Аннотация: Пьеса по мотивам произведений П. Романова.
Русская душа
(по мотивам произведений Пантелеймона Романова)
Действующие лица:
Андрей Христофорович - профессор Московского университета.
Николай Христофорович, Авенир Христофорович - младшие братья профессора, полуразорившиеся помещики.
Варя - жена Николая Христофоровича.
Липа - тетка Вари.
Катя - жена Авенира
Веселый подрядчик
Действие первое
Двор у низенького дома с широким тесовым крыльцом. Недалеко в открытых воротах плетневого сарая, присев на землю у тарантаса, возиться рабочий с привязкой валька, помогая себе зубами. Во двор входит цивильно одетый мужчина с саквояжем в руке. Осматривается. С заднего крыльца, подобрав за углы полукафтанье, в галошах на босу ногу спускается старенький батюшка. Увидев приезжего, взмахивает руками и остается в таком положении некоторое время, точно перед ним явилось приведение.
Николай Христофорович: Милый мой, Андрюша! Ай, ты приехал уж? Мы только собираемся посылать за тобой. Коляску к завтраму налаживали... Почему же на целый день раньше? Ай, случилось что?
Андрей Христофорович: Ничего не случилось. Я же телеграфировал, что приеду пятнадцатого, и сегодня пятнадцатое, приехал, как собирался, а что?..
Н.Х.: Милый ты мой! (в раздумье) Пятнадцатое - говоришь?.. Как пятнадцатое?.. Я же с утра на календарик смотрел - четырнадцатое число было!.. Ей-ей, четырнадцатое!.. Так-так...(всплескивает руками) Это, значит, вчера листик с календаря забыли оторвать. От же, бывает такое... Что тут будешь делать! Э-ко, как!.. Ну, здравствуй, здравствуй. (Обнимаются) Какой же ты молодец-то, свежий, высокий, стройный. Ну, ну-у... Прямо огорошил...Ах, милый! Да что ж, раз такое дело... Приехал, значит... Бывает же такое!.. Я про то же... Как обмишурился, как обмишурился, отродясь со мною такого не было... Так, что же мы с тобой тут стоим?.. Пойдем скорее к столу. Как раз к обеду приехал. (Приглашает на крыльцо) Что же сделаешь, если к тому идет. У нас так. Ниже, ниже голову - а то стукнешься.
А.Х.: Что ж ты дверей себе таких понаделывал?..
Н.Х.: Как понаделал, так понаделал. Как есть... У нас так, как пришлось! Что уж тут... Да что ты на меня все смотришь? Постарел?
А.Х.: Да, очень постарел... (Отводит глаза)
Н.Х.: Как тут будешь, что есть - то есть. Тут - природа, брат, а против природы, как?.. Природа, она всегда свое берет. Как супротив естества?.. А естество - это дело такое... (С виноватой улыбкой, потирая свои вялые, пухлые руки) А тут, прямо и не знаю - бывает же такое... Сам удивляюсь! Вот же, братец, затмение нашло...
А.Х.: Какое затмение?
Н.Х.: Да вот с числом-то. Надо ж такому случится: листок не оторвали. Говорю ж, отроду со мной ничего подобного не бывало.
А.Х.: Оставь, пустое. Что ж теперь казниться?.. А где же Варя и дочери? Давненько их не видел. Девочки уже, наверное взрослые?
Н.Х.: Да, большие уже, дай Бог! Одеваются, одеваются... Увидели коляску, как же... Врасплох захватил. А, вот и они... Да, вот же они...
Выходят Варя и дочери.
Н.Х.: (виновато объясняется) Вишь-ка, Варя, вышло то как, листок с календаря не оторвали, и вот что получилось... Мы-то завтра ждали, а он вот сегодня приехал. Говорю, отродясь с нами того не бывало...
Андрей Христофорович с укоризной смотрит на брата.
Варя: Вот вы какой. Я думала, что вы старый! А вы, прямо - молодец еще! Справный какой!.. Оно, конечно - в столице живете. В Петербурге самом!.. А там ведь море, а море, говорят, - действует!..
