Вена раскинулась среди дубового леса у подножия Альпийских гор. Близ северо-восточных ворот города протекал рукав Дуная, а еще дальше за лесом виднелись горы и основное русло реки. С обратной стороны, у подножья стен, были насыпаны валы, а за ними находились шатры османов.
Небольшие пятидюймовые ядра турецких кулеврин ежедневно рыхлили землю, но, к счастью, редко долетали до цели. Большую часть крупнокалиберных бомбард османы растеряли на болотах во время перехода через Балканы, а те немногие, что у них остались, "держали у сердца" и выкатывали лишь во время массовых атак, когда турецкие лучники поливали стрелами вражескую пехоту.
Опасность подкопа вынуждала габсбургцев совершать частые вылазки, в одной из который им почти удалось захватить в плен самого Ибрагима-пашу...
Пятерка янычар встретила их у входа в богатый шатер. Хлопнули ружья - двое ландскнехтов упали. Еще один из габсбургцев свалился со стрелой в груди. Смуглый детина запалил фитиль и занес руку для броска, но Бьерн его опередил - из короткого пистолета отстрелил осману нижнюю челюсть. Чугунный шар размером с кулак покатился по траве и разорвался где-то в глубине лагеря.
Вокруг раздавался топот сотен ног.
- Живо к лесу! - Успел крикнуть офицер прежде, чем получил порцию свинца.
Бьерн перехватил пистолет за ствол, неглядя запустил им в ближайшего янычара и припустил в сторону деревьев. Мартин был рад, что не взял с собой любимый двуручник - с такой оглоблей за спиной его бы точно сцапали.
Бьерн на бегу осенил себя крестным знамением и перемахнул через край повозки. На дне вповалку спали османы. Ландскнехт почувствовал себя лисом в курятнике. Около двух секунд Бьерн орудовал базелардом, затем залег среди трупов и превратился в слух. Конский топот усилился, зазвучал совсем близко над головой, а затем стал удаляться.
Ландскнехт начал вылезать наружу, когда лбом ткнулся в большую лошадиную морду. Сверху на него насмешливо взирали знакомые глаза.
- Ты удивляешь меня уже в пятый раз. - Произнес рыцарь. - Лезь под повозку, живо.
В следующий миг Бьерн увидел, по меньшей мере, четыре десятка копыт. Рыцарь что-то буркнул по-турецки и вместе с остальной кавалькадой унесся прочь, по пути обранив ворох какого-то тряпья. Через несколько секунд ландскнехт выполз из под повозки и подобрал янычарские шмотки. Чтобы переодеться, Бьерн забежал за один из шатров, который стоял близ небольшого кустарника.
Он уже надел шишак на голову и собирался выйти из укрытия, когда вспомнил, что янычары не носят бород. Во тьме Мартин наскоро поскоблил свой курчавый подбородок турецким ятаганом. "Стоит мужик и, как дурак, бреется ятаганом посреди вражеского стана" - эта мысль вызвала у Бьерна глупую ухмылку. Теперь его уже было сложно отличить от настоящего янычара. В числе предков у Мартина были цыгане и евреи, от которых тот унаследовал орлиный профиль и смуглый цвет кожи, благодаря чему лицом был схож с сербом или болгарином, коих среди янычар было пруд пруди.
Бьерн пробрался к стойлам, оседлал небольшую кобылку серого окраса и перерезал подпруги ближайшим лошадям на случай погони. "Вот и пригодилась ленточка" - памятуя о том, как во время Итальянских войн ландскнехты повязывали широкие белые ленты, чтобы отличать своих от чужих, Бьерн переложил полоску материи, которую он сохранил еще с тех времен, из кармана за пазуху, чтобы потом было сподручнее вытащить - "надеюсь, и в этот раз свои не прибьют".
Ландскнехт преодолел турецкие патрули и перевел лошадь на галоп. Импровизированный белый флаг развивался по ветру, за спиной слышались голоса турок. Прежде, чем с обеих сторон раздались выстрелы, Бьерн успел пересечь линию фронта.
Бьёрн Мартин
23-24 февраля 1525
5:00
У восточных ворот Мирабелло уже вовсю палили из орудий. Бьерн слышал грохот пушек, стоя возле Фрундсберга, который внимательно следил за вастадорами, вовсю орудовавшими кирками и таранами. Через несколько минут к Фрундсбергу подбежал посыльный:
- Вастадоры разобрали стену, сир.
- Отлично, пускайте колонны. - Фрундсберг, как всегда, бы спокоен и сосредоточен.
