Аннотация: Книга Первая: Катенька Артемьева влюбляется в своего названного брата - найденыша, нареченного Владимиром. Смогут ли они быть вместе или обстоятельства всегда будут вставать между ними. ПРОДА 26.03.2013+1+1+1.
Сага. Начало. Неугасимая любовь
Пролог
Имение Артемьево
Ветер мягко шевелил еще сочную траву на поляне, поднимая ароматы душистых полевых цветов. Помощник конюха Прошка лежал, раскинув руки по сторонам, вдыхая полной грудью дурманящие запахи. Ох, и попадет ему от управляющего Карла Фроловича, если тот узнает, конечно. Прошка усмехнулся, не, не узнает, уж он-то знал, как и когда можно незаметно улизнуть из усадьбы и вот так поваляться на цветочной полянке или искупаться в речке, а потом незаметно снова вернуться к работе. Работу на конюшне легкой не назовешь, но Прошка ее любил, и иногда-таки выкраивал время для отдыха. За это в поместье его называли везунчиком. Дело свое он знал, быстро всему обучился у конюхов, а что ходил в помощниках, так это из-за возраста, хотя лошадей любил и понимал.
По голубому небу плыли белые, легкие как перышко облачка. Шелест травы убаюкивал, и Прошка уже было закрыл глаза, намереваясь отдаться дреме на пару минут, как с края поляны послышался шелест. Сон как рукой сняло, и Прошка побольше вжался в землю. Если это кто-то из усадьбы, его не будет видно за высокой травой. Двигаться, выдавая себя, не хотелось. И все же он осторожно приподнял голову, пытаясь рассмотреть в щели между травинок, кто там издает непонятные звуки. Что-то черное, и большое. Больше человека! Медведь?! Сердце бешено застучало, как у пойманной птички. Увидев блеснувший на солнце черный лоснящийся бок, Прошка облегченно выдохнул. Лошадь! Он приподнял голову повыше. А точнее конь! И хороший, скаковой породы. Только откуда здесь взяться незнакомому коню?! Своих-то Прошка знал всех наперечет.
Конь тем временем мирно жевал травку. Прошка поднял голову еще выше, разглядывая красавца-незнакомца. Какой-то он странный, израненный что ли. Прошка попытался медленно встать, не напугав коня, но тот, почуяв опасность, замер на месте, и в следующее мгновенье с ржанием бросился прочь в лес. Прошка побежал за ним. Через минуту конь уже исчез из вида, и пришлось бежать на звук. А может это леший обернулся в коня и заманивает Прошку поглубже в лес?! Если бы не топот копыт впереди, можно было бы подумать, что конь ему привиделся. Дрожь пробежала по спине, он уже собрался развернуться и бежать назад в сторону усадьбы, пока еще не заблудился, но лес неожиданно оборвался и выкинул его на дорогу.
То, что он увидел, заставило его замереть от ужаса. Кровь была везде, на дороге, на траве, даже на листьях деревьев, казалось, даже воздух пропитан кровью. Возле перевернутой разграбленной кареты лежали тела мужчины и двух женщин. У женщин было перерезано горло, а мужчину закололи, на теле видны были многочисленные раны от ударов ножом, видно было, что он отчаянно сопротивлялся. Кровь уже не сочилась, а превратилась в черную густоту. Он так и лежал в огромной луже крови, уставившись стеклянными глазами в голубое небо.
Тошнота подступила к горлу, Прошка уже готов был отдать все, что он съел на обед траве, когда услышал неясный писк. Удирать надо со всех ног, думал он, тем не менее, приближаясь к карете. Писк повторился, Прошка подошел еще ближе на звук. В распахнутую дверь кареты виден был сверток из белой дорогой ткани. Он протянул к нему руку, в тот же момент сверток издал слабый хриплый писк. Ребенок? О Божечки! Прошка быстро перекрестился и приоткрыл уголок ткани. Да, это действительно был младенец, посиневший то ли от крика, то ли от голода, но все еще живой. Прижав сверток к груди, Прошка бросился в усадьбу.
Лизавета Андреевна Артемьева, хозяйка имения, унаследованного ею после гибели ее супруга в Русско-Турецкую войну, нервно ходила из угла в угол гостиной, обычно светлой в дневное время, но сейчас сумерки окрасили стены в оранжевый цвет.
- Боже мой, да как же это могло случиться?! - вопрошала она своего управляющего. - В наше-то время... и такое!!! Ума не приложу, как можно...? А? Карл Фролович?
- Лизавета Андреевна, матушка, успокойтесь, пожалуйста. Давайте я вам водички налью? - подав ей стакан с водой и усадив почти насильно, управляющий продолжил: - Да мало ли сейчас разбойников! Мало ли их развелось после пугачевского восстания! - шепотом продолжил он. Еще силен был страх от казней, учиненных матушкой-государыней Екатериной Алексеевной. - И не приведи Господь встретиться с такими! - он быстро перекрестился. - Ведь не пожалеют ни стариков ни детей! Как они дитя в живых оставили?! Наверное, подумали, что все равно малец не выживет.
Лизавета Андреевна содрогнулась всем телом и перекрестилась.
- Он сейчас у Прасковьи, его покормили, теперь он спит. Бедный малыш, вот так лишиться и отца и матери в один день. Правильно я понимаю? Ведь это были его родители?
- Скорее всего, Лизавета Андреевна, скорее всего, - вздохнул управляющий. - Карета полностью разграблена. Нет почти никаких ни вещей, ни бумаг, так что определить, кто они, не представляется возможным.
- А как же кучер? Ведь там нашли мужчину и двух женщин? Женщины ехали в карете, а мужчина, по-видимому, ехал верхом, как сказал Прошка.
- Да, Прохор занимается конем, что привел его к месту ... убийства, - прошептал он после секундного замешательства. Так не хотелось волновать барыню, она только оправилась после кончины супруга, и вот опять напасть в их казалось бы такой спокойной губернии. - Я сам не видел еще, но Прошка говорит, конь знатный, вороной, чистокровка, наверняка принадлежит дворянину... принадлежал, - повторил он тихо.
