ЗОЛОТАЯ
Во мраке, пронизанном злом, я стоял совершенно один. Но выбора у меня не было. Я слишком долго ждал этой возможности. Неожиданно где-то позади себя я услышал чугунные шаги, сотрясающие землю. Я закрыл глаза, думая о том, что даже если и можно было смотреть, я бы не решился на это.
- Забери свет ее души, и ты станешь выше самых низших... - Раздался утробный голос, окруживший меня со всех сторон и заставивший меня ощутить неподдельный страх.
- Я сделаю это. - Покорно ответил я и шагнул туда, где серебрилась вода, заключенная в гранитные берега.
* * *
Я стоял на набережной, облокотившись на ограду, отделявшую шумную проезжую часть за моей спиной от безмятежной и царственной реки. День близился к вечеру, солнце медленно скользило по небу, все ближе и ближе склоняясь к линии горизонта, изломанной городскими строениями. Лучи стали ярче, невесомее, потонули в сером асфальте и отразились в окнах домов красноватыми пятнами, коснулись поверхности реки, растаяли и растеклись в ней словно акварель, окрасив свинцовую воду в оранжевый цвет.
Было красиво, но я не мог оценить эту красоту. Мало того, я ненавидел ее. Я слишком хорошо знал, что такое ненависть... Это бурлящая горяченная жижа, разлитая в крови и придающая ей серый цвет тоски и уныния. Это колючий, ядовитый сорняк на теле души, который обладает безраздельно и не позволяет вырвать себя с корнями, а только крепче прирастает прямо к живому, прямо к сердцу, и злорадствует, издевается, отправляет кровь своими горькими соками...
Это яд. Смертельный. И умирает всегда любовь. Ей - светлой и чистой - нет места там, где есть ненависть... Так - страшно и мучительно - загнивает душа...
От собственных мыслей мне стало холодно - несмотря на приветливое солнце, которое за долгие месяцы, казалось, нескончаемой зимы радовало теперь городских жителей обнадеживающим весенним теплом, но нисколько не радовало меня. Я не умел испытывать радость.
Я огляделся и заметил тебя.
Я тебя ждал.
Знал наверняка, что ты придешь...
Ты стояла совсем недалеко от меня и смотрела на силуэт города, раскинувшегося на противоположном берегу реки. Стройная, высокая, с длинными светлыми волосами, отражающими закатное солнце. Ветер распушил твои кудряшки, образовав над головой светлый ореол, и это сделало тебя похожей на Ангела...
- Здравствуйте. - Сказал я, подойдя ближе.
- Здравствуйте. - Ответила ты немного удивленно.
- Вы как второе солнце. У Вас золотые волосы.
Ты улыбнулась.
- А я думала рыжие...
- Возможно, рыжая для всех остальных... Но для меня Вы - золотая! - Вслед за этими словами что-то кольнуло меня изнутри, и от того, как моя душа перевернулась в груди, перехватило дыхание. Я не понимал, что со мной творится. Я не хотел играть по твоим правилам, позволяя себе быть искренним, потому что я вел свою игру, о которой тебе не следовало знать. Никому не следовало.
Я клял себя за это совершенно несвойственное мне прямодушие, которое так не вовремя обнаружилось во мне. Я усомнился, что смогу довести дело до конца.
- Я слишком увлекся и не хотел Вас смутить. - Сказал я равнодушно и пошел прочь, но ты догнала меня, и, подстроившись под мой шаг, задумчиво сказала:
- Меня зовут Христина.
- А меня... Самуил. - Соврал я. Я умел лицедействовать, подстраиваться, но честным быть не умел. Точнее, не научился... Но у меня не было совести, чтобы раскаиваться в этом.
Потому что я падший Ангел.
Демон. Демон Самуил...
Смешно.
У меня никогда не было имени, я не умею дарить любовь, мало того - я недостоин ее, и это мое проклятие. Проклятие быть проклятым до конца времен.
- Ваше имя очень идет Вам. - Ты поглядела на меня как-то странно, словно хотела проникнуть в мои затаенные мысли. Но мои черные глаза были холодны, а лицо бесстрастно. Ты отвела глаза, поняв, что бессмысленно пытаться постичь меня.
- Вы верите в Бога? - Начал я.
- Конечно.
- Почему?
Твое открытое лицо выражало изумление, но все же ты ответила:
- Один мудрец сказал: "Если человек верит, что Бог есть, а Его нет, он ничего не теряет, а если человек не верит, а Бог есть, то он теряет все".
- Вы теряете свое время...
- Вы не верите в Бога? - Не выдержала ты.
- Нет.
- Скажите, почему?
- Говорят, Бог справедлив, но мир, в котором мы живем, доказывает ошибочность этого утверждения. Посмотрите вокруг себя - разве люди счастливы? Нет, они унижены и подавлены, они сребролюбивы и завистливы, они подлы и эгоистичны! Где же Ваш Бог, который наказывает плохих и награждает хороших? Я вижу, что становится только хуже, день ото дня, час за часом... Мне легче поверить в дьявола, чем в Бога...
- Бог входит только в открытые двери. Вы сами закрыли свою душу для Него... - В твоем голосе послышались печальные нотки.
Ты сочувствовала мне.
Проявленное тобой добро - унижение для меня.
Я с трудом выносил это.
Я посмотрел в твои зеленые глаза и поежился от исходящего из их глубины нежного света. Это был свет, который я не мог восприять, но к которому безотчетно тянулся. Это повергало меня в отчаяние и смятение. Я не мог представить себе нечто, могущее очернить твою душу, равно как никогда бы не смог представить, что нечто способно убелить мою.
- Я могу доказать, что в мире нет справедливости.
И в тот же миг перед твоим мысленным взором начали сменяться картины, одна за другой, как в кино.
