Аннотация: Медленно ползущий такой проект, в который аффтары, наглотавшись фэнтезятины, иногда приходят поржать
Темные властелины на дороге не валяются
Я бился головой об камин. Камин был ничего себе, мраморный, черный, отполированный, с кровавыми прожилками. Я тоже был ничего себе, худой и поджарый, как барс, приятно бледный, с раскосыми глазами, цвет которых менялся от настроения. Иссиня-черные волосы мягкими волнами падали на плечи. Рубашка была белоснежной, замшевый костюм черный с серебром, ремни приятно поскрипывали, сапоги не натирали, серебристая шпага... тьфу. Впору заколоться, повеситься, ну, или биться головой об камин, чем я сейчас и занимался с похвальным рвением. В голове гудело, и несколько капель крови упало на ковер. Ничего, рабы приберут, вылижут языками. Я выбранился. По темному-претемному залу понеслось эхо.
- Ну что убиваться уж, ваше темнейшее величество. Попаданцы приходят и уходят, а мы остаемся. Нам здесь жить.
Ах ты, сволочь, эльфийская! Сперва напророчил мне жутчайшую в мире гадость, а теперь успокаиваешь?!
Я развернулся и вцепился в тощее горло, сдавил покрепче, так, что придворный прорицатель захрипел, повалил на пол и уперся в грудь коленом:
- Ты! Жертва дружбы народов! Ты обязан что-то с этим сделать! Я не желаю, чтобы всякие левые бабы, а тем более, мужики, портили нашу жизнь!
Предсказатель странно икнул, глаза повылазили из орбит. Понятно... "Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах"... Кстати... а если его перенести в лабораторию и дать заряд помощнее? Или некроманта позвать?
Эльфийский негодяй воспользовался моей задумчивостью, вывернулся и, потирая шею, отскочил к двери.
- Вот же зараза, - через пару минут осипше бросил он. - Нет бы подумать сперва! Сразу с кулаками кидаешься.
Выхватил из воздуха колокольчик и позвонил. Звук был такой же осипший, куда там звенящей нежности. Ненавижу эльфийские голоса, уши мои от них вянут. Но, впрочем, в характере прорицателю не откажешь. Это какая сила воли требуется, чтобы меня терпеть!
Вбежала тетка с мисочкой и влажным полотенцем и стала вытирать мне лоб. Стоило возиться, само затянется. Я щелкнул пальцами, оставив от служанки аккуратную кучку пепла, и приказал собирать совет.
Через пять минут представители всех рас выстроились вдоль стен тронного зала. Рассиживаться я им не позволяю, иначе заседания затянутся до бесконечности. И тогда эльфы, как бессмертные, победят. А у нас времени нет. Очередной маг-маразматик, не знаю уж, с какого перепугу, навлек на наши земли мор, глад, страх и ужас в лице очередного иномирового героя. Или геройши. Что еще хуже. А отдувается за все кто? Ясен пень, Темный Властелин. Это же он виноват, что орки серые, у эльфов глаза косые, и картошка не растет. И поди докажи кому, что для картошки у нас не та климатическая зона. Герои учебников не читают, они геройствуют.
Я уселся на трон, по привычке перекинул ноги через подлокотник и стукнул пяткой о пятку.
- Так... У кого будут предложения? Говорить минуту. Кто нарушит регламент - мантикоре скормлю. Она голодная.
- Может, лучше дезинтегрировать? - раздалось с потолочной балки. - У меня от твоих советников изжога. А если векторы направить так и так и усилить напряженность поля...
- Мля! Заткнись, я знаю, что ты умная, - я глубоко вздохнул и обратил на советников глаза. Антрацитные на этот раз. Чтобы ни один не понял, как мне страшно. Если глаза - зеркало души, то в моих ровным счетом ничего не отразилось.
Город Сархаш, Приграничье. Правый поворот к четвертой звезде
Предместье орало и гомонило. Гоготали жирные гуси, связанные лапами и так уложенные на телегу. Куры квохтали и хлопали крыльями в деревянных клетках, оповещая о появлении новых яиц. Пыхтел привязанный к задней грядке теленок. Ржали лошади, вопили торговки, свистели мальчишки. Орал и кривлялся шут в лоскутных лохмотьях, отплясывая на деревянном помосте. И над всем этим сверкало яростное солнце, все выше поднимаясь над черепичными крышами. В носы лезли пыль и тополиный пух. И, как звуки по ушам, били по обонянию вонь навоза, кожи и дерева.
- Эльфа, эльфа вешать будут!
- Да чего там, - оборвал девичье верещание мужской бас. - Уже и вздернули. Раз - и готово. Чево мучиться...
- Так хоть издаля посмотрим, тятенька! - тонкая девчонка повисла на здоровом мужике, по глаза заросшем густейшей бородой, и изо всех сил тянула к воротам.
- Тоже тиатр нашла... а за проход так целый медяк отвали, - бурчал мужик, все же подаваясь вместе с дочерью и толпой в заданном направлении.
- Это правда? - крестьянина дернули за второй локоть. Он обернулся и косо глянул на тощего патлатого парня с длинным носом и серыми, блеклыми глазами. Одет парень был странно, но мужик разглядел лютенку у того за плечом, и особо дивиться не стал. Только локоть вырвал.
- А ты не тутошний, что ли? Ну, дак на то и эльф, чтоб его вешать. Кажную тяпницу нам забава.
Парень с лютенкой скривился, будто хлебнул самогону без закуси. Буркнул "Сволочи!" и стал проталкиваться сквозь толпу.
- Не спеши, а то успеешь, - напутствовал его мужик и встряхнул дочку. - Анька, язык подбери. Менестрелей, что ли, не видела?
Девушка фыркнула и постучала себя согнутым пальцем в висок. Чей умственный уровень она характеризовала подобным образом, отец интересоваться не стал. Дернул и поволок, как козу на веревочке. А менестрель между тем протолкался к воротам. Выпятил тощую грудь перед стражниками, одетыми в серую перистую броню:
- Это у вас тут эльфов вешают?
- У нас. Плати да смотри, - стражник глянул искоса, оценивая взглядом менестрельскую платежеспособность. - Только веди себя прилично. А то у нас менестрелей вешают тоже.
- Это негуманно!
- Чего-о?
Караульный повернул голову, ткнувшись в оплечье обвислым носом. Пробормотал:
"Косой! Косой! Я Голая Дрель! Прием!"
"Голая Дрель! Я Косой. Что у тебя?"
"Лапочка здесь".
"План "Контроль" Конец связи".
Для стороннего слушателя все прозвучало, как характерное бурчание в животе. Менестрель скривился. Стражник мгновенно вытянул из поясной сумки черного, рогатого жука-оленя и одним стремительным движением запустил тому под плащ.
- Тэкс. Будем платить?
Очередь перед воротами, недовольная задержкой, гудела. Парень стал хлопать себя по несуществующим карманам.
- Да вы что?! Поумирали сегодня?! - заорали из толпы. - Отвали, если нищий!
Стражник пинком отправил тощего к обочине.
- А как же эльф? Я должен его спасти!
Стражник отодвинул на затылок шлем и поковырял пальцем под подшлемником. Облизнул ноготь:
- Ну... как-нибудь...
И прищурился, ожидая ответных действий менестреля.
Тот повернулся, чтобы уйти в поля.
- Эй, через стену перелезать не вздумай, - бросил стражник заботливо в кривую спину. - У нас арбалетчики на стене.
Менестрель обернулся, поддергивая лютенку:
- Не смей окликать меня "Эй!", волк позорный!
Стражник зыркнул по сторонам, уточняя, что "волк" точно относится к нему. Криво оскалился, обнажив гнилые зубы:
- А как же вас звать, ваше темнейшество?
Менестрель гордо вскинул подбородок, волосенки за спиной трепыхнулись, как на картинах великих мастеров современности.
- Я - Айрастидиель Скайрысь!
- Пля, чудо небесное! А почему не галоп?
Пока менестрель поправлял лютенку и становился в позу, наиболее подходящую для достойного ответа, стражник шагнул вперед (вполне уловимо, если присмотреться) и привычно сгреб паренька за грудки.
- К эльфу хочешь? Будет тебе эльф.
И так дохнул менестрелю в лицо, что тот потерял сознание. Стражник покачал его из стороны в сторону, удерживая за куртку и подозрительно дергая ноздрями.
- Да-а... Хлипкие нонеча пошли герои.
***
Очнулся Скайрысь в интересном положении. Он стоял у столба, чувствуя обнаженной спиной занозистую поверхность. Руки были вздернуты и прикручены к поперечной перекладине, так что менестрелю пришлось вытянуться, едва касаясь цыпочками грешной земли. А вдоль перекладины, злобно зыркая, подбиралась к музыкальным пальцам ворона.
- Кыш... - выдохнул Рысь. Голос осип и не повиновался.
- Чего вопишь? Алиска мирная.
Ворона поднялась, тяжело взмахнув крылами, и перепорхнула на столб напротив. Рысь невольно повлекся за ней взглядом, и икнул. Это был не просто столб, это была виселица, на которой, унырнув в дыру помоста ногами, покачивался кто-то... Или что-то? Или все же кто-то?
Иначе почему он разговаривает? Или это не он? Или это в голове от жары мутится?
- Мама... - Рысь всхлипнул.
Висельник хохотнул, и над головой у него несколько раз хлопнуло, будто кто-то нетерпеливый сложил и разложил зонтик. Менестрель скосил правый глаз: хлопали розоватые лопухи... или крылья, как у летучей мыши... гламурной. Точнее Рысь не мог бы сказать - едкий пот пополам со слезами мешали обзору.
- Че уставился? Эльфа не видел? - голос был немелодичный, хриплый и едкий. Впрочем, мелодичность с петлей на шее? Но... как же оно говорит?!