- Так кто же эти несчастные?
- Скорее всего родители малыша и горничная. Судя по одежде - из знатных. Но ничего не нашли - ни вензеля, ни герба, ни печатки, никаких драгоценностей. Кучера нет. Может он ушел с разбойниками, смалодушничал?..
- Да уж... Карл Фролович, миленький, ты уж пошли людей по соседним деревням разузнать ,не проезжали ли они там. А я завтра поеду к генерал-губернатору, пожалуюсь, чтоб навели порядок. До каких пор будет этот разбой на дорогах! Надобно узнать кто они, чтобы похоронить их по-человечески, ты уж скажи батюшке, чтоб все подготовил к отпеванию.
- Не извольте беспокоиться, Лизавета Андревна, все сделаю.
По жалобе Лизаветы Андреевны Артемьевой учинили расследование, да так ничего нового и не узнали. Кто были убитые люди? Как их звали? Кем они приходились малышу и друг другу? Где искать родственников, кому можно было бы сообщить о малыше? Все вопросы остались без ответа. Малыш временно остался в усадьбе Артемьевой.
Но нет ничего более постоянного чем временное. Спустя какое-то время, когда надежда найти хоть какую-то зацепку в этом деле растаяла, младенца окрестили Владимиром, в честь погибшего мужа Лизаветы Андреевны.
Она растила его как сына, но все ж приучила называть себя тетушкой, все еще надеясь, что однажды найдутся родственники погибших и тогда придется с ними объясняться. Постепенно эта надежда переросла в страх, по мере того как малыш рос, превращаясь в розовощекого постреленка, от которого глаз нельзя было отвести. Так же росла и материнская любовь Лизаветы Андреевны к нему.
Дни складывались в недели, недели в месяцы, месяцы в года...
Пять лет спустя.
- Владимир! Я крайне вами недовольна, - журила Лизавета Андреевна пятилетнего мальчугана, едва сдерживая улыбку. Глядя на его смиренно склоненную светлую головку, невозможно было не улыбнуться. Мальчик смущенно пытался что-то отковырять от ковра носком туфли.
- Простите, тетушка, - прошептал он.
- Сколько раз я просила вас не ходить на конюшню, и вот я снова ловлю вас на том же! - всплеснула она руками. - Я прощу вас, если вы пообещаете мне больше на конюшне не появляться. Ну же! Обещайтесь!
- Я не могу вам этого пообещать, тетушка Лизетта! - поднял мальчик на нее огромные серые глаза. - Я не могу не ходить к Велеполекному.
Лизавета Андреевна закатила глаза к потолку при упоминании коня, которого Прошка встретил в лесу пять лет назад. Великолепный так и остался в поместье, ему дали такую кличку, потому что это был действительно чистокровный аргамак, выгодно отличавшийся на фоне остальных лошадей в конюшне помещицы Артемьевой.
Как ни странно, казалось, конь помнит Владимира. То ли он узнавал его по голосу, то ли по запаху, но обычно ретивый конь становился кротким, как зайчик, когда Прохор поднимал пятилетнего Владимира, чтобы тот смог погладить коня между ноздрей. А тот в ответ приятно дул в маленькую ладошку, узнавая запах, связанный для него с потерянным хозяином. Прохор даже иногда специально приводил Владимира, не понимая, но интуитивно чувствуя связь коня с ребенком. Только Лизавета Андреевна всегда беспокоилась, когда Владимир был рядом с огромным конем. Тот пугал ее своими размерами и необузданным нравом. Мало ли что взбредет в эту большую конскую голову! Кроме того, глядя на большие шрамы, изуродовавшие гладкую шкуру, Лизавета Андреевна была уверена, что доверять коню не стоит - береженного бог бережет. Поэтому сердце ее переворачивалось каждый раз, когда она узнавала о том, что Владимир снова был на конюшнях.
- Ох, - тяжело вздохнула она. С этим пятилетним сорванцом не было никакого сладу, если уж что решил, то его ничем нельзя было заставить передумать. - Хорошо! Но обещай мне, что ты будешь там только с Прохором, один никогда близко к Великолепному не подойдешь!
- Обещаю, тетушка! - радостно воскликнул мальчик.
- Ладно, беги.
- Лизавета Андреевна, там к нам кто-то едет, - вошедший Карл Фролович недоуменно развел руками. - Карета пересекла границы поместья, я выслал ездовых, чтобы узнали, кто и зачем.
Улыбка и хорошее настроение после разговора с пятилетним Владимиром еще не покинули Лизавету Андреевну, поэтому она и не ждала никаких плохих известий.
- Значит надо приготовиться встречать гостей, - улыбнулась она Карлу Фроловичу.
Узнав вензель Артемьевых на подъезжающей карете, Лизавета Андреевна сдвинула брови. Странно, никаких гостей из родни мужа не ждали. С тех пор как погиб Владимир Романович, муж Лизаветы Андреевны, прошел уже не один год, и за это время она только изредка переписывалась с невесткой, женой брата покойного мужа, в основном поздравления по праздникам, в тесных отношениях они не состояли. Тем неожиданнее было появление кареты Артемьевых.
- Здравствуй, матушка, Лизавета Андреевна, - вывалившийся из кареты мужичок поклонился в пол. - Михаил Романович шлет тебе поклоны и просьбу.
- Да ты заходи в дом-то, - пробормотала растерянная Лизавета Андреевна.
- Беда у нас, матушка, - продолжил гонец. - В имении Михаила Романовича оспа свирепствует.
- Господи, помилуй, - Лизавета Андреевна быстро перекрестилась. - Как не боялась покойная матушка-государыня Екатерина Алексеевна, как не прививала своих подданных, а эта проклятая зараза все равно то тут, то там возникает.
