Аннотация: Было на конкурсе КОР. Откуда взялись норы, я не знаю :).
"Крот - это фамилия",- такой была первая фраза, прозвучавшая, когда он начал новую жизнь. Миновав туман беспамятства, его глаза увидели серый брезент полевого госпиталя, койки с ранеными и низенького-низенького фельдшера, заполнявшего карточку.
Четыре дня назад Крот и ещё трое отступали за деревню по меже через неспелое кукурузное поле. Канонада только началась и им ничего почитай не грозило, но левая нога вдруг зацепилась за какую-то ямку, он полетел кубарем, успел почувствовать, как по лицу дохнуло пламенем, а затем весь мир опрокинулся и погас.
Спустя две минуты после возвращения к свету и воздуху Крот узнал, что сегодня утром подписано перемирие, так что долечиваться он будет уже дома, а что касается армии, то увольняться можно хоть сейчас - перенёсший контузию считался к службе непригодным.
В родном городе Крот долго-долго смотрел в реку, пока, наконец, не понял, что вторая его война, настоящая, ещё только-только начинается.
Противником в ней стали Копатели, и в борьбе с ними Крот был не один. Эти загадочные создания озаботили тогда все четыре стороны света: про них спорили на лавочках, писали в газетах и даже посвящали программы по телевизору. Рассекреченные сведенья затопили умы - оказывается, ещё за год до конца войны в полях и на обочинах стали появляться вырытые неизвестно кем и как ямы, достигавшие метра в диаметре и уходившие в глубину едва ли не до верхних Тоннелей.
Гипотез возникло уйма, причём самые здравые исходили из того, что копают наверняка изнутри, но всерьёз их исследовать было, разумеется, невозможно и все найденные ямы попросту бетонировали, наспех измерив и заложив снизу железным листом. Даже военные не решались их расковыривать - в конце концов, кто знает, что можно ждать от пусть даже и необитаемого подземного лабиринта, где время течёт в обратную сторону.
Имелись свои соображения и у Крота. С памятью, правда, было не очень - одни куски потерялись, многие перепутались - но в одном он был уверен: копали изнутри, копали намеренно и был один случай, когда почти что на его глазах один человек из такой вот ямы вылез. Крот не очень, правда, помнил, что это был за человек, куда этот человек потом делся и даже когда он всё это видел - до войны, во время или может быть после?.. Однако как не посмотри, это было вторжением, а раз это и вправду вторжение, (он был почти уверен), то ситуация весьма серьёзна: ведь, так или иначе, армия, пришедшая из Тоннелей, будет вооружена оружием будущего. Завоевав наш мир, они могут преспокойненько им править сколь угодно долго, неуклонно возвращаясь домой с каждым шагом секундной стрелки.
Даже в самом начале было ясно, что одиночке в этом деле места нет. Каждый раз, когда он добирался до ямы, бетон уже засыхал, а местные жители безбоязненно ходили мимо, громыхая вёдрами и делясь впечатлением об увиденной боевой технике - "фуфло, вот на войне было на что посмотреть!". Зная, как это бывает, он предположил, что должно быть какое-то отдельно подразделение с приписанной бетономешалкой, которое оперативно выезжает на место и тихо делает свою работу. Оказалось - и вправду есть; более того, существует целый специальный отряд, который и ведает всеми злокозненными Копателями. Устроиться туда удалось водителем, подправив предварительно нехорошие записи в карточке и всячески напирая на большой опыт службы. Теперь был шанс хорошенько приглядеться и уяснить, что тут к чему.
