Криминская Зоя : другие произведения.

Танцы с музыкой и без

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    роман

   От автора: Герои романа являются вымышленными персонажами и всякое сходство с кем бы то ни было является случайным. ;Глава 1
  
  
  В которой наши герои изучают математику и русский язык в течение 10 лет вкупе с другими школьными предметами
  
  Электричка от Савеловского вокзала до станции "Долгопрудный" идет двадцать пять минут, если улыбнется удача и не придется стоять на станции "Бескудниково" еще 20, пропуская экспрессы.
   Но для того, чтобы попасть в ту часть города, где жили наши герои, когда никаких экспрессов не было, необходимо проехать еще три минуты и выйти на станции
   "Водники".
  В летнюю жаркую пору с электрички вытекает говорливая река: москвичи, приехавшие из города и мечтающие охладиться в мутных водах Клязьминского водохранилища. Толпа людей, нагруженных сумками с едой, в открытых сарафанах и шортах, с ракетками от бадминтонами и зонтиками от солнца, в панамах пестрых и белых и соломенных шляпах, с бантами и без, вся эта говорящая, жующая и допивающая на ходу бутылки кока-колы, пепси и пива, чтобы бросить их, порожние, в кусты, пестрая масса пересекает железнодорожные пути и идет налево, к воде.
  В черте города было два пляжа, один из них назывался "У военкомата", совсем рядом с электричкой, а второй подальше, без названия, хотя старожилы помнят, что это Котовский пляж по имени находящейся рядом деревни.
  Направо от электрички километра через два можно выйти к заброшенному мосту, старому мосту через Клязьминское водохранилище, носившему название "Горбатый". Здесь и простора больше, и вода чище, и сюда ходят купаться большинство долгопрудненцев, стараясь убежать подальше от прудика, соединенного трубой с основным руслом реки, куда спускают свои отходы очистные сооружения города.
   И когда бы то ни было, зимой или летом, в жаркую погоду или дождь, на расстоянии не менее двадцати метров проезжая или проходя мимо круглого белого здания под коричневой крышей, обнесенного высоким забором, попадаешь в завесу ароматов, происхождение которых не прикрыто занавесом тайны.
   Если выйти не из первых вагонов электрички, а из последних на левую же сторону по ее ходу, через сотню метров попадаешь в пространство города, утыканное блочными девятиэтажками, поднявшими свои плоские крыши к линялой скатерти северного неба. Они возведены в середине и конце семидесятых годов, а за ними серыми костями от домино притулились построенные раньше хрущевские пятиэтажки. Между домами расположены два детских сада и двухэтажный белый куб новой школы.
  Сквозь широкие окна школы видны просторные светлые коридоры и сейчас в них тишина и пустота: идут уроки.
   Но вот прозвенел звонок, одна за одной начали открываться двери классных комнат, и как по мановению волшебной палочки тишина сменилась шумом и криками. По коридорам синими молниями понеслись мальчишки, одетые в одинаковые брюки и курточки, появились говорливые потоки девочек в коричневых форменных платьях с белыми воротничками, на их плечах кокетливо топорщились воланы черных фартуков, и разбивая подвижный живой поток величественными скалами возвышались над своими подопечными учителя.
   Поток разбивался возле них на отдельные ручейки, стремительно смыкался за их спинами, и с ускорением устремлялся дальше по коридору.
  Школа построена одновременно с девятиэтажками, но жилых домов настроили много, люди в них в основном молодые, и школьные классы переполнены.
  Остальные школы либо довоенной постройки из оштукатуренного кирпича в старой части города, либо сложены из серых блоков. Там и коридоры более узкие и потолки ниже, темнее в таких школах и неуютнее, а в этой светло и радостно, только нет еще в ней летописи прожитых лет, отметин пребывания здесь предыдущих поколений школьников, негде затаиться романтике школьных легенд, она изгнана яркой освещенностью школьных коридоров.
   Здесь учат детей читать и писать, складывать и умножать, алгебре и физике, любви к родине. Здесь ученики вступают в октябрята, потом в пионеры, и в комсомол, собирают макулатуру и металлолом, встречаются с ветеранами далекой войны, учат стихи и песни о Советской Родине. Их призывают старательно трудиться на благо отчизне, говорить всегда правду, вести себя примерно и чтить уголовный кодекс. Об этом радеют учителя.
  Спаянный коллектив школьников научит тебя не высовываться, стыдиться отличной учебы, расскажет о тайнах зачатия, откроет вкус вина, научит виртуозно материться, и веселыми проделками скрашивать рутину каждодневной школьной жизни.
   А в походах научат разжигать костер, ставить палатку, варить кашу на костре, на занятиях по начальной военной подготовке - стрелять из пневматической винтовки, на уроках физкультуры - делать стойку на руках.
   И через десять лет пребывания в стенах школы, семнадцатилетние, обремененные перечисленными выше, и не перечисленными знаниями, выходят из стен школы юноши и девушки, чтобы столкнуться с реальной жизнью лицом к лицу.
  И умение стрелять из винтовки, варить кашу на костре, и исследовать функции на экстремум большинству из них никак не пригодятся в их взрослой жизни, но неизбежно понадобится умение сохранять равновесие и присутствие духа, находясь в неудобном для человека положении головой вниз. Уроки физкультуры не пропадут даром.
  В этой школе, отличающейся от многих других школ города белыми стенами и номером на вывеске, училась первоклассница Катя Азизова.
  ***
  Катя сидит за третьей партой ряда. На улице сентябрь, бабье лето. Тонкими белыми мачтами качаются за окнами стволы недавно посаженных молодых берез; ветер играет с их желтеющими листьями.
  Листья встревожено о чем-то шепчутся, шелестят, наигрывают усыпляющую мелодию осени. Изредка один из них, легко оторвавшись от ветки, кружится в воздухе, спускается на землю, попутно прильнув на секунду к оконном стеклу маленькой желтой заплаткой.
  Неожиданно голубое, по-летнему яркое небо завершает картину, возвышается над городом и, мнится, оберегает его от грядущих холодов, туманов и непогод осени, затяжных морозов зимы. В такой день хорошо бродить где-нибудь в парке, шуршать листвой, наблюдать тонкие серебристые паутинки, летающие в воздухе, наполняющие окружающий мир особенной, только солнечным осенним дням свойственной, звенящей тишиной.
  Ничего этого Катя не видит, красота мира ее не волнует, она пыхтит, старается, выводит палочки в тетрадке. Жиденькие косички, заплетенные утром мамой, топорщатся в разные стороны, тоже стараются.
  Палочки самые жалкие, кривые, нахально не держат строй, одна залезла наверх, другая вниз съехала, две сцепились друг с дружкой.
   Катя перестает писать, смотрит на свое произведение. Ей очевидно, что у нее плохо получается. Вот на перемене она заглянула в тетрадь Нади Шуваловой, а там красота неописуемая! Стройные палочки, одна к одной.
   Катя долго смотрела на руки Нади, может быть, они какие-то не такие, как у нее, раз умеют писать ровные строчки?
   Но руки у Нади детские, пухлые, пальчики короткие, ничего особенно в них нет, руки как руки, такие как у Кати, и как у Сережки Ермолаева, который сидит рядом с Катей и пишет совсем как она, и местами даже еще хуже пишет.
   Сейчас Сережка отвлекся и старательно вытирает чернила с пера оборкой на Катином школьном переднике. Оборка задорно точит на Катином плече, и Сережка сосредоточено наводит глянец, смотрит, хорошо ли вытер, потом начинает цеплять Катину косичку кончиком пера, как будто вытирал он перо специально для этого. Ему скучно.
   Катя перестает писать, перекладывает ручку в левую руку и с размаха шлепает Сережку по лбу.
   Звук получается оглушительный, на весь класс.
  - Катя Азизова, - строго говорит учительница, и Катя временно отказывается от попытки вторично шлепнуть соседа по лбу и смотрит на учительницу, Марию Степановну.
  Мария Степановна немолода и нетороплива, между словами она делает паузы.
   И сейчас, подождав немного, она продолжает:
  - Катя, когда учительница к тебе обращается, надо вставать.
  Катя с грохотом встает. Грохот случается от того, что, Катя, приподнявшись, отодвигает стул от себя, и он ударяется о соседний стол.
   Происходит это непреднамеренно, но все смеются и учительница хмурится.
  - Нельзя шуметь в классе, ты мешаешь другим учиться. И хлопать товарища по лбу тоже нельзя, и не только в классе.
  Катя совершенно не согласна с учительницей, что она мешает другим учиться. Если уж на то пошло, это Сережка помешал ей писать, тыкал ручкой в ее фартук. За это и получил. Сережка пишет так криво, что все равно хлопай его по лбу или нет, вреда для его писания нет никакого. И Наде Шуваловой тоже помешать нельзя, она как писала, так и пишет. Вот разве что подтолкнуть ее под руку, и тогда, наверное, рука съедет и палочка получится длинной, выскочит из строки, будет некрасиво ползти наверх.
  И Катя начинает думать о том, что будет, если подтолкнуть Надю, какая палочка у нее получится, и заплачет ли та, если ее писание испортится?
   Катя не хочет обидеть Надю, ей просто интересно, заплачет Надя или нет?
   Если бы Катя писала так красиво, как Надя и потом вдруг все перечеркнула, она заплакала бы, и подралась с обидчиком, а что сделает Надя? Даст ей, Кате, в лоб, или заплачет?
   Усевшись за парту, Катя не пишет, ей некогда, она внимательно следит за Надей, которая сидит на второй парте как раз перед Катей. Синий кончик ручки скользит по тетрадному листу легко и если следить за ним глазом, видишь чудо рождения: стройные палочки и крючки упаковываются в аккуратные ряды.
   Завороженная красотой синих строчек, Катя хочет отказаться от попытки помешать Наде, но любопытство берет вверх и в тот момент, когда Надя осторожно ведет ручку вниз, Катя быстро и сильно подталкивает Надю. Повинуясь толчку, Надина рука вырисовывает отвратительный крючок, правый рожок у крючка длинный, он даже перечеркивает предыдущую строчку.
   Катя видит, как напряглась Надина спина.
   Надя смотрит на свою тетрадку, долго смотрит, ничего не говорит, и не предпринимает, но может быть, она тихо плачет, а Катя не видит этого?
  И Катя привстает и заглядывает сидящей девочке в лицо. Надя сидит как истукан, лицо у нее каменное, на Катю она даже не взглянула.
   - Шувалова, в чем дело, почему ты не пишешь?- спрашивает ее учительница, и Катя ждет, что Надя сейчас доложит учительнице об ее проделке.
   Но Наде молча наклоняет голову и начинает писать дальше, выводить ровные ряды палочек и крючочков.
   Катя потрясена и огорчена, она ожидала шума, скандала, а ничего, ровным счетом ничего не произошло, только в Надиной тетрадке появилась испорченная строчка.
   Но это совсем не то, ради чего Катерина толкнула Надю, и ей обидно и одновременно непродолжительное время стыдно. Она думает, что скажет ей Надя на перемене, может быть, она затеет драку?
   На перемене Катя стоит вплотную к Надиной парте, стоит упорно, прямо дышит сидящей девочке в затылок.
   Надя спокойно убирает тетрадки по русскому языку, достает тетрадку по математике.
   Катя ждет, Надя поднимает на Катю глаза. Глаза у Нади голубые, щеки розовые, она похожа на фарфоровую куклу. Когда Надя улыбается, на щеках ее ямочки, но сейчас ямочек нет.
   - Отойди, - говорит она Катерине, - не стой тут. Я знаю, что ты меня подтолкнула нарочно, и знаю, почему.
   - Где хочу, там стою, - огрызается Катя, но отходит от Надиной парты. Ей становится скучно, и она усиленно думает, что имела в виду Надя, когда сказала, что знает, зачем Катя ее толкнула, когда сама Катя не уверена, что знает?
   Занятия продолжаются, теперь урок арифметики, нужно считать на палочках, но палочки все время падают, и Кате приходится их поднимать, и вот, когда она в третий раз уронила палочку и наклоняется, стул коварно отползает в сторону, Катя не сохраняет равновесие и падает в проход.
   При этом раздается резкий стук, как будто упало что-то деревянное, хотя Катя не худая, вполне упитанная девочка.
   Ей становится смешно, очень смешно, она представляет со стороны, как она заваливалась в проход между партами, и Катя начинает неудержимо, заливисто смеяться, вовлекая всех окружающих в свое веселье. Семилетние мальчишки и девчонки отвлекаются от счета, вскакивают, тянут шеи, стараясь разглядеть пребывающую на спине с задранными ногами Катерину, палочки попадали на пол, кругом неразбериха и напрасно учительница громко стучит указкой по столу, ученики давно забыли про арифметику, предали ее в считанные секунды ради Катиного циркового представления.
  Учительнице тоже смешно, но она не поддается, она чувствует: с этой девочкой нужно быть осторожной, воздвигать стенку холодности, иначе ее непосредственность и непоседливость станет большой проблемой и будет трудно, ой как трудно держать ее в руках. Вон как она заряжает класс.
   Но не все втягиваются в орбиту Катиного буйного веселья, Аня Федорова не смеется, смотрит на Катю серьезно. Прозвенел звонок, и Кате давно пора вставать, и Мария Степановна уже просила ее подняться, а Катя все лежит, и подол у нее задрался высоко, и Аня строго говорит:
   - И ты, что, так и собираешься валяться?
  Девочки смотрят друг другу в глаза, несколько секунд длится это сражение взглядами. Побеждает Аня, и Катя, присмирев, поднимается, отряхивается и, продолжая улыбаться, собирает свои вещи в ранец.
   Уроки в первом "в" закончились. С соседнего ряда Кате машет рукой неразлучная подруга Маша, с которой Катя живет в одном подъезде.
  Катя и Маша ходили в детские садики, расположенные один против другого через дорогу и часто переговаривались на прогулках, которые протекали в одно и то же время: девочки, прижав розовые рожицы к частоколу забора, перекрикивались через пространство дороги, наполненной машинами и идущими людьми, и Маше с одной стороны позволяли это делать без всяких нареканий, а Катю постоянно одергивали.
   Весь последний год в детском саду Маша и Катя мечтали о том, как будут учиться в одном классе, и ненавистная разделяющая их дорога с двумя оградами отойдет в прошлое, и мечта их сбылась. Сейчас их разделяет только небольшое пространство между рядами парт, зато теперь переговариваться запрещают как Кате, так и Маше. Но все перемены их, они болтают о разных разностях, смеются и остальным остается только завидовать тому, что они давно знакомы и дружат, а другим девочкам еще только предстоит подружиться.
  В коридоре ждет Катина мама, Надежда Николаевна, которая пришла в школу в обеденный перерыв.
   Катя стремглав мчится к маме, с размаху кидает портфель на перегородку, отделяющую раздевалку, виснет на матери, тут же отрывается и бежит одеваться.
   Словно вихрь проносится по раздевалке, кажется что куртки и ветровки, мимо которых мчится Катя, раздуваются, оживают, машут рукавами, подпрыгивают на крючках, пускаются в пляс.
   Катя сдергивает с вешалки ветровку, подпрыгивает, переворачиваясь в воздухе в каком-то немыслимом перуэте, тут же решает не надеватьт ветровку, на улице тепло. Она снимает сменные туфли, одевает ботинки, и мама только помогает ей завязать шнурки, не потому, что Катя не умеет, умеет, это Лизка, младшая, не может управляться со шнурками, но просто так быстрее, а у мамы времени в обрез, через час ей на работу.
   Пока Катя с помощью мамы собиралась, Маша, за которой никто не заходит и у которой туфли на липучках, прижал и все, одета и ожидает, и они втроем идут домой.
  И на всю жизнь, в те редкие минуты, когда Катя будет вспоминать начало своей школьной жизни, в ее памяти будут всплывать не занятия в классе, не учительница Мария Степановна, а этот недолгий переход от школы до дому, всего сто метров, с мамой и Машей, и чувством счастливого освобождения от школьных занятий на сегодняшний день...Ощущением свободы.
  Катя идет с мамой за руку, другая в ладошке Маши, одна косичка у Кати расплелась и розовая капроновая ленточка угрожает упасть, Катя этого не замечает, без конца тараторит, рассказывает матери, что происходило сегодня в классе, а мама и Маша, которая присутствовала при всем том, о чем рассказывает Катя, обе они слушают Катин прыгающий с одного на другое бессвязный рассказ. Скачет не только рассказ. Сама Катя неожиданно высвобождает руки, выпрыгивает вперед, и пятясь задом, досказывает, помогая себе жестами, как она упала в проход; цепляет нога за ногу и снова чуть не падает, но ее успевает подхватить мама.
   Эпизод с Надей Катя опускает на всякий случай, ей кажется, нет, она почти уверена, что выглядит в этом эпизоде не наилучшим образом, ох, далеко не наилучшим образом.
  И хотя Катя не рассказала о случае с Надей, мама, поймав падающую дочь, и вынув ленту из ее косички, которая совершенно уже выплелась и сейчас упадет, не все одобряет в Катином рассказе.
  -Зачем ты Сережу по лбу ударила?- спрашивает мама. Катя объясняет еще раз, потом останавливается, скидывает с плеч ранец, чтобы мама могла получше рассмотреть следы чернил на фартуке.
  И мама и Маша внимательно оглядывают черную оборку, но ничего особенного не видят и Катя просто сражена этим: она же собственными глазами видела, как Ермолаев вытирал перо об ее фартук.
  Они уже дошли до дома, едут в лифте и на третьем этаже выходит Маша, а они поднимаются вверх, до седьмого.
   Пять минут езды в лифте Катя молчит. Она слюнявит край форменного фартука, щупает его пальцами, показывает маме следы чернил.
   Мама смотрит на Катины пальцы и смеется: пальцы чистые.
  Катя смеется тоже, ей даже не обидно, что доказательства правомочности ее агрессивных действий по отношению к Сережке нет, она забывает о нем, радуясь тому, что пусть всего на час, но мама достается целиком, ей одной, и нет сестры Елизаветы, которой мама уделяет гораздо больше внимания, чем та заслуживает.
  ***
  Катя помнит, что когда с ними жил папа, ей не казалось, что мама слишком много занята с Лизкой, потому что, когда Лиза была с матерью, с ней, Катей был папа, и самые веселые приключения происходили с Катей именно тогда, когда она была с папой. Они катались с самых крутых горок, ели мороженое прямо на улице, и стреляли по воробьям из рогаток.
  Тогда никому не было обидно, ни маленькой Лизе, ни Кате, а теперь, когда папы нет с ними, он уехал в Севастополь, к своей маме, и так и не вернулся, равновесие в их семье нарушилось. Лиза младше, чаще болеет, вот и получается, что маме не хватает времени на нее, Катю. Катя почти совсем уверена, что уехал папа из-за противной крикливой Лизки, надоела она ему, наверное, как жутко надоела самой Кате.
  Катя была бы совсем уверена, что папа уехал из-за Лизки, если бы не подслушала разговор отца с матерью на кухне.
   Они разговаривали, думали, что Катя спит, а Катя и не спала и все слышала:
   - Я живу как в тюрьме, - сказал папа. - Последние два года я только и ждал, когда мы, наконец, получим квартиру трехкомнатную, не мог я тебя оставить в коммуналке. Я человек юга, и мне здесь солнца не хватает, понимаешь, солнца! Каждую осень я испытываю приступы такой тоски, впору повеситься. И не говори мне, что все остальные живут здесь и прекрасно себя чувствуют. Они привыкли, понимаешь, и другой жизни не видели. А я как темной слякотной осенью представлю, что впереди долгая и холодная зима, что придется кутаться в одежду восемь месяцев, нет, прости, эта жизнь не для меня, я никогда так не смогу. И маме сейчас там трудно с моим братом, и тетка болеет, нужна моя помощь, мне надо ехать, жить там, а ты ведь не уживешься со всей моей родней? Я буду помогать, как и чем могу, но я уезжаю.
  Катя внимательно слушала, затаив дыхание, и ее ноги мерзли на холодном линолеуме коридора.
  Ей хотелось услышать, что мать отвечает нет, неправда, я смогу, я уживусь со свекровью, и тогда, вот счастье, они все уедут к бабушке в Севастополь.
   Но мама ничего такого не говорит, и Кате кажется, что мама плачет. В этот момент отец подходит к двери кухни, и Катя торопливо укрывается за дверью в туалете. Она туда и шла, когда до нее донеслись слова из-за закрытой двери, и она стала подслушивать.
  С этого дня Катя ждала, что отец уедет, но как-то так получилось, что не заметила его отъезда. Мама сказала, что папа в командировке, что бывало часто и не удивляло, и только когда прошло лето, наступила осень, Катя пошла в школу, вырвалась, наконец, из детского сада, где ей не нравилось, нет, не то слово, не нравилось, она просто ненавидела ходить в детский сад и рабочая неделя казалась ей необычно бесконечно длинной, так вот, когда и к осени к моменту первого Катиного дня в школе папа не появился, она вспомнила разговор на кухне, который, как ей казалось, ей приснился, и поняла, что папа вовсе не в командировке, а уехал к бабушке Ане в Севастополь и живет сейчас там.
   Только она по-прежнему не понимала, а почему бы и маме не поехать вместе с ним, и не взять с собой дочерей. Но мама молчала, на вопросы Лизы, где отец, отвечала уклончиво, и Катя один раз не выдержала, и крикнула маме:
   - Ну что ты все врешь! Скажи ей правду! Скажи, что отец больше с нами не живет!
   Катя сказала не папа, а отец, она всегда умела сказать как взрослая, умудренная женщина и умела слова подобрать как взрослая, и умела шалую дикость собственных поступков объяснить умными словами, умела с детства.
  Сначала выкинет бог знает что, а потом очень умненько объяснит, почему она это сделала.
   Но сейчас она пожалела о своих словах, потому что мама услышала "отец" и отвернулась и заплакала, а Катя поняла, что озвученное ею только что, правда. И перестала об этом думать, запретила себе излишне горевать, в конце концов, ей хватало забот, своих забот, с которыми нужно было бороться, а предаваться тоске из-за того, что нельзя исправить, было совсем не в духе Катерины. И она отправилась отбирать у Лизки свою куклу Наташку, которую Лиза успела за время трехминутного разговора Кати с мамой утащить и даже раздеть и за этот акт насилия над чужой куклой, получила хороший удар правой от Катерины, но рев поднимать не стала, восприняв это как справедливое возмездие за содеянное, к тому же пожаловаться было некому, мама ушла на кухню и громко гремела там кастрюлями и эти звуки убеждали девочек, что к матери лучше в ближайшее время не соваться.
  И получилось так, что Катя хоть и скучала по отцу, но тосковать не тосковала, а Лиза, которая была маленькая, тем более.
   Катиным неосознанным девизом было, действие, потом еще действие и только потом размышления на тему правомочности и благоразумности совершенных деяний.
   А поскольку исправить содеянное ею, как оказывалось из раза в раз было невозможно, какие-то она совершала невозвратные действия, ломала, разбивала, раздирала, ушибалась, то Катя, для сохранения незамутненной ясности души всем своим свершениям находила оправдание, а если это была уже такая глупость, оправдание которой найти невозможно, то Катя просто махала рукой, мол что с нее взять, дуры взбалмошной?
