Аннотация: Грустная история о не присмотренной старости
Соседи по площадке
- Я жду слесаря.- высокомерно сказала Ольга Васильевна Лене, когда та застыла на пороге в немом удивлении.
На бедрах Ольги Васильевны провисали тряпкой голубые шелковые трусы с белыми кружавчиками, и сверкали перламутровые туфли на высоком каблуке. Остальная одежда отсутствовала.
Обнаженные старческие ноги были покрыты вздутыми голубыми буграми расширенных вен, кожа на лице, плечах и руках отвисала желто-бурыми складками, но грудь и бугор живота женственно белели в полумраке прихожей.
- Я жду слесаря,- повторила старушка, объясняя Лене несвоевременность ее появления здесь, но все же отодвинулась в глубь коридора, давая Лене возможность войти.
Из ванной доносились хлюпающие звуки текущей воды.
Лена прошла к ванной комнате:
Из крана лилась вода в ванну, а из переполненной ванны низвергалась водопадом на кафель пола.
Порог еще защищал квартиру от потопа, но ясно было, что это не надолго.
Лена, которая пришла по-соседски прямо в домашних тапочках, скинула их, прошла к крану и закрыла воду.
Наступила тишина.
- Лялечка, к нам кто-то пришел? - услышала Лена тихий старческий голос из комнаты, и босая, оставляя на полу мокрые отпечатки ног, прошла в комнату к Николаю Ивановичу.
Старик лежал на диване, укрытый одеялом.
В комнате была душно, пахло лекарствами, несвежим бельем и почему-то перебродившим квасом.
Николай Иванович повернул голову, увидел Лену, улыбнулся и попытался приподнять на локтях.
- Лежите, лежите,- сказала Лена и, кивнув на Ольгу Васильевну, спросила:
- Давно это с ней?
- Давно, - Николай Иванович махнул рукой. - Давно. Только раньше это редко было, а теперь, с мая месяца она постоянно не в себе. Вот как вы на дачу переехали, где-то в это время все и началось. И просветов сейчас уже не бывает.
- Оденься, -с казал он стоящей в дверях жене, но та в ответ лишь захихикала, кокетливо поправила седые волосы, и не сдвинулась с места.
- Простудитесь,- поддержала соседа Лена.- Наденьте нарядное платье, и в нем ждите слесаря.
Ольга Васильевна засуетилась, и ушла в другую комнату, стуча каблуками.
- Кто же за вами смотрит?
- А никто... - Сосед глянул виновато, как будто совершал постыдный проступок: взял и позволил себе зажиться, состариться, когда за ними и смотреть некому.
- Ляля иногда готовит, когда сама есть захочет, а продукты привозит Надя по выходным. Или кто из соседей приносит.
Надя была их единственной общей дочерью.
У Николая Ивановича была еще дочь, от первой жены, но он ушел из той семьи давно, отношений не поддерживал, и помощи не ждал.
- А Надя не может вас к себе забрать?
-Т ы же, Леночка, знаешь, там тесно, он пьет, Надя целыми днями работает, внуки еще маленькие.
Ей раз в неделю к нам выбраться, и то трудно.
Николай Иванович махнул рукой.
- Да недолго нам уже осталось.
Он посмотрел на потолок, пожевал губами.
- Как-то все разом произошло. Я совсем ослаб, еле-еле до туалета дохожу, а Ольга вдруг впала в маразм.
Старик перевел взгляд с потолка на Лену. Глаза его глядели сумрачно из-под нависших бровей.
- Это нам наказание за грехи.
Николай Иванович вздохнул.
- Да, слаб человек, но если бы вы знали, Леночка, какой красавицей была Лялечка. Фигурка как из слоновой кости выточенная, глаза горят, волосы по плечам струились такой волшебной каштановой волной. А я был обыкновенный заурядный человек. Никаких особых достоинств я в себе не замечал. И когда такая красавица меня выбрала, как я мог устоять? Даже и разговора быть не может, что я мог устоять.
Я сразу бросил все: жену, дочь, квартиру и ушел, лишь бы быть рядом с ней.
И странно это сейчас на старости вспоминать, странно, как будто и не со мной это было....
Лена стояла, молчала, не знала, что сказать.
Старик тоже замолк.
Он, наверное, голодный, думала Лена.
- Я сейчас, - сказала она, и торопливо вышла.
Дверь ее квартира была рядом с дверью квартиры стариков. Она вбежала в кухню, всю заваленную сумками с овощами: кабачками, тыквами, патиссонами, огурцами.