Рысь опять хлопнулся в обморок. Чтобы не утруждать себя непосильной умственной работой. Минуты на три. Или даже изрядно больше, потому что штаны в паху успели высохнуть, а жгучее солнце уползло за высокие ребристые крыши домов справа. И стало почти прохладно.
Ворона Алиска топотала по помосту, что-то выклевывая из бурых плах, в опасной близости от куртки и рубахи Скайрыся, аккуратно сложенных к его ногам. Поверх одежды горбилась заботливая прикрытая платочком лютенка.
- Кыш...
Ворона сип проигнорировала.
- Эй! Ты живой? - окликнул висельник, обмахиваясь лопухами, в которых менестрель наконец-то опознал знаменитые эльфийские уши. А вот остальное! Тушка висельника была округлая и упитанная, а росточком боги обидели. И напоминал он одетую в зеленую пижаму и вывалянную в смоле свинью.
- Че пялишься? - эльф вытер локтем нос-уточку.
- Я тебя спасать шел...
- Ну, пришел. И что?
- Я пришел тебя спасти.
Эльф хмыкнул:
- Я уже понял. Так чего не спасаешь?
Рысь дернулся в путах. К его моральному унижению и физическим страданиям прибавилась отоспавшаяся в жару и весьма энергичная муха. Как истребитель-камикадзе, атаковавшая все уязвимые места, она лезла в глаза, пикировала на грудь и норовила цапнуть за ступни, с которых чья-то заботливая рука (прямо по Олдям) стянула сапоги. Менестрель заизвивался и задергался, точно в дикарском танце. Эльф энергично захлопал в ладоши. Муха же выбрала место для посадки, напилась кровушки и, мелодично жужжа, устремилась в голубые дали. Рысь поник главой.
- А почему ты не спрашиваешь, почему я живой? - подал голос эльф, весьма бодрый для покойника. Скайрысь встряхнул гудящим черепом, надеясь, что пот не так станет заливать глаза.
- Ты зомби?
Висельник фыркнул:
- Ну, до чего же банально и ограниченно мыслят герои! Нашу песню не задушишь, не убьешь. Потому что эльфы бессмертны!
- А зачем тогда тебя вешают?
В ушах менестреля тонко звенело, и он надеялся, что это надвигается всего лишь обморок, а не озверевшее от голода комарье.
Собеседник воздел толстый палец:
- Вот он, коренной вопрос современности. И у меня есть на него ответ. Это низкая месть Темного Властелина светлому и отважному эльфийскому народу. Меня вешают каждую тяпницу на потеху толпе, ибо я единственный, кто не стал подставлять выю злобному тирану, под пятой которого...
- Вы... что?
- Выю. То бишь, шею, - пояснил эльф. - Заткнись и слушай. Не выношу, когда меня прерывают. Итак, под пятой этого темного предателя, попирателя добра и света, гнусного мучителя и злодея стонет все человечество, и эльфство, и гномство. И оркство, - поколебавшись, добавил он. - А эти лавочники, это зажравшиеся экскременты тупых драконов...
Подошедший стражник внимал, подперев щеку кулаком в латной рукавице:
- Хорошо поет. Ну, чисто, соловей... Вот так бы слушал и слушал...
И лениво вынул эльфа из петли. Затем настала очередь Скайрыся. Едва веревки перестали менестреля удерживать, колени его подогнулись, и парень упал лицом вниз. Лютенка звенькнула, хрупнула и превратилась в груду перетянутых струнами дощечек. Стражник пиханул парня в тощий зад:
- Вставай, тут разлеживаться не положено.
- Отойди, душегуб! - эльф решительно дернул Рыся за пояс. Сгреб и сунул ему в руки имущество. - Ты проявил себя героем и доказал, что достоин. Идем, я отведу тебя туда, где нас ждут.
- Еще раз опоздаешь на повешенье - без штанов оставлю, - пригрозил стражник эльфу. Приятно зазвенело серебро.
Толстяк встряхнул вновь обретенного героя:
- Эй, планы меняются. Как тебя звать, кстати?
- Айре... стадии... студиель Сик... Ски... рысь, - произнес Рысь, запинаясь. Зубы стучали, язык онемел, губы не слушались. Да и имя он себе выбрал... ну слишком сложное.
- М-да, - произнес эльф задумчиво. - А меня Смит. Просто Смит. Для друзей. Надеюсь, мы подружимся.
И, повернув менестреля направо, пинком в спину придал ему ускорение.
***
Я энергично шагал из конца в конец огромного тронного зала. Во-первых, мне лучше думалось на ходу, а во-вторых, это давало возможность попирать ногами вселенную. Выложенную мозаикой на полу карту принадлежащих мне земель. И всего остального.
Мантикора, покинув потолочную балку, почти бесшумно кралась по моим следам. Почти, потому что отравленный наконечник скорпионьего хвоста тянулся, подпрыгивая на плитах и отбивая ритм "Милого Августина". Я даже незаметно стал напевать про себя. Настроение у меня было прекрасное. А всего-то маленькая звездочка, сияющая в дальнем углу от трона на нарисованной башенке с вымпелом, подписанным: "Сархаш". Я взмахнул согнутой в локте рукой:
- Иес!
Мантикора задрала хвост и флегматично поскребла себя за ухом.
- Я могу его съесть? - спросила она.
- Ни в коем случае! Я должен выяснить, откуда исходит зараза, и придушить ее раз и навсегда. А потому с героя будут пылинки сдувать, пока он нас к этой заразе не приведет. К тому же, герой никогда не бывает один.
Мантикора облизнула усы в предвкушении. Надо проследить, чтоб не облопалась зверушка.
А по поводу "не бывает один" соображения у меня имелись. Я повел рукой, и воздух дрогнул, выпуская самое соблазнительное создание, которое только можно представить. Мантикора чувственно чмокнула.
- Сидеть! - хриплым меццо-сопрано одернула ее мой лучший агент. Генетически модифицированная вампо-демочка обошлась мне по цене четырех линкоров и инфаркта ведущего алхимика королевства, но Миледи того стоила. Ноги от ушей, аппетитная попка, грудь четвертого размера - натуральная, между прочим, никаких маго-медицинских фокусов. И наличие интеллекта в блондинистой голове.
Я поманил вампо-демочку указательным пальцем, косо оглядывая монашеский серый балахон и платок, укутавший голову по самые гланды.
Мотнул волосами:
- Не годится.
Коротким взмахом клинка распорол на ней тряпки и притянул девицу к себе. Мантикора ахнула и свалилась в обморок. Для меня же прелести Миледи, как всегда, остались без последствий. Если она и досадовала по этому поводу, то чувства свои умело скрывала. Я осмотрел ее рот, подобный алой розе и старательно прячущий клыки... ямочки на щеках... Заглянул в серо-стальные глаза.
- Деточка, ты отстаешь от моды. Сейчас носят зеленые. И с размером не стесняйся. Чем больше, тем выразительней. Зеркало дать?
- Ваши глаза станут зеркалом для меня, о Властелин!
От ее невероятного голоса завибрировал воздух, и с каминной полки упало и разбилось несколько дорогих моему сердцу безделушек. Не стану мелочиться, вычту из гонорара. Между тем глаза Миледи округлились, заняв едва не половину лица, и стали ярко-зелеными. Копьями растопырились ресницы.
Я кивнул. И потянул агента за уши, придавая им ненавязчивую кошачью остроту. Во-первых, слышать будет лучше, во-вторых, опять же, мода. Операцию сопроводило деликатное: "Ой!" Уши заалели.
Я хмыкнул и коснулся вьющихся мелким бесом платиновых волос.
- Не то. Нужны рыжие. Волны покрупнее. И до... хм, - я указал на себе, какая именно меня устроит длина. И не вздумай их стричь и заплетать.
Миледи захлопала ресницами:
- Но... господин! Они же будут путаться в ветках! И как их мыть в полевых условиях?
- Казню! - грянул я и задумался, откуда Миледи известно про полевые условия. Впрочем... на то она и лучший агент. - Ты обязана соответствовать мировым стандартам. И если они требуют, чтобы ты выглядела, как блудница, то будь добра выглядеть, - и я потрепал пухлую щечку. Миледи щелкнула зубами. Но, как обычно, промахнулась. Я засмеялся. Выхватил из воздуха полупрозрачную, ядовито-розовую балетную пачку:
- Вот, будешь носить это.
Я оглядел агента со всех сторон. Чего-то явно не доставало. Миледи стояла, потупившись, не пытаясь мне подсказать, что же я упустил. Глаза, волосы, юбка... А!
Щелкнув пальцами, я согнулся под тяжестью последнего элемента ее туалета, чашки глухо звякнули, стукаясь друг о друга, зашуршало кольчужное плетение.
- Только не это, мой Господин! - Миледи рухнула и стала пресмыкаться у моих ног. Я тронул ее носком сапога:
- Вставай и без глупостей. Без этого по-настоящему эротично не может выглядеть ни одна женщина.
- Когда-нибудь... я вас убью, - объявила Миледи глухо.
- Ну, тогда у нас впереди вечность. Встала, раз-два! Я сам застегну, в виде высшего благоволения.
И, несмотря на стоны, слезы и молнии, летящие из-под колючих ресниц, я надел на Миледи бронелифчик.
- Так. А теперь легенда.
Я вынул, опять же, из воздуха массивный, переплетенный в покоробленную кожу том. Том рвался из рук и давно бы искусал нас с вампо-демочкой, если бы не запиравшие его прочные ремни с массивными пряжками.
Я небрежно кинул свод Миледи:
- Изучишь на досуге. Там имена и титулы родственников до шестнадцатого колена, гербовник и генеалогическое древо. А если кратко, ты эльфийская принцесса... полукровка. Я захватил твое королевство, убил родных, а тебя сделал сексуальной рабыней. Ты долго стонала под моей пятой, пока не перегрызла ошейник и не отправилась искать героя, который отомстит за беды и страдания эльфийского народа и вернет тебе трон. Звать тебя, - я зажмурился, припоминая, - Лаирнэ Лиарфаннан о Элбрэт. Имя подлинное.
Агент чуть заметно скривилась.
- Если тебе не нравится грызть ошейник, можешь вскрыть замок пилочкой для ногтей.
- Да нет, Владыка, - чуть заторможено отозвалась она. - Неужели он поверит в этот бред?
Я пожал широкими плечами:
- Как у них там говорится, "пипл хавает". Накинул на плечи занавеску - эльф. Взял в руки лыжную палку - боец. Два аккорда по струнам бренькнул - ступай в менестрели. Ну а в чужой мир попал - тут же на блюдечке с каемочкой королевство поднесут. И принцессу в постель подложат. И ни до одного не доходит остолопа, - я гневно грянул себя по лбу кулаком, - что если у себя на родине ты ни на что не годишься, то в другом мире не сгодишься тем более. А... не надо о грустном, - я щелкнул пальцами, отправляя в руки Миледи пергаментный свиток.
- "Все, что вы хотели узнать о попаданцах, но боялись спросить" (1), - выразительно прочитала она. - Реальное имя: не известно. Самоназвание: Айрастидиель Скайрысь, - вампо-демочка хмыкнула. - Пол: мужеской. Возраст: от 20. Профессия: менестрель (предположительно). Внешность...
И стала крутить в воздухе трехмерное изображение. Я деликатно отвернулся.
- Кстати... Ты, как эльфийка, тоже обязана на чем-то играть.
- Я только на клавесине умею.
- Ерунда. Возьмешь мандолину. Дери струны и ори погромче. И, главное, ни в чем себе не отказывай. Чем больше в песнях крови, любови, королевств, темниц, стенающих дев, павших эльфов, воющих на луну волков и облаков, улетающих в закат, тем больше шансов прослыть гениальной.
- Милорд!
- Молчать! - обозлился я и, перепрыгнув совершенно забытую нами мантикору, все еще пребывающую в глубоком обмороке, толчком распахнул бронированную дверь в малый арсенал.
Лучше бы я этого не делал. Вечно забываю, что у Миледи при виде рубяще-колющих инструментов сносит крышу. Впрочем, кто у нас без недостатков?
А она между тем обвешивала себя хопешем, махайрой, бастардом, цвайхандэром, фламбергом и бхелхетой, распределяя вес так, чтобы не крениться на сторону. Умоляюще посмотрела на меня, взмахнув длиннющими ресницами, и приладила за спину луки длинный, ассиметричный с двойным изгибом и рожками на концах. Схватила колчан со стрелами, оценила мои гневно зеленеющие глазищи и второй хватать не стала. И на самом выходе, куда мне удалось ее дотолкать с преизрядным трудом, цопнула на бегу буздыган, глефу, дюжину метательных ножей, дагу, кортик и алмазную пилочку для ногтей. (2)
"Я эльфийская принцесса, я собралась на войну..." (3) - кисло процитировал я, спотыкаясь о мантикору. Та зевнула, показав нечищеные зубы, но в себя приходить не стала.
- Итак, твоя задача, - обернулся я к агенту. Та сурово звякнула арсеналом:
- Добраться до Сархаша, найти объекта "Лапочка", втереться в доверие, проследовать за оным до источника неприятностей и... - ротик, похожий на розу, приоткрылся.
- Никаких "и", просто доложить и ждать указаний.
Миледи кивнула и нервно облизнулась раздвоенным языком.
Город Сархаш, Приграничье. Правый поворот к четвертой звезде
Чем дальше уходили эльф со Скайрысем от лобного места, тем дома становились ниже, дым жиже, а улицы грязнее. Амбрэ здесь стояло такое, что немедленно хотелось брякнуться в обморок. И менестреля удерживало лишь лицезрение дерьма и помоев под ногами. Рысь брезгливо поджимал пальцы, старательно выбирал место, куда ступить, но полностью уберечься все же не смог. Радовало хотя бы то, что битого стекла здесь не было. Парень занозил нос, укрытый в расколотой лютенке. Обгоревшие, искусанные плечи горели под рубашкой. И что-то щекоталось, ловко избегая хлопающей ладони.
Смит сердито бурчал, следя за ужимками спутника, страшно недовольный задержкой, и бросал косые взгляды то на темнеющее небо, то на кривые переулки, разбегающиеся во все стороны, чтобы внезапно вынырнуть впереди вторым концом.
- Все, пришли уже, - он небрежно ткнул пальцем в двухэтажную хибару, завершавшую улицу. Над хибарой изрядно поиздевались время и непогода. Обглоданные жучком черные балки выпирали из криво оштукатуренных, заляпанных известкой стен. И все строение кривилось на сторону, как пьяное, и было подперто корявыми брусьями, вбитыми в глинистый берег заросшего ряской и тростником озерца. В озерце квакали лягушки, над водой зудела мошкара. Зато лишенные окон стекла хибары были украшены пламенеющей вовчугой (4) и кокетливыми занавесками. А на гербовом щите над дверью изображена смачная такая кружка, увенчанная пышной пеной и обведенная полукольцом непонятных для Рыся рун.
- "Дрим одинокого эльфа". Дивное место.
Поднатужась, Смит опрокинул деревянную лохань, стоящую у порога, так что менестрелю пришлось скоропостижно подпрыгнуть, дабы избежать омовения. И стал ковшиком, прикованным к бочке, черпать дождевую воду, чтобы наполнить лохань заново. Предложил любезно:
- Ноги вымой.
Сам же достал из недр костюма щетку и стал старательно драть ею сапоги.
- Кривая? - Смит воздел щетку к небу. - Так два придурка тут магическую дуэль учинили. Полгорода снесли. А корчма только покосилась. Правда, зодчий этого не пережил. Ушел под землю от стыда. И теперь только время от времени пропадают в погребах пиво и колбаса. Ну! Поболтать и внутри можно.
И пропихнул Рыся в двери.
Таинственный свет озарял середину залы, таинственные тени таились по углам. В них тоже кто-то таился.
Смит на подобные мелочи внимания не обратил и направился прямо к стойке. Запустил по выскобленным доскам некрупную серебряную монету. Трактирщик ловко поймал ее и укусил. Полюбовался вмятиной на серебре, обтер о рукав и сныкал под передник.
- Как обычно?
- Только пива два.
Хозяин кивнул и, наполнив, протянул эльфу кружки, оплывающие влажной пеной. Выставил подле миску с чем-то лихо закрученным и щедро посыпанным крупной солью. Взяв заказ, спутники заняли последний пустой угол, и Рысь с облегчением вытянул ноги, поколотые сухим тростником, устилавшим земляной пол корчмы. Но насладиться пивом ему не удалось. Двери громко бамкнули о беленую стену.
- Эля! Или я тебя по стенке размажу! Бокал и блюдечко.
- О, Темнейший! - Смит пополз под стол. - Меня здесь нет.
На мгновение из-под столешницы высунулась рука, сгребла кружку и горсть хрустящей закуси и тут же снова исчезла. Рысь остался в гордом одиночестве. И мог вволю разглядывать завернутого в плащ незнакомца, правда, большей частью со спины. Спина внушала.
Был вновь пришедший пониже попаданца-менестреля, зато вдвое шире. Болтались, доставая до лопаток, черные, в тон плаща, нечесаные волосы. Из них торчали эльфийские уши и двуручная рукоять широкого меча, упрятанного в изукрашенные стразами ножны. Плащ незнакомца подозрительно топырился на уровне бедер, отчего-то наводя Рыся на непристойные мысли. А остальное загораживал стол.
- Это кто? - спросил Рысь, нагибаясь.
- Сам Топинамбур Лютый! А теперь молчи...
А вот в трактирщике не было ни страха, ни почтения.
- И бокал, и блюдечко, и ночную вазу! - сварливым голосом возопил он. - А сколько ты мне должен уже - знаешь?! А не пошел бы ты в "Вонючего хорька"? Как раз дыра по тебе. Пустозвон!
Эпитет был несколько более энергичный, но Рысь, будучи интеллигентен, не осмелился бы повторить такое даже про себя.
- Темный и прислужник Темных! - прохрипел Лютый трагически. - Сегодня, когда год прошел с того дня, когда пепел моей возлюбленной, моей ласточки, моей феи Рапсодии унесся к небесам, что я вижу? Только подлую и мелочную неблагодарность! Только забвение веры отцов и презрение к нищему менестрелю. И за этих мерзавцев я кровь проливал! - Топинамбур рванул плащ на груди и разметал руки в стороны, становясь похожим на летучую мышь-переростка.
И тихо заметил:
- Ну, последний раз в долг, а?
- Только ради Рапсодии. Красиво горела.
С вытянутым лицом прошествовал трактирщик к середнему столу, неся в одной руке блюдечко, а в другой стеклянную кружку с каким-то странным пойлом. И не ясно было, то ли он скорбит по погибшей возлюбленной Лютого, то ли по тому, что за эль не будет уплачено.
Топинамбур принял кружку, резко выдохнул и втянул пойло в себя. Обтер рукавом рот. И скорбно замер над блюдечком. Трактирщик даже сочувственно похлопал его по загривку:
- Ну, будет, будет; ей в Заграньих чертогах лучше, чем на нашей грешной земле.
- Я отомщу! - прохрипел Лютый и закашлялся: похоже, эль пошел не в то горло. Хозяин поднял к балкам страдальческий взор:
- А ты знаешь, сколько сейчас стоят услуги мага-краснодеревщика?
- И за этих мерзавцев... я, - Топинамбур грохнул себя кулаком в грудь, - кровь проливал!
Взор трактирщика, сойдясь на нем, разом стал пристальным и жестким:
- Пожалуй, блюдечко тебе лишним будет.
- Отдай! - взревел Топинамбур.
- Не отдам.
Хозяин ловко выхватил посудину у него из-под носа.
- Они чего? - вновь обратился Рысь к своему другу под столом.
- Эль из вереска бело-розового здорово шибает в голову.
- А-а...
