Закатное солнце, отыскивая укромную пещеру для ночлега, резалось о верхушки карпатских гор, оставляя на острых изломах багровые следы крови. За считанные минуты оно скрылось в извилистых отрогах, покрытых высокими вековыми елями; холодные серые камни впитали его кровь, и только в прохваченном облаками небе, продолжал колыхаться розовый нимб.
Наблюдая за игрой солнечных лучей в едва движимых облаках, я заметил отчетливо проступивший образ. Такой далекий и такой близкий. Как молния меня поразила мысль, что ничего подобного, сокрушительного своей красотой, я никогда в жизни не видел и никогда не увижу, сколько бы я не жил. Это был самый удивительный закатный пейзаж, когда-либо созданный ветром, облаками и солнцем. В причудливом узоре, мне увиделось рождение новой богини. Изогнутая алая полоса являлась ничем иным, как вечерним платьем, выгодно подчеркивавшем стройные ноги, бедра и грудь. В размазанном ветром облаке, я видел полные губы, вздернутый нос и прозрачно-синие глаза, широкие, как разрезанные пополам косточки апельсинов.
Матово-желтые волосы, до того собранные в пучок, рекою поплыли на юг, так будто заколку на сильном ветру сорвало. Лицо воздушной женщины, на тонкой длинной шее, без преувеличения, можно было назвать красивым. Южная рука висела возле бедра, едва касаясь лесистой верхушки горы, а северная, с изгибом в локте грациозно застыла над головой, так точно она танцевала некий танец, торжественно приглашая партнера.
Перегибаясь из окна, я старался не терять контроль над равновесием. Мне казалось, что это меня она зовет к себе. Соблазняющий демон гор. А еще я не мог отделаться от неспокойного сенсационного чувства, что вижу то, что никто не видел и не увидит никогда. Момент сокровенного чуда.
Когда желтые волосы посинели, в воздухе, где висела облачная голограмма, произошло невидимое колебание ветра, и женщина в мгновение ока исчезла.
Оторвавшись от волшебного сияния за моим окном, я сел в глубокое кресло и крепко задумался.
Комната мягко темнела, холодный октябрьский ветерок продирался через распахнутые рамы стрельчатых окон. С первого этажа доносилась медленная музыка с заунывными этническими мотивами. Она играла в унисон с временем года и засыпающей природой.
Ее слушал сводный брат моей невесты, у которого я гостил, уже второй день. Невеста осталась дома.
У них был общий отец и разные матери. Разные настолько, что их дети являлись полными противоположностями. Выросшие в разных концах страны, они говорили на разных языках и принадлежали разным культурам.
Оксана очень любила своего старшего брата, и надеялась, что я пожив у этого вечно хмурого типа несколько дней, тоже с ним подружусь.
Я давно хотел побывать в Карпатах, а у Стефана здесь был неплохой дом, сооруженный во второй половине прошлого века, в престижной дачной застройке. Он соседствовал с участками местных знаменитостей и богачей, о которых я никогда и не слыхивал.
Мы приехали не одни, Стефан привез из Львова двух могучих ротвейлеров; они с лаем бегали вокруг дома, сотрясая землю, и строили планы на беспородную сучку, проживавшую у сторожа.
В тот же вечер во время ужина, я рассказал Стефану, про увиденный в закатном небе образ, и не мог не заметить, как мой до того радушный хозяин мертвенно побледнел. Он был ниже меня ростом, полный, толстощекий, светловолосый, но в тот момент, я видел перед собой лишь тонкую тень с натянутой на нее белой кожей. Меня удивила его реакция, но поначалу я не придал этому значения.
- Вам померещилось мой друг. От здешних гор у вас, наверное, ассоциации с Трансильванией, и чем-то подобным. Тут на каждом шагу присутствует восточно-европейская готика - живописные кладбища с польскими и венгерскими могилами, мрачноватые католические часовни, села с молчаливыми, подозрительными крестьянами, мой сырой, необжитый дом, наконец, и это умирающее время года.
- Я не говорю, что это был призрак. То был отчетливый рисунок, куда более отчетливый, чем созвездия на небе.
