Стас Резинкин вытер пот со лба и поставил жирную точку. " Тяжко свой хлеб добывает литератор" - вздохнул он, откидываясь на спинку кресла и глядя на экран компьютера, где стройными рядами теснились буквы.
- А что, лично мне нравится. Теперь, главное, чтобы понравилось редактору.
Но его трудности на этом не закончились. Как подписаться: С. Резинкин, или А. Резинкин? С фамилией своей он уже свыкся, хотя и в школе, и позже в университете натерпелся. Как только не дразнили, Презервативов, Кондомский, а то и ещё похлеще!
Можно, конечно, взять литературный псевдоним, но грыз Стаса червь тщеславия. Всё-таки хотя и жёлтая, а газета, как-никак тираж - десять тысяч. Кто-нибудь из знакомых, но увидит, другим передаст.
Всё дело было в имени. По паспорту он был Анастасом. В далёком шестьдесят седьмом его бабушку Даздраперму Петровну чуть не сбил правительственный ЗИЛ. Водитель выскочил из машины и, убедившись, что с женщиной всё в порядке, принялся собирать разлетевшиеся по брусчатке колбасу, почти живую рыбу и две французских булки. А пребывавшая в ступоре Даздраперма, как загипнотизированная смотрела в нутро автомобиля, откуда на неё с мудрой кавказской улыбкой взирал бывший сталинский нарком. Когда пришла пора родиться Стасу, бабка настояла на имени Анастас. Мучения начались ещё в детском саду, да и с первого по восьмой дразнили Настей, и только в девятом классе помудревшие однокашники великодушно переименовали в Стасика. К тридцати годам он несколько раз порывался поменять имя на Станислава, но Даздраперма, к тому времени ставшая Дарьей Петровной и регулярно посещавшая церковь, пригрозила страшным родительским проклятием.
- Чем тебе Анастас не нравится? Прекрасное христианское имя!
Всегда уважавший свою бабку за крутой нрав, мягкотелый Стас подчинялся, утешая себя тем, что, сменив имя, он обретёт новую судьбу. А иной судьбы он не хотел. Выходец из интеллигентной московской семьи, выпускник Бауманки, Стас всю жизнь прожил внутри Садового кольца, и выбираться за его пределы на ПМЖ в обозримом будущем не собирался.
Итак, к тридцати годам он остался при своём имени и почти без трудового стажа. Всё это не особо его тревожило, пока жила бабка Даздраперма и были трудоспособны родители. Но ушла в иные миры раба Божья Дарья, вслед за ней отправился отец, до конца дней трудившийся на благо столичной подземки, и на материнскую пенсию жить вдвоём стало нереально.
Служить Стас принципиально не хотел, потому что считал себя творческой личностью. Мысль о том, что нужно каждое утро вставать в семь часов и собираться на службу, вызывала у него панику. "Праздность - мать размышления" - говаривал в своё время учитель Кун, и этот постулат был неистребим в молодом человеке как чувство голода или жажды.
А всё началось с того, что в журнале "Пионер" напечатали стихи одиннадцатилетнего Стаса. Стихи были про перестройку и новое мышление и начинались слишком глубокими для такого юного дарования строками:
По стране несётся тройка:
Трезвость, Гласность, Перестройка.
Мальчику прочили блестящее литературное будущее, бабушка хотела отвести его в литературный кружок, но родители встали Брестской крепостью. Талант надо холить и лелеять, и не нужны никакие литкружки, где ребёнка начнут загонять в совершенно не нужные ему рамки! Талант, он не знает границ и правил! С упорством, достойным лучшего применения они начали холить и лелеять самого Стаса, подразумевая, что это окажет благотворную роль на сидящий внутри него талант. В итоге получили великовозрастного трутня, с грехом пополам окончившего МВТУ, и больше трёх дней не продержавшегося ни на одном рабочем месте. Надо заметить, что те стихи про трезвость и все ей сопутствующие благотворные перемены были единственным творением Стаса.
