Аннотация: КОНКУРС: СВОБОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО - КРУГИ НА ВОДЕ
Переступая границы
- Конечно, никто не спорит, что Альдемар Полонский на данный момент является самым читаемым автором, - вещала с голубого экрана известная в литературных кругах критикесса. - Но по моему личному мнению мистер Альдемар, как говорится, попал в струю, почувствовал настроения публики и, заигрывая с ней, выдает именно то, что требуется.
Ведущая вернулась в кадр и, мило улыбаясь, произнесла:
- Итак, это было мнение о творчестве известного писателя, чьи книги разлетаются с прилавков магазинов, едва успев попасть туда. А что думаете вы? Пишите, звоните, мы будем рады узнать ваше мнение. С вами была Анна Милова, передача "Литература с нами".
Альдемар, хмыкнул и выключил телевизор. Все это мышиная возня. Значит он наслаждается минутой своей славы? Да плевал он на славу, читателей, зрителей, критиков и их мнение. Он пишет не потому, что кому-то это нравится или не нравится, а потому, что не может не писать. Слова просто шли, просились, вырывались из него. Альдемар никогда ни с кем не обсуждал, как это происходит у других авторов, ему казалось, что это слишком интимно. Но к нему сюжеты приходили сами собой, выплывали ниоткуда, возникали в виде воздушных замков-замыслов. Сначала появлялась легкая дымка, только намек на идею, потом вырисовывались, выступали из тумана общие очертания, потом появлялись объемные детали, складывались в сложную многогранную конструкцию и надежно сцеплялись между собой и вот уже перед ним стоял массивный замок - надежный, прочный, основательный, требующий воплощения. И он бросался к компьютеру и писал, писал, набивал плотные строчки, пока до конца не воплощал того, что билось, стучалось, требовало своего исхода.
Что слава? Альдемар не добивался славы, не просил ее, не ждал, а иногда даже и считал помехой. Почитатели останавливали его на улице, просили автографы, требовали встреч и общения. А ему было не до того. У него было дело, данное ему Богом, чертом, высшими силами - да чем угодно, разве ж это важно?! - и он занимался им, не обращая внимания на всплески капризной взбалмошной толпы. Видеть возникновение чего-то из ничего - вот это и есть главная радость и смысл жизни. А все остальное - дым и пепел.
Альдемар хмыкнул - ну надо же, распустил перья, а дело стоит. Начало нового романа висело, светясь на экране, и ждало, звало, тянуло за собой, и он положил руки на клавиатуру, предвкушая, замирая где-то в душе, готовясь к встрече с этим своим еще не рожденным детищем, входя в то особое состояние, которое всегда наступало, когда дело касалось творчества. Это и была настоящая жизнь. А все остальное - преходяще...
*****
Ровно через год Альдемар сидел в небольшом уютном кабинете хорошо известного в определенных кругах психотерапевта. Все располагало к доверительной беседе, но Альдемар никак не мог решиться, кружил вокруг да около, а мистер Томаш не торопил и, казалось, был готов терпеливо ждать хоть целую вечность.
- Вы знаете, господин Томаш, у меня проблема. Со мной что-то не так... - выговорил наконец Альдемар, не поднимая глаз. Несмотря на то, что кресло, в котором он сидел, было уютным и удобным, свет - ненавязчивым и приглушенным, а взгляд врача - внимательным и понимающим, чувствовал он себя как маленькая мышка посреди громадной арены под светом мощных пюпитров и взглядами тысяч зрителей. - Вы знаете, я не могу больше писать.
Он все-таки проговорил это вслух. Небеса, как ни странно, не разверзлись, гром не грянул, мир не рухнул. Терапевт не провалился в ужасе под землею и даже не воздел к небу руки. Он спокойно произнес:
- Что Вы имеет в виду, мистер Альдемар?
И Альдемара прорвало. Сказав самую первую, самую страшную фразу, он уже не мог остановится.
- Я не могу... Я потерял все... Весь мир был у моих ног, а сейчас я никто. Я не могу ничего. Я чувствую себя пустым мешком, из которого высыпалось все, даже мусор. Я не могу творить, не могу писать. Я ничего не чувствую, ничего не вижу... Меня нет. Я исчез.