- Михаил Романович с супругой слегли. Больно боялись за кровиночку свою единственную, дочурку. Просили вас за ней присмотреть пока там все на ноги встанут.
- Ну, так где девочка? Конечно, присмотрим. - воскликнула Лизавета Андреевна.
Из кареты показалось узкое бледное лицо, вытянутое чрезмерно еще и высокой прической.
- Бонжур, мадам.
- А это бонна ейная. Михаил Романович из Парижу выписали, чтоб значит за ребенком ходила, когда та подрастет малость. А она, - он ткнул пальцем в испуганное лицо француженки. - Возьми и приедь считай на год раньше сроку-то.
- Как вас зовут, мадемуазель?
- Жюли Дешарнель, мадам.
- Вы замужем?
- Я вдова, - грустно ответила та.
- Мои соболезнования, мадам. Проходите в дом, - пригласила Лизавета Андреевна по-французски.
Молодая женщина вышла из кареты, держа в руках сверток с крохотной девочкой.
- А они даже не писали, что ждут ребенка, - прошептала Лизавета Андреевна, беря девочку из рук француженки. - Ну, проходите, проходите в дом. Как зовут девочку?
- Екатерина Михайловна, - ответил все тот же гонец.
- Катенька, значит. Ну что ж, Катюша, погостишь пока у тетки.
Спустя время в Артемьево пришло ужасное известие: Михаил Романович с супругой скончались от оспы. Имение их было поставлено под строжайший карантин. Катенька так и осталась на попечении Лизаветы Андреевны.
- А это кто? - спросил маленький Владимир, заинтересовано заглядывая в колыбельку, где лежала маленькая Катя, поигрывая ручками, ножками, наблюдая за ним своими васильковыми глазами.
- Сестрица твоя, Катя, - со вздохом ответила Лизавета Андреевна.
Так у Владимира неожиданно появилась сестра, а у бездетной Лизаветы Андреевны сразу двое воспитанников.
***
Особняк князя Ипатьева, Санкт-Петербург
Евдокия Захаровна внесла тяжелый поднос с чаем в гостиную - князь чаю изволили. Константин Львович стоял у секретера, рассматривал небольшой портрет сына, держа его в руке. Заслышав, как открылась дверь, тут же поставил портрет назад и гордо отвернулся к окну.
От Евдокии Захаровны не укрылась боль, отразившаяся на лице князя, когда тот рассматривал портрет. Взять бы эту боль на себя, чтоб он так не мучился. Ведь мучается же! А сам никому не показывает. И никто не знает, что твориться в его душе. Только она это видела, потому что любила. Любила все долгие годы. Полюбила с первого взгляда, тогда, когда была еще молодкой, а молодой барин приехал погостить у родителей в имение. Как ее мать тогда за косу таскала, дурь из ее головы пыталась выбить, чтоб она на барина не заглядывалась, открыв рот, да все напрасно. А князь ведь заметил ее, даже пару раз затаскивал в стылую баню. Нежный он был, ласковый с ней. Совсем вскружил девке голову, вот ее мать и пошла к барыне просить, чтоб выдать Дуньку замуж за Ивана-кузнеца, тот давно на нее заглядывается. Только с тех пор как Дунька закрутила любови с молодым барином, больше не проходил мимо, как бывало. А Дуньку надо было быстро выдать замуж от греха подальше. Уж сильно хороша она была по молодости.
Выдали ее за Ивана. У кузнеца рука тяжелая, два раза она от побоев ребеночка выкидывала, а третьего раза так и не случилось. Бил он ее сильно, когда ногами, а когда и поленом бывало. А что сделаешь?! Мужняя жена! Терпи и молчи! А почему бил? Да по всякому, когда за дело, а когда и без. Все хотел из нее любовь к молодому князю выбить. А она так и не прошла, любовь эта треклятая. Князь первый кто посмотрел на нее не как на вещь, не как на пустое место, он посмотрел на нее и увидел. Он увидел в ней что-то такое, чего не видела она сама. После смерти мужа, он приказал обучить ее грамоте и сделал ключницей. Так она и осталась при князе. Уж очень доверял он ей.
- Константин Львович! Поумерили бы вы гордыню отцовскую, да велели сыскать Гришеньку, - сказала она, не в силах выносить его боль.
- Чтооо? - развернул к ней князь широкие как и в молодости плечи. - Ты что там такое говоришь? - угрожающе надвинулся на нее.
Если б за себя, то ни в жизнь бы ни пикнула, а за него душа болит, хоть смерть, а лучше высказать все, как есть! Поэтому обычно покладистая и молчаливая Евдокия выдала:
- Князюшка, нашел бы ты сына. Маешься ведь, весь извелся!
- Ты... - Константин Львович потерял дар речи от такого нахальства крепостной. - Да ты ....
Нет, побоев она не боялась, да и не били никого во владениях князя Ипатьева, только боялись его шибко. Нрав у него был крутой, кто под горячую руку попадется, того мог и в солдаты сослать. Но отходчивый и справедливый. Только вот с сыном - нашла коса на камень. Выгнал князь своего единственного наследника из дома за то, что тот жениться на бесприданнице вздумал. А тот гордостью в отца пошел, ушел, не оглядываясь. А куда? Никто не знает. Так от него вестей и не было, уже несколько лет как.
- Вы вокруг оглянитесь, вокруг ведь люди, а жизнь человеческая короооткая, - продолжала она, не обращая внимания на его удивленное лицо. Лицо его не было бы так перекошено заговори с ним шкаф. - У вас же солдатский георгиевский крест на груди, уж солдаты за вас жизнь готовы были сложить. Вот, и мой Ванечка погиб в той войне, - вздохнула она, потому что положено вздыхать по мужу. И продолжила: - А со своим сыном примириться никак не можете.
(Прим. автора: Солдатский Георгиевский крест - особо почетная награда, потому как ею награждали только на поле сражения. Зачастую определённое количество крестов выделялось отличившемуся в бою подразделению, а затем сами солдаты награждали им наиболее отличившихся солдат и командиров, что называлось 'по приговору роты'. Кресты, полученные по 'приговору роты', ценились больше, чем какие-либо другие награды.)
