Аннотация: Сборник небольших веселых рассказов о проделках мальчика по имени Ваня.
Криминская Зоя
Сказки про Ивана, старшего сына, или трудности взращивания мальчиков
"Ты была совершенно, абсолютно невыносимым ребенком".
Моя мама, твоя прабабушка, вспоминала обо мне.
Все повторяется, думала я, глядя на тебя.
7 июля 1994.
Твой матери, Иван, дважды делали УЗИ. Долго тебя рассматривали, но не все увидели и предсказали девочку.
И вот все: твои родители Даша с Сережей, две пары дедушек с бабушками: Леша и я, Оля и Витя, а также тетя Катя, ее муж Валера и дочка Настя ждали девочку, а родился мальчишка.
Родился седьмого числа седьмого месяца, в день Ивана Купалы, когда в лесах одну ночь цветет никогда не цветущий папоротник, и его белые цветы светятся в сумеречной темноте летней ночи, ночи гадания на женихов и лесных хороводов.
И Дарья, твоя мать, назвала тебя Иваном. Тебе суждено было появиться на свет в молодой семье, и твой отец Сергей, которому, когда ты родился, не было и двадцати лет, прыгал на одной ноге вокруг тебя, лежащего распеленатым на столе, и кричал смешным голосом персонажа мультфильма "Маугли", голосом койота:
- Человеческий детеныш, человеческий детеныш!
Действительно, родился человеческий детеныш, тут не добавить, не убавить.
С той поры минуло шестнадцать лет. Многое забылось, многое прошло мимо меня, ведь я не была с тобой рядом всегда, но кое-что вспоминается, и о том я хочу тебе рассказать.
Погоня за кошками
На Ваню надели светлую бежевую шубку из стриженой овчины, доставшуюся ему от выросшей из нее Насти, валеночки. Кроличья вязаная шапочка, повязанная первой, еще до шубы, уже сползла набок, мешала смотреть одному глазу, но второй темный Ванин глаз сверкал яростным нетерпением. Процесс одевания полуторагодовалый Ваня ненавидел с пеленок
- Ну, мы пошли, - сказала я, сунула кулек для покупки и деньги в карман, ухватила Ваню за руку, второй рукой взялась за воротник шубы, и мы двинулись к лифту.
Я шла, чтобы купить яйца, которыми тогда торговали с машины, а внук был дан мне в нагрузку, чтобы не мешался под ногами домашним, и чтобы мне жизнь раем не казалась.
В сторону машины, стоящей за два дома от нас, мы передвигались довольно быстро. Я даже пару раз отпускала ворот шубы и вела внука только за ручку, так как Иван послушно двигался в нужном направлении.
Когда мы дошли до машины и я остановилась, Ване это не понравилось, и он стал вырываться. Молча, не издавая ни звука, он судорожно дергался, крутил шеей, чтобы вырвать ворот и тянул руку вниз.
Очередь у машины была человек на десять.
- Женщина, идите без очереди, - строго сказала мне ближайшая женщина.
- Да может он постоит?...
На секунду я расслабилась, пока говорила, и выпустила из рук воротник Ваниной шубы. А руку Ваня выдрал, оставив варежку у меня.
- Как же, постоит он, - насмешливо возразила женщина, и мы обе с удивлением уставились на то место возле меня, где только что стоял Ваня, и где его уже не было.
- Ой, где же он? Я стала озираться, за мной стали оглядываться люди, стоящие в очереди.
Иван исчез.
- Да вот же, вот, идите сюда, - закричали с начала очереди, и все расступились, пропуская меня.
Ивана я увидела под машиной. Он лежал, укрытый открытым свисающим бортом грузовика на грязном буром снегу, взрытом колесами машин, и виднелись лишь его ноги.
Я наклонилась, заглянула под грузовик.
- Ваня, вылезай,- сказала я.
Внук, который еще не говорил, лежал под машиной в своей светлой шубке, молча глядел на меня одним глазом, и молчал. На мои призывы вылезти не реагировал, лежал себе и лежал, комфортно, как на диване.
