Костя шёл, понурив голову, не обращая внимания ни на дождь, который лил как из ведра, ни на снующих вокруг людей, некоторые из которых, не видя его, из-за опущенных низко над головой зонтиков, натыкались на него и наверное, от лёгкого испуга из-за неожиданно возникшей преграды на дороге в лице мальчугана, кое - кто, чертыхаясь про себя за неловкость, другие, иногда с беззлобной шуткой в свой адрес или его, Кости, а чаще, просто бросив коротко: - Прости! - быстро обегали его, и торопливо бежали дальше, перепрыгивая через чернеющие на тротуаре лужи, в которых отсвечивались огоньки уже зажжённых в окнах ламп близлежащих высотных домов. Костя шёл домой уже давно знакомой дорогой из школы, где памятны были: почти каждая трещинка на тротуарной плитке, каждый кустик, росший вдоль дороги, каждый переулок и каждый дом.
- Посторонись! - весело пробасил сзади голос. Его обогнала обнимающаяся и смеющаяся парочка, укрывшаяся от дождя одним плащом, поверх голов. Костя посторонился к краю дороги, и тут его чуть не окатила водой из лужи проехавшая мимо машина. - "Промок весь, попадет от мамы"! - подумал мальчуган, перепрыгивая огромную лужу. - "Вот и ботинки хлюпают, приду сразу поставлю сушить в ванной. Расстраивать маму нельзя ни в коем случае! Ей тяжело сейчас, впрочем, как и ему".
И снова пришла эта боль, сжимающая всё в груди, казалось бы, не дающая попасть внутрь воздуху и словно затормаживающая сердце, отчего вдруг так темнело в глазах. - "Может всё же переждать дождь где-нибудь"? - Костя замедлил шаг, оглянулся вокруг. - "Да здесь уже не далеко. А дома тепло... - поев и сделав уроки, его ждут любимые книги". - Костя глубоко вздохнул, боль немного отпустила. Перепрыгивая лужи, он резво пошел дальше...
Вот уже три месяца, как не стало отца!
Первые дни, Костик словно и не помнит, делал всё по инерции, как во сне, говорить не мог ни с кем. В школе его всегда общительного, весёлого, как подменили. На переменках отойдет в сторону к окну, и как будто застынет. Одноклассники, хотя еще юные четвероклассники, а все понимали, чувствовали, как ему тяжело, и не лезли лишний раз ему на глаза. Дома мама, не выдержав, обнимала его со слезами и умоляла:
- Костик родной, не молчи сынок, поговори со мной, тебе легче станет! - он всё понимал, но не мог словами объяснить, как ему тяжело. Ведь каждая вещь в доме напоминала ему о папе. Откроет дверку в шкафу, видит, висят его рубашки, прижмётся к ним щекой и стоит замерев, а слёзы текут по щекам... Вот свитер его, ещё пахнет его одеколоном и немного табаком. Костя вспоминает, как отец в этом свитере ходил с ним в парк на карусели. Да вот и фотография сделанная тогда. Улыбающийся отец, обнимает его, держа в одной руке плюшевого мишку, выигранного в тире, в другой - мороженное, вкуснее которого, нет ничего на свете! Все самые лучшие дни и воспоминания, связаны только с ним, с его папой! И походы, и рыбалки, и игры на стадионе...
Как объяснить словами, что боль начинается уже с утра, когда он видит в ванной папину зубную щетку в стаканчике, его бритва рядом с помазком. Как папа, намылившись пеной для бритья, каждое утро прямо из ванной, будил его громким веселым голосом:
- Сыночек, подъем! Умываться и завтракать. Пойдем вместе, опаздывать нам нельзя, будет от мамы выговор!
Всё на свете отдал бы Костя, чтобы ещё, хоть раз, услышать такой родной голос и вместе, взявшись за руки, шагать с папой в школу! Теперь, при звуке дверного звонка, каждый раз он вздрагивал и, задержав дыхание, слушал... - "А вдруг"?!
Первое время, он просто никак не мог понять, - "как это его нет, - его, такого сильного, высокого, красивого"?!
На похоронах, он стоял оглушённый, немой, ничего непонимающий. Не понимал, не мог поверить, отказывали: сознание, мозг, сердце поверить - "как, в этом ящике лежит он, - самый родной на свете"? - Крышку гроба не разрешили почему-то открывать...
