- Тридцать лет и хватит! Максимум тридцать восемь, как Пушкин.
Артур хлебнул "Клинского" из бутылки и с чувством превосходства взглянул на товарищей.
Стёпа с восхищением смотрел на него.
- Одиннадцать лет тебе осталось, Артурчик, - усмехнулся Жорик.
Самому Жорику недавно "стукнуло" двадцать три, он успел послужить в армии и со снисхождением относился к этим салабонам, не нюхавших жизни.
- Одиннадцать лет - это целая вечность, - беззаботно ответил Артур.
- Нет ничего быстротечней вечности, - слегка захмелевший Жорик сунул в рот сигарету. - А если не успеешь оставить след в этой жизни, что тогда?
- Надо успеть! Понимаете, смотрю я на стариков, и страшно мне становится! Неужели, старость - это то, ради чего мы живём? Работаем, учимся, влюбляемся, рожаем детей! Финал ведь один и тот же; болезни, одиночество и смерть. Меня такой финал не устраивает. Поэтому я положил себе предел - тридцать три года. Уходить из этой жизни надо молодым и красивым, и чтобы тебя таким запомнили те, кто здесь останется.
- Да ты - поэт! Но в сроках определись. То тридцать, то тридцать восемь, то вот тридцать три, - Жорик посмотрел на часы. - Ладно, коллеги, мне пора, через час начинается моя смена.
- Как же ты, выпил и на работу? - спросил Стёпа.
- А там ночью всё равно никого нет, - Жорик сунул в рот пластинку "Дирола".
Он попрощался и побежал к входу в подземку.
- А я тоже с завтрашнего дня на работу выхожу, - похвастался Степан. - Буду от собеса ветеранам помогать. Ну, там, в магазин сбегать за продуктами, в квартире чего-нибудь прибрать. Деньги, правда, платят, милостыню и ту больше дают.
- Слушай, а мне туда никак устроиться нельзя? А то у нас сейчас в семье денежные трудности. Мать временно сократили, третий месяц на минималке сидит. Злющая, хоть домой не приходи!
- Думаю, без проблем! Давай, встречаемся завтра в 8 утра на Бауманской, в центре зала. Возьми паспорт и студенческий.
Квартира находилась на последнем, четвёртом этаже, лифта в этом допотопном доме не водилось, а лестница была крутая, почти как пожарная.
" Как же они бедные на такую верхотуру каждый день взбираются?" - задался Артур вопросом, когда запыхавшийся стоял перед огромной дверью квартиры с искомым номером 28.
Дверь долго не открывали. Может быть, эта, Артур заглянул в бумажку, Анна Всеволодовна померла, и лежит сейчас холодная и одинокая на кровати? Он вдруг ясно представил себе пустую, мрачную квартиру и мёртвую, отвратительного вида старуху на грязной постели.
Наконец за дверью послышались какие-то звуки, она открылась, и в полумраке прихожей он увидел смутные очертания фигуры. "Смелая старушка, открыла, даже не спросив, кто там".
- Добрый день! Я из фонда социальной защиты, - громко начал Артур.
- Не надо кричать, молодой человек, я ещё не глухая. Проходите.
Он шагнул в прихожую. Дверь закрылась, и Артур оказался почти в полной темноте. От невидимой хозяйки исходил запах незнакомых ему духов. Он ожидал, что квартира будет пропитана запахами затхлости, тлена, давно немытого старческого тела, но только не этим будоражащим и волнующим ароматом. Он почувствовал себя так, как будто пришёл не работать тимуровцем к древней старухе, а на свидание к молодой и красивой женщине, по которой страдал не один месяц.
- Здесь лампочка перегорела, - раздалось у самого уха, - ещё два дня назад.
Голос тоже был необычным, он обволакивал, щекотал все нервные окончания. Парень почувствовал возбуждение, но не то, плотское, что-то подсказывало ему, что эта встреча изменит его жизнь.
- Молодой человек, проходите в гостиную.
