Краснопёров Игорь Александрович : другие произведения.

Последний день

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    И почему мне всегда так тяжело выбирать жанр из списка?! Рассказ-предостережение нам, загадившим планету Земля. Затронута тема не только экологии в её обычных проявлениях, но и экологии нравственной. (Что-то аннотация у меня получилась какая-то уж чересчур пафосная, но... Как уж получилось!)

   Спиной ко мне сидит могучий человек. Черную шёлковую рубашку распирают огромные мышцы. Но плечи устало опущены и голова склонена. Руки его мерно двигаются, но то, чем они там занимаются, скрыто от меня за широченной спиной.
   Стою молча, потому что знаю - о моём появлении ему известно. Но он пока никак на меня не реагирует. Очень, наверное, занят...
   Наконец, медленно, словно преодолевая неимоверное сопротивление, он начинает поворачиваться ко мне. Всё его движения исполнены величественной силы.
   Вскоре мне становится видно его лицо. Мужественное, грубоватой лепки, оно было бы по-своему красивым, если бы не мертвенная бледность и не брезгливое выражение, наложившиеся на какую-то пугающую, нечеловеческую мощь. В тот миг он кажется мне по настоящему страшным.
   Долгие секунды он рассматривает меня. Его взгляд ощущается физически, как две сильные ладони, толкающие меня в грудь. Я чувствую, как меня начинает сдвигать назад, и моё тело непроизвольно наклоняется, чтобы компенсировать давление. Но и это не помогает, и подошвы моих сапог тихонько скребут по мраморному полу.
   Внезапно лицо его смягчается, и давление резко прекращается. Да так резко, что я на мгновение теряю равновесие и, чтобы его восстановить, делаю пару небольших шагов вперёд.
   - Ну что, явился? - спрашивает он негромко, но сила его голоса такова, что у меня закладывает уши и гулкое эхо долго ещё отражается от стен
   "Можно подумать, я мог отказаться", - проявляется у меня в голове, но я благоразумно молчу.
   Теперь передо мной просто необычайно крупный человек с выражением безграничной усталости на лице.
   Вдруг он криво ухмыляется:
   - Мог бы, но потом изгрыз бы себя в мучительных сожалениях об утерянной возможности.
   "Мои мысли, мои...", - на мотивчик известной песенки проносится в голове, и начинаю размышлять на тему: "А не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны, если я попрошу его не читать мои мысли?"
   Словно в ответ на эту мысль его взгляд снова начинает наливаться той же грозной мощью, которую я видел вначале, но внезапно смягчается, так и не разразившись бурей.
   - Герой?.. - с непонятной мне интонацией, то ли насмешливо интересуясь моим социальным статусом, то ли констатируя факт, а может быть, предостерегая от такого неосторожного поведения, произносит он.
   Я лишь пожимаю плечами. А что тут говорить. Ведь он и так прекрасно понимает - кто перед ним.
   - Подойди, - коротко бросает он и отворачивается, возвращаясь к своим прежним занятиям.
   Я с трудом отдираю ноги от мрамора и иду к нему.
   По мере приближения двигаться становится всё тяжелее. Появляется, пока на самой грани восприятия, не очень приятный запах.
   Подойдя, встаю у него за спиной, возле правого плеча.
   Перед ним в воздухе висит медленно вращающийся шар диаметром около полуметра.
   С первого взгляда я понимаю, что это Земля. И, каким-то образом зная уже, где и рядом с кем я нахожусь, логично предполагаю, что это не муляж и не копия, а именно наша планета, хотя и заметно потерявшая в объёмах.
   Но она почему-то не бело-голубая, с тёмно-синими вкраплениями, какой мы привыкли её себе представлять, а какая-то неприятно серо-коричнево-жёлтая. Да и духан вблизи неё витает уж и вовсе какой-то чересчур чувствительный. Этакая смесь фекальной, мясогнильной и ещё каких-то специфических, но от того не менее противных воней. Запах довольно-таки мерзкий и желудок мой тут же принимается нехорошо так волноваться. Внизу, под ней, расположена ярко-красная, матово светящаяся, словно кусок раскалённого металла, только что вынутого из кузнечного горна, пятиугольная плита, по которой, видимо для полноты картины, иногда пробегают голубоватые разряды.
   - Обойди и встань рядом, - бросает он мне через плечо.