Больше я с ним не спорил. Когда я поднимался к себе, Стефан, созерцая танец огня в глубине своего камина, ожесточенно глотал белое вино из большого хрустального бокала. Ротвейлеры разлеглись вокруг него.
Ночью я долго не мог уснуть. Где-то под утро, меня потревожило лошадиное ржание, и я понял, что это сон; лошадей здесь никак не могло быть.
Во сне, подойдя к окну, я приметил белую лошадь. Она смотрела прямо на меня и нетерпеливо фыркала, качая белой головой.
Я спустился к ней, лошадь позволила на нее сесть, и я, крепко держась за широкую шею, доверился животному.
Туман, обнажая землю, расступился вокруг нас коридором, и лошадь уверенно шла вперед.
Удалившись от дома, мы ступили в неизвестную местность. Очень скоро, я заприметил небольшое озеро, окруженное камышом, с поверхности которого поднималась невесомая дымка. Отвлекшись на него, я не уследил, как лошадь взобралась на холм и остановилась возле широкой черного дерева двуспальной кровати, застланной тонким шелковым бельем. В этом белье спала ненастоящая, кукольная женщина. Лошадь три раза протяжно фыркнула и спящая красавица, открыв глаза, увидела перед собой ее белую морду.
Не испугавшись, она вытащила из под подушки кусочек сахару, и протянула его лошади.
Я слез, и уж не помню, как, во сне такое бывает, оказался рядом с ней. Мое тело закуталось в холодный шелк, и каждая клетка, соприкасавшаяся с ним, испытывала блаженство. Ночь живописала вокруг нас горами, холмами и долинами. В этих земных складках, как игрушки в постели ребенка рассыпались деревья, ручьи и озера. Под одеялом я нащупал маленькую руку незнакомки и крепко ее сжал. Мы повернули головы друг к другу и встретились взглядами. Легкий ветерок обдувал наши лица. Мы смотрели друг на друга очень долго, во сне за эти секунды могут пройти годы.
Проснулся я задолго до рассвета и больше не смог заснуть. Утром за завтраком, я, опустив некоторые подробности, рассказал про свой сон хозяину и тут же об этом пожалел.
- Сначала видения, потом сны. Потом снова видения и сны. Почему ты видишь везде эту женщину?
Я не был уверен в том, что облачная фигура и женщина из моего сна были одним и тем же лицом. Неважно. Стефан намекал на мою неверность Оксане; зачем мол, идешь в мужья к моей сестре, если во сне и наяву тебе повсюду грезится другая?
Чем заниматься в глуши? Я думал, что Стефан любитель охоты, но оказалось, что он ненавидит стрельбу и убийства. Чучела диких зверей в его кабинете, были куплены целиком из соображений престижа. И днем мы пошли на рыбалку. Я словил несколько мелких рыбешек, пробовал ловить на них - ничего не получилось, зато Стефан отличился, за полчаса выудив четырех сребробоких окуней.
Слегка раздосадовавшись, я мысленно сократил срок своего пребывания у него в гостях. Несмотря на упоительную красоту здешних мест, меня одолела тоска по дому и привычному для меня ритму жизни. К тому же Стефан был резок со мной, после того, как я рассказал ему про свой сон и вечернее наблюдение. Я не мог понять, отчего в нем пробудилась такая реакция... Проезжая мимо местечка, которое отдаленно напоминало, то, что увиделось мне во сне, я решил еще раз испытать его. И получил в ответ шквал негативных эмоций.
Стефан свернул свой внедорожник с утоптанной тропы, резко развернулся и, прибавив газу, начал колесить, не разбирая дороги, по холмам и отцветшим пустошам.
Комья гнилых листьев искрами летели из под колес. Машину дергало на выбоинах и ухабах.
- Ну, где?!.. Здесь или там?!.. Узнаешь это место или во сне оно было другим? - свирепо выкрикивал он, и продолжал: А кровать? Или кровать унесли гномы? Не помнишь, где она стояла?..
Руки его до красноты вцепились в руль. Я на всякий случай пристегнул ремень. Под нами что-то натужно скрипело. Машина напоминала слабого сердцем человека, который из-за всех сил вскочив, вдруг почувствовал себя плохо.