Артур прошёл в большую комнату. Огромное окно было занавешено тяжёлой бархатной шторой, сквозь плотную, бордовую материю с трудом пробивался солнечный свет, и это придавало гостиной какой-то зловещий, кровавый вид.
Он раздвинул тяжёлые занавески и в комнату хлынул свет весеннего утра. Артур обернулся. Перед ним стояла женщина, назвать которую старухой мог, наверное, лишь человек невменяемый. Конечно, хозяйка была немолода, и морщины можно было бы увидеть при тщательном рассмотрении. А лучше, если ещё вооружиться лупой. Фигуре под облегающим шёлковым платьем могла позавидовать и двадцатилетняя. Но любого человека выдают глаза, эти зеркала нашей души. Именно они отражают наши пороки, именно в них копится накопившаяся за годы усталость. Хороший физиономист по глазам скажет о человеке всё. Артур не был даже плохим, но глаза женщины поразили его такой жаждой жизни, таким чувственным блеском, что он даже не обратил внимания на их цвет.
- Давайте знакомится, - хозяйка раздвинула в улыбке тонкие губы, - меня зовут Анна Всеволодовна.
Артур представился.
- А на медведя вы не похожи, - она оглядела его худощавую фигуру.
- А что, должен?
- Да нет, что вы! Просто имя ваше означает медведь.
- Это, на каком языке?
- На кельтском.
- А что, разве есть такой язык? - удивился Артур.
- Кельты были самым многочисленным народом в Европе. Но это было давно. Язык их сохранился сейчас в Ирландии, да и то в трансформированном виде. Но хватит лекций, они вам, должно быть в институте надоели. Вам, я думаю, не терпится покончить с моими делами и заняться своими?
Артур что-то пробурчал в ответ.
- На сегодня работы не много. Сходить в магазин за электролампочками, заодно уж и купить продуктов. Затем вкрутить лампочку в прихожей, и вы - свободны.
Меньше чем через час он слез с табурета и щёлкнул выключателем. Яркий свет стоваттной лампочки осветил просторную прихожую. Артур стал с интересом рассматривать обои со средневековыми рисунками, кабанью голову над входной дверью.
- Это Босх, - сказала подошедшая Анна Всеволодовна.
Он с удивлением посмотрел на неё. Она улыбнулась.
- Конечно, я имею в виду не кабана, убитого моим мужем много лет тому назад. Эти обои я привезла из Германии, мне их делали на заказ в Мейсене. Вы знаете Босха?
- Слышал где-то.
- Сейчас все что-то, где-то слышали, но наверняка никто ничего не знает. Нынешняя молодёжь уже не впитывает информацию как губка, она оседает на вас подобно пыли, смахнул тряпочкой, и её нет.
- А зачем мне в академии управления знать о каком-то Босхе?
Женщина внимательно посмотрела на него.
- Действительно, зачем современному управленцу знать о Иерониме Босхе, жившему к тому же в незапамятные времена? Простите старую женщину и не обращайте внимания на мою болтовню.
Артуру не хотелось уходить из этой необычной квартиры, и он с глупым видом стоял в прихожей, переминаясь с ноги на ногу.
- Хотите, угощу вас чаем?
Он слишком торопливо кивнул.
Они сидели на просторной кухне, и пили ароматный чай из разрисованных фарфоровых чашек.
- Прикольная у вас квартира, - заметил Артур, зачерпывая серебряной ложечкой варенье из блюдца.
- Вы имеете в виду, необычная?
- Ну, да.
- Здесь нет ни одного предмета мебели, моложе семидесяти лет, - с гордостью призналась хозяйка.
- А смотрится почти как новая, - Артур кивнул на сверкающий лаком массивный буфет.
- Знали бы вы, молодой человек, сколько времени, нервов и денег мне это стоило? Некоторые вещи реставрировались по три раза. Меня знали все мебельные мастера Москвы.
- А сейчас забыли?