Вот ты стоишь на вершине холма, подходишь ближе к краю, смотришь вниз и видишь огромное поле, где разворачивается ожесточенная битва между войсками. Небо тяжелое, серое, всюду льются реки крови, смешанные со слезами и дождем, раздаются резкие вскрики погибающих, грохочет оружие, сыплются снаряды и пули, страдают и мучаются воины.
- Где же Ваш добрый Бог? Почему он не спасает этих людей? - Подначивал я, стоя рядом с тобой.
Но ты не ответила ничего.
Я заглянул в твою душу и увидел там яркое горение.
Ты молилась об облегчении страданий гибнущих воинов.
Но я не сдавался и много еще видений припас для тебя - самодовольных правителей, притесняющих свой народ и лишающих их последней надежды на лучшую жизнь, карьеристов, идущих по головам своих сослуживцев, супругов, изменяющих друг другу, брошенных детей и бездомных животных... Но твоя вера была непреклонна, и ты по-прежнему сострадала всем, кто был обижен, и молилась о спасении тех, кто обижал. Так тебя научил Бог. И ты оставалась Ему верна. Никакая самая ужасная и вопиющая несправедливость не заронила в твое сердце сомнение в том, что каждый человек достоин любви и прощения...
- Хорошо, тогда я покажу тебе место, где ты не найдешь ни света, ни любви, ни добра...
Это была моя последняя попытка.
Я показал тебе свою душу.
Ты очутилась в церкви, заброшенной, полуразвалившейся. Камни серых стен были покрыты мхом и плесенью, пол под ногами провалился и сгнил, старинные фрески были изъедены тленом. Сквозь бреши в стенах и куполе гулял ветер, слагая свои извечные заунывные песни. Холод здесь пробирал до самых костей. Туман плотной завесой застил все кругом, и ты не могла видеть ничего впереди и ничего позади себя.
Я смотрел на тебя издалека. Ты заблудилась в моей душе. Ты кружилась на одном месте, думая, что преодолела уже сотни метров. Я ощутил, как тебе одиноко и страшно. Ты убедилась, что здесь нет света, нет любви, нет ничего, что ты ценила и искала в жизни. Ты никогда не сталкивалась с мраком, подобным этому, не могла и помыслить, что где-то может быть так плохо.
Обессиленная, ты опустилась на пол, закрыла лицо руками и заплакала. Я думал, ты плачешь от отчаяния и страха не выбраться из заточения, и терпеливо ждал момента, когда ты откроешься, и я смогу забрать твой душевный свет. Но слезы твои капали на пол, прожигая насквозь тлен и гниение. Скверна шипела и дымилась смрадом, но твои слезы пахли так сладко, что перебивали даже этот удушающий запах.
Там, где бежали ручейки твоих слез, оставались светящиеся бороздки, которые разбегались в разные стороны, озаряя все вокруг. Эти ручейки взбирались по ледяным стенам, умывая лики и фигуры святых, почерневшие от времени и грязи, забирались в самые дальние уголки моей души, испепеляя хранившееся там зло.
Я корчился от боли, не имея сил и возможности сопротивляться этому. Я помню, как я стонал и кричал, хватая себя за грудь, пытаясь выдернуть из нее этот опаляющий огонь. Но ты плакала обо мне, плакала о моем падении, растворяя в своих слезах все вековое зло, грубыми стежками пришитое к исковерканному телу моей души.
Я помню, как упал на колени, из глаз моих брызнули слезы, и затем мое сознание отключилось.
Я открыл глаза. Паря в благоухающем эфире, я совсем не чувствовал... себя. До сих пор мне была не знакома такая легкость, и я не был до конца уверен, что по-прежнему существую. Это был и я и в то же время кто-то другой.
Вглядевшись в даль, откуда исходило легкое свечение, я увидел тебя. Ты приближалась ко мне, окутанная сиянием, и я зажмурился с непривычки, попятившись назад, но ты ухватила меня за руку, не давая упасть.
- Где я?
- В свете...
- Как я здесь оказался?
- Помнишь? Бог входит только в открытые двери. Ты сам раскрыл свою душу для любви.
- Ты любовь?
- Нет, я Ангел. Я всего лишь проводник Любви.
- Но я не заслужил свет...
- Ты думал, что, впустив меня в свою душу, сможешь забрать мой душевный свет, и не предполагал, что я сама тебе его отдам. Знаешь, почему небо темное по ночам? Таким его делает тьма, извлеченная из душ падших Ангелов.
- Это напоминание?
- Да, каждый может упасть, но не всякому дано подняться. Тебе было дано. И небо стало темнее. - Ты улыбнулась мне, и я улыбнулся в ответ.
- Так как же тебя зовут?
- Ты сам знаешь.
Я взял твою ладонь в свою руку и сказал:
- Давай полетаем, Золотая...
Время текло сквозь наши крылья, мы летели ввысь, растворяясь в свете, и ветер слагал о нас свои песни...
Если завтра не наступит, любовь разобьется о скалы одиночества,
И мы окунемся в тонкий мир несбыточных мечтаний.
Материя и мысль - суть одно, как оракул и пророчество,
Но мысль становится ничтожной в плену отчаянных метаний.
Если завтра не наступит, мы расплавимся воском в лучах неизвестности,
И замерзнем каплями между Будущим и Настоящим.
Застынет Время в тоскливой неизменности,
Иллюзией глубокого забвения пугающей.
Но если завтра все-таки наступит, я проснусь... А ты со мной.
Я улыбнусь и наслажусь прикосновением твоих ладоней.
И взявшись за руки, сплоченные единою судьбой,
Мы, создавая красоту, как облака, в рассвете дня утонем.
Евгения Краева,
20-04-2006
|