- "А может там не он? Может это всё вообще, происходит сейчас не с ним"? - он бы не устоял на дрожащих в коленях ногах сразу, войдя только в зал с гробом посередине, если бы не мама рядом, обнимающая его и рыдающая. - "Нет, это не страшный сон"! - Мама вся в черном... и слезы, тихо скатывающиеся по её щеке, обжигая, падали ему прямо на голову. Хотелось кричать, рыдать, ломать всё вокруг. - "Как, как мог погибнуть его отец?! Вот так, просто, взять и погибнуть, оставив его с матерью одних"! - Воздуха не хватало, он только открывал рот, и вдруг... всё поплыло перед глазами, ноги стали ватными, он обмяк - и поплыл куда-то в бездну, выскальзывая из материнских рук...
Костя не знал, что маму его вызывали в школу. Светлана Ивановна, учительница, обеспокоилась за его поведение.
- Я знаю, Лариса Петровна, как вам сейчас тяжело, - тихим и усталым голосом говорила она.- Но поймите, мальчику сейчас ещё тяжелее. Нет, на учебе это не отразилось, он всегда был смышленым мальчиком. Но его состояние вызывает беспокойство.
- Светлана Ивановна, я сама пока бьюсь, как рыба об лед. Неделю после похорон я ещё взяла за свой счет, не отходила от него ни на минуту. Но жить как-то надо. Я и на работе останусь на час другой, чтобы больше заработать, а мысли только о Костике. Вот возьмёт книгу и сидит, кажется, читает днями и вечерами напролёт. А посмотришь, всего страницу прочитал. Утром, собирая постель, переворачиваю подушку, а она вся мокрая от слез. Сама потом рыдаю, чтобы он не видел. Очень любил Павла, своего отца. Он был для него - всё! - и у матери Кости, навернулись слёзы на глазах. Светлана Ивановна, молча обняла Ларису и зашептала на ухо:
- Я дам вам адрес, сходите к этому человеку. Он многим помог в беде. Это батюшка Николай! Обязательно, слышите, обязательно сводите сына к нему!
После нескольких встреч с этим батюшкой и, правда, Косте стало как будто легче. Мальчик стал понемногу приходить в себя, общаться с одноклассниками. Но дома стал ещё больше читать, буквально проглатывая одну книгу за другой. Придёт со школы, поест, сделает уборку в квартире, и так казалось сверкающей чистотой, и за книги. Вечерами, дождавшись маму с работы, теперь стал помогать ей по дому, рассказывал о своих школьных делах.
Каждый раз при встрече, Лариса горячо благодарила батюшку Николая, на что тот предупреждал не торопить события:
- Это долгая работа - вернуть ребенка к нормальной жизни!
- Пусть приходит для беседы! - каждый раз повторял батюшка, прощаясь с Ларисой. Ещё при первой встрече, обняв Костика и молча кивнув Ларисе, указав на скамейку, он увёл мальчика в дальний угол, где тихо сказал слова, которые Костя запомнил и пронесет с собой на всю жизнь.
- Все кого мы любим - не уходят от нас навсегда! Мы встретимся там,- и батюшка кивнул наверх, куда-то, выше самой большой иконы, под самый купол, где сверкал ослепительный свет, от которого немного закружилась голова. - Мы встретимся на небесах, душа к душе, так предначертано Создателем! Но для этого, надо пройти нелегкий путь на земле, оставаясь до последнего дня честным, добрым и трудолюбивым человеком! - батюшка Николай, погладил Костю по голове и у того, вдруг, стало так тепло в груди, что захотелось поделиться со всеми этим теплом, особенно с мамой, которая тихо сидела где-то сзади. - Ты понял сынок? - и Костя, от переполняющей его благодарности, молча кивнул и припал губами к руке батюшки, держащего его за плечо...
Холодная капелька дождя, внезапно попала за шиворот. Костя поёжился от прохлады, ощущая, как капля, словно тонкая, ледяная змейка, извиваясь, поползла по спине, по позвоночнику, вниз. Он по инерции хлопнул ладошкой себе по спине, будто не давая "змейке" ползти дальше, поднял воротник, и тут... он чуть не споткнулся, от отчётливого воспоминания...
Они с папой, играли тогда во дворе, на детской площадке. Папа был выдумщик на разные игры. Даже дети с других домов прибегали к ним во двор, на детскую или спортивную площадку, если видели, что Костя вышел гулять со своим папой.
- Дядя Павел! - кричали мальчишки уже издали. - Можно и мы с вами будем играть? - и они играли в футбол, в волейбол, в баскетбол, в лапту, в прятки, иногда до самого вечера, до темноты. Папа был такой юморист, что дети хохотали, держась за животы от его шуток во время игр! Уже когда они расходились по домам: мокрые от пота, иногда с грязными руками, лицами, чуть усталые, но с такими счастливыми глазами, что Костя даже чувствовал, как дети не только с уважением прощаются с ним, но и чуть с восхищением, и с завистью во взглядах. - "Вот ему повезло! Вот это - папа"!
