Аннотация: *Опубликовано в антологии "Любви все роботы покорны", Эксмо*
Есть немного эротики.
И кровь на её губах
Порой мне кажется, что это произошло не со мной, а с кем-то другим в совсем иной жизни. Но ночью, у штурвала, отыскав на небосводе Путеводную звезду, я неизменно вспоминаю Летицию... и душу терзает мечта о несбывшемся.
К тому времени, когда случилась эта ужасная, не постигаемая человеческим разумом, история мне едва исполнилось шестнадцать лет. Моя семья жила в селении Аревало, дела шли хорошо: мы богатели и, выстроив двухэтажный дом, завели маленький трактир. И тут Кастилию накрыла черным крылом оспа - в считанные дни ужасная болезнь скосила матушку, старшего брата и двух сестёр, а селение опустело чуть ли не на треть. Тогда и появился в Аревало старик Игнасио с внучкой Летицией. Трактир был закрыт, но Игнасио, постучавшись в ворота, попросил приюта на несколько дней. Отец, соблазненный блеском серебряной монеты, согласился.
Они пришли с юга, от границ с Гранадой, и направлялись в Астурию, где Игнасио жил в юности, пока не нанялся матросом на корабль. А дальше очутился в Малаге, затем в Севилье... Обо всём этом старик рассказывал отцу вечером за кружкой вина, а я слушал, перебирая за соседним столом горох, и не сводя глаз с Летиции: высокая и стройная, с темно-рыжими кудрями и продолговатыми зелеными глазами, гостья с юга была настоящей красавицей. Игнасио же всё подливал отцу вина и платил, доставая из толстого кошелька монеты.
В ту ночь мне не спалось; смуглое лицо девушки с необычно длинным разрезом глаз не шло из головы, тело охватывал жар, а душа томилась от неясного волнения. Я тогда ещё не знал, что так начинается любовная горячка.
Заснул я очень поздно и настолько крепко, что проспал петухов. Разбудили меня яркие солнечные лучи; опасаясь получить нахлобучку от отца, я торопливо оделся и спустился со второго этажа, где находились жилые комнаты. Уже на лестнице я услышал низкий женский голос, напевавший песню на мавританском языке, и невольно вздрогнул - такую же песню иногда пела покойная матушка, происходившая из купеческого рода крещеных мавров. На кухне Летиция раскатывала тесто; увидев меня, она оборвала пение и лукаво улыбнулась.
- Проснулся? Я сама печь растопила. Иди быстрей за водой, пока отец не рассердился.
- А где он?
- Деду моему ваше хозяйство показывает. А я вот кухней занимаюсь - раз ты спишь.
Она негромко, с хрипотцой, засмеялась, выпятив и без того высокую грудь. Смутившись, я схватил в углу ведра и поспешил к колодцу, чтобы наполнить водой кухонную бочку.
Никогда в жизни я не носил воду так споро: мне хотелось быстрей завершить работу и покрутиться рядом с Летицией. Но появился отец и сказал, что пора чистить коровник, пока он не утонул в навозе; а как почистишь - берись за дрова.
Я колол чурки, когда отец, зайдя в конюшню, вскоре вывел оттуда лошадь.
- Ты куда? - спросил я.
- Запрягу в телегу и съезжу в лавку, пополнить припасы. Траур трауром, а трактир нужно открывать.
- Мы же вдвоем не справимся.
Он пожал плечами.
- Наймем кого-нибудь.
- Я с тобой?
- Нет, у тебя дел хватает. Я наших постояльцев возьму, чтобы не скучать.
И они уехали втроем.
Только вечером, за поздним ужином, я сумел опять увидеть Летицию; правда, она почти не выходила в зал, возясь на кухне. Зато я услышал часть разговора отца и Игнасио, которые, как и накануне, неторопливо попивали вино за угловым столом.
- Шустрая у тебя внучка, - сказал отец. - Мне даже неловко - весь день нам помогает. Вон, большой котел взялась чистить.
- Я ей велел, чтобы баклуши не била. - Игнасио, заметив, что отец опорожнил кружку, снова наполнил её из кувшина. - Ты не обижайся, Диего, но хозяйство у тебя запущено.
- Это из-за болезни и похорон. Надо кухарку нанимать, да и служанку - без них с трактиром не справиться. Да, тяжело без жены и дочерей.
- Не говори. Мужчина без женщины, что жеребец без конюха.
Отец кивнул, соглашаясь со словами старика, и вздохнул.
- А вы когда дальше собираетесь?
- Не решил пока, - сказал Игнасио. - Нога что-то разболелась в колене, охромел. Ты против не будешь, если мы на недельку задержимся?
- Да что вы?! Живите, сколько понадобится. Я даже того, если Летиция будет готовить и прибираться... цену снижу за комнату.
Игнасио не ответил. У меня же учащено забилось сердце - неужели зеленоглазая красавица останется ещё на несколько дней?
- А может... - Отец помялся. Потом взялся за кувшин и подлил в кружку Игнасио. - Давай и я тебя угощу. Слушай, кто вас ждет в Астурии после стольких лет? Оставайтесь здесь. Жилье у нас сейчас можно задешево купить. И Летиции работа найдется.
- Нет, Диего. - Игнасио помотал головой. - Я понимаю, о чём ты, но внучка у меня одна; не хочу её в служанки отдавать.
С кухни донеслось пение Летиции.
- А ты чего сидишь, учёный муж? - Отец посмотрел в мою сторону. - Поел, так ступай, ворота закрой, темнеет уже. И лошадям овса подсыпь.