- Да ты ... ты как смеешь? Ты кто такая...? Ты что знаешь об этом, холопка?!
Уж слишком болезненную рану она затронула, слишком сильно боль пронзила его сердце, надо было на ком-то выместить гнев от безысходности.
Прикрыла глаза, закрыв веками плескавшуюся в глазах боль - его боль.
- Простите, Ваше Сиятельство, бес попутал, - прошептала, поклонившись.
Князь вышел из гостиной, громко хлопнув дверью.
Этот звук заставил его остановиться, как будто его окатили холодной водой. Пройдя не одну военную кампанию, Константин Львович дома любил тишину и покой, громкие звуки выводили его из равновесия. Вот и сейчас громкий хлопок изгнал из него весь гнев, заставил опомниться, развернуться и снова войти в гостиную.
- Искал я, - пробурчал князь, чувствуя угрызения совести за то, что довел ее до слез. - Сыщиков нанимал. Ничего не нашли. Сказали, что единственное объяснение, что они погибли. - Вздохнул. - Были бы живы, их бы отыскали. Помолись за них, Дуняша, помолись.
Коснулся ее руки.
- Помолюсь, Константин Львович, - кивнула она, вытирая рукавами бегущие по щекам слезы.
***
- Барин Владимир Романович приехали!
В и без того далеко не тихой (благодаря Кате) усадьбе забегали-заносились люди. Приезд барина из Петербурга, где он, отучившись в Пажеском корпусе, состоял при дворе их высочеств, всегда был большим событием для домочадцев. Лизавета Андреевна, как вдова генерала от фортификации, погибшего в русско-турецкую войну, выхлопотала для него место в Пажеском корпусе. Но это было еще не все, Владимиру нужно было пройти жесткий отбор, чтобы поступить. Благодаря Лизавете Андреевне, не жалевшей ни денег, ни времени на хороших учителей, Владимир с честью сдал экзамены и блестяще окончил корпус.
Его приезды были крайне редки, учеба в корпусе не допускала частых и продолжительных отъездов. А государственная служба и вовсе не позволяла отлучаться надолго. В основном он приезжал домой летом, иногда получалось и на рождество, но крайне редко.
Лизавета Андреевна умиленно наблюдала, как Владимир уплетает пирог. Статным он вырос да пригожим, а уж каким порядочным человеком стал. Недаром Великий князь Михаил Павлович его при себе держит, почти не отпуская. Хотя Лизавета Андреевна по себе знала скоротечность службы при дворе.
Когда-то и она состояла фрейлиной при Наталье Алексеевне, великой княжне, первой жене наследника престола Павла Петровича. Правда через три года после венчания Наталья Алексеевна умерла родами, но за эти три года успела настроить против себя и супруга и императрицу. К тому времени Лизавета Андреевна уже познакомилась с Владимиром Романовичем Артемьевым, выдающимся полководцем уже в летах, но возникшее нежное чувство преодолело преграду разницы в возрасте. После смерти великой княжны, Лизавету Андревну постепенно отдалили от двора. К чести Артемьева, он не побоялся опалы юной фрейлины и женился на ней. Но она так и не вернулась ко двору, а поселилась в имении мужа Артемьево, где наладила разболтавшееся хозяйство (из-за постоянного отсутствия хозяина - граф постоянно пропадал на бесчисленных войнах).
- Катеньку на следующий год надо начинать вывозить в свет, - начала Лизавета Андреевна.
- Катьку? Да куда этому кузнечику в свет?! Пусть дома сидит, языки учит! - безапелляционно, как любой молодой хозяин, бросил Владимир, запивая пирог парным молоком.
- Ну, положим не 'Катьку', а Екатерину Михайловну, - поправила Лизавета Андреевна с нажимом.
Владимир поднял на нее серые глаза:
- А сколько ей лет? - удивленно переспросил он.
- Да уж шестнадцатый годок пошел, - улыбаясь, ответила тетушка. - Да ты когда видел ее в последний раз? Года два назад?
- Где-то так, - кивнул Владимир, налегая на пирог. Он вспомнил Катю, насмешливого нескладного подростка, стеснительно пытающегося деть куда-нибудь непомерно длинный худые руки и ноги. Тем не менее эта дерзкая девчонка совала свой нос куда надо и не надо. Однажды довела его до того, что он чуть ее не поколотил. Хорошо рядом оказался Карл Фролович, он-то их и разнял. Он улыбнулся, вспомнив тот случай.
- Она изменилась, совсем уже взрослая стала, - мечтательно протянула Лизавета Андреевна.
Владимир чуть не подавился пирогом:
- Кто? Катька?
Лизавета Андреевна снисходительно улыбнулась:
- Ты кушай, кушай, у вас поди таких пирогов не пекут!
Плотно откушав после дороги, Владимир поднялся:
- Спасибо, тетушка! Пойду Великолепного в реке искупаю.
- Пойди-пойди, милый! - счастливо улыбнулась.
Сама пошла лично проверить, все ли приготовлено в комнате Владимира, постелена ли постель, стоит ли кувшин с холодной колодезной водой.
Спускаясь к реке и ведя коня в поводу, Владимир вдыхал полной грудью густой летний воздух, напоенный запахами полевых цветов и леса. Солнце клонилось к закату, зной отступал, но желание окунуться в серебристые воды реки было непреодолимым.
Владимир сбросил сапоги, закатал штанины по колено, и завел отфыркивающегося Великолепного в прохладную воду.
- Знаю, знаю, как тебе хорошо, - ласково разговаривал он с конем, обливая того водой и взявшись за скребок.
В этот момент Великолепный взбрыкнул передними копытами, подняв сонм брызг, окативших Владимира с ног до головы. Тот в ответ на шалость коня счастливо расхохотался.
