Психосоматические боли возникают, когда ты не можешь примириться с окружающей действительностью.
Ты не можешь принять мир вокруг. Он не может принять тебя. Но он не меняется, а тебе больно.
Есть такие люди, которым больно всю жизнь. С самого рождения.
Пока ты и твои сверстники развлекались в торговых центрах, кто-то твоего же возраста пытался просто выжить.
Сейчас я с трудом вспоминаю своё детство. Тогда же оно мне казалось сущим адом. Я не знал, что такое погулять с друзьями, сходить в пиццерию или в кино - во-первых, не было денег, во-вторых, я не мог оставить мать наедине с отцом-алкоголиком. Каждая его пьянка, а случались они практически каждый день, заканчивалась скандалами и побоями.
Не могу сказать, что в этом не было вины матери, она часто сама его провоцировала. Просто закатывала жуткую истерику, каждый раз, когда он приходил домой пьяный. Но и осуждать её я не могу. Когда нужно как-то содержать семью, когда ты вкалываешь, как проклятый, не видя отдачи, всё что тебе хочется - кричать. Найти виноватого и наорать на него. Самое страшное, что в таких ситуациях у тебя нет права остановить свой глупый бег в колесе. Потому что ты несёшь ответственность за детей. Так часто бывает. В семье ответственный кто-то один, остальные лишь сидят у него на шее и слепо следуют туда, куда он приведёт.
Единственное, в чём я могу обвинить маму, так это в том, что она не развелась с таким человеком. Не выгнала его из дома. Когда я был маленьким, после особенно страшных скандалов всегда упрекал её в этом. Тогда она начинала кричать на меня. Кричала, что я ещё ничего не понимаю в жизни и не имею права рассуждать об этом. Она приводила много причин, по которым не могла прекратить жить с отцом под одной крышей. Она много что по этому поводу говорила. Говорила, что не может выгнать его, потому что он всё равно не уйдёт. Что не может выгнать человека, которому некуда пойти. Который стал алкоголиком из-за облучения, полученного во время ликвидации последствий на ЧАЭС. Якобы после этого у него начался сдвиг по фазе. Ещё она называла меня неблагодарным, потому что отец для нас много чего сделал. И что, каким бы он ни был, он меня любит. Но я категорически не был согласен с этим тогда. Да и сейчас тоже.
Моему младшему брату тогда было 6, мне 13. И наше детство умирало, скорчившись от боли, в сточной яме мира оправданий взрослых.