Взмокшие от пота вастадоры облегченно опустили кирки.
Три тысячи пехотинцев двинулись вглубь парка. Где-то неподалеку скрипели обозы артиллерии, которая вошла в парк следом. По правому флангу пронесся кавалерийский отряд.
Туман заполнял окрестности парка.
6:00
В далеке слышался шум битвы - в центре парка испанские мушкетеры брали капитальный охотничий дворец, а на юго-западе гарнизон Павии бился со швейцарцами.
Густой туман полностью заволок окрестности города - парк и Пять аббатств.
7:00
На небольшом холме среди деревьев стояла группа офицеров и доппельзольднеров во главе с Фрундсбергом. Несколько правее была видна проплешина в тумане, рядом с которой находились колонны швейцарцев и ландскнехтов.
- Если мы встанем близ ручья и вынудим швейцарцев биться по колено в воде, сражение будет практически выиграно. - Командир ландскнехтов задумчиво окинул взглядом место будущего боя.
- Ну и как ты планируешь их выманить? - Рядом стоял Зитлих - боевой товарищ Фрундсберга и второй по старшинству после него.
- После Бикокки швейцарцы жаждут мщения. Достаточно лишь легкого толчка, чтобы они ринулись в бой.
- К чему ты клонишь, Георг?
- Есть у меня один доппельзольднер, часто сопровождает меня во время боя. Горлопан и забияка, но смышленый малый и рубака от Бога. - Фрундсберг повернул голову в сторону группы доппельзольднеров. - Мартин!
Бьерн встрепенулся и с наигранно услужливым видом засеменил к Фрундсбергу.
- Переигрываешь, Бьерн. - Легкая улыбка тронула губы полководца. - Полагаю, ты все уже слышал. Смекаешь, что мне нужно?
Бьерн кивнул и направился в сторону "проплешины". Оказавшись между своим и чужим войсками, ландскнехт гаркнул во всю мощь своей луженой глотки:
- Эй вы, обозные потаскухи! Я не называю вас швейцарцами потому, что у нас в Швабии "швейцарец" это ругательное слово! Я, честный ландскнехт, говорю вам, что ни одна швейцарская задница не стоит дороже двух крейцеров...
Бьерн орал что-то про гениталии Его Величества Франци́ска I, когда к нему подбежал подросток лет четырнадцати-пятнадцати.
- Это что, ваш лучший воин?! - Не унимался Бьерн.
Паренек бросил ландскнехту под ноги пару крейцеров. Мартин удивленно поднял глаза.
- Мой господин велел передать, что он с удовольствием "развлечется" с вами, а еще он сказал, что у всех ландскнехтов большие рты, но маленькие яички. - Произнеся последние слова, пацан задал стрекача.
Минуту спустя Мартин увидел перед собой здоровенного швейцарца с биденхандером на плече. Райслойфер был высок и широкоплеч, но отнюдь не казался массивным истуканом - его глаза были быстрыми, а движения пластичными.
Швейцарец стоял в стойке Сокола, атаковал преимущественно в голову и ноги. Ландскнехт кружил вокруг противника, парировал удары, но сам не спешил бросаться в атаку, ограничиваясь финтами и рипостами.
В перерывах между ударами противники сыпали оскорблениями:
- Ты явно не стоишь тех двух крейцеров, немецкое бревно.
- Цзанг! - Вторили клинки.
- Ах ты швейцарская морда...
- Цзанг! Цзанг! Цзанг!
Минут через десять швейцарец начал выдыхаться. Ландскнехт провалил райлсойфера и подрубил последнему ноги.
В следующий миг раздались выстрелы аркебуз. Швейцарская баталия зашевелилась, стала выдвигаться вперед. Бьерн забросил цвайхандэр за спину и бросился к своим. Тяжело раненный райслойфер продолжал размахивать мечом и орать оскорбления, острием он успел чиркнуть ландскнехту по штанам возле поясницы.
Сложно представить больший позор для рыцаря, чем улепетывать от противника, сверкая голой задницей, но для наемника это был путь к славе. Улюлюканье ландскнехтов раздалось над парком, оно перекрывало грохот орудий. Глаза Бьерна светились неподдельным счастьем, когда он завидел впереди авангард ландскнехтов. Солидарные товарищи спустили портки и показывали швейцарскому войску задницы.