Этот незнакомый мужской смех и услышала Катя, прогуливающаяся в рощице неподалеку, прячась там от палящего зноя. Заинтересованная, кто бы это мог смеяться, незнакомый ей, возле реки, направилась туда и застыла меж деревьев, так и не решившись выйти на берег. Спиной к ней плескался с черным породистым конем статный широкоплечий мужчина. Широкие плечи натягивали намокшую белую рубашку, а подкатанные мокрые брюки неприлично облепили узкие мускулистые бедра. Слов было не разобрать, но то, как этот молодой человек ласково разговаривал с конем, заставило сердце Кати биться быстрее. Почему? Она бы и сама не призналась себе, что эта непристойная картина произвела на нее такое сильное впечатление.
Когда молодой человек повернулся к ней вполоборота, она подавила вскрик, закрыв рот ладошкой. Она узнала в незнакомце Владимира.
А он изменился. Стал совсем взрослым. Если бы не Великолепный она бы может его и не узнала бы. Постояла еще какое-то время, беззастенчиво рассматривая полуобнаженного мужчину. Потом все ж опомнилась и скрылась в роще, подальше от реки.
Катя не понимала, что с ней твориться. Сердце билось, как сумасшедшее. Она металась среди деревьев, от одного к другому, то прислоняясь разгоряченной щекой к прохладной коре, то снова принимаясь бежать. Он ее брат! Брат! А она... все не могла забыть, как он плескался с конем в реке. Упала на траву, раскинув руки в стороны, уставилась невидящим взглядом в небо. Что это? Отчего сердечко бьется, как у пойманной птички? Она приложила руку к месту, где раздавались частые удары внутри, рука наткнулась на упругую выпуклость груди. Странно, самая вершина холмика болела, ныла, такого раньше не бывало. Катя сильно потерла ладошкой холмик, стараясь растереть боль, как делала когда ударялась обо что-то. Вроде помогло.
В усадьбу она возвратилась, уже когда спустилась ночь. Тетушка не волновалась, Катя часто пропускала ужин летом, бродя в роще, неподалеку.
- Ты где ходишь, полуночница, - тем не менее, накинулась на нее Лизавета Андреевна. - Владимир тебя так и не дождался. Устал с дороги, ушел к себе спать. Не совестно тебе, брата не встретить.
- Владимир приехал, - пробормотала Катя. Каким-то краем сознания, она еще надеялась, что это был не он, или той сцены на реке вообще не было. Как теперь смотреть ему в глаза?!
- Приехал, сокол наш! - похвасталась тетушка. - А похорошел, возмужал-то как! Не узнаешь его, Катя!
Хорошо, что от свечи было немного света, а то пунцовые щеки Кати выдали бы, что она уже видела Владимира и в самой неблагообразной обстановке.
Ночь она провела в метаниях, а с первой зарей побежала в церковь на исповедь.
За завтраком на следующий день Катя не смела поднять глаз на Владимира, что дало ему лишний повод рассмотреть выросшую похорошевшую сестрицу. Длинные светло-русые волосы заплетены в косу, длинные темные ресницы веерами лежат на розовых щечках. Тонкий носик гордо вздернут, несмотря на смущение. Он и сам почувствовал смущение, когда взгляд опустился на ее губы. Дальше рассматривать ее он не решился. Демонстративно повернувшись к тетушке, Владимир завел с ней разговор. Катя тихонько выдохнула, уж очень неуютно она себя чувствовала под его испытывающим взглядом.
Интерес Владимира к Кате рос день ото дня. Катя же наоборот старалась не показываться ему на глаза, прячась то в своей комнате с бонной Жюли, то сбегая в рощу.
***
Как-то к обеду к ним пожаловал отец Власий. Неожиданно, но предсказуемо. Новость о приезде Владимира, должно быть, уже облетела всю округу. Сейчас начнут наезжать все соседи с визитами.
Батюшка поприветствовал Владимира, порасспрашивал про петербургский уклад, что нового при дворе Его Величества, зазвал на исповедь, а потом обратился к Лизавете Андреевне с просьбой поговорить с ней наедине.
- Лизавета Андревна, я так понял, Катя и Владимир не знают, что они не родные брат и сестра.
- Нет, батюшка. Не то чтобы не знают, мы от них особо-то и не скрывали, просто не говорили об этом, а они и не задумывались по молодости лет, - удивилась Лизавета Андреевна.
- Я бы посоветовал вам все ж поговорить с ними и рассказать все как есть. А то, как бы чего не вышло! - загадочно произнес отец Власий.
- А надо ли? Да пусть так и считают. Кому плохо?! - еще больше удивилась Лизавета Андреевна и пожала плечами в недоумении.
- Пока никому, но все же лучше будет рассказать правду, - поднажал отец Власий.
***
- Так значит, мы имеем право пожениться? - хохотнул Владимир с юношеским максимализмом.
Катя впервые за все время разговора подняла на него глаза, изящно изогнув бровь в удивлении. Девическая наивность давала о себе знать, и удивление переросло в вопрос, а к вопросу присоединилась надежда. Все это Владимир прочел в ее глазах, и улыбка сбежала с его лица, уступив место размышлению над реальной возможностью сказанного.
От Лизаветы Андреевны не укрылся этот обмен многозначительными взглядами, и пока дети не успели всерьез задуматься, она ударила ладонью по столу:
- Нет! Я рассказала вам лишь для того, чтобы избежать двусмысленностей в будущем.
- Еще чего не хватало! - бушевала Лизавета Андреевна. - Не будет этого!
- Матушка, Лизавета Андреевна, ну полно, что ж вы себя так изводите. Они же дети, - увещевал ее Карл Фролович.
- Хороши детки, - всплеснула она руками. - Не этого я им хотела. Все время пока поднимала запущенное имение мужа, все время ждала, что у нас с Владимиром Романовичем появятся дети. Так и не случилось, он погиб, а я с тех пор ждала, когда же Михаил Романович заявит свои права на родовое имение. После его смерти единственной наследницей является Катя и только она! Она должна выйти замуж не за Владимира! Ты представляешь, что подумают?! Что я женю брата на сестре, только чтобы имение себе оставить?! Доброе имя Артемьевых будет трепаться на каждом углу! Не бывать этому!
- Да полно вам Лизавета Андреевна!
- Я все сделала, чтобы обеспечить Владимиру блестящую карьеру. Лучшие гувернеры, место в Пажеском корпусе, подсуетилась по старым связям по поводу места при дворе! И он не оплошал. Правая рука его императорского высочества, правда, не цесаревича, наследника престола, но тоже очень неплохо. У Кати в следующем году первый сезон. Она должна об этом думать, а не о Владимире! Из этих их шашней все мои планы полетят к черту!
- Лизавета Андреевна, ну полно! Какие там шашни?! Может, и нет ничего! А вы зря себя изводите. Поздно уже! Давайте спать укладываться. Утро вечера мудренее. Может, никаких шашней и нет вовсе, а вам все показалось.
***
- Писать-то будешь, сестренка? - с хитрой улыбкой спросил Владимир Катю, стоя рядом с Великолепным.
Попрощаться с барином выбежала вся дворня. Тетя Лизетта едва сдерживала слезы, подбородок подрагивал, но рыдать при крепостных - не дело! Порывисто обняла склонившегося Владимира, высокий он все-таки вымахал, намного выше тетушки! Перекрестила на дорожку.
- Буду, - тихо шепнула запылавшая алым цветом Катя, когда он склонился к ее щечке. Мазнул губами, она смущенно закрыла щеку с горевшим на ней поцелуем Владимира ладошкой.
- Не забывай, - кивнул он, легко вскакивая на коня.
И полетели письма из Артемьево в Петербург, из Петербурга в Артемьево. Писали почти каждый день. Катя вся изводилась в ожидании письма. Лизавета Андреевна смотрела на полыхавшие ярким румянцем щеки племянницы и только и могла, что сжимать кулаки от бессилия. На ее глазах в наивной переписке двух молодых людей рождалось большое чувство. Сами они не подозревали об этом, а тетушка видела, как с каждым днем письма Владимира для Кати становились все более необходимыми, как воздух. Однажды она даже вскрыла несколько писем, объясняя Карлу Фроловичу, как будто утихомиривая свою совесть:
- Я за них отвечаю! А пока я за них отвечаю, я должна знать, что ничего предосудительного не происходит! - решительно вскрывая письмо Владимира, стараясь не сломать печати.
Карл Фролович тихонько улыбался в усы. Знал, как претит барыне читать чужие письма, но что не сделаешь ради детей!
В письмах действительно не было никакого намека на чувства, только описание дня, как каждый из них проводил время, с кем встречался Владимир, что читала Катя, как Владимиру понравился тот или иной человек, что он о нем думает, на какие мысли натолкнуло Катю прочитанное, какие новости в поместье, какие новые веяния в Петербурге. Все бы было невинно, если бы не чувствовавшаяся в каждом слове чувственность. И даже не понятно как, откуда она бралась эта чувственность, ведь ни одного недопустимого слова Лизавета Андреевна так и не нашла, хотя искала с пристрастием, чтобы была зацепка запретить их переписку. Так ничего и не найдя, временно махнула рукой, понадеявшись, что они перерастут это ... зарождение чувств.
***
- Владимир Романович, спасай, - бросился к появившемуся в дверях Владимиру Великий князь.
- Михаил Павлович, стоит мне оставить вас всего на каких-то пару дней, как вас опять сватают, - рассмеялся Владимир.
- И не говори, - огорченно махнул рукой Великий князь. - У императрицы мания пристроить меня в руки какой-нибудь из немецких принцесс.
- Ваше Выс... - начал было Владимир, но увидев лед в глазах Великого князя, перешел на неформальный тон. - Михаил Павлович, - Лед тут же растаял. - Вы должны понять вашу матушку, вы наследник российского престола...
- Не прямой, - перебил его Великий князь. - Слава богу, до меня есть еще три брата. Очень надеюсь, Бог даст им сыновей и до меня очередь никогда не дойдет, - с тяжелым вздохом Великий князь откинулся на спинку стула.
Владимир пристроился на диванчике напротив.
- И тем не менее долг вашей матушки женить вас как можно скорее, - улыбнулся Владимир. В его обязанности входило в том числе и сохранять мир и спокойствие в венценосном семействе.
- Ты каким-то другим стал после возвращения из своего поместья. - подозрительно прищурился Великий князь. - Может с тобой матушка уже пообщалась и обработала, чтобы ты поддерживал эту идею женитьбы?
- Михаил Павлович! Я по приезде - сразу к вам. Ее величество я не имел честь видеть.
- Да, ладно, - махнул рукой юный князь, - Я пошутил. Но уж больно не по сердцу мне этот визит Кассельской принцессы.
- А говорят она мила... - задумчиво протянул Владимир, лукаво поглядывая на князя.
- Да будь она хоть трижды раскрасавица и умница, каких свет не видывал, раз ее прочат мне в жены, для меня она отвратительней жабы, - воскликнул Михаил Павлович.
Человеком он был довольно вспыльчивым, в армии его боялись похлеще императора и только самые близкие люди знали, что все это наносное и на самом деле Михаил Павлович добрый, чуткий человек. Знал об этом и Владимир. Он входил в число тех немногочисленных избранных, с которыми Михаил Павлович, крайне строгий в соблюдении формальностей, позволял себе быть самим собой, забывая об обязанностях, возложенных на него фактом рождения. Владимир любил Великого князя, его неиссякаемое чувство юмора, весёлость, готовность поучаствовать в судьбе людей, обращавшихся к нему с просьбами и никогда не получавшими отказа. С Владимиром они сдружились еще во времена, когда тот был камер-пажом. Оба были веселого нрава, с большим чувством юмора, не прочь пошалить. (Прим. Автора: Воспитанники Пажеского корпуса в период обучения считались причисленными к Императорскому Двору и систематически несли обязанности караульной службы. Большой честью и привилегией считалось возведение пажа в придворный чин Камер-пажа. Однако на это могли рассчитывать только лучшие из лучших, отличившиеся в учёбе, поведении и воспитании, а также свободно владеющие несколькими иностранными языками. Камер-пажи были прикреплены и несли службу при Императрице и Великих Княгинях во время балов, торжественных обедов, официальных церемоний и других мероприятий, где их присутствие было обязательным по протоколу). По окончании Пажеского корпуса Владимира приставили к Великому князю, чему последний был несказанно рад.
- Итак, как тебе нравится моя потенциальная невеста? - спросил Великий князь Владимира после прибытия принцессы Гессен-Кассельской в Россию. Они неспешно прогуливались неподалеку от Адмиралтейства.
- Михаил Павлович, я не хочу быть резким в суждениях, поэтому будет лучше, если я промолчу, - попытался уйти от разговора Владимир.
- Ты мой друг, я ценю тебя за откровенность, которую ты выражаешь всегда, несмотря на мой титул. Мне очень дорого твое мнение, и я хотел бы его услышать.
- Ваше Высочество, - завидев приближавшегося к ним давнишнего своего соперника графа Келлера, Владимир перешел на официальный тон. - Я думаю, что насколько принцесса хороша собой внешне, настолько же она неприятна изнутри.
- Кого это ты уже поливаешь грязью, друг мой? - спросил подошедший Келлер, поклонившись Великому князю.
- Да вот, - простодушно рассмеялся Михаил Павлович. - Спросил мнения Владимира о принцессе Гессен-Кассельской на свою голову. А ты что думаешь, братец?
Михаил Павлович знал о давнем соперничестве между Артемьевым и Келлером еще со времени их обучения в Пажеском корпусе. Видел он и тщетные старания Келлера всеми правдами и неправдами приблизиться хоть к одному из великих князей, как и зависть к Владимиру, так и сквозившую в его маленьких глазках.
- Что ж ты задумался, Николай Антонович? - усмехнулся Великий князь. Келлер тут же решил, что лучше высказать положительное мнение о принцессе, чтобы порадовать великого князя.
- Что вы, Ваше Высочество! Принцесса крайне мила! И она так нравится вашей матушке...
- Да уж, страсть моей матушки ко всему немецкому всем известна, - улыбнулся Михаил Павлович. И никто не мог бы сказать был ли сарказм в его фразе или просто констатация факта, что ее величество вдовствующая императрица очень любила подбирать в жены своим сыновьям немецких принцесс.
- Ну что ж, граф, - кивнул он Келлеру, давая понять, что тот может быть свободен. - Благодарю вас за то, что поделились своим мнением со мной.
- Всегда к услугам Вашего Высочества, - подобострастно поклонился Келлер.
- С каким удовольствием он бы занял твое место, - усмехнулся князь, вполголоса обращаясь к Владимиру, когда Келлер удалился.
- Я знаю, Ваше Высочество, - с улыбкой ответил тот. - И благодарен судьбе за предоставленную мне честь. Но вы знаете, что держаться зубами за это место и тем более интриговать, чтобы добиться его, я не буду.
- Знаю, - спокойно ответил Михаил Павлович. - Именно поэтому я изо всех сил удерживаю тебя при себе, хотя братья и пытались тебя переманить.
- Михаил Павлович! - воскликнул Владимир в негодовании.
- Да будет тебе! Я знаю об этом и ценю твою преданность. Ах, именно поэтому я не хочу быть наследником престола, - вздохнул Михаил Павлович. - Я не готов к толпам подобострасцев, заглядывающих в рот и кивающих любой моей глупости. Оставим это! Лучше скажи мне, что делать с принцессой? Она уже не первый раз намекала, как она хочет посмотреть Москву.
- Отличная мысль! - улыбнулся Владимир, думая о том, что можно будет отпроситься поехать на пару дней в Артемьево навестить Катеньку.
- Меня естественно принудят сопровождать ее туда, а ты поедешь со мной.
- С превеликим удовольствием, - поклонился Владимир с улыбкой.
***
- Что-то ты к нам зачастил, - обнимая только что приехавшего Владимира, радостно сказала Лизавета Андревна.
- Да вот, привезли с Великим князем принцессу Гессен-Кассельскую Москву посмотреть. Вот и отпросился у Михаила Павловича домой на побывку. А где Катя? - спросил Владимир, в нетерпении оглядывая комнаты.
- Убежала куда-то, стрекоза. Все не заставлю ее за пяльцами сидеть, да вышивать, как и положено юной девушке из хорошей семьи. Возьмет книжку и побежала в рощу, только ее и видели. А возвращается за полночь. Ей бы к сезону готовится. Я уж и портних выписала, чтобы мерки сняли. Хоть бы на ткани посмотрела! Все бы ей носится по полям по лесам. Поговорил бы ты с ней, порассказал, какая жизнь в Петербурге, может хоть тебя послушает, да станет поприлежнее.
- Тетушка, да пусть бегает, пока погода держится! Успеет еще взаперти насидеться.
Лизавета Андревна хмуро покосилась на Владимира.
- Давай, я тебя с дороги пирогами накормлю. Что ж ты приехал, даже весточку никакую не прислал! Я бы подготовилась, как следует!
- Тетушка, что есть, то и давайте! Некогда было весточку посылать. Два дня тому только у князя отпросился.
- Что Великий князь? Жениться на принцессе надумал?
- Нет, все никак его жениться не заставят. Но принцесса ему, правда, не пара. Какая-то она скользкая, как угорь, да липкая. Не дай Господь, она при дворе будет - не мало кровушки попьет!
Он жевал, а сам думал, как увидит ее. Что они скажут друг другу? Чувствует ли она то же, что и он. Или это все его буйная фантазия?