Я наклонилась, взяла внука за ноги, выволокла его из-под машины и поставила. Не успела его поставить, как он изготовился куда-то бежать, стал вырываться, я держала его обеими руками. О покупке не могло быть и речи.
- Женщина, давайте скорее сумку, я сложу Вам яйца, - кричала продавщица с машины. Вся очередь была взбудоражена, все забыли, что им тоже что-то было нужно, сейчас всем хотелось одного: чтобы мы с Ваней ушли.
Кое-как удалось мне достать кулек и деньги и все передать через чужие, но сочувствующие руки.
Как я взяла покупку и положила сдачу в карман, не помню, но вот мы, к облегчению окружающих, отошли от очереди, и я все еще надеялась добраться до квартиры с кульком яиц в одной руке и рвущимся на волю мальчишкой в другой.
Опять я расслабилась, и он вырвался и кинулся к серой кошке, возникшей вдруг на ступенях крыльца унылого блочного дома, вдоль которого пролегал наш путь.
Спустя шесть лет так наша собака Рада рвала поводок при виде кошки.
Метров десять кошка бежала вдоль дома, Иван бежал рядом с ней, сопровождая свой бег радостными воплями, а я шла по тротуару. Вдруг кошка скакнула в сторону тротуара, обежала вокруг, меня и двинулась, дрянь, в противоположном направлении. Ваня за ней. Я, проклиная вероломную кошку, поймала внука, держу, а он орет, руки к животному тянет, и на меня оборачиваются люди, беспокоятся за судьбу орущего Ивана, а надо бы побеспокоиться обо мне. Я одной рукой вцепилась в Ивана изо всех сил, а в другой болтается кулек, и я уже близка к тому, чтобы забросить покупку в сугроб, сграбастать Ваньку под мышку и тащить его, орущего, домой.
Мы не двигались с места до тех пор, пока кошка не скрылась из глаз.
- Все, - сказала я, - убежала кошка, пойдем.
Ваня сразу замолчал, как будто звук выключили, и его удалось повернуть. Метра три до следующего подъезда мы передвигались без склок.
Дальше из подъезда выскочила вторая, рыжая кошка, просто какое-то изобилие кошек было сегодня, и Иван рванулся, воротник затрещал, я, чтобы не порвать шубу, выпустила внука, и он с воплем радости последовал за рыжеволосой красоткой. И опять мы двигались вдоль дома в нужном направлении, а затем кошка, у которой были свои резоны, куда ей идти, и она не нанималась в проводники для Вани, так вот, она перебежала дорогу, коварно вспрыгнула на забор детского садика и побежала по забору обратно в сторону дороги, где стояла машина, от которой мы только что отошли. Ваня ринулся за ней, проваливаясь в сугробе по пояс и зазывно протягивая к ней руки.
Тут я поняла: нужно что-то предпринимать радикальное, иначе мы будем мотаться как маятники между кошками.
Мимо шли мальчики лет десяти-одиннадцати с санками.
- Ребята, - взмолилась я. - Посадите моего внука на санки, довезите до дому, вам как раз по дороге, а я никак не могу с ним дойти.
Ваня дал усадить себя в сани, и мы благополучно добрались до подъезда, нашего, шестого подъезда. А горка была возле первого подъезда нашего дома, так что ребятам было действительно по пути.
И вот я пришла домой и ребенка не потеряла, и даже не отлупила, и яйца не разбила, а меня встретили буднично, никак фанфар не было, и радости при нашем возвращении никто не выразил.
Всякие мелкие происшествия
После январской прогулки прошло полтора месяца.
После зимы наступила весна, и я вышла погулять с внуком. Опять решилась.
Встретила знакомую, мать двоих мальчишек, к тому времени уже школьников старших классов.
- Как давно я тебя не видела,- сказала мне Надежда.- Как твои дела, как жизнь?
