Аннотация: Говорят, "Бесконечное лето" - милые, наивные девчонки... Говорят, "лихие девяностые" - время свободы и возможностей... Я помню, как это было. Слушайте...
- Двадцать с гаком лет, а ума как не было, так и нет! - визгливым голосом закричала маман. - Если уйдешь сейчас, домой не возвращайся! Не пущу!
- Заметано! - девушка ухмыльнулась, сорвала с крючка косуху и вывалилась в дверь. Маман что-то продолжала кричать изнутри квартиры, но слушать ее было уже неинтересно. Шугар, стоящий на площадке, привалившись к некрашеным перилам, сдвинул на нос темные очки и посмотрел вопросительно.
- Все путем, это предки буянят, - пояснила девушка, сплюнув в пролет и решительно заторопившись по ступенькам вниз. Грязные кроссовки гармонировали с разрисованным баллончиками подъездом. - Сейчас куда, к Элику?
- Не-а, - отказался Шугар, - у него шнурки в стакане, зависнуть не получится. Но есть и хорошая новость! Худой предложил к нему на хату подъезжать. Три комнаты, магнитофон с колонками, новый альбом "Депеш Мода" вышел, послушаем, покурим, посмеемся.
- Так а я его не знаю совсем, че за чувак? - озадачилась девушка, нерешительно пригладив кислотного оттенка красные волосы.
- Прикольный хер, чумовой, - успокоил ее парень и покровительственно приобнял за клепаное плечо потертой кожаной куртки. Хотелось пить, танцевать и трахаться. - Да и вообще, Янка, никто тебя не обидит, пока я с тобой.
Девушка хихикнула и потерлась коротким ежиком о шею Шугара. Это его возбудило.
- Слушай, а пока мы ползем, может, догонимся? - он достал из кармана сложенную бумажку. - Нормальный стафф, как раз Элик вчера подогнал. Первый сорт, прямиком из Финки, с гарантией, и бесплатно, чисто по дружбе. А?
- Шурик, я не знаю, - девушка колебалась. - Я такого еще не пробовала...
- Да ну кончай ломаться! - Шугар почувствовал раздражение. - Солист "Депиш Мода" Дэвид Гахан вон на герыче сколько лет уже сидит, и какие песни пишет! А это вообще безвредно, чисто для настроения. Не жмись, Янка!
- Ну ладно, вот чисто просто за компанию, - девушка подцепила с бумажки голубенькую таблетку с изображением улыбающейся рожицы и отправила в рот. Поморщилась: воды нет...
- Зависаем сегодня! - радостно взвыл Шугар. Настроение уже было в полном порядке, а что будет через пару часов... - Сегодня у вас в гостях лучшие тусовщики в городе - Шугар и Яна!
- Яна и Шугар! - подхватила девушка, выбросив над головой руки с "козой", которую обычно показывают металлисты. На лице у нее расплывалась улыбка. Ей было весело. Ей было хорошо.
А непопулярное теперь имя Ульяна гораздо круче смотрелось в усеченном варианте.
***
- Перерыв десять минут, - объявил режиссер и закурил. Осветитель и оператор тут же продолжили свой давнишний спор про фильтры, гримерша молнией унеслась со съемочной площадки за пивом, где-то с грохотом упала белая картонная декорация. Мику стерла с лица нарисованную клоунскую улыбку и устало присела.
Все шло не так. Сначала казалось, что удача уже вот она - машет перед глазами пушистым ярким хвостом, осталось только улучить момент и схватить... Но момент затягивался, годы грозили сложиться в десятилетие, а успех и признание все не приходили.
В поздние восьмидесятые Мику считалась одной из многообещающих юных звездочек на стремительно растущем молодежном телевидении СССР. "Утренняя звезда", "Пятьдесят на пятьдесят", "До 16 и старше..." и прочие, прочие - Мику блистала везде. Ей пророчили большое будущее по музыкальной линии.
Девяностые были как горнолыжная трасса, только вместо долгожданного трамплина в конце оказался слалом. На рынок потоком хлынули западные исполнители со стоящей за их спинами могучей индустрией развлечения, и мгновенно вытеснили "перспективную советскую молодежь" даже не на задворки, а куда-то в вонючий канализационный сток. Поклонники, спонсоры и значительные дядечки в хороших костюмах как-то внезапно тоже закончились, рынок молодых девочек без комплексов оказался перенасыщен.