Но приступ все-таки охватил Стефана.
Другой бы в шутку все перевел - думал я, когда мы подъехали к дому, однако Стефан оставался подавленно-серьезным, изредка бросая на меня жесткие, колючие взгляды.
После обеда мы ходили играть в карты к соседям, шумным и скучным людям. И вечером, скорее утомившись чем, отдохнув, я пересказывал своей Оксане события прошедшего дня. Она, как и положено хорошей сестре заступилась за брата:
- Не обижайся на него. У Стефана прекрасный характер, он отзывчивый, незлопамятный человек. Вероятно, что-то произошло, и он не хочет выливать на твои уши свои проблемы.
У него что-то было в прошлом, и она обещала, как ни будь подробнее об этом рассказать.
Разговаривая с Оксаной, я стоял у окна, и в догорающем закатном небе на миг проблеснул хорошо знакомый чарующий образ. Женщина-призрак на белом коне - это конечно и приевшийся романтический штамп, и дурной вкус, но может она, и не призраком была? И тот, кто увидел бы эту картину в небесах среди гор, безусловно, отбросил бы циничный снобизм, и как откровение, всем сердцем воспринял сиюминутную эстетику природы.
Она возникла на такой короткий момент, что я не запомнил всех деталей, искусно вывернутых под лучами солнца бликов. В память врезались длинные облака - копыта лошади, оранжевая грива и повернутая ко мне голова волоокой женщины.
Теперь я не сомневался, что небесная дева и та безмолвная женщина, с которой я провел целый сон, глядя глаза в глаза, были одним прекрасным лицом.
Заглядевшись в окно, я потерял нить разговора и выкручивался, зацепившись за расслышанное ключевое слово.
- С "ротвейлерами" все хорошо. Сожрали полмешка корма, хотя жена сторожа, помогающая нам по хозяйству, варит им каши. Преследуют местную собаку баскервилей, и не отказывают себе ни в чем.
Оксана любила этих жирных псин, и сообщения об их чревоугодии и бесчинствах всегда приводили ее в непонятный для меня восторг.
Перед сном она позвонила мне сама и пожелала спокойной ночи.
Но эту ночь спокойной нельзя было назвать. Едва я заснул, белая лошадь позвала меня к своей хозяйке и я, не раздумывая, повиновался.
Вновь мы шли сквозь обволакивающие завесы тумана, и этот ватный туман расступался перед нами, засасывая в надежно спрятанное от посторонних глаз, колдовское урочище.
Кровать на холме под раскидистыми ветками желтого клена. Хозяйка этих мест ждала меня, как мне казалось с нетерпением. Листик клена быстро-быстро крутился в ее пальцах, превращаясь в золотое веретено.
Я сел подле нее, и поцеловал холодные губы. Она не сопротивлялась и казалась мне очень дружелюбной. Я не думал о том, что она призрак. Часть моих воспоминаний вообще, осталась в другом мире. Здесь я не помнил про Оксану, ее здесь попросту не существовало. Был только я и эта податливая, мягкая как туман женщина.
Она целовала меня. Сухие желтые листья падали на подушку, путались в ее волосах.
Слова не нарушали покой этих мест. Такие яркие живые сны случались у меня лишь в далекую пору полового созревания. Как и тогда я проснулся, в потемках не без труда добрался до ванной, и, умываясь, пытался понять, что же это все-таки было. Когда я вернулся к своей стылой постели, сон вновь проглотил меня. А на другой стороне, меня разбудили настойчивые нежные поцелуи, и я вновь предавался ласковой агонии, после которой еще несколько раз просыпался в реальности.
Утром я пробудился совершенно обессиленным и сказал Стефану, что плохо себя чувствую.
Я пытался определить где был сон, а где реальность. Прошедшая ночь пугала меня. В свете дня, ее эротические наваждения казались болезненными. И я пытался их забыть.
Еле теплый душ, переходящий в холодный. Крепкий кофе. На крыльце, вызвав недоумение собак, я занимался физическими упражнениями.
Стефан, увидев мои старания, повеселел.
- Готовишься к встрече с Оксаной? Потерял свою форму?
Я к тому моменту заканчивал отжиматься от пола, и поднялся во весь рост.