В тот день, о котором вспомнил Костя, они с папой были одни. Погода стояла неважная и родители его друзей, наверное, выглянув в окно, не решились пустить своих детей на улицу. Они с папой тогда подтягивались по очереди на турнике. Костя догадывался, что отец немного ему поддаётся, ведь он с лёгкость делал раньше много раз подъёмов - переворотов на турнике, а тут, Костя побеждал его по подтягиванию на перекладине. Но всё равно ему было приятно, ведь ещё раньше Костя делал от силы всего несколько подтягиваний, а здесь, двадцать раз! Его личный рекорд! А папа, всего восемнадцать!
И тут, в одно мгновение, хлынул дождь! Вот как сегодня, такой же проливной! И ему так же, как сейчас, попала капля дождя за шиворот. Но может она тогда была не такая холодная, потому что рядом был папа? Он даже чуть испугался, когда вдали тогда мелькнула яркая-яркая молния, а затем через несколько секунд, загремел ужасно сильно гром.
- Ну что, спортсмен, испугался? - отец наклонился на ним, приподняв свою куртку, и его обдало таким теплом, с запахом папиного одеколона, что ему стало так хорошо и совсем ни капельки не страшно, а когда папа взял его за талию и поднял, высоко-высоко, будто хотел подсадить на турникет, и громко сказал:
- Ты у меня самый сильный, самый храбрый - сын! - Костя застыл в его руках, подставляя лицо дождю и они с папой так смеялись, так радовались дождю, словно он сейчас омывал их Души, наполняя все тело необыкновенным счастьем и силой. А потом, они с папой прижавшись друг к другу, стояли под ивой, росшей около спортивной площадке и она прикрывала их своими ветвями, защищая от дождя, как отец недавно накрыл его своей курткой и папа рассказывал, как он во прохождения службы в армии, на корабле, попал в первый раз, в семибалльный шторм на Северном море. Костя слушал с широко раскрытыми от восхищения глазами и ему казалось, что и сейчас, там, за ветвями ивы, бушует ужасный шторм, а они с папой стоят на качающейся во все стороны палубе корабля и борются со стихией!
- Смотри! - весело закричал отец. - У нас свет горит! Мама пришла! - Костя так обрадовался вместе с ним. - "Как это он увидел издалека из-за ветвей"? - Побежали домой! - крикнул папа и они взявшись за руки, весело хохоча, побежали изо всех сил домой, к теплу, к самой любимой ими, маме и жене.
Косте показалось, что капли с волос или со лба, упали ему на ресницы и потекли по щекам, отдавая солоноватым вкусом на губах...
- Ну что ты мокнешь? - вдруг, услышал он над собой звонкий голос, отчего даже вздрогнул от неожиданности. Его накрыл большой зонтик. Костя узнал его обладателя. - "Это Миша с его школы, учится то ли в восьмом, то ли в девятом классе. Гордость школы! Пианист"! - На любых школьных мероприятиях он неизменно выступал с оглушительным успехом. Зал, завороженный его музыкой, всегда, по окончании великолепных звуков, взрывался оглушительными аплодисментами. Не раз Костя наблюдал, как вслед ему, тихо перешёптываясь, кидали взгляды завороженные девчонки. И вот он здесь, шагает с ним под одним зонтом.
- Идем, переждешь дождь! - Миша кивнул на здание. - Я-то уже пришел. - Костя знал - это музыкальная школа. Каждый раз, проходя мимо школы, особенно теплыми вечерами, когда были приоткрыты окна, Костя слышал звуки разных музыкальных инструментов. Иногда это были повторяющиеся гаммы начинающих учеников, но иногда, оттуда лилась такая удивительная музыка, что Костя, замедлив шаг и замерев, еле дыша, слушал и слушал. Потом долго и, даже, иногда ложась спать, в голове звучала очаровавшая его музыка.
- Я пойду на второй этаж, а ты постой здесь. Пусть дождь немного утихнет. - сказал Миша, оставив его у какой-то приоткрытой двери и, перепрыгивая через ступеньки лестницы, быстро исчез.
- "Зачем я пришел сюда? Дом уже совсем рядом". - Костя повернулся к выходу и вдруг... Сзади, из приоткрытой двери полилась, нет, прямо пронзила его мозг и сердце, удивительно волшебная музыка. Костя остолбенел и закрыл глаза. Музыка проникала в каждую клеточку тела, дергала за каждый нерв, унося его куда-то далеко-далеко, где было так хорошо и спокойно.