А.Х.: (с иронией) И на что действует?..
Варя: Ну, как... На внешность, и на все такое другое... Благотворствует... Доктор сказывал...
А.Х.: Так я, Варя, милая, не в Петербурге живу - в Москве.
Варя: Ах, ты, батюшки мои! Как же я обмишурилась! Вот, ведь обмишурилась! И верно! А в Москве, стало быть, моря нет?
А.Х.: Нет.
Варя: Ой, и взаправду нет! - запамятовала я. Да, и не надо, поди! Бог, с ним! Что тут будешь делать! Нам-то что?.. Ну, нет и нет, и то ладно. И без моря тоже... Все одно - тоже столица!.. Слава Богу добрались до нас. Давайте садиться за стол уже, время-то - обед. Как раз поспели. Не погребайте, отобедайте с нами. (Все рассаживаются за столом)
Из дома выходит и присоединяется к застолью старушка со слезящимися глазами - тетя Липа.
Н.Х.: (Шепчет на ухо брату, хихикая) Тетка наша, если помнишь. Перечница старая, глухая, как тетерка, не чует уж ничего, вроде, а все живет и живет...
Липа: О, батюшка, да какой же большой ты стал! Ишь ты, молодец прямо! К братцу, значит... А как же! Надо!.. То-то мне сегодня кобыла брюхатая снилась - это к гостю. Так-то и привиделось, дюже явственно... Как там Прасковья, жива ли?
А.Х.: (недоуменно, к брату) Какая Прасковья?..
Н.Х.: (брату) А я что говорю: бывает с ней такое, день с ночью путает!.. (тетке) Тётенька, вы мешаете, это не Авенир - другой - старший наш брат - Андрей из самой Москвы.
Липа: (обращаясь к Варе) Ой, я! Чегой-то он говорит? Кому я мешаю?..
Варя: А то ж, путаешь - ты. Николай говорит: не Авенир это - Андрей, старший брат ихний из самой Москвы к нам в гости приехал!
А.Х.: (с улыбкой) Я, Варя, сейчас не из Москвы - из Саратова - проездом.
Липа: А я, что и говорю: кобыла брюхатая ночью привиделась, так явственно, явственно - верный знак - жди гостей.
Варя: Вот они и заехали!
Липа: (Варе) А Прасковья, стало быть, померла, раз про нее молчит, и то правильно, о мертвых или хорошо, или ничего. Ну, что ж - им гнить - нам жить...
Варя хочет сказать что-то еще, но потом безнадежно отмахивается рукой
Девочки - дочери Н.Х. выносят тарелки с окрошкой и щами такими горячими и жирными, что от них даже не идет пар. Жаркое тонет в масле. Все жадно принимаются за еду.
Н.Х.: Ай, молодушки мои! Ставьте, ставьте, к дядюшке поближе...
А.Х.: (Взглянув на поданные блюда) Что ж это вы делаете?
Н.Х.: (Испуганно) А что?
А.Х.: Да ведь это надо луженые желудки иметь, - жиру то сколько.
Н.Х.: (Успокаивается) Ну, брат!.. Волков бояться - в лес не ходить. Как же иначе-то?.. У нас порядок такой, традиция, можно сказать... Нельзя, милый, нельзя, для гостя нужно получше да пожирней. А ты у нас - гость! (С улыбкой) А кваску что же?. Квасок у нас добрый, Варя на всяких растениях его настаивает, полезных! Отведай...
А.Х.: Нет, нет, благодарю, я квасу совсем не пью.
Н.Х.: Вот это напрасно. Квас на пользу...
Липа: (к Варе) Чегой-то он?
Варя: Квасу, говорит, не пьет.
Липа: (Ласково) И то верно. Квас он пользительный. Если с солью, то от головы хорошо, ежели с водкой, то от живота. (обращается к гостю) Вот Варечку этим и отходили зимой только кваском. А тож, ведь, кто знает, как повернулось бы...