Задетый неприязненным тоном отца, я молча вышел во двор. Рос я тихим и застенчивым; мать, обучившая меня грамоте, иногда мечтательно говаривала: "Кто знает, какая судьба ждет Каэтано? Вдруг станет ученым человеком?" Но отец лишь морщился от таких разговоров и в насмешку называл меня клириком. Ах, матушка! И за что Господь так наказал нас?
Я сходил на конюшню, затем принёс сена коровам и долго стоял во дворе, наблюдая, как загораются первые звезды. Все мои мысли были лишь о Летиции. Я хотел дождаться, пока пьяный отец с Игнасио завалятся спать - тогда я смогу без посторонних пообщаться с девушкой... У меня в ушах звучал её грудной, завораживающий смех. Как она хороша!
Размечтавшись, я не заметил, как наступила ночь - тут и спохватился, что надо закрыть ставни на первом этаже. Обойдя вокруг дома, увидел, как из окошка кухни падает неровный свет: значит, она еще прибирается. Осторожно заглянул в окно - и затаил дыхание. Обнаженная Летиция сидела, спиной ко мне, в лохани с водой и мылась, обтирая тело шерстяной тряпочкой. Меня словно парализовало; я понимал, что совершаю нечто постыдное, но не мог оторвать глаз от соблазнительной картины.
Летиция привстала и, нагнувшись, начала обмывать ноги. При колеблющемся свете лучины я разглядел капельки воды в промежности, вьющиеся темные волоски и узкое светло-розовое углубление у основания ягодиц. "Вот он - сладкий запретный плод, о котором говорится в Библии", - мелькнуло в голове. Чувствуя, как напрягается моя плоть, я зажмурился, пытаясь сдержать волну вожделения, но, не сумев побороть искушения, вновь открыл глаза.
Летиция сидела на корточках, но уже повернувшись лицом ко мне. Голова ее была опущена, а рука скользила внизу, омывая внутреннюю часть смуглых, широко раздвинутых, бедер. Мой жадный взгляд выхватил треугольник плотных рыжих кудряшек, покрывавших лобок, и переместился выше, на выпуклые, слегка набухшие, соски высоких грудей. Еще через миг Летиция подняла голову, и наши глаза встретились. Что меня поразило тогда не меньше, чем бесстыдная красота обнаженного тела - девушка не испугалась, не вскрикнула, а лишь приоткрыла рот и медленно, со стоном, вздохнула.
Я отшатнулся от окна с ощущением, что сердце вот-вот выпрыгнет из ребер. Какое-то время я таился в темноте, взмокший от пота, будто полдня без перерыва колол чурки. Отдышавшись, побрел по двору, пока не уткнулся в стену сеновала. "Так ведут себя похотливые сатиры, - подумал со стыдом. - Что я скажу ей завтра?"
Утром я встал очень рано; быстро натаскал воды, принес дров и, растопив печь, ушел на конюшню. Там я проторчал до появления отца.
- Вот ты где, Каэтано. Я уж было тебя потерял... Я собираюсь на мельницу.
- Давай я с тобой.
Он отрицательно мотнул головой.
- Я с Игнасио съезжу. А ты, ступай, поешь пока.
Под выжидающим взглядом отца я с неохотой покинул свое укрытие. Когда зашел в трактир, Летиция мыла полы на лестнице. Юбка у нее была подоткнута почти до самых ягодиц. Стараясь не смотреть на обнаженные бедра девушки, я на цыпочках двинулся на кухню, но маневр не удался, - Летиция обернулась, и наши взгляды снова встретились, как и накануне ночью.
Кровь мгновенно прилила к лицу, а в горле пересохло. Я смотрел на красавицу и не мог вымолвить ни слова. Не знаю, долго бы я стоял истуканом, но тут Летиция улыбнулась и произнесла хрипловатым, слегка вибрирующим, голосом:
- Доброе утро, Каэтано. Я думала, ты еще спишь.
- Доброе, - просипел я, чувствуя, как пылают щеки. Потом, уставившись в пол, сердито пробормотал: - Чего это ты стараешься?
- А тебе отец не говорил? Он меня служанкой нанял.
Видимо, на моем лице отразилось замешательство, потому что Летиция спросила:
- Ты чего?
- Ничего. Мы, вроде, и без тебя справлялись.
- Вот как? - сухо отозвалась она. - А мне Диего сказал, что меня вам бог послал. Видимо, у вас с отцом разные боги. Иди, яичница на кухне. - И, демонстративно отвернувшись, нагнулась над ведром с водой.
Всего через три или четыре дня Игнасио, с активной помощью отца, купил старый домик на окраине Аревало и поселился там. А вот Летиция большую часть времени проводила в трактире и оставалась ночевать в бывшей спальне моих покойных сестер. Отец объяснил это тем, что работать ей приходится с раннего утра и до позднего вечера, а идти по ночам на окраину опасно.
- Я бы мог ее провожать, - вырвалось у меня.
- А кто тебя просит? - рассердился отец. - Она что тебе, спать мешает?
- Да нет, я просто так, - промямлил я, смутившись. И было отчего. К тому времени я уже понял, что влюблен в Летицию - настолько, что опасаясь выдать чувства, старался не оставаться с ней наедине. Однако волей неволей нам приходилось иногда находиться в трактире вдвоем: брать кухарку отец не спешил, взвалив на Летицию двойные обязанности. Однажды, когда она мыла в лохани посуду, я, подойдя сзади, залюбовался ее обнаженными руками, покрытыми легким пушком. Внезапно она обернулась с шаловливой улыбкой и, приоткрыв рот, чуть высунула кончик языка. Ещё миг, и я бы поцеловал ее в пухлые губы, но тут у ворот звякнул колокольчик, извещая о голодном путнике. Я, вздрогнув, отступил назад, и мне почудилось, что в раскосых глазах девушки мелькнуло разочарование.
