Это была солнечная поляна на берегу стремительной речушки. Сразу за кустами дикорастущих роз. Стоял непередаваемый запах трав, цветов и спелой земляники. Тишину наполняли лишь жужжание пчёл и наше страстное дыхание.
- Какой темпераментный ты! Сильный!... - Горячо шептала ты мне на ухо. Я не давал тебе договорить и целовал, целовал. Губы, глаза, брови... В такт медленным движениям, шею, мочку ушка.
- Щекотно! - Прошептала ты и вдруг прижавшись, сильно обняв, застонала, начав покрывать поцелуями мои плечи, грудь, лицо. Я поддался твоей пылкости и ускорил движения, словно погружаясь весь в тебе. Мы в исступлении смотрели друг другу в затуманенные вожделением глаза и одновременно вскрикнув, нарушив тишину, слились в одно целое, застыв неподвижно, будто вбирая друг друга до капельки, навсегда. Эти секунды показались мне вечностью.
- Любимый! - Шептала ты и нежно гладила меня по голове, по спине. А я страстно целовал твои груди, тело, опускаясь всё ниже. Слегка оттолкнув, ты выскользнула из под меня и кокетливо прикрывая груди, рассмеявшись, побежала к речке, призывно оглядываясь на меня. Сразу чуть растерявшись, я догнал тебя, когда ты уже зашла по пояс воду. Смеясь, ты брызгалась, весело крича. - Поймай меня. - И окунулась с головой. Я нырнул и поймал твоё тело. Ты не сопротивлялась. Смотря в глаза, ты прижалась тесно, подставив лицо солнечным лучам и мне, вытянув губки и чуть приоткрыв ротик. Мы застыли в долгом поцелуе. Прохладная вода не охладила кровь. Я нёс твоё влажное тело на руках, зачарованно смотря в большие, красивые глаза, до того места на поляне, где ещё недавно мы были так близки и счастливы, где ещё не выровнялась, немного примятая от наших тел трава, с цветками пахучего клевера, ромашки и васильков. Осторожно положив тебя на "ложе" природы, я с ещё большей страстью продолжил целовать с того места, когда ты от ускользнула от меня. - Единственный мой! - Еле слышно с жаром проговорила ты через пару минут, выгнувшись всем телом. И слегка задрожав, замерла. - О, Боже! Как хорошо! - Милый томный голосок смолк, лишь твоё учащённое дыхание со стоном и моё сердцебиение раздавались в ушах. Мы надолго утонули в благоухающей траве на этой прекрасной, тёплой, такой ставшей родной, поляне...
- Что ты там пишешь? Письмо? - От неожиданности, я вздрогнул и закрыл тетрадь рукой. Сзади стоял прапорщик Стельмах. Я то думал, это вернулся Серега Воронович, мой сослуживец, убежавший на минутку по малой нужде за придорожные кустики. Я разжёг дрова в полевой кухни и сел написать пару строк. Стельмах улыбался, довольный эффектом, что застал врасплох и даже невольно вынудил меня испугаться. Хотя ничего такого крамольного я не вытворял, просто писал рассказ о любви, от внезапного появления командира за спиной, немного смутился, а может слегка покраснел. Прапорщик этого не заметил, был уже навеселе. - Ну-ну, пиши! - Миролюбиво продолжил он. - Молодо-зелено! - И вдруг сделав грозное лицо, рявкнул. - Но про службу не забывай! - Стельмаха шатнуло в сторону, он громко икнул и в это время, одновременно: тронулась машина и в неё на ходу впрыгнул Сергей, наш хлеборез. У прапора округлились глаза, он чуть не задохнулся от возмущения - Мамкина квашня! А ты откуда? Дезертировать вздумал? - Серега рассмеялся.