   Но признание себя в чем-то дурой пришло позднее, в подростковом возрасте, а пока Катя отстаивает свое право поступать, как ей хочется и не думает о том, насколько ее поступки ущемляют других. Не думает она не по злобности и мелочности души, а по полному отсутствию времени на размышления. И Маша всегда это понимала, и даже когда был повод решительно обидеться на Катю, делала это крайне редко, ибо разумная Маша хоть и была вредной девчонкой, но твердо знала, что обижаться на Катю все равно, что на плохую погоду, и поступала также, как при дожде и ветре, пряталась и несколько дней, избегала подругу, чувствуя пресыщение длительного и постоянного общения.
  В дружбе, как и в любви, постоянная зависимость от другого человека утомляет, и хочется перемен и измен, и Маша изменяла Кате, сближалась с Надей, а Катерина в эти непродолжительные периоды охлаждения к ней Марии, прилеплялась к Наташке Худышкиной, скуластой глазастой девочке с торчащими ушами, покрытой веселыми светлыми веснушками.
  Корни Наташкины тянулись с Урала, и она была, как и все знакомые автору уральцы фантастически упряма, и если принимала какое-то решение, то подвинуть ее поменять его было просто невозможно, и проходило много времени, пока она признавала свои ошибки, так много, что обычно к тому времени, когда она решала что была неправа и даже извинялась, оказывалось, что человек, перед которым она извинялась, уже успевал позабыть, а в чем, собственно, там было дело. Но решения принимала она долго и мучительно, и пока она еще не знала точно, чего хотела, ее просто можно было уговорить пойти погулять, или в кино и даже вместе делать уроки, и в таком приятельском общении она была для стремительной Катерины очень хороша, ибо не успевала, в отличии от Машки, каждый раз противопоставлять свою волю, свои желания Катиным, но длились эти забеги на сторону недолго. Дружба Маши и Кати, начавшая в раннем детстве, продолжалась в течение всего периода школьной учебы.
   Но вернемся в первый класс. К новому году, к концу второй четверти, Маша и Катя уже не так замкнуты друг на друге, как в первые дни учебы. Девочки перезнакомились и передружились и строгая отличница Надя на перемене, пока Катя в очередной раз выясняет отношения с Сережкой Ермолаевым, а потом завязывает бантики на своих куцых хвостиках, так вот, в то время, когда она все это делает, Надя о чем-то серьезно беседует с Машей, и две светлые детские головы, одна с гладкими волосами, заплетенными в косы, а другая пушистая, стриженная, склоняется над учебником и разглядывают там какую-то картинку в две пары глаз, и Катя хочет успеть посмотреть, что они там делают и присоединяется к ним столь резко, что не рассчитав, стукается своей темноволосой головой одновременно и с Надей и Машей и уже никакого камерного общения двух девочек нет, а есть бурное веселье трех, и Катя не замечает, что хотя девочки смеются весело и потирают ушибленные части головы без обиды, легкая досада людей, не успевших поговорить друг с другом, сквозит чуть-чуть в интонациях и жестах. Заинтригованная их весельем подходит тихая высокая мадонна с золотой косой, спускающейся по спине до пояса: Леночка Масленникова. Она стоит рядом и тянет рот в улыбке сопричастности, хотя в чем причина бурного смеха не поняла, да и не стремится понять.
  А Аня, которая, в общем, случается, осуждает Катю за ее выходки, подходящие больше пятилетнему еще ничего не понимающему в жизни существу, чем взрослой семилетней девочке, Аня которой восемь, скручивает маленького и щуплого Сережку Ермолаева и прижав его плечом к стенке, спокойно говорит и слова звучат убедительно:
  - Отзынь от Катьки, а не то мы тебя поколотим.
   И Сережка, достающий Ане только до плеча, понимает, что ему может и правда достаться, и идет на попятный, но не из трусости, нет, девчонки есть девчонки и драться как следует они все равно не умеют, и он дает задний ход только из вдруг возникшего уважения к Ане:
  - А я что,- тянет он,- я ничего.
   А к ним уже бежит Коля Ескин, его беспокоит, что Аня шепчется в углу с Ермолаевым, хотя только кажется, что они шепчутся, они говорят громко, но слов не слышно, такой в комнате стоит гул, шум освобожденного класса, и пока Коля пытается, вырвавшись из куча мала мальчишек, добежать до тех двух, в углу, он дважды падает, так как его хватает за ступни ближайший друг Толя Веревкин.
  И вся эта совершенно невыносимая с точки зрения обычного человека, не ребенка и не педагога, шумная жизнь школьных перемен скрашивает Кате нудные годы учебы: она послушно ходит в школу, но высиживать на уроках ей невыносимо скучно. Школа все же ей нравится больше, чем детский сад, в школе можно находиться всего полдня, а потом идти домой и после ухода мамы шкодить сколько угодно, а в детском саду приходилось после обеда спать. Ложится в постель и долгие полтора часа скучать, изображая, что спишь, смотреть в пустой скучный потолок, а если вдруг уснешь, то не успеешь это сделать, как тебя уже грубо будят, еще и подушкой залепят за спиной воспитательницы.
  На Новый год в школе устроили для первых и вторых классов отдельный праздник, во избежание стаптывания старшими школьниками маленьких, подворачивающихся под ноги перво-второклашек.
   Катя была в костюме Лисы, Маша и Лена были Снегурочками, Аня нарядилась медведем, а Надя была зайцем.
   Праздник был 28 декабря, а 31 числа неожиданно позвонил папа и долго разговаривал и с Катей и с Лизой. С мамой тоже о чем-то поговорил, а потом еще раз с Катей и сказал ей, что летом они с Лизой приедут к нему в Севастополь и будут там все лето вместе с бабушкой Аней и что мама разрешит поездку, если Катя будет хорошо учиться.
  Последнее Катя всерьез и не приняла: она восприняла это как педагогический прием, чтобы увеличить ее, Катины старания в учебе, а если отец решил их забрать и мама не возражает, то помешать этому может что-то непредвиденное, а уж никак не успехи Кати в учебе, поскольку очевидно, что успехов как нет, так и не будет.
  ***
  Ощущение свободы, возникшее у Кати Азизовой в первом классе после детского садика было недолгим: уже во втором она начала учебу в музыкальной школе.
   Конкурс был большой; несмотря на значительную плату за образование, желающих учить своих детей музыке было предостаточно. В те времена родители, выросшие в военное и послевоенное время помнили, что признаком интеллигентности и благополучия семьи считалось обучение ребенка музыке. Одно это обучение приобщало к избранности, именно музыке, а не живописи или танцам. Семилетнее музыкальное образование было даже чем-то вроде приданого, придающего девушке соответствующий блеск: вот наша играет на фортепьяно, а ваша?
   Прыгает во дворе через скакалку?
   Идеалом, нет фетишем, в русских семьях было обучение девушки игре на рояле, в еврейских же семьях мечтой каждой мамочки был мальчик со скрипкой.
   К большой радости Надежды Николаевны, ее старшую дочку приняли в музыкальную школу, и с той поры непоседливой девочке приходилось сидеть и сидеть за пианино, деньги на которое дал папа.
  Не мог не дать, это была возможность, которой Катин папочка пренебречь не мог и не только потому, что искренне любил своих дочерей.
   Появлялся повод сказать небрежно друзьям за кружкой пива или рюмкой вина: старшая моя девочка одаренная, имеет музыкальный слух, и я дал (имеется в виду сумма сверх алиментов) им на пианино, пусть учится играть.
   И всем ясно, что ты благородный человек, ушел из семьи, а помогаешь, и к тому же не бедный, можешь дать сверх алиментов, и вообще мужчина, у которого одаренная дочь, а это также можно поставить себе в заслугу.
  И Катя четко понимала, что если она заупрямится и бросит музыкальную школу, то обидит этим и отца и мать, и училась, и втянулась, и будучи артисткой с удовольствием выходила на сцену, куцые хвостики в разные стороны и играла, из года в год переходя от простеньких мелодий, к более сложным, которые ей уже нравились.
   Ручка у нее была маловата, и не все аккорды она могла брать даже по окончанию школы, но беглость у нее была достаточная.
   Проучившись семь лет в музыкальной школе и закончив ее в восьмом классе, Катя первое время иногда играла, но после своих двадцати лет так ни разу и не притронулась к роялю.
  ***
  Первые годы учебы Катя носила косички, мама заплетала ей два коротеньких тоненьких хвостика, красивого темного цвета, но толщиной с мизинец, то, что принято называть крысиными хвостиками, но Маша не дразнила Катю крысиными хвостиками, а прозывала любовно: " Куцехвостик"
   Это ласковое прозвище не пристало к Кате, и в школе Катерину Азизову звали просто Катькой, но в кругу близких подруг оно употреблялось и звучало снисходительностью более взрослых к младшему, так как фантастичность Катиных выдумок принадлежала детству, а некоторые девочки так быстро взрослеют, что проскакивают сказочный мир фантазий еще в дошкольном возрасте. Аня, например, всегда думала и рассуждала, как взрослая, и Надя тоже, и Маша. Катя, как потом окажется, тоже рассуждала, как взрослая, только это была ее, личная Катина взрослость, и никто тогда еще не понимал, что она, в сущности, рано сформировалась как личность, ибо Катя и во взрослом состоянии сохраняла натуру подростка, готового бежать в любой момент куда угодно, лишь сбежать от скучной рутины жизни. А тогда в детстве, мать все надеялась, что это возрастное, вот пройдет время, Катя перерастет и станет обычным уравновешенным и рассуждающим здраво человеком.
  Рассуждения здравые появлялись, но обычности и уравновешенности как не наблюдалось, так и не наблюдается до сих пор.
  ***
  Между Елизаветой и Екатериной не было никакой сестринской любви и в помине.
   Между ними разница в возрасте была всего три года, и можно было бы и дружить, партнер для совместных детских игр всегда рядом. Но ревность одолевала Катерину, а позднее, когда Катя подросла и больше контролировала свои чувства, и даже готова была бороться с неприязнью к сестре, готова, но ради какой-нибудь другой, мифической сестры, а вечно ноющее, злобное, скучное, ни на какие проделки неспособное существо, находящееся постоянно, раздражающе постоянно рядом, ее младшая сестра Елизавета по всей свое сущности была слишком далека от Катерины, чтобы ее любить или хотя бы мирно общаться с ней.
   Катерина даже в школьном возрасте всегда готова была играть в какие-то сюжетные игры, где действующие лица были героями из сказок или прочитанных книг, а Лизка всегда могла быть только сама собой, и единственное, во что им можно было бы играть, это в дочки матери, но маленькая, упрямая, со злобно сверкающими глазами (они были дочерьми одного отца и сверкать глазами обе умели), так вот, эта маленькая нудьга всегда хотела быть только матерью и никогда дочкой, и дело заканчивалась очередной ссорой, и только с приходом Маши наступало временное перемирие: все были мамами, а куколки изображали дочек.
  Но чаще Катя и Маша общались только друг с другом, у Кати и без вечно сопливой Лизки был постоянный товарищ для детских игр, и Лизкой Катя пренебрегала, а если та настаивала, просилась принять в игру, то ей не забывали напомнить лишний раз, что она, Елизавета плакса, доносчица и вредина, недостойная таких высоконравственных умных девочек, какими видели себя Маша и Катя
   Но Лиза вмешивалась в жизнь подруг только когда болела, в остальное время она была в детском саду, а Катя после первого класса, как правило, была на продленке вместе с Машей. Маша на продленке спасалась от своего старшего на пять лет брата Сашки, который этим был очень доволен: отсутствие Маши его устраивало гораздо больше, чем если бы они обе, Катя и Маша находились бы рядом и мешались под ногами. У мальчишек всегда полно дел, при которых присутствие младших сестер крайне нежелательно, возьмут и проболтаются матери, или еще хуже отцу о том, что они, например, готовят взрывные смеси для небольших фейерверков, или тайком ездят в Москву, бросив Машу на произвол судьбы.
   Второе обязательно было бы доложено матери, Маша очень не любила, когда ею пренебрегали.
  ***
  Был в жизни Кати случай, который и отвратил ее от Лизки на долгие годы.
  Возникает иногда стечение обстоятельств, которое взрослые принимают как нечто само собой разумеющееся, и действуют единственно возможным образом, но для детей это оборачивается трагедией, травмой на всю жизнь.
   Обстоятельства эти были довольно-таки заурядные: Лиза и Катя ходили в гости с мамой к одной ее знакомой, а на другой день оказалось, что дочка этих знакомых, девятилетняя Юля, заболела скарлатиной.
   Вернее, скарлатина у нее уже была в тот день, когда Азизовы к ним приходили в гости, но на боли в горле взрослые не обратили должного внимания, и только когда на другой день появилась сыпь, врач определил скарлатину и пришлось срочно выяснять контактных. Контактными оказались Катя и Лиза, благополучно отведенные ничего не подозревающей мамой в детский садик.
  Получив известие из поликлиники о скарлатине, девочек Азизовых до прихода мамы с работы отправили в медпункт, медсестра посмотрела их, болезни не обнаружила, но все же было решила изолировать девочек, как это и было положено по инструкции, чтобы не подвергать риску остальных детей.
   И Катю с Лизой заперли в изоляторе медкабинета. Объявили карантин.
  Видимо, Лизку, которой не было и трех лет, испугала непривычная ситуация: вдруг она оказалась вне своей группы, привычных детей, вещей и взрослых, посажена в одну комнату с Катей, от которой неизвестно что можно ожидать, да еще заперта в незнакомой обстановке.
  Перепуганная Лиза, будучи ребенком нервным, обидчивым и истеричным, при повороте ключа в дверях, а ключ как назло как-то зловеще, со скрипом провернулся, замок заржавел от долгое не использования, дернулась, подбежала к двери, начала стучать по ней кулаком и плакать навзрыд, В полной отключке от окружающего она кричала и кричала, без слов, горестно и пронзительно. Это был крик протеста, тем более бессмысленный, что никто изменить ситуацию не мог, выпустить их из комнаты не было никакой возможности, а успокоить девочку прибежавшим на ее крик воспитателям не удалось, никакие уговоры не помогали и взрослые, обычные взрослые, не садисты, решили, покричит, устанет и замолчит, дел полно и некогда им было возиться с двумя, когда на каждую приходится минимум десять человек детей. Воспитатели ушли, убедившись в невозможности заставить Лизу сию минуту замолчать, и надеясь, что она сама собой успокоится через некоторое время. Они ушли, а Катя, Катя-то осталась, и слушала визг своей ставшей совершенно невменяемой сестры до самого вечера.
  Катя сидела в углу комнаты, зажав уши, и смотрела в окно на дождь, на мелкие капли на листьях, на кусочки серого небо, проглядывающего сквозь листву деревьев.
   Зажатая между колен кукла смотрела на Катю карими глазами, и казалась, сочувствовала ей, тоже утомленная Лизиным бесконечным криком.
  Приходила медсестра, с порога просила Лизу перестать, принесла им обед, но Лиза ее даже не слышала. Она не могла остановиться, включить сознание и выключить крик, она существовала в этом крике, в этом непрерывном вое, давно забыв о том, что послужило первоначальной причиной ее огорчения, а Катя ненавидела Лизку с каждым часом все сильнее и сильнее.
   Катя ждала мать, так ждала, как никогда быть может в своей жизни не ждала никого, как сидя в маленькой запертой комнате и слушая непрерывный, надрывающий душу Лизкин плач.
  Надежда Николаевна в тот день ездила в командировку в соседний город, связаться с ней оказалось невозможным (сотовых нет) и она ничего не знала о том, что происходит с ее дочерьми. Пришла за ними вечером в обычное время.
   При виде мамы Елизавета охрипшая, икающая, вся в соплях, и платье мокром на груди от слез, стала вдруг затихать, крик сменился тихим плачем, и она так и увяла на руках матери, маленький одинокий испуганный комочек живой плоти, прижалось лицом к платью Надежды Николаевны и замолчала, лишь изредка горестно всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Азизовы ушли, наконец, домой, на радость всем, кто еще оставался в детском саду, и мама несла Лизку на руках, и явно сострадала ей, а Катя, просидевшая целый день в углу и промолчавшая, осталась в своем горе и одиночестве никем не поддержанная и никогда уже не смогла простить сестре ее дикие вопли. Мама, конечно, жалела Лизку и дела ей не было до мучений Кати. Так, во всяком случае, чувствовала в тот момент Катя, хотя мать на самом деле была просто в шоке от того, в каком состоянии нашла своих девочек, особенно младшую, и быть может поэтому не нашла слов сострадания для старшей дочери.
   Лиза всю дорогу тряслась и всхлипывала, и икала той неостановимой икотой, которая бывает при истерике.
   И только когда пришел с работы папа, Катя, наконец, смогла, повиснув на нем, расплакаться, почувствовать себя маленькой и несчастной девочкой, которую необходимо было пожалеть и вот только от отца она получила необходимую ей порцию любви и сочувствия, и прижавшись к груди и теребя пуговицы на его рубашке, рассказала ему, как они сидели целый день взаперти, и как Лизка противно орала.
   И папа сочувствовал ей и только ей, да и больше некому было: измученная Лиза, наконец, уснула.
  Для Лизы случившееся не прошло даром: после пережитого потрясения у нее началось ночное моченедержание, хотя перед этим уже полгода, как девочка по ночам не вставала, спала спокойно, а начавшись, это продолжалось долго, лет до восьми, что тоже не увеличивало Катькиной любви к сестре.
   Для Кати же этот день прошел без последствий, внешне без последствий, хотя может быть, ее нелюбовь к сестре проистекала именно из того дня детства. И может быть, даже выбор в дальнейшем Катиного жизненного пути был связан с этим случаем, кто знает?
  Девочек посадили на карантин, и они двадцать дней не ходили в садик. Хоть какой-то плюс. Правда только для девочек, на карантин больничный не полагался, и Надежде Николаевне пришлось взять отпуск за свой счет.
  Но деваться было некуда, и как не была Надежда Николаевна оскорблена отношением персонала детского сада к ее дочкам, все же отвела их по истечению карантина туда же, где с ними так обошлись. Жизнь не позволяла быть сентиментальной.
  ***
   - Позвонил, как ни в чем не бывало, как будто все так, как и должно быть,- разговор между Надеждой Николаевной и ее подругой и сослуживицей происходил в начале января на маленькой кухне Азизовых - Восемь месяцев ни слуху ни духу, а тут вдруг звонит, и хочет летом приехать и забрать девочек к себе.
  - Ты согласилась?
  - А что мне делать? Для них такая радость будет, не могу я дочерей лишить моря, юга.
  - Ты сама не поедешь?
  - Нет, меня не приглашали.
  - Мягкая ты женщина Надя. Поговорила бы, поставила ультиматум: или возвращайся, или девочек не увидишь!
   - Он не вернется, и будут девчонки мои при живом отце как сироты. Да и устаю я, мне тоже нужен отдых.
   Катя, как всегда, стояла за дверью кухни, и все слышала.
   Она бы и еще что-нибудь узнала, но тут в коридор выползла Лизка и сразу заверещала:
   - А ты, подслушиваешь!
   За дверью замолчали, а когда Надежда открыла дверь, Кати и след простыл. В коридоре стояла одна Лизка и выла. Катерина на бегу успела двинуть сестре, наказать за доносительство.
  И лето наступило, хотя в ту длинную и нудную зиму первого класса ей казалось, что этого не будет, и отец приехал и забрал их с Лизкой на море, и там, они жили у бабушки в домике с небольшим участком, и Лизка здесь казалась даже симпатичной, не надоедала так сильно, как в квартире.
   Два месяца пролетели, и радость встречи с мамой в конце августа хоть как-то компенсировала Катерине необходимость идти в школу.
  Когда прошли шкодливые начальные годы в школе, и учеба перестала определяться только умением выводить палочки в тетради, выяснилось, что Катерина умная и смышленая девчонка, но вот с математикой она не подружилась. Кате была невероятно скучна математика, она ее не понимала; мир чисел, конкретный, был ей еще по плечу, но алгебра, с ее громоздкими формулами и вычислениями, но геометрия, геометрия, требующая той формы, того вида воображения, которого у Катерины не было и предвиделось...
   И вообще, Катя хотела, чтобы "а" плюс "б" в квадрате равнялось "а" квадрат плюс "б" квадрат, так казалось Кате гораздо красивее.
  Катерину с детства волновал мир людей, человеческих отношений, взаимосвязей, она играла в нем различные роли, примеряя к себе то одну, то другую, глядя на мир с разных позиций, которые могли меняться чуть ли не каждый день, и Катя сегодня с жаром отстаивала те взгляды, против которых с напором выступала вчера. А мир абстракций, теорем, аксиом, незыблемый, не переменчивый, а единожды созданный, стоящий века, казался ей скучным, напрочь лишенным какой бы то ни было поэзии.
   И она восхищалась способности своего одноклассника Лени Голикова пребывать в этом строгом и скучном мире, дружить с ним, увлеченно решать задачки и с тоской в глазах сидеть на уроках литературы и истории.
  Катя восхищалась математическими способностями Голикова, а Леня восхищался самой Катериной, и не он один.
  Каждодневная игра приводила к тому, что у Кати в голове все время кружились какие-то образы, она куда-то спешила, хотела все успеть, все попробовать. Желания ее были мимолетными, но когда они ее овладевали, ей казалось, что на всю жизнь. На мелочи ее внимания не хватало и в результате с ней все происходили разные вещи, случаи и происшествия, которые с другими не происходили или случались крайне редко, а когда случались, то даже как-то удивительно было, что это случилось с кем-то еще, а не с Катей.
  Кто, как не Катя, когда как-то раз, всего лишь один раз шестой "в" класс собрался покататься на лыжах в ближайшем, расположенным прямо за железной дороге березовом лесочке, скатился с крутой горки и врезался в дерево?
  Сломала лыжи, набила шишку на лбу и ногу повредила.Пришлось Голикову тащить ее домой, а Надежде Николаевне путешествовать с прыгающей на одной ноге дочерью до травмопункта, и оказалось, что перелома не было, а было всего лишь растяжение голеностопного сустава, но все равно, Катерина две недели не ходила в школу. Маша каждый божий день приходила и приносила ей домашнее задание, но Катя ни разу и учебника не открыла, а нашла у матери старое издание Стефана Цвейга, несколько томов, и читала про драматическую судьбу Марии Стюарт, и представляя себя в роли королевы, почему-то считала, что кто, кто, а она, Катя Азизова, таких глупостей из-за любви мужчин делать не будет.
   И желая как можно скорее проверить это, Катя принялась думать о том, в кого ей немедленно влюбиться, но на горизонте маячили только Леня Голиков и Сережа Ермолаев и ни в того и ни в другого ей влюбиться никак не удавалось, хотя они бы не возражали.
  Трагический роман "Нетерпение сердца" она проглотила за три дня непрерывного чтения, и плакала, и снова мечтала о любви, настоящей любви, и оставалось только решить, как она влюбится, счастливо или нет, находясь в полной уверенности, что это зависит только от нее самой и не от кого другого.
  Страдания от любви и даже смерть казались ей романтичными, но не менее привлекательным ей казалась жизнь женщины, окруженной любящими ее маленькими детьми. И она собиралась не делать ошибок в воспитании детей, во всяком случае таких, какие ухитрялась делать ее мама, оказывая младшей дочери большее внимание. А потом, в начале седьмого класса, только-только начали учиться, у Кати случился приступ аппендицита. И тяжелый приступ, чуть не закончившийся перитонитом и по вине самой Катерины.
   Проснувшись посреди ночи от сильных болей, она по беспечной привычке принимать решения самостоятельно не стала будить мать и вообще поднимать шум, а приняла анальгин и ношпу, отчего боли поутихли, но часов в пять утра ее так скрутило, что она разбудила мать и Надежда Николаевна, как только увидела бледное, зеленое лицо дочери, согнутый ее вид и позывы к рвоте, сразу кинулась вызывать скорую. Катю увезли прямо на стол. Живот был очень напряженный, хирург испугался перитонита, и разрез сделал Катерине очень большой, чтобы в дальнейшем вставить, если понадобиться, дренаж и прилично изуродовал девочку, спасая ей жизнь, а перитонит не развился, так что обошлось малой кровью. Когда Маша зашла вечером к подружке разведать, почему та не была в школе то узнала, что Катерину увезли на скорой. Испуганная Маша пришла навестить подругу, как только ту перевели из реанимации в палату, и нашла Катю, хоть и сильно побледневшей, тем не менее не лежащей пластом.
   При виде подруги она приподнялась на подушке и своим хриплым голосом рассказывала, живописую и сгущая краски, как она любила делать, о своих злоключениях.
   А через три недели Катя начала ходить в школу, и через месяц Куцехвостик, который уже не носил косички, а короткую стрижку, прыгал по лестнице в школе так же проворно, как и раньше.
   Только вот щеголять в раздельном купальнике ей не придется, шрам будет виден.
  ***
   Летом после седьмого класса ходили компанией купаться за горбатый мост.
   На местном пляже в Котовском затоне долгопрудненские дети брезговали купаться, все знали про трубу и канализацию, и таскались на пляж за два километра, к горбатому мосту, в отличии от москвичей, которые про трубы ничего не знали и мирно купались на Котовском пляже и у военкомата.
  Маша с Катей, с ними Надя, с Надей Аня, к Ане тут же присоединялся Коля Ескин, к Коле Анатолий Веревкин. Анатолий заходил за Валерой Синичкиным, нельзя же пройти мимо подъезда приятеля, Синичкину в этот момент как раз позвонил Вова Тростников, тихий двоечник и верный товарищ, взяли и его и вот уже не Маша с Катей идут на пляж, а прошел клич, что наши собираются, пошли!
   И Голикова и Ермолаева оповестили, и они придут попозже и Катя довольна, что будет шумно и весело, а Маша вполне обошлась бы обществом трех подруг.
  Два километра тащились через большое поле, воздух казался плотным и вязким от жары, впереди голубовато-зелеными холмами возвышались ракиты, воды за ними видно не было, но они росли на берегу и служили компании одноклассников путеводным маяком: вот дойдешь, наконец, до них и там прохлада и отдохновение, конец пути.
  Катя и Аня сняли обувь и шли босые. Проселочная дорога была когда засыпана щебенкой, но камни давно утонули в почве, и сейчас под ногами была сухая глинистая поверхность, местами поросшая травой, острые камушки попадались редко, но когда попадались, то Аня морщилась слегка и передвигала ногу на более удобное место, а Катя подпрыгивала как коза, и взвизгивала.
   Когда дошли до высокого берега, то невольно остановились перед открывшимся простором воды: нежно голубая гладь блестела серебряными бликами и каждый раз удивителен был этот оптический обман: вода казалась голубой, а стоило только подойти к берегу, то в тени ив оказывалась болотно-коричневый.
  Был июнь, и несмотря на жару и живописные группы людей на берегу, купающихся было немного, температура воды не позволяла длительного прохлаждения.
   Кто-то заходил медленно, давая телу остынуть, привыкая в воде, как Надя, кто-то, как Маша и Толя забегали быстро в воду и решительно плыли, только Маша не производила при этом никакого шума, а Веревкин кучу брызг и всплесков.
  Аня и Коля уплыли далеко, и там общались, не стремясь вернуться к общей компании.
  Катерина не знала, как ей больше нравится входить в воду: медленно или с разгона, и медлила на берегу. На самом деле, как она поймет гораздо позднее, она любила купаться в теплом чистом море, и туда она и уезжала через неделю, а сейчас ухитрилась отличиться: отплыла от берега и стала кричать, что у нее ногу судорогой свело, и она пойдет ко дну.
  Что-то было в ее крике, какая-то отчаянная удаль и отсутствие страха, которое должно быть слышно в голосе человека, просящего о помощи в минуту опасности, и никто, даже преданный Сережка Ермолаев, никто не пошевелился.
   Незнакомый парень рядом вскочил и ринулся в воду, и был сильно раздосадован, когда Катя стала от него отбиваться, и он понял, что его разыграли.
  Когда Катя, отогнав непрошенного спасателя, выбралась на берег и растянулась на полотенце, дрожа от холода, Голиков сказал ей:
   - А мы все гадали, придется тебя от спасателя спасать или нет?
   Катя обиделась, уловив в его голосе откровенную иронию, и стала приставать к мальчишкам с вопросом, а вот что если бы она и взаправду тонула, а они думали бы, что это розыгрыш, и что тогда? Ей бы пришлось буль-буль и ко дну? И надежда только на посторонних, которых может и не быть в тот момент, когда ей нужна будет помощь?
   - Может быть, я вас проверяла? а?- Катя щурила глаза на Ермолаева и смеялась, и все же, все же что-то опасное таилось в этом ее: "я вас проверяла". И Сергей даже поежился, как будто ему между лопаток ершиком для мытья посуды провели. Он представил, что вот Катя реально просила бы о помощи, а он бы ей дал утонуть...
  Впрочем, Сергей сам так плавал, что вытащить Катерину наверное, не смог бы. Ему оставалась бы только одно: утонуть вместе с ней.
  ***
  Надежда Николаевна, вздохнув, подняла смятую форму Кати, достала плечики из шкафа, начала развешивать платье, уже привычно не сердясь на то, что форма валялась на полу. Протягивая руку, чтобы повесить вешалку в шкаф, она увидела, что из дырки на плече формы выглядывает деревянный кончик вешалки.
   Надежда Николаевна внимательно рассмотрела одежду дочери: на каждом плече было по хорошей дыре, треугольные вырвыши из ткани.
  Изумление, как можно порвать так форму, совершенно затмили огорчение Надежды Николаевны из-за того, что новая, в этом школьном году купленная одежда дочки испорчена.
   Распахнулась дверь, с шумом стукнулась о стену, в комнату влетела Катерина: лицо раскраснелось, глаза горят.
   - Катя,- строго спросила ее мама, - Катя почему у тебя форма порвана? Вот здесь, на левом плече.
  - Мама, у нас в школе гвоздь на входной двери. Я утром, когда пришла в школу, зацепилась и порвала.
   - А на правом?
   - А это я когда уходила из школы, забыла про него и снова порвала.
  Катя видит укоризну в глазах матери, и начинает оправдываться:
   - Мама, ну что ты так на меня смотришь? Я зашью эти дырки, честное слово зашью, я просто не успела, а то ты даже бы и не узнала. Правда, мама, что, я эти гвозди туда набила?
  - А кто-нибудь еще порвал форму, - спрашивает Надежда Николаевна. - Может на свете есть еще одна такая несчастливая неудачница мать, у которой дочь рвет новенькую форму сразу в двух местах?
  - Мама, ну причем тут ты? Это я, я порвала форму, это мне не повезло.
  - Бог хочет наказать - лишает разума,- говорит Надежда Николаевна. - А хочет наказать вдвойне, лишает разума детей.
   - Чтобы я этих дыр не видела, - произносит она в заключение, и идет на кухню, к станку, наказанная богом мать. Катька пришла голодная, а Лизка уже сидит на кухне, возле кастрюли, в которой Надежда Николаевна развела тесто для блинов, ждет.
   Надежда Николаевна печет блины, и пытается сложить их стопкой. Она любит видеть результаты своих трудов, в данном случае ей хочется видеть, какой высоты стопку она напекла.
   Но Лиза и присоединившаяся к ней Катерина этого не допускают и количество блинов все уменьшают и уменьшают, и только три блина остается Надежде Николаевне, после того, как она заканчивает печь.
   Опять мало развела, думает она, поглощая оставшиеся.
   Совсем поздно вечером у Катерины сидит Маша.
   Комнатка у Кати с балконом, больше чем у Лизки, потому что она, Катя старше. У каждой из них своя комната, мама живет в проходной большой комнате, большой относительно, она всего 14 кв метров. Очень маленькая квартирка у Азизовых, но и у Маши точно такая же, только четырьмя этажами ниже, и живет там Маша вчетвером, и ей удобно укрыться у Кати, никто не помешает поболтать.
   - Понимаешь,- жалуется Катя на мать,- понимаешь, ну порвала я форму, и порвала. Это мне не повезло. А мать всегда так вывернет, и получается, что это она такая несчастная. И изображает вселенское горе из-за ерунды. Обобщает. Получается, что если есть в школе один единственный гвоздь, то именно я на него наткнусь.
   - Просто у твоей матери нет сына, - говорит Маша, - и она не представляет, сколько всего мальчишки рвут и ломают. А мне проще, я по сравнению с братом - ангел.
   Катя слушает Машу, кивает головой, соглашается с ней, но продолжает свои жалобы, она еще не выговорилась.
  - Я, знаешь, чувствую себя из-за этой формы как преступница какая-то. Ну, вырасту я из нее и Лизка носить откажется, скажет драная, так Лизка все равно носить откажется, она же вредная.
   Наступает пауза. Девочки молчат. Катя выговорила, наконец, вслух свою обиду и раздумывает над словами подруги об отсутствии у ее матери сына, так, оказывается необходимого в виде некой единицы измерения уровня проступков и шалостей. И мысли ее переключаются на мальчишек в классе, и она совершенно непоследовательно озвучивает пришедшее ей на ум воспоминание:
   А помнишь, - прерывает молчание Катя, - помнишь, как Веревкин стекло разбил? Антонина тогда сильно испугалась испугалась?
  Для Маши ход мыслей Кати ясен и не кажется ей непоследовательным, как показался бы постороннему человеку.
   - Испугаешься тут, - говорит Маша, - стекло так врезалось, кровища хлестала. А если бы в сонную артерию воткнулось бы? Представляешь, что тогда было? Могли не спасти. А виноваты во всем были бы учителя, раз это в школе случилось.
  - Но мне кажется, - думает вслух Катя,- что не только этого она испугалась, я имею в виду ответственности, нет, она просто испугалась за его жизнь и здоровье. Она Веревкина отличает от всех, любит.
   - И жалеет, - добавила Маша.
   И они обе замолчали надолго, вспоминая недавнее горе, постигшее Анатолия.
  Год назад, когда ему было четырнадцать, у него умерла мать. Пять лет она болела после тяжелых третьих родов, и умерла, оставив пятилетнюю дочь и двух сыновей.
  Старший ушел в армию, отец работал и Толя заменил младшей сестренке мать.
  Катя представляла себя в роли воспитательницы Лизы и картинка, которая перед ней вырисовывалась, ей совсем не нравилась, а Маша не могла даже представить себе, как она осталась бы с отцом и братом без матери. Отец у Маши был замкнутый человек, всегда в своей ракушке, а если его оттуда выкуривали обстоятельства и люди, то последним приходилось туго. И домочадцы старались не нарываться. Маша во многом характером смахивала на отца, и может быть, поэтому предпочитала свою тихую, работящую чистюлю мамочку.
   И хотя давно пора было ложится спать, девочки все сидели и сидели на полу, прислонившись спинами к Катькиной кровати. Так их и застала Надежда Николаевна.
  ***
   Сестры ссорятся часто, это не является чем-то исключительным. Братья тоже ссорятся и дерутся. Но в русском языке, несмотря на братоубийственные ужасы народного фольклора, все же есть такое понятие, как братская любовь, а понятие сестринской любви не существует, в языке не существует, хотя безусловно, это понятие, как явление жизни, все же случается.
  Катя Азизова, наблюдая отношения братьев и сестер в других семьях, и раздумывая о своей, пришла к выводу, что склочных несимпатичных людей на свете много, и рассыпаны они как попало, и если твоя собственная сестра попала в эту россыпь, тебе, считай, крупно не повезло и изменить в этом что либо даже ради матери, страдающей из-за разлада между дочерьми она, Катя не может.
  Не было между девочками дружбы в детстве, когда старшая поколачивала младшую, и не и впоследствии, когда старшая просто перестала свою сестру замечать.
   В этой троице: мать, и две дочери, треугольник был не равносторонний и все время стороны его менялись, то удлинялись, то укорачивались, но всегда сторона между двумя сестрами была самая длинная, никогда они не сближались, не поверяли друг другу секретов, не объединялись, как это бывает, против матери, чтобы скрыть свои шалости, не имели общих игр, общих друзей и общих воспоминаний.
  Надежда Николаевна все видела, но что она могла поделать?
   Катерина среди своих подруг была равная среди равных, блистала только эмоциями, а красотой и умом не выделялась, там все сплошь были красавицы, а выше Надежды по части интеллекта и замахиваться было невозможно. Но в семье старшая Катерина превосходила младшую во всех отношениях: была миловиднее, крепче здоровьем и училась лучше, и Надежда Николаевна сострадала именно младшей, которая была вынужденно в тени старшей, а характер имела жесткий, подчиняться не любила, сама стремилась быть лидером, поигрывая Катерине по всем параметрам.
   Участь младших детей в семье проблема не простая, и кому, как Надежде Николаевне этого было не знать, она сама была младшей дочерью и много натерпелась от сестры, с которой, тем не менее, во взрослой жизни имела нормальные родственные отношения.
   Они перезванивались, занимали друг у дружки деньги в тяжелых случаях и праздновали дни рождения, но Катя не была привязана к тетке и с тоской ждала ее приезда, радовалась, что происходит это не часто.
  Глядя на дочерей, Надежда Николаевна часто думала, что было бы, если бы Елизавета родилась первой, и имела бы перед Катериной преимущества возраста, было бы это лучше для сестер или нет?
   Надежде Николаевне очень хотелось, чтобы Лиза была помягче, поуступчивее, но Лизка была вредная, нервная, училась плохо, не могла долго на чем-то сосредотачиваться, не держала внимания.
   Катерина, при всей своей непоседливости, если ей становилось что-то интересно, могла часами этим заниматься, а Лиза не могла, быстро уставала, теряла интерес.
   Частые простуды с высокой температурой не способствуют установления мягкого, ровного характера: Лиза была такой же взрывоопасной, как Катя, но без ее умения посмеяться над самой собой, обыграть ситуацию, если попала впросак, и не обидеться лишний раз по пустякам, что очень помогало ей в дружбе с язвительной Марией.
   Девочки росли, но отчуждение между ними не проходило, и сколько мать не просила их относиться к друг другу снисходительно, дружбы не получалось в детстве, не получалась и когда Катя выросла.
   Минуты затишья и душевных разговоров за столом, общих воспоминаний о том, какие они были маленькие, случались так редко, что фактически можно сказать, что их не было. После Катиных 14 лет не было и открытой вражды, свар и потасовок, Катя умело избегала общения с сестрой, проводя все больше времени вне дома.
  ***
  В школе, помимо учебы, учащихся донимали всякими нудными мероприятиями; учительница математики называла их добровольно принудительными: нужно было по средам приходить пораньше, проводился нулевой урок политинформации, собирать металлолом и макулатуру, и являться на встречи с ветеранами войны.
  Металлом и макулатура были традиционными занятиями школьников, как традиционным занятием студентов в советское время были поездки на картошку: неорганизованные семилетние школьники становились октябрятами, собирали металлом и макулатуру, потом вступали в пионеры, тоже собирали металлолом и макулатуру, и устраивали соревнования между классами, кто больше соберет, потом все дружно становились комсомольцами и опять собирали металлом и макулатуру, ходили по квартирам, просили дать, чего не надо, но уже в старших классах делали это с ленцой, насмотревшись, как подолгу лежат груду собранного железа, ржавеют под дождями и снегами и никто их не вывозит.
  Встречи с ветеранами войны в школах, пусть простят меня ветераны, часто бывали скучные.
   Подросткам, конечно, было интересно посмотреть на бывшего воина, украшенного орденами и медалями, внушавшего уважение, но большинство этих немолодых людей, прошедших ад войны были, увы, довольно скучными рассказчиками, да могли они в официальной обстановке рассказывать только что-нибудь достаточно стереотипное, без подробностей, которые могли бы отвратить мальчишек от выполнения их воинского долга перед Родиной.
   Настоящие рассказы были там, на кухне, за стопкой водочки, да и то не все могли это вспоминать, тяжело было.
   Но в "г" класс приходил ветеран, который захватывающее интересно рассказывал. Особенно удачно повествовал он о танковых сражениях на Курской дуге. Перед взорами слушающих возникало огромное поле, покрытое земляными фонтанами, скрежещущие железные чудовища, сталкивающиеся друг с другом, встающие на дыбы, вращая гусеницами в воздухе.
  Мальчишки слушали, раскрыв рты, и только много позднее толя Веревкин выяснил случайно разговорившись со стариком соседом, что их рассказчик фронтовиком не был, и награды, украшающие грудь, он заслужил за ударный труд в тылу на военном заводе, так что ветераном он был, и награды носил заслуженно, но пороха не нюхал, в окопах не лежал, и его рассказы о сражениях не были рассказами очевидца.
  Простим ему этот обман: тяжкий труд на заводе голодных . сидящих на крохотном пайке людей тоже был подвиг, и хотя романтики было меньше, не все выдерживали напряжение труда на голодный желудок. Надина соседка, старушка, как-то, вспоминая погибщего мужа, сказала, что он не выдержал работы на военном заводе ( ДМЗ) и ушел на фронт.
   Там хоть меня накормят,- сказал он жене.
  И это были его последние слова, он погиб в 43 году.
  Катерина активно участвовала в сборе макулатуры и металлолома,проникаясь полезностью этих сборов, но приходить на сорок минут раньше, чтобы слушать об успехах социалистического лагеря и загнивании буржуазно-капиталистического строя, нет, этого она пережить не могла: не потому, что не верила в загнивание, а потому, что ей это было глубоко безразлично и скучно.
  Необходимость явки на встречи с ветеранами тоже возмущала ее.. Кто хочет, тот пусть и ходит, и возможно если бы последнее начинание было действительно добровольным, то Катя, уважая старых людей и беспокоясь, что они напрасно придут и никто не захочет их послушать, тут бы Катя пришла обязательно, первая прибежала бы, но когда ей это навязывали, она стойко сопротивлялась, и или не приходила втихую, или шумела, высказывая недовольство открыто.
   Она не хотела смиряться с фальшивым понятием добровольности, и протестовала, безмерно удивляя своей непримиримостью подруг. Подруги просто плыли по течению, и тихо дремали на всяких обязательных и скучных мероприятиях, или шушукались о своих девичьих делах и не понимали воинственного пыла Кати, ну и что она собирается всю школьную систему переделать?
  В турпоходы, пусть обязательные, Катя темне менее ходила с удовольствием. И Антонина, никогда не пытавшаяся внушить своим ученикам, что политпросвещение, или сбор макулатуры как-нибудь пригодиться в их будущей жизни, просто просила по мере сил посещать такие мероприятия, не скрывая, что у нее могут быть неприятности, если никто не придет, и никогда не высказываясь откровенно, что лично она думает об этом.
   Не высказывалась, разумно считая, что в жизни ее ученикам придется подчиняться и делать множество ненужных вещей, часто в противоречие со здравым смыслом, и чем легче они будут к этому относится, тем проще им будет в их взрослой жизни.
   Школа в течение 10 лет не только учила, но и воспитывала детей от 7 до 17 лет, и они должны были усвоить не только алгебраические формулы, не только восхищаться подвигом декабристов, но и приспособиться и выжить в обществе, которое их на тот момент окружало, в советской социалистической действительности.
  Но Катерина не хотела приспосабливаться, и счастливо колыхаться на ровных вскопанных грядках рядом с ухоженными цветами, а стремилась расти как чертополох, в бурьяне и крапиве, зато считать себя вольной птицей и презирать грядки.
   Она сама того не сознавая, была борцом за права человека, но в силу непостоянства характера, быть последовательной и высоко нести знамя борьбы с чиновничьим духом ей не удавалось. Быстро становилось скучно. Диссиденткой по натуре она была, не активным, но в комсомол не вступила в школе, сделала это позже, в техникуме.
  В начале четвертой четверти восьмого класса, на родительском собрании Антонина Васильевна объявила, что в девятый класс не советуют идти ученикам, которым там, в связи со значительными усложнением программы ( имелась в виду, в основном, математика, тогда ввели в школьную программу элементы высшей математики) придется очень трудно, а в приватном разговоре она сказала Надежде Николаевне, что учительница математики Альбина Георгиевна (АГ звали ее ученики) очень не советует Катерине идти в девятый класс, ей не справится с программой и лучше подобрать профессию, не связанную с математикой, и уйти из школы, дабы не мучиться самой и не мучить учителей.
   Надежда Николаевна была дисциплинированная женщина,прислушалась к словам учительницы. На семейном совете они с Катей решили, что та будет поступать в техникум.
   Профессия, не требующая знаний математики, живая и востребованная всегда рядом с каждым из нас: это профессия медика, и, учитывая Катин общительный, непоседливый характер, мать и дочь выбрали медучилище.
   Перед самым уходом из школы, где-то в конце апреля, Катерина неожиданно для всего класса и для себя самой, нахамила учительнице истории по прозвищу Свекла.
  Напала, можно сказать, с открытым забралом.
  Свекла была круглая немолодая женщина, с круглым же лицом: так лепят снеговиков: катают один шар, потом другой, потом третий. Приставьте теперь к этим шарам коротенькие ножки, прилепите сверху короткий пучок сухой травы, нарумяньте щечки в свекольный цвет и получится учительница истории.
   Внешность самая заурядная и добродушная, но характер Свекла имела жесткий, была зануда из зануд и подоплеку всех исторических событий требовала трактовать только с точки зрения классовой борьбы. К работе своей она относилась не просто старательно, а истово, семьи на текущий момент не имела, заставляла учеников выучить текст от сих до сих как стихи и поведение требовала идеальное. На ее уроках всегда была тишина.
  Коричневый сарафан и красная блузка довершали ее облик старой девы, хотя она просто была в разводе и не имела детей.
   Катька разболталась на уроке, была вызвана к доске, и получила не просто нагоняй за незнание материала, но и общую воспитательную лекцию о ее, Катином, незавидном будущем при таком рвении к учебе.
  Катерина обиделась и заявила учительнице, что та хочет вылепить из них, учеников, свое подобие, т.е. старую деву, озабоченную исключительно работой, (и классовой борьбой, мелькало в голове у Катерины, но вслух она не произнесла, нападать можно было все-таки на частности, а не подрывать устои государственные) а вот она, Катя не поддастся, и лучше уж иметь шестерых незаконно-рожденных детей, чем прожить жизнь так, как некоторые учителя.
   Класс так и замер. Свекла, как понятно из выше изложенного, прозывалась Свеклой не потому, что была тихим овощем, а просто имела соответствующую этому овощу форму и цвет лица, и ядовитые дети, не прощавшие учительнице ее чрезмерной строгости, прилепили к ней такую уничижающую кличку.
  И класс, зная, что со Свеклой шутки плохи, замер, прикидывая, какие неприятности грозят Катерине за столь грубое и совершенно необдуманное не просто несоблюдение субординации, а открытое хамство.