Как оказался он в зале, оставляя после себя мокрые следы, он и сам не мог потом объяснить. За роялем сидела красивая, с длинными черными волосами худенькая женщина, очень похожая на какую-то святую, смотрящую на него с иконы, там - в церкви... Из-под её пальцев, скользивших по клавишам, звучали волшебные звуки. Костя стоял, закрыв глаза, прислонившись к стенке портфелем за спиной. Ему стало очень тепло. Как когда-то в церкви, после слов батюшки. Как тогда, под накрытой над головой папиной курткой. Слёзы помимо его воли, полились из глаз. Но он не вытирал их, он весь был там, в музыке. Всё, что было тревожное, неспокойное в Душе, собравшееся каким-то тяжёлым комком, давящим изнутри, вдруг, словно начало таять, под теплом этой мелодии. - "Наверное, так звучит ангельская музыка небес! Оттуда, где мой папа"! - подумал он и неожиданно для себя громко всхлипнул.
Мелодия неожиданно оборвалась, как и началась. Эта красивая, стройная женщина, музыка которой так растревожила всё его естество, быстро приблизилась к нему.
- Ну что ты, родной мой, плачешь? - женщина наклонилась, взяла его за руку, глядя прямо ему в глаза.
- Да ты весь мокрый!- она обняла его, как будто собираясь его обогреть. В ответ Костя, уткнувшись лицом в нежные тёплые бархатные руки этой очаровательной женщины - ангела, разрыдался. И, всхлипывая, пытался невнятно объяснить и про отца, и про одиночество, и про батюшку, и про Мишу, и музыку...
Милая незнакомка, присела к нему и, глядя прямо на него ласковым взглядом своих тёмно карих глаз, вытирая своим платком ему лицо, сказала:
- Меня зовут, Любовь Алексеевна. Как тебя зовут? - с усилием подавляя слёзы, глядя на неё своими большими синими глазами, тихо прошептал:
- Костя!
- Константин, хочешь я научу тебя так играть? - прошептала она с такой теплотой и любовью, что Костя изумился. Он не мог выговорить ни слова, и только закивал утвердительно головой, чуть удивлёнными, но вместе с тем радостно вспыхнувшими заплаканными глазами. Ему хотелось как тогда, батюшке в церкви, поцеловать руки этой прекрасной женщине...
Константин, уже слегка тронутый сединой, устало перебирая письма, адресованные ему со всей страны, сидел в кресле, в своем номере. Завтра концерт. Сколько их уже было на его счету? Не счесть. Если считать с младших классов, когда он взял в руки свою первую скрипку, и уже через пару лет давал первые школьные концерты, то получится великое множество выступлений. Первые успехи пришли быстро. Педагог по музыке, не могла на него нарадоваться. Все схватывал на лету. Он словно жил музыкой. Она постоянно звучала у него в голове, в Душе. Такого таланта учительница еще не встречала! Его пальцы словно сама природа соединила со смычком и скрипкой. Он поражал всех, побеждая на всех конкурсах! Слава пришла к нему рано и не отходила больше ни на шаг.
Но главных успехов, он достиг в своем музыкальном творчестве - уже первое сочинение звучало в короткой юмористической истории - "в Ералаше". Его заметили, дальше больше. Он писал музыку к фильмам, спектаклям. Его наперебой приглашали выступать лучшие сцены мира. Оперные певцы считали за честь петь его сочинения, а песенные поэты, стояли в очереди за его музыкой к своим стихам.
Завтра выступать он будет, конечно, вне конкурса, перед молодыми музыкантами, которые уже благоговейно называют его - мэтром. Вся его новая четырехкомнатная квартира, в которой он жил вдвоем с мамой, была обставлена дорогими призами, вымпелами, медалями со всевозможных концертов со всего мира. Правда, как говорила его мама, со вздохом: - "все эти призы, она охотно бы поменяла на детские игрушки и детский смех"! - на что, обнимая ее и смеясь, Константин всегда говорил, - что скоро, уже скоро! Но не виноват же он, что его Даша, не может бросить работу и полностью переехать к нему. Да и сам Константин, полностью прикипел душой к этому детскому дому, где Даша была и директором, и учителем музыки, и матерью для всех брошенных судьбой, одиноких детей. Он часто вспоминал, как к нему в Москве, после концерта подошла очаровательная девушка и тихо попросила:
- Я проездом. Дайте, пожалуйста, автограф, и тогда моя мечта полностью сбудется! - глядя на нее, у Константина тога ёкнуло сердце, и это чувство не отпускает до сих пор. Он чувствовал, что и она уже тогда была влюблена в него. И это на самом деле было так: - "и во сне, и в мечтах! А здесь наяву"!... Сколько времени вместе, а не могут налюбоваться, глядя друг на друга. Казалось, они только обнимутся, - так могли простоять вечность, - одни во всей Вселенной!...
Константин, завалил подарками детский дом, купил дорогие музыкальные инструменты. Но главное, нашел общий язык и понимание со всеми воспитанниками, искренне полюбившими его. Вот уже скоро исполниться их, с Дашей, мечта - детский дом переведут в их город. Они откроют первый в стране, музыкальный детский дом и, тогда, сразу поженятся!
Константин отложил письма в сторону. - "Надо пораньше лечь спать. Завтра утром сходить в парикмахерскую, затем встретиться и пообедать с Мишей, а там концерт. Потом поездка к Даше - он заберет ее навсегда"! - Сердце радостно забилось. - "А как обрадуется мама"! - очень полюбила она Дашу, а та в ответ ее - как свою маму.
- И чего вы тянете резину? - всё подтрунивает Мишка, его продюсер. Балагур.
- "Сколько они уже вместе"? - да с тех пор, как вырос над ним его зонтик, и прозвучало:
- Ну, чего мокнешь?
Весельчак и заводила во всех спортивных мероприятиях, однажды, играя в футбол, Миша сломал руку. Тяжелейший перелом. Операция. Играть на пианино, он больше не мог. Рука млела и не слушалась его. Но от музыки не ушел. Закончили вместе 'музыкалку', Костя по классу скрипки, а он музыкальным критиком. Теперь они и вместе шагают по жизни.
- Я теперь от тебя не отстану! - шутил Миша. И все хозяйственные вопросы, взял на себя. Турне, гостиницы, заключение договоров, контрактов, всё это вёл он. Это были не партнёрские отношения, это была большая мужская дружба - словно двух братьев. В общем, так оно и было, - та самая, прекрасная Любовь Алексеевна, первая, открывшая ему прекрасный мир музыки, была мамой - Миши!...
Константин стоял в гримёрке. Немного нервничал. От этого чувства избавлялся только тогда, когда на плечо ложилась скрипка, и он прикасался к ней смычком.
- Ну, старик, пора. Твой выход! - заглянув в помещение, тихо сказал Миша. И как всегда добавил традиционную фразу - напутствие: - Иди и удиви мир! С Богом!
Константин, мимолетным движением поправил фрак и вышел на сцену. Зал аплодировал, уже предвкушая наслаждение от новой сюиты маэстро. Скрипачи симфонического оркестра постучали смычками о грифы, приветствуя его, и уселись на свои места. Наступила мертвая тишина. Константин поднял скрипку...
Мелодии, написанные им, рождались с такой легкостью, что со стороны казалось, - они звучали целиком в его голове, от первой до последней ноты. Успевай только записывать. Лишь только возьмет ручку и нотную тетрадь - вот и высыпались на расчерченные линиями страницы знаки музыки, которую сейчас слышит лишь только он один, но которую потом, будут затаив дыхание слушать десятки, сотни, тысячи людей... Он редко исправлял написанное.
Однако, это было произведение, которое он писал уже много лет! Писал упорно и беззаветно. Иногда, даже ночью, пробуждаясь от внезапно возникшей в голове мелодии, быстро записывал её в лежащую всегда у кровати нотную тетрадь. Утром возьмет листок, взглянет, - "что-то не так! Вот это, - хорошо, даже отлично. А здесь, - что-то надо изменить, другой переход просится"! - Потом неделями, месяцами занимается своими делами, выступает с концертами. Но, вдруг, опять, в самом неподходящем месте, - то в лифте, то в ресторане, а то и на улице - бах - и зазвучала мелодия:- "Вот она, вот так надо продолжать, затем вступает оркестр и"!...
Константин выхватывал записную книжку, которую всегда носил при себе, и упоенно быстро записывал - пока мелодия не пропадёт, не исчезает куда-то в синеве бездонного неба... И снова концерты, и творческие муки - и так год за годом. Никто не слышал еще это произведение. Даже Даше он не показывал, не наигрывал ни один фрагмент. Пусть это будет свадебным подарком! Да и телевидение, узнав откуда-то о его творческом замысле, забронировало за собой все права на первую трансляцию.
И вот оно прозвучит на открытии конкурса - на сцене автор, лауреат международных конкурсов - Константин...