- Мистер Альдемар, не волнуйтесь так. В мире нет вещей, которые было бы невозможно исправить. Главное ведь знать, чего именно нужно исправлять, - карие невозмутимые глаза психотерапевта за стеклами очков в золотой оправе были по-прежнему профессионально спокойны и доброжелательны. - Расскажите мне о Вашем творчестве. Как это происходило?
Альдемар попытался расслабился, закрыл глаза, вспоминая.
- Вы знаете, я просто видел сюжет. Я никогда не выдумывал своих историй, я всегда знал, что будет и как будет, хотя никогда не знал, откуда. Знаете, такая дурацкая ассоциация... Это так глупо, по-детски... Мне казалось, что я заглядываю в какую-то волшебную комнату, а там лежат сокровища и я могу взять любое из них, вытащить на свет божий и оно засверкает, заблестит во всей красе. Я был богачом, я был хозяином этой комнаты, я мог ходить по ней, среди несметных сокровищ, копаться, выбирать. И когда я выносил что-либо наружу это наружу, к людям, показывал им, то мир ахал. А сейчас я потерял ключ от этой комнаты, да что там ключ! Я потерял саму комнату, я не знаю, где она. Стою в пустоте, оглядываюсь кругом и не вижу ни-че-го!
Альдемар схватил за свою кружку с напитком, судорожно глотнул. Элитный кофе, остыв, стал горьким и противным. Так же противно вдруг стало на душе у Альдемара. Зачем он притащился сюда? Какой помощи он ждет? Если исчезла какая-то божья искра, то тут никто и ничем уже не поможет. Какой позор, что он вообще здесь оказался, пусть бы лучше никто и ничего так и не знал, умирать надо гордо и в одиночестве, а не ползать на коленях в мольбах о спасении и помощи. Бежать немедленно! Прямо сейчас!
- Мистер Альдемар, не волнуйтесь. Ничего страшного, - остановил его порыв вскочить мистер Томаш. - Я понимаю, что Вам сейчас кажется, что Вы один на белом свете, что то, что происходит с Вами, никогда ни с кем не происходило и исправить ничего не возможно. Однако, это не так. Есть объяснения и Вашей ситуации. И даже возможность ее корректировки.
Альдемар замер. Безумная, иррациональная надежда еще теплилась: "А вдруг что-нибудь еще можно исправить?" Ради этого он готов бы был продать дьяволу душу. Да что душу! Все, что угодно, лишь бы снова иметь возможность писать, творить...
- Мало кто задумывается о том, каков на самом деле механизм творчества, - продолжал доктор Тома. А ведь на самом деле это не такая уж тайна. Вся суть в том, что все мы - я, Вы, ученые, дети, студенты - думаем, мыслим, мечтаем, соображаем, выдвигаем идеи, которые собираются, копятся, смешиваются друг с другом... Представляете, какой это клад? Но доступ к нему имеет очень редкий человек. Вы - один из них. Вы имели ключик от этого клада. Все ваши идеи, идеи Ваших произведений - это оттуда. Это не Вы их придумали, Вы их просто выловили, обнаружили, почувствовали и смогли извлечь на свет.
Альдемар возмущенно открыл рот, чтобы возразить. Доктор остановил его:
- Не обижайтесь, мистер Альдемар! Ведь на самом деле способности выходить за грань - это великий, редкий дар. Однако, сейчас, к сожалению, Вы этот дар утратили. Почти утратили. Понимаете, любой человек, становясь старше, постепенно, исподволь теряет свои способности. И у Вас уже не получается так запросто дотянуться до этой сферы, взять там то, что Вы с такой легкостью черпали там раньше, ухватиться за хвостики сюжетов, вытащить их на свет божий. Это всего лишь возраст. Я понимаю, что это огорчительно, обидно, досадно, но это совсем даже не конец. Я выпишу Вам лекарство, которое потребует, конечно, достаточно высоких денежных затрат, но взамен облегчит Вам вход в прежнее состояние, поможет повысить чувствительность. Так что, надеюсь, Вы снова сможете писать.
Альдемар сидел, задохнувшись и не решаясь поверить. Неужели он снова сможет погрузиться в тот дорогой ему зачарованный мир, сможет извлечь его частичку и показать людям? Да нужно ли еще чего-то в жизни? Тысячи вопросов крутились у него на языке. Это правда? Это получится? Он это сможет?! В душе вздымалась волна счастливой благодарности.