  Катя к тому времени подала заявление в медучилище, и в девятый класс не собиралась, к отличному аттестату не рвалась, собиралась уходить, и все ей было бы трын-трава, но с двойкой по истории никуда не поступишь, а если дело дойдет до педсовета, то и характеристику могли написать плохую, такую, с которой никуда не сунешься, и Антонина не спасла бы.
   Катя била в больное место учительницы, довольно подло била, но Свекла, которая, пробыв в браке десять лет, старой девой себя не считала, а терзания ее, что бог не дал ей детей, были в прошлом, и сейчас она пребывала в успокоенном состоянии сложившегося и смирившегося с судьбой человека, занятого работой.
   Немолодая женщина, совершенно ошарашенная выходкой своей шумной, но не злобной ученицы, не пожелала вникать и заострять внимание на оскорблениях, которые звучали в выкриках Катерины, и, чтобы не раздувать скандала, зацепилась за последние произнесенные слова и спросила с сарказмом в голосе:
  - А почему только шестерых? Почему ты решила остановиться на этом ничем не примечательном числе?
   И весь класс с огромным облегчением засмеялся над Катей и Свекла эту стычку выиграла, и, выиграв, мстить не стала, хотя на пришла на родительское собрание 8 "г" и предупредила Катеринину мать, какие у ее дочери многообещающие планы на предстоящую жизнь.
   - И почему именно незаконнорожденных? - Ирина Александровна (такие были у Свеклы имя и отчество, обычные, не взросшие на грядке) настойчиво допытывалась у Надежды Николаевны, вгоняя ту в краску смущения.
   Но Маше, например, было совершенно очевидно, почему: вот ты мечтаешь о детях, и тебя вдруг, замуж никто не возьмет (по Кате вздыхали двое в классе, но оба ей не нравились и замуж она за них не хотела) и что тогда, превращаться в Свеклу? Нет, уж лучше хоть как-то, а детей завести, не сидеть сложа руки, ожидая, возьмут тебя замуж или нет.
   Катя и не представляла себе жизни без детей; вот она, Катя, любит свою маму, а ее, Катю, когда она вырастет, никто любить не будет? А цифра шесть тоже понятно, откуда вылезла, десять звучит неубедительно, десять это очевидная бравада, пять ты как будто набиваешься в отличницы, семь цифра магическая, вот у Кати и вылезла, стремительно вылетела эта цифра шесть.
   Но представляла эту сложную подоплеку только она сама и, быть может Маша. Маша часто понимала мотивы Катиных импульсивных поступков лучше чем сама Катя.
   Понимала, и многое принимала, и сами поступки и движущую силу, многое, но не все.
   Между девочками бывали размолвки, но не надолго, и их дружба, детсадовская дружба, с частыми ссорами и счастливыми примирениями катилась и катилась до самого окончания десятого класса Машей и дальше, в замужество обеих.
  
  ***
  
   Азизова ушла из класса, поступила в медицинское училище, но новое общество не захватило ее, и не считая часов учебы, Катя все время проводила с бывшими одноклассниками, благо с Машей продолжала жить в одном подъезде.
   Катерина ушла, а в ее класс, который не расформировали, и который остался под своим привычным номером "г" пришла новая ученица - Тамара Белоусова, перевелась из другой школы.
  Позднее, она рассказывала, что родители, раздосадованные ее хорошими отметками и низким уровнем знаний, решили ее перевести в лучшую школу.
  - Моим предкам глаза пятерками не замажешь,- рассказывала Томка, когда уже освоилась и подружилась. - Мать копнет меня по математике, а потом волосы на себе рвет: ребенок ничего не знает, хорошие отметки получает.
  Когда-то в первых трех классах Тамара училась в той же школе, что и Азизова, в классе "б", но ее родители получили квартиру в той части города, который назывался "Гранитный", и им пришлось перевести Катерину в ближайшую школу, так сложились обстоятельства, главным из которых был широкий и опасный перекресток трех дорог на пути Тамары от нового местожительства до старой школы.
  И Тамару перевели, а потом жалели. Та школа, из которой пришлось уйти Тамаре, считалась одной из сильнейших в городе, благодаря директрисе, которая заманивала к себе все талантливое, что находила в Долгопрудном. В результате ее многолетней и упорной настойчивости в школе работала заслуженная учительница математики, та самая АГ, и самая сильная учительница химии, и учительница истории, с которой вступала в сражения Азизова, тоже была известна и уважаема в городе.
  И вот спустя пять лет, в девятом классе Тамара вернулась в свою школу, но не в свой бывший, переполненный класс "б", а в Антонинин класс "г". Антонина Васильевна была соседкой по подъезду семьи Белоусовых, и помогла при переводе, а так не просто было сменить школу даже с табелем, где стройный ряд пятерок разбивался только два раза, у Тамары было две четверки, по физкультуре и немецкому
   И Тамара Белоусова оказалась в девятом "г" классе, после того, как из него ушла Катерина Азизова и быстро сошлась с новыми подругами.
  ***
   Существует в этом мире под солнцем великое и устрашающее искусство- искусство намеков.
   Злые языки, известное дело, страшнее пистолета, но в поговорке этой подразумевается сказанное за спиной, сплетня, клевета, о которой ты узнаешь и будешь мучаться, если она дойдет до тебя, и пустивший тайком сплетню может и не увидеть твоих мучений, из каких бы побуждений он не возводил на тебя напраслину, и для клеветнических козней необходимо, по крайней мере, три человека: жертва, палач, и тот, который сплетню передаст, в чем интригующий может быть и не уверен, а иногда, в общем-то и не хочет этого, а просто злословит по порыву души.
  Бороться с клеветой тяжело, но можно, например, устроив очную ставку между интриганам и передавшим и во всеуслышание объявить, что первый лгал.
  Но искусство намеков не требует третьего лица, и бой здесь ведется втихую с закрытым забралом. Здесь ничего не говорится прямо, все только подразумевается, и припереть к стенке обидчика, который кидает булыжники в твой огород, сыплет соль на раны, растравляет душу, прямо таки проворачивает в ней острый нож, фактически невозможно. Искусство намеков не допускает открытого боя, ибо озвучивая намек, понимая его, ты делаешь его достоянием всех, а жертва всегда надеется, что разговор между нею и палачом понятен только ей и намекающему, а остальные присутствующие видят и слышат лишь то, что произносится, и не догадываются об скрытых под водой трех четвертях айсберга. И чтобы они пребывали в том же неведении, остается только молча терпеть выпады и уколы противника, ничем не выдавая, что понимаешь их тайный смысл.
  Для наглядности привожу пример: учительница прочитала сочинение первой ученицы класса, которое нашла самым интересным, и за которое поставлено две пятерки, и за содержание и за грамотность.
   Но в следующий раз, желая поощрить другого ученика и находя его сочинение, пусть неграмотным, но глубоким по содержанию, учительница зачитывает произведение ученика Н, получившего за содержание пятерку, а вот за грамотность тройку.
   Сочинение интересное, неожиданное, и вот третья ученица, которой и надеяться нечего на то, что ее опус когда-нибудь будет прочитан вслух, но завидующая первой ученице, на перемене подходит к той и начинает нахваливать сочинение ученика Н, превознося его до небес, и из ее слов незаметно так проистекает вывод, что сочинение самой первой ученицы ничего не стоит. Делается это умело, причем так, чтобы жертва, истекающая кровью от раненого самолюбия не могла никуда деться, сбежать, например, в буфет, и попытки первой ученицы объяснить, что ей чужое сочинение понравилось, выглядят жалким лепетом, за которым она, очевидно пытается скрыть уязвленное самолюбие, которое ее мучительницей не просто подразумевается, нет, она в том уверена и эта ее уверенность заставляет первую ученицу действительно испытывать чувства, которые она в реальности, возможно даже в себе и не находит.
   Сочинение это творчество, а автор всегда уязвим, но так можно поступать по любому поводу, самому пустячному, разругать, например девушку, надевшую розовую кофточку другой девушке в розой кофточке, при этом добавить, что тебе-то она идет, а ей нет, но сказать это таким тоном, чтобы очевидно было, что все сказанное относится именно к тебе.
  Существуют и другие, более прямые методы мелких пакостей: обругать новую вещь, которую человек только что купил, или сказать, что заплачено за нее слишком дорого, и можно было бы купить много дешевле, и вот уже новая покупка не радует ее обладателя, и он, каждый раз, глядя на нее, думает, как он опростоволосился, когда выложил за эту дешевку так много ...
  Если же вещь не дорогая, то и это можно обыграть, намекнуть, что ты все понимаешь, и когда денег нет, то вот и приходиться покупать и носить то, что и понравится никому не может, и можно даже выразить сочувствие, и не дать возможность посаженному на иглу твоего тайного издевательства ответить какой-нибудь резкостью.
   Вот это страшное, изнуряющее и заставляющее держать круговую оборону, искусство намеков не было развито в 9 "г" классе, куда пришла Тамара. Конечно, выходя за пределы своего общения, они оказывались под прицелом других людей, и вынуждены были, случалось, вести себя соответственно, но скрытое внутреннее недоброжелательство здесь не одобрялось. Маша чаще других могла съязвить и зацепить кого-нибудь, кинуть фразу с двойным смыслом, обнажив таким образом скрытые мотивы поступков одноклассников, но это были не выдуманные мотивы, а настоящие, и окружающим хватало такта не обижаться и не делать из заглядывания в их душу трагедии.
   Можно ведь заглянуть в душу, а можно туда и плюнуть. Плевки были не в чести.
   Маша же чаще остальных подкалывала Катю, но для окружающих они были "не разлей вода", и в тонкости их дружеских и соседских отношений никто и не вникал.
   Созданию такой достаточно тепличной обстановки способствовала и Антонина Васильевна, классная руководительница, которую класс за глаза звал просто Антониной.
  Она никогда не пыталась вызнать у одного из своих подопечных про другого, и хотя она знала много про своих учеников, общаясь на школьных собраниях с их родителями, но никогда не использовала полученные от взрослых знания против школьников. Сама мать трех детей, она не ждала от учеников слишком многого и просто старалась разношерстную, живую, постоянно изменяющую форму и содержание массу растущих подростков вместить в тесные рамки школьной жизни с минимальными потерями как для их индивидуальностей с одной стороны, так и для своих сил и нервов с другой.
   Но не только стараниями учительницы сложился коллектив класса, и народ подобрался соответствующий, способный, начитанный и дружный, самый маленький и самый сильный класс из трех параллельных, класс, которого и вообще не должно было бы быть. Администрация школы надеялась, что меньше людей пойдет в 9 классы, и собиралась сделать два выпускных, но не получилось, выходило три, и классной руководительницей сделали Антонину, хотя она была учительницей географии, а выпускные класса учительницы географии не ведут, так как географию в десятом уже не изучают.
  Стечение случайных обстоятельств неожиданно привело к хорошему результату и 9 "г" оказался самым сильным классом не только среди выпуска 87 года, но и предыдущих и последующих несколько лет.
   Контрольные по всем предметам, от литературы до химии сначала проводятся в 9 "г", и если они пишут ее хорошо, то тогда их дают в другие два класса, а если нет, то изменяют, понижая уровень.
  Сочинение прекрасно пишет Надя, и Толя Веревкин, и пришедшая Тамара, а Леонид Голиков, собравшийся поступать на физтех, большой ас по математике и физике, и учительница физики, по словам Тамары, просто смотрит ему в рот.
   АГ, конечно, не смотрит, но уважает.
  Тамара в самый первый момент выбрала себе в подруги отличницу Надю, и познавала радости интеллектуального общения на равных.
   Они бегали по театрам, смотрели спектакли, после " Братьев Карамазовых" вернулись как-то в час ночи к ужасу родителей, обсуждали книги, и казалось, что именно Тамары не хватало Наде все эти годы учебы.
   Надя за эти годы подросла, но высокой не стала, и ее сходство с фарфоровой куколкой, благодаря голубым глазам, светло-русыми волосам, и розовым щечкам, сохранилось. Ее можно было нарядить в вышитую блузку и сарафан и поставить на полку в качестве сувенира. В контрасте с такой внешностью, Надя имела недюжинный ум, редкую работоспособность и прямой рано сложившийся характер. Вспомним, это она выписывала ровные ряды палочек и крючочков и ни сказала ни слова о выходке Катерины..
   А сейчас она приятельствовала с Азизовой, по принципу: Катька она и есть Катька, что с нее возьмешь?
  Всякие намеки и кривотолки Надя прерывала мгновенно; злопыхательные сплетни, шипя, затухали на ней, и тлеющие изнутри в чьей-то душе, так там и оставались, не имея сил разгореться в большой пожар скандала.
   И это знание, как себя вести, однозначная оценка любой ситуации, оценка, которая не навязывалась окружающим, но и не могла измениться под их влиянием, очень привлекала Тамару, которой не хватало часто твердости и последовательности, в чем она сближалась с Катей, с которой пока еще знакома не была, но была наслышана о ней буквально с первых дней своего появления в 9 "г" классе.
  Надя в общении никогда не раскрывалась до конца и была не слишком эмоциональна, страдала от осознания этого своего недостатка, но в ней всегда было сдерживающее начало, какая-то часть души ее была спрятана и вход туда замурован для всех. Сама она туда наведывалась, никаких трагических тайн там не содержалось, просто она была так устроена, ей нужна была ниша, ниша внутреннего одиночества. В детстве это происходило на бессознательном уровне, и если бы Наде сказали, что она скрытный ребенок, она, возможно, удивилась бы.
  Отец Надин работал в министерстве, и по роду своей работы неизбежно имел информацию такого толка, о которой, в советское время не принято было говорить публично, а только дома, на кухне, жене и прочим домочадцам. И дети, их было двое, у Нади был старший брат, на десять лет старше, и детей предупреждали, как, впрочем, во многих семьях предупреждают, чтобы они не рассказывали о том, что говорят в семье.
   Впрочем, ни Томку, ни Аню, ни Катю не предупреждали, и возможно, у Нади, в силу не только характера, но обстоятельств, с детства образовалась в душе зона умолчания, с которой она и проходила по жизни.
  Но не только Надя обратилась к новенькой девочке, приглядевшись, с ней стала проводить время и Аня Федорова. Федорова на год старше своих одноклассников, она пошла в школу с восьми лет, была младшая дочь в многодетной семье и привыкла общаться на равных со взрослыми братьями и сестрами, которые ей по возрасту годились в родители. Сильная, красивая, немногословная, она пользовалась уважением и среди ребят и среди девчонок, а Коля был в нее влюблен, и когда Тамара пришла в класс, это было уже общепризнанно: чернобровый, кареглазый статный брюнет Коля, влюблен в красавицу Аню, темную шатенку с глазами как лазурное море в глубокой тени жаркого дня.
  Аня, в отличие от большинства своих подруг, за исключением, возможно, Леночки Масленниковой, значительно меньше использовала слов за день, чем, например, Катя или та же Надя, считая, что незачем обсуждать то, что и так понятно, но особых загородок в душе никогда не городила; в сущности, в отличии от Нади, она никогда не боялась, что ее внутренний мир окажется чересчур сложным для окружающих и ее не поймут.
  Эти две девушки, Аня и Надя, независимые и прямолинейные, не допускали никакой игры намеков, Лена Масленникова вообще не склонна была пытаться унизить кого-нибудь, чтобы возвысить себя и получить от этого удовлетворение, ей это просто в голову прийти не могло, мальчишкам, которых было большинство, искусство намеков закрытая страна, а остальные девочки подчинялись общему духу класса.
   Открытая Тамара, всегда заранее расположенная к новым людям и новому общению, расположенная, естественно только до той поры, пока ей не сделают гадость, Тамара легко влилась в новый коллектив, и уже после первой четверти казалось, что она всегда тут училась, настолько ее появление оказалось органичным.
   Антонина Васильевна была довольна, что не ошиблась, когда взяла Тамару в свой класс.
  ***
  Тамара сдружилась с Аней и Надей, а в октябре на день рождении у Маши, куда она была приглашена на девичник, Томка впервые столкнулась с Катериной и была ею совершенно очарована на долгие годы.
   Яркости и эмоциональности, присущих Катерине, было в достатке и в самой Тамаре, а вот непредсказуемости, в Томке не было, и это было то, что не доставало ей и выбранным ею подругам и с лихвой, и в огромном, несколько даже утомительном избытке плескалось в Кате, которую Тамара могла слушать, открыв рот, часами. Это было тем более изумительно, что сама она тоже любила поговорить, и говорила неумолчно с самого детства, с двух лет.
   Катя была девочка, в которую легко влюблялись мальчишки, она соответствовала неким канонам красоты, той красоты, к которой не надо было приглядываться, присматриваться, и открывая что-то новое, постепенно приходить к выводу, что перед тобой красивая девушка. Нет, Катина яркая, громогласно утверждающая себя южная красота была видна сразу.
   Только некоторая нежность и мягкость черт предалось ей от русской матери, а в остальном, она была похожа на своего отца, существо южное, теплолюбивое, темпераментное, с неимоверным количеством бесстрашно намешанных кровей: и армянская, и польская, и греческая крови, текли в его жилах, много национальностей проживало исторически в портовом городе Севастополе, и в брак здесь вступали по большой любви, пренебрегая всеми остальными соображениями.
  И это многообразие смешанных кровей придавало Катерининой внешности некую загадочность, навевало воспоминания о сказках "Тысяча и одной ночи". К тому же с Катей не надо было думать, что сказать и как себя повести, в Катином обществе мужской половине человечества оставалось только молчать, молчать и молчать.
  Азизова отличалась от многих девушек, которые легко очаровывают молодых людей, тем что и девочкам она нравилась, и неутомимо была готова блестеть глазами, озорничать, смеяться, и кокетничать не только среди парней, но и среди девчонок, и даже среди девчонок больше, чем среди парней, и вокруг Кати всегда существовал некий бурный водоворот, воронка, в которую затягивались окружающие.
   И Катя, готовая играть разнообразные роли, от скромницы, до отчаянной девчонки, первую, правда, в случае острой необходимости, приходила в азарт, рассказывая о чем-нибудь, и неустанно приукрашивала и приукрашивала события и себя в них. Но никогда Катя не играла одну очень часто исполняемую женщинами роль, которую не принимают окружающие их особи женского пола: она не изображала из себя умницу и красавицу, роковую покорительницу мужских сердец. Впрочем, для первого на фоне Нади и Тамары у нее не было ровно никаких оснований, но для второго даже на фоне писаной красоты Анны, которая на фотографиях выглядела как кинодива, и лирическое обаяние Тамары, и розовощекое цветение Нади, и дымчатость зеленоглазой Маши, пикантную скуластость глазастой Натальи, и акварельную мягкость Лены, на фоне всего этого цветника Катя все равно могла бы претендовать на роль красавицы, но нет, не претендовала.
   И Надя, и Маша и Аня, которые знали Катю с детства, привыкли к ее неожиданным выходкам, не чувствительны были к тому радостному подъему, которое Катя всегда несла в себе, общение с ней не вызывало у них чувство новизны, а Тамара увлеклась, и хотя встречи были редкими, восхищалась Катей.
  Вероятно, именно из-за этого восхищения их дружба сложилась на многие годы: Кате льстило,что Тамара, самодостаточная девушка, легко вызывающая симпатии окружающих, причем для этого ей совершенно не нужно было производить столько шума, сколько производила сама Катя, эта девушка, имеющая много подруг как в новом классе, так и в старом, тяготеет к ней, Кате.
   Тяготение Томки к Кате позволяло последней повысить собственную самооценку, и кроме всех этих сложной подоплеки их общения, им просто было хорошо в обществе друг друга, хотя первые годы их совместной дружбы, они, фактически, вдвоем никогда не были, встречалась больше на общих посиделках, а позднее тем более, так как были увешены детьми.
   Катя была занята учебой в медучилище, и Митей, о котором речь впереди, и хоть и не забывала старых друзей, но конечно, не на всех посиделках она могла бывать, и не виделась с подругами так часто, как они виделись друг с другом каждый день, в школе.
  
  ***
  -Почему вы собираетесь только девичниками? - спросила Светлана Карловна, Томкина мама у Тамары и Нади, когда обе девочки и она сидели на кухне у Белоусовых и обсуждали меню на Тамарино день рождения.
   Тамара решила сделать сладкий стол, Надя говорила, что она на все согласна, а Светлана Карловна спорила с дочерью, считая, что какой-никакой салат надо поставить, чтобы гости были сытые.
   - Девчонки и сладким наедятся,- настаивала на своем Тамара.
  - Почему только девчонки? Почему у вас всегда девичники, а ребят вы не зовете?
   Светлана Карловна была озабочена сложившейся в 9 "г" традицией разделения класса по признаку пола.- Откуда у вас такие странные замашки старых дев?
  - Да они еще как дети, наши мальчишки, - Надя смотрела на Светлану Карловну, как будто удивляясь, как можно не понимать то, что лежит на поверхности, - с ними скучно.
  Надя говорила убедительно, выглядела обычной отличницей, умненькой девочкой с длинной косой, спускавшейся вдоль спины, и Светлана Карловна подумала, что эта она задает такой тон, и остальные, которым даже и интересно общество одноклассников, идут на поводу.
  - Этого я не понимаю, - Томкина мама нахмурила брови. - У нас был дружный класс, и если у кого условия домашние позволяли, мы всегда праздновали вместе, и дни рождения и праздники, Новый год, окончания учебного года. Если вы не будете дружить с одноклассниками, у вас не будет привычки легкого приятельского общения с парнями, а это важно.
  Девочки несогласно молчали, не ввязывались в спор, но Томкина мама, которую нелегко было сбить с того, на чем она настаивала, молчаливым несогласием, добавила:
   - Конечно в седьмом - восьмом классах с мальчишками скучно, они еще действительно дети, но в девятом...
  Она покачала головой и ушла, а Тамара и Надя продолжили обсуждение меню девичника.
  И в субботу вечером Тамарины родители ушли в гости к друзьям, оставив квартиру молодежи.
   В качестве присматривающего за девушками выступал Томкин младший брат Сашка, избавиться от него не было никакой возможности, да и где найти мальчишку, который уйдет от стола, если его сестра целый день пекла что-то вкусненькое?
  ***
  Катя сидела на корточках в углу Томкиного балкона и визжала. Визг ее заполнил балкон, перелился через перила, потек вверх и вниз, оседая на каждом балконе, спускаясь до самого основания девятиэтажного дома, хлопьями повисая на молодой майской листве деревьев, и от их снова наверх, наверх, в синеющую высоту вечера, еще не зажегшего ночные звезды.
  Катерина визжала и ощущение невозможного, нестерпимого, требующего немедленного выплескивания счастья жизни не покидало ее, булькало в груди; переполненность радостью и нерастраченных жизненных сил заставляло Катю издавать эти невообразимо резкие и высокие звуки.
  Визг выкурил людей из комнат, вывел их на балкон, заставил прохожих застыть на месте в испуганном изумлении, оглядываться, выискивая глазами то человеческое существо, которое обладало способностью с такой силой сотрясать воздух, не прерывая и не переводя дыхания, и которого не было видно, притаившегося за оградой балкона седьмого этажа.
  -Это же у нас,- с ужасом сказала Светлана Карловна, и замерла, вглядываясь в свой балкон, откуда неслись и неслись эти визгливые звуки.
