. С. Хомякова, И. В. Киреевского и др. Расцвет мистической философии истории приходится на 1830-е - начало 1840-х гг. В этот период она получила "второе дыхание" благодаря широкому распространению в российском образованном обществе гегельянства. Есть все основания утверждать, что в указанный период "философская школа" эпохи романтизма была одним из ведущих направлений в историографии. Поэтому без ясного понимания ее содержания нельзя получить полного представления об эволюции отечественной историографии в середине XIX в.
   В основе новой исторической методологии лежала идея всеобщей сакрализации мира, который существует в Боге, представляя собой не просто универсальный организм, но божественное тело тождественного с нею божественного духа. Подобный взгляд, конечно, восходит к мистико-романтическим принципам шеллинго-гегелевской философии. Весь мир становился "достойным изумления чудом", великой тайной и мистерией. Рассуждения о "тайне истории" были обычными для историков в 1820-1830-е гг. В соответствии с этим они считали предметом научно-исторического исследования таинственное действие Промысла Божьего, "тайное влияние Провидения", проявляющееся в духе времени, под которым понимали "самосознание общества в широком смысле этого слова".
   Это, конечно, откровенно провиденциалистская методология истории, что, на первый взгляд, создает впечатление возврата к средневековому, летописному варианту понимания исторического процесса. Но в действительности это был не летописный вариант провиденциализма. Как известно, особенность летописного подхода заключалась в игнорировании летописцем прагматической (причинно-следственной) связи между описываемыми событиями. При этом летописец не замечает прагматическую связь событий потому, что для него важнее их общая зависимость от божественной воли. Иначе говоря, "факты и события возникают по воле сверху, но не потому, что одни из них вызывают другие в "земной" сфере".
   Совершенно иной подход в понимании провиденциализма мы встречаем в сочинениях историков 1820-1840-х гг. Дело в том, что они выдвигали так называемый прагматический принцип, согласно которому историк должен определить, "какие были главные общие явления, как одно явление уступало место другому". И поэтому в противоположность средневековому провиденциализму, в котором идея свободного вмешательства Бога в историю исключала принцип прагматизма, в их сочинениях прагматическая /причинно-следственная/ связь событий, историческая закономерность не устраняется вследствие наличия Промысла Божьего, а благодаря Ему утверждается. К примеру, П. Я. Чаадаев писал: "Ни Геродота, ни Тита Ливия, ни Григория Турского нельзя упрекать за то, что они заставляли провидение вмешиваться во все человеческие дела; но надо ли говорить, что не к этой суеверной идее повседневного вмешательства Бога хотели бы мы снова привести человеческий ум?". По его мнению, Бог "создает логику причин и следствий". В исторических сочинениях С. С. Уварова мы также встречаем рассуждения о "вечных законах необходимого", "неизвестном законе" исторического бытия Под этим он, конечно же, подразумевал таинственное действие Промысла Божьего, "слепым орудием" которого был человек, так как для С. С. Уварова "закон истории - воля "Провидения" и "сквозь нагромождение самых различных, порой противоречивых событий, рано или поздно, этот закон, ..., найдет себе дорогу и направит события к разумному концу".
   Таким образом, историки "философской школы" эпохи романтизма искали внутренний смысл мировой и отечественной истории, руководствуясь принципом исторической закономерности, который понимали в духе теистического фатализма и христианского провиденциализма. В соответствии с этим они разрабатывали собственную христоцентрическую концепцию мировой истории на основе принципа внутреннего, органического единства, закономерной взаимосвязи этапов от первобытной невинности и нераздельности Бога и мира, духа и плоти через грех и разделение к новой безгрешности и нераздельности мира в Боге или к Царству Божьему. Именно в этом они усматривали проявление действия Промысла, "таинственной силы, направляющей ход истории".
   Подобное мистико-романтическое, провиденциальное понимание предмета исторического исследования потребовало от историков "философской школы" соответствующей гносеологии, в основу которой была положена религиозно-философская идея мистического познания Бога. В связи с этим все события, которые они непосредственно наблюдали, рассматривались только как знаки, символы или иероглифы внутреннего провиденциального смысла истории отдельного народа и человечества в целом. Одновременно они отрицали значимость в историческом исследовании логического анализа, считая, что "историю вполне можно только чувствовать". Кроме того, отдавая приоритет чувственно-мистическому познанию, они принижали значение исторической критики. Наиболее крайнюю позицию занял в связи с этим П. Я. Чаадаев, который предлагал "отбросить то увлечение внешними историческими фактами, которое доминирует в науке, и обратиться к "священному" процессу в истории, где и заключено ее основное и существенное содержание. Только