Н.Х.: (Со вздохом) Беда, бедою. Прямо и не знали, что предпринять... Очень уж страдала.
А.Х.: А что у нее было?
Н.Х.: (Морщась) Живот и живот. По сей день мучается.
Варя: У меня под ложечкой очень подкатывается. Как проснешься утром, так и сосет и томит, даже тошно. А слюни вожжой, вожжой...
А.Х.: Что? как?
Н.Х.: Вожжой. Как есть вожжой...
А.Х.: Что вожжой?
Н.Х.: Слюни вожжой. Такое вот делается.
Липа: (Горестно глядя на Варю) Умирала, совсем умирала, голубушка моя.
А.Х.: Так это у нее и есть катар. Ей ничего жирного, ни кислого нельзя - правильно - так и умереть можно.
Липа: Бог милостив, квасом с водкой отходили.
А.Х.: (Обращаясь к Николаю) Тебе бы нужно ее в Москву свозить.
Варя: Что вы, что вы, Бог с вами! Нет, в Москву я не хочу! Залечат, знаю.
Липа: (с опозданием, глядя на встревоженное лицо Вари) Чего-то он такое сказал?
Варя: Говорит, в Москву мне надо к врачам. (уже обращаясь к А.Х.) Я уж лучше здесь, сама тут, а в Москву - не надо...
Липа: (начинает голосить) Ох, Боже ж, ты мой!.. Куда ж тебя милую, хотят упечь?!.
Варя: (пытается успокоить тетку, громко) Да нет же, тетя, никуда меня не хотят упекать, Андрей Христофорыч, брат наш, говорит, если что, надо в Москву, к врачам...
Липа: (успокаивается) В Москву, к врачам, зачем это еще?.. А ну, как вырезать что-нибудь начнут, не приведи, Господи! Там только спусти...
Н.Х.: Она вот тут обращалась к доктору, а он ей воду прописал, боржом какой-то... Пьет и хоть бы что - все так же - не помогает.
Много едят и больше всех Липа. Так что даже девочки останавливают ее.
Девочки: Бабушка, довольно вам, перестаньте, Христа ради.
Н.Х.: Если хочется - все к месту.
После окрошки, которой наливали по полной тарелке, а то и по две, ели жирные щи, потом утку, которая вся плавала в жиру, потом сладкий пирог со сливками. Потом всех томила жажда, и они снова принимались за квас. А Варя, наклонив горшочек с маринадом, нацеживала в ложку маринадного уксуса и пила.
А.Х.: (Вскрикивает) Ну, что же вы делаете, Варя, это же маринад? Я же говорю: у вас же катар!...
Варя пугается и роняет ложку.
Липа: К нечаянности.
Н.Х.: Да она уже привыкла к маринаду - это хорошо жажду унимает. Ты сам-то попробуй немножко - ничего.
Андрей Христофорович подставляет свою ложку, лишь пригубив - морщится. Все смотрят на гостя и улыбаются.
После маринада Варя пьет боржом.
Варя: Вот, ведь - доктор велел: до еды надо бы, да опять запамятовала я.
После застолья все расходятся. Братья, сойдя с крыльца, присаживаются на лавочку и смотрят на гаснущие, на закате вечерние облака.
А.Х.: У вас день как распределяется? Вот, я смотрю, обедать садитесь, когда уж в пору ужинать.
Н.Х.: Как распределяется? Что распределяется?
А.Х: Во сколько ложитесь спать, во сколько встаете утром, когда работаете, принимаете пищу?
Н.Х.: Ага! Да никак не распределяется. Как придется. Захотелось поесть - садимся за стол. А когда не хочется, тогда и не садимся вовсе... Зачем себя попусту неволить. А вот захотелось - всегда пожалуйста. Вот так! А как же?.. Живем неплохо, и стеснять себя незачем. И ты, пожалуйста, не стесняйся. У нас все просто... Я вот нынче встал в три часа ночи: собаки разбудили, пошел во двор, посмотрел, а потом захотелось чаю, сказал Варе самовар поставить, а по утру, в 8 часов заснули оба снова. Так и идет.