***
Фрундсберг оставил швейцарцев на Зитлиха, а сам двинулся через лес на подмогу имперской кавалерии. За деревьями уже вовсю звучали испанские мушкеты. Шесть тысяч французских рыцарей оказались "в клещах" - с флангов их зажимали мушкетеры и имперские кавалеристы.
Ландскнехты Фрундсберга высыпались из леса и тотчас попали под таранный удар французской кавалерии - практически весь авангард был опрокинут, порублен и растоптан. Мартин крутился волчком и сыпал ударами. Бьерн перерубил колено одному всаднику, а под другим убил коня, взял меч на манер копья и ударил острием в ребра третьего.
Ландскнехты подняли на пики французского рыцаря и он с высоты трех человеческих ростов упал на Бьерна, сбил его с ног, а затем их обоих накрыло конской тушей. Сверху происходила "кошачья свалка" - конники, закованные в сплошные доспехи, увязли в море пестрых ландскнехтских мундиров. Среди груды тел Бьерн нащупал рукоять чьего-то меча и принялся рубить снизу, по лошадиным голеням и ногам в дорогих поножах.
Вокруг витал теплый, сладковатый запах крови. Ландскнехт чувствовал удушье, перед глазами плавали цветные пятна, каждый вздох отдавался жуткой болью в ребрах. Вскоре Бьерна вырвало, а еще через несколько минут он потерял сознание.
Бьёрн Мартин
Октябрь 1529
Анна смотрела сквозь соломенные ресницы на Бьерна. Ландскнехт сидел на краю кровати, по-турецки подогнув ноги, держал перед глазами трофейный ятаган и любовался игрой света. "Даже в постели не расстается с оружием" - женщина улыбнулась уголками губ. Кем он ей приходился? Любовником? Другом? Уж точно он не приходился ей простым клиентом. Бьерн нередко приносил ей продукты, шмотки или какую-нибудь утварь, а Анна никогда не требовала платы с ландскнехта. Все у них всегда происходило само собой, почти как у нормальных людей. Нет, между ними не было никаких чувств, их отношения скорее напоминали затяжной роман без каких-либо обязательств.
Мартин бросил короткий взгляд на женщину и принялся собираться. Через минуту Бьерн уже показался на улицах Вены.
Осада наложила свой отпечаток на окраину. Если главные улицы имели канавы, по которым дождевой водой вымывались нечистоты, то на окраинных улочках, которые были всего два шага шириной и таковых не имели, было негде ступить. По слухам, на одной из таких улочек нашли мертвого борова - жирный свин застрял между маленькими домиками и задохнулся от вони. Слухам о пьянице, захлебнувшимся в зловонной жиже, уже не удивлялись. Чтобы по колено не изгваздаться в дерьме, Бьерн, как и многие горожане, пользовался ходулями.
Впереди виднелся Собор Святого Штефана. Его высоченная северная башня, слегка подпорченная турецкой артиллерией, упиралась в небо. На кровлях нефов, во многих местах, был изображен герб Габсбургов - черный орел, выложенный из цветной черепицы. Вдоль стен находились кафедра Святого Иоанна Капистрана, распятие, аркбутан с солнечными часами, изображения Спасителя, Девы Марии и двенадцати апостолов. Насколько Бьерн знал, под собором находились катакомбы с останками Габсбургов.
Где-то рядом находился рынок. Там же церковь, там же эшафот с позорным столбом, там же продавали рульки и самых вкусных раков. Бьерн мечтательно улыбнулся, вспомнив про рульки и особенно про раков.
Центральные улицы, на которых селились богачи, пестрили резными фасадами. Каждый дом-пряник старался перещеголять соседей своими вычурными парапетами, башенками, балкончиками и статуэтками. Сверху нависали десятки различных эркеров с оконцами.
Ландскнехт держал путь на улицу оружейников. Благо, с началом осады на улице кипела жизнь. Иначе Бьерн заплутал бы в паутине всех этих ткацких, плотничьих и мясницких улиц. Зрительная память у него была не к черту.
Ландскнехт завидел Адольфа издалека. Венский оружейник внешне походил на Бьерна - лысоватый, кряжистый, ноги колесом. Они давно знали друг друга. На цвайхандэре ландскнехта красовалось клеймо Адольфа. Falke был первой самостоятельной работой тогда еще совсем юного оружейника. Мартин хорошо помнил тот день. Еще бы! Первое боевое крещение и первое двойное жалование. В те дни Адольф ютился в крохотной мастерской...