И вот к тридцати годам перед Анастасом встала диллема: либо влачить жалкое существование на пенсию матери, либо...
После месяца телефонных звонков, бесконечных и в основном бесплодных разговоров, один не очень близкий знакомый, наконец, шепнул на ушко редактору газеты "Блудни" про юное дарование. Стасу назначили, и он пришёл в редакцию на всякий случай с потрёпанным журналом из прошлого тысячелетия, надушившись "Эгоистом", который купил на мамину пенсию.
Редактор, сверстник Стаса, сразу взял быка за рога.
- У нас в ходу две темы: деньги и те, кто ими владеет, ну, и сам понимаешь жёсткая эротика. Пусть читатель захлебнётся слюной, изведётся от вожделения! Если людские пороки способствуют росту нашего тиража, да здравствуют людские пороки!!
Получив такое недвусмысленное задание и две недели сроку, Стас взял под козырёк и отправился размышлять на свой любимый диван.
Решил он начать с первой темы. Сосед Толян с четвёртого этажа за последние два года довольно резко преуспел. Сменил не новую "девятку" на "Ауди" шестой модели, и к своей двухкомнатной прикупил у пятидесятилетнего алкоголика Григорьича ещё одну "двушку" на той же лестничной клетке. Устроил в обеих квартирах грандиозный ремонт, в итоге чего из двух "сталинок" сделал шикарные апартаменты, в которых запросто можно было снимать фильм про излишества русской буржуазии кануна октябрьского переворота. Но на косвенный вопрос, откуда такая красота свалилась на сына дворничихи и слесаря, Толян, подобно заправскому одесситу задал встречный и прямой как рельса.
- Ты, Настён, жить хочешь?
- В каком смысле? - не врубился Стас.
- Ну, в смысле, пить водочку, дышать озоном, женщин оприходовать.
- Странные ты, какие-то, Анатолий вопросы задаёшь?
- Я-то странные, а вот ты - опасные! Ты в налоговую что ли устроился, или в ОБЭП?
- Да нет. Я в газете теперь работаю, хотел вот про тебя, преуспевающего, статью написать.
- Рано, Стасик меня под статьи загонять, рано!
На этом разговор о деньгах иссяк сам собой.
Время шло, а в голове у Стаса не родилось ни одной строчки и даже точки. Строчки-точки! И тут Стаса осенило! Он набрал номер редактора.
- А стихи можно?
- Ну, почему же нельзя? Но чтобы от твоих стихов у читателя стояк был на полдня!
Пора было вспоминать пионерское, перестроечное детство. Вот так и родился у Резинкина опус, который он не долго думая, назвал "Эротические записки русского путешественника". И вкусно и полезно, читатель удовлетворяет свои животные инстинкты и географию подтягивает. Поэма сия повествовала о сексуальных подвигах русского кобеля в разных странах, причём географические названия, где метил свою территорию герой располагались в алфавитном порядке.
И вот Стас, благоухающий Шанелью, с папочкой в руках стоял в приёмной редактора. Секретарша, переговорив по телефону с шефом, объявила:
- Венцеслав Иванович примет вас через десять минут.
- Простите, а где Михаил? Ведь он мне задание давал.
- Михаил в отпуске.
- В длительном? Может я лучше позже зайду?
- В декретном - в голосе женщины Стасу послышалось раздражение. - Садитесь вон туда на стул и не отвлекайте меня, пожалуйста.
Он покорно сел, куда ему указали, а секретарь уставилась в свой монитор.
- Между прочим, газета поменяла своё название - через несколько минут заявила она.
- Вот как? И как же она сейчас называется? "Шашни"?
- Наша газета сейчас называется "Новое слово" - с гордостью сказала секретарша.
- Хорошее название - упавшим голосом ответил Стас.
А сам подумал, что его гениальное творение, отнявшее неделю жизни, может не совпасть с новой концепцией газеты. "Пойду-ка я лучше домой". Но в этот момент дверь редакторского кабинета распахнулась и оттуда выскочил распаренный молодой человек.