Появляется Варя.
Варя: Что же так сидеть-то, может яблочка моченого принести или морсу с погреба?.
А.Х.: ( Отчаянно мотает головой) Нет, нет, спасибо. Ничего не нужно. Мы так посидим... Подышим, вон воздух какой...
Варя пожимает плечами и начинает убирать со стола.
Н.Х.: Воздух? Да ничего, воздух хороший. У нас милый и все хорошо. (Оглядывает брата) Ты для деревни надел бы что-нибудь попроще, а то смотреть на тебя жалко. У нас тут, милый, никто не увидит.
А.Х.: Зачем же, я всегда так хожу.
Варя: Всегда? Господи! - Вот мука-то. Воротнички крахмальные, сюртук, и этот - галстук...
Н.Х.: Да, каждый день одеваться да чистится, - это с тоски помрешь. Это ты, должно быть, за границей захватил.
А.Х.: Право, мне не приходило в голову, откуда я это захватил.
Н.Х.: Нет, нет, это оттуда. (Смотрит куда-то в сторону) Оно сразу видно! И сколько же, милый, ты исколесил на своем веку?
А.Х.: Да, я много путешествовал. В прошлом году был в Италии.
Варя: В Италии! Ишь ты...
А.Х.: Потом во Франции, Англии.
Варя: В Англии! Господи! Это ж на краю света.
Н.Х.: И как тебе это не надоело?
Варя: (Кивает на мужа) Он вот не любит. Мы как к отцу моему на именины на три дня поехали, так он по дому скучает ужас!
А.Х.: Отчего же надоест? Посмотреть, как живут другие люди... Другая страна, иные нравы, порядки...
Н.Х.: Ну, чего нам на других смотреть!
А.Х.: Как чего? Разве не интересно вообще узнать что-нибудь новое?
Н.Х.: Как говорила Варина бабушка - узнавай не узнавай, все равно всего не узнаешь.
А.Х.: Дело не в том, чтобы все узнать, а чтобы приобщиться к иному образу бытия, иной культуре , более высокой жизни. Я, например, говорил по телефону за две тысячи верст и испытал почти религиозное чувство перед могуществом ума человеческого. А в Париже на выставке новые аэропланы лицезрел. Невероятно! Недалек тот день, когда каждый человек сможет пользоваться этим чудом техники. Представь, садишься ты в аэроплан и, гонимый мощными моторами он взмывает в высь, к облакам, а через каких-нибудь несколько часов уже где-нибудь в Нижнем или, скажем, в Курске... (мечтательно) И это лишь начало, все еще впереди! Невольно склоняешь голову перед величием мысли, какая намного опередила свое время мчится и мчится навстречу неведомому...
Варя: Пошла прочь, шляется тут...
Андрей Христофорович вздрагивает и оборачивается.
Варя: Это соседская гусыня повадилась к нам. Вот ведь нечисть!
Н.Х.: (тоже вздрагивает и трясет головой, борясь с дремотой, потягивается) Вот ведь одолела!.. Ну, ты уж напрасно так этим восторгаешься. (Кладет ногу на ногу) В этом души нет, духовности, а раз этого нет, нам задаром его не нужно. Ты вот преклоняешься перед машинкой, тебя восхитило то, что ты за две тысячи говорить мог, и про аэропланы эти - тоже в курсах - газеты читаем. Только зачем все это?! Это, голубчик мой, - все чушь, внешнее. Русскую душу, ежели она настоящая, этим ничем не удивишь.
А.Х.: Да что такое, - внешнее.
Н.Х.: То в чем души нет. Ясно?
А.Х.: Я, по крайней мере, так думаю, и это моё убеждение, что душа есть там, где работает человеческая мысль.
Н.Х.: Так то - дух. (С улыбкой) Это же дух. Ты не про то совсем говоришь... Как говорится: путаешь Божий дар с яичницей.