"Неужели я ей всё-таки нравлюсь? - думал я, выходя во двор. - Поговорить с отцом? Конечно, мне ещё рано жениться, но вдруг..." Увы, мои надежды были в одночасье развеяны самым жестоким образом.
Ночью мне не спалось от духоты, и я решил спуститься вниз: попить и набрать в кружку воды. Когда я, стараясь не шуметь, крался по коридору, неожиданно распахнулась дверь комнаты, где спала Летиция, и вышел отец. Мы столкнулись едва ли ни нос к носу и оба на мгновенье растерялись.
Отец оправился первым. Он приложил палец ко рту, другой рукой взял меня за локоть и отвел в свою спальню. Там, закрыв дверь, сказал:
- Что же, Каетано, пора тебе всё узнать. Я и Летиция уже неделю живем, как муж и жена. Ты должен меня понять - я ещё не стар, и мне нужна женщина.
После такой речи я впал в оцепенение, приоткрыв в изумлении рот. Вот те раз! Не успел схоронить мать, а уже... Отец понял моё молчание по-своему и торопливо добавил:
- Не думай, что Летиция какая-то блудница. Дело в том, что она уже не девица, а вдова - её мужа убили летом мавры. Игнасио мне всё рассказал, и мы решили: не будет большого греха, если вдовец и вдова разделят на время ложе, не спросив разрешения у церкви. Тем более что Летиция меня любит, о чем поклялась перед иконой Святой Екатерины... С тобой всё в порядке? Ты весь дрожишь и вспотел.
- Я в порядке, - пробормотал я. - Просто, очень жарко. Я хотел сходить за водой и... И немного испугался, увидев тебя.
- Какой ты пугливый. Теперь видишь, что это я, а не чёрт? - он негромко засмеялся, а у меня почему-то мурашки по телу забегали. - Ну, ладно, иди, попей водицы.
На следующий день я не разговаривал с Летицией и даже не глядел в её сторону; так, наверное, Персей боялся посмотреть на горгону Медузу, чтобы не окаменеть. Нет, я, конечно, не думал, что Летиция - чудовище. Но мне казалось противоестественным то, что юная девушка уже не одну ночь делит ложе с моим старым отцом. А ведь накануне я мог её поцеловать в призывно распахнутые губы.
От подобных мыслей кровь бросалась в голову, а в глазах темнело. Летиция же, словно о чем-то догадываясь, тоже ни разу за утро не обратилась ко мне.
После полудня отец уехал к Игнасио. Уже стемнело, а он всё не возвращался: видимо, дед Летиции крепко угостил будущего родственника. В трактире никого не было, и мы очутились вдвоем на кухне. Я присел на корточки около печи, где сохли поленья, чтобы настрогать лучин на вечер. Летиция подошла и остановилась за спиной - так близко, что я слышал её прерывистое дыхание. Руки у меня задрожали, и я чиркнул ножом по большому пальцу. Сразу выступила кровь, я непроизвольно вскрикнул и поднес палец к губам. В тот же миг Летиция опустилась рядом и, властно притянув к себе пораненную руку, впилась в порез губами. Клянусь Господом, я ощутил, как она всасывает мою кровь!
Внезапно она оторвала рот и, подняв голову, облизнула окровавленные губы. Я оцепенел от непередаваемого ощущения ужаса и восторга. Летиция несколько мгновений смотрела в мои глаза, а затем, обхватив за плечи, притянула меня к себе. Наши губы соединились в страстном поцелуе, и этот обжигающий, с легкой горчинкой, вкус, я запомнил на всю жизнь.
Прервав поцелуй, она глубоко вздохнула, - раскосые глаза поблескивали желто-зелеными бликами, - затем провела кончиком языка по моим губам.
Я в ответ невнятно промычал; голову пьянил остро-пряный запах, исходящий от тела Летиции. Она, продолжая стоять на коленях, взяла мою ладонь и положила себе на грудь. Почувствовав под тонкой льняной тканью напрягшийся сосок, я, не в силах сдержать вожделения, наклонил голову и стал жадно, сквозь ткань, целовать упругие груди - Летиция лишь слабо постанывала. Потом, обхватив меня за плечи, она медленно опустилась на спину, и я очутился сверху, продолжая ласкать ее тугое тело.
- Подожди, Каэтано, - прошептала она, задирая мне рубашку. Прохладные пальцы ласково обхватили и потянули мое одеревеневшее удилище - оно ткнулось во что-то влажное и проскользнуло, направляемое уверенной рукой, вглубь тела Летиции. Застонав, она согнула в коленях раздвинутые ноги, и я охнул, ощущая, как сжимается тесное кольцо ее нежной плоти.
- Давай, милый, дав-а-ай.
Летиция заерзала подо мной, и я, ведомый животной страстью, инстинктивно подхватил движения. Её, широко распахнутые, глаза мерцали алыми огоньками; не снижая темпа, она приоткрыла рот и высунула длинный извивающийся язык.
- Ах, а-ах!
Отзываясь на этот полухрип-полустон, я впился поцелуем в пухлые, податливые губы.
- О-ох!
Сходя с ума от желания, я успел почувствовать боль от укуса, и потерял сознание...