- Сейчас, мальчик мой, мастеров-то почти не осталось. Появились, так называемые профессионалы, которые кроме денег ничего другого не видят. А ведь у каждой вещи есть душа. И настоящий мастер может эту душу разгадать. А уж если разгадал, то вещь его, и можно сделать с ней всё, что захочешь.
- Ну, вы скажете тоже!
- А что в этом необычного? Ведь мы обладаем душой, вложенной в каждого Творцом, и человек, когда что-то создаёт, тоже является творцом, а значит, вкладывает в своё творение часть души, которая потом живёт в нём самостоятельной жизнью. Что вы на меня так смотрите?
Артур, действительно во все глаза смотрел на Анну Всеволодовну, так и не донеся до рта ложку с вареньем.
- Интересно вы рассказываете.
Он смутился и, опустив взгляд, уставился на её руки. Руки были необычайно красивые, изящные ладони с длинными музыкальными пальцами. Круглые, розовые ноготки, никакого маникюра. Он вдруг представил, как прикасается к ним губами.
Неожиданно где-то в комнате зазвонил телефон. Хозяйка извинилась и вышла из кухни. Артур тоже стал собираться.
- Вы не возражаете, если я позвоню в фонд и ангажирую вас на субботу? - спросила вышедшая его проводить Анна Всеволодовна. - Мне надо помочь с уборкой.
Артур не возражал, хотя абсолютно не понимал, что означает глагол "ангажировать".
- Босх или Хиеронимус Ван Акен - один из наиболее ярких мастеров Северного Возрождения, - читал Артур в "Энциклопедии живописи", - работал главным образом в Северной Фландрии.
Вот уже два часа он сидел в библиотеке Академии и рассматривал картины и триптихи средневекового фламандца.
" Воз сена" по мотивам голландской пословицы "Мир - это воз сена и каждый норовит отхватить с него клок".
- "Интересно, а какой клок удастся отхватить мне?".
Он посмотрел на часы. До встречи с Яной оставалось сорок минут, а ему ещё надо добраться до Шаболовки. Артур с сожалением закрыл книгу, ван Акен завораживал его своим безграничным воображением.
Когда он подошёл к зданию колледжа, Яна уже ждала его, сидя на гранитных ступенях. Вид у неё был сердитый.
- Что, неуд схлопотала? - спросил Артур.
Она холодно посмотрела на него.
- Это ты неуд схлопотал. Парень не должен опаздывать на свидание.
- Извини, засиделся в библиотеке.
- На первый раз прощаю. Куда ты меня сегодня поведёшь? Сразу предупреждаю, что в кино не пойду.
- А пошли в Третьяковку? - вдруг предложил Артур.
- Ты случаем не заболел? - округлила девушка глаза.
- В смысле?
- В смысле, чего я там забыла? В восьмом классе последний раз на экскурсию водили, скукотища, повеситься можно!
- Тогда в Пушкинский пошли.
- Нет, ты точно больной! - Яна приложила свою ладонь к его лбу. - И лоб горячий. Ладно, купи мне бутылку "Клинского".
Он нащупал в кармане последний полтинник и нехотя направился к киоску.
- Целый день о нём мечтала! - девушка жадно приложилась к горлышку губами.
Отпив полбутылки, она удивлённо взглянула на спутника.
- А себе чего не взял? Денег не хватило?
- Да что-то не хочется.
Артур вдруг представил, что на него сейчас смотрит Анна Всеволодовна. Наверняка, она не одобрит, что он пьёт на улице пиво, да ещё из бутылки. Подумав об этом, он удивился собственным ощущениям. Почему его должно волновать мнение человека, о существовании которого он и не подозревал ещё сегодня утром?
Он посмотрел на повеселевшую Яну и решил, что о своей новой работе и тем более об этой взволновавшей его женщине ей рассказывать не будет.
- Сегодня Танька Зудина на занятия пришла фифа фифой. Причесон крутой себе сделала, пятьсот рублей, говорит, отвалила. А всё равно, я красивей! Правда, Артурчик? - она повернулась к нему и дохнула в лицо запахом пивных дрожжей.