Бьёрн Мартин
Лето 1522
- Я хочу, чтоб у меня был такой меч, который не только станет продолжением моей руки, но и будет хорошо узнаваемым. - На крышку стола легли две небольшие стопки золотых дукатов и гульденов, а затем к ним присоединилась горка биллонных батценов, крейцеров и пфеннингов. - Мне важно, чтобы, глядя на этот меч, вонючие швейцарцы знали, кто сыпет им гостинцы.
Несмотря на то, что Бьерн с малых лет прослыл жохом, он всегда щедро платил оружейникам, считая, что успех в военном деле наполовину зависит от качества их продукции. "Добрый клинок, который помнит твою ладонь - второй после Бога, кому надо молиться" - нередко говаривал Мартин.
Адольф еще будучи подмастерьем начал ковать Falke. Пехотный двуручник был примерно шесть баварских футов в длину, имел похожую на оленьи рога крестовину с защитными кольцами и асимметричное навершие в виде птичьего клюва, нетипичное для Европы. Размер меча идеально подходил молодому ландскнехту.
"Крючковатый нос, брови вразлет, круглые глаза "медь с серебром" - настоящий сокол" - подумал Адольф, глядя на Бьерна - "кому, как не ему, должен служить Falke, но все-таки этого ландскнехта надо бы проверить".
Оружейник сгреб монеты и выложил на стол с дюжину различных клинков: шесть цвайхандэров, включая Falke, три фламберга (один настоящий и два дешевых, переделанных из мечей с прямыми клинками), две удлиненных ландскнетты и один гросс-мессер. Адольф специально положил Falke сбоку, чтобы тень падала на меч.
- Они все подходят вам по росту, но лишь один из них подходит вам по духу. Тот меч, который вы возьмете первым и станет вашим. - Оружейник сделал шаг назад и принялся наблюдать за Бьерном.
Мартин сразу отмел пару фламбергов, ландскнетты и гросс-мессер, считая их суррогатами настоящих двуручников. Также он оставил без внимания дорогой фламберг из-за излишней тяжести клинка. С полминуты Бьерн топтался, стоя напротив шестерки цвайхандэров, а затем неглядя выудил из темноты Falke.
Бьёрн Мартин
Октябрь 1529
Друзья обнялись, хлопая друг друга по спинам и, минуя мастерскую, двинулись на второй этаж, где располагалась берлога Адольфа.
Несмотря на то, что оружейник был богаче многих дворян, убранство комнатушки было более, чем скромным. В центре - обшарпанный стол с квадратной крышкой, на которой вместо снеди было разложено всякого рода оружие, в том числе и предмет визита Мартина - короткий меч с лезвием в виде сильно вытянутого треугольника, в углах печь и редкая мебель.
Друзья расселись. Адольф поставил на стол бутылку вина и принялся набивать трубку.
- Кстати, у меня для тебя подарок. Вместо, так сказать, платы за услугу. - Бьерн протянул оружейнику, обернутый в тряпицу, трофейный ятаган. - Прихватил во время недавнего визита к Ибрагиму-паше.
- Хм, Дамаск... Что ж, спасибо.
Кузнец некоторое время дымил трубкой, изучая узоры на стали, затем отложил ятаган и поднял со стола поясной меч, который намедни принес Бьерн.
- Теперь о твоем мече... Кстати, где ты его достал? - Адольф вынул трубку изо рта и взглянул на ландскнехта из под кустистых бровей.
- Четыре года назад, когда бился под Павией. Наш авангард тогда опрокинули французские конники. Рукоять этого меча сама как-то легла мне в руку. Если б не он, я бы сейчас с тобой не разговаривал.
Ландскнехт невольно поморщился, вспомнив тогдашние события, когда собственные же товарищи (arschlöcher!) футов эдак с пятнадцати-двадцати уронили на него французского латника. Тогда Бьерн сломал четыре ребра и левую руку в двух местах, несколько минут пролежал без сознания, а потом еще с чугунной головой бился против "черной банды".
- Ты говорил, там что-то было в рукояти? - Дождавшись кивка Бьерна, оружейник продолжил. - Слышал когда-нибудь о Копье Судьбы?
- Ты имеешь ввиду, которое вонзили в ребра Спасителю?
- Да, именно его. - Адольф сунул трубку в зубы, разлил вино по кубкам, тотчас опорожнил один, затем немного постоял, упершись костяшками пальцев в крышку стола, залпом проглотил содержимое второго кубка, рухнул на стул, глубоко вздохнул, пошарил по карманам и подтолкнул к Бьерну металлический осколок размером примерно с четверть ладони.