Когда я очнулся, то увидел, что лежу на своей кровати. В окно тянуло вечерней прохладой; в углу, над плошкой с водой, потрескивала лучина. Меня подташнивало, как будто накануне я перепил молодого вина. Не без труда встав, я приблизился к окну и посмотрел вверх. Ещё было не поздно, первые звёздочки только зажигались на небесном своде, но над горизонтом уже висела полная луна. Я ничего не помнил, кроме... При воспоминании о кровавом поцелуе Летиции я, чтобы не упасть от головокружения, схватился за подоконник. Что же со мной приключилось? Может, я просто заснул и увидел кошмар? Обдумать мысль до конца не успел: заскрипели лестничные ступеньки, и по тяжелым шагам я понял, что поднимается отец.
- Слава те, господи! Оклемался? - увидев меня сидящим на кровати, он неуверенно улыбнулся. - Узнаешь, кто я?
- Да, отец, - просипел я, с трудом овладевая голосом. - А что случилось?
- Ты не помнишь? Когда я вернулся от Игнасио, ты уже спал. Но утром ты не встал - метался в лихорадке и никого не узнавал. Я так испугался - не постигла ли тебя какая страшная болезнь...
Я слушал отца, пытаясь разобраться в событиях. Он говорит, будто я бредил? Ладно. Но, что случилось раньше?
Внезапно меня осенила простая догадка. Я приподнял левую руку и посмотрел на большой палец - на нем алел свежий, едва затянувшийся, рубец. Значит, мне не приснилось, как я порезал палец, а потом целовался с Летицией? Проведя языком по внутренней стороне нижней губы, я нащупал саднящую ранку и едва не застонал от отчаянья. Нет, это был не кошмар!
- ...Пришлось съездить за цирюльником, - продолжал отец. - Он пустил тебе кровь, но это не помогло. Еще час назад ты метался в бреду. Как ты себя сейчас чувствуешь?
- Не очень.
- Ты лежи. Цирюльник сказал, что тебе нужен покой, - возможно, ты сильно перегрелся на солнце. Завтра мы с Игнасио поедем в Сеговию на ярмарку. Я закрою трактир, а за тобой присмотрит Летиция.
При этом имени меня пробила дрожь... Отец ушел, а я промаялся почти до рассвета, то проваливаясь в короткий сон, то просыпаясь. Мне постоянно мерещилась обнаженная Летиция в таком греховном виде и с такими подробностями, которые я не мог, не должен был знать. Она извивалась всем телом, сидя у меня на бедрах, и я отчетливо различал в лунном свете выпуклую, темно-коричневую родинку чуть ниже соска левой груди.
Я открывал глаза, и морок рассеивался. Однако стоило мне начать дремать, как развратные видения, подобно голодным псам, накидывались на меня вновь и вновь, терзая греховными желаниями. Лишь под утро я провалился, словно в бездонный колодец, в забытьё без сновидений; а когда очнулся, на кровати рядом со мной сидела моя искусительница.
Увидев, что я проснулся, она слабо улыбнулась и провела ладошкой по моему лбу, убирая мокрые от пота волосы.
- Лежи спокойно, Каетано. Всё хорошо, это я, твоя Летиция.
- Летиция, - прошептал я. - Я не понимаю. Это... опять сон?
- Нет, это явь, глупыш, - проворковала она настолько многообещающим голосом, что у меня мгновенно свело низ живота; затем, встав с кровати, она выгнулась и быстрым движением скинула с себя платье. Увидев прекрасное обнаженное тело, я в суеверном ужасе зажмурился: фигура голой девушки с распущенными рыжими волосами пробудила во мне воспоминания о грешницах в аду, которых я видел на церковных фресках. А ещё в голове крутилось загадочное и страшное слово, слышанное где-то раньше; и слово было - суккуб.
Летиция уже лежала рядом, прижимаясь всем телом и обнимая меня на удивление теплыми, почти горячими, руками. Я почувствовал на груди отрывистые поцелуи, похожие на слабые укусы, потом её язык побежал по шее и добежал до моих губ, раздвигая их. Кончики наших языков встретились, и я ввергнул своё, истомленное мучительной страстью, тело в пучину сладострастного безумия...
Затем Летиция заговорила:
- Когда мы добрались до Аревало, у нас почти не осталось денег. Игнасио поинтересовался у встречной женщины, где можно переночевать, та и сказала о вашем трактире. "Значит, хозяин теперь вдовец, - заметил Игнасио, когда женщина отошла. - Улыбайся ему почаще, Летиция. Может, нам снизят плату за ночлег". Тогда я даже не представляла, что он замыслил.
- Но, подожди, - прервал я. - Когда Игнасио доставал кошелёк, он едва не лопался от монет.
- Какие монеты? Их оставалось всего несколько штук, а в кошелёк, чтобы выглядел полным, Игнасио засунул желуди... Увидев тебя в первый раз, я подумала: "Какой красивый юноша! Но зачем ему нужна бедная вдова?" Зато Диего сразу положил на меня глаз и уже на следующий день договорился с Игнасио. А ты к тому времени и двух слов мне не сказал.
- Но отец говорил, что ты его любишь... - Я искал противоречия в словах Летиции, чтобы оправдать собственное поведение.
- Разве я могла его полюбить? Стыдно признаться, но Диего купил меня у Игнасио в обмен на старый дом. Он говорил, что женится на мне, как только закончится траур по твоей матери. Я согласилась, думая, что так будет лучше для всех. Но потом я стала замечать, как ты смотришь на меня, как подрагивает твой голос... А ещё я поняла, что ты тоже мне очень нравишься. Я пыталась скрывать свои чувства, но не выдержала...