Я стояла одна, Ивана выпустила на детскую площадку. Снег еще не сошел, был март, бежали ручьи и в снегу были проталины, обрамленные жесткими ледяшками.
Я заулыбалась и только собралась обстоятельно рассказать о делах, как раздался истошный крик: Иван, пытаясь пройти по ручью, попался в расселину между льдинками, не мог вытащить ногу и орал, звал на помощь. Я кинулась помогать. Сапожок застрял крепко, обломить лед и высвободить ногу внуку мне не удавалось минуты три, наконец, высвобожденный Иван и свободная я разбежались, я вернулась к собеседнице, а Иван заинтересовано стал топать ногой, скалывать край льдинок в ручей.
-Да вот..., - на моем лице снова вспорхнула улыбка, адресованная Надежде.
Я хотела сказать, "с внуком гуляю", но не пришлось, Иван вторично застрял и опять орал. Я его вытащила, слегка встряхнула, приказала оставить ручей и идти на качели, Иван встал и задумчиво смотрел на качели.
Я с упорством маньяка хотела все же объяснить знакомой, как моя жизнь, и что я делаю.
- Гуля... ю, - досказать я не успела, и не потому, что была заикой, просто Иван теперь валялся в ручье лицом вниз, но это его новое положение никак не глушило крик.
Я ринулась спасать внука.
- Можешь ничего не говорить, - сказала Надежда.- Вся твоя жизнь мне понятна, еще как понятна. Но сейчас мои слабые нервы этого выдержать не могут, и я ухожу.
И она ушла, ретировалась с поля боя через пять минут, а ведь моложе меня лет на десять, не меньше. А я повела Ивана домой переодеваться.
Где-то тогда же, во всяком случае, Ваня еще не говорил, Дарья приготовилась стирать, сложила белье, повернула ручки в нужное положение, а машина стиральная не включается, не работает.
Дарья в растерянности, крутит ручки, заглядывает в машину, открывает дверцы.
Подходит к ней полуторагодовалый Иван, растопыривает два пальчика в воздухе в виде вилки и делает такой жест, как будто втыкает пальцы в розетку. Даша глянула, и правда, стиральная машина была выключена из сети.
И опять кошка.
Мы с Дашей направились в детский мир покупать детское бельишко. Иван с нами, куда от него денешься?
Светофоров тогда на Пацаева не было, и мы дружно держали Ванюшку за ручки, когда переходили улицу.
Иван периодически провисал на наших руках, качался, или совершал гигантские прыжки. Пока добрались до магазина, руки он нам повывернул, это точно.
Никто тогда еще не снимал крошечные куски магазинной площади для торговли, и он был пустой, тихий и темный после яркого света летнего дня. Успокоением веяло от его огромного незаполненного пространства, и мы с Дашей расслабились. Начали выбирать пеленки для родившейся две недели назад Сонечки, Катиной второй дочки, нам не понравился запах краски, исходящий от материи, и мы обе, две разини, наклонились одновременно, чтобы их понюхать.
Иван вырвался от нас, как только мы вошли в магазин.
И в тот момент, когда Дарья и я стоим, наклонившись над прилавком, и подносим пеленку к носу, раздается невыносимый душераздирающий вопль, сразу заполнивший весь магазин. Вопль взлетел высь, достиг невыносимый высоты, сбавил напор, но не затих, а перешел в непрерывный вой. Вы слышали мартовских котов, орущих друг на друга на крыше? Вот это слышали мы и выбежавшие из-за прилавка продавщицы.
Иван стоял в дверях магазина, вцепившись обеими руками в спину огромного разношерстного пушистого котяры, который орал, с яростью бил всеми четырьмя лапами по воздуху, изгибая их, забрасывая наверх, стараясь достать и оцарапать мальчишечьи руки, но не тут-то было!1
Иван стоял и держал его так ловко, что коту не удавалось вырваться.