И ни Рысь, ни уж тем более Лютый с корчмарем не обратили внимания, что в дверях стоит, наблюдая за ними, обвешанная оружием, прекрасная, рыжеволосая эльфийка в балетной пачке и бронелифчике, выставив изящную ножку и закатывая зеленые, точно изумруды, глаза.
- Кх-кх-м, - покашляла она, пытаясь привлечь к себе внимание. И привлекла. Но не скандалящих мужчин, а девушки, вышедшей на шум на галерею над общим залом. Девушка тоже была эльфийкой и тоже рыжей. И глаза закатывала и ладони прижимала к острым ушкам совершенно так же. Только вот балетной пачки на ней не было, а поверх бронелифчика, перетекающего в броне-бриджики, имелась длинная, прозрачная ночная рубашка, перепоясанная на бедрах узким ремешком. Ремешок оттягивали длинный кинжал в ножнах со стразами (ну, эльфийская мода такая), раздутый кожаный кошель, карманный арбалет и овальное зеркало на длинной ручке. Болты к арбалету были вогнаны в гнезда портупеи, подчеркивающей грудь, а на плече висела мандолина. Или домра.
- Я Лаирнэ Лиарфаннан о Элбрэт, эльфийская принцесса... полукровка, сбежавшая из вражеского плена, - переорала Лютого с трактирщиком леди у двери.
- Нет! Это я Лаирнэ Лиарфаннан о Элбрэт, да рассудит нас Вереск! - девица наверху въехала пяткой в ограждение и полетела вниз, поскольку привычные к подобному обращению балясины раздвинулись, уступая дорогу. В полете девица умудрилась выбить из рук трактирщика блюдечко, и то впечаталось бедняге в лицо. Хозяин упал, и рыжая без последствий приземлилась сверху. И тут же вскочила, странным образом устроив руки у груди.
- Да стоит моим мечам запеть в ножнах - и страх пронзает врага, точно сталь! А эльфийская кровь кипит, разя направо и налево! - она крутнулась вокруг своей оси. - И что остается врагам?
- Да, что?!
- Завернуться в простыню и ползти на ближайшее кладбище!
И торжествующе взглянула на соперницу, считая ту поверженной. Девица у двери, встряхнув медной гривой, наклонила головку к точеному плечику:
- А огуречный сок ты от веснушек не пробовала?
И алчно сверкая глазами, наблюдала, как врагиня, звякая мандолиной, валится к ее ногам.
Прошла на середину зала; сдвинув арсенал, утвердилась на скамье:
- Трактирщик! Кружку эля из вереска! И не вздумай разбавлять.
Хозяин, сгребя в кучку ноги-руки, поднес чашу с элем красавице, подобострастно кланяясь и заглядывая в глаза. Лаирнэ приняла ее с надменностью королевы в изгнании и наклонила над лежащей так, чтобы эль цедился по капле в полуоткрытый рот.
- Вереск, - начала она назидательную речь, - оказывает на эльфов удивительное по силе воздействие. Стоит им лишь заслышать это слово, как они сбегаются в ароматные кущи, раздвигая их перед собой и сдвигая позади, как занавески. Катаются в нем, аки коты в валериане; и взращивают вереск от неприметного растеньица росточком не более чем по колено до размеров поистине устрашающих. А уж напитки из вереска почитаются ими превыше...
Рысь, приподнявшись над своим столом, увидел, что девица воистину права: Лютый тоже приподнялся, пялясь на нее выпученными глазами цвета тусклого изумруда, и "грабли" держал, как готовая служить собачонка. Менестрелю наконец-то удалось как следует рассмотреть собрата по профессии, и на какой-то миг он ощутил желание, следуя примеру Смита, тоже убраться под стол. Был бы Топинамбур хорош по-своему, на ихний эльфийский лад: рубленое лицо, раскосые глаза и чувственные губы, вот только шрам рассекал его рожу от уха до уха, и по носу не по разу прошлись копром. Или пестом, учитывая техническую отсталость здешнего мира. Ну и уши, эти уши никак нельзя было одобрить.
- Не зря алхимики пишут на бочонках с вересковым элем, - продолжала рыжеволосая дева поистине боговдохновенную речь, - "Смертельная доза. К эльфам не относится".
Отвлекли Рыся от слишком уж пристального созерцания воина-менестреля и двух рыжих красоток ритмичные толчки в столешницу снизу. Это Смит бился о доски головой. Парень заглянул под стол:
- Ты чего? Ты же себя демаскируешь...
- Я ненавижу вересковый эль! Или я не эльф? Или я ненормальный?
Рысь погладил беднягу по плечу:
- А может, тебя закодировали?
Смит глубоко вздохнул и успокоился. Между тем лежащая, не то под воздействием пламенной речи, не то липкой гадости, льющейся на лицо, стала подавать признаки жизни. Лютый наклонился над ней, нервно облизываясь и дергая плоскими ноздрями.
- Надо сделать искусственное дыхание.
Он впился в испачканные элем губы и, сочетая искусственное дыхание с массажем, бодро полез ладонью под бронелифчик.