А.Х.: (пожимает плечами) Что!? Хотя - возможно. Ну, так сделай одолжение: объясни, что есть по твоему "внешнее, душа, дух", что там еще, определяет русскую душу?..
Варя: (встает со своего места) Нет, пойду орешка принесу, а то скучно так сидеть.
Н.Х.: (со снисходительной улыбкой) Вот ты человек ученый, профессор, говоришь, много повидал, и восхищаешься всякими человеческими выдумками. Машинами там всякими, устройствами... А зачем все это, к примеру нашему шорнику Денису все эти машины и устройства, если он, его отец, дед, даже прадед шили хомуты, и к чему ему твой аппарат по какому можно говорить за тысячи верст? И зачем ему аэроплан, если он поезд и тот лишь один раз в жизни видел. Вот ответь мне на этот интересный вопрос...
А.Х.: (в раздумье) Ну, тут... Как бы сказать... Шорник, говоришь?.. А может так статься, что твоему шорнику ничего и не надо?..
Н.Х.: (торжествующе) Вот милый мой, дошел ты до самого зерна истины! Денису, что надо?.. Сидит себе на солнышке и иголочкой туда-сюда. Вот оно наше исконное! А ты аэроплан... Если оно такое нам даром не нужное, нужно ли это самое вовсе?..
А.Х.: (тоже трясет головой)
Некоторое время они сидят молча. Николая Христофоровича опять смаривает.
А.Х.: Сколько верст от тебя до Москвы? Сколько времени нужно, чтобы депеша до Москвы дошла?
Н.Х.: (снова вздрагивает) Что, где?..
А.Х.: Сколько верст отсюда до Москвы? Мне бы письмо надо отправить...
Н.Х.: Верст двести, не больше. Пять часов езды на поезде. Вот сядешь в обед, а уж ужинать в Москве будешь. И почта у нас исправно работает. К нам все в тот же день приходит. А почему ты спрашиваешь?
А.Х.: Мне на почту бы надо. Письмо срочное и заказное отправить.
Н.Х.: Пустое, завтра с утра кого-нибудь пошлем, давай твое письмо.
Братья замолчали. Андрей Христофорович осмотрелся вокруг.
Н.Х.: Что, на наше хозяйство смотришь? Удобно. Все на виду. Это Варина мысль. И погреба, и амбар.
А.Х.: Как-то все в беспорядке... Амбар не у места, и конюшня... А погреба эти. Развернуться, экипажу, если случится, негде...
Н.Х.: Зато все на виду, говорю ж тебе. И амбар, и погреба. А что, если экипаж придется, мужики под зад возьмут и развернут.
А.Х.: А к чему у тебя дровни старые да разломанные чуть-ли не посреди двора, Давно бы выбросил этот хлам. Или эти горшки, битые на изгороди. Да и изгородь тоже б не помешало поменять. Некрасиво ведь...
После слов брата Николай Христофорович хочет возразить ему, но нахлынувшие чувства переполняют его, он руками закрывает глаза, плечи его начинают вздрагивать от рыданий
А.Х.: (встревожено) Да, что с тобой? Полно тебе, полно...
Н.Х.: (Успокаиваясь) Вот оно внешнее! А ты спрашиваешь... Как же ты можешь... Известно ли тебе, что изгородь эту отец наш покойный сам ставил, а матушка, Царство ей Небесное своими рученьками те горшки повесила.
А.Х.: (в неловкости) Ну, прости, прости, я не хотел тебе сделать больно...
Н.Х.: (успокоившись окончательно) А что дровни... Они ж не помеха, стоят себе и стоят, есть, не просят. Опять же, даже польза какая-никая, Варя на облучке приспособилась кур рубить. А тут как-то зимой, на санях новых оглобля сломалась - так я от этих старых приспособил. Все к месту!
А.Х.: Да, да, наверное, ты прав... (Смотрит на брата) Ну, что ты тут делаешь, когда нет службы?
Н.Х.: Мало ли что...
А.Х.: Значит, дела много? А я думал, что тебе все-таки скучновато здесь.