Мистер Томаш, внимательно наблюдающий за лицом Альдемара, одним жестом руки прервал готовый вырваться поток слов:
- Подождите, мистер Альдемар. Вы, действительно сможете писать. Но лишь какое-то время. Лекарство чуть-чуть поддержит Вас, но способности будут все больше снижаться. А, значит, Вам нужно постепенно смириться с мыслью о том, что рано или поздно настанет миг, когда Вы уже не сможете больше заглянуть за ту таинственную черту, за которую Вы раньше выскакивали так легко и куда нам, простым смертным, был путь изначально заказан. Вы меня понимаете?
Альдемар смотрел в карие спокойные все понимающие глаза доктора и чувствовал одновременно и облегчение, и горечь, и радость, и недоверие. Он сможет снова писать? Он снова окунется в тот волшебный мир? Снова взойдет на ту вершину? И потом снова все потеряет? Падать с высоты - это ой-ой-ой, как больно, сейчас он это точно знает. И есть ли смысл снова повторить весь этот путь? Есть. Он будет писать! Пусть всего лишь какое-то время, но будет!
*****
Деньги, потраченные на препарат, несмотря на опасения Альдемара, не оказались выброшенными на ветер - лекарство действовало. Уже через несколько минут после приема Альдемар мог войти в привычное ему ранее и такое забытое сейчас легкое состояние, когда идеи появлялись из ниоткуда, кружили вокруг него, как маленькие птички, трепеща крылышками и наперебой просили: "Меня! Меня! Возьми меня!" Он подставлял ладонь, и они безбоязненно садились не нее, распушали крылышки, прихорашивались. И он выбирал одну из них, приглаживал перышки, любовался переливами цвета и опять, забывая обо всем, писал, писал и писал...
Иногда, особенно по вечерам, вспоминая слова мистера Томаша, он казался себе мелким воришкой. Ведь, как оказалось, все, что он пишет - это не его, это просто смесь, которую он может вычерпывать и подавать на стол обществу, выдавая за блюдо собственного изготовления. Есть ли тут чем гордиться? Но он прогонял эти мысли и уговаривал себя, что это неважно. Ведь, главное, что он по-прежнему может говорить с людьми и приносить что-то в их жизни. Однако, уговоры не всегда помогали и постепенно, исподволь возник страх. Надолго ли его еще хватит? Ведь доктор сказал, что его возможности и дальше будут угасать? Сколько еще, пусть даже с помощью лекарства, он сможет продержаться?
Он начал с недоверием относиться к каждому своему новому произведению, всматривался в текст, пытался определить, так ли он еще хорош, как был раньше. Он с трепетом вслушивался в каждое упоминание о себе в прессе, он вчитывался в газетные и журнальные строчки, вырезал и прятал статьи в особую папку, он записывал на магнитофон телевизионные передачи и внимательно их просматривал по нескольку раз. Он, никогда не придававший значения мнению критиков и равнодушно относившийся к восторгам читателей, начал искать их внимания. Он принимал любое приглашение на публичные выступления и с упоением общался с публикой. Зная, что рано или поздно все может кончиться, он собирал кусочки внимания, как голодный человек аккуратно и бережно подбирает со стола рассыпанные хлебные крошки. И как голодному человеку, ему все время казалось, что их мало, мало, мало... Он отчаянно стыдился этих своих действий, но поделать ничего не мог.
Наверное, опасения его были не напрасны. А, может быть, вся ситуация и формировалась на основании его опасений. Но, как бы то ни было, он все чаще и чаще начал прибегать к помощи заветной микстуры и бутылочка медленно, но верно пустела. Альдемар обратился к мистеру Томашу еще раз. А потом еще. И еще один. Роман, рассказ, две повести, еще роман и еще один. И еще, еще... Сроки активности и эйфории раз от раза сокращались, и приходилось увеличивать дозу. Он писал быстро, остервенело и ему казалось мало, мало, мало... Когда он в очередной раз пришел к терапевту, тот, глядя на него с жалостливым сочувствием, предупредил:
- Мистер Альдемар, я выпишу Вам рецепт, конечно. Но также хочу еще раз напомнить, что это не панацея. Это лишь временная поддержка. Чем больше Вы выкладываетесь, тем больше устает Ваш организм, тем большая доза допинга ему требуется, и весь этот процесс не может длиться бесконечно. Вы уже исчерпали ресурс, отпущенный Вам природой. Мы отключили с Вами защитный механизм и при следующей поломке, что рано или поздно произойдет, сгорит уже не предохранитель, а Вы сами. Ваша задача не доводить себя до этой последней черты.