   Я, с трудом сдерживая подступившую дурноту, обхожу его и встаю по правую руку. Коротко взглянув на меня и усмехнувшись, он делает едва уловимое движение, и вонь становится намного слабее, хотя полностью и не исчезает.
   - А я вот уже привык, - голосом, полным усталого равнодушия, сообщает он мне.
   Я справляюсь с внутренними некомфортностями и рассматриваю некрасивую Землю.
   Океаны и моря представляют из себя сплошную унылую серость, сквозь которую лишь кое-где, с большим трудом пробиваются вкрапления других цветовых оттенков. Но они ничуть не смягчают угнетающую картину.
   Ещё более отталкивающе выглядят участки суши. Они напоминают вздутые шевелящиеся массы человеческого дерьма. Оно тоже неоднородно по составу, а кое-где даже, видимо там, где идут в данный момент войны, видны вкрапления кровавых сгустков разной величины и интенсивности окраски. Кое-где слой этой пакости истончается, а то и вовсе исчезает. Это, наверное, в местах, где живёт мало людей или вовсе пусто.
   Эту мерзко выглядящую и не менее мерзко пахнущую массу кое-где пробивают тонкие лучики золотистого света, которые, выходя поначалу перпендикулярно поверхности, вскоре плавно изгибаются и сходятся, в конце концов, вместе в центре его левой ладони, обращённой в сторону Земли. В местах соприкосновения говённой массы с лучами, она кипит и совершает хаотические движения, волнами то наваливаясь на источник света, вспучиваясь при этом мерзкой пеной, то откатываясь от него, и тогда луч в этом месте становился заметно ярче и сильнее.
   Светящиеся нити настолько редки и тонки, что поистине удивительно, как они вообще пробиваются сквозь толстый слой этого мерзкого непотребства.
   А ещё бросилась в глаза одна интересная закономерность. Особенно "роскошные" кучи громоздятся над центральной и южной частями континента, называемого Северной Америкой, и ещё над районом, расположенным к востоку от Средиземного моря, да и лучей оттуда практически не выходит. Над Россией этого "добра" тоже хватает, особенно над западной её частью, но и лучей с её территории вырывается не в пример больше.
   А ещё я вижу, как дерьмо, словно под действием центробежной силы, иногда брызгами срывается с поверхности, но не разлетается в стороны, а, словно натолкнувшись на невидимое сферическое поле, скатывается по его стенкам вниз и падает на раскалённую плиту, на которой с шипением и негромким, но противным визгом сгорает.
   - Ну как, нравится? - Тяжёлый взгляд пристально упирается в мои глаза, и в мозгу возникает такое ощущение, словно в нём лопаются мелкие пузырьки, и он вдруг будто очищается, и думать становится намного легче.
   "А что, ЭТО может кому-то нравится?" - Хочется спросить мне у него, но я опять молчу.
   - Как видишь, многим ЭТО, похоже, по вкусу.
   "Это, наверное, так доходчиво показывается распределение добра и зла", - пытаюсь угадать я.
   - Добро и зло - понятия абстрактные. А здесь зримо проявляется усреднённая духовная составляющая каждого отдельно взятого человека, живущего в данный момент на этой несчастной планете. Про эту пакость даже и говорить не хочется, тебе и так уже ясно, что это такое, а лучи - это души людей, у которых, если не вдаваться в философские дебри о добре и зле, светлое, созидательное начало заметно преобладает над тёмным, разрушительным.
   "Даже так? Неужели их так мало?" - Сомневаюсь я про себя.
   Он на моё сомнение реагирует своеобразно - хмыкает и пристально смотрит на шар, который, под его взглядом, начинает плавно расти. И продолжается это до тех пор, пока он не достигает диаметра около трёх метров. Вонь за это время, видимо пропорционально размерам объекта, настолько усиливается, что у меня начинают слезиться глаза и перехватывает дыхание. Он отгоняющее машет рукой, и воздух заметно очищается.
   - Подойди ближе, - приказывает он.
   С сомнением взглянув на него, я немного придвигаюсь.
   - Ещё ближе! - Его голос толкает меня вперёд, да так резко, что я на мгновенье теряю равновесие, и чуть было носом не вонзаюсь в дерьмо.
   - Смотри внимательно! - вновь приказывает он.
   И я вижу.
   Каждый отдельный луч оказывается как бы сплетённым из множества тонких светящихся нитей различной интенсивности свечения. Ещё отчётливо видно, что у поверхности земли все они выходят из разных мест, но потом словно притягиваются друг к другу и начинают сплетаться в один пучок потолще.