- Что это? - Ландскнехт поднял осколок, стал вертеть его в пальцах. - Копье Судьбы?! А где остальная часть наконечника?
- Я не уверен, что перед нами наконечник именно того копья, которым владел сотник Лонгин, но я абсолютно убежден, что этот кусок металла старше доброй половины имперского войска, вместе взятой. И этим копьем наверняка кололи, если не Спасителя, то точно какого-нибудь святого. Сейчас я тебе кое-что объясню. - Оружейник поднял меч, который ему принес Бьерн, со стола и слегка повернул навершием в сторону ландскнехта. - Еще во времена первых крестовых походов многие рыцари хранили внутри рукоятей своих мечей священные реликвии, вот здесь. Я полагаю, бывший владелец этого клинка был именно из числа таких чудаков.
- Чего же он тогда не запихнул внутрь весь наконечник? - Ландскнехт недоумевающе вскинул густые брови.
- Причин может быть много, но вопрос заключается в другом. Как ты знаешь, латники часто пользуются парой мечей. Один короткий поясной, как вот этот, а второй двуручный седельный в добрые полтора метра длинной...
- Остальная часть наконечника спрятана внутри седельного. - Закончил вместо друга Бьерн.
- Верно. И полный наконечник будет стоить целое состояние. - Оружейник вновь опрокинул бокал вина.
- Но как же найти второй меч? Час от часу не легче. - Ландскнехт задумчиво провел рукой по выбритому подбородку, на месте былой "роскоши" остались лишь усы да короткие бакенбарды, хотя многим женщинам нравилась ямочка на подбородке.
- На этом мече стоит клеймо известного мастера из Франкфурта. Я полагаю, он сможет дать тебе пару "зацепок".
- С этой треклятой осадой, я невесть когда увижу этого франкфуртского мастера. - Бьерн вяло махнул рукой и наполнил остатками вина половину кубка.
- Я так не думаю. - Задумчиво произнес Адольф. - Ты слышал о колдунье?
- О колдунье? - Ландскнехт переспросил с таким видом, как будто почувствовал зубную боль, хотя зубы у него всегда были отличными, из-за чего Бьерн всегда пользовался успехом у женщин.
- Ты впрямь не слышал о ней?! - Искренне удивился оружейник. - Церковники считают ее ведьмой и всюду ищут, говорят, по ней плачет костер, а простой люд ангелом, сошедшим с небес. Ты должен был о ней слышать. Насколько я знаю, ты был в Миндельхайме во время эпидемии. Говорят, она спасла больше жизней, чем любой цирюльник за последнюю сотню лет. Под видом хирурга из Кельна она ходила по домам, навещала больных, вместо раскаленной кочерги прикладывала им к бубонам куски плесени и, о чудо, многие выздоравливали. Ходят слухи, ее видели в здешних краях.
- Ах, так это была не пиявка... - Пробурчал Бьерн.
- Что?
- Это так, мысли вслух. Ты считаешь, ее присутствие каким-то образом изменит ход войны?
- А ты нет?
- Не знаю. - Бьерн покачал головой. - За последние годы я навидался всякого.
- Посуди сам. Османы потеряли большую часть артиллерии во время перехода через Балканы. - Адольф начал загибать пальцы. - Ядра оставшихся бомбард и кулеврин летят куда угодно, но только не в цель. Совпадения? Возможно. Но люди видят в этом промысел Божий, а когда люди считают, что на их стороне Бог, в драке они могут уподобляться свирепым львам.
Бьёрн Мартин
11 октября 1529
Дождь нещадно лупил по черепичным крышам, серебристым облаком окутывал город, дубовый лес и османский лагерь. Столь сильный ливень окончательно нарушил планы турок. Последняя попытка подорвать городские стены потерпела полный крах.
Бьерн стоял под небольшим козырьком и улыбался, вспоминая слова Адольфа. Ветер грозился сорвать шляпу с головы наемника, но пока лишь угрожающе гнездился в страусиных перьях, которые украшали головной убор, возможно сорвать шляпу ему мешала вода, скопившаяся на полях.
Потоки воды вымывали улицы и несли нечистоты прочь, ближе к вражескому лагерю. Ходили слухи, что в турецком войске началась эпидемия и что многие османы самовольно покинули лагерь.
Четверка всадников проскакала мимо ландскнехта и направилась в сторону османского лагеря. Последним мимо Мартина пронесся рыцарь на рыжем скакуне. Перед тем, как скрыться за поворотом, наездник, замыкающий кавалькаду, вскинул руку в прощальном жесте.