Словно пошел мелкий дождь, это зазвучали первые ноты и... волшебство началось! Бывают мурашки по телу от неприятного звука, металла по стеклу, оглушительного воя сирен мчащейся машины скорой помощи. А тут, мурашки от ног до затылка, как будто волосы зашевелились - от восторга и трепета! От маленькой-маленькой волны мелодии, которая всё дальше увлекает в океан музыки...
Всю жизнь - рассказал Константин в этом произведении. Вот он, счастливый в детстве с родителями, - и льется музыка, - дух захватывает! Вот тревожные ноты переходят в пронзительно печальные, да так, что, кажется, сердце останавливается. В печальном звуке, вся пронзительная тоска Кости, по рано ушедшему, любимому отцу! И эти грустные ноты, то и дело всплывают, вклиниваются в другие мелодичные темы симфонии, как бы говоря - о вечной тоске по доброте. Вот грустные, минорные темы, поменялись местами с веселыми - мажорными, да так, что даже стало слышно, как зал вздохнул и немного оживился. Затем полились совсем радостные, веселые мелодии, такие, что казалось ноги сами двигаются в такт. Так и хотелось пуститься в пляс! И вдруг, снова смена настроения и опять откуда-то издали зазвучали тревожные, печальные ноты, от которых наворачивались слезы на глаза и слегка перехватывало дыхание...
В первых рядах, сидели прославленные музыканты и известные композиторы. Среди них выделялся человек высокого роста с седой шевелюрой. Это был известный композитор и дирижер, возглавлявший здесь самых почётных гостей музыкального мира. Он молча сидел, обхватив лицо ладонями и смотрел куда-то вниз. Только по вздрагивающим плечам были видны его переживания происходящего музыкального чуда - то ли он плачет, от грустных до боли в груди мелодий, то ли он радуется, веселым мотивам...
Что говорить, про остальной зал! Зал то сострадал, то был радостен. Это было волшебство! В финале зазвучала фантастическая мелодия, - "словно звуки рая достигли земли"!
Слова батюшки, услышанные в детстве, Константин переложил на музыку. В ней звучало то, что он услышал тогда - ... "кого мы любим, не уходят от нас навсегда"! - Таким был заключительный аккорд, унёсший музыку, в которой отразилась любовь к тем, кто ушёл от нас, туда, вверх от земли, в бесконечный космос!...
Скрипач опустил смычок. Стояла такая тишина, что было слышно, как дышит рядом сидящий зритель, как кто-то на балконе негромко кашлянул... Тишина. Десять, двадцать секунд. Константин, молча стоял с поникшей головой, опустив руки с инструментом. И вдруг, седой композитор поднялся. Одновременно, с ним встал весь зал! Мэтр тихо хлопнул в ладоши и зал взорвался нескончаемыми аплодисментами... Звучали громкие возгласы радости, видны были жесты признания - вершилось какое-то чудо...
- Браво!! - звучало и слева, и справа, пока эти голоса не слились в единый такт. - Браво! Браво!- зал стоя, аплодировал и скандировал: - Браво... Маэстро!...
Константин поднял голову, инстинктивно поклонился и, резко повернувшись, под оглушительны аплодисменты зала и музыкантов оркестра, вышел со сцены за кулисы. Он задыхался, ему не хватало воздуха. Быстро пробежав по извилистому коридору, мимо аплодировавшего Михаила, мимо изумленного охранника, он выбежал на улицу - к первому попавшемуся дереву и, прильнув к берёзе всем своим телом, он обнял её, не выпуская из рук скрипку. Понимал - сыграл самое важное произведение в своей жизни. Это был гимн! Гимн Человеку на земле! Гимн памяти, вечной Любви!
Подняв голову, он посмотрел сквозь листву молодой березки на небо, озаряемое уходящим солнцем.
- Спасибо тебе - отец! - негромко сказал он небу и слова его, как и музыка полилась туда, вверх, во Вселенную. Вздохнув, и набрав больше воздуха в грудь, словно очнулся из забытья. Поцеловав березку, он тихо ей шепнул:
- Передай своей сестре, иве, она знает, догадается от кого, что я вас буду помнить и любить - всю жизнь! - он обернулся и медленно пошел обратно в зал, где все это время зрители стоя рукоплескали, дожидаясь повторного выхода маэстро...
Константин молча сидел в купе. Как он устал в этот день - словно выжатый лимон. Наспех поужинав с Михаилом, поехал на вокзал. Он твердо решил, приедет к Даше и заберет ее к себе, раз и навсегда! Константин закрыл глаза и в голове снова вспыхнули мгновения пройденного дня. Полчаса, не хотели отпускать его зрители со сцены. Такого количества цветов, он никогда не получал от зрителей. А какие слова говорили ему восхищенные, убеленные сединой коллеги музыканты! А эти, постоянно звучащие в голове аплодисменты. Тук - тук, тук - тук...