Летиция ласково коснулась моего плеча, но я в гневе оттолкнул её и сел на кровати. Внутри у меня всё клокотало от возмущения.
- Как ты могла?! Гадина, продажная шлюха! - выкрикнул я и ударил Летицию по щеке. В эту минуту я был способен на убийство. Я смотрел на смуглую шею, где пульсировала тонкая жилка, и в голове вертелась навязчивая мысль: надо покончить с мороком. Обычная земная женщина не может быть такой красивой и желанной. Она демоница. НАДО ЕЁ УБИТЬ, и всё закончится.
Но мои жадные глаза скользнули вниз, от шеи - к упругим грудям с призывно торчащими, темно-розовыми сосками. Они прерывисто вздымались в такт дыханию, и я отчетливо разглядел коричневую родинку немного ниже соска левой груди. Мутная волна сумасшедшего желания захлестнула сознание, и я набросился на Летицию, словно похотливый зверь, чтобы насладиться бесстыдно обнаженной плотью.
Летиция попыталась вскочить, но я схватил её за плечо и кинул на кровать, лицом вниз. Мое твердое, как дубовый сук, удилище, уже знало проторенную дорогу. Я раздвинул девушке бедра и грубо вошел в неё сзади, как кобель в сучку. Протяжный стон Летиции ещё сильнее возбудил меня - и я засаживал удилище по самый корень, слыша, как податливо всхлипывает её лоно, пока не исторг из себя, вместе с семенем, сладострастный вопль удовлетворенного зверя. В этот же миг содрогнулось в моих объятиях и тело Летиции: она вскрикивала и дергалась, а я целовал ее плечи, слизывая с них капли пота и вдыхая горько-кислый запах похоти.
После мы лежали без сил, и Летиция шептала, задевая губами моё ухо:
- Славный мальчик Каэтано. Как я тебя люблю...
Этот низкий воркующий голос до сих пор звучит в памяти, сколько бы я не пытался его забыть:
- Мой любимый, славный мальчик...
Наступило странное и мучительное время. Я старался скрыть свои чувства, но постоянно боялся, что не выдержу и как-то выкажу их отцу. Через несколько дней я предложил Летиции сбежать из дома, но она возразила:
- У тебя нет денег. Если ты украдешь у отца, то нас будут разыскивать. А если мы уйдем без денег, то придётся нищенствовать.
- Я наймусь в батраки и заработаю нам на жизнь.
Летиция отрицательно покачала головой:
- Я не хочу быть женой батрака.
- Зато ты хочешь быть женой трактирщика. Мне невыносимо думать об этом.
- Не злись, Каэтано. Мы обязательно найдем выход.
Она меня уговаривала, словно маленького ребенка, но я вспылил и в бешенстве вышел во двор. Стоя на крыльце, я чувствовал себя человеком, попавшем в трясину. Вроде и силы есть, но выбраться невозможно, лишь утопаешь всё глубже... Сзади хлопнула дверь, и мою шею обвили горячие руки Летиции.
- Ты меня совсем не любишь, Каетано, - заговорила она сбивчиво, - только злишься.
Я молчал, сердито сопя. А руки Летиции, между тем, забрались ко мне под рубаху.
- Я соскучилась по тебе. Пойдем на сеновал, пока Диего не вернулся. Я так тебя хочу...
Она тяжело задышала, покусывая мочку моего уха, и я безропотно отправился на сеновал. Летиция одурманивала мое сознание, как напиток из белладонны, а я пил его, не в силах удержаться от искушения.
В ту же ночь убили Игнасио: кто-то залез к нему в дом и перерезал горло. Тело могло бы пролежать несколько дней, но, словно почувствовав беду, забеспокоилась Летиция. Весь день она не находила себе места, а под вечер к нам приехал на телеге мельник с двумя сыновьями, привез муку. Летиция попросила их на обратном пути навестить Игнасио - тогда и обнаружили труп.
Покойника, не мешкая, схоронили. Летиция сильно нервничала, хотя и не плакала; а вот отец в день похорон напился. Я помог подняться ему на второй этаж, уложил спать и отправился к себе. Там я присел на кровать, прислушиваясь к шагам Летиции внизу: мне очень хотелось, чтобы она заглянула ко мне, ведь пьяный отец обычно крепко спал до самого утра.
Вдруг скрипнула входная дверь, и я догадался, что Летиция вышла во двор. Этого было достаточно для того, чтобы я соскочил с кровати и торопливо направился вниз. Там, накинув на себя короткий бараний кожух, я приоткрыл входную дверь, мечтая о том, как сейчас завалюсь с любовницей на сеновале. И тут в ночной тишине раздался стук падающей щеколды - кто-то выходил из калитки. Или заходил? Неужели Летиция с кем-то встречается тайком?
Оглядевшись при свете луны и никого не обнаружив, я добежал до калитки и высунул голову на улицу. Шагах в тридцати я увидел Летицию; она быстро удалялась, держа в одной руке лопату, а в другой какую-то палку. Не раздумывая, я двинулся следом, прижимаясь к ограде и стараясь оставаться незамеченным. Однако предосторожности были излишни - Летиция, торопясь, ни разу не обернулась. Дойдя до церкви, она направилась вдоль каменной ограды. "Неужели она идет на кладбище?" - пронзила мысль. К собственному ужасу я не ошибся: вскоре мы очутились у могилы Игнасио.