Н.Х.: Нет, не скучно. Чего же дома скучать? Дома не скучно.
А.Х.: Ну, а все-таки, что поделываешь?
Н.Х.: Да как сказать, мало ли что? Весной, еще с февраля семена выписываем и в ящиках сеем.
А.Х.: Какие семена?
Н.Х.: Огурцы да капусту.
А.Х.: Потом?
Н.Х.: Потом... Ну, там сенокос.
А.Х.: Подожди, как сенокос? Сенокос в июне, а от февраля до июня что? Это ж, какой срок...
Н.Х.: От февраля до июня... Как сказать... Ну, мало ли что, сразу трудно сообразить. Всякие текущие дела... (Задумывается) Сразу-то сказать и не скажешь... (Оживляется) А вот же! Попечительство-то! А я член попечительского совета. Попечительство, брат - это дело! Комитет, беженцы... Чего там только нет. Много всего... Вот же!.. Совсем из головы выскочило. Как раз завтра в уезд надо ехать по этому самому поводу - по попечительским делам. Безотлагательно! Вот поднимусь с зарею и отправлюсь. У нас дела - погибель! Как же, нельзя, - такая пора. И с оказией твое письмо отвезу. Что поделаешь - дела...
А.Х.: Сколько же ты времени на него тратишь?
Н.Х.: На кого?
А.Х.: Фу-ты, да на это дело. Хотя бы на это самое попечительство?
Н.Х.: На попечительство?.. Ну, как сколько? Разве я считаю? Трачу, и только. Вот и завтра - хочешь, не хочешь, а ехать надо. Безотлагательно!.. Да что это тебя интересует так?
А.Х.: Просто хотелось уяснить себе, как вы тут живете. За литературой, наверное, перестал следить?
Н.Х.: ( после паузы) ...Нет, почему же, слежу. А как же... Почитывал тут, как-то, этого... Забыл, как его фамилию... Хороший писатель, о нем много сейчас говорят... И в газете прошлым месяцем о нем тиснул кто-то статейку, я читал. Ты должен знать его... Вот же память, как дырявый карман, только что помнил... Отродясь со мной такого не бывало. Книжица такая, как вроде зеленая была... Или, вот тут еще красную тоже намедни читал... (осматривается) Вот - вот на глаза попадалась... (с улыбкой) Так и есть, ее Варя под самовар подкладывать приспособилась. Но, ты не подумай чего, мы здесь следим... За всем этим следим, и за литературой, и прочим...
А.Х.: Значит, читаешь, работаешь... Ах, как нам нужно научиться работать, не тратить даром ни одной минуты, чтобы наверстать упущенное время. А времени этого - целые века.
Н.Х.: А что ж, не наверстаем, что ли? Придет вдохновение, и наверстаем.
Вновь появляется Варя с тарелкой в руке.
Варя: Нате орешка и яблочек. Яблочки у нас знатные.
А.Х.: Спасибо, спасибо. Так зачем же ждать вдохновения?
Н.Х.: А без этого, голубчик, ничего не сделаешь.
А.Х.: Так его и ждать?
Н.Х.: Так и ждать.
А.Х.: А если оно не придет?
Н.Х.: Ну, как не придет? Должно прийти. Обязательно должно! Это немцы корпят, и все берут усилием, а мы брат...
А.Х.: Да, именно, нужно постоянное усилие. Усилие и культура - вот что нам сейчас необходимо.
Н.Х.: (Ласково) А душу-то , милый, забываешь
А.Х.: (смотрит в сторону) Опять душа, душа...
Варя: (Со вздохом) Сейчас на кухню солдатка Лизавета приходила, говорит, мужа ее ранили. Он у нее в чине служит... А потом, говорит, будто крепость какую-то взяли и всю дочиста взорвали, а с ней сто тысяч человек. (снова вздыхает) И когда это кончится.
А.Х.: (трясет головой) Кто у кого и что взял?
Варя: Крепость, что ли какую-то, а про другое не спросила. Пойдемте спать, а то уж темно и зябко.