Я бросилась к внуку, хотела разжать его руки, но не могла дотянуться, кот создал вокруг себя недоступное пространство из бьющих по воздуху когтей и этим мешал своему спасению.
Наконец, поднося руки вертикально к скату его рыжей спины, где была мертвая зона, недостижимая до его когтистых лап, я добралась до ручонок внука, Он сжал кулаки, в которых была кошачья шерсть и кожа со спины, насмерть, как судорогой были сведены его руки, и разжать их я не могла.
- Выпусти, кота, выпусти сейчас же кота, - кричала я, а продавщицы и Даша стояли и смотрели на нас.
Ваня говорить не мог, все его силы уходили на удержание кота на весу, и он только отрицательно мотал головой из стороны в сторону, не хотел выпускать добычу, которую пыталась отобрать бабка. Пришлось силком разжимать его пальцы, и как только хватка мальчишки чуть ослабела, кот вырвался, шмякнулся на пол, лязгнули его когти по кафельному полу, и он вылетел пулей из магазина, оставив клочья своей пушистой шерсти в кулаках Вани.
Разъяренная Дарья выволокла Ивана на улицу и задала ему трепку, и теперь Иван орал не хуже кота.
- Зачем ты это сделал? - спросила я, когда Дашка спустила пар и успокоилась, я отдышалась, а Иван перестал орать, - Кому нужен этот злобный старый котяра?
- Я хотел с ним поиграть,- сказал Иван, и вдруг издал слезливый, горестный крик, - а ООН НЕ ЗАХОТЕЛ!!!
Ваня, лягушка и тритоны
- Я только беспокоюсь, дойдет ли Ваня?
Я с сомнением смотрела вниз, на внука, а Ваня задрал голову и молча, нахмурив брови, смотрел на меня. Размышлял, пройдет он расстояние от железной дороги до дачи или нет.
- Дойду.- В голосе моем не было уверенности. - Четыре километра я пройду, а вот пятилетний ребенок...
- Пятилетний ребенок, может, и не дойдет, а вот пятилетний Ванька без проблем.
Ваня молчал, смотрел самоуверенно, и я решила подстраховаться на всякий случай.
- Мне нужно идти на своей скорости,- сказала я,- тогда я много могу пройти. А если ты, сын, будешь бежать впереди, как страус, и мы с Ваней будем еле-еле поспевать за тобой...
- Постараюсь, не буду подражать страусу,- Сергей снисходительно посмотрел на меня сверху вниз.
- Какой же ты все же противный вырос, - обиделась я на Сережку. - А вот когда ты был малышом, и имел маленькие ножки, я везде ходила с тобой крохотными шажочками, чтобы ты за мной успевал, все твое детство ходила.
- Мам, я из своего детства помню только, как мы куда-то вечно спешим, и ты тащишь меня изо всех сил, а я не успеваю и вишу у тебя на руке.
Да, вот какие разные воспоминания бывают у матери и сына.
Несмотря на выверты памяти, разговор продолжался.
- Пойдем от Трудовой, там четыре километра, а от Катуара пять. - решила я. -Только я никогда так не ходила, общее направление знаю, а конкретно только две трети пути.
Но мои опасения никого не взволновали и не остановили.
Сережка набил рюкзак; Ваня, когда ему не удалось помешать отцу это сделать, взял пластмассовую корзинку, оставшуюся еще от Кати, его тетки, положил туда свой личный перекусон, чтобы отец и бабка не могли бы на него позариться, и вот мы благополучно вышли из электрички на станции Трудовая и направились в лес, надеясь (мы с Сережкой) что ударными темпами дошагаем.
Не тут-то было!
Ивану почему-то лес не понравился, идти он не захотел и стал требовать, чтобы мы вернулись.
- Испугался, наверное, - предположила я.
- Иван, ты что, испугался?- грозным голосом, с подрыкиванием, спросил его Сережка. Тут Ваня еще и обиделся, встал под дерево и ни с места. Плакать собрался, уже и закапало.