Несмотря на ночной холод, я вспотел от волнения и страха. Чем дольше длилось моё знакомство с Летицией, тем больше я убеждался в том, что эту девушку окружала некая тайна. Спрятавшись за густыми кустами орешника, я стал наблюдать, скрестив, на всякий случай, указательный и средний палец на левой руке.
Летиция, между тем, подошла к могиле и начала её раскапывать. Слабый мороз едва прихватил землю, и Летиция быстро раскидала могильный холм, работая с удивительной энергией, без передыха. А я, вынужденный топтаться на месте, сильно мёрз; в коротком кожухе холод пробирал до самого нутра, и через полчаса мои зубы заклацали громче и сильнее, чем лопата Летиции.
И тут мои, остуженные от любовной горячки, мозги осенила ужасная догадка. Летиция хотела совершить языческий обряд - вот в чём тайна! Неужели она - ведьма?! Ох, не зря у неё такие раскосые, завораживающие душу, глаза.
Я забормотал охранительную молитву, которую ещё в детстве узнал от матушки, и она придала мне смелости. Я должен немедля поговорить с ней, пока не замёрз окончательно, - решил я. Какой же я католик, если испугался язычницы, пусть и обуянной бесом?
- Господь со мной, и сила Его во мне, - с этими словами я вышел из-за кустов, осеняя Летицию крестным знамением. Она обернулась и замерла, выпустив из рук лопату. Так мы стояли на расстоянии нескольких шагов, уставившись друг на друга.
- Каэтано... - первой нарушила молчание Летиция. - Зачем ты здесь?
- Это я должен спросить, что ты здесь делаешь.
- Зачем ты пошел за мной, Каэтано? - Она словно не слышала меня. - Уходи отсюда, прошу.
- Нет, я никуда не уйду. Признайся честно, Летиция, ты... ты ведьма???
- А если и ведьма, то что?
Ответ ошарашил меня. Несмотря на подозрения, я всё-таки надеялся услышать какие-то разумные объяснения. А она...
- Не шути так, это грешно, - промямлил я. - Скажи мне правду, я...
- Что?
- Я пойму, - выдавил я.
- Ты не уйдешь, - утвердительно произнесла Летиция. - Глупый и наивный упрямец.
- Не уйду, - заявил я, хотя внутри всё подрагивало. - Я хочу знать, что ты здесь делаешь.
Она взяла с края могилы длинную палку, которую принесла с собой, и я разглядел, что это был остро заточенный кол.
- Зачем он тебе?
- Открою гроб, и забью Игнасио в сердце, чтобы он не ожил.
Я через силу рассмеялся. Она надо мной издевается! Ну что же... И вдруг я понял в чем причина её несуразного поведения. Конечно же! Как я сразу не сообразил? У Летиции, после гибели деда, временно помутился рассудок; такое бывает - что-то вроде горячки. Несчастная, надо её успокоить.
Я опустился на колени и, обхватив лицо девушки ладонями, ласково произнес:
- Ты больна, милая. Пойдем домой, это пройдет.
- Не пройдет, глупыш, - отозвалась она таким несчастным тоном, что меня пронзила острая жалость.
- Пройдет, милая.
Я наклонился и нежно поцеловал её в щеку.
- Вот вы где, сучье отродье! - прогремел грозный голос.
Отпрянув от Летиции, я вскочил с колен и обернулся. В шаге от меня находился отец; на лице его читались изумление и гнев.
- Да, любое непотребство я ожидал увидеть, но только не такое, - произнес отец с отвращением.
"Он нас выследил! - обреченно подумал я. - Значит, что-то уже подозревал. Это конец".
- Отец...
- Молчи, щенок! - Он хлестнул меня по губам тыльной стороной ладони, и я почувствовал во рту горько-соленый вкус крови. - Что это за бесовщина?!
Я взглянул на Летицию: она стояла по пояс в могиле и молчала, поводя растрепанной головой; в свете луны глаза поблескивали, как у волчицы, желто-розовыми огоньками.
- Чертова ведьма! - с отвращением выкрикнул отец. - Чего пялишься, потаскуха!
С этими словами он шагнул вперед и наотмашь ударил Летицию кулаком в висок. Она рухнула навзничь, как подкошенная. Отец со звериным рыком соскочил в могилу и, сунув руку к поясу, вытащил из ножен кинжал.
"Он её убьет!" - мелькнула мысль, и в тот же миг моё сознание накрыла багровая пелена ярости. Я схватил с земли кол и, размахнувшись, вонзил его, словно пику, в горло отца. Тот захрипел и, уцепившись левой рукой за кол, судорожным движением попытался вытащить его обратно. Однако всё было кончено: стоило мне разжать ладони, как отец, пошатнувшись, свалился на край могилы. Некоторое время он ещё хрипел, дергаясь всем телом, а потом затих.
Лишь тут до меня начало доходить, что я натворил. Действуя почти инстинктивно, я оттащил тело отца к орешнику и вернулся к могиле. Летиция лежала в беспамятстве, но дышала. Тогда я взял её на руки и понес домой.
Едва я добрался до места, как силы оставили меня. Я даже не смог подняться на второй этаж - положил Летицию на пол в зале, лег рядом и то ли заснул, то ли потерял сознание... Очнулся от стона Летиции. Сходив на кухню, я намочил в бочке полотенце и вернулся назад. Несмотря на ссадину и грязь, лицо любимой показалось мне прекрасным. Я аккуратно обтер его и, не выдержав искушения, поцеловал Летицию в губы. Она вздрогнула и застонала, но не открыла глаз.