- Да Танька ничего, очень даже симпатичная, - сам не зная почему, ответил он. - И фигура у неё лучше, чем у тебя.
- Ты чё звездишь, придурок!
Яна швырнула ему под ноги недопитую бутылку пива, развернулась на каблуках и виляя полными бёдрами, обтянутыми джинсами пошла прочь. Артур наблюдая как неразбившаяся бутылка откатилась к бордюру, почувствовал облегчение. Этот клок сена ему явно не нужен.
Он стоял перед дверью, слушая, как гулко стучит сердце. Пригладил непослушные волосы и в который раз посмотрел на букет. Тюльпаны были не первой свежести, но зато дешёвые. Дверь опять долго не открывали.
- Кто там? - услышал он голос Анны Всеволодовны.
Вот тебе на! Прошлый раз открыла, не спросив, а сегодня чего-то осторожничает. Криминальных новостей насмотрелась?
Хозяйка была в красивом шёлковом халате, на голове тюрбаном повязано махровое полотенце.
- Здравствуйте, Артур! Не ждала вас так рано, вы меня из ванной вытащили. Цветы эти мне? - поблагодарив, она взяла жалкий букет. - Проходите в гостиную, я скоро.
Артур вошёл в комнату, где опять царил кровавый полумрак и раздвинул тяжёлые портьеры. Сел за большой круглый стол, но, увидев на книжной полке старинный фотографический альбом, положил его перед собой.
Чёрно-белые фотографии, аккуратно вклеенные в картонные рамочки, были, чёрт знает, какой давности! На одной молодая, ослепительно красивая дама в белом платье сидела в плетёном кресле и держала на руках маленькую девочку, лет двух, не старше. Рядом стоял подтянутый офицер в белом кителе. Под снимком была надпись:
Гельсингфорс 1915 год.
Женщина была похожа на Анну Всеволодовну, те же искрящиеся жизнелюбием глаза, нервные аристократические губы.
- Лизаньке здесь год и восемь месяцев, - Артур не слышал, как вошла хозяйка.
От неё пахло какими-то травами, свежестью только что скошенного луга. У Артура застучало в висках, но он подумал, это от стыда, что без спросу залез в чужой альбом.
- Извините меня.
- Она умерла от тифа в девятьсот восемнадцатом.
- А кем она вам приходилась?
- Это моя вторая дочь. Старшая, Машенька умерла при родах в девятьсот девятом.
Артур чуть не вывихнул себе шею, повернув голову к хозяйке.
- Шутите? - догадался он.
- Если бы, - грустно вздохнула она, глядя на него с печальной улыбкой.
- Но ведь сейчас 2006-й!
- Хотите сказать, что столько не живут? Живут, мальчик мой, ещё как живут.
Он взглянул в её глаза и только сейчас увидел, что они необычного зелено-жёлтого цвета. Такие бывают обычно у кошек.
- А этот бравый штабной капитан - мой второй муж. Спустя год, после того, как был сделан этот снимок он погиб где-то в Польше.
- А первый? - почему-то спросил Артур. - Тоже погиб?
Она потрепала его по волосам.
- Много будете знать - быстро состаритесь!
- Я не собираюсь стариться, - ответил он. - В тридцать с небольшим я буду должен умереть.
Он ожидал от неё сарказма, иронии, но Анна Всеволодовна без улыбки взглянула на него своими необычными глазами.
- Я это сразу в вас заметила.
- Что заметили?
- Не всякий человек достоин старости. Вы, как это не жестоко звучит - не достойны.
В эту ночь Артур долго не мог заснуть. Перед глазами стояло молодое лицо Анны Всеволодовны со старой фотографии. Он сравнивал это лицо с ярко накрашенным, но ещё таким детским личиком Яны, с лицами других своих знакомых девушек. Что-то в том лице было такое, чего не было в современных. Он не мог дать этому определение. Что-то неуловимо знакомое.