   Но и дерьмо при увеличении не так уж и однородно, как это виделось раньше. Оно состоит из отдельных слизистых сгустков, комков и прочей, отвратной на вид, шевелящейся мерзости, описывать которую у меня нет никакого желания. Во многих местах видны лишайные проплешины, поросшие короткой серой порослью, очень похожей на застарелую плесень.
   - Понял? - Голос его полон давнишней усталости.
   "Не так уж и мало, но по сравнению с остальной массой...". - Увиденное облекается во мне в словесную форму, но поделиться ею всё же не решаюсь.
   - Вот-вот.
   Молчание повисает над нами.
   После довольно-таки продолжительной паузы он спрашивает:
   - Помнишь ли ты, что ортодоксальное христианство утверждает, что Создатель сотворил Человека по своему образу и подобию?
   Кивком головы я подтверждаю наличие в моей памяти такого факта.
   - А тебя не удивило, что это утверждение подразумевает лишь внешнее, физическое сходство?
   Я пожимаю плечами. Мне, вообще-то, абсолютно до одного места, что там говорят служители разных культов, использующие невежество людей в своих корыстных целях. И неважно, какого рода эта корысть.
   - Я так и думал, - устало радуется он. - Тогда, надеюсь, для тебя не станет откровением то, что многие люди в разные времена приходили к мысли, что подобие подразумевает как можно более полное сходство. А не одно лишь внешнее копирование. И они были правы. К сожалению, многие из этих Гениев, попытавшиеся донести своё озарение до остальных, жестоко поплатились за это от властьимущих. Но сейчас не об этом. Тем более, что и тем, и другим, было воздано по деяниям их.
   На какое-то время он умолкает, припоминая, наверное, кому какая награда была вручена, потом интересуется:
   - Что бы ты, например, подумал о человеке, потратившего огромное количество сил и времени на создание точной копии автомобиля, но даже не подумавшего снабдить его двигателем и другими элементами, необходимыми для передвижения этого объекта, и после этого искренне удивлённому, почему же эта конструкция не функционирует так, как положено нормальному автомобилю.
   "Подумал бы, что он дурак". - Молчу я.
   - Вот и я о том же. Причём, что самое грустное, так подумало бы большинство. Так почему же люди, утверждающие, что Господь Всемогущ, Всевидящ и прочая-прочая-прочая, в то же время наделяют Его типом мышления, более всего подходящим какому-то безобидному дурачку. А как же иначе можно воспринимать утверждение, что Венец Его творения является всего лишь Его физическим подобием, да ещё и в придачу его рабом. Зачем бы это Создателю понадобилось несколько миллиардов практически одинаковых рабов, не способных ни к чему другому, кроме как жрать, гадить и совокупляться с себе подобными? На самом деле подобие физическое стало лишь побочным продуктом акта творения, нечаянным, так сказать, подарком, основной же задачей Творца было воссоздание подобия духовного, что подразумевало наличие в человеке светлого начала, способности творить и созидать. А затевалось это всё с одной единственной целью - человечество должно было стать поставщиком духовной пищи, которая и питает божественную сущность Всевышнего.
   Мои брови вопросительно ползут верх, и из меня чуть было не ляпается: "А чем тогда человечество отличается от стада коров?", но под его тяжёлым взглядом у меня спирает дыхание и я благоразумно молчу. Он какое-то время ждёт, потом удовлетворённо кивает и продолжает:
   - А тем, что животные используются всего лишь как поставщики питательных элементов, необходимых для поддержания процесса жизнедеятельности бренного тела. В то время как отношения между Творцом Всевышним и человеком-творцом настолько сложны, что только глупец может сравнивать их с отношениями между едоком и пищей.
   "Ну, недопонял чуть-чуть, чё уж сразу - тупой!" - Возмущённо огорчаюсь я про себя, но вслух не перебиваю.
   - Все люди, по определению, от рождения наделены даром созидания, но в нынешнем мире, в силу различных причин, лишь очень немногие, как ты это успел уже заметить, научаются им пользоваться. И лишь они связаны с творцом невидимыми узами, и только ради них он терпит остальное...
   Он замолкает, взгляд его с ненавистью обращается к загаженной планете. Какое-то время, пытаясь, похоже, успокоится, он молчит, глаза его светятся мрачным огнём. Я жду, тревожно поглядывая на вспыльчивого собеседника. После долгой паузы, видимо немного отойдя, он продолжает:
   - Люди Созидающие не подобны дойным коровам, они счастливы делится переполняющим их внутренним светом, своими знаниями. Они не только дают, но и получают обратно. Ведь Всевышний не только питаем их радостью творчества. Если ты не ещё не понял, то Он таков, каковы его лучшие создания. Вернее, они подобны Ему. Он, так же как и они, не только берёт, хоть это и необходимо Ему для утоления его духовной жажды. Он, также как и они, счастлив делиться своим светом, но только с теми, кто действительно этого достоин. Вспомни себя самого в моменты, когда находился человек, обращавшийся к тебе за советом в вопросе, который ты хорошо знал. Ты, чувствуя заинтересованность этого человека, делился с ним своими знаниями с радостью, одновременно получая от него заряд энергии познания. Ты в эти мгновенья и отдавал, и получал. Ты был подобен Творцу. Твои слова создавали нового Человека. И пусть они были лишь зерном, брошенным в землю, но из этого зерна вполне могло вырасти, а чаще всего и вырастало, прекрасное дерево, которое могло, в свою очередь, принести кому-то плоды познания, и бросить новые семена в благодатную почву, из которых, в свою очередь, вырастут новые всходы.
   Я, глядя на него, поражаюсь произошедшим в его облике изменениям. Теперь в нём мало что напоминает того мрачного вспыльчивого великана с бесконечно уставшим от выполнения грязной, противной, но нужной работы, лицом. Он заметно помолодел, лицо его светится внутренним светом, не единожды виденным мною у людей, захваченных какой-нибудь идеей, или увлечённых выполнением работы, поглотившей их с головой.
   - Также и другие Люди Созидающие счастливы положить свои творения на алтарь Господа. И это единственное жертвоприношение, угодное Всевышнему. Его природе противны, во всех смыслах этого слова, рабское поклонение и корыстные мольбы адептов всевозможных культов, передаваемые через алчных жрецов, более всего заботящихся об наполнении своей объёмистой мошны.
   Тут он нахмурился, вспухли и вновь опали жёсткие желваки на скулах.
   - Те, кто выдумали лживую байку о змее, искушавшем первых людей яблоком познания, давно поплатились за эту ложь. Но кривое семя подлости всё же успело проникнуть во многие слабые души, которые, для оправдания своей неспособности к творчеству, начали прикрываться различными религиями, не имеющими ничего общего с подлинной верой Всевышнему. Заметь не ВЕРОЙ ВО ВСЕВЫШНЕГО, а ВЕРОЙ ВСЕВЫШНЕМУ. Ему неинтересно, верят в его существование или нет. Ему от этого ни жарко, ни холодно. Подлинной Верой Он считает веру людей, способных творить, в то, что это ОН направляет их на пути созидания, в то, что это ОН делится с ними своим светом и своей силой, помогая рождению нового творения.
   Я, слушая его, усилено размышляю на тему, а что ж там, в самом деле, тогда случилось с первыми людьми.
   Он на мгновение замолкает, усмехается и говорит:
   - Когда Господь увидел, что первые люди готовы вкусить плоды с "Древа Познания", Он сам дал им этот плод и выпустил на Землю, направляя и помогая им в их первых шагах. Подумай сам, разве был бы смысл в создании людей, имей Он конечной целью акта творения их вечное проживание в садах Эдема. Всевышний не содержатель зоопарка, в котором в комфорте и неге благоденствуют парные экземпляры различных существ. Думать так о Нём могут только те, кто сами ничем не лучше ленивых животных, и не ведающие для себя иного счастья, кроме как в виде тёплого свинарника и полной кормушки. Но ещё большее зло творят те, кто, догадываясь, или, того хуже, зная об истинном положении вещей, продолжают распространять лживые бредни о Нём в своих корыстных целях.
   При этих словах глаза его вновь гневно загораются и из них с лёгким треском вырывается небольшой ослепительно белый сгусток энергии и вонзается в засранную поверхность, расплескав брызги дерьма. Место поражения мгновенно очищается от шевелящейся дряни, словно божественный гнев выжег все неправды, имевшие место быть в данной местности. На освободившемся месте появляется и начинает весело пульсировать ярко-красное пятнышко. Запах озона причудливо перемешивается с непотребной вонью, к которой я уже тоже понемногу начинаю привыкать.