- Что Вы, товарищ прапорщик! Я сбегал, коня привязал. -
- Какого коня? - Не врубился Стельмах. - Что Вы мне голову морочите! Один... - Прапорщик, наморщив лоб, что-то перебирал в памяти, потом брякнул. - Один Гюги, сидит что-то пишет, другой за козлами по полю бегает... Мы с Серёгой грохнули со смеху. Стельмах явно хотел вспомнить Виктора Гюго, но имя классика на ум не пришло, а взамен всплыло какое-то грузинское. Шеф-повар, наверное, как ему казалось, делал свирепое командирское лицо, на самом деле, оно было само простодушие и даже улыбалось уголками губ. Он был польщён, что удачно пошутил и шутку его оценили подчинённые. - Это Вам не Шамбр-д*Амур! Не хиханьки-хаханьки! Это КШУ! - И расшифровал нарочито медлительным тоном. Командно-штабные учения! - Стельмах обвёл взглядом наши "апартаменты", а точнее поварскую буду и спросил строго, глядя на Сергея, почему-то прикрывая один глаз. - Хлеб нарезал на порции? -
- Так точно! - Бодро ответил тот, для хохмы вытягиваясь в струнку. - Всё сложил в ящик! - И действительно, в течении целого часа, пока отсутствовал прапор, Серёга не покладая рук, работал. Профессионально выверенным движением, острым ножом, нарезал буханки на десять равных частей. Это было отработано у него до автоматизма. Я только успевал складывать порезанные "кирпичики" в большой ящик, стоящий в углу, от которого исходил самый приятный на свете запах, запах свежеиспечённого хлеба. Сегодня вечером, на ужин, вместе с кашей, одну половину хлеба из этого короба распределим между курсантами, а завтра, на завтрак, вместе с консервами, свиной тушёнкой, вторую. Завтра, нам предстояло, всего ничего, только вместе с раздачей сухого пайка, налить во фляги кипяток и наше участие на этом в учениях заканчивалось. Серега выдаст заранее нарезанный хлеб, а я в большую воронку, которую будет держать прапорщик Стельмах, ( надеюсь, у него не будут руки трястись! ) разливать горячую воду в солдатские фляги. Далее курсанты на лыжах, в 10-ти градусный мороз, должны совершить 20-километровый марш-бросок, где на финише их будет ждать большая палатка для отдыха, термоса, в которые мы нальём горячий чай и наконец, машины, которые и доставят их в часть, где они получат полноценный обед. Правда, это будет позже, пока не соберутся отстающие. Самых слабых и замёрзших, будут снимать с трасс и везти отдельно. Завтра пройдёт соревнование между курсантами всех полков, сосредоточенных на территории нашей огромной дивизии. А это, сотни и сотни бойцов. Вот почему нашему каравану, веренице военных машин, не было видно ни конца, ни края. Машины, то неслись на большой скорости, если дорога была прямая и более или менее чистая от снега, и тогда дух захватывало от бесконечных до горизонтов с двух сторон, движущих махин на фоне заснеженных полей , то сбрасывая скорость, петляли по освещённым солнцем искристо белым, до боли в глазах, узким дорогам, и тогда можно было увидеть спереди или сзади, по двадцать, максимум, тридцать боевых автомашин. Словно черные, громадные жуки карабкались один за другим по чистому, белому листу. К нашему Зилу-131, которым управлял опытный водитель, наш друг Андрей, прослуживший как и мы, полтора года, была прицеплена старенькая полевая кухня - КП-125, на которой я готовил не один месяц и в летних лагерях, и в в краткосрочных осенне-зимних учениях, порой и однодневных, как эти.
Но часто, по неизвестной нам причине, машины останавливались и простаивали по десять, иногда двадцать минут. Может это было специально продумано для справления нужды личным составом? Или быстрей всего, головная машина получала инструкции по дальнейшему изменению маршрута. Ведь о конечном месте прибытия всей колоны, не знал никто, даже наши полковые офицеры. Приказ приходил откуда сверху, от командования округа, которые приезжали с инспекцией уже поздним вечером, для проведения непосредственных учений, невольным свидетелем, которых я стал. Но не буду забегать вперёд.
Во время этих стоянок, к нам забегал Андрюха, чтобы переброситься в дурака разок-другой или просто так, посплетничать о последних новостях в полку, правда, если наш Стельмах отсутствовал по ряду причин. Хотя причина могла быть только одна. Шеф-повар, жрал водку с таким же любителем этого зелья, начальником автороты, а значит непосредственным командиром Андрея, прапорщиком Коровиным. Тот ещё пропойца! Маленького роста, лысоватый, с вечно малинового цвета лицом, был полной противоположностью внешности нашего Стельмаха, среднего роста, худющему, отчего казался выше ростом, на бледном лице выделяющийся крупный нос с фиолетовыми прожилками, в хорошем подпитии, превращающийся в бордово-красный, точно светящийся багровый фонарик. Увидев их вместе, всегда поневоле на ум приходило сравнение с Тарапунькой и Штепселем, наш прапор был на две головы выше своего кореша. На прошлой стоянке, Стельмах пошёл навестить друга в машину, которая следовала за нашей и не успел вернуться, колонна неожиданно резво тронулась.
Наш шеф, подшофе, любил по разглагольствовать. Вот и сейчас, сел на своего "конька".
- Армия - это не хухры-мухры! Дисциплина - прежде всего! - Стельмах чихнул. От чиха его качнуло и он чуть не завалившись, уселся на ящик, сделав вид, что это было так надо и им задумано заранее.
- Будьте здоровы! - Крикнули мы с Серегой в один голос! - Прапорщик, сидя с закрытыми глазами, вяло махнул рукой. Дескать, спасибо. Он морщился, явно собираясь чихнуть ещё.
- Будьте здоровы! - Упредил его действия Воронович. Стельмах недовольно взглянул на того. Чих пропал. Шеф пошмыгал носом, как бы пытаясь вызвать чиханье обратно, но не тут-то было. Командир с неприязнью посмотрел на нас.
- На чём я остановился? Ах, да! А как не проведение таких мероприятий, учений, чтобы выяснить способность человека действовать решительно в экстремальных условиях, закалить, так сказать, воинский дух! - Стельмах от своих пьяных рассуждений балдел! Он закурил и продолжал. - В мире сложилась непростая политическая обстановка. У нас очень много врагов! - Мы с Серёгой играли в карты и слушали его в пол-уха. Я занёс над столом козырного короля и с силой влепил по Серёжкиной козырной даме. Выиграл! 20 - 18, в мою пользу! Пока друг перемешав, раздавал карты, я от нечего делать спросил, весёлым таким тоном. И кто тянул меня за язык?
- Товарищ прапорщик! А что, если взять всