У меня было такое свидание, которое действительно не забудется. Свидание со стихией северных широт. Представьте себе: вокруг вода отнюдь не тёплого Чёрного моря, а ледяного Карского. Цвет неба и воды - практически совпадает. На огромных валунах образуются волны, на них - волны по мельче и так до мелкой сыпи. Ливень, вода везде - вверху, внизу... Штаны ещё сухие (для того, чтоб их промочить, нужно хотя бы выйти из оцепенения), глаза - больше головы . Судно карабкается в гору, которая вдруг куда-то пропадает и ты уже мчишься вниз, в огромную, зияющую своим гостеприимством, воронку. Нос судна больно бьётся об удивительно плотную массу воды, тысячи брызг летят прямо в лицо, но разбиваются о стекло рубки. Судно зарывается в бурлящую стихию, но настырно раз за разом возвращается обратно, как будто бросая ей, недобро ухмыляющейся, последний дерзкий вызов... Спускаешься в кубрик в носовой части корабля. Каждый раз, когда нос бьётся о воду, по корпусу судна как будто кто-то снаружи бьёт тяжёлой металлической кувалдой. Голову тихо мутит, внутренности начинают жить своей собственной жизнью, к горлу подступает тошнота. Чуть позже спускается старпом, спрашиваю: "Судно-то выдержит?" Смеётся и наливает себе чаю, что-то шутит про невесомость, в состоянии которого временами пребывает чайник в руке. На душе становится светлей, но когда он откусывает хлеб с маслом и смачно отхлёбывает чай, даю волю чувствам, едва добежав до ведра. "Ничо-ничо, первый раз на снег ссышь и тот не тает! " Голова потяжелела, живот полегчал. Сбоку опять - гулкий удар кувалдой. Внутренний страх сменяется раздражением: "Зае*ло!". Нет, я лучше пойду наверх. Поднимаюсь в рубку, слышу: "Уходим на Мачуй-Сале, вечером будем там". Судно разворачивается и уже не нос зарывается в воду, а весь корпус заваливается набок практически в горизонтальное положение, как будто хочет прилечь. Так, что борта черпают воду. А затем, как неваляшка, разгоняется в обратную сторону и заваливается на другой борт. В такие моменты мозги начинают глючить, душа не на долго выходит из тела, но ещё более мощный приступ подступающей тошноты не даёт забыть, что ты ещё вполне земное существо. Временами теряешь связь с реальностью и становится почти безразлично, где низ, а где - верх. Главное - крепче держаться. Нет уж, лучше - носом вперёд. Незаметно бросаю взгляд на стоящего у штурвала, занятого компАсом и внешней стихией. Странно, но на лице его - ни тени беспокойства. Невольно проникаешься уважением. Как он там только держится? Ему даже поблевать некогда! (Может, от этого он так уверен в себе?) "А ты как думал? Здесь тебе - не на берегу понты лимонить!" - отвечает, не глядя на меня... Появляется знакомый маячок, скоро будем. Через несколько часов входим в узкую речку, на берегу которой приютилась одинокая фактория. С берега бегут люди. Швартуемся, глушим машину. Тишина, благодать, водичка приятно плещется о борт, украдкой насмехаясь над твоими недавними страхами... Отстоялись, погрузились, переночевали и опять - выходим. Снова море, кругом - вода, как это всё уже замучило. И только сейчас понимаешь, что у Природы царя не бывает. Она сама - Царица. А человек - лишь заносчивый выскочка-подросток, которого мудрая Природа-мать просто балует, как нерадивого сына. И вот, долгожданная встреча с Землей. Но не сразу. Сначала появляется тёмная, осязаемая глазом полоска берега. А перед этим, стихает шторм, налаживается погода, выглядывает солнышко, за кормой откуда-то принесло тучу чаек - халеев, как их там называют. Значит, скоро - твёрдь под ногами. На горизонте вырисовываются знакомые очертания, приближающиеся всё ближе и ближе, и время предательски замедляет свой ход. Так хочется скорей на Большой Берег, что от нетерпения тянет в гальюн и начинаешь маяться. Но вот судно, наконец-то, входит в устье реки и бежит навстречу дому, в душу медленно и бурно возвращается жизнь, до глухого рокота в глотке. Смотрю на рубку, мачту, носовой флагшток, бичом хлестающий по воздуху красной истерзанной материей с изображением серпа и молота, и проникаюсь преданной