Нужен был прорыв. Нужна была отличная песня, и нужен был клип. С песней, неожиданно, проблем не встретилось: стихи написала знакомая, а музыку Мику сочинила и аранжировала сама. А вот с клипом было сложнее. Один из пустующих павильонов "Мосфильм" с удовольствием сдал на три дня, но вся эта съемочная орава - режиссер, звукорежиссер, оператор, гример, осветители, помощники осветителей и знакомые помощников осветителей - обходилась в кучу денег. А денег у Мику и ее мужа - для шоу-бизнеса хорошо зарабатывающий муж из кооперации был обязателен - оставалось все меньше. Съемочная бригада это знала, поэтому вела себя нагло.
Заканчивался третий день, а снятого материала было - кот наплакал, из такой ерунды смонтировать что-то путное практически невозможно. Да и - сама себе Мику могла в этом признаться - и качество песни, и качество съемок было недостаточным. Три года назад это наверняка стало бы событием, под такое можно было устроить целый концертный тур, и он оказался бы успешным. Троллейбусы бы, конечно, не переворачивали, как после выступлений "Ласкового мая", но с деньгами наступил бы долгожданный полный порядок. Но за три года страна сильно изменилась, и милые, слегка экзотические певички с приятным голосом и легкомысленными жизнерадостными текстами были уже не нужны.
- Грустишь? - дымя сигаретой, к ней вальяжно подвалил режиссер. - Не грусти, хрен с ним, с клипом. Эта сцена с доской для серфинга, что я придумал - я ее на самом деле украл из клипа "Пет Шоп Бойз". Не слыхала? Приятная музыка, интересная. А ты лучше бы с Петром Петровичем переговорила - у него такие, как ты, часто поют. Ну, ты поняла - звездочки из прошлого. На частных мероприятиях, так сказать. На квартирах, дачах... в саунах даже. Могу телефончик дать, если что.
Мику встала, тряхнула своими красивыми зеленоватыми волосами (уже приходилось подкрашивать, увы), залепила режиссеру прилюдно пощечину и умчалась домой.
А дома она напилась.
***
Парню вряд ли было больше двадцати пяти, но выглядел он старше. Неаккуратно подстриженные сальные волосы, неухоженные ногти, неопрятная одежда - "сделано в Китае, привезено из Турции, куплено на рынке с грязного деревянного поддона". А казалось бы, работа должна накладывать свой отпечаток...
Лена грустно усмехнулась. Работа накладывает... что угодно, кроме денег. Денег ее профессия школьной учительницы не приносила совсем, а доставляла совсем другое - слезы, отчаяние, усталость и чувство безысходности. И необходимость посещать вот такие места - это было еще не из худших.
Ломбардщик отложил лупу и посмотрел на Лену пустыми глазами.
- Больше ста тридцати не дам, - сообщил он спокойно.
- Ста.. тридцати?! - не поверила Лена своим ушам. - Это... это же настоящее золото... и камешки тоже... И в серьгах, и в кольце... Да в любом ювелирном салоне такое можно продать за двести пятьдесят, триста даже!
Парень пожал плечами.
- Идите, продавайте.
Лена почувствовала ком в горле.
- Я... не могу продать... это на свадьбу... это свадебный подарок... я же выкуплю, обязательно... Просто сейчас тяжело так... очень тяжело...
Она старалась держаться, но из глаз все равно выкатились две непрошенные слезинки.
Ломбардщик вздохнул.
- Девушка, плакать не надо, - сказал он успокаивающим тоном. - Всякое бывает, нет причин расстраиваться. Вы знаете, сколько у меня таких каждый день? Всем тяжело, и вам, и им, и мне... У меня риски, мне нужно их учитывать. Может, они ворованные... В смысле, вы их купили уже ворованными, а они в розыске сейчас - вы же об этом не подумали? А мне приходится. В общем, могу предложить сто сорок пять тысяч с условием выкупа не позднее, чем через три месяца, исключительно из-за вашего тяжелого положения.
Лена несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять слезы. Вытерла глаза, размазав дешевую тушь. Губы, правда, не переставали предательски дрожать. Сто сорок пять тысяч - это немало, на них можно жить месяца два, а то и три, если совсем скромно. Только бы Вова их не нашел, он после того, как завод закрыли, опять начал пить... Лёвушке школьная форма скоро нужна, тоже расходы... а цены-то как растут, куда же они рвутся так... Нет, лучше, конечно, деньги спрятать понадежнее, а еще лучше - вложить куда-нибудь, купить акции, сейчас ведь все покупают. Вот и какая-то компания недавно начала выпускать, "МММ" называется, может, в них вложиться? По всем каналам показывают, стоимость, говорят, каждый месяц удваивается, по телевизору врать не станут...