   Она увидела, что дверь балкона распахнулась, выплеснула две темные фигуры, которые, сбиваясь в кучу и мешая друг другу, кинулись в левый угол. Потом фигуры попятились, склонившись, как будто тащили что-то тяжелое, возле дверей произошла заминка, какая-то возня, мелькнули в проеме тени, углубились в квартиру, захлопнулись двери. Звук не уменьшился, а просто исчез совсем, заглох.
   Собравшиеся на балконах люди, стояли в ожидании продолжения, застыли и прохожие, как каменные изваяния, но ничего не происходило, тишина, нарушаемая монотонным шелестом шин об асфальт, плыла между домами, и ничто не напоминало о грубо нарушенном недавно спокойствии, и все разошлись. Только Светлана Карловна и Алексей Иванович продолжали стоять на месте в нерешительности, не зная, как поступить.
   Мать Тамары думала, правильно ли они сделали, оставив детей без присмотра да еще с бутылкой вина, корила себя за это, а отец думал, может быть не стоит возвращаться и еще погулять?
  А девушки, Тамара и Маша втащили хулиганку волоком в комнату, больно ударив ее бедром о порог балкона, закрыли дверь, и Катя замолчала, растеряв от боли свой запас эмоций.
  Обезопасив себя от возможных вмешательств соседей, сбежавшихся на производимый Катей шум, девочки оставили Катерину лежать на полу, и не выразив никакого желания вникать в Катины эмоции, решительно ушли допивать чай и доедать торт.
  Катя полежала немного, отдохнула, и поняв, что если она замешкается, то рискует остаться без торта, встала и направилась к столу.
  Томкино день рождения в конце мая было последним девичником 9-го "в", начиная с празднования окончания девятого класса и дальше, весь десятый класс, собирались уже вместе, и девчонки и ребята.
   И визгливое Катино выступление отметило исчезающее на долгий срок празднование девичниками, но действующие лица на тот момент еще не знали о том, что это знаменательная дата.
  В августе Томка и Надя ездили на две недели с Аней в деревню, откуда была родом ее мама. Деревня находилась под Вязьмой, и девочки делали пересадку в Вязьме, долго сидели на маленьком вокзале на скамейке. Вязьма узловая станция, вокруг пустынного перрона тянулась в разные стороны перепутанная паутина железнодорожных путей. Пахло разогретым под солнцем металлом и пропиткой для шпал. По путям ходили взад вперед маневровые, и скрежещущий металлический голос диспетчера разрывал тишину, выкрикивая команды.
  Однажды репродуктор даже матюкнулся, популярно объясняя машинисту, что он не туда ведет поезд.
  Надя с Томкой ожидали электричку, которая повезет их дальше томительно, тяготясь окружающей однообразной обстановкой: пути, рельсы, откосы, жиденькие кусты, и снова рельсы, сбегающиеся и разбегающиеся, перекрещивающиеся, но Аня была счастлива.
   - Целый день сидела бы и смотрела на все это, а уж поучаствовать бы, погонять взад вперед локомотивы, как диспетчер, все рассчитать, куда что должно пойти была бы просто сказка!
   Дремавшие Надя и Томка очнулись и удивленные открывшейся в подруге странной тягой к железной дороге сказали одновременно:
   Томка:
   -Ну ты даешь!
   И Надя:
   - Так это же невероятно скучно
   -Скучно, - подскочила Аня.- Нет, ты не понимаешь, это необыкновенно интересно, это мечта, живая настоящая жизнь!
  - А как же деревня? И животные?- спросила Тамара.
  - Это тоже жизнь и тоже интересно.
  - Но это несовместимо.- Надя недоумевала.
  - Разве что пойти в путевые обходчики, и держать животных при домике, - поддержала Томка Надю.
  Девочки засмеялись, и разговор прекратился, подходила электричка.
  Подруги две недели провели в деревне, загорели дочерна, отъелись на пирогах Аниной мамы, насобирали ягод, нагулялись по лесу.
   Они сблизились на некоторое время больше обычного, и когда Катя вернулась с каждодневной поездки в Севастополь, то обнаружила Машу несколько в стороне, заброшенную, обрадовалась и снова каждовечернее общалась с Машей.
   Катя хоть и чувствовала Томкино восхищение собой, все равно слегка ревновала Томку к подругам, получалась вот она Катя, ушла, а Томча пришла и заняла частично ту нишу, которую раньше занимала она, Катя. Но она зря беспокоилась, занять ее нишу не мог никто.
  
  ***
  
  Год начался с похода на ориентирование в сентябре, с ночевки в палатке. Катя не участвовала, у нее был напряженный график занятий в медучилище.
  Провели целый день в лесу, а к вечеру парни поставили палатки, разложили костер, девочки приготовили ужин, накормили классную, и уложив ее спать, достали бутылочку. Сидели, выпивали. Настроение было радостно тревожное: оставался один год, всего год вольницы, а дальше неопределенное будущее, для каждого свое и каждое мгновение последнего года было особенным, это были минуты, дни, месяцы прощания, прощания с детством.
  Одной бутылкой на такую кодлу не обошлись, достали вторую, и потом спрятали пустые в рюкзаки, и продолжали жечь костер, пели песни, смеялись и болтали, после часу ночи устали, угомонились, и сидели молча, смотрели на огонь.
   Образовавшиеся к тому времени в классе парочки жались друг к другу. Коля вольготно раскинулся на траве, положив голову на колени Ане, Наташка с Геной Петровым шептались, держась за руки, а Веревкин, который к тому времени уже расстался с Натальей, вытесненный Петровым, лежал на траве у ног Леночки, знаменуя этим своим возлежанием начало нового романа.
   Остальные сидели кто как, а Маша с Надей ушли спать.
  С этого веселого начала, с похода и ночевки у костра, все покатилось, поехало.
  Встречи и вечеринки возникли из-за влюбленности, а может быть, все было с точностью наоборот, влюбленности появились из-за частого общения вне школы, но факт остается фактом, народ гулял, играл в биллиард и влюблялся.
  Тогда все то, что позднее привело к трагическим последствиям, только-только намечалось.
   Уже заметно были, что парни пили много, и перебирали, и Маша призвала девочек поставить условие: или они их не приглашают и просто гуляют в мужской компании, как хотят, или приглашают, но тогда пьют в меру.
  И условие это стали выполнять строго по принципу, как грубо сказала Надежда, поддержавшая Машу:
  - Или водка или бабы.
  Было уже заметно, кто как пьет, и как все происходит, и выявились те, для кого, как для Валеры Синичкина молодежные тусовки были не просто веселым времяпрепровождением с товарищами, а средством досадить родителям.
   Его стремление к саморазрушению назло родителям начало проявляться рано, и не проходило по мере того, как он взрослел, а все усиливалось и не одобрялось ближайшим другом и сиротой Веревкиным, которому всегда казалось, что Валера просто не понимает любви матери к нему, единственному сыну, и не ценит, не чувствует ее важности, того, чего сам Анатолий так рано лишился.
  Анатолия не донимали излишним вниманием и кучей запрещений, его воспитывала сама жизнь, и как это часто бывает, жизнь воспитывала лучше, чем неумелые старания строгих родителей.
   Впрочем и исходный материал был разный: Анатолий был юноша мягкий от природы: ему было легче уступить, чем изо всех сил добивать своего.
   Психика его была подорвана долгой болезнью и ранней смертью матери, умершей через пять лет после последних тяжелых родов, от которых она так и не смогла оправиться. Сиротство и возникшие семейные заботы сделали Анатолия равнодушным к учебе,
   Пятилетняя сестренка оказалась на руках Анатолия: старший брат учился в институте и ездил далеко, возвращался поздно, отец целыми днями работал, и нянчить маленькую приходилось Веревкину младшему.
   Он любил девочку, был нежен с ней, и Томча, которая жила с Анатолием в одном доме, как-то наблюдала из окна, как он играл с сестрой на детской площадке, прятался за дерево, а она его искала...
  Анатолий сестру любил, но запомнил на примере матери, что если очень чего-то хочешь и добиваешься, то далеко не всегда, ох не всегда это ведет к счастью. И он плыл по течению, учился вполсилы и все учителя хором сетовали на это: такой талантливый мальчик, мог бы ведь, а не хочет.
  Анатолий Веревкин воспитывал сестру, играл в биллиард, влюблялся в девушек и писал стихи, а по лености характера влюблялся в то, что поближе, в одноклассниц.
   Впрочем, он мог себе позволить не надрываться в учебе: у него была астма в тяжелой форме, и армия ему не грозила.
  Одноклассники, среди которых преобладали юноши, собирались не реже, чем раз в месяц по любому поводу и без повода, а любители покатать шары под пивко, собирались и чаще, почти каждый день, у Никиты Стылова. У родителей Стылова была квартира и свой дом за переездом, туда, в сторону Горбатого моста. Отец Никиты обосновал там биллиардную и баню.
  Веревкин и Тростников Игорь были там завсегдатаями.
  В преддверии будущих разлук и поиска для каждого своей, неповторимой судьбы, класс сдружился, но и старые товарищи не оказались за бортом, и в общем кругу общения крутилась и Катя, и ушедший к тому времени в строительный техникум Сережка Ермолаев, переименованный в старших классах в Сержа.
   Ермолаев сидел на одной парте с Катей довольно долго, и дрались они порядочно, а когда Катя из веселого " Куцехвостика" стала красоткой, он незамедлительно влюбился в нее. Катерина осталась к нему равнодушной, но из кокетства и преходящего детского чувства мести за понесенные обиды, глазки ему строила.
  Сергей к восемнадцати годам из худенького маленького мальчика превратился в полного невысокого юношу с обширными розовыми щеками, и мечтой девушек не был, хотя был интересным собеседником, и зрелым человеком, умным не тем склонным к абстракциям и науке умом, а жизненным, настоящим, видел Катерину насквозь, всегда видел, и на ответное чувство не рассчитывал, а вот отвязаться от нее не мог, заворожила его горбоносая русалка с болотными глазами, и заворожила надолго.
   В Катю тайно (он думал, что тайно, но никакая это была не тайна), в Катю был влюблен еще и Леня Голиков, один из самых талантливых ребят в классе, физик от бога, " с лицо не обезображенном интеллектом", как любила говорить Томка, имея в виду несоответствие высоких умственных способностей Голикова с его простецкой наружностью.
  Круг девочек переплетался сложными линиями дружб, большинство из которых, протянутся далеко во взрослую жизнь, а тайные и явные паутинки любовных интриг захватывали в этот круг и парней, и девичники с невинным распитием чаев с тортиками отошли в детство, остались в девятом классе.
  Коля выбрал Аню, и они были необыкновенно красивая пара, Толя Веревкин в девятом обратил свои взоры на Наташку. Сирота, он скучал по семейной обстановке и часами сидел у Натальи Худышкиной, и Наташа возможно отвечала ему благосклонностью, а возможно и нет. Наталья была из тех девушек, которые не отталкивают парней, оставляют на всякий случай, считая, что прокидаешься, и останешься одна.
   Мать Наташкина была разведена с мужем и Наталья не хотела повторения материной судьбы и высматривая одного, не отталкивала другого. Такое, на первый взгляд предусмотрительное поведение, приводили к мучительному душевному разладу, потому что приходилось все же в какой-то момент делать выбор, а значит что-то потерять. Выбрав Петрова, теряешь Веревкина, а выбрав Веревкина, теряешь Петрова, а последнее время Наталье нравился Петров, который за ней начал усиленно, в отличии от вялого Веревкина, ухаживать.
   У нее давно возникали сомнения относительно чувств Анатолия, и подружки шептали ей, что они не пара. Наталья сама чувствовала, что Петров, более приземленный, ей больше подходит, они с Петровым были одного поля ягода, а Анатолий, высокий, красивый, черноглазый, необычайно эрудированный, пишущий стихи и относящийся к жизни с философской ленцой, так вот Веревкин отпугивал деловитую и практичную Наталью, она не всегда понимала, о чем он говорит и о чем думает.
   Стихов своих, правда, Веревкин Натальи не читал, не мучил ее, а читал их Томче, и то редко. Читал, когда они вдвоем ходили в школу.
   Обычно они шли втроем: Томка, Валера Синичкин, и он. По дороге их догонял Коля Ескин, который жил дальше. Толя и Томка жили в одном доме в разных подъездах, как я говорила, а Валера напротив.
   Не только в школу они ходили вместе, но с вечеринок возвращались тоже, так как вечеринки заканчивались поздно, и Светлана Карловна категорически запрещала Томке ходить одной по ночам мимо воинской части, и вот проводы Томчи до подъезда были суровой необходимостью, условием, при котором она могла находиться на посиделках класса.
   Остальные жили вокруг школы, все рядышком, и у них проблем не возникало.
   И Веревкин, и Синичкин были верные товарищи, и слово свое держали, Томку провожали вместе, или один Синичкин, если Веревкин уходил с Натальей.
   Но иногда Синичкин столько принимал на грудь, что оставался у Стылова ночевать, и тогда Толя провожал Томку один.
  Каждодневный путь от дома до школы по утрам (это происходило без всякой договоренности, само собой), и еще вечерние посиделки сдружили эту троицу, но дружба эта была не совсем только дружба:
  Тамаре нравился Веревкин, и она ничего не имела бы против, если бы он отвернулся от Наташки и выбрал бы в пары ее, в конце концов, он ее провожает до дому и читает ей стихи, а если он любит пироги Наташкиной мамы, это еще не причина приударять за Наташкой, которую необходимо уступить Генке Петрову.
  Геннадий не был тогда еще таким красавцем, каким он станет впоследствии, после армии, раздавшись в плечах и отпустив густые пшеничного цвета усы. И при пшеничных усах и голубых глазах, красавцем он будет смотреться на своей свадьбе, когда они с Натальей распишутся.
   Но я забегаю вперед.
  Тамара слушала стихи, поглядывала снизу вверх на высокого, 195 см поэта, и думала, что ну что он такого нашел в Наталье?
   Светлана Карловна, догадываясь, кто из двух ребят, которые заходят за Томкой, чтобы пойти на вечеринку, нравится дочери, сказала ей:
  - Томик, тебе не кажется, что метр девяносто, карие глаза, темные кудри и поэтические наклонности, это уже перебор? Он где-то там, в заоблачных высях, а мы ведь на земле живем.
   Впрочем, последние слова она не произнесла, ей незачем было их озвучивать, дочь понимала мать с полуслова.
  И Томка поглядывает на Анатолия, но помнит слова матери, а Синичкин, между тем не возражал бы, если бы она отвела свои взоры от занятого Веревкина и обратила на него, свободного Валеру Синичкина.
  И если бы обратила, тогда он мог бы и проявить к ней интерес, а нет, так нет. Безответные воздыхания не подходят Синичкину, он слишком самолюбив, так что любовных трагедий в этой троице не намечалось.
  ***
  Дни летели быстро. Занятия в школе, домашние задания, посиделки с друзьями.
  Но перед Новым годом случилось для многих непредвиденное, а для самой Нади ожидаемое, так как диагноз оставлял мало надежды. У нее умерла мама.
  Брат Нади, женатый, давно жил отдельно, и основные тяготы по уходу за больной матерью были на Надином отце и на ней, но никогда девочки, числившиеся подругами, даже и не подозревали, как плохо обстоят дела.
   Просто у Нади не собирались никогда, хотя квартира позволяла, так как Надина мама была больна.
   Квартира Шуваловых была в доме, расположенном рядом с Машиным и Катиным. Дома были бы полными близнецами, если бы не были обложены разного цвета плиткой, Катина и Машина девятиэтажка женственно розовела, а Надин дом сверкал темно-синей плиткой, напоминая о мундирах и военных парадах.
  Аня и Тамара пытались как-то помочь Наде, хотя бы с поминками, но Надя приняла помощь от Лены Масленниковой, которая не отходила от Нади ни на шаг, даже ночевала у нее.
  Елена была мягкая, негромкая девушка, но точно знала, как нужно помочь в горе, как подойти, успокоить, а не обидеть жалостью.
   Она недавно похоронила бабушку, и помнила горе матери после ее смерти, и никакое мужественное поведение не могло ее обмануть: подруга была в несчастье и нуждалась в помощи.
  И хотя Надя просила не приходить, Лена пришла и осталась, и помогала Надежде.
   Надя была некоторое время замкнута, мало улыбалась, но ни разу никому не пожаловалась, не открыла душу, после похорон ни уронила на людях ни слезинки, и продолжала хорошо учиться.
  Месяца через два внешне стало казалось, что горе преодолено, и Надя полностью адаптировалась в новой своей жизни вдвоем с отцом.
  Позднее, Светлана Карловна прослеживая жизнь Надежды благодаря ее дружбе с Томкой многие годы, нередко ловила себя на мысли о том, что Наде не хватает матери, слишком сильно видно было в ней влияние отца, человека строгих жизненных правил, сдержанность, свойственная Наде от рождения иногда производила впечатление замкнутости и черствости.
  ***
  Новый год справили у Лены Масленниковой. Томку долго не хотели отпускать родители, слыханное ли дело, шестнадцатилетняя дочь уходит на всю ночь, но Синичкин и Веревкин лично пришли и поклялись, что они проводят Тамару, доведут до дому, и если надо, и на лифте поднимутся, и Томка ушла с ними.
  - Воспитывали бы Сашку, так нет, и за меня клещами держатся,- жаловалась Томка приятелям по дороге на вечеринку.
   Но Толя с ней не соглашался, считал, что за дочкой надо присматривать.
   Начали с 8 вечера, ели, пили, танцевали, гуляли, а когда утром вернулись родители Лены, то ее мама нашла посуду помытой (заслуга Нади и Маши), а на диване сиротой темнела чужая женская юбка, что наводило на размышления.
  Возникало два вопроса: зачем она (хозяйка юбки) ее снимала? И как она ушла без юбки?
   Если на первый еще можно было, поднапрячься, пустить в ход воображение и ответить, то на второй просто заводил в тупик, количество пустых бутылок на душу пребывавших в доме не позволяло думать, что юбка была не надета в пьяном беспамятстве.
   Хозяйку юбку разыскивали два дня, и ею оказалась Наташка Худышкина. Она нарядилась на вечеринку в тонкую красивую юбку, но на улице был мороз двадцать градусов, и мама ее, беспокоясь, что дочка простынет, заставила ее натянуть сверху еще одну юбку, теплую, которая и была забыта.
  История эта облетела весь класс, и потом, когда снова устраивались посиделки, Светлана Карловна наставляла дочь: юбок не забывать!
  После нового года праздники месяца на два поутихли: народ взялся за ум, подтягивался, учился, корпел над учебниками. Но после двадцать третьего незаметно перешли к восьмому марта, и так уже сдружились, что все время кучковались, где удастся устроиться:
   Однажды Светлана Карловна зашла за чем-то на свою кухню и застыла на пороге, возможно от изумления, а возможно от того, что некуда было ногу поставить: вся кухня была забита товарищами и подругами дочери.
   Сидели на табуретках, на обеденном столе, на кухонных шкафчиках, а Веревкин, который жил ближе всего и тем не менее ухитрился прийти одним из последних, сидел на кухонной раковине.
   Сборище это было стихийным, и собирались по одному, просто заглядывали к кому-то и оказывалось, что тот ушел к Томке, вот один за одним и набилось в шестиметровую кухню двенадцать человек, пристроились кое-как, но приглашение Светланы Карловны пройти в комнату, где попросторней, дружно отвергли.
   - Нам здесь уютнее, - выразила Надя общую мысль.
   Надя всегда умела очень четко и конкретно двумя словами обрисовать общее настроение, причем иногда казалось, что эта здравомыслящая девушка его не разделяет, а только высказывает.
   Под занавес раздался звонок в двери; Светлана Карловна открыла пришедшей Катерине и вздохнула:
  - На полу будешь сидеть, если найдется свободный кусочек.
  ***
   Избавившись от ненавистной математики, так как в техникуме уровень требований был ниже по сравнению со школьной программой, Катя училась охотно, хорошо училась. Анатомичку она пережила спокойно, а двое из их курса ушли, не вынесли вида расчлененных трупов.
   И год катился к завершению, и чем меньше времени оставалось до выпускных экзаменов, тем тревожнее становилось на душе у молодежи.
   Хоть и надоела уже школа, и вырастали они из нее, и хотелось скорее во взрослый мир, но и страшно было, неизвестность пугала.
   На последнем звонке первоклашки, по обычаю, провожали старших, и парни несли малышей на руках, наглядно демонстрируя, какой длительный период времени проводят дети в школе и как они успевают внешне измениться за эти годы.
  Говорились прощальные речи, сидящие в зале родители, для которых это было по первому разу, плакали. По второму тоже вытирали слезы.
   Дата была знаменательная: пока дети взрослели, родители старились, их молодость заканчивалась, наступала молодость детей.
  Первый экзамен сочинение по русскому языку.
  Экзамен тяжелый, долгий, выматывающий.
  Девочки вышли усталые, не знали, куда девать остаток дня.
   Наташка Худышкина предложила выпить и расслабиться. Народ не возражал, но вытащенная на свет божий Худышкиной фляжка с медицинским спиртом, позаимствованная тайком у матери, никого не прельстила.
  -Нет,- решительно сказала Томка, понюхав предварительно содержимое фляжки и поморщившись,- нет, это пить не стоит..
   - Так разбавим же... - Наташка была обескуражена отвергнутым угощением. Предлагаешь от всей души, а тебя не понимают, пренебрегают, нос воротят.
  - Пойдемте ко мне, у нас в холодильнике бутылка Рислинга стоит,- предложила Тамара.
  - А предки шуметь не будут? - Надя сомневалась, стоит ли тащиться такую даль, к Томке.
  - При вас точно не будут.
  Когда Светлана Карловна вернулась домой, то нашла в квартире семь сидящих за столом девчонок и пустую бутылку вина.
   На столе лежала какая-то закуска: хлеб, сыр и даже свежий огурец.
  -...А,- сказала она, растеряно глядя на пустую бутылку: - а я сегодня подруге сказала: "Заглядывайте ко мне, у нас непочатая бутылка вина стоит в холодильнике, еще испортится".
  - Теперь не испортится,- тихо, но отчетливо произнесла Надя.
  Эта история не пропала, не забылась, не растаяла, как множество других происшествий, а вспоминалась многие годы, обросла подробностями, приукрасилась, и все уже были пьяные от одной бутылки семиградусного вина, Светлана Карловна все живописнее и живописнее изображала свою растерянность, и каждый старался поточнее показать выражение ее лица, и уже не просто приглашала она заглянуть к ней, а гости должны были быть непременно.
   Особенно активно любила вспоминать эту историю Катерина, которой в тот момент с ними не было и быть не могло, но которой уже через год после произошедшего невозможно было доказать, что она отсутствовала. Да никто особенно и не старался.
  Сдавали экзамены долго, все устали, но все добрались до аттестата и выпускного вечера.
   У Нади была одна четверка в аттестате: по физкультуре, она так и не научилась делать стойку на руках. Но в силу характера, ей, возможно, и меньше других понадобилось в дальнейшей жизни умение стоять вниз головой.
  На выпускном все были нарядные и красивые, порхали как бабочки, белого цвета было мало, Надя была в черном шифоне, Тамара в бежево-зеленом набивном маркизете, Аня в розовом шелке с голубыми цветами, Маша в золотистом, а Катя, которая, конечно же, присутствовала, в бледно-розовом платье с двумя нижними юбками. Мальчишки были в костюмах, разбавляли этот цветник темными пятнами. Много фотографировались.