благодарностью к своему новому другу, не дрогнувшему в тот час, когда я сам постыдно спасовал. Не ведающему страха и упрёка и всегда готовому безвозмездно прийти на помощь. Гордому, деловито молчаливому трудяге. Завтра ты вновь отдашь швартовый и уйдёшь на встречу со своей суженой - Стихией, которая уже давно к тебе не равнодушна и тайно тоскует по тебе, как ты - по ней. Уйдёшь, задорно и без сожаления попрощавшись с берегом гортанной сереной... С палубы уже видны дома, люди. Я давно подготовил швартовый и не дождусь, когда мы подойдём к пирсу. Вот всё и закончилось. И ещё какое-то время меня будет пошатывать и казаться, что почва гуляет под ногами. Но скоро привыкаешь и опять - в рейс. И всё же чего-то не хватает, нет счастья в жизни: когда ты в море, тянет на берег, на берегу - влечёт морской горизонт. Возникает странное ощущение, представляющее собой смесь постоянно присутствующего долгожданного свидания - с одной стороны, и постоянного его ожидания - с другой. Оно как будто вот-вот наступит и потому, тихо тебя подразнивая, слегка кружит голову и сладко томит неугомонную душу. Это - свидание с Красотой, которая нагло играет тобой: пьянит, завораживает, интригует, волнует, манит и не даётся в руки. И никакие дородные сочи-анапы-антальи не сравнятся своей скучающей банальностью с дерзким свежим дыханием всегда разного и непредсказуемого, мускулистого и поджарого, - Дикого Севера...
Было и другое свидание, состоявшееся много лет спустя. Уже в моё отсутствие, в один из рейсов (а точнее - последний в жизни железного морского бродяги) был сильный шторм. И уже на подходе, в заливе у судна заклинило рулевое управление. Его выбросило на ближайшую косу. Команду вывезли на вертолёте. И надо ж такому случиться, что в следующее посещение людей встречал корабль, не лежащий устало на боку, а стоявший прямо, врезавшись килем в песок и улыбающийся гордой осанкой. Природа, как будто из особого уважения, сама позаботилась об удобствах для почётного гостя, желанного и дорогого. Приливом судно подняло, а при отливе оно уже стояло крепко "на ногах". Корабль давно списали и сейчас с него сняли все его доспехи, которые можно было увезти и оставили в гордом одиночестве. Незавидна судьба северной техники - остаётся там вечным одиноким памятником, чтобы смиренно принять свою судьбу, найти наконец-то свой покой. Одиноким? Да нет. Это я осиротел с тех самых пор, как потерял дорогого товарища. А он - наконец-то обрёл своё долгожданное счастье, оставшись наедине со своей верной подругой - Стихией, - и окончательно обвенчавшись с ней. До самого последнего дня их счастливого брака будет петь им свои заунывные песни их верный слуга - вольный ветер, как будто тоже немного утомившийся от долгой жизни, а короткое летнее море - оказывать знаки внимания... При подъезде к кораблю, внутри всё заклокотало. ЗдорОво, родной! Как ты тут? Узнаю знакомую величавую осанку, залихватски задранную лебёдку, мачту, флагшток... но уже без привычной красной материи. Нет до блеска начищенной рынды, не слышно её штормовых напевов. "Да, ты как будто постарел, старый морской проныра! - пытаюсь шутить, давя подкатывающий к горлу ком. - Чо молчишь-то?" И как будто что-то чужое появилось в его взгляде. Нет больше привычных раскосых ресниц якорей, лишь подёрнутые усталостью пустые дыры-глазницы... Уезжать было тяжелей. Он уже почти скрылся из виду, только мачта виднелась, как будто вскинутая в последнем добром приветствии рука. Сердце защемило, словно навек потерял единственного близкого мне, родного человека... Большой мегаполис равнодушно встретил меня вечерними огнями, вырвавшимися откуда-то из-под крыла заходящего на посадку авиалайнера. Похотливые до денег таксисты назойливо чеканили какие-то казённые фразы, отработанные до слепого автоматизма и затёртые до дыр. Знакомые дома и улицы радуют глаз и уговаривают: "Что с тобой? Да ладно, забудь ты, чудак-человек!" Завтра встречусь с друзьями-знакомыми. Но в глазах ещё долго останется каким-то непонятным немым укором звенящая картина. Свидимся ли ещё? Прости, дружище. И будь счастлив!