Висевшая в штабе (куда, случалось, не возвращались целые месяцы напролёт) карта с чёрными точечками найденных дыр напоминала шкуру обезумевшего леопарда. Не было даже малейшего намёка на то, что их привлекают судоходные реки или плодородные почвы; скорее, они просто плодились, наподобие бактерий в питательном бульоне. Уже на месте, возле ещё нетронутых дыр, Крот замети, что для спуска они крутоваты и если грохнешься, то и костей не соберёшь. А вот наружу выбираться попроще, только что скоб на стене не хватает. Возможно, у пришельцев на ногах были "кошки", или они сами по себе когтисты, словно кошки и такой откос для них не преграда. Чтобы спрыгнуть вниз, разумеется, не могло быть и речи - первыми обступали яму часовые, нервные и всё ещё перепуганные, сжимавшие автоматы так, что пальцы белели, и даже листы сверху клали, сталкивая вниз и утрамбовывая специальным длинным шестом. Когда заливали почему-то казалось, что отдельные белые капли ухитряются-таки просочиться и падают вниз, где беззвучно ревут невидимые временные водовороты, там смешиваются, запутываются, приходят в противоречие сами с собой трижды циркулируют из вещества в антивещество и обратно, причём не по прямой, а по произвольному изогнутому лабиринту и всё это для того, чтобы под давлением чуждой теперь гравитацией взлетать вверх и ударять, словно дождинки, по железу, так и не успев даже застыть.
Ещё одна особенность: ямы были практически одинаковы, независимо от того, где они были выкопаны. Из этого делали вывод, что копают их отнюдь не голыми руками: там, внизу есть для этого некая изощрённо-хитрая машина, которая кромсает, роет и одновременно прячет все отходы куда-нибудь в прошлое, нагромождая, должно быть, из них целые новые континенты: ведь ни одной горки на поверхности так ни разу и не обнаружили. Ямы вообще были малозаметны, эдакие чёрные дырочки, пулевые ранения в рассыпчатом теле земли и смотрелись настолько обыденно, что просто чудо, что в них никто не провалился и не нагадил. Или, может, всё-таки нагадил? - ведь никогда не знаешь, на чью голову предстоит рухнуть дерьму, запущенному вдаль по извилистой ленте времени. Вдруг какой-нибудь хозяйственный чувачок всё-таки скроет свою ямку под деревянным гробиком сортира и много-много дней будет пользоваться бесплатно-бездонной канализацией, отравляя жизнь и предкам и потомкам?
От бед дней завтрашних мысли перетекали к делам насущным, личным и сегодняшним. Да, Крот был теперь рядом с ямами, буквально трогал их руками, закрывал и запечатывал, как мог... и всё же к таинственному Копателю не приблизился ни на шаг. Главный злоумышленник всё так же проскальзывал между пальцами, скрываясь в бесконечных Туннелях и почти наверняка хохотал оттуда над тщетной вознёй горемычных наземных жителей. Да, этому не навредишь, сколько ни бетонируй. Парень был головастый, работал чётко, а о его скорости говорить было просто бессмысленно: скорость как расстояние за единицу времени было ничем для существа, которое хватало горстями и плавало по нему, словно рыба по игрушечному замку в аквариуме. А с уничтожением скорости уничтожилось и расстояние; Крот, случалось, чувствовал себя весьма неуютно от мысли, что Копателя, возможно, не придётся даже преследовать. Кто знает - вдруг и после победы с ним придётся долго-долго воевать, побеждая в каждой стычке, и не потому, что враг слишком живуч, а просто чтобы довести до конца изогнутую петлю времени?
Все эти безумные гипотезы Кроту, конечно, не принадлежали. Он их просто впитывал: ведь чего только не услышишь в долгих ночных переездах по местности, название которой склеено из трёх языков и незнакомо даже тем, кто её населяет? Почти все в группе, даже те, кто просто раствор заливал, ощущали себя сопричастными тайнам природы и гипотез возникало как раз сколько, сколько бывает, когда ни одну из них не собираются применять на практике. Там же он узнал о Доме земли - судя по описанием, это было что-то вроде института, но без студентов, просто небольшое строеньице, доверху забитое специалистами в белых халатах и могучими счётными машинами, занимавшими по пять-шесть комнат. Целыми днями жевали они поступавшие данные, получая весьма неопределённые результаты. Формально, их бригада тоже была туда приписана, но давным-давно забыла дорогу к этому загадочному домику, ограничиваясь развнедельным бесцветным отчётом, из которого нельзя было узнать ничего нового. Те считали, эти бетонировали, с одним и тем же нулевым и тщетным результатом; вот и выходило, что работая в одном поле, они в упор не замечали друг друга.