- Не трогайте меня! Я не люблю, когда меня чужие обнимают! - отперлась от первой помощи рыжая, удачно двинув Топинамбура коленом. Эльф ухнул и обмяк.
- Браво, сестренка, - сидящая отставила чашу и раза два свела и развела ладони. - И поскольку мы выяснили в нашем маленьком поединке, что Лаирнэ все-таки я, то придется тебе назваться другим именем.
Рыжая в ночнушке ковырнула ногою пол и надулась, не признавая себя побежденной, но не отваживаясь вслух о том сказать.
- Не испытывай мое терпение.
- Струна Забора. Это мой сценический псевдоним, - поведала соперница, мило краснея. - Но... если для тебя это слишком сложно, зови меня Бомжиха.
Лаирнэ закашлялась и опрокинула в себя остатки эля.
- Нет-нет, вполне. А...
Между тем Лютый, перебирая ладонями ножку стола, привел себя в вертикальное положение и мрачно воззрился на рыжих, пытаясь уразуметь, которая из двоих ему приложила. И вправду ли их двое. Струна охнула, одну руку устремила к менестрелю, а второй схватилась за грудь:
- Это он! Великий герой! Тот, к которому я несла свое истерзанное сердце!
- Ого! - заметила эльфийская принцесса. - Ты точно уверена?
Менестрелька извлекла из-за пазухи кусок пергамента, выглядящий так, будто им регулярно вытирали сковороду.
- Я сняла это... со столба... и ношу у сердца.
Она развернула пергамент жестом глашатая, зачитывающего императорский указ:
- "Четыре полновесных серебряка тому, кто укажет местонахождение Топинамбура Лютого, по прозвищу Красавчег, повинного в пошлости, глупости и отсутствии музыкального слуха. Раса, возраст (предположительно), приметы..." - "Совпадают", - объявила рыжая в ночнушке с придыханием. - "При поимке особо опасен. Можно скончаться от смеха".
- Ложь! - возопил менестрель и, вырвав у Струны пергамент, стал запихивать в рот. - Я кува бовше штою!
- Действительно, он, - покусывая губку, признала Лаирнэ. - Но на героя как-то не тянет.
Струна и Лютый не разорвали ее лишь потому, что в таверну снова кто-то вошел. Вернее, не кто-то, а два вполне конкретных мужика в черных сагумах, натянутых поверх чешуйчатых доспехов. Были оба в круглых, похожих на тазики, шлемах, так что их расовую принадлежность Скайрысь определить не смог. У обоих при бедрах болтались широкие короткие мечи, а левые кулаки закрывали баклеры (5). Один, кроме прочего, был вооружен еще и арбалетом. Какой нечистый занес этих двоих в "Дрим одинокого эльфа", Рысь, кстати, тоже представлял не особо. Может, им просто хотелось промочить горло. Или поинтересоваться, который час. Или даже: как пройти в библиотеку? Вот только черным почему-то не обрадовался никто, кроме трактирщика. Впрочем, каждый из завсегдатаев отреагировал по-своему. Кто-то, подобно Смиту, полез под стол. Кто-то, обогнув залу по стеночке, устремился к выходу. Пара особо умных деловито взлетела по лестнице, скрываясь в нумерах. И только Красавчег рвался в бой. Он снял с пояса и поцеловал лютню и, привстав на колено, протянул ее Лаирнэ:
- Сберегите ее для меня. Если я погибну, то... пусть она напоминает вам обо мне.
Красавчег вытер скупую мужскую слезу. Струна Забора надулась. "Эльфийская принцесса" показала ей язык. А Топинамбур стал вытаскивать меч. Именно стал, а не выхватил с шипением или свистом, чтобы воткнуть в беззащитное горло, как это представлял себе Рысь. То есть, выхватить-то эльф попытался, но... запихать цвайхандэр в ножны было ошибкой критической. Лютый снял меч со спины, разложил на столе и задумчиво на него уставился. Потом перевел взгляд изумрудных глаз на Забору:
- Держи конец!
Струна покраснела, но догадливо ухватилась за ножны как можно дальше от рукояти. Эльф, пятясь задом, извлек клинок. Черные, заговорившись с трактирщиком, не обращали ни малейшего внимания на возню за спиной. Рысь мучительно решал нравственную дилемму, окликнуть их или не стоит, сжимая кулаки у груди и распаляя себя воспоминаниями о позорном столбе. Лаирнэ с лютней перебралась на лестницу и подкручивала колки, должно быть, собираясь подбадривать сражающихся песней.
Лютый закряхтел и воздел цвайхандэр над головой. Потолочная балка разошлась с его кончиком на какой-то полудюйм; увлекаемый тяжестью клинка, менестрель совершил пируэт, пьяно покачнулся и затормозил, впечатавшись в стойку боком. Меч же, продолжая неуклонное движение, проскочил над головой хозяина корчмы и застрял в дубовой бочке за его спиной. Из трещины потекло липкое и зеленое: судя нестерпимому сенному по запаху, лучший вересковый эль.