   - Тьфу ты, опять не сдержался! - В сердцах восклицает он, и какое-то время в задумчивости рассматривает своё творение. Потом вздыхает и произносит:
   - Ну не замазывать же его, в самом деле, обратно дерьмом.
   Упомянутая им субстанция, и в самом деле, как-то не спешит приближаться к этому пятнышку света, словно его окружает какое-то невидимое защитное поле.
   "Интересно, а как это выглядело на местности, и что это такое красненькое у него получилось? Наверное, какое-нибудь место с повышенной концентрацией божественной благодати, из которого потом сплошь пойдут всякие гении?". - Думается мне в момент заинтересованного разглядывания изменений пейзажа на месте поражения божественным гневом.
   Слабая тень смущённой улыбки мелькает на его губах.
   - А хочешь увидеть, как всё выглядело раньше?
   "Всё, наверное, сплошь сверкало и благоухало?" - Предполагаю я про себя, но вслух догадкой не делюсь, зная уже, что он всё равно читает мои мысли.
   Шар между тем на какое-то время замирает на месте и затем, плавно ускоряясь, всё быстрее и быстрее, начинает вращаться в обратном направлении. Постепенно я перестаю различать детали, и вижу лишь трёхметровый шар из дерьма, вращающийся с огромной скоростью и жутко при этом воняющий. Взглянув вопросительно на хозяина этого места, я встречаю его взгляд. Он усмехается моей нетерпеливости и кивает в сторону объекта. Вернувшись взглядом обратно, я замечаю, что поверхность его заметно расчистилась, и продолжает этим заниматься. Становясь всё светлее, шар начинает наливаться внутренним свечением, которое всё усиливается. Окутавшись, наконец, мягким светом, он плавно краснеет, затем становится цвета запёкшейся крови, потом почти чёрным и опять густо коричневым, практически возвращаясь к первоначальному состоянию. На этом он плавно замедляет вращение и, наконец, останавливается.
   Теперь весь он покрыт толстым слоем говнообразной массы, щедро залитой поверху кровью, и ни единого лучика не пробивается сквозь неё.
   Вонь настолько ужасна, что я невольно отшатываюсь назад и зажимаю пальцами нос!
   Взглянув на хозяина, я поражаюсь его облику. Исчезли усталость и равнодушие, расправились тяжело поникшие плечи. Да и лицо изменилось до неузнаваемости. Маска ненависти и неконтролируемого гнева сделала его настолько ужасным, что я невольно пригибаюсь и, выставив вперёд руки, рефлекторно занимаю оборонительную позицию.
   Внезапно его чёрные глаза наливаются нестерпимым сиянием, руки поднимаются на уровень груди раскрытыми ладонями в сторону огромной шарообразной кучи дерьма и начинают всё сильнее светиться внутренним красным светом, словно раскаляясь изнутри. Раскалившись докрасна, они становятся похожи на куски железа, вынутые из горна, и, видимо для полноты картины, на них тут и там вспыхивают яркие искры. Воздух вокруг них заметно дрожит.
   Вдруг из глаз и раскрытых ладоней вырываются струи жидкого огня. Достигнув шара, они мгновенно растекаются по нему, обволакивая его раскалённым добела коконом. Сильный жар достигает моего лица, я пячусь назад и прикрываю глаза руками.
   И тут до меня доносится смех, полный облегчения и горькой радости.
   Сквозь пальцы смотрю на него и вижу, что теперь передо мной стоит совершенно седой человек, с измождённым, преждевременно состарившимся, но спокойным, немного отрешённым лицом. Одежда его тоже поменяла свой цвет, из непроницаемо чёрной превратившись в пепельно-серую.
   - Это произошло одиннадцать тысяч семьсот девяносто два года назад. Тогдашний мир достиг своего предела. По всей планете шли непрекращающиеся войны. Брат резал брата, сын подымал руку на мать. Люди жили во взаимной ненависти. Правители грабили и уничтожали собственные народы. Низость и подлость, ложь и злоба, алчность и всевозможные пороки расцвели пышным цветом и были вознесены в ранг высочайших добродетелей. Слово "Творец" стало бранным и произносилось через "А". Терпение Господа истощилось. Всё кончилось в один миг. Смотри дальше.