- Ну так как? - ломбардщик повысил голос. - Договорились?
Усталая, выглядевшая куда старше своих двадцати шести, женщина очнулась от мыслей и пододвинула к нему горстку украшений. Символы какой-то другой, счастливой, беззаботной жизни, которая бесследно исчезла и не вернется теперь уже никогда.
- Да, - сказала она. Спокойно, мертво. - Договорились.
***
- Славяна Сергеевна, к вам посетитель, - секретарь в интеркоме был краток и деловит.
- Пусть подождет, - безразлично откликнулась Славя. Тяжелый день выдался: сначала тот скандал с журналистами, потом с прокуратурой пришлось улаживать, на одном из заводов опять устроили забастовку... Ладно. Она уже давно не девочка, а бывший секретарь горкома комсомола и кандидат в члены партии, а ныне - банкир и совладелец немаленькой промышленной империи. Они с мужем и не такие бури переживали за прошедшие годы, главное - ни за что не сдаваться и гнуть свою линию.
- Это представитель "Главспецкабеля", вы согласились встретиться, - вежливо напомнил секретарь.
Черт. Верно, согласилась - кто же знал, что сегодня будет такой день...
- Пригласи.
"Представитель" - это было сильно сказано. Пожилой уже мужчина в старом коричневом костюме, небось, еще на свадьбу его купил. На носу очки, редеющие волосы зачесаны по моде шестидесятых годов. Ну, словом, совок полнейший - и смотреть противно, и дело с таким иметь совершенно бесполезно. Но несложно.
- Славяна Сергеевна, добрый день, - заторопился совок. - Я главный инженер нашего предприятия, Виктор Андреевич меня зовут, и вот по какому вопросу...
- А что, директору уже лень приезжать? - поинтересовалась Славя. Мужчина замялся.
- Нет, дело не в этом, у него там горе... дочь умерла.
- И что же вы хотели? - перебила его Славя. Чьи-то мертвые дочери ее не интересовали ни в малейшей мере.
- Мы... у нас... на собрании трудового коллектива меня уполномочили передать вам петицию... просьбу... Славяна Сергеевна, просим продлить срок поставки на две недели. Ну, не успеваем мы, никак.
- Не успеваете выполнить контракт? - Славя удивилась. - А причины?
- Так ведь... - мужчина поправил очки. - Вы же видите, какая ситуация в стране... технологические цепочки кругом разорваны, какое-то производство на Украине осталось, какое-то вообще закрыли, все надо замещать, а быстро не получается... Но мы наверстаем все, не волнуйтесь, обязательно наверстаем.
- Вы знаете, сколько у меня сорвется договоров по вашей вине? - холодно поинтересовалась Славя. Инженер Виктор Андреевич развел руками. - Несколько десятков. Неустойку партнерам ваш вшивый завод будет выплачивать? Не говоря уже о репутационных издержках - по вашей, между прочим, вине. - Она картинно задумалась. - А может, вообще закрыть вас к чертовой матери? А комплектующие на Украине будем закупать.
- Славяна Сергеевна... ну... - мужчина в старом смешном пиджаке чуть не плакал. Забавное зрелище. - Ну, завод же и так все равно что ваш, зачем же закрывать? Вокруг него, считайте, весь город и вырос в свое время, половина людей там и работает - как же закрыть? Куда же нам всем деваться-то будет?
- Да какое мне дело до ваших проблем? - искренне удивилась Славя. Синие глаза с красивым макияжем были бесстрастны. - Коммунизм давно отменили, об этом даже в газетах было написано, каждый выживает как может, а неэффективные предприятия все равно вымрут. Не сегодня, так завтра. Не так разве?
Главный инженер тяжело молчал. Славя критически изучала маникюр.
- Ладно, работайте, - смягчилась она. Ногти выглядели идеально. - Десять дней вам даю дополнительно. Не две недели, но уж потрудитесь успеть. А из зарплаты всех рабочих в этом месяце вычтем тридцать процентов. За нерасторопность. Всего хорошего, у меня еще много дел.
Мужчина вышел. На мутных стариковских глазах под морщинистыми веками стояли слезы.
***
Алиса сидела у окна и следила за кружащимися в воздухе листьями. На столе стоял стакан остывающего чая, черного, очень крепкого, но девушка забыла о нем. Она безотрывно смотрела на перечеркнутую косыми солнечными лучами улочку, и, кажется, изо всех сил старалась что-то вспомнить, о чем-то догадаться.