- Хорошо, я понял.
*****
И еще прошло время. Книга, еще одна, и еще. Новые глянцевые издания, встречи с поклонниками, слава и известность, восторг читателей, удивление, благодарности. Это на виду, то, что заметно всем. А в тишине кабинета - прием препарата и с каждым разом уменьшение эффективности действия. Иногда в редкие минуты отдыха между встречами с читателями, издателями, представителями СМИ Альдемар задумывался, а не пора прекратить? Зачем ему это надо? Деньги? Их у него столько, что не потратить за всю оставшуюся жизнь не то что ему, а даже его потомкам, если бы они у него были. Может он пишет потому, что это нужно людям, что его произведения меняют чью-то жизнь, делают ее лучше? Ерунда! Сейчас главное - хотя бы с собой стоит быть честным - это слава. Слава? Да, она самая. Он уже пристрастился к ней, не мог без нее обходиться, желал слышать все новые и новые хвалебные дифирамбы. Да, его книги издаются и переиздаются огромными тиражами, и он еще долго будет на гребне волны и известности. Но слава преходяща, изменчива. Как только перестанут выходить его новые произведения, не сразу, постепенно люди начнут забывать. А с этим он никак не мог смириться, хотя и каждый раз уговаривал себя: все, этот текст будет последним, закончу его и все... Девяносто девать произведений. Странные, сложные, легкие, грустные, веселые. Разные. Может быть, все-таки пора сказать стоп?..
*****
- Мистер Альдемар, наша последняя встреча была совсем недавно, и я дал новый рецепт, - доктор Томаш был терпелив. - Я надеюсь, Вы помните то, о чем я предупреждал? Вам пора остановиться. Честно говоря, уже в предыдущий раз я был неуверен, а сейчас я говорю Вам совершенно точно, рисковать больше не стоит: рецепта не будет.
Альдемар поперхнулся.
- Как не будет?! Но он мне нужен! Объявлен конкурс, я должен участвовать! И мое сотое произведение!..
- Я понимаю Ваши чувства, но время пришло. Препарат уже почти не помогает, он Вас губит. Если раньше Вы уходили на ту сторону, не замочив ног, то сейчас Вы теряете на границе по капле своей жизни. Любой Ваш очередной прием препарата и выход туда может привести к гибели. Как бы ни было значимо Вам Ваше творчество - жизнь дороже. А у Вас еще будет долгая жизнь, которая может иметь любое наполнение, которое Вы хотите. Вам пора сказать стоп...
После нескольких секунд шока, в течение которых Альдемар сидел как после удара кувалдой по голове, наступила бурная реакция. Он требовал, уговаривал, кричал и даже устроил безобразную базарную сцену с брызгами слюны изо рта. Ничего не помогло, Альдемару пришлось уйти без рецепта.
Он брел по улице, почти не замечая направления, а в его душе сменялась вся возможная палитра чувств. Сначала был шок: как? уже? так скоро? Но он еще столько не успел сделать! Он не может сейчас остановиться! Он должен, просто должен писать! Потом была злость. Как этот лощеный доктор посмел оказать ему? Ему, кого прозвали Великим Маэстро? Что он о себе возомнил? Да за те деньги, которые выплатил ему Альдемар за все свои посещения, тот должен выполнять любое его желания! Потом навалилась тоска и безнадежность. Все пусто, все бесполезно. Зачем он здесь, зачем ему быть, если он больше не будет писать? Ведь это было всей целью, всем смыслом его жизни и сейчас уже ничего больше в ней уже не будет.