- А там ларек есть, можно будет что-нибудь купить,- сказала я как будто Сергею, а на самом деле для Вани.
У Вани слезы высохли мгновенно, так и не пролившись толком.
- А что? -спросил он.
- Ну, что-нибудь.
- Ты купишь мне кока-колу, - решил Ваня.
- Если будет.
- А если не будет, тогда что?
- Ну, шоколадку.
- Ладно.- Ваня решительно двинулся вперед, потом оглянулся на меня:
- Смотри, ты обещала.
- Это неправильно, - сказал сын. - Ты портишь Ивана. Растишь взяточника.
- Это пройдет, и вообще, взяточник лучше неврастеника.
Ваня нас не слушал. Он всегда отключался, когда в разговоре появлялись незнакомые ему слова. И вообще, в отличие от отца, Ваня был человеком не размышления, а действия.
Мы дошли до теплоцентрали, перешли трубы по мостику, доски, изображавшие ступени, присутствовали через одну, и метров через сто оказались на асфальтовой дороге.
Я остановилась в задумчивости:
- Эта дорога соединяет две воинские части, и вторая уже недалеко от нас, но как там пройти, я не знаю, может быть топко.
- Назад пойдем?- спросил сын, и я замолчала.
Мы шли дорогой, а Ваня забегал в лес. Он увидел лягушек и теперь хотел поймать лягушку.
- Оставь, пусть прыгает на воле, - уговаривала я его.
- Ванька отстань от лягушки,- гаркнул Сергей.
- Нет, я ее поймаю.
И растянулся на земле, прикрыв ладонями маленького лягушонка.
- Он у меня под рукой, а как теперь его взять, -спросил он у меня.
Я присела рядом, прикрыла ладонью его ладошки:
- Высвободи руки,- сказала я,- а лягушка останется у меня, и потом ты ее возьмешь.
Так и сделали.
Теперь Ванька шел еле-еле, нес непомерную тяжесть: лягушку.
Через каждые два шага он останавливался, заглядывал между пальцами, смотрел, что она делает.
- Куда мы ее денем, когда придем?
- Бросим в таз с водой.
- А она не выскочит?
- Выскочит.
- Я не хочу.
- А тогда она сдохнет.
- Я тоже не хочу.
- А что ты хочешь?
- Чтобы она со мной жила
- Боюсь, что этого она не захочет.
Сын шел впереди, как я и предсказывала, остановился, подождал нас:
- Ты Иван, как маленький, лягушек ловишь.
- Тритонов лучше,- вставила я.
- Да когда это было...
- В первом классе. С Юркой ловили, промокли насквозь.
- Папа, ты ловил тритонов?
Иван очень заинтересовался. Запрокинул голову, смотрел на Сергея, великого ловца загадочных тритонов, с восхищением.
- Выходит, что ловил.
- А какие они?
- Какие, какие,- пробасил Сережка и почесал в затылке.
Слушать их было интересно, Сергей басил, а Ваня говорил тоненьким, писклявым, совершенно девчоночьим голосом. И внешне он был похож на девочку, так что первые три минуты общения можно было принять его за девочку. Потом уже нельзя.
- Премерзкие,- сказала я, хотя совершенно не помнила тритонов. Плавало там что-то в пол-литровой банке двадцать лет назад.
- Еще хуже лягушек,- добавила я
- Ты не любишь лягушек? - Ваня воззрился на меня с безмерным удивлением.
- Ну, во всяком случае, большой привязанности не чувствую.
- Что значит, не чувствуешь привязанности?
- Значит, могу прекрасно прожить и без лягушек.
Ваня замолчал, и некоторое время была тишина.
- Понеси мою лягушку,- попросил Ваня. Видимо мечтал выработать у меня привязанность к лягушкам.
- Давай положим ее в корзинку.
С того момента, как Ваня ловил лягушку, корзинка была у меня, а теперь я вынула еду, положила туда уже полумертвую лягушку, и замотала корзинку платком. Своим носовым платком.