Случилось так, что душным летним вечером, когда сизые тучи были похожи на тюки с неочищенным льном, Крот заменял приболевшего водителя, чьё имя он так, кстати, и не запомнил. Вместе с начальником группы он отправился на телеграф отчитаться об очередной яме и там сфотографировал глазами квиток с адресом. Спустя неделю, когда водитель уже оправился и вернулся, непонятный недуг свалил и Крота. Врачи говорили о переутомлении, мнение Крота было другим. После двух дней в больнице он пропал, сообщив дежурной медсестре, что намерен навестить домашних и к вечеру будет.
Насчёт домашних он лгал - никакого дома у него не было и едва ли он смог бы припомнить сейчас имена даже самых ближайших родственников. Другое дело Копатель: невидимый и неслышимый, ворочался он где-то в земле и всегда оставался поблизости, даже уползая всё дальше и дальше. Грохоча по знакомым дорогам в расхлябанном армейском пикапчике, за бесценок сдававшемся напрокат, Крот думал -а может, только читал в иероглифах мелькавших мимо домов - что даже мир стал для него теперь ненастоящим, вместе со всеми его городами и перелесками. Это была просто тень, локальные пятнышки на блёклом отражении противоборства Тоннелей с реальностью. Очень долго и он сам был кусочком такой вот тени и только теперь, кажется, нащупал дырочку в стене, сквозь которую даже тень имеет шанс пробраться в мир настоящих предметов.
Дом Земли стоял в ложбине, словно вбирая в себя все окрестности. Формально принадлежавший к ближайшему городу, он был вдвое старше и в тысячу раз незаметней. Чем он: приземистое двухэтажное строеньице из каменных блоков, больше всего похожее на крошечную некрасивую руинку, в которой даже туристам показать нечего. Постов с охранниками было два: выше по дороге и возле ворот, на обоих хватило удостоверения участника Группы Поиска.
Когда он оказался внутри, вечер уже сгустился, окна зажглись весёлым деловитым золотом и древние обшарпанные стены казались почти неприступными. В неестественно-ярком вестибюле Крот встретил человека в белом халате; тот шёл по дну океана из собственных мыслей и даже не посмотрел в его сторону.
Спустя полчаса Крот отыскал то, что горе-исследователи искали третий десяток лет. В небольшой курилке под пожарной лестницей пряталась крошечная дощатая дверца, которая вела, однако, не на улицу, а в неведомые глубины. Люди, увлечённые точками на карте, на дверцу внимания не обращали, полагали, что ведёт она на улицу, хотя улица была в совсем другой стороне. Ключ ржавел на гардеробной, под вонючим слоем пепла в старой пепельнице. Открылась лестница, узкая и зажатая осклизлыми стенами.
(Крот не знал, как нащупал это место. Просто чувствовал - впервые столкнувшись с ямой, люди стали бы изучать её пристально-пристально, едва не до посинения, а потом, уже лицом к лицу с непостижимой бездонностью - заколотили, забили, зацементировали её, чтобы искать ещё где-нибудь, благо разных мест на земле много. Но должна же где-то быть нора, из которой эта змея выползла!)
Крот зажёг карманный фонарик, которым, случалось, светил в бездонную глубину очередной ямы и двинулся вниз, стараясь как можно быстрее привыкнуть к здешнему воздуху. Что-то ему подсказывало, что новые преград не будет, а даже если и будут, то иного, не противочеловеческого свойства. Лестница уходила прямо вниз, но когда он обернулся, то оказалось, что вход исчез из вида, словно бы проглоченный поворотом. Теперь Крот спускался совсем безбоязненно: и впереди, и позади была одна и та же тьма.