- Я в хорошей форме - ответил я, глядя ему в глаза.
Стефан опустил взгляд на мой голый торс и с выражением животного страха и отвращения попятился чуть, не упав с крыльца.
Собаки встали с земли и напряженно, играя мускулами, смотрели на нас. Скрюченный палец их хозяина нацелился в мое сердце, он, едва не заикаясь, произнес:
- Женщина из твоего сна, она тебя целовала? Ты был с ней?!! Я вижу, она тебя пометила!
Я, морщась от его визга, сначала не понял, о чем он говорит. Хотел переспросить, но осекся, заметив на своей груди алые следы страстных поцелуев. Уходящие в четыре стороны - они образовывали крест. Расположенный около сердца, он действительно был похож на метку.
Мне вспомнилось жемчужное ожерелье неземных поцелуев, вокруг моей шеи. Все мое тело было этой ночью в ее власти, но следы остались лишь там.
- Кто она? - спросил я.
Стефан не захотел говорить, взял свои слова обратно и даже хуже:
- Какая к чертовой матери женщина?!! Тебе все послышалось, скажи лучше, где ты ночью шатался? Неужели ты изменил Оксане? И с кем?
Он назвал фамилию соседей, с которыми мы прошлым вечером играли в карты.
- Это неправда! - резко ответил я, хотя тут же отчетливо понял, что отчасти это правда. Ночное приключение, безусловно, относилось к мистике, но ведь и саму любовь мы превозносим над повседневной обыденностью.
Стефан на своей правоте не настаивал. Он как будто забыл о случившемся между нами, но я решительно собрался в тот же день уехать.
Стефан меня понял и не стал лицемерить, отговаривая меня. Мы больше не могли находиться вместе, и я опасался, что у меня могут быть проблемы с Оксаной. Старший брат имел на нее большое влияние. Она всегда с ним советовалась, когда принимала какие-либо серьезные решения.
Вечером перед отъездом, я в последний раз взглянул в окно, провожая заходящее солнце, и был поражен вновь увиденной картиной. Мне было трудно привыкнуть к чудесам. Среди горных вершин, над горизонтом, темно-синие кромки облаков образовали овал прекрасного лица. Совсем не туманного как раньше, а отчетливого, словно отражение в зеркале. Расфиолеченные волосы каскадами ниспадали на землю. Голубые глаза выражали явное недовольство моим бегством.
Хорошо знакомые алые губы больше не улыбались.
Прижавшись к стрельчатой раме, внизу, на крыльце, я заметил Стефана. Покуривая сигарету, он смотрел на закат. В его застывшей позе виделось что-то гипнотически-отрешенное. Я спустился к нему и, встав между ним и облачным призраком, громко сказал:
- Ну, теперь ты веришь мне? Теперь ты ее видишь?!!..
Несмотря на всю очевидность открывшегося нам в тот вечер чуда, он продолжал упорствовать, отрицая то, на что без страха не мог смотреть.
Я положил ему на плечо свою руку, он, отойдя в сторону, вырвался, поднял к небу толстый указательный палец, и утробно прорычал:
- Этого нету! Я этого не видел!
Едва он это сказал, как тут же полоски алых губ разверзлись в нечто похожее не то на розу не то на адский костер. Ветер, произведший это изменение в облаках, через секунду добрался до нас, зловеще дыхнув в лицо. Из открытых губ-облаков вылетело что-то черное, как сухая зола. Очень быстро черное облачко превратилось в полоску. Зола порхала широкими черными крыльями, очень скоро я разглядел в этих пятнышках ворон.
Огромная стая птиц, точно лавина, сорвавшаяся с гор, летела к нам. Испуганный, но не верящий Стефан, уже не стесняясь меня, упал на колени. Сосуды задрожали на его вспотевшем лице. Свесив розовые дрожащие языки, напряженно замерли ротвейлеры.
Пролетев над холмами-долинами птицы, быстро добрались до нас, со всех сторон обложив безумным карканьем. Часть воронья сидела на деревьях и серой крыше, другая кружила над головой, словно готовясь нас атаковать.
Лицо небесной женщины расползлось, остались только жирные контуры, медленно таявшие в воздухе.