Навстречу попался мужчина, и мы спросили его, как пройти в деревню Малая Черная.
- Прямо по дороге вы не пройдете,- сказал он. - Нужно свернуть и идти через воинскую часть.
Мы зашли в ворота и зашагали по тропке уже за оградой.
Шли на запад. Справа появился большой земляной вал, за ним было стрельбище. Когда-то мы с мужем ходили сюда, собирали опята.
Тогда на стрельбище было тихо, а сейчас гремели выстрелы.
Мы ускорили шаг.
Мало ли какая шальная пуля могла прилететь оттуда, где стреляли.
Я даже голову втянула в плечи.
Но именно когда мы находились за стрельбищем, Ваня захотел глянуть на свою подопечную, а лягушка, которая к этому времени отошла от помятости, которую ей нанесли проворные и цепкие Ванины руки, выпрыгнула из корзинки.
Ваня истошно закричал, как будто его подстрелили, и кинулся ловить лягушку.
Я бросилась помогать, можно сказать, рискуя жизнью ради любимого внука.
- Ваня,- уговаривала я его, пытаясь схватить проворное земноводное,- Ваня, ну слышишь же, стреляют, опасно, бежим скорее отсюда.
Но побежали мы только после того, как Ваня схватил лягушку.
Теперь он уже не доверял корзинке, и нес ее в ладонях.
Сергей бил копытом, ждал нас.
Наконец миновали стрельбище и уперлись в сплошную стену леса.
Там, за лесом наша дача, но как до нее дойти?
Мы сунулись в лес, сплошные кусты¸ крапива, и папоротники.
Стали брать правее, и вскоре шли совсем на Север, а нам надо было на запад. Наконец, обогнули старый проржавевший вагон, который стоял на таких же проржавевших рыжих рельсах и вышли на простор железной дороги.
- Ну, всё, отсюда я знаю дорогу, осталось метров пятьсот,- с облегчением сказала я.
Мы по солнцепеку миновали станцию "Белый Раст" и, скосив по лесу, вышли к деревне. А вот и наш дом, второй от леса, и даже не устали, и ключи не забыли, все в порядке.
Правда, лягушка к тому времени совсем скисла, и положенная на траву не прыгала, но пока мы с Ваней ходили за шоколадкой, отлежалась и ускакала.
Пришлось Ване съесть шоколад одному, без помощи лягушки
Нудистский пляж
Только в метро Ваня вспомнил, что не сделал задание по испанскому языку: не подготовил рассказ о походе на пляж.
Иван, это дома он был Иван, Ваня, и даже Ваняткин, а в школе он звался Айвен, так произносилось его имя на американский манер.
Айвен был хитрый русский мальчишка, и не зная таких испанских слов, как полотенце, плавки, и прочее, он решил упростить ситуацию и отправить себя, если его спросят, прямиком на нудистский пляж.
Конечно, здешние нравы он уважал, купался не в русских плавках-трусиках, как у дедушки на даче под Москвой, а в длинных, до колен американских плавках-шортах, но делать сейчас было нечего, либо двойка, либо отправиться на нудистский пляж.
Урок испанского был первым, и Эльмира, учительница испанского языка, сразу вызвала Ваню.
Проистекала беседа на испанском.
Говорила, в основном, Эльмира, а Ваня делал вид, что понимает. Наконец, в речи позвучала фразу, которую Ваня понял:
-Айвен, расскажи, как ты пошел бы на пляж.
Ваня молчал, думал.
-Я бы почистил зубы, -сказал он фразу из предыдущего урока.
Учительница одобрила его действия, но спросила, что бы он на себя надел, собираясь на пляж.
Мучительное копание в памяти не помогло. Слово плавки Ваня как не знал, так и не знал.
-Ничего,- ответил он.
-Как это? -Брови Эльмиры угрожающе поползли вверх, -как это ничего?
-А я бы пошел на нудистский пляж.