Мог бы он полюбить такую женщину? В свои девятнадцать Артур не был застенчивым парнем, и проблем при знакомстве с противоположным полом у него не возникало. Но чтобы запросто подойти к такой женщине и пригласить куда-нибудь в кино, на места для поцелуев! Нет, такое было просто невозможно.
Анну Всеволодовну можно было любить лишь на расстоянии. Любоваться ей издалека, посвящать песни и стихи. В какой-то книжке он вычитал слово "боготворить". Да-да, именно делать из неё богиню, недоступную простым смертным.
Всю следующую неделю Артура посылали по другим адресам. Ворчливая, неряшливая, дурно пахнущая старуха, отставной генерал с грустным, как у сенбернара взглядом, желчного вида старик с недобрыми глазами, скрупулёзно пересчитывающий сдачу, которую студент приносил после похода по магазинам - все они обезличились и смешались у Артура в одно понятие под пугающим его названием - старость. Перед глазами все эти дни стояла Анна Всеволодовна, та молодая, с фотографии 1915 года.
Прошла ещё одна неделя, а его всё не посылали в старый четырёхэтажный дом с крутыми лестничными пролётами. Диспетчер, распределявшая адреса, на его вопрос ответила, что не поступало заявки.
- А с ней хоть всё в порядке? Может, она умерла, или больная лежит. Вы бы позвонили.
- Делать мне больше нечего! - недовольно посмотрела на него тётка. - Ну и померла бы, так что? Она и так уже третью жизнь на этой земле доживает.
Артур еле сдержался, чтобы не сказать ей какую-нибудь дерзость.
В тот же вечер, после работы он стоял у знакомой четырёхэтажки, ища взглядом окна на верхнем этаже. Её окна были зашторены наглухо, и проблеска света не проникало на тёмную улицу. Артур вошёл в подъезд и стал медленно подниматься по крутым ступенькам. На последнем пролёте остановился, а что, собственно он скажет? Пришёл, проверить, не перегорела ли лампочка?
Вдруг за дверью 28-й квартиры он услышал голоса. Один еле слышный принадлежал хозяйке, другой, молодой срывался на крик. Дверь неожиданно распахнулась, и на площадку выскочил длинноволосый парень в бархатной курточке, которую обычно носят живописцы. Он бросился вниз по лестнице, не разбирая дороги, и если бы Артур вовремя не прижался к стене, наверняка был бы сбит с ног. Вдруг "живописца" сильно качнуло в сторону и, перелетев через перила, он рухнул в лестничный пролёт.
Артур стоял, вжавшись в стену, и в ушах его стоял дикий крик летевшего вниз парня. Затем всё стихло, но лишь на минуту. Вскоре внизу послышались звуки открывающихся дверей, встревоженные голоса соседей. Он повернул голову и увидел, что дверь квартиры Анны Всеволодовны открыта, а из тьмы прихожей манят кошачьи глаза. - "Опять лампочка перегорела" - подумал он, шагнув в эту тьму.
Он не помнил, как оказался за кухонным столом.
- Да на вас лица нет! - как сквозь вату слышался голос Анны Всеволодовны. - Откиньтесь на спинку, а я пока принесу вам капель валерьяны.
Артур, стуча зубами о стенки стакана, выпил успокоительное.
- Что случилось, мальчик мой? - прохладная рука гладила его горячий лоб.
- Тот парень, он только что от вас вышел!
- Ах, вы о Егорушке? Мнит себя непризнанным гением. Но я-то в живописи разбираюсь.
- Он разбился! - выкрикнул Артур.
Анна Всеволодовна посмотрела на него и, встав, быстро вышла из кухни. Парень поднялся со стула и на ватных ногах отправился за ней. В спальной он застал более чем странную картину; хозяйка стояла перед массивным старинным зеркалом и внимательно рассматривала своё лицо.
- Он упал в лестничный пролёт. Там метров пятнадцать точно будет.
- Он всегда хотел умереть молодым, - она не отрывала взгляда от зеркала. - Его мечта сбылась. Тут радоваться надо.
- Как вы можете так говорить?