   На всех фотокарточках Аня и Коля стояли рядом.
  
   Глава 2
   В которой одни сдают, а другие проваливают экзамены в институт и устраиваются на работу. Катя заканчивает училище, влюбляется в Митю, и становится студенткой психфака МГУ.
   С 1985 года с момента прихода Горбачева к власти в стране шла перестройка и борьба с пьянством, но на личные планы молодого поколения непосредственного влияния вся эта кутерьма не оказывала. Выбор профессии по молодости и легкомыслию происходил, в основном, по принципу: хочу заниматься тем, что мне нравится, а не тем, что востребовано и за что платят деньги. Деньги платили везде, платили мало, зато стабильно, а водка продавалась в больших очередях, но без талонов. Пока еще без талонов. В периодической печати помимо классиков печатались воспоминания людей, прошедших Гулаг, и от всего прочитанного и не укладывающего в привычные стереотипы социалистического сознания происходили головокружения не меньшие, чем от водки. Практика прежней, доперестроечной жизни свидетельствовала о том, что заработок зависит не только от выбора самой профессии, а от того, насколько ты в ней преуспеешь, а преуспеть легче всего в той области, к которой у тебя есть природные данные, и куда тебя тянет, и оставалось только правильно определить, кем ты хочешь стать: инженером, или ученым, врачом или учителем, из более или менее денежных профессий, например летчиком, или стюардессой на заграничных авиалиниях, благо Шереметьево вот оно, рядом. И никто из Подмосковья не рвался, например, в Донбасс, чтобы приобрести хорошо оплачиваемую тяжкую работу шахтера, которые прогремят по всей стране забастовками и превратят себя в героев телеэкрана в скором будущем. Существовали такие востребованные и хорошо оплачиваемые профессии, не требующие успехов в учебе, и спуска в шахты, как шофер такси, или работа на заводе по одной из рабочих специальностей, и Кукушкин, имеющий умные руки и не склонный утруждать себя учебой, пошел на ДМЗ помощником слесаря в ожидании призыва, и Тростников пристроился рядом с товарищем. Менеджером по продажам тогда никто не мечтал стать, но профессия экономиста становилась востребованной: в стране когда-то победившего, а сейчас загибающегося социализма собирались перейти с плановой экономики на рыночную и для этого, как минимум, были необходимы специалисты по экономике. Во всяком случае, на тот момент казалось, что необходимы. Кроме того, оказалось, что в обществе, даже социалистическом, существуют внутренние проблемы, сложности взаимоотношения людей, вынужденных общаться каждый день в условиях производства, и для разрешения этих конфликтов необходимы психологи. Стремительное захватывание компьютерами всех областей экономики требовало большого штата компьютерщиков высокого класса и популярными становился психфак, и экономический факультет МГУ, экономические факультеты технических Вузов и ВМК, который, впрочем от момента создания был популярен. Огромные конкурсы в Институт, готовящий таможенников, были еще впереди. Выпускники искали свое место в жизни в свете новых, но еще слабо обозначенных веяний; образование все еще повсеместно было бесплатное, но репетиторство процветало. *** Тамара просыпалась рано, до звонка будильника. Еще не отрыв глаза, она немедленно осознавала, кто она и где находится, переход от сна к бодрствованию происходил мгновенно. И в следующую же за пробуждением секунду она, как Ванька-встанька сидела в постели с ясным осмысленным взглядом. Ее мозг, включавшийся с момента пробуждения, мысленно выстраивал весь предстоящий день, обычный день жизни: утром на работу, после работы домой, а вечером, как сложится, можно погулять с Машей, возможно Аня присоединиться. За стенкой, у родителей, зазвонил будильник и тут же захлебнулся, прихлопнутый. Томка вышла на кухню, где отец скреб электробритвой подбородок. - Мама с Сашкой как обычно? - спросила она. - Спят...- в тоне Алексея Ивановича звучала ирония.- Сейчас мать вскочит, начнет метаться, опаздывать... Отец с дочерью были жаворонками, и утренний подъем давался им легко, а мать с сыном были совами, и спали утром до последнего. Светлана Карловна не слышала, как поднимается муж, она просыпалась только по звонку будильника спустя минут сорок. Сашка спал в проходной комнате, и его никаким будильником нельзя было поднять; беготня вокруг опаздывающих домашних никак не отражалась на качестве его сна: он дрых, как убитый. Только сдирание с него одеяла, щекотание пяток и взбрызгивание водой, только такие садистские меры могли поднять его с постели. Светлана Карловна, увидев открытые глаза сына, радостно возвещала цитатой: - 'Наконец, городовой разбудил его метлой...' И каждый раз, Сашка просил: - Ну дайте же еще чуток поспать. - Какой чуток, сейчас Юрик придет - отвечал Алексей Иванович. Юрик был одноклассник Сашки, который жил в том же подъезде на два этажа выше, и по пути неизменно заходил за Александром, пренебрегая риском опоздать в школу: Сашка никогда не был готов к его приходу. Томка сегодня пораньше вырвалась из утренней домашней кутерьмы, отказавшись от сваренной отцом манной каши, и выпив лишь стакан чаю с бутербродом. По случаю хорошей погоды она шла на работу пешком. Работала Томка на Физтехе, в ректорате, секретарем проректора, а Маша тоже работала на Физтехе в заочной физмат школе. Из тех одноклассников, кто поступал в институты, только они с Машей не поступили, и теперь Томка, помахивая сумкой, в которой были вступительные задачки в МГУ на мехмат, вспоминала, как же это все случилось. Тамара с самого детства любила шить. Она обшивала кукол, и каждая маленькая куколка имела у нее высоченную стопку нарядов. Тамара шила и рисовала, исключительно красавиц в разнообразных платьях. Рисование дочери и подвигла родителей на подвиг, они отвезли ее на экзамен в художественную школу в Москве, расположенную недалеко от станции ' Окружная'. Томка проучилась там два года с охотой, а когда перешла в новую школу, то художку через несколько месяцев бросила. Дело было не только в возросшей нагрузке: к ним пришел новый преподаватель по рисунку, который оценивал детей строго, по критерию, есть у них шансы стать художником или нет. Середины он не признавал, и ставил всем двойки и тройки, что самолюбивая и привыкшая к хорошим отметкам в Томка не вынесла и ушла, а в результате, выбирая профессию, она не могла пойти туда, где давали диплом модельера-художника, и где на вступительных экзаменах рисовали гипсовые головы, а выбрала текстильный ВУЗ, в котором давали диплом модельера, и куда нужно было профилирующими экзаменами сдавать химию и математику. Начало вступительных экзаменов было 17 июля, экзамены в школе закончились в конце июня и эти семнадцать дней пустоты и погубили Тамару, она решила до 17 числа попытаться сдать экзамены в МГУ на мехмат. 1 июля, рано утром, пока мать с Сашкой спали, Томка разбудила отца, и они по ее просьбе поехали и подали документы в МГУ на мехмат. В Томкиной семье физиков уважалось умение хорошо соображать и Сашка, младший сын в семье Белоусовых, радовал родителей, а на дочь они смотрели снисходительно, хоть и признавали ее необычайное трудолюбие и способности, но как-то так, по формулировке: не совсем все же дура. Сейчас, в сентябре месяце, шагая на работу по улице мимо воинской части и не оглядываясь на призывные свистки часового на вышке, Томка понимала, что не будь этого шального решения, она сейчас, возможно училась бы в текстильном, но теперь мехмат запал ей в душу, и она усиленно готовилась к поступлению через год в Университет. По первому разу она завалила последний экзамен, сочинение. Томка вспоминала свое состояние полного отчаяния перед физикой, когда она, разбирая задачки, которые давали на экзаменах, не могла ни одной решить. Может быть, впервые за все время учебы в школе Тамара выслушала объяснения матери, которая, наплевав на завтрашний обед, рассказала ей принцип решения подобных задач. Томка в преддверии экзамена, на взводе, все поняла, и сдала физику на отлично, а сдав, совершенно расслабилась, она была уверена: что-что а сочинение она напишет. И написать-то надо было всего лишь на тройку. И в результате по сочинению она схватила неуд. Томка прошлась дошла до пересечения улицы Дирижабельной с Пацаева, перекрестка, из-за которого ее в третьем классе перевели в другую школу, и огляделась, выискивая глазами фигуру Маши, с которой у нее была назначена здесь встреча. Маша провалила в пединститут, и отличилась еще лучше Томки: Томка на двойку написала сочинение, а Мария просто перепутала числа, заявилась на экзамен по русскому на день позже, и ей весело сказали: придете, девушка через год. В сентябре Маша и Томка устроились на работу в МФТИ, Томка секретарем к проректору по научной части, а Маша в заочную физмат школу. Сейчас Маша появилась на углу дома на улице Дирижабельная, увидела ждущую ее Томку и неторопливо направилась к ней. Вчера они договорились ходить на работу пешком, по крайней мере, пока хорошая погода. Машины светлые волосы пушились на ветру, она улыбалась, а Томка невольно вспомнила 16 августа, когда они с Аней пришли к Марии, узнать, какие темы были у нее на экзамене. Маша довольно долго после звонка не открывала, а когда дверь распахнулась, девочки застыли на пороге: Маша была бледная, с красными веками и сухим, лихорадочным блеском в глазах. Томка набрала в легкие воздух, чтобы поддержать подругу, сказать, что рано расстраиваться и думать, что у тебя двойка, пока ее еще нет, но не успела. - Экзамен был вчера, - медленно, с расстановкой, но вполне отчетливо произнесла Маша. - Я просто-напросто перепутала числа. Повисло изумленное молчание. Аня прошла мимо Маши, зашла на кухню, опустилась на табуретку. - Мне хочется тебя покусать, - сказала она оттуда в пространство коридора, но как будто для себя. - Мне хочется того же, покусать себя, - все так же тихо ответила Маша. Голос ее дрогнул, но слез не было, Маша плакала очень редко. Зато Томка опустилась прямо на пол в коридоре и залилась слезами беззвучно, изредка всхлипывая: у Томки слезы были близко и все неприятности и горести, как свои так и чужие, она обычно выплакивала, разливала море разливанное соленой жидкости. И слезы по поводу Машиного провала были не последними ее слезами. 22-го Аня и Томча уехали в Университет узнавать результаты Томиного экзамена. Она писала сочинение по Шолохову, которого не любила, и все переживала, что ей не досталась лирика Пушкина, тема предыдущего потока. Обе они долго не могли поверить своим глазам: у Томки была двойка. Она взяла свое растерзанное, все перечеркнутое сочинение, где было 14 пунктуационных ошибок (проверяли сочинения филологи, а они уже знали, где что не так), просмотрела все эти тире, переправленные на двоеточие, и двоеточие, исправленные на тире, и запятые, запятые, запятые, много запятых. Соглашаясь с исправлениями, Томка думала о том, в каком надо было быть состоянии духа, чтобы все это пропустить, и плакала, заливая страницы слезами, размывая знаки препинания. Была суббота, и Светлана Карловна была дома и ждала, ждала, а Тамары все не было и не было, и уже понятно ей было, что что-то случилось, а что могло случиться? Только двойка. И когда дочь вошла и остановилась на пороге, ей можно было ничего не говорить, по бледному лицу, по усталым измученным глазам мать поняла, что дочь провалила экзамен. Позднее выяснилось, что русский язык это бич для мехмата, и что отсеивают не из-за математики, профилирующему предметам, а по русскому языку, и из-за высоких требований к этому непрофилирующему предмету много одаренных юношей и девушек оказывались за бортом. Один абитуриент сдал все экзамены на отлично, единственный на потоке, единственный из несколько тысяч человек, но написал сочинение на двойку и его не приняли. Это при проходном балле 13 из четырех экзаменов. Но декан математического факультета сказал по этому поводу красивую фразу: мы берем разносторонне развитых молодых людей. И как всякая красивая фраза она была глубоко порочна, ибо кесарю кесарево... Из-за поиска разносторонне талантливых молодых людей набранный курс оказался безумно слабым (что и следовало ожидать), и намучившись со студентами, администрация умерила свое стремление к разносторонним студентам, и когда Томка на следующий год повторяла свою попытку поступления, сочинение проверяла кафедра иняза, филологов не допустили. А Светлана Карловна, когда дочь все это ей рассказала, нашла в позиции руководителей мехмата большой изъян, некоторую даже дискриминацию математиков и сказала Томке: - А почему, если они ищут разносторонних молодых людей, не заставить абитуриентов, мечтающих стать филологами, сдавать математику? Может быть, это умерило бы их пыл при проверке сочинений абитуриентов? На этот вопрос никто не дал ей ответа, но Томка сейчас улыбалась, вспоминая пылкий гнев матери и оценивая одновременно внешний вид Марии: серую облегающую юбку, розовую блузку с белой кофточкой. Маша приблизилась, подруги поздоровались и пошли дальше, по Дирижабельной улице. Мария молчала, не проснувшись, а Тамара, всегда с утра в хорошем настроении, весело рассказывала, как будили Сашку. Пережитое жаркое и тяжелое лето осталось позади, впереди маячил относительно спокойный период до лета 1988 года. *** Анюта мечтала о сельском хозяйстве, о жизни в деревне, и поступала в Тимирязевскую Академию, а Коля собрался в Одессу поступать в высшее мореходное. У Николая Ескина была мечта: море. Коля родился и вырос в Подмосковье возле водохранилища, которое хороший пловец переплывет за десять минут, и в детстве не видел моря, воспринимая просторы искусственного созданного моря необъятными и прекрасными. У его отца был двоюродный брат, моряк, живший в Севастополе и приглашавший семью брата к себе в гости. Но что-то все время мешало поехать, и только когда Коле минуло 11 лет, семья вырвалась в Севастополь. Коля увидел море, увидел и погиб, был очарован огромным пространством воды и неба, игрой солнца на этих просторах и мог часами смотреть, растянувшись на песке вдаль, которая манила к себе, звала плыть все дальше и дальше, туда, где небо сливалось с водой. Вид двоюродного дядя, спускавшего к ним по трапу в белом кителе со сверкающими погонами окончательно околдовал мальчишку, и он видел себя только таким: высоким, темнобровым, в белом кителе с ослепительной улыбкой на лице. Высота, темнобровость и ослепительная улыбка были налицо, но к тому времени мечта о белом кителе померкла. Николай был инженер, и голова и руки прекрасные, и он ехал поступать не на водительское, а на отделение механиков. Море теперь сверкало для него за стенами доков, в которых ему предстояло работать. Решительные и не скоординированные действия влюбленных привели в изумление друзей и приятелей. Веревкин, как ближайшему друг, и выразил общую мысль вопросом: -А что, ты значит в Одессу, а Аня в деревню? Встречи у семейного очага на Новый год и майские праздники? Коля отшутился, мол кошек и собак полно и в Одессе, ветеринар без работы не останется. И улетел. Мечта о море возникла раньше, чем любовь, и он еще не представлял тяжесть разлуки с возлюбленной. Молодость и ощущение, что все зависит только не него, от его стараний обхватить, объять эту огромную, на порогу семнадцатой весны кажущуюся бесконечной жизнь гнала его в дальние края. Экзамены были в августе, Аня же сдавала в июле, и мучимый сознанием, что оставил подругу в трудную минуту, Коля звонил ежедневно фальшивым прямо таки отеческим тоном призывал ее держаться и не трусить перед экзаменом по русскому языку. Заканчивалась вторая декада июля, дни были жаркие, ночи короткие, и правила правописания русского языка, казалось, плавились в жаре, испарялись, и легким паром, взмывали к нему, оставляя Анюту пустой и бездумной. В день экзамена наступило полнолуние. Она запомнила все места в прочитанном им тексте, в которых сомневалась, а их было так много, этих непреодолимых трудных мест. Они просидели с Томкой часа два, голова к голове и обсуждали возможные ошибки. Ошибки множились, Анна уже не помнила, как написала то или иное слово в проклятущем диктанте, ночью круглая луна глядела бездумно глядела в окно... 20 июля девочки, Томка и Аня съездили в Тимирязевскую академию, и узнали, что Ане удалось написать диктант на тройку и таким образом, она поступает. Надя написала контрольную по математике в финансовую академию на отлично, и как медалистка, была зачислена на первый курс. Она стала студенткой, и ей оставалось только сострадать подругам. Голиков поступил на физтех, остальные ребята в другие технические ВУЗы Москвы, Веревкин поступил в институт водного транспорта в Горьком, теперешняя Самара, и таким образом друзья, казалось, выбрали близкую специальность: только Коля собирался быть инженером, а Анатолий собрался в капитаны. Ему удалось поступить, хотя у него по здоровью были одни минусы: и зрение слабое, и астма. Тростников с Кукушкиным пошли работать на Долгопрудненский машиностроительный завод и ждали призыва. Катя в середине июля уехала к отцу в Севастополь, устала от напряжения экзаменов, которых не сдавала. И когда она в конце августа вернулась, то была огорошена известием, что Маша и Тамара не студентки: в тот момент, когда она уезжала, все главные экзамены у обеих были позади, оставался только русский, но они обе на нем и погорели. Маша и Томка были в горести, а у Кати жизнь побежала по накатанной колее: с утра она ехала в медтехникум, училась, утешала своего Митю в его несчастной любви, а вечером ходила на дачу все к тому Никите Стылову, куда заглядывал и Ермолаев Сережка, и все смотрел и смотрел на Катю, сквозь облака дыма, выпущенного товарищами: сам Сережка Ермолаев не курил, сердце не позволяло. *** Томка и Маша, у которых сорвалось все в последний момент, работали в одном институте, работой загружены не были, вместе ходили в столовую, вместе возвращались домой, и сблизились, хотя, в общем-то это дружба скорее была дружбой по обстоятельствам, чем по глубокой взаимной симпатии, дружба, когда не ты выбираешь, а судьба сводит. Томка страдала от Машиной резкости и не понимания ее Томкиных порывов души. Мария приписывала Томкиным поступкам иногда такую мотивацию, которая в принципе не приходила той в голову, и разубедить ее было невозможно: с точки зрения теперешней психологии нашими поступками часто ведает подсознание, вот подсознание и руководило Тамарой в ее действиях и словах. Впрочем, это объяснение с подсознанием тоже придумано было Тамарой и обсуждено с Катей, а Маша до таких тонкостей не опускалась. Просто она знала, что Томка ей нравится больше, чем она Томке и не прощала этого исторического неравноправия в дружбе, хотела брать столько же сколько готова была давать, а Тамара, открытая сразу многим дружбам, не сосредотачивалась на одной, и не заменяла Марии отдалившуюся Катерину. Впрочем, пока, все было в порядке. *** Время служить в армии еще не подошло, хотя дамокловым мечом висело над парнями: рожденных в семидесятом брали в армию из институтов, яма такая демографическая образовалась, призывного возраста достигли дети детей войны. Восемнадцатилетних пока не было, никто никуда не уехал, и сдружившийся за последний год класс продолжал встречаться вечерами как ни в чем не бывало, как будто продолжали учиться в одном классе - парни чаще всего на даче у Никиты Стылова, а девчонки, помимо посиделок с одноклассниками стали бегать еще и на танцульки в МФТИ, и Катя иногда ходила туда с подругами и пользовалась успехом у студентов, но не придавала своим победам значения: у нее была большая любовь, и грандиозные замыслы на будущее, ее и Митино будущее. *** Первый год учебы Катя не обратила внимания на Митю, единственного парня в их группе медицинского училища. Да, юноша был один, но Катя была из класса, где мальчишек было больше, чем девчонок, где ценили женскую дружбу и женское общество, собирались девичниками, чтобы никто не мешал поговорить, и в их кругу не принято было проявлять страстное желание завоевать, ухватить, увести существо другого пола. Проявлять интерес, да, это допускалось, но непрерывной погони за парнями не было, и твой авторитет среди подруг не зависел от того, сколько мальчишечьих сердец ты покорила. Именно это отношение к товарищам по учебе было привычно Катерине, и она не воспринимала каждого встречного мужчину как дичь, которую необходимо подстрелить и как можно быстрее, пока кто-то другой не утащил твою добычу. Но в колледже среди новых приятельниц была жажда немедленного приобретения, захвата с приведением к полной капитуляции, и Катя не то, чтобы полностью ею прониклась, но в ней необыкновенно даже для женщины была развита мимикрия, и она невольно обратила свои взоры туда, куда смотрели все, на Дмитрия Лепицкого, будущего медбрата, пребывающего среди женского коллектива и смотрящего на землю чаще, чем по сторонам. Катя глянула на него раз, потом другой, потом третий... и через год решила, а почему бы не попробовать? Хотя бы для того, чтобы утереть нос подружкам. *** На физтехе повесили афиши, приглашали на сеанс гипнотизера. Маша с Катей решили посетить его, и пригласили с собой Катерину. У Кати сразу заблестели глаза: гипноз, это же здорово. На вечере она, конечно же, не усидела в зале, полезла на сцену, где ее то усыплял, то возвращал обратно в чувство гипнотизер, и под конец так проникся Катей, что она оставалась у него на сцене до конца сеанса чем-то вроде ассистентки. А сеанс начался в семь вечера и закончился в первом часу ночи. Сладко спалось людям на сцене. Сотовых не было, позвонить домой Маша с Томкой не могли, бросить Катерину одну и уйти домой тоже, и они сидели в зале, как на иголках. Мысль о мающихся тревогой родителях мешала полностью отдаваться происходящему на сцене. Гипнотизер внушил юноше, что сидящая рядом с ним девушка его жена, и юноша очень сердился, что она не приготовила обед, а она ругала его за то, что не сдал экзамен. В конце концов, после засыпания, и пробуждения, и массовых сцен гипноза, вечер, наконец, окончился, девочки быстро собрались и помчались домой. По дороге их поймал парень, студент, который сидел рядом с Томчей, всю дорогу глядел на нее, и сейчас, остановив девушек посреди улицы, в лоб спросил: - Как вас зовут? Маша с Томкой и Катей недоуменно переглянулись между собой, не понимая, к одной из них или ко всем относится вопрос, и если к одной, то к которой? - Вас, именно вас, - уточнил студент, обращаясь к Тамаре, и Катерина с Машей мгновенно отошли в сторону, предоставив подруге выпутываться самой. Тамара назвала свое имя и на вопрос где ее найти, тоже ответила. А искать ее надо было ни мало, ни много в ректорате. Студент кивнул головой, назвал свое имя и умчался обратно. Полпервого ночи закрывали двери в общаге. Девочки посмеялись, и поспешили домой. А дома между тем разыгралась целая драма. Вечер начался в семь, и как ни крути, к десяти он должен был закончиться. От института до дома сорок минут неспешным шагом, а молодым ножкам и за полчаса можно долететь. Но время шло к одиннадцати, потом к двенадцати, а девочек не было дома, и телефона тоже не было, и Светлана Карловна, обливаясь слезами, пошла звонить из телефон-автомата Машиным родителям, не дозвонилась, из-за неисправности телефона, который сожрал дважды двухкопеечные монеты, хрюкнул и заглох навсегда. Светлана Карловна шибанула подлый металлический ящик кулаком, вернулась домой, подняла мужа из постели и потащила его искать пропавшую дочь. Два дня стояла оттепель, а в ту ночь с 30 ноября на 1 декабря ударил мороз, и дорога была, как каток. Томкина мать мчалась вперед, с надеждой вглядываясь в каждую встречную фигуру. Ночь была лунной, снег блестел, но по дороге в сторону Катиного и Машиного дома встретилось всего двое полуночных прохожих, и они оказались не Томкой. На третьем этаже, где жила Маша, было темно, а вот на седьмом горел свет. -Пойдем, там, где свет горит, наверное, и живет Катерина,- предположила Светлана Карловна. Надежда Николаевна, действительно, тоже не спала, стояла на лестничной площадке и курила сигарету за сигаретой. Когда зашумел лифт, она подошла к двери лифта с надеждой увидеть Катю, но двери открылись, и вместо ожидаемой дочери Надежда Николаевна встретилась лицом к лицу со встревоженными родителями Томки. На лице Томкиной матери блестели слезы. - Кати еще нет?