-"Что, поезд тронулся"? - Константин открыл глаза. - "Он что, на миг уснул"? - Нет, стучали в дверь купе. Дверь открылась.
- Здравствуйте, я буду вашим соседом! - в купе вошел небольшого роста батюшка. Черты его лица показались Константину знакомыми. -"Где же я мог его видеть"? - мелькнул в голове вопрос, но всё ещё не отпускавшие его переживания, тут же увели его мысли в сторону. Попутчик будет спокойный и можно было немного отдохнуть от гигантской волны минувших впечатлений. Константин облегчено вздохнул.
- Я батюшка - Илья! - представился священник.
Константин тоже поздоровался и представился.
- Знаю ваше имя и знаю вас! - промолвил батюшка.
Константин, заинтересовано посмотрел на попутчика. -"Где же я видел этот взгляд"? - вновь всплыла беспокойная мысль.
- Простите, мы знакомы? Я словно видел вас где-то.
- Нет, мы не знакомы, а увидеть меня вчера на концерте, вы бы не смогли. Я сидел в конце зала и сам видел только ваш силуэт, - но музыка!.. Я сам люблю классическую музыку, но до этого, я никогда не слышал ничего подобного. Я просто был восхищён и ошеломлён! Я специально приехал на ваш концерт. Сын достал мне билет. И вообще, я люблю ваше творчество, не удивляйтесь. Я начну обо всём по порядку, - батюшка закрыл лицо руками и начал...
- Много, много лет назад, я был самым счастливым человеком на земле! Жена, в которой я души не чаял, подарила мне прекрасного сына. Сама вся в искусстве, она и мне привила любовь к музыке. После долгих поездок, а работал я на дальних перевозках, лучшего отдыха, чем слушать музыку в ее исполнении, я не знал. Сядем с сыном вечерком и замрем от наслаждения, слушая её игру на пианино. Сочинения великих композиторов, она исполняла виртуозно. За ней и сынок потянулся к музыке. Отдали в музыкальную школу, где и работала жена педагогом. Как радовались мы успехам сына! Мы с женой, планировали пополнение семьи. Она так мечтала о дочке, да и я был согласен. Жили мы в достатке, зарабатывал я много. Но все планы, перечеркнул один черный день.
На выходные, приехал брат с семьей. Живет с семьей в Поволжье. Не виделись столько лет. А племянников своих, я видел вообще в первый раз. Выпили на радостях. Выпили крепко, хотя я редко баловался этим. Работа такая, да и Люба не благосклонно относилась к этому. Выпью иногда стопочку, за рождение кого-нибудь из гаража и все, - стоп! Бегу домой к любимой жене, она для меня была - всем! Так вот, посидели мы, значит, с братом допоздна, а в понедельник ранним утром звонят из гаража.
- Срочно являйся, аврал! - Я и толком позавтракать не успел. Прихожу, а начальник белее бумаги, чуть не в ноги кланяется.
- Знаю мол, что выходной, но тут такое дело. Семёныч, уже отправлялся в рейс, но тут ЧП! Приступ аппендицита! Скорая приехала и увезла. Сейчас звонил, оперируют. Выручай, срочный груз. Быстро управишься. 150 км туда, 150 - обратно. Выпишу премиальные, а потом день догуляешь!
Делать нечего, надо было выручать. Медичку быстро прошел. Давление нормальное. Здоров я был, как бык! Жвачка во рту, да и никто не мог предполагать, что я со вчерашнего... За столько лет работы, ни разу я в этом замечен не был. Не позволял себе. Если завтра на работу, ни-ни. Ни грамма. Береженого, Бог бережет! А тут такое дело, родной брат в гости...
Вышел я во двор, вот машина с грузом стоит. Быстро пробежал глазами накладные, сел и поехал, Семёныч - бывалый 'шоферюга', я сам молодой у него в напарниках ходил. Много у него перенял, а тут, такая беда! Еду так, размышляю - "вечером для брата с семьей устроим концерт". - Он только из моих писем знает, какие вечера мы с женою устраиваем. Вчера было не до этого, просматривая старые фотографии, вспоминали под водочку родных, помянули тех, кого уже нет, песни завели... Еду по городу не спеша. Ночью дождь прошел. - "Вот выеду из города, там поддам газу". - Вижу краем глаза, человек идет, до перехода метров 10. Дороги наши с закрытыми глазами знаю. Там, около перехода, большая яма. После дождя, обычно большая лужа собирается, так и не гоню, чтобы не обрызгать пешехода. Все равно, крепко тряхануло машину на колдобине.