тогда, по Чаадаеву, раскрывается подлинное единство истории, и именно ее религиозное единство". В связи с этим он вполне серьезно заявил, что факты "уже все извлечены", а потому "истории теперь осталось только одно, - осмысливать". Впрочем, другие представители "философской школы" эпохи романтизма не были столь категоричны. К примеру, М. П. Погодин предупреждал, что "только с эмпирическими познаниями можно строить системы", но при этом считал, что "история даже в руках эмпириков начнет теперь переменять лице свое". По его мнению, история будет подводить "разности" и "экземпляры" "под итоги и уменьшать число собственных имен". Исходя из этого, И. Киреевский и А. Хомяков разработали своеобразную гносеологическую концепцию "непосредственного знания", по условиям которой объект мыслится не расчлененным на его логические аспекты, но подлежащим целостному схватыванию. Тем самым, историческое познание превращалось в мистическое тайнодействие, а это, в свою очередь, вело к сакрализации и самого историка, который становился "пророком", "божественным посредником", "героем", осуществляющим связь между божественным миром и миром историческим. При этом если учитывать характерное для русской культуры представление о неконвенциональности знака, то можно предполагать, что в таком понимании историка вовсе не было условности и он воспринимался, как подлинный пророк.
   Какую же роль сыграла "философская школа" эпохи романтизма в процессе становления и развития исторической науки в России. Как нам представляется, эта роль была весьма важной. Ведь, вера в сверхъестественное и религиозное миропонимание, влекущее сакрализацию знаний и иной культурной информации, способствует появлению дополнительных эмоциональных стимулов к их поиску и обнаружению. Вот почему в определенные периоды сакрализация знаний значительно ускоряет культурную эволюцию человечества, благоприятствуя творчеству, накоплению и закреплению в коллективной памяти ценной информации, а поскольку благодаря мистической философии истории научно-исторические занятия получили религиозную санкцию, то можно утверждать, что в России при слабом развитии других объективных факторов, способствовавших развитию научно-исторических исследований, именно сакрализация истории позволила исторической науке удержать свое положение в традиционном российском обществе. Возможно, именно поэтому 1820-1830-е гг. в России отмечены бурным развитием исторической науки. В это время "мы видим целое ученое сословие историков, официально существующее историческое общество, специальный исторический журнал и массу исторических статей в неспециальных журналах, живую работу детального исследования с постоянным обменом мыслей, с письменною и печатною полемикой". Впрочем, в 1840-е гг. мистическая философия истории переживает глубокий кризис и упадок. Она все больше подвергалась критике за недооценку эмпирических исследований, за увлечение абстрактно-спекулятивными историческими схемами, которые не всегда подтверждались историческими фактами. В исторической науке утверждалась новая методология. Росла популярность и известность трудов французского основоположника позитивизма О. Конта. В Германии К. Маркс и Ф. Энгельс предложили концепцию материалистического понимания истории. Их исследования свидетельствовали, что новая методология складывалась в процессе десакрализации мистического понимания истории, "расколдования" исторического мира. Историки отказывались от принципа теистического фатализма и идеи провиденциальной закономерности. Они обратили основное внимание на зависимость хода исторических событий от внешних факторов (географического, этнографического, внешнеполитического и т. д.). Понимание истории стало более сложным. Мистериально-органический историзм эпохи романтизма уступал место органическому историзму позитивистской историософии. Начиналась эпоха позитивизма и сциентизма.
  
  
  
  

I

   См.: Сахаров А. М. Историография истории СССР. Досоветский период. М., 1978. С.45.
   См.: Kojeve F. A. L`origine chretienne de la science // Melanges Alexandre Koyre. L`aventure de l`esprit. P., 1964. P.295-306.
   Йетс Фр. Розенкрейцерское просвещение. С. 396.
   См.: Кучурин В. В. К характеристике религиозной жизни Д. И. Фонвизина // Отечественная культура и историческая мысль XVIII-XX веков. Брянск, 1999. С. 168-170.
   Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. СПб., 2000. С. 153.
   См.: Сакулин П. Н. Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский. Мыслитель-пистель. М., 1913. Т.1. Ч.1. С. 382.
   Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т.1. С. 418.
   Там же. С. 377.
   См.: Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная врпа (XVIII - первая половина XIX в.). М., 1985. С.233, 238-239.
   Погодин М. П. Исторические афоризмы. М., 1836. С.29.
   См.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т.1. Ч.1. С.177.
   Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений... Т.1. С. 395.
   Погодин М. П. Исторические афоризмы. С.
   Там же. С.
   См.: Кучурин В. В. С. М. Соловьев: христианин и ученый. СПб., 2001. С.7-44.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"