Ну, действительно, если у тебя нет плавок, или ты не знаешь, как они называются по-испански, что в данном случае одно и то же, что остается ребенку делать, как не идти голяком. А куда можно так пойти? Только на нудистский пляж.
При словах нудистский пляж Эльмира, благоверная католичка, стала напоминать по цвету вареного рака. И пар от нее пошел, как будто ее вынули только что из кастрюли с кипятком.
-Так совсем ничего не наденешь, подумай,- настаивала она.
Ваня еще покопался в памяти, перебрал небольшое количество испанских слов, которые знал, выбрал из него слова тапочки:
-Я пойду в тапочках.
-В тапочках? На нудистский пляж?
-Да я пойду в тапочках на нудистский пляж.
Ивану еще не стукнуло пятнадцати, расти он не начал. Маленький, весь покрытый крохотными, как булавочные уколы, темными веснушками, Иван смотрел открыто и ясно снизу вверх в глаза учительнице, и выглядел так, как будто он только и делает, что разгуливает по нудистским пляжам.
Эльвира быстро и горячо сказала что-то по-испански, Ваня не понял ни слова и на всякий случай сказал:
- Да
Учительница еще что-то произнесла, Ваня потерял окончательно нить разговора и ответил в паузе, для разнообразия:
-Нет.
Это было как игра в чет-нечет.
Бордовая учительница перешла на английский.
-Хорошо, - сказала она, хотя ничего хорошего не просматривалось. Ваня не знал урока, а учительница думала, что он над ней издевается. -Пойди к наставнику и скажи ему, что я тобой недовольна.
Ваня отправился к наставнику и обнаружил его в кабинете, что само по себе было большой удачей.
-Учительница испанского языка отправила меня к вам,- сказал Ваня и потупил скромный взор на пол. Темные ресницы придавали Ване застенчивый вид.
-А в чем дело, что ты натворил?
-Я решил пойти на нудистский пляж в тапочках, а она мне этого не разрешила. Не понравилось ей, что я хожу туда в тапочках.
-А почему ты решил пойти в тапочках?
-А в чем?
-Ну, босиком. Надо быть последовательным.
Хорошо бы быть последовательным, но я не знаю, как по-испански босиком, с тоской подумал Ваня, а вслух сказал:
-Имею я право выбирать?
Наставник задумался, так, как будто от права Вани пойти в тапочках на нудистский пляж зависел международный престиж Соединенных Штатов.
Прошло несколько минут томительного молчания. Наставник почесал редеющую макушку.
-О кей, Айвен,- сказал он, наконец,- вернись на урок и скажи учительнице, что я разрешаю тебе ходить на нудистский пляж в тапочках, раз тебе этого хочется.
И Иван вернулся на урок.
-Наставник разрешил мне ходить в тапочках,- сказал он учительнице по-английски.- Наверное, он и сам так пошел бы на нудистский пляж, чтобы ноги не наколоть.
Учительница беспомощно оглянулась. Вокруг нее сияли радостные рожицы пятнадцатилетних мальчишек, которых было больше половины класса.
В этот момент, к счастью, закончился урок.
К следующему занятию Ваня подготовился, но его почему-то не спросили.
Время идет
Ваня вырос. Заговорил басом, лицо вытянулось, на верхней губе появился темный пушок.
Он учится в американской школе, в которой я никогда не училась, смотрит в шестнадцать лет не игровые фильмы, а мультики, играет на компьютере в сверхгероев, которые называются супергероями, имеет награды за победы на поединках дзюдо.
В него уже влюблялись девочки, а он с ними только "тусовался".
Он идет в новый класс, и это вызывает у него беспокойство.
- Может быть, отлупить самого крутого из мальчишек, чтобы поняли, кто есть кто, и сразу завоевать уважение? - размышляет Иван вслух.
Когда я в последний раз улетала от них, он снисходительно позволил мне чмокнуть его в щеку.
Иван уже принадлежит к непонятному для женщины миру подрастающих мужчин, в котором бабушкам отведено далеко не первое место.