Мысли крутились как рой рассерженных пчел, не желали отставать, и постепенно наступило отупение. Эмоции поутихли и сквозь них начали пробиваться трезвые рассуждения. Да, доктор Томаш прав. Альдемар сделал в своей жизни все что мог, а он мог очень многое. Кому-то не дано даже малой толики того, что он сумел. Он должен гордиться собой. И он гордится. Хорошо, он больше не будет писать. Это грустно. Черт, это безумно тоскливо! Но писательство - это ведь еще не все. Жизнь продолжается. Он может построить шикарный новый дом. Да что там дом, на те деньги, которые он заработал, он может построить дворец. Он может поехать путешествовать. Он может заняться благотворительностью. Или политикой. Или уйти в кругосветное плавание на паруснике. Все, что угодно. Его книги по-прежнему ценят, они переиздаются, и, значит, он еще долго будет на пике славы. Может быть, ему даже не придется прощаться с известностью.
Да, хорошо, завтра же он сделает заявление для прессы. И уйдет. Какой шок для всех. Альдемар невесело ухмыльнулся. Хотя бы еще раз и таким образом, но он прогремит.
*****
Сделав заявление, Альдемар перестал выходить из дома. Разумом он понимал, что нужно взять себя в руки, нужно продолжать жить, покупать яхты, дворцы, отправляться на северный полюс или на южный, хотя бы, просто в соседний магазин за хлебом. Но ничего не хотелось. Не хотелось ни общаться, ни разговаривать, ни давать комментарии. Он не отвечал на звонки и никого не пускал в дом.
Мысли все время крутились по кругу. Была ли у него возможность что-либо исправить? Мог ли он что-то изменить? И был ли бы в этом смысл? Он имел так много и знал, что имеет много. И так много мог, и много делал. Но мог ли он делать еще больше?
Иногда он смотрел на бутылку с заветным препаратом, иногда даже брал в руки. Но смысла в ней тоже не было - жидкости было слишком мало, не стоило даже начинать, и Альдемар ставил ее обратно на полочку. А если бы даже хватило, то что бы это дало? Последняя книга? Для чего? Только чтобы доказать чего-то кому-то? Бесполезно.
Телефон время от времени звонил, но Альдемар его игнорировал. Почему именно в тот раз он взял телефонную трубку он не знал, наверное, машинально. Голос был незнакомый, девчачий и очень неуверенный:
- Мистер Альдемар?
- Да.
- Мистер Альдемар, простите, что я позвонила.
- Ничего. Кто это? - он пытался опознать, кто это и не мог.
- Меня зовут Лана.
Он попытался припомнить, но никто с таким именем на ум не шел.
- Чего Вы хотите, Лана?
- Я хочу... Я... Я Вас очень прошу написать эту книгу.
Ничего себе заявленице, подумалось ему. Да какое им все дело до его книг?!
- Лана, я больше не пишу. Совсем. Потому и эту книгу писать я не буду.
- Ну, пожалуйста! - голосок стал требовательным. - Вы должны написать ее, все не может так закончиться.
- Лана, кто Вам дал этот телефон?
- Мистер Альдемар, я так долго Вас искала! Пожалуйста! Вы такой писатель!.. Такой! Вы не можете просто так уйти.
- Лана, я еще раз повторяю, что я больше не пишу. И писать не собираюсь. Извините. И, пожалуйста, не звоните больше.
- Мистер Альдемар... - начала девушка.
- Извините, Лана. До свидания, - Альдемар повесил трубку.
Господи, поклонники достают его и сейчас. Где эта девица умудрилась найти его номер телефона?
Звонок раздался снова. Альдемар решил не обращать внимания. Сейчас он замолчит. Вот сейчас. Сейчас. Телефон противно тренькал и тренькал. Альдемар приподнял и бросил трубку. Подождал. Телефон молчал. Вот и хорошо. Альдемар повернулся и пошел к любимому креслу. Раздался противный резкий звон. Черт! Альдемар вернулся, снова приподнял трубку и положил на рычаг. Решил, зазвонит еще раз - отключу. Секунда, две, три, пять. Тишина. Он удовлетворенно кивнул и опять побрел к невеселым размышлениям и бокалу вина... Звонок. Черт, черт, черт! Альдемар развернулся, одним прыжком подскочил к столу, схватил трубку и проорал:
- Оставь меня в покое! Что за наглость!!!