- Спасибо, тетушка-милая! Пойду пройдусь, - сказал Владимир, вставая из-за стола.
Лизавета Андревна только хмыкнула, мол, знаем в какую сторону проходиться надумал!
Он искал ее недолго, издалека увидев светлое пятно ее бледно-желтого платья. Она сидела на пенечке спиной к нему и что-то читала. Тугая коса спускалась вдоль узкой спины, заканчиваясь желтой же лентой, повязанной бантом и кокетливыми завитушками хвостика.
Под ногой хрустнула ветка. Катя вскрикнула, обернулась, прижимая к груди какой-то листок... ЕГО ПИСЬМО?!
Она бросилась к нему, обвила руками шею и прижалась щекой к груди. Он так и стоял оторопело с раскинутыми руками, не зная, имеет ли он право обнять ее.
Вот, только что она думала о нем, в который раз перечитывала его последнее письмо, пытаясь прочесть между строк: вспоминает ли о ней? Скучает ли?
И вот он здесь. Она только представляла, желала, чтобы он появился здесь, и вот она прижимается к нему. О Боже! Она прижимается к нему!
Катя отодвинулась, щеки запылали алым цветом. Приложила руку ко лбу, как будто закрываясь от солнца, на самом деле скрывая от Владимира раскрасневшееся от смущения лицо.
- Ну здравствуй, сестрица, - усмехнулся Владимир.
- Не называй меня сестрицей, - резко повернула она к нему лицо.
Они долго бродили, то разговаривая, то смущенно замолкая. Оба чувствовали что-то нарастающее с каждой минутой и не хотели останавливать это, несмотря на то, что ни один из них не знал, что их ждет впереди. Да даже если бы и знали, эти двое вряд ли бы отказались от своей участи. Еще не осознав этого, оба уже чувствовали, что в другом - весь смысл их жизни.
- Прохор, Владимира Романовича не видал? С утра не могу его найти! - Лизавета Андревна была темнее тучи. Владимир приехал еще вчера, а она его почти не видела, все носится не знамо где.
- Да как же не видать - видали, Лизавета Андревна, к реке оне пошли.
- А Катерину Михайловну?
- Так и барышня туда же пошли.
- Одна?
- А то как же! Одни.
Кулаки Лизаветы Андревны сжались:
- Ну я этой бонне!.. - пробормотала она себе под нос. - Весь вчерашний день ей втолковывала, чтоб она Катю ни на шаг от себя не отпускала...
- Пойди разыщи их, да скажи, чтоб возвращались, обед уж скоро.
- Сделаем, не извольте беспокоиться, Лизавета Андревна.
Тем временем Владимир и Катя наслаждались полуденным зноем у реки. Она сидела на берегу, наблюдая с улыбкой, как он, закатав брюки по колено и расхаживая туда-сюда в воде по щиколотку, читает ей стихи. То на французском, то на английском, ему особенно нравился Шекспир. Катя с восхищением внимала каждому его слову. Он действительно красиво читал, вдохновенно, рассказывая после прочитанного, что именно его затронуло в том или ином стихотворении. И Катя понимала, что именно это трогает и ее. Он как будто озвучивал ее мысли и чувства.
Зной между тем нарастал и становился нестерпимым. Как хорошо было бы окунуться в реку. Катя с сожалением смотрела на ноги Владимира в холодной реке.
- Отвернись, - приказала она ему смущенно.
- Что? - он не успел переключиться с сочинений Волтера на ее просьбу.
- Я тоже хочу побродить в реке, уж очень жарко. Отвернись, я сниму туфли и чулки.
Если бы она не попросила об этом, если бы просто обнажила ступни, не отрывая ему мысли от поэзии и не акцентируя на этом внимание! Но Катя была наивна и не искушена в отношениях между молодым человеком и девушкой и в силу своей наивности, поступила похлеще прожженной кокетки.
Владимир резко отвернулся. Вся кровь бросилась ему в голову, и он, наклонившись, зачерпнул ладонями холодную воду, чтобы остудить лицо. Изо всех сил старался не прислушиваться к шуршанию материи. А когда все-таки услышал, чуть не застонал. Это Катя! Его сестра! Что особенного! Но представив, как она стягивает с ножки белый воздушный чулок, он готов был бросится в реку с головой!
Сзади послышался всплеск. Он обернулся и увидел, как она, приподняв юбки, заходит в реку, видел сквозь прозрачную воду маленькие пальчики ее ступней.
Не выдержав этой чувственной картины, он снова набрал полные ладони воды и плеснул на Катю.
Вскрикнув от окатившей ее прохлады, Катя рассмеялась, наклонилась, и тоже обрызгала его сверкающими каплями.
Немного полегчало!
Брызг становилось все больше, одежда все больше промокала. Когда стоять на месте уже не было сил, Катя с визгом выбежала на берег и бросилась к роще.
Владимир припустил за ней, решив поиграть. Расстояние сокращалось, он уже слышал частое дыхание беглянки, когда одним рывком подался вперед и повалил ее на траву. Дыхание их смешалось. Ее грудь часто поднималась, утыкаясь холмиками прямо в его грудь. Катя смотрела ему прямо в серые серьезные глаза.
- У тебя глаза как васильки, - прошептал он, сдувая выбившийся локон с ее лба. - Такие же синие-синие!
Катя приоткрыла губы, чтобы спросить, почему именно васильки. Но в следующий миг его губы опустились на ее, и все мысли вылетели из ее головки. Впервые мужские губы прикоснулись к ее губам. Они были влажные прохладные. А она вся замерла от нахлынувших ощущений. Как было сладко! Она никогда и подумать не могла, что будет так сладко!
- Владимир Романович, вас барыня кличуть.
Владимир резко приподнялся, стараясь загородить Катю от хозяина голоса.
- Прохор, чего тебе? - недовольно переспросил он. Владимир услышал только голос, слов разобрать он был не в состоянии.
Катя все еще прижимала руку к губам, распластавшись на траве и глядя в небо невидящим взглядом.