- спросила она прежде, чем поздоровалась, хотя уже по выражению лица Катиной матери поняла, что Катерина отсутствует. Надежда Николаевна отрицательно покачала головой. - Ну, значит, они все втроем задерживаются,- сказала Светлана Карловна, пытаясь этим соображением себя успокоить, но очевидно было, что тревога ее не прошла, только чуть-чуть уменьшилась.- Значит, ничего не случилось. - Конечно, ничего не случилось, просто вечер получился длинный, - сказал Томкин отец, считающий, что его совершенно напрасно вытянули из теплой постели и потащили в ночь, холод и гололед. Именно так и поняла его высказывание жена, но Надежда Михайловна, ясно почувствовавшаяся, как важно в минуту тревоги иметь мужскую поддержку, такое, не склонное паниковать и медленно поддающееся на эмоции существо, вздохнула и вдруг сказала: - Хорошо вам, вас двое, вы хоть пойти куда-то можете. А что я могу? На это нечего было ответить, оставалось только устыдиться, что они все еще были вдвоем. Томкины родители, постояв, не приняли приглашение Надежды Николаевны посидеть у нее, а ушли, надеясь встретить дочь по дороге. Минут через пять после их ухода лифт опять зашумел, и вернулась непутевая дочь, и Надежда Михайловна, которая собиралась встретить Катерину холодно и пристыдить ее сурово, не выдержала и расплакалась, и посыпались упреки, справедливые упреки, которые адресуют все матери мира своим дочерям, вернувшимся домой посреди ночи: - Только о себе не думаешь, о своих удовольствиях и развлечениях, я чуть с ума не сошла от тревоги за тебя, думала, что-нибудь случилось. Даже Томкины родители приходили, встревоженные Катерина оправдывалась, что никак не могла иначе, что они нигде не задерживались, после вечера сразу домой, и что их двое, они вместе с Машей, и что может случиться сразу с двумя, и что вот Маше повезло, ее родители тихо спят, и свет потушен, и Маше главное их не разбудить, а она, Катя такая несчастная, ее всю задергали, но жить на таком коротком поводке просто невозможно, ей уже семнадцать лет, и будь ее, материна воля, она их обеих пристегнула булавкой к своей юбке, как в известной повести Достоевского, ты помнишь, мама, какие у нее были глаза в том фильме, когда она рванулась, забыв, что пристегнута? Катя говорила и говорила, стараясь отвлечь мать, рисуя перед ней страшную картину материнского деспотизма, которого, честно говоря, и в помине не было. А Надежда Николаевна докурила сигарету, вытерла слезы, и приняла двадцать капель корвалола. -Значит, говоришь, родители Томкины приходили?- переспросила Катерина, видя, что мать слегка успокоилась. В запале ссоры она пропустила это замечание матери мимо ушей, а теперь вспомнила. - Ну, ей тоже достанется на орехи,- Катя зевнула, легла и мгновенно уснула. Так спят только в беспечной молодости. А Надежда Николаевна долго еще ворочалась, уговаривала себя успокоиться и уснуть, день был воскресный, завтра утром рано подниматься, чтобы успеть на работу. Катя ошиблась, Томче почти не попало. Она опередила родителей, и встретила их уже в ночной сорочке. И Светлана Карловна, обрадованная тем, что видит дочь целой и невредимой, не очень ее шпыняла. Да она и устала, прогулка длиной в два километра посреди ночи по сколькому льду оказала свое успокаивающее действие. И среди волнений этого вечера потерялось то, что в последствии окажется самым главным: не длинный на пять часов вечер гипноза, ни Катино пребывание на сцене, ни ссора с матерью, ни путешествие Томкиных родителей в ночь по гололеду, ни перетягивало и не могло перетянуть того важного факта, что посреди улицы Первомайской в первом часу ночи первого декабря Томка познакомилась со своим будущим мужем. И Катя всегда говорила по этому поводу: -А если бы я не гипнотизировалась, и мы ушли бы раньше, до окончания вечера, познакомилась бы ты с ним, или нет? Он, ведь возможно и не пошел бы за тобой, остался смотреть гипноз до конца. Слава, так звали студента, пробежавшего пятьсот метров, чтобы догнать понравившуюся ему девушку и познакомиться (после окончания вечера он их упустил, потерял в толпе) всегда отмалчивался по этому поводу, позволяя Катерине ставить лично себе в заслугу их знакомство. *** К тому времени, к концу ноября, из близкого круга Катиных подруг училась одна Надя. Аня через два месяца, полностью разочаровавшись, бросила свою учебу в Тимирязевской Академии, о которой она мечтала два последних года. Большинство ее курса составляли деревенские парни из глубинки, мечтающие получить образование и занять должность повыше, а если повезет, то жениться на москвичке и остаться в столице. Аня исполнилось восемнадцать, она была из ближайшего Подмосковья и хороша, очень хороша собой, и ей буквально не давали проходу. - Единственное, чему я там пока научилась, - сказала Аня Тамаре, - это бить не глядя, только кто-то ко мне приближается. Если так дело пойдет, то я совсем одичаю. - Я там самая красивая и самая умная, - добавила Анюта, помолчав.- Первое я еще могу пережить, а второе нет, я ведь знаю свой уровень. И Анна забрала документы и уж в конце октября устроилась лаборанткой в филиале химического научно-исследовательского института, расположенного в Долгопрудном. В лабораторию брали с восемнадцати лет, и Томкина мама помогла, пристроила Аню к своей знакомой, за что последняя была очень ей благодарна. Аня оказалась сообразительной и исполнительной лаборанткой с ловкими, аккуратными руками. И зарабатывала Аня больше, чем подружки в МФТИ. Светлана Карловна очень сокрушалась, что Томка работала на физтехе, это считалось опасным для молоденьких девушек: обычно дело заканчивалось скорым замужеством, но деваться особенно было некуда, не так много в Долгопрудном рабочих вакансий для семнадцатилетних девушек, не имеющих за душой ничего, кроме аттестата о среднем образовании. Катя мелькнула на горизонте у подруг 30 ноября, и не подозревая еще, какую важную роль сыграла в жизни Томки, опять уплыла в свои дела, в московскую жизнь, в первую любовь. *** Постоянное пребывание Кати возле Мити на практических занятиях было немедленно отмечено всей группой, и те будущие медсестры, которым не удалось обратить на себя внимание единственного коллеги, считали, что Катя зря теряет время, и у нее ничего не получится, но чем чаще, прямо или вскользь ей это говорили, тем больше ей хотелось обратить на себя внимание Дмитрия. Вместо того, чтобы резать трупы, Катя, скосив на Митю глаза, наблюдала за длинной тенью от ресниц, падающей на его щеки, когда он, чуть прикусив язык, старательно препарировал желудок. Они общались, разговаривали на профессиональные темы, потом выяснилось, что Митя, как и Катя, окончил музыкальную школу, и темы их разговоров значительно расширились. В отличие от Кати, Митя мечтал стать профессиональным музыкантом, а потом разочаровался и решил посвятить себя медицине. Он признался, что мать его выбор не одобряла. Постепенно уже не Катя пристраивалась рядом с ним, а он заранее готовил для Кати инструменты и клал рядом с собой, так как Катя всегда опаздывала. В кафешку за углом они ходили втроем, Катя, Митя и Оксана. Из них троих только Оксана твердо знала, что хочет быть врачом, и не просто врачом, а педиатром, Катя с Митей не были уверены в правильности выбранного пути. Незаметно, стараясь не вспугнуть Митю, Катя выясняла его дела на личном фронте. Втягивала его в разговор на эту тему. Тема явно была больная, и имя болезни, наконец, прозвучало и упало в колодец Катиной памяти: Ольга Возникло оно неожиданно, не тогда, когда Катя направляла разговор так, чтобы что-то разузнать, а Митя отмалчивался, а случайно: вот Катя, любит картофельное пюре, а Ольга нет, предпочитает гречку. А когда имя прозвучало, то надо было его и объяснить, но Митя так смял, перевел на другое, не ответив на простой вопрос, а кто такая Ольга? разговор, что выдал себя с головой. Настроение у него упало, он вдруг сказал, что забыл, что ему надо бежать, и ушел.И внятности никакой не было, что именно он забыл и куда убежал. Катя сделала вид, что ничего не заметила, мало ли у когокакие знакомые девушки, но начала в разговоре упоминать своих приятелей одноклассников, то Сержа, то Леню Голикова, приглашая этим и Митю открыться. Митя рассказал все разом, вдруг, когда они шли после перерыва на третью пару. Начал с женского коварства, и коварной оказалась Ольга, одноклассница по музыкальной школе: без всяких объяснений она перестала ходить на свидания, встречаться, ссылаясь на то, что ей стало с ним скучно. И теперь он, Митя, в женщинах глубоко разочарован и не верит им. Услышав эту историю, Катя почувствовала, что ей просто необходимо завоевать Митину любовь. Она всегда стремилась кого-то спасать, кому-то оказать поддержку, а кого-то победить и все это воплотилось в Дмитрии Лепицком: его надо было спасать, убеждать что не все женщины одинаковые, а Ольгу побеждать, и равнодушно пройти мимо такой ситуации Катя не могла. На лекциях по акушерству она не слушала преподавателя, а рисовала в своем воображении заманчивую картину торжества справедливости: они вдвоем, встретившись с этой негодяйкой, пройдут мимо нее, ошеломленную, взявшись за руки и улыбаясь друг другу, а покинутая Ольга начинает понимать, какую глупость сотворила, и кусать себе в отчаянии локти. Влюбившись, Катя довольно долго ухитрилась ни словом ни обмолвиться об этом среди школьных друзей, болтушка Катя, ни на секунду не закрывающая рта, разве что кто-то очень интересное рассказывает, так вот Катя ни слово ни обронила о том, что выбор ею совершен, и как она всегда мечтала, выбор на всю оставшуюся жизнь, а иначе разве же это любовь? Катя молчала, она не была уверена, что все обстоит именно так, как она хочет: она-то его выбрала и в этом не сомневалась, а он, возможно общаясь с ней, только зализывает свои раны, нанесенные коварством другой. И неуверенность заставляла ее скрытничать, говорить намеками. *** Леня Голиков учился на физтехе, о чем и мечтал. Поступил он легко, без напряга, но оказался совершенно не подготовленным, не подготовленным именно морально к тем умственным нагрузкам, которых требует учеба в этом институте. В школе он намного превосходил своих одноклассников способностями к физике и математике, но став студентом физтеха, он оказался одним из многих, таких же как он, талантливых ребят, были и лучше его, были и слабее, но все учились целыми днями, и темой разговоров тоже была учеба: пределы, сходимость рядов, производные. Матанализ давил Леню, физика по складу своего мышления, мелкими и мелочными задачками, требующие длительных вычислений. И еще английский, каждое занятие новые слова, и грамматика, все то, в чем Леня был слаб. Он первые две недели занятий вечерами ходил к Стылову, как обычно, хотя и чувствовал, что не следует этого делать, что надо сидеть и сидеть, как сидят целыми вечерами студенты из общаги, сидеть и решать, решать, решать. Через две недели их послали на картошку; там, вдали от взрослых, пили много, расслаблялись после грязной тяжелой работы в поле, хотя пили, конечно, больше, чем работали. Вернувшись домой, Голиков не остановился и продолжил. Мать думала, что он на занятиях, в читалке, а он пьянствовал, и чем дальше все тянулось, тем очевиднее было, что ему не выкрутиться. По физике он все же первое задание сдал, но хвосты по английскому все росли и стали непомерными длинными, многостраничные хвосты словаря-минимума, изобретение кафедры иняза физтеха. Коллоквиум по анализу он завалил, и хотя двоек, традиционно для первого коллоквиума по анализу было не меньше пятидесяти процентов, от этого удара он не оправился, и в конце ноября забрал свои документы. Если бы он хоть попытался сдать сессию, тогда можно было бы куда-нибудь перевестись: но он не пытался, да и не мог, лабораторные по физике не были сделаны, а лаборатории закрылись. Голиков устроился на работу в ДМЗ и ждал призыва, как Тростников и Кукушкин. Физика из него не получилось, и никто из бывших одноклассников, которые спокойно учились в технических ВУЗах не понял, почему. Казалось, ну кто тогда, если не Леня? *** 1988 год встречали обычной компанией у Нади Шуваловой, класс еще не разбежался, не пошел каждый своей дорогой, держались вместе; это придавало молодежи уверенности перед свершившимися неожиданностями послешкольной жизни. Надя даже чувствовала себя не в своей тарелке, как будто чуть-чуть виноватой, со всеми происходило что-то плохое, а она после неудачи в Университете, просто училась, и собиралась первую сессию сдать на отлично. Тамара была невеселой: провал с экзаменами в Университет она уже пережила, но в самом конце декабря ее новый друг Слава, тот самый, что знакомился с ней на улице Первомайской в час ночи и который уже на другой день нашел ее в деканате, так вот Слава помахал ей ручкой, сказал, что ему некогда гулять с девушками и исчез. Не звонил и не появлялся. Тамара, уже привыкшая к каждодневным встречам с ним, была вся потускневшая, невеселая и даже общество Катерины ее не радовало, как обычно. Аня тоже грустила, потому что Коли не было рядом, он пребывал в Одессе и мог прилететь только в конце января после сессии. Голиков напился и его к двенадцати часам даже и не растрясли, он сладко сопел, подложив руку под щеку, и не шелохнулся при бое курантов. Все было, казалось по-прежнему, но все было не так. Наталья была с Петровым, они держались за ручки, и часто чмокались, но были явно подавлены: там, где учился Петров, не было военной кафедры, а это означало, что его заберут на год в армию, так же как и Синичкина. А Голиков, Ермолаев, Кукушкин и Тростников уходили на два года. На празднике привычно пребывал и Веревкин, которого и в принципе быть не должно было, но он к тому времени был отчислен из Института за пьянство и вернулся домой, и Лену Масленникову обуревали двоякие чувства: с одной стороны она была рада, что Толя рядом, а с другой переживала, что он бросил учебу. Томка же считала, что если бы Веревкину понравилось в институте, он бы учился, а так, вдали от родных в чужом городе... Катя хоть и шумела и кричала больше обычного, поддавалась общему минорному настроению, весной и Митя уходил. К тому времени Катя отчетливо поняла, что хотя люди ее привлекают, и она хотела бы иметь работу, соприкасаюсь с ними, в толчее и скученности, что ей приятно оказывать помощь и видеть надежду в глазах страждущих, тело человеческое как таковое ее не интересует, нет у нее достаточной любви к нему, чтобы стать хорошим врачом. А интересуют ее, Катерину, в основном, души человеческие, но не настолько, чтобы идти в психиатры, нет, эта тяжелая работа не влекла ее, да и чтобы работать психиатром, надо было закончить мед институт. И Катя выбрала психфак МГУ, тогда это начинало звучать: психолог, и обещало заработок и работу в будущем. Начинался 1988 год прошлого века, Советская власть еще стояла, политизированное общество с интересом ждало перемен, но пока радикальных перемен не было, и молодые девушки мечтали получить образование, а не выйти замуж за олигарха. Тогда не было еще ни олигархов, ни даже слова такого в ходу. Катерине, получающей диплом с отличием нужно было для поступления сдать всего лишь один экзамен, но по иронии судьбы экзамен этот был математика. В Московский университет на психфак, на биофак, на экономический профилирующим экзаменом, которые сдают медалисты, была математика. На экономический еще понятно, но зачем математика для биологов? Чтобы резать лягушек необходимо знание геометрии?А пропсихфак и говорить нечего, математика там не нужна и ее не изучают, но видимо именно по этому проверка знаний по этому предмету при поступлении оказывается такой важной. Но не будешь ходить вокруг Университета с плакатом: 'Долой экзамен по математике на психфаке'. Пройтись то конечно можно, но вот поступлению это маловероятно, что поможет. Катерина пошла проторенной дорожкой, наняла репетитора. *** Катя все реже появлялась среди подруг, все больше времени уходило у нее на встречи с Митей, который неожиданно на третьем курсе, когда впереди маячил диплом, бросил училище. Митя вдруг представил, что тем, чем он сейчас занимается, он будет заниматься оставшуюся жизнь, и несмотря на то, что его мать, Любовь Иосифовна умоляла его не делать этого, уперся на своем и бросил учебу, а Катя, которая еще на первом курсе поняла, что медицина не ее призвание, продолжала учиться: диплом медсестры ей был необходим как трамплин для поднятия на следующую ступеньку. Митины метания и поиски своих путей в жизни Катя понимала и принимала, считая, что человеку с тонкой ранимой душой, трудно приспосабливаться в этом мире. Она была влюблена, и кроме того, Катя находилась в постоянной готовности понимать неординарные поступки окружающих, иначе какой из нее получился бы психолог? Они встречались после того, как у Катерины заканчивались занятия в училище, бродили по городу, посещали кинотеатры на последних рядах, и чем с приходом весны сильнее грело солнце, тем жарче становились их поцелуи и объятия. Ольга давно исчезла из их разговоров, и Катя казалось, что и из Митиной жизни она исчезла навсегда, на тот момент так оно и было. Ростислав, который неожиданно исчез на три недели, и Тамара решила, что он испарился навсегда, в конце января, благополучно сдав сессию, появился и стал с новой силой ухаживать за ней. -У него любовь по расписанию, - сказала Светлана Карловна мужу.- Думаю, что это пока все несерьезно. Возможно, на тот момент так оно и было. Каждый раз, как дочь уходила с кавалером, Светлана Карловна поглядывала в окошко, а если дочь задерживалась, то выглядывала каждые пять минут, Слава здесь был чужой, и могли его поймать и отлупить, студентов в Долгопрудном, шляющихся в одиночку, всегда поколачивали, а заодно, досталось бы и Тамаре. Парочка подходила к дверям, Тамара поднимала руку в прощальном приветствии и уходила. -Довольно сухо расстаются, - успокоено говорила Томкина мать ее отцу, который, в сущности, не очень-то пока волновался. Зима прошла, и к весне стало ясно, подруги влюблены все, кроме Нади. *** Царствовал май, цвела сирень, кусты склонялись до земли под тяжестью цветов, вишня отцвела, но поздние сорта яблонь все еще стояли в белом сиянии, как невесты. По ночам трудились соловьи и пели до самого рассвета, завлекая своих серых самочек, и утомляя людей, будоража кровь призывом к любви и продолжению рода, который тысячелетия люди улавливали в страстном пении этой маленькой серой птицы. Митя и Катя шли вдоль дороги к автобусу вечером, после дня экскурсии по Блоковским местам, после дневной истомившей их жары, взявшись за руки, и соловей вдруг начал свои трели, попробовал раз, другой, и залился, залился, тянул и тянул, выкидывал все более и более изощренные колени, и Катя замерла, услышав этот призыв к любви, к ее познанию, сейчас, сию минуту, прямо здесь, под ракитами. - Не хочу в автобус, - сказал Дмитрий. - Там тесно и жарко, хочу остаться здесь, с тобой, под звездами. Катерина запрокинула голову, но на темнеющем небе звезд не увидела, после жаркого безоблачного дня набежали тучки, розовые на западе, и густо сиреневые на востоке. Легкие воздушные, они все же напоминали о дожде и взывали к благоразумию, и Катя, ничего не ответила, только вздохнула и положила голову на плечо Димке, и так рука в руке, склонив к друг другу головы, они дошли до автобуса, где их нетерпеливо ждали, но никто, даже шофер, глядя на них, не решился выразить недовольство их опозданием. На другой день мать Мити, Любовь Иосифовна позвонила сыну, что задерживается на работе и взбудораженный вчерашней весенней прогулкой, солнцем, пением соловья Митя метался по квартире и с все возрастающим нетерпением ждал Катерину, которая могла приехать, а могла и умчаться домой, в Долгопрудный. Митя не знал, как именно она поступит, и это делало его ожидание сегодняшней встречи особенно утомительным. ' Приезжай, приезжай, приезжай во чтобы то ни стало', телепатировал он своей возлюбленной, и все перемещался и перемещался по квартире из кухни в комнату, и обратно, спотыкался об мешающихся под ногами то брата Мишку, то кошку Настасью, натыкался на деда, и не слушая его, брел дальше, как пьяный, сосредоточенный на одной мысли, на одном единственном желание: увидеть Катю. Так и хочется сказать ему, позвони по сотовому, но сотовых тогда еще население России не имело. Когда раздался звонок в двери, они вдвоем, Мишка и он кинулись, сталкиваясь к двери, Митя добежал первым: открыл двери, на пороге стояла Катерина и он смотрел на нее, когда будто она воскресла из мертвых, так, во всяком случае, ей показалось, и торопливо целуя, снимая с нее намокшую под неожиданным майским длждемветровку, поправляя с бесконечной нежностью сырые пряди Катиных темных волос, он чувствовал, как дрожат его пальцы. Маленький мальчик посмотрел на них, повернулся, и опустив голову тихо ушел в свою комнату, волоча желтого плюшевого медведя, то запинаясь за него, то откидывая за спину. Ребенок понял, что Катя, его нянька, на сегодня потеряна для него и смирился с этим, устранился, чувствуя себя совершенно лишним. Катя пришла с занятий, усталая, голодная, но даже и заикнулась об этом не успела, и они заперлись в Митиной комнате. На стук деда Павла Ивановича не отзывались. Ближе к ночи Катя, которая часто оставалась ночевать с малышом в одной комнате, сегодня не осталась, уехала. Митя ее не провожал даже до метро, на нем повис четырехлетний Мишка, который никак не хотел ложиться спать самостоятельно. Катерина ушла в темноту плохо освещаемого города, напоследок, прежде чем зайти в лифт, она оглянулась: в проеме открытой двери стояли двое? - Мишка распластался на старшем брате, обхватив его руками за шею и ногами обвив талию, его волосы закрывали часть Митиного лица, видны были только устремленные на Катю сияющие глаза. Катя ушла, унося в себе сияние этих счастливых глаз. Она была вся внутреннее растерянная, взъерошенная переживала заново все произошедшее с ней, с ними, этим вечером, и отсутствовала в настоящем, и к ней дважды в метро подходили мужчины, спрашивали, не случилось ли чего плохого и не надо ли помочь. Катя отрицательно мотала головой и ничего не отвечала, не от переизбытка чувств, а от их полного отсутствия, сейчас, она находила в себе только огромную, безмерную усталость, которая часто охватывает человека, когда свершается то, о чем он мечтает и чего в тайне опасается. Она обратила внимание на Митю, потому что остальные девушки находили его красивым, потому, что он был влюблен в другую, и потому что ей нравилось смотреть на него, когда он на лекциях вел записи в тетрадях. И так невинно, в раздумье, надо ей это или нет, начавшиеся по ее инициативе отношения привели через два года к большой любви и большим испытаниям, которые предстояло преодолеть: у