И швырнул трубку на рычаг.
Черт! Черт, черт, черт! Он уже был так спокоен, он смирился, он принял решение. Чего от него надо этой девице?! Чего ей от него нужно? Альдемар большими шагами прошелся по комнате, переставил в сторону стул, покачал его на двух ножка, вернул на место. Сделал еще круг по комнате. Зачем она позвонила?! Какое ей дело до того, пишет он или нет?! Да разве перестал бы он писать, если бы это было в его воле? Чего бы он только не отдал, чтобы вернуть свои способности. Но это невозможно, невозможно, невозможно!!!
Телефон зазвонил.
Альдемар рывком выдернул телефонный шнур, и в доме наступила тишина. Альдемар успокоился или, по крайней мере, думал, что успокоился. На целый час. А через час раздался звонок в дверь. Он выглянул в окно и увидел на крыльце девушку. В руках девушка держала сотовый телефон. Он распахнул дверь и уставился на посетительницу:
- Лана?
Она кивнула, кажется, готовясь к любой, даже самой неадекватной реакции с его стороны.
- Заходите, - сухо сказал он, кивая на вход.
Девушка бросила на него настороженный взгляд, вошла и нерешительно замерла на пороге. Альдемар прикрыл дверь.
- Зачем Вы здесь, Лана?
- Мне нужно, очень-очень нужно с Вами поговорить, - она смотрела умоляюще.
- Хорошо, проходите.
Они прошли на кухню. Альдемар кивнул девушке на венский стул с витой спинкой. Лана, чуть поколебавшись, сделала шаг и присела на самый краешек. Некоторое время писатель - Великий и Могучий - рассматривал ее. Совсем малявка, лет семнадцать, не больше. Трогательно тонкая шейка, маленькое ушко, за которое она время от времени пыталась заправить выбивающуюся прядь мокрых волос, длинные ресницы. Он вздохнул.
- Итак, почему Вы здесь, Лана?
- Мистер Альдемар, Вы простите меня, что я так вот ворвалась. Но я просто должна была, - девушка смотрела умоляющим взглядом. - Ведь это просто невозможно, чтобы Вы прекратили писать. Вы просто не можете так поступить...
- Почему?
- Потому что Вы нужны!
- Кому?
- Всем! Нам, читателя. Всему миру нужны, - страстно заговорила она. Запнулась и тоном ниже добавила. - Мне.
Поклонница. Фанатка. Это, конечно, приятно, но не сейчас.
- Лана, это вопрос закрытый, я не буду больше писать.
- Мистер Альдемар! Вы лучший, Вы единственный, никто больше так не пишет, и никто никогда так больше не будет писать. Ваши книги - это ведь не просто книги, они меняют судьбу, жизнь.
- Лана, это все красивые слова.
- Нет! Это правда! Я знаю, я говорила с людьми и многие так считают. Вы можете менять судьбы, можете творить чудеса.
- Спасибо, конечно, на добром слове, но это ничего не изменит, - И добавил вдруг в порыве откровенности. - Я не могу больше писать, Лана. Совсем. Это от меня не зависит.
- Почему? - ее глаза стали большими и круглыми как у изумленного сиамского котенка.
- Время вышло. Я устал, пора уходить, ничего не поделаешь, - Альдемар не сказал ей всего, но даже то, что он смогу вообще проговорить вслух хотя бы это принесло толику облегчения и освобождения. - Я уже не могу творить, как прежде, что-то исчезло, потерялось. Давно уже, Лана, так что твой порыв бесполезен.
- Значит, Вы не хотите больше писать?
- Боже мой! Лана! Хочу ли я писать?! Хочу, мечтаю. Но не могу! Не могу!!! - он стукнул кулаком по столу. Все его спокойствие слетело как поздние осенние листья под порывом ветра. - Я не могу больше! Кончился отмеренный срок, я исчерпал все, что было дано! Я больше никто, я больше не писатель.
Она отшатнулась в испуге, и он взял себя в руги. По крайней мере, постарался взять.
- Ладно, Лана. Давай на этом закончим. Извини, что сорвался.