Лена только вчера вернулась с дачи и еще не разобрала сумки с овощами.
Она взяла бидон, поварешку и налила полбидона супа куриного, нарезала хлеб, и понесла все это соседям.
Хотя она отсутствовала не более пяти минут, ситуация в квартире поменялась, в ней было полно народу.
Две немолодые женщины, Надя, мужчина, видимо слесарь, и еще одна женщина, отдельно, особняком.
Лена застыла на пороге с бидоном в руках.
-Заходите, заходите, - пригласила ее одна из женщин.- Вы, наверное, соседка? А мы из собеса. Вот пришли, решать, что со стариками делать.
- Вы сами видите, оставлять их одних нельзя,- Она обратилась к Наде. - Они и потоп могут устроить, и газ открыть, взорвать тут всех. Вы подвергаете опасности не только имущество, но и жизнь соседей.
Пока она говорила, вторая женщина разулась, взяла ведро и начала вычерпывать воду из ванной комнаты и выливать ее в ванну.
Надя и третья женщина кинулись ей помогать.
Та, третья, была из ЖКО.
Они, толкаясь и мешаясь друг другу, собирали воду, но потом Надя бросила тряпку, вышла на кухню, села на стул и заплакала, запричитала громко и горестно:
- Вы думаете, что я плохая дочь..., что стариков к себе не беру, бросила их. А у меня четверо в двухкомнатной квартирке, и муж пьет, и я на работе, и копейки лишней нет, заплатить никому не могу, чтобы ухаживали... Мне, если их к себе взять, совсем конец. Легче уж под электричку лечь.
- Ну не надо, не надо, - рыжеволосая женщина из собеса, та, что собирала воду, подняла голову. - Нечего нюни распускать. Не вы одна такая, многим не сладко приходится, но как-то держатся.
- Мы можем взять стариков на полное соцобеспечение, как одиноких, но тогда квартира вам уже не достанется, а сейчас это большие деньги. Подумайте, может быть, стоит продержаться, они явно долго не протянут.
- Тише, тише, - Лена замахала на нее рукой. - Вдруг Николай Иванович услышит.
- Да старик глухой. Он плохо видит и слышит, а старуха в маразме, что она понимает?
Слесарь, наконец, протиснулся мимо женщин в ванную, посмотрел, покрутил краны.
- Надо прокладки менять,- подвел он итог своему осмотру.- Я попозже зайду.
И ушел, а с ним ушла женщина из ЖКО.
- Вы что решите, мне сообщите, - сказала она на прощание.
Надя на кухне вытирала слезы, а Лена налила из бидона две тарелки супа и пошла к старику.
- Не надо, - пыталась протестовать Надя.
- Ну, принесла, не нести же обратно.
- А где Ольга Васильевна?
Старухи нигде не было видно.
- Мама, ты где?
Надя прошла в комнату, потом в другую
Ольга Васильевна в крепдешиновом платье, на высоких каблуках с накрашенными губами сидела, съежившись в углу дивана, и беспокойно озиралась.
- Мама, пойдем к нам.
- Нет, нет, пока они не уйдут, я не выйду, я их боюсь. Страшные какие, глаза красные, руки крючьями, голоса громкие. Плохие они, не пойду я.
Лена оставила деда, который сам тихонько подносил ложку ко рту, и вслед за Надей позвала Ольгу Васильевну.
- Ольга Васильевна, идемте, я вам тоже супчику налью.
Лена понимала, как она нелепа сейчас, когда решался вопрос о том, что делать со стариками, со своим супом, но она привыкла доводить задуманное до конца. Наде она не доверяла.
- Нет, нет, - замахала Ольга Васильевна руками, - нет, нет, я их боюсь.
- Тогда я сюда принесу, - и Лена вернулась с тарелкой супа.
Поставила на журнальный столик.
Старушка схватила ложку, и начала быстро глотать, причмокивая. Очевидно, она была очень голодна.
- Вы тут решайте, что делать, а я пойду, - и Лена решительно отправилась к себе.
- Я потом занесу бидон,- сказала Надя Лене в спину.
В последующие дни мало что изменилось, и Лена заходила, кормила соседей, приносила лекарства.
Николай Иванович умер глубокой осенью, а к весне, пережив его на полгода, умерла Ольга Васильевна.
Последние дни она ничего не ела, усохла вся, и все сидела возле окна, нарядная, накрашенная, завитая, ждала кого-то.
После смерти родителей Надя сдала квартиру семье из Баку.