Я в зеркало смотрю, не обрызгал ли человека, - а он лежит на тротуаре. Я по тормозам, выскакиваю. Подбегаю, - "о, ужас"! - До сих пор - эта картина перед глазами. Лежит человек, весь в крови и без... головы! Я ни живой, ни мертвый. Посмотрел на машину, а левый борт открыт! Бортом, значит, его... Семёныч, его не закрепил! Может тогда ему плохо стало? А я и не проверил! Сел я у тела человека и - заплакал.
Что дальше было, смутно помню, как во сне. Приехала скорая, милиция. Меня забрали, повезли. В крови, конечно, нашли алкоголь...
Батюшка убрал руки от лица и посмотрел Константину в глаза.
- Дали два года тюрьмы и четыре поселения. Но это было, не самое страшное для меня. Мучила меня только одна мысль. - "Я убил человека"!... Вот я живой, а ему моя беспечность стоила жизни. Я сам себе перечеркнул всю жизнь - её уже прежней не вернешь!
На свидании с Любой, женой, она рассказала, что сын ходил на похороны к мальчику со школы, который потерял отца... Отец Илья встал и вдруг упал прямо перед Константином на колени.
- Прости меня Константин! Это я убил твоего отца!!...
У Константина словно остановилось сердце, сознание, всё тело пронзила эта невыносимая боль, - боль из далекого детства. Он хотел встать на ноги, но ноги не слушались. Они сделались, как будто чужими. Музыкант рухнул на колени перед батюшкой. Тот обнял Константина и прошептал:
- Милый мой! Меня постоянно мучил вопрос, как ты будешь жить с таким горем? На последнем свидании, перед отправкой в колонию, поговорив с Любой, решили помочь тебе в жизни, чем можем.
-"Так вот, кого напоминает мне батюшка! Да это же Мишины черты лица, эти глаза! Вот почему у Михаила иногда в глазах мелькает такая щемящая сердце грусть, как у меня, наверное, в детстве"! -... И вспомнилось опять: детство и зонтик, выросший над головой... Константина бросило в жар, он задрожал. Батюшка почувствовал это и обнял крепче.
- Я знаю, Любочка писала мне, какой талантливый мальчик ты был, она полюбила тебя, как сына. Ты заменил ей дочурку, о которой мы вместе мечтали!...
У Константина мысли мелькали с быстротой молнии. Он вспоминал, как Любовь Алексеевна провожала его домой, как они подружились с его мамой, вечерами, часами беседовали вдвоем. Как он, оторвавшись от чтения книги, выходил из комнаты и заставал их обнявшимися, с заплаканными глазами.
- Прости меня, если можешь? - продолжал с дрожью в голосе батюшка. - На поселении, я встретил старца, очень набожного человека. Он привел меня к Богу! И мне стало немного легче. Он меня убедил, что Верой своей я должен делиться с людьми и посвятить свою жизнь - служению. Так отмолю я свое преступление! И после поселения, я уехал в Святые места, в мужской монастырь, где прожил с молитвой все эти годы. Мы переписывались с Любой. Я был в курсе всех ваших дней, месяцев, лет. Одобрила ли она мой выбор? Не знаю? Но она приняла мой выбор. Вот как она любила! И только сидя сегодня, на концерте, я понял, что пребывая вдали от родных, прося у Бога прощения в молитвах, делясь с людьми верой в Него и любовью к Нему, я, видимо, сам лишал своих родных ласки и тепла. Я не обнимал свою жену и сына, не говорил им теплые слова. Что письма? Бумага! В своих духовных испытаниях, в аскетизме выбранного мною затворничества, я обделил своих родных любовью... И я решил вернуться к Любе, к Мише, к внукам. Люба моя, примет! Знаю, она до сих пор меня любит! Но прежде, мне очень важен твой ответ - прощаешь ли ты меня Константин?
Константин, с трудом справившись с волнением, прошептал:
Конечно, прощаю!- и слеза скатилась по его щеке. - Батюшка Илья,- начал он.
- Зови меня дядей Юрой, - перебил тот. -"Ну, конечно! Михаил Юрьевич, его единственный друг"!
- Так ты простил меня? - переспросил старец.
- Дядя Юра, если б я знал, я давно бы простил! - тихо прошептал он. - Не по злой воле ведь! -... И эти слова, как и музыка, которая звучала сегодня в зале, поднимались из мчавшегося поезда куда-то высоко-высоко вверх, где замерли, слушая их, Души тех, кого любим и помним! - и они радовались силе Добра, Любви, и Прощения!...