Он спрятал лицо в ладонях и замер. Секунду ничего не происходило, а потом легкая, как перышко рука шевельнула его волосы и он отпрянул. Девушка потянулась за ним. Длинные прохладные пальцы пробежали по его небритой щеке, замерли на мгновенье и чуть коснулись его сжатых губ. Он схватил ее за запястье, сжал руку, отбросил. Только жалости ему не хватало! Рванулся, чтобы уйти, но Лана оказалась проворнее. Скользнула, прижалась... И вот уже его губы ищут ее, его руки судорожно обнимают хрупкое податливое тело, а она обвивает, обволакивает... И нет уже мира вокруг, только живая теплая тьма, темнота, где они вдвоем... Что еще может быть важнее этого мгновения? Важно ли, что он уже не пишет, если есть кто-то рядом, кому-то ты нужен?.. Как больно останавливаться! Но он не может, не должен... Он разорвал кольцо ее рук и они соскользнули, подчиняясь. Он несколько раз глубоко вздохнул, приходя в себя. Стоп, стоп, стоп. Ничего этого не было.
Но могло бы быть. Лана смотрела серьезно и преданно. Он, сделав усилие, выпустил ее ладонь.
- Извини, Лана.
Она молчала.
- Уже поздно. До города тебе сейчас не добраться, можешь переночевать в гостевой комнате.
- Мистер Альдемар, - нерешительно начала девушка.
- Все, Лана, конец истории. Твоя дверь вторая по коридору, - и он махнул рукой, указывая направление.
Девушка нерешительно встала, сделала шаг, остановилась на пороге, обернулась:
- Мистер Альдемар, Вы меняли чужие судьбы. Так измените и Вашу! Я знаю, Вы сможете.
И исчезла в темноте коридора, растворилась. Альдемар остался один.
Наивная девочка. Изменить свою жизнь, как будто это так просто. Легче изменить чужую... Альдемар вспомнил, как страстно она говорила: "Вы лучший, Вы единственный, никто больше так не пишет, и никто никогда так больше не будет писать. Ваши книги - это ведь не просто книги, они меняют судьбу, жизнь. Вы столько уже сделали и столько еще можете сделать!" Да, когда-то он мог...
Или еще может? Сотое произведение... Это было бы его прощальным подарком. И читателям. И этой девочке с глазами сиамского котенка, такой милой в своей наивной наглости. Ишь ты, пришла и говорит: "Вы должны писать". Он рассмеялся. Смех прозвучал как-то очень одиноко. А, может, и правда, должен? Да нет, бесполезно. Это все шутки. Время прошло и ничего уже не вернуть.
Альдемар ушел в комнату. Спать не хотелось. Прошелся вдоль книжных полок, ведя рукой по корешкам книг. Все они здесь: сильные и послабее, любимые и почти забытые. Когда-то он действительно мог... И его сотое, его последнее творение могло бы жить. И пусть даже и без него...
Он представил глаза этой девочки Ланы. "Вы меняли чужие судьбы. Так измените и Вашу..." Она права, он рано отступил. И он даже не попробовал. Смирился. Поверил доктору. Что может знать доктор о нем? И о его жизни. И о его смысле.
Он должен попробовать! Если не ради себя, то ради своих читателей, которые верят в него, не смотря ни на что.
Но времени осталось мало. И нужна идея, нужен сюжет. Идеи давно не посещали его без предварительного глотка заветного лекарства, а его ведь осталось так мало. "А почему бы не эта история?" - вдруг мелькнула мысль. Как молодая наивная девушка пришла к пожилому стареющему писателю с требованием написать для нее книгу... И как она вдохновила его, и как он решился написать еще одно, последнее произведение. Ради нее. Для нее.
Альдемар нерешительно подошел к письменному столу, подсел к компьютеру, нажал кнопку пуск. Экран медленно начал наливаться ярким светом. А стоит ли вообще начинать? Ведь он может не успеть завершить начатое. Он подошел к шкафу, вытащил бутылочку с остатками препарата. Мало, слишком мало. Может, тогда и нет смысла начинать? Нет, смысл есть. И пусть на этот раз он не уверен в итоге, но он должен хотя бы попробовать.
Экран ровно осветился, руки привычно и буднично чувствовали клавиатуру. Заветное лекарство, утешая, стояло рядом. Альдемар глубоко вздохнул и уверенно, четко соблюдая ритм, напечатал первую фразу...