- И не забывайте о художественной и нравственной ценности слова! - полетел ему вслед голос из кабинета.
Сотрудник, видимо подвергшийся экзекуции отряхнулся, как пёс только что вылезший из воды и на нетвёрдых от пережитого ногах покинул приёмную.
- Ксения Викторовна, ещё соискатели имеются?
- Прошу вас - приглашающее подняла руку Ксения.
Стас входил в кабинет редактора, как в своё время в кабинет директора школы, после того как они с Витькой Шебалкиным разбили окно в учительской.
- Здравствуйте, Венцеслав Иванович.
"Вот тоже имечко досталось. Интересно, как его в детстве дразнили? Веник?".
- Доброе утро, молодой человек. Простите, не имею чести знать вашего имени.
- Стас. Я у вас недавно.
- Присаживайтесь, э-э Стас. Простите, но Стас звучит несолидно. Если вы позволите, я буду называть вас полным именем, Станислав?
Стас, сглотнув, только осторожно кивнул.
- Ну-с, что вы нам принесли, Станислав?
- Собственно, Михаил, ну, который был тут до вас...
Венцеслав Иванович поморщился.
- Михаила Сергеевича перевели на другую работу.
- Да? А Ксения Викторовна сказала, что он в отпуске.
- Пока в отпуске, отдыхает от напряженной работы. Труд редактора, знаете ли, не сахар.
Стас и сам не сообразил, как в руках нового хозяина кабинета оказалась его папочка.
- Надеюсь, вы не против? Так, что тут у нас? О-о, "Эротические записки русского путешественника"! Почти как у Карамзина. Ну, что ж, и классики не пренебрегали эротикой.
- Это задание от Михаила, - смутился Стас, - для увеличения тиража.
- Тираж - это, конечно немаловажно. Но не будем забывать о художественной и нравственной составляющей русского литературного языка. - Венцеслав Иванович даже нравоучительно поднял указательный палец. - Я, молодой человек, с 77-го года редакторствую.
Тут Стас только сейчас обратил внимание на не молодую, академическую внешность редактора.
- Приступим - тот раскрыл папку.
Он приехал в Амстердам,
Чтоб пощупать местных дам.
- Заинтриговали!
Далее Венцеслав Иванович скучным невыразительным голосом читал о том, как главный герой щупал рубенсовские формы дебелых нидерландок и, в конце концов, овладевал ими посреди многочисленных каналов.
- Не знаю как мне, но современному читателю должно понравиться.
Стас приободрился.
Далее его герой отправлялся
в страну Ботсвану
Где поймал болезнь нежданну.
- Простите, Станислав, а что вы подразумеваете под нежданной болезнью?
- А что, в нашей средней полосе венерические болезни ожидаемы?
- Почему именно венерические. Если человек ведёт неправильный образ жизни, ожидать можно любых недугов.
Редактор, отличавшийся нездоровым цветом лица, угрюмо промолчал.
- Далее у нас, что?
Далее на маршруте была Венгрия. Герой прибывает
В страну мадьяр
Чтоб разжечь любви пожар.
Там он вытворяет чудеса с местной красавицей, оказавшейся праправнучкой ужасного Атиллы.
- Сколько же лет этой праправнучке, если Атилла жил в пятом веке?
Но к этому Стас был готов.
- Если я начну указывать на сколько пра она ему внучка, это займёт половину текста, как минимум.
Потом шла Греция и фантастический секс с одной из потомков Александра Македонского. А вот Дания неприятно удивила Венцеслава Ивановича, что он даже не заметил, как повествование стало вестись от первого лица.
Я приехал в Данию,
Но в Дании не дали мне.
- Это почему такая предвзятость к датчанкам? Бывал я в 75-м в Копенгагене, на конференции "Писатели - в борьбе за мир и социальный прогресс". Так вот, женщины там достаточно, э-э сексапильны.