Мити на руках была повестка и через три недели он уходил на два года в армию и ей оставалось ожидание, долгое ожидание, в конце которого она видела сияние полного, каждодневного счастья. Где-то далеко, на задворках сознания мелькнул неясный размытый женский образ, и даже какое-то имя всплывало на поверхность, имя, таящее угрозу и опасность, мелькнуло и пропало, и Катя задремала в электричке. Когда она, прыгая через лужи, шла короткий путь от электрички до своего дома, уже прояснило, на востоке голубой огромной тарелкой висела луна, и тускло в сумерках долгого майского вечера блестели звезды. Катя перед тем, как зайти в подъезд, несколько минут постояла, посмотрела на небо, потом вздохнув, зашла в подъезд, меняя выражение лица, готовясь к встрече с матерью. Но дома было тихо, и Катя ужом бесшумно проскользнула в свою комнату. Только утром Надежда Николаевна узнала, что дочь ночевала дома, хотя предупреждала, что не приедет. *** Самый первый, в начале июня, уходил Леня Голиков. Он попал в войска внешней охраны, и предстояло ему дежурить на вышках с автоматом наперевес, стать маленьким винтиком в сложной структуре Гулага. На проводах он пил, как всегда много, но был трезвым, алкоголь его не брал на этот раз, зато Катька, для которой уход товарища был новым дополнительным напоминанием о предстоящей ей длительной разлуке с возлюбленным, напилась, и рвала горло криком, и танцевала с раздеванием, но дальше растегивая блузки, под которой был нарядный бюстгальтер, дело не дошло. Наконец она провизжалась, протанцевалась, и усталая, с мокрыми прядями на лбу, сидела на диване, затаившись, как мышка, в полумраке пустой комнаты, прикрыв глаза, чтобы отвлечься от света и шума, доносившихся до нее из большой проходной комнаты, где шумела за столом остальная компания. Веревкин изображал, как Леня будет гоняться за заключенными, озирался, испуганно вздрагивал, стаскивал с плеча воображаемый автомат, уморительно точно повторяя характерные жесты Леонида. Леня улыбался, окидывал взглядом присутствующих, видел, что Катерины нет за столом, и продолжая улыбаться, напряжено соображал, куда она подевалась. Незаметно всплывало не привлекшее тогда его внимание Катина застывшая после танцев фигура возле стенки, скрип открываемой двери... Тихо, не привлекая внимания, он выбрался из зажатости, образованной сидящими впритык с ним друзьями, постоял на том самом месте, где стояла Катя, и незаметно проскользнул к ней в комнату. Катя сидела, спустив руки между колен, подняла глаза, когда дверь открылась. Леня подошел, в руке у него была бутылка. Он предложил Кате выпить. - Нет, я уже больше не могу, до дому не дойду, - отказалась она. - Дойдешь, до утра еще протрезвеешь, - не согласился с ней Леня, но настаивать на выпивке не стал, сел рядом с ней на пол, прислонился головой к стулу. Катерина шутливо потрепала его по волосам: - Обреют тебя, - и представив Голикова бритым, с оттопыренными ушами, засмеялась: - будешь похож не на охранника, а на уголовника. - А что, и буду... Леня улыбнулся. Они помолчали. - Азизова, - сказал вдруг Леня, и голос его отдавал хрипотцой. - Катя, ты хоть замуж не выходи, пока я вернусь, дай напиться на твоей свадьбе. И смягчая любовную тоску и предчувствие предстоящего одиночества в чужой стороне среди чужих людей, прозвучавшее в его тихих словах, вырвавшихся как крик души, добавил: - А то, пока мы там, вы устроитесь, мы приедем, даже потусоваться будет не с кем. - Не выйду, - легко выдохнула Катерина, не имевшая дурной привычки хранить верность своим словам, тем более, что следующие проводы были Митины. - Точно, точно не выйду, - уверила она Леню. - Леня ты где,- услышали они голос Синичкина. Валера открыл дверь, нарушая тишину и уединение Кати с Леней и в открытую дверь Серж Ермолаев увидел Катерину на диване в расстегнутой до пояса блузке и чернеющем на смуглом теле бюстгальтере, сидящего рядом, возле самых Катиных колен Леню, с запрокинутой головой, устремившего взгляд на Катерину и нежданная интимность этой сцены заставила его сердце упасть. Он резко отвернулся от двери, а уже через минуту Леня вышел к Валере как ни в чем не бывало, а Катя вдруг почувствовала такую усталость от выпитого, от напряжения, от визга и шума, который сама и производила, что сползла с дивана, легла на ковер и заснула. Такой ее и нашли Тамара с Машей, спящей полу. Голова была засунута под стул. На другой день после проводов Ирина Николаевна, Ленина мама и Светлана Карловна столкнулись на проходной института, где они обе работали. Вспоминая прошедшие проводы и танцы Катерины с раздеванием, Ирина Николаевна осторожно сказала Томкиной матери: а не все девочки в классе хорошие, ох, не все. Светлана Карловна разговор не поддержала, замяла его, но подумала, что наверняка Ирина Николаевна имеет в виду Азизову, не каждая взрослая женщина, наблюдая Катеринины выходки, способна видеть в этом лишь возрастное, поиски своего я, и не более того, хотя как далеко могут зайти такие поиски, и не пора ли найти себя, когда тебе уже не тринадцать лет? 'Опять Катерина визжала', с досадой думала Томкина мать. 'Взрослая, а хуже малолетней'. Но вслух ничего не сказала, покачала головой, мол, не стоит и говорить об этом. Хорошо еще, что она не знает, что Катька нравится Лене, вот бы расстроилась, думала Светлана Карловна, которая была в курсе любовных пересечений в бывшем десятом 'г' классе. Ряды одноклассников поредели, но оставшиеся по прежнему собирались у Стылова, он единственный сын у родителей, учился в Баумановском, где была военная кафедра, и его не пока не взяли. Серж Ермолаев присылал из армии длинные подробные письма, у него была склонность к эпистолярному жанру, Леня Голиков тоже присылал лаконичные, но содержательные послания, Синичкин, которого взяли на год, изредка писал Веревкину, а адресатами Ермолаева и Голикова были как ребята, так и девушки, и оба писали Катерине, которая отвечала через раз. Они рассказывали о своей новой, незнакомой однокашникам жизни, Леня описывал скуку будней, тишину в горах, стояние долгими ночами на посту на вышке в огромном тулупе до пят, в котором и пошевелиться могут только очень сильные люди. ' И стою я на вышке, одетый как рыбаки на Клязьминском водохранилище, только вот разогреться водочкой, мне не удается. И хочется домой, назад, в родную Долгопу. Служил он в Фергане, в горах. Начались события 1989 года, по телевизоры мелькали кадры сожженных домов, толпы разъяренных людей мелькали на экранах. Разгоряченных, готовых на все людей, сдерживали внутренние войска, уменьшив охрану заключенных, и среди людской свалки на экране Ирина Николаевна с ужасом выискивала своего сына. Письма не приходили, связи рвались. А потом пришло письмо, где Леня писал, чтобы мать не беспокоилась, он во всем этом не участвует. А правда это была, ли нет, Ирина Николаевна так никогда и не узнала. А Ермолаев служил в Ереване, и в другое время это было бы хорошим местом для службы, но не сейчас. Волнения в Армении подавлялись внутренними войсками. Серж писал, что приходилось стоять в оцеплении, и сдерживать напирающих на тебя, дышащих агрессией людей. Но это еще ничего, читала Томча, там ты не один, и вооружен: 'А вот когда едешь один или с товарищем в автобусе, и все тебя дружно ненавидят, и оскорбляют, чуть ли не плюют в лицо, и ты вынужден выслушивать эти оскорбления, как будто действительно в чем-то виноват, и от тебя что-то зависит, от подневольного человека, тогда очень тоскливо и хочется, очень хочется домой. Жду не дождусь, когда все это закончится, и можно будет вернуться, пройтись с товарищами по улицам, заглянуть на дачу к Никите'. Томка письма читала, грустила, отвечала часто, описывала их тусовки, сочувствовала, только на вопрос о своей личной жизни отвечала уклончиво, но в самой ее уклончивости был ответ, да и Веревкин, который был знаком со Славой, информировал ребят о положении дел у одноклассников и одноклассниц И та же мысль, что у Голикова перед уходом в армию звучала в письмах Сержа: девчонки не спешите замуж, мы вернемся, потусоваться будет не с кем, распадется компания. Отслужив, юноши хотели хоть не надолго окунуться в привычную атмосферу дружного класса, найти все так, как оно было до их отъезда, забыть два года солдатской жизни, уводившей их от привычной домашней жизни, превращая из обычных мальчишек, сыновей, братьев, внуков, в солдат, чья прошлая жизнь никого не интересует... Но окажется, что не только из-за предполагаемого замужества подружек невозможно было вернуться в безмятежное время школьной жизни, главное было в том, что они сами вернуться другими и стремление их два раза войти в одну и ту же речку окажется неосуществимым. Тамара хорошо понимала, кого именно из девушек мечтает Серж увидеть свободной по своему возвращению из армии... *** Познакомились Анатолий и Слава весной 88 года, в мае, в том самом мае, когда роман Мити и Катерины начал набирать обороты, превращаясь в неодолимую, с точки зрения их обоих, страсть. А Слава с Томкой были еще в начале пути, и Томка еще много времени проводила с одноклассниками, и по прошлогодней еще привычке они впятером, Аня с Томкой, и Веревкин с Тростниковым и Синичкиным собрались покататься на велосипедах. Леночка Масленникова велосипедом не увлекалась и с ними не поехала, а Коля еще не сдал сессию и находился в тот момент в Одессе. День был солнечный, воскресение, Слава был свободен, и узнав о планах Томки, не стал ее отговаривать, а просто взял на прокат велосипед в институте и присоединился к компании бывших учащихся 10 г класса. И вечером Томка сказала матери: - А знаешь мама, Слава сразу точно вычислил, что именно Веревкин мне нравится, а я ведь ничем себя и не выдавала и никогда, ты же знаешь, с Анатолием не встречалась... Просто он не такой, как все, стихи пишет, с ним можно обо всем поговорить, с ним интересно. Мне кажется, Славке тоже было с ним интересно, вот он его и вычислил. -А кто тебе сейчас больше по душе?- Светлана Карловна знала, что Толя встречается с Леной, и слегка беспокоилась, не страдает ли дочь, которая, живя с Толей по соседству, часто виделась с ним. Томка ответила, лишь на секунду задумавшись: - У Славы перед всеми есть огромное преимущество. - И какое? Светлана Карловна думала Тома ответит, что Слава старше и физтех, и ошиблась... Дочь подняла на нее глаза: - Я ему очень нравлюсь... К следующему воскресению у Славы был уже свой собственный велосипед. *** Где Катя набежала на Стаса, кто ей его порекомендовал, неизвестно. Стасу нужны были деньги, и он взялся подготовить Катерину к вступительным экзаменам на психфак. Ему казалось, что сдача экзамена на психфак не сложное дело, сам-то он закончил мехмат, где задачки на вступительном экзамене были значительно суровее. Но он столкнулся с феноменом Катерины: она все понимала, решала задачи сразу, когда он ей только что их объяснил, и совершенно забывала, что к чему к следующему занятию и можно было начинать сначала. Став был ошеломлен и Катькиным отсутствием математической памяти, и упорством, с которым она, несмотря на это, стремилась познать недоступные ей алгебраические, геометрические и тригонометрические дебри, которые и дебрями-то не были, и не нашел ничего лучшего, как предложить ей выйти за него замуж, как альтернативный вариант. Он был математиком и мыслили вполне логично: какое еще применение можно найти в современной жизни для женщин с не математическим складом ума, если пристойно выразиться, а попроще, тупых в точных науках, как не замужество и последующее деторождение? В заматематизированном обществе, когда даже для поступления на психфак требуется знание тригонометрических формул? Стас знал про Митю, но наличие друга-однокурсника, как он считал, не помеха для брака, и по большому счету он был прав, но не в Катином случае. Он не учел Катиного упрямства в достижении цели, которая на текущий момент была университет и Митя, или скорее Митя и Университет, и того, что обладая большими познаниями в математических хитростях, он ничем, ну совершенно ничем не поразил Катиного воображения, как когда-то поразил ее воображение Митя, влюбленный во внучку известного в Москве поэта, приласканный ею, а затем вероломно отвергнутый. И то, что Митя был против ее поступления в университет, и будущая свекровь тоже была против, и даже мать считала, что Катеринка чересчур уж размахнулась, в МГУ поступать это не шутка, а еще ведь придется там учиться несколько лет, нисколько не поколебали Катиного упорства в достижении намеченных целях. Не только не поколебали, но даже и укрепили в этом и призывы к благоразумию не помогали: кто-то, а Катерина Азизова не искала в жизни легких путей. С течением времени, когда Стас был женат, и поезд давно ушел, и Катерина была одна, разведенная, разбежавшаяся с любимым Митенькой, Томка в разговорах напоминала Катерине ее отказ от такой хорошей партии, от симпатичного умного, не имеющего никаких корыстных целей, а просто влюбленного в нее парня, вспоминала, и сердилась на подругу с неустроенной жизнью, но может быть, Катя интуитивно чувствовала, что ясный и открытый, совершенно положительный Станислав ей не пара, и сознавая, что ее и его представления о семеье, возможно, не совпадают, и его благоразумие несовместимо с ее взбалмошными замашками и авантюрным отношением к жизни, она ему отказала. Под авантюрным отношением к жизни Катя не имела в виду свои возможные супружеские измены, нет, в тот момент она находилась в глубоком заблуждении и думала о себе, как о моногамным человеке, хранила верность своему возлюбленному, часто бывала у него дома помогала будущей свекрови, присматривала за ее вторым маленьким сыном, братом Мити и за стариком отцом, и пришлась как нельзя кстати, и все это свое продуманное ухабистое будущее, она не могла променять на обычный брак, где нет напряга, маленьких детей и безумных стариков. Стабильность и надежность, то, к чему стремится большинство женщин, часто подсознательно, именно это и не прельщало ее в браке со Станиславом, воспринималась как каждодневная рутина. Спокойной жизни она не хотела, а хотела любви, и кокетничая со Стасом, она не строила далеко идущих планов, так как не была в него влюблена, а была влюблена в Митю, который уже пережил в своей жизни коварство женщины и Катя чувствовала себя ответственной за его возникшие чувства к ней, которых она целый год добивалась, и ранить его еще одним разочарованием не хотела. Станислав, мучался с Катериной, не брал с нее денег, которых у Катерины никогда не было, нет и не будет, так как Катерина относилась к тому типу женщин, у которых деньги не то, чтобы растранжиривались быстро, а просто как-то и не появлялись даже, и ее потребности, реальные или надуманные, последние, к чести Катерины надо сказать, реже проявлялись, так вот ее потребности в деньгах всегда столь значительно превышали доходы, что появившиеся деньги незамедлительно уплывали в алчную пасть ближайшей дыры, которую надо было закрыть не то, чтобы сию же минуту, а еще вчера, и пока они туда плыли, где-то сбоку, или сзади, или еще в неожиданном месте образовывалась вторая дыра, требующая не менее срочного затыкания, и так до бесконечности. И заплатив Стасу за один месяц, Катерина занималась с ним бесплатно, вернее он занимался с ней бесплатно, в конце концов, замуж за него она отказалась выходить, но друзьями они были, что-то, а непосредственная Катерина умела быстренько организовывать дружеские отношения, и вот Стас, измученный, как я уже упоминала, Катькиной бесшабашной забывчивостью в делах математики, в конце мая откровенно сказал ей, что ни за что не ручается и контрольную по математике, во всяком случае, если она напишет, то он, Стас, будет этим страшно удивлен. А о том, чтобы написать на пятерку и этим избежать остальных вступительных экзаменов, как имеющей красный диплом медсестры, речи нет и быть не может. И у Катерины тут же вызрел замечательный план: она решила, что Стас сдаст экзамен за нее. Учитель, несмотря на то, что любовь его осталась невостребованной, согласился. Они вместе подали документы на психфак. То, что Стас уже имел диплом, значения не имело, тогда было разрешено второе высшее, и заявление его приняли. Они пришли в аудиторию для сдачи экзамена, писали контрольную, а потом Катерина сдала его работу вместо своей, получила пять баллов и таким образом была зачислена студенткой МГУ. Впрочем, все произошло не так уж и без сучка и задоринки. Одну задачку Катерине не засчитали, Стас внимательно посмотрел, и убедился, что их решение тоже правильное, просто запись немного другая в тригонометрическом ответе, и Катерине необходимо пойти на апелляцию и отстаивать свое, вернее Стасово решение. Поехали они в университет впятером: день был солнечный, каникулы и к Стасу прилепилось еще двое друзей, Вася и Владимир, а Катерина была с Тамарой. Тамара сдала последний вступительный экзамен на мехмат, у нее был проходной балл, и она со дня на день ждала, когда вывесят списки поступивших, а пока была свободна, Слава уехал на заработки в стройотряд. Стас и серьезный Володя объясняли Кате, что она должна говорить и на чем настаивать, не слишком-то уютно идти на апелляцию, когда не сам решал задачи, и Катя мучалась, запоминала, что она должна сказать, и что ей могут возразить, а Вася тем временем повел энергичную атаку на Томку. Тамаре это маньячное существо по имени Вася совершенно не понравилось, и она решительно отбивалось, тогда Вася на некоторое время отставал от нее и зачинал заигрывать буквально со всеми проходящими мимо девушками, причем так грубо и неумело, что они все как одна хамили в ответ, и тогда Вася, видя, что распугал всех, обращал вновь свои взоры на Томку, хорошенькую, зеленоглазую, с длинной шеей и округлым бюстом. Он начинал новую атаку на нее, и так они шли от метро до Университета, и дальше, пока ждали Катю, Вася все время находился в атакующем состоянии, а Томка в обороняющемся, и колотя Васю по рукам, начинала лучше понимать Анну, которая жаловалась ей как-то, что научилась бить не глядя каждого, кто приближался на расстоянии вытянутой руки. У нее, наверное, вся группа была вот такие вот Васи, думала Томка и была недалека от истины. Наконец вышла сияющая Катерина, она убедила преподавателя в своей правоте, и четверка была исправлена на пятерку, а это значило, что она зачислена на первый курс без дальнейших экзаменов. Стас гордился своим достижением и предложил отметить Катин триумф прямо сейчас, но Тамара решительно возражала против этого, она уже объелась Васей по горло и мечтала как можно скорее оказаться подальше от него. И живописная группа: высоченный ладный Стас, рядом с ним, ему до плеча, Катерина, одетая в темную юбку и светлую блузку, наряд, показавшийся ей подходящим для тригонометрической беседы, Томка в легкомысленном сарафане с бретельками и распущенной густой гривой до плеч, худой длинный Володя в очках, каждый раз удивленно оглядывающийся, когда слышал хлопок: удар Томки по рукам Васи, и наконец, сам Вася в рубахе китайского происхождения с белыми цветами по ярко-красному фону, внезапно, постояв на углу, распалась: парни направились на прогулку по Красной площади, по предложению Васи, все надеющегося кого-нибудь 'снять', а девушки направились к метро, обе взъерошенные и возбужденные: Томка от непрерывного сражения, а Катя от всей этой суматохи, так счастливо закончившейся для нее. Тот факт, что Азизова не знала математики, в дальнейшем никак не помешал ей учиться в Университете, математика для изучения психологии не нужна, и знание признаков сходимости несобственных интегралов, которые изучал бы Голиков, если бы добрался до второго семестра, не помогает для проникновения в тайники человеческой души, даже души математика, а нормальные, интересные вещи, касающиеся человеческой психики, и жизни человека в обществе, на это у Кати какая-никакая память была, а если ячеек памяти не хватало, то можно было пустить в ход фантазию, поднапрячь воображение, соединить что-то с чем-то и получить результат, а уж насколько он соответствует действительности и соответствует ли вообще, трудно доказуемо: психология, она и есть психология, стоит только смешать сангвиника с холериком, добавить сексуальный мотив, комплексы детства и можно объяснить все, что угодно, даже то, что в действительности и не существует, главное внимание и доброжелательность к пациенту, вот ему уже и станет легче. Катерина была уверена, что она поможет нуждающимся, послужит им опорой, но до пациентов первокурснице Азизовой было еще далеко, пять долгих лет учебы. Томка, которая целый год усиленно занималась, решала задачки, стала студенткой Университета. По математике она набрала девять баллов, физику сдала на четверку, и написала сочинение тоже на четверку, проверяли в этом году не филологи. Намучившись со слабым курсом, ибо знание литературы никак не помогало студентам в изучение математического анализа и теории групп, руководство факультета сбавило требования к экзамену по русскому языку. Одумалось. Отказалось от заманчивой идеи гармоничных личностей, вернулось к однобокости. В конце концов, еще классик говорил: специалист подобен флюсу, полнота его односторонна. Если бы руководство факультета снизило требования к знанию русского языка (никто, конечно не сознается, это произошло) на год раньше, то Томка потупила с первого раза, ей не пришлось бы работать на физтехе, она не познакомилась бы со своим будущим мужем и жизнь бы ее потекла по другому руслу: так цепь случайностей часто приводит к результату, который в дальнейшем не только кажется закономерным, но и единственно возможным. В том же году Маша и Аня поступили в МЭИ, спокойно сдав все экзамены. Впрочем, у АГ все мало-мальски способные к математике ученики сдавали математику в технические ВУЗы. В августе, сизбавившись от экзаменов, бывшие одноклассники большой компанией вырвались на Валдай, жили там в палатках, занимались рыбной ловлей, купались, загорали. Погода стояла великолепная для начала августа. Анатолий и Никита оказались заядлыми рыбаками, и снабжали всю компанию свежей рыбкой, и Коля, который рыбачить не любил, видел свой долг в том, что чистил всю эту мелочь, а девчонки, их было пятеро: Томка, Надя, Лена, Аня и Маша, жарили эту рыбу и варили уху. Томча взяла из дому большое белое эмалированное ведро, на котором варили суп, и так его закоптили, что Светлана Карловна отказалась признать в возвращенной ей старой посудине, выглядевшей как негр после бессонной ночи свое сверкающее белыми щечками новое ведерко, и его так и оставили только для походов и сплавили на дачу к Стылову. Жили в палатках, жгли костры, загорали, купались и вспоминали друзей, которых вырвало из их среды солдатская служба. Голиков тоже проводил время на природе, торчал на вышке с автоматом на перевес и раздумывал о том, что выучить неправильные английские глаголы, может быть, был не такой уж тяжкий труд. А в сентябре месяце Катя, вернувшись из Севастополя, начала учебу на психфаке, Томка на мехате, Аня и Маша в МЭИ. Несмотря на социальные потрясения и разрушения, происходящие в обществе, казалось, что жизнь как-то определилась, и Надежда Михайловна вздохнула с облегчением: Митя, которого она не что бы не взлюбила, а как-то не очень одобряла, ненадежным человеком казался ей Митя, слегка даже похожим на ее собственного мужа, что не могло не отвращать ее от избранника дочери, Митя уехал на долгие два года, дочка начала учиться, и можно было надеяться, что в будущем все утрясется.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"