"...И вот уже его губы ищут ее, его руки судорожно обнимают хрупкое податливое тело, а она обвивает, обволакивает... И нет уже мира вокруг, только живая теплая тьма, темнота, где они вдвоем...
...Повесть близилась к завершению, но работа застопорилась. Требовалась поддержка. Он, не глядя, протянул руку к заветной бутылке, открутил крышку и сделал глоток. Последний. В голове просветлело, наступила кристальная ясность, мысли проклюнулись и закружились. Пальцы вновь активно запорхали по клавишам, речь полилась без остановки...
...Последняя фраза, последний штрих, последняя точка. Все. Финал. Готово. Он все-таки сделал это!! Он молодец. Герой. Гений. Голова странно плыла и кружилась, комната медленно крутилась перед глазами, покачивался стол, стул, компьютер... Он уронил голову на руки. Пусть все это остановится, это верчение затягивает, тянет его за собой. Нужно остановить это, нужно избавиться... Сознание уплывало вслед за летящей комнатой, мутнело, покрывалось туманом и, щелкнув, как переключатель телевизора, погасло...
...Молоденькая дикторша, мило наклонив головку к кокетливо оголенному плечику, комментировала:
- Итак, год прошел и объявлены результаты литературного конкурса. Никто практически не сомневался, кто же выйдет победителем. Конечно же, им оказался мистер Альдемар, чье сотое произведение было призвано наилучшим как среди всего его творчества, так и среди произведений, представленных на конкурс. Премия мистеру Альдемару присуждена посмертно".
Альдемар поставил последнюю точку и без сил откинулся на спинку кресла. Он все-таки написал! Значит, все еще возможно?.. Неожиданно кольнуло сердце, так, будто острая холодная булавка воткнулась в левую часть груди. Альдемар вздрогнул, но даже не успел толком испугаться, как она исчезла. Фуууу! Так и действительно помереть недолго. От переутомления. Уже утро, но нужно пойти поспать хотя бы несколько часов. Альдемар решительно поднялся, сделал шаг, и вдруг сердце рванулось, будто испуганная синица, затрепыхалось, пытаясь вырваться. Альдемара согнулся. "Это конец..." - понимание мелькнуло, будто взмах платочка из окна уходящего поезда, и все исчезло.
*****
- Новое произведение известного писателя Альдемара Полонского превзошло все ожидания читателей. Автор поднялся на новую высоту и раскрывается перед нами с совершенно неожиданной стороны. Итак, будем с нетерпением ждать выхода новой книги, а я, дорогие телезрители, прощаюсь до следующих выходных, - и теледива, кокетливо сделав ручкой, скрылась за заставкой предстоящих в городе скачек.
Альдемар удовлетворенно вздохнул и выключил телевизор. Ну вот, все вернулось на круги своя, все замечательно и великолепно. Он по-прежнему лучший, единственный и неповторимый. Много ли человеку для счастья надо?
- Алик, ну что такое? Ты опять засиделся, тебе же вредно! - осуждающе донеслось сзади. Он оглянулся: в дверном проеме стояла Лана. - Уже совсем поздно, и пора спать. Да и мелкая без тебя не ложится...
- Иду, милая. Прости меня, - он чмокнул молодую жену в нежную щеку и, не удержавшись, ласково дунул прядку волос, закрывающую маленькой ушко.
Он побрел по коридору к спальне дочери, уже предвкушая, как ее маленькие ручонки обовьют его шею - "Папочка пришел!". Проходя мимо гостевой комнаты, вспомнил, как когда-то давным-давно, наверное, в прошлой жизни, там в первый раз ночевала Лана. И где-то там же, на антресолях, в коробках с разным хламом лежит сейчас и пылится так и не пригодившаяся бутылка с заветной микстурой. Как давно, однако, это было... Помнится, после завершения своего сотого произведения и сердечного приступа он несколько месяцев провалялся в больнице, но все в конце концов обошлось. Господи, в порыве чувств подумал он, какое же счастье, что он выкарабкался, у него есть Лана и маленькая Альмара. Да что бы он вообще делал, если бы Лана не появилась, и он так и не решился бы написать?! Ведь если бы не она, то он так бы никогда и не узнал, что творить можно не только за гранью.