Это предположение, если бы его кто-то высказал, было недалеко от истины. Алиса сочиняла стихи. Точнее - пыталась. В последнее время вдохновение покинуло ее.
Как все было хорошо еще каких-то восемь лет назад! Начинающая поэтесса Алиса Двачевская! "Подросток с душой мудреца", так про нее писали в региональной прессе, и даже в журнале "Смена", рядом с постерами Чака Норриса и Стива Вая, вышла небольшая, на четверть разворота, статья с фотографией улыбающейся девчонки со смешными рыжими хвостиками. Девчонка нахально глядела прямо на читателей, она твердо знала, что все лучшее, что обязательно случится в ее жизни - еще впереди.
Куда все ушло?
- Да туда же, куда и все остальное, - пробормотала девушка. Золото волос, так хорошо гармонирующее с листвой на улице, казалось сейчас тусклым и неживым. - Все пошло куда-то не туда, сложилось как-то не так. А я вот... совсем не сложилась.
Стихи не шли, вдохновение упрямо не приходило вот уже который месяц, и о подростке с душой мудреца не вспомнил бы сейчас даже самый преданный книголюб. И она продолжала биться головой о стену, отчаянно стараясь проломить ее, эти неподатливые кирпичи равнодушия, прошибить густой туман, который затягивал ее мысли, предлагая, вынуждая...
Алиса перевела взгляд на стакан, под которым лежал обрывок бумаги и карандаш. На бумаге, рядом с многочисленными птичками, извилистыми реками с бурунчиками волн и солнышками, похожими на упрямых червяков, было птичьим почерком накарябано что-то маловразумительное.
Ты знаешь, мне очень грустно
Осенними вечерами,
И знаешь, мне очень жутко
От этой густой тишины...
Мой милый, а может, все-таки
Ты где-нибудь проживаешь?
Быть может, я вру,
Быть может,
Я тоже могу уйти?..
Зайди же, я тебя встречу
Улыбкой и поцелуем,
И мы с тобою сядем
У стекол, глядящих в ночь.
Из ящика со стихами
Я вытащу осторожно
Бутылку, наверно, рома,
А может быть, коньяку.
- И я тебе по секрету скажу - до чего мне грустно, скажу - до чего мне хочется уйти с тобой навсегда... - пробормотала Алиса и резко отодвинула и листок, и стакан, расплескав немного. - Что ж так плохо-то, а? Когда все пошло не так, в какой момент? Вернуться бы туда и сделать, как-то исхитриться сделать все лучше, по-другому...
Никто ей не ответил, да девушка и не ждала отзыва. А что с ней творилось - и так было ясно любому понимающему человеку.
Алиса вскочила и направилась к себе в комнату. Спасибо, хоть предки умотали на выходные, не нужно тут красться и бегать в ванную посреди ночи, как идиотке. Она покопалась в тумбочке, присела на кровать, рывком сжала кулак - раз, другой. Можно было обойтись и без этого, но тогда пришлось бы повозиться.
Было бы тяжелее найти вену.
Через минуту на худом локтевом сгибе, где уже виднелись мелкие, похожие на вереницу муравьев, точки, появилась еще одна, пустой "баян" отправился на пол, а девушка устало откинулась на подушки. Она уперлась бездумным взглядом в потолок, на котором уже начали проявляться золотые символы неведомого языка, и оставалось только прочитать их, сложить в прекрасные рифмы и запомнить. Последнее удавалось все реже и реже, записать не выходило уже почти ничего, но Алиса не теряла надежды. Главное - стихи никуда не делись, они все так же ждали ее, как и много лет назад, и нужно было только найти выход, расшифровать странные золотые символы и вернуться, и сделать на этот раз все правильно - и вся ее дурацкая, неправильная жизнь сложилось бы иначе.
На улице пошел дождь. Крупные, летящие под углом, капли испятнали сухое чистое стекло, и казалось, что вся улица плачет. Об этом вполне можно было написать стихи, но Алиса уже ничего не видела. Изо уголка рта у девушки вытекала мутная струйка слюны. Остановившиеся глаза смотрели в потолок, на серую шелушащуюся побелку, затянутую паутиной, и, может быть, представляли что-то совсем другое - ласковое солнце, жаркое лето, желтый песок, зеленые рощи, и быстрые, счастливые поцелуи, и слезы, в которых не было боли, и тихий шепот в ночи, и другое, то, что не повторится больше никогда. Останется только боль, и отчаяние, и тяжесть, и смерть - и ничего уже не вернуть, и никого не спасти. А что стоило когда-то, давно, всего один раз поступить не так...