Я начал негромко читать молитвы. Так минуло, может быть, полчаса или час. Вдруг я услышал, как зазвонил колокольчик у ворот. Я шагнул к двери, но нехорошее предчувствие остановило меня. Кто бы это мог быть? Неужели отец??? Поднявшись на второй этаж, я осторожно выглянул в окошко. Около калитки стояло двое монахов, я видел их головы в черных капюшонах. Чего им надо? Ночью даже монахи спят. Или молятся.
Монахи снова позвонили в колокольчик.
Что-то ещё настораживало меня. Ну да, где наша овчарка? - она должна была давно поднять лай. Пытаясь рассмотреть двор, я вытянул шею и застыл от ужаса: прямо под окном, на крыльце переминался долговязый мужик с лысой головой. Игнасио?!
Я решил, что схожу с ума. Внизу в зале висела икона Святой Екатерины, покровительницы нашего селения - оставалось уповать лишь на её помощь и защиту. Но когда я спустился по лестнице, то услышал шепот Летиции:
- Каэтано, подойди.
Я присел рядом на полу.
- Возьми меня за руку, - прошептала она. - Спасибо. Кто там? Их несколько человек?
- Откуда ты знаешь?
- Я чувствую. Там... там Игнасио, верно?
- Да, там Игнасио и ещё монахи. Но откуда...
- Подожди, - она легонько сжала мои пальцы. - Не открывай им, тебя убьют. Помоги мне сесть и принеси воды.
Я усадил Летицию на скамейку около стены и принес ковш. Она пила жадно, едва не захлебываясь; затем тяжело вздохнула:
- Что с нами случилось?
- Тебя едва не зарезал отец.
- А что с ним?
- Я убил его и оставил на кладбище... Видишь, Летиция, что я натворил из-за тебя? Скоро труп найдут, и тогда меня повесят.
Она долго молчала, глотая слезы. Я ничего не говорил. Наконец, она немного успокоилась.
- Я никогда не верила в любовь. Я думала, что люди врут и выдумывают. Но теперь я вижу, как ты меня любишь.
- А ты меня?
- Не знаю. Ведь я - не человек.
- Что??? Я не понимаю.
- Я - не человек, Каэтано.
- ...Тогда кто? Ведьма?!
- Хуже.
И тут Летиция рассказала мне о том, что она и Игнасио были клозами - вечноживыми существами, сознанием которых управляет некая моледа; она хранит память, питается кровью и может перемещаться из одного тела в другое. На деревню, где жили клозы, напали мавры, но Игнасио и Летиции удалось избежать плена. Больному Игнасио требовалось новое тело. Они брели от селения к селению и подыскивали подходящий вариант, пока не наткнулись на наш трактир.
Игнасио сразу заметил, что отец глаз не сводит с Летиции, и затеял коварную игру. Уже на вторую ночь, когда они остались вдвоем в комнате, старик сказал Летиции: "Диего прямо слюнки пускает от тебя, словно кобель. Если ты согласишься лечь с ним в постель уже сейчас, он готов купить мне домик. Надо выманить у него деньги, раз есть такая возможность". Летиция сказала, что ей противно спать с Диего, на что Игнасио ответил: "Потерпишь, не девочка. Пусть купит домишко, а потом разберёмся".
Тогда Летиция ещё не знала всех планов Игнасио, - он раскрыл их спустя несколько дней, когда перебрался в дом, купленный на деньги отца. Тут старик и сказал, что Диего надо будет убить, но под удобным предлогом; так, чтобы подозрение не пало на его сына. "Что ты задумал? - спросила Летиция. - "Каэтано после смерти отца станет владельцем трактира. Соображаешь? - Игнасио усмехнулся и подмигнул. - Он молодой и крепкий парень, переселюсь в его тело, а потом женюсь на тебе. И заживём мы, как сыр в масле".
Летиция, к тому времени уже полюбившая меня, еле сумела скрыть ужас. Ночью она пришла в дом Игнасио с вестью о том, что Диего, собравшись подлатать крышу, свалился с неё и сильно разбился. Когда обрадованный старик потерял бдительность, Летиция перерезала ему горло.
Я был в изумлении от услышанного и молчал, ни в силах произнести хотя бы слово.
- Я убила его, Каэтано, - медленно и отчетливо произнесла Летиция. - Убила ради тебя.
Тут ко мне вернулся дар речи.
- Ты убила своего деда?!
- Он мне не дед. Это всё для виду. Я зарезала Игнасио, но дело в том, что клоза, вернее, его моледу, можно воскресить...
- Что???
- Не перебивай. Моледу можно воскресить, если в течение нескольких суток успеть смешать кровь убитого клоза с кровью живого, - тогда одна моледа оживит другую, подпитав её своей энергией. Способ предотвратить воскрешение лишь один: надо пробить сердце мертвого клоза деревянным колом, а ещё лучше вовсе вырвать сердце из тела. Я так и хотела сделать сразу, но не рассчитала сил. Никогда раньше мне не приходилось убивать клозов, и я не знала, что зов моледы так силён. После того как я перерезала Игнасио горло, и кровь хлынула на землю, я ощутила зов его моледы - она умоляла, чтобы я спасла её. Опасаясь, что не справлюсь с искушением, я убежала. Но я понимала, что надо довести дело до конца, чтобы Игнасио не ожил. Моледа, умирая, слабеет с каждым днём, и я наделась, что, раскопав могилу, я сумею преодолеть зов моледы и проткну Игнасио сердце. Но вы мне помешали.
- Э-э, подожди. Как же он тогда сумел ожить?
- Думаю, что ему помогли монахи. Их моледы услышали зов моледы Игнасио и поспешили на помощь.