Шаги он не считал, поэтому спуск прошёл безболезненно. В самом низу оказался длинный тёмный коридор, с высокими сводчатыми стенами и колеёй рельс под ногами. Всё вокруг было похоже одновременно и на метро, и на шахту, по каким бегают стремительные вагонетки. Между стен блуждал ветер, но незнакомый, не такой, как на поверхности. Далёкие повороты отливали синим туманом. Там были фонари, в их выхолощенном сиянии на светлых кирпичах стен проступали незнакомые чёрные буквы и указатели.
Тупиков не попадалось, трубы-коридоры выходили из сумеречной бесконечности и в неё же и ухали, а вот повороты имелись и рельсы сходились, всегда под прямыми углами. Были ли стрелки, он не разглядел, просто подумал, что они наверняка должны быть, потому что иначе поезд не проедет. А вот станций не наблюдалось - или он до них просто ещё не добрался? Однако не нашлось особенного сходства и с метро: сама планировка держалась принципа городских улиц.
За следующим поворотом его ожидало кое-что поинтересней. Очередная колея шла вертикально - из потолка в пол - чёрный скелет на фоне сизого сияния, словно огромная лестница с широченными перекладинами. И в полу, и в потолке чернели проёмы точь-в-точь того же размера, что и сам туннель.
Послышалось пение поезда. Он был ещё далеко-далеко и всё-таки слышался, грохотал, откусывал путь железными зубами колес и проглатывал его ухмыляющейся кабиной.
Крот подошёл к рельсам, запрокинул голову и усидел жёлтый огонёк. Порыв ветра растрепал его волосы. Он отошёл, прислонился к стене и долго смотрел, как грохочет сверху вниз брюхо поезда, длинного-длинного, вагонов не меньше, чем в десять. А потом остался только запах, усталый и с железистой примесью.
В соседнем тоннеле поворотов не было совсем. Через, наверное, час или два он наткнулся на остановившийся поезд. Теперь было видно, что состав похож скорее на железнодорожный, чем на те, что летят по сумрачным норм метро - тяжёлый, необтекаемый, с чёрными параллелепипедами вагонов, похожих на исполинские железные ящики. Их было три или четыре, ощутимо меньше чем в том, который он видел десять минут назад. Тягач шипел, выталкивая зыбкий белый пар.
Одна из дверей оказалась открыта. Крот заглянул, потом вскарабкался.
В тамбуре - пусто, только окно, где обычно выставляют номер вагона, загородила громоздкая стальная коробка, более всего напоминавшая тяжеленный стародавний пулемёт, давным-давно проржавевший и изошедший вонючим маслом. Скрипела засохшая грязь. Крот шагнул в проём и увидел, что в вагоне нет даже перегородок и повсюду сушатся простыни на верёвках, натянутых под самыми неожиданными углами. Вид у простыней был весьма мерзкий: все, как одна, сырые, вонючие и дырявые.
На угловом сидении "возле сортира", какие в билетных кассах продают в последнюю очередь, сидела девочка в заплесневелом тулупе и что-то ела ложкой из мешка. Крот узнал в ней бывшую одноклассницу и где-то на задворках ума слегка удивился, что она, похоже, так и не выросла. Фамилию её он не вспомнил, зато обнаружил, что ещё в школе она всегда сидела на угловой парте, той самой, что расположена под окнами.
- А стекаву всё так же ходит по ночам,- сообщила она. Ноги были в ботинках на кроличьем меху, причём носки терялись в темноте, и казалось, что с них смотрят крошечные кроличьи мордочки. Стало ясно, что осмысленного разговора не получится, поэтому Крот решил больше здесь не задерживаться. Путешествовать с поездом не хотелось - вспомнилось, что ещё на поверхности через его уши проскочила история про какой-то Подземный Поезд ZZZ, который возникает из тёмной арки только в строго определённое время и в строго определённом месте, чтобы прогрохотать мимо перепуганных людей по совершенно незаметным в обычные дни рельсам. Он даже как-то видел эти рельсы, очень противно блестели они в мокром асфальте и весьма-весьма Кроту не понравились. Поэтому дошёл до следующего тамбура, подёргал запертую и холодную дверь и опять прошёл через весь вагон, чтобы выйти там же, где вошёл. Вдалеке пел другой поезд, и стонали рельсы под топотом тяжёлых колёс.