Самые агрессивные птицы, соскальзывая, царапали крышу автомобиля, но на нас не нападали. Собаки оживились, с лаем, они прыгали за низколетящими воронами, а когда их черные туши зависали в воздухе, они напоминали разъяренных быков на корриде.
- Садись! - закричал Стефан.
Я сбегал в дом за вещами. Стефан тем временем усадил в машину возбужденных собак, и закрыл за мной двери. Шум от заводящегося мотора тонул в птичьем гомоне.
Он сказал, что решил уехать вместе со мной, но когда довез меня до вокзала - передумал, и объявил, что вернется и пробудет там еще один день.
Всю дорогу, несколько часов сумасшедшей гонки по неровным дорогам, он молчал и только, когда мы прощались, неловко извинялся передо мной, до того несуразно, что и не извинения то были, а так, нескладные, не доведенные до конца объяснения.
- Потом об этом поговорим - сказал Стефан, отводя от меня глаза.
Его взгляды говорили мне намного больше. Иначе я с ним не разговаривал. В тот вечер мы виделись в последний раз.
В Киеве настигла нас весть о его неожиданном самоубийстве. Стефан повесился в гостиной своего дачного дома. Привлеченный скулящим воем собак сторож, увидел в желтом окне неестественно парящую фигуру хозяина.
Для Оксаны смерть брата стала сильным ударом. Она стоически выдержала его. Я и лучший друг Стефана разделили с ней похоронные хлопоты.
Свадьбу пришлось отложить на год.
На похоронах я перезнакомился с целой армией родственников. Так как брат и сестра были полуродными - они состояли из двух незнакомых между собой кланов. Я так и не разобрался кто кому кто, и со всеми держался вежливо - отстраненно, больше заботясь о своей невесте. К моей большой радости, Оксана смогла распределить ротвейлеров среди родственников, и эта проблема перестала нас тревожить.
Во время похорон, Оксана поведала мне о том, что Стефан уже предпринимал одну попытку самоубийства. На машине он вылетел с моста в реку, но чудесным образом выжил, а вот его жена - нет.
Оказалось, он был женат на очень красивой женщине и любил ее до безумия. Она постоянно давала ему поводы для ревности, а Стефан был очень ревнив, и однажды дело дошло до самоубийства.
Мне очень хотелось взглянуть на эту роковую красавицу. На даче у Стефана я видел лишь аморфный как обманчивый туман, призрак. И ни одной фотографии.
Через несколько недель, после похорон, мы сидели в своей киевской квартире. За окном, благодаря опавшей листве, я видел посверкивающую гладь Днепра. В его холодных водах отражался левобережный город.
Оксана, расположившись на ковре, шуршала кипами семейных фотографий. Старинная музыкальная шкатулка играла странную мелодию; у Оксаны было не меньше десятка, различных шкатулок ручной работы, но мотив на всех был один и тот же. Я попросил ее показать мне бывшую жену Стефана, и спустя какое-то время она позвала меня и протянула фотокарточку.
Я взял ее, медленно развернул с тыльной стороны на картинку, и увидел нечто жуткое, бросающее в лед сердце: скелет с косой. Роковой образ смерти.
- Ну, как она тебе? - с улыбкой поинтересовалась Оксана.
- Страшноватая - ответил я и усмехнулся.
Картинка со скелетом призывала бороться с наркоманией. Обычная рекламная листовка непонятно как очутившаяся среди открыток и семейных фотографий.
Мы немного посмеялись, но как потом не искали - ни одной фотографии не нашли. Они таинственным образом исчезли, и я мог лишь догадываться о том, как она выглядела.
В тот вечер, Оксана, словно читая мои мысли, спросила, не видел ли я чего-нибудь странного на даче ее брата. Я промолчал, чтобы избежать дальнейших расспросов. А она, наверное, что-то знала. Она спросила меня про мои сны, там, в загородном доме, и потом спустя даже год, еще несколько раз меня об этом спрашивала, делая вид, будто забыла мои ответы.
Я каждый раз отвечал, что не видел там ничего странного, и что мне ничего не снилось.
Первая пара:
1. Старинная музыкальная шкатулка играет странную мелодию.