- Ты хочешь сказать, что монахи за оградой - тоже клозы?
- Да. И предполагаю, что они явились не случайно. Видимо, их накануне разыскал и позвал Игнасио, чтобы они помогли ему разделаться с Диего - ведь твой отец был очень крепким и всегда брал с собой оружие. Монахи-клозы пришли в селение, но, узнав о гибели Игнасио, отправились ночью на кладбище, оживлять моледу. И им это удалось.
"Так складно, что похоже на правду, - подумал я. - Она догадалась о монахах и Игнасио, будто видит сквозь стены. Но сумасшедшие, говорят, тоже иногда бывают очень проницательны".
- Однако монахи вернули Игнасио к жизни ненадолго, - продолжила Летиция. - Он прокрался с ними сюда, чтобы захватить твое тело, иначе его ослабленная моледа окончательно погибнет при свете солнечных лучей. Сейчас он спрячется до заката, а затем снова начнет искать тело.
- Если вы так легко меняете тела, почему Игнасио болен и хром?
Мне показалось, что я поймал Летицию на противоречии. Но она и глазом не повела, отвечая, как по писанному.
- Так случилось. Это уже третье тело за два месяца, которое сменил Игнасио. Мавры его ранили, и он бы умер, если бы нам не подвернулся крестьянин с телегой. Моледа Игнасио вселилась в него, и мы удачно добрались до Толедо. Но затем на нас напали разбойники: Игнасио проломили голову, а меня жестоко изнасиловали и бросили в лесу. Когда я очнулась, то оживила моледу Игнасио своей кровью. Ему срочно требовалось новое тело, и тут нам встретился старик-нищий. Он изрядно хромал, но на безрыбье и рак рыба. Моледа Игнасио захватила тело старика, и мы добрались до Аревало.
- Ты бредишь, - произнес я со всей доступной мне твердостью, - хотя и складно.
- Ты мне не веришь?
- Как истинный католик может поверить в такую чушь?
Сжав кулак, я с силой ударил по краю скамейки и едва не вскрикнул. "Я не сплю и чувствую боль", - подумал, тряся ушибленной рукой. Оставался ещё один, самый надежный способ - сунуть руку в огонь. Но я решил оставить подобное испытание на самый крайний случай.
Летиция сидела с поникшими плечами.
- Ты говорила, эта ваша моледа питается кровью. А как она переселяется в другого человека?
- Через кровь. Нужно сделать разрез или, в крайнем случае, укусить до крови.
В голове, словно вспышка молнии, блеснуло воспоминание: порезанный палец, Летиция наклоняется над ним и целует - страстно и хищно... Перед глазами с бешеной скоростью завращались черные круги, и я бы упал, если бы не сидел на скамейке. Откинувшись спиной к стене, я медленно сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
- Летиция... В тот день, когда я порезал палец, а потом заболел... что тогда произошло?
- Не пугайся, это не то, о чём ты подумал. Просто, приближалось полнолуние, а в это время моледа очень активна; можно сказать - ядовита. Когда я увидела твою кровь и почувствовала запах, я сильно возбудилась. Мне не следовало тогда тебя целовать, ты мог умереть от воспаления крови. Прости, я не сдержалась... - Она виновато улыбнулась. - Я понимаю, тебе трудно поверить в мои объяснения. Но ты же сам видел ожившего Игнасио.
- Наверное, я тоже сошёл с ума.
Внезапно от курятника раздался резкий петушиный крик. Мы одновременно вздрогнули, словно имели одну плоть. Я перекрестился, а Летиция с тревогой произнесла:
- Слышишь, Каэтано? Светает. Скоро труп Диего найдут, и тебя обвинят в убийстве отца.
- На всё воля Божья. Я совершил смертный грех и должен понести кару.
- Каэтано...
- Молчи! Я сейчас пойду к управителю Аревало и во всём сознаюсь.
- Во всём? - По её лицу пробежала гримаса, а на дне глаз мелькнули алые огоньки. - Ты ни в чём не виноват, глупыш. Это я ввергла тебя в пучину греха, едва не погубив твою душу... Но я и спасу её. А у меня души всё равно нет.
- Не говори так. - Я взял ее тонкую ладошку и поцеловал. - Ты самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел. Пусть я безумен, но я тебя люблю.
Некоторое время мы молчали.
- Хорошо, - заговорила Летиция. - Если ты меня любишь, ты должен сделать то, что я скажу. Поклянись.
- Но...
- Никаких "но"! Клянись памятью матери.
В её голосе прозвучало такое отчаянье, что я уступил:
- Клянусь.
- Тогда слушай. Сейчас ты немедленно уедешь.
- Куда?
- Куда глаза глядят. И чем дальше от Аревало - тем лучше.
- Но... А ты?
- За меня не переживай, спасай себя. В спальне Диего в сундуке хранится кошель с монетами - возьми, тебе хватит надолго. Да, вот ещё. Всегда обходи стороной Астурию - там обитает много клозов... А теперь - пора. Ты должен выбраться из селения, пока люди просыпаются.
Она попыталась встать, но я обнял её за колени и упал лицом между бедер, жадно впитывая пряный запах её тела. Я ничего не мог с собой поделать - эта женщина владела мной безраздельно.
- Мой мальчик Каэтано. - Летиция подняла мою голову, обхватив её ладонями. - Подожди. Я знаю, чем тебе помочь.
Она легла на скамейку и, задрав платье до пупка, бесстыдно раздвинула обнаженные ноги.
- Возьми меня, как тебе захочется; так, чтобы помнить обо мне всегда.