А.Х:. Да, наверное, устал я, что-то голова не так работает.
Н.Х.: И то верно! С дороги-то... Мы, милый, в комнатке твоей окошечко занавесили, Варя тебе и кваску поставила на случай, если захочется. Пойдем с Богом...
Проводив брата, Николай Христофорович начинает искать свою шляпу.
Н.Х.: Варенька, голубушка моя, ты нигде не встречала мой головной убор? (Он ходит в темноте, натыкаясь на стулья, стол, шкафы) Где же она? Вот чудеса. Отроду со мной ничего подобного не случалось.
Занавес
Картина вторая
Та же обстановка. Из дома выходит Андрей Христофорович в нижней рубахе, почесываясь, качает головой.
Н.Х.: (С тревогой) Как спалось? Что ты такой?..
А.Х.: Не знаю, и как тебе сказать... Экая незадача, у тебя тут столько клопов...
Н.Х.: (облегченно вздыхает) Фу-ты! Я уж думал, какая-нибудь неприятность, какая-нибудь ужасная... Что же кусались? Ах, собаки! Нас что-то не трогают.
Выходит Варя и Липа.
Варя: Нет, нет! Никогда не кусают. Это они на свежего человека полезли. А вот суток трое пробудете, они успокоятся. Я их, пожалуй, помажу чем-нибудь.
Липа: (к Варе) Иль, беда какая?..
Варя: Пустое, клопы Андрея Христофорыча малость покусали. Я уж всполошилась. А тут...
Липа: Ишь-та, кровь видать его вкусная, а так чего бы они взялись. Меня-то не кусают Андрей Христофорович начинает делать зарядку. На крыльце появляются все домочадцы.
Н.Х.: Неужели так каждый день?
А.Х.: Каждый, а что?
Липа: Господи!
Варя: И зачем вы себя так мучаете? Смотреть на вас жалко.
Н.Х.: Правда, напрасно, брат, ты все это выдумываешь. Ты бы хоть пропускал иногда по одному дню.
А.Х.: Не могу. Привычка, выработанная годами. (с гордостью) Меня даже будить не надо, каждый день, зимой, летом ли - в одной время просыпаюсь. Хоть часы проверяй. И сразу зарядку...
Н.Х.: А зачем это? По нам это ни к чему. А ну-ка бессонница... Или порой прикорнешь после чаю на диване и, смотришь, промахнул до самого ужина. Или вот тут Варя прилегла после обеда и заспалась и тоже до ужина. А ночью уснуть нет никакой возможности. Мучилась...
Липа: Чевойт?
Варя: Не спится...
Липа: Сушеной мяты под подушку хорошо класть и спится сласть, как...
Н.Х.: (Смотрит на Липу) Вы бы тетенька затычки из ушей удалили, а то как-то не ловко. (брату с улыбкой) Это ей все чудится, что бесы ей на ухо что-то нашептывают, вот она и приноровилась уши затыкать, чтобы тех голосов не слышать.
А.Х.: (отвлеченно) Надо распределять свой день надо, чтобы каждому занятию было свое время и строго следовать тому распределению, составлять прожект. Вот помнится, ты вчера в уезд собирался по важным делам, говорил, и что же?..
Н.Х.: Ах, милый мой, "загад не бывает богат". Каюсь, собирался. И беспременно пустился бы в путь, да тучки на заре дождем обещались. В дождь, как ехать?
А.Х.: Помилуй, не случилось же дождя!
Варя: Тут, еще и другое, шляпа треклятая, куда-то запропастилась...
Н.Х.: Бог дал, не случилось дождя, правильно...А с другой стороны, снилась мне всякая белиберда, как будто я на приеме у предводителя дворянства - голый! Натурально, весь в обнажении, а там дамы!.. Прямо взмок от неожиданности, и проснулся от того посреди ночи... Привидится же такое!.. И шляпа, опять же! А это, брат, знак! Судьба, а от нее не уйдешь, и поперек ее воли поступать не след...