...Теперь он шёл осторожней - если время здесь менялось с каждым шагом, то вполне могло оказаться, что она попадёт вдруг в самый эпицентр строительства, а то и взрыва, во внезапную огненную зарю прокладки безграничных тоннелей. Поэтому Крот был настолько весь во внимании, что даже как-то и прохлопал тот момент, когда оказался на станции.
Станция напоминала перевёрнутую каменную чашку. Вокруг громоздились серые кирпичи, сложенные в аккуратный полушаг и восемь жёлтых ламп горели через равные промежутки. На платформе не было даже скамеек и только облупленная жёлтая полоска отделяла её от рельс.
Самой главной здесь была женщина в мундире с незнакомыми значками на погонах. Стены её кабинета были обиты листами белого металла, а подчинённые обращались к ней уважительно: тётенька Людоед.
- Имейте в виду - идёт война,- она произнесла это таким тоном, словно знала, куда направлено это неумолимое движение,- Через нашу станцию за неделю - полторы тысячи человек, и это только половинная загрузка. Лишние проблемы и люди нам здесь не нужны. У вас какая часть?
- Признан непригодным.
- Значит, санитар. Дальше по коридору, вам всё нужное выдадут.
Значки и пометки на ткани он уже где-то видел. Потом пришлось подождать - прибыл поезд, груженный солдатами в незнакомой и всё-таки очень знакомой форме. С памятью здесь было ещё худе, чем на поверхности, он теперь даже не помнил, зачем пускался. Скорее всего, временная инверсия: вдруг на местных часах всё ещё по-прежнему эпоха, когда он ещё не родился? Пришлось хорошенько покопаться в голове, чтобы хотя бы не забыть, кого он здесь ищет. Земля и вправду оказалась толще, чем он думал, она глотала не только шум, но и все воспоминания о том, что снаружи.
Туда, наружу, вёл коридор с шаткими плитками на полу. Лестницы никакой, только дырка в потолке и крошечный комочек света на полу. В него и вступали, пропадая с лёгкой бесцветной вспышкой. Крот сделал шаг и тоже пропал, чтобы оказаться возле ямки - точь-в-точь такой же, как те, которые он некогда бетонировал. С трудом взгляд, словно крючок впившийся в чёрную дырку, он увидел синий тент летнего неба, серебристо-зелёную стену кукурузного поля и деревеньку с белыми домишками, походившими на покинутые муравейники. Далеко, на другой стороне поля, бежали четверо, вяло пригибаясь под ленивым буханьем артиллерии. И ещё до того внезапного и вообще-то неотвратимого момента, когда один из них зацепился ногой за дырку в земле и полетел кувырком, а на его стороне деревеньки из точь-в-точь такой же дырки появился целый танк с дулом и тупорылыми пулемётами, он уже опять приник к яме и полез обратно в сырую, жирную утробу, растягивая дыру ладонями и морщась, морщась от натуги. Сперва земля не пускала, проход казался вполне привычно-заурядной ямой, но потом поддался, разошёлся, открыл сырую непокорную внутренность, а уже после, когда облепил со всех сторон, попытался сперва вытолкнуть ("словно рождаешься наоборот"), а после перестал, поддался, и он прошмыгнул по щучьему лазу между светом и тенью и снова оказался на станции, среди бесконечных тоннелей и головокружительно поющих поездов.
Один из них как раз дымил на станции; из дверей спрыгивали солдаты в точь-в-точь такой же форме, какая была у него ещё на войне, до поездов и тоннелей. Пересмеиваясь, щурились на огоньки и обсуждали, разрешают ли здесь курить. Как можно незаметней проскользнул он мимо, забросил халат санитара в распахнутую дверь вагона и исчез в грохочущий тьме тоннеля, где время и мрак смешались в бескрайние непроходимые туманы.
С тех самых пор бродит он по тоннелям, а я копаю яму за ямой, чтобы он смог когда-нибудь из них выйти.