Наконец, она с удовлетворённым видом отвела взгляд от "венецианского стекла". Её глаза сверкали изумрудным цветом.
- А вы, вы как здесь оказались? Я уже две недели не звонила в фонд социальной защиты.
- Я проходил мимо, вот решил зайти, вас проведать.
Она подошла к нему вплотную, и Артур опять почувствовал этот волнующий запах незнакомых духов.
- Вы думали обо мне всё это время? - прошептала она, гипнотизируя его своими глазами.
- Да, - ответил он.
- И что же вы думали?
- Я, я не помню. Вы снились мне почти каждую ночь.
- Вот как? - улыбнулась она. - Это можно назвать любовью?
- Я не знаю, но так я ещё ни к кому не относился.
- Артур, а вы ведь тоже хотите умереть молодым?
- В тридцать три.
- О, в тридцать три это слишком долго. Вы успокоились, лекарство помогло?
Только сейчас он почувствовал, что спокоен, даже слишком спокоен. Сердце билось неторопливо и еле слышно.
- Уже поздно, Артур. Вам надо уйти. Я провожу вас, у меня всё равно в это время вечерний моцион.
В скверике уже расцвела сирень, и от её дурманящего запаха он почувствовал головокружение. Анна Всеволодовна заботливо поддержала его под руку.
- Давайте присядем.
Артур почти рухнул на скамейку. Ему вдруг стало трудно дышать, в глазах появились чёрные точки.
- Сколько вам лет, мальчик мой?
- Девятнадцать.
- Девятнадцать! Ах, где мои девятнадцать лет? Артур? - она взглянула в его тускнеющие глаза. - Поймите, я не могу ждать ещё четырнадцать лет. Не могу! Но у нас есть где-то полчаса. Мой двенадцатый муж был офицером КГБ, причём с медицинским образованием. Он там что-то в своих секретных лабораториях разрабатывал.
Она достала из сумочки шёлковый платок и вытерла его мокрый лоб.
- Сейчас вам станет легче. Просто сердце у вас молодое, здоровое, оно сопротивляется. В организме настоящее сражение, вот поэтому вам и трудно дышать. Но яды мой двенадцатый делал хорошие, так что у вашего организма нет шансов. Первый мой муж был шведский барон. Он дрался из-за меня на дуэли с одним кавалергардом. Ах, вы не знаете этих кавалергардов! Они все прекрасные стрелки. Вот и получил мой Эдгар пулю прямо в лоб. А потом я родила мёртвую Машеньку и после этого целый месяц пролежала в коме. Когда пришла в себя, то очень быстро пошла на поправку, все доктора это отметили. И стала ещё красивей и моложе. Потом был штабс-капитан Рюмин, которого вы видели на фото. Его разорвало немецким снарядом. После того, как Лизанька умерла от тифа, я решила больше не иметь детей. Все морщины, которые на мне - они от моих мёртвых дочерей. А мужья? Их было много, слишком много. Все были без ума от меня. А я, спросите вы? Нет, мальчик мой, любовь это не для меня. Любовь - это ненужные переживания, стрессы, плохой цвет лица и эти ужасные морщины. Зачем я выходила замуж? Каждая смерть делала меня на пять лет моложе. А сегодня, поистине удачный день. Егорушка, который замучил меня своей ревностью, теперь вот вы. Целых десять лет! Представляете, Артурчик, я стала моложе на целых десять лет. Всего лишь за один вечер. Вам холодно? Сейчас, сейчас всё закончится, по крайней мере, здесь, на земле. А что там будет дальше, я не знаю. Представляете, как я вам завидую? Через несколько минут вы перешагнёте эту черту и всё-всё узнаете. А мне надо будет искать новую жертву. И вот так уже сто лет. Это ли не проклятье?
Анна Всеволодовна грустно смотрела на него.
- Прощайте, мой мальчик!
Она встала и направилась к выходу из сквера. Её стройная удаляющаяся фигура и совсем рядом благоухающая ветка сирени - вот и всё, что увидел Артур в эти последние мгновения.