   Я оборачиваюсь к шару. Теперь он напоминает огромную обугленную головёшку. Растрескавшаяся корка его поверхности кажется абсолютно мёртвой, и лишь в нескольких местах, словно тлеющие угольки под толстым слоем золы, слабо пульсируют знакомые уже мне пятнышки красного света. Они располагаются преимущественно в центре нынешнего евразийского континента.
   Запах мерзостной дряни наконец-то исчез, и лишь скорбный запах пепелища витает в воздухе.
   Постепенно огоньков становится всё больше и из одного, наконец, пробивается первый лучик. Незаметно вся Земля покрывается красным сиянием. Лучи вспыхивают уже во многих местах и, соединяясь друг с другом, заключают всю планету в сверкающую сеть, нити которой всё утолщаются, объединяются в широкие полосы, пока, наконец, не превращаются в ровное яркое сияние, мягко обволакивающее всю планету. Аромат цветущего весеннего сада и свежескошенной травы сменяет горелую вонь пепелища.
   Вдруг движение на границе зрения отвлекает меня. Повернувшись, я вижу Его. Погрузив ладони в этот светящийся кокон, он стоит, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. Одежда его теперь ослепительно белого цвета, а лицо его стало совсем юным, волосы приобрели цвет спелой пшеницы. Ничто в этом стройном парне не напоминает мне того раздражённого могучего мужика, что видел я вначале, или измождённого старца, каким он предстал мне после уничтожения мерзкого смердящего гнойника, разросшегося на месте прежней красавицы Земли.
   Постояв какое-то время в блаженном оцепенении, он, наконец, возвращается в себя, очень медленно, с видимой неохотой вытягивает руки из сияющего кокона, обтирает светящимися ладонями лицо и весело улыбаясь, оборачивается ко мне:
   - Видишь разницу?
   Я лишь хмыкаю.
   - После уничтожения и без того умирающей цивилизации, выжило совсем немного людей, и редкие из них обладали хотя бы слабыми зачатками добродетелей, но Господу это было неважно. Небольшое количество душ, оказавшихся достойными реинкарнации, вернулись на Землю и возродились в детях немногих уцелевших. Именно с них и началась нынешняя цивилизация. После нескольких сотен лет, понадобившихся для восстановления утраченного наследия праведных предков, начался период, который с полным правом можно было бы назвать золотым веком нынешнего человечества. И даже не веком, а эрой, так как продлился он, без малого, почти пять тысяч лет. Люди тогда были творцами, созидателями в полном смысле этого слова, не знали страданий, жизнь их была долгой и плодотворной. Не было ни властителей, в теперешнем понимании этого слова, ни рабов. Люди верили Всевышнему подлинной верой. Они видели в нём мудрого отца, старшего брата-заступника, такого же Творца, как и все они сами, и никак не господина. Но постепенно в душах людей завелись черви, начавшие разъедать их как проказа. Себялюбие, алчность, чревоугодие, различные чувственные пороки начали проникать в общество, дотоле жившее гармоничной родовой жизнью. Появились первые Тираны и первые Рабы, начали зарождаться начатки будущих религий. Смотри...
   Я оборачиваюсь к Земле и вижу, что окружавший её ореол заметно потускнел, а кое-где сквозь заметно истончившееся световое покрывало смутно проглядывают, пока ещё небольшие, более тёмные пятна.
   Вернувшись взглядом к хозяину, замечаю перемены, произошедшие и с ним.
   Он теперь немного старше, первые морщинки заботы появились на лбу и между бровей. Волосы слегка потемнели, плечи чуть раздались вширь, но, в общем, это пока ещё молодой симпатичный парень. Он, глядя на планету, продолжает:
   - Этот период длился также очень долго - чуть больше трёх с половиной тысяч лет. Изменения накапливались очень медленно. Слишком мало ещё всё-таки было ленивых, пустых, или слабых душ. Но постепенно их становилось всё больше. Своим примером они плодили себе подобных. Корысть и душевная лень привели к процветанию религий, прежде бывших уделом лишь горстки недалёких слепцов. Обширные Рода стали дробиться на племена. Первые государства выросли на крови и лжи. Всё выше поднимала свою безобразную голову тёмная сила. Век человечий укоротился заметно. Болезни и страдания появились среди человеков. Но были сильны ещё люди доброй воли. Целые народы продолжали жить по заветам предков. Смотри!