Липа: (глядя на Н.Х. , Варе) Он чего?
Варя: (растерянно) Говорит, что видел себя голым при дворянском собрании...
Липа: Вот, вот, я тоже видела!.. Так явственно, так явственно...
Варя: (испуганно) Кого видела то?.. Николая?..
Липа: Николая!.. Который Угодник?.. Нет, не его - апостола Гавриила видела, тоже без одежд весь такой... Прямо такой!... Н.Х.: А ежели бы поехал, то бы почтовую кибитку не повстречал, с ними записочку брату нашему Авениру не послала
А.Х.: И как живет Авенир?
Н.Х.: Авенир, брат, живет хорошо.
А.Х.: А сколько у него детей?
Н.Х.: Пять сынов.
А.Х.: Как много! Ему, должно быть, трудно с ними.
Н.Х.: Нет, отчего же трудно... на детей роптать нехорошо, это дар... Он все такой же горячий проворный. Умная голова.
А.Х.: У него всегда было слишком много самоуверенности.
Н.Х.: Да, ум у него шустрый, это правда. Авенир, брат, настоящий человек.
А.Х.: То есть как настоящий?.. Из чего - настоящий?
Н.Х.: Да так. Вот ты говорил, что ценишь людей, у которых мысль постоянно работает. Вот тебе Авенир. У него, милый, мысль ни на минуту без работы не остается.
А.Х.: Может быть. Но вопрос: над, чем и как?
Н.Х.: Мало ли над чем
А.Х.: А местечко у него хорошее?
Н.Х.: Ничего. Знатное место. Но все-таки, конечно, не то, что у нас. Ничего, хорошо живет. И потом - это человек - весь без обмана.
Варя и Нина заканчивают накрывать на стол. На столе, как всегда всего полно.
Варя: Может быть, отзавтракаем, чем Бог послал.
Андрей Христофорович морщится, глядя на стол.
А.Х.: Да, да, конечно. Только, что-нибудь легкое... (Вновь обращается к брату) И как это без обмана живет Авенир? Мы все хотим жить без обмана...
Н.Х.: (Вожделенно смотрит на стол, от вопроса вздрагивает) Что? О чем ты?
А.Х.: Ты сказал, что Авенир - человек без обмана.
Н.Х.: Ах, конечно - он без обмана... Ну, как тебе сказать... вообще Авенир он природный... Сам по себе: натуральный человек. Душа настоящая русская.
А.Х.: Вон как ты рассуждаешь! В одной стране, в одном доме родились, одними родителями воспитывались! А я что же, не настоящий что ли? И душа у меня не русская?
Н.Х.: (Конфузиться) Ну, что ты... Бог знает, что выдумал... Просто я хотел сказать, что Авенир человек природный, простой, и мысли его, как бы сказать, легкие, скорые... Как и он сам... А.Х.: (!?) Н.Х.: А как он излагается, заслушаешься, ни дать, не взять - оратор, трибун! Тут тебе и про политику, и про экономику, про военные вопросы... И словами то какими... Необразованному человеку порой и невдомек о чем он изъясняется... Впрочем, про то ты лучше сам с Авениром поговоришь. Он сюда, как только получит мою записку и узнает, что ты здесь, так и прискачет... (Торопится к столу)
Андрей Христофорович скрывается в доме. Остальные рассаживаются за столом, но к еде не приступают - ждут)
Н.Х.: ( После раздумья) Пожалуй не стоит. Видишь профессору не нравиться. И квас тоже не ставь. Обойдемся курицей и телятиной, что б не сморило. (Осматривает сидящих) А где же Катя?
Варя: Зубами мается сердешная, целую ночь стонала, на стенку лезть готова была. Я уж и псалмы над ней читала и хрен к локтю прикладывала, ничего не помогает.
Липа: Пройдет Бог даст. Ему бы только выболеть свое. Как выболит, так конец. Хорошо бы еще индюшиный жир к пяткам привязать.
Нина: А вот поповна матушка Аксинья зубы мелом чистит. Каждый день белит...