Тусклые глаза редактора за очками подёрнулись паволокой воспоминаний о сексапильных датчанках.
- Плохо, значит, просили, молодой человек, раз не дали! - дал он оценку "датской теме".
Потом герой отправляется в Египет, чтоб посмотреть параллелепипед.
- Я в прошлом году был в Египте, никаких параллелепипедов не встречал. Только пирамиды.
- На что не пойдёшь ради рифмы.
- Дайте, попробую угадать, - редактор оторвал взгляд от рукописи, - герой крутит любовь с правнучкой Тутанхамона?
- Почти - скромно улыбнулся Стас. - С дочерью покойного президента Садата.
- Ну, это в корне меняет дело. А что, у Садата была дочь?
- А разве не было? - в вопросе Стаса прозвучал вызов.
Далее следовали мало, чем отличающиеся друг от друга оргии в Женеве, Зимбабве, Италии и Китае. Причём репродуктивные китайцы чуть не оторвали герою те органы, где копится и ждёт своего часа мужская сила. Видимо, чтобы не портил и без того сложную демографическую ситуацию в стране.
- А почему, Станислав, у вас на и краткую ничего нет? Интересно было бы почитать о приключениях, например, в Йошкар-Оле.
Венцеслав Иванович явно заскучал, по крайней мере, вожделения на его лице Стас не замечал. "Старый импотент!" - с раздражением думал он. - "Из-за таких как ты, эротическая литература в России обречена вечно прозябать на задворках!".
- А вот это интересно! - вдруг оживился редактор и продекламировал:
Как вернулся из Непала,
Так либидо и пропало.
- Что же так в Непале отрицательно действует на либидо?
Стас замялся.
- Разреженный горный воздух, наверное.
- Ну что ж, - Венцеслав Иванович отодвинул от себя рукопись, словно это был спичечный коробок с опарышем.
Он снял очки, достал бархотку и принялся основательно протирать их.
Пауза затянулась и Стас счёл нужным прервать её.
- Там ещё четырнадцать стран осталось.
- Да, я просмотрел, ветка сакуры упала на её обнажённую спину.
- У меня такого нет - встревожился Стас.
- Естественно. Вы давно занимаетесь сочинительством?
- С детства - гордо ответил Резинкин.
- С детства, это хорошо. - задумчиво посмотрел на него Венцеслав Иванович. - В середине восьмидесятых я работал заместителем главного редактора журнала "Пионер". Какие самородки мне там попадались. Вот, например, стихи одиннадцатилетнего мальчика про перестройку и новое мышление.
Он достал тот самый номер журнала "Пионер", где был опубликован опус Стаса, вызвавший тогда столько восторгов.
- Послушайте, вам это будет полезно.
Редактор раскрыл журнал.
Что б открылась к счастью дверца,
Перестрой, товарищ, сердце!
Начал он читать поэту-эротоману его собственные стихи двадцатилетней давности.
- Вот у кого надо учиться, Станислав. А это, - он брезгливо указал на рукопись, - заберите и никому больше не показывайте!
Стас выходил из кабинета такой же поступью, как и его предшественник. Это было фиаско, полное крушение надежд на вожделенный гонорар.
Он вышел из редакции в огромный коридор офисного здания, тупо посмотрел на свои "Записки" и стал оглядываться в поисках урны. Взгляд его упал на одну из дверей, где на красивой табличке из жёлтого металла было выбито:
Издательство Барковъ.
" Может к Баркову этому зайти?" - мелькнула мысль.
Надо отдать должное Бауманке, образование там давали на совесть, даром, что техническое. Где-то в закоулках сознания всплыл почти стёршийся образ давно почившего литературного хулигана. Надо же, двести лет прошло, а люди всё помнят! Значит и у него,Анастаса Резинкина не всё потеряно. Он нежно, как любимую женщину, погладил рукопись и уверенно открыл дверь с жёлтой табличкой.