   Теперь Земля потеряла свой светлый ореол. В сверкающей пелене зияют огромные дыры, которые становятся всё шире и шире. В них видна теперь серая плесень, разросшаяся на материках, кое-где меняющая уже свою структуру и цвет на коричневое непотребство. Океаны, еще пока яркого бирюзового цвета, медленно, но неуклонно сереют, теряя радующие глаз оттенки.
   Смотреть на это уже неприятно. Во мне появляется такое чувство, будто на моих глазах молодая и красивая женщина стала вдруг резко стареть и покрываться язвами, но, ещё не зная о своей беде, всё ещё продолжает мило улыбаться и кокетничать. А ещё я начинаю ощущать, пока ещё слабый, некий тревожный запах, наводящий на мысли о болезни, лекарствах, больничном приёмном покое.
   - Около двадцати трёх столетий длилось, всё ухудшаясь, это время расцвета несправедливости.
   Что-то в голосе рассказчика заставляет меня обернуться. Теперь передо мной стоит молодой ещё, но уже заметно озабоченный лицом, крепкий кряжистый мужик в серой холщёвой рубахе. Весь вид его выдаёт заметное волнение и озабоченность.
   - Всё меньше и меньше народов следовали стародавнему укладу, доставшемуся от мудрых предков. Крупные племена, силой и кровью объединённые алчными князьями в государства, уничтожали, либо растворяли в себе племена поменьше и послабее. Закончилась эта эпоха, когда последние вольные племена, жившие на территориях, разорванных ныне между несколькими государствами, в центре Евразии, изнемогая под постоянным натиском неправедных соседей, выбрали себе сильного князя. Он сумел под своей сильной рукой собрать свободные, но разрозненные, а потому слабые перед лицом объединившихся захватчиков народы. Началась эпоха войн и всеобщей ненависти. Смотри! - Последние слова он уже почти рычит, всё больше становясь похожим на себя того, каким я его увидел в начале нашей встречи.
   Земля и так уже потерявшая свой божественный блеск, теперь всё стремительнее превращается в тот зловонный шар, уже виденный мной. Суша стремительно и неуклонно заполняется дерьмом. Вслед за ней воды всё быстрее превращаются в серое болото. Повсюду вздуваются и опадают кровавые пузыри. То тут, то там истончаются и гаснут лучи разума и созидания. Тошнотворная вонь становится нестерпимой.
   Мои глаза щиплет, и на них наворачиваются злые слёзы. Гулкая пустота заполняет меня. Грудь сдавлена судорогой, дышать почти невозможно. Хочется кого-то ударить, заорать изо всех сил, иначе тоска, яростно стиснувшая сердце, может просто физически убить меня. Такое же состояние было у меня, когда я узнал о маминой смерти.
   В больной голове мечется одно только слово - "ПОЧЕМУ?!".
   Почему мы, люди, настолько слабы и безвольны? Почему убиваем самих себя и своих близких? Почему не ценим бесценный подарок Создателя - ЖИЗНЬ, укорачивая её, и без того недолгий срок, всякой дрянью?
   ПОЧЕМУ?..
   Я обессилено опускаюсь на холодный пол, стиснув пылающую голову руками.
   Сколько я так сижу - не знаю.
   Когда я могу, наконец, вновь осознавать окружающий мир, я поднимаю на Него глаза. Он смотрит на меня без всякого выражения. Ни сочувствия. Ни гнева. Вообще НИЧЕГО!
   Даже выражение брезгливости исчезло с его лица.
   Под его взглядом я поднимаюсь.
   - Иди, - бросает он мне и отворачивается.
   - А как же... - Впервые за всё время открываю я рот, но он, резко обернувшись и толкнув меня в грудь взглядом так, что меня отбрасывает на несколько шагов, гневно хрипит:
   - Убирайся! - И снова отворачивается.
   Тут же меня словно выворачивает наизнанку, судорога скручивает тело, но я, хоть и теряя уже сознание, всё же успеваю заметить, как в последний миг, когда мне ещё видны его глаза, в них, глубоко-глубоко, в самой бездонной их глубине, начинает разгораться страшный отсвет яростного огня, так опасно похожего на тот, которым было уничтожено прежнее человечество.
   И последняя моя надежда, что огонь этот - лишь плод моего смятённого и перепуганного воображения и у нас есть ещё хоть немного времени для...
  
  
   Последний день последнего месяца одиннадцать тысяч семьсот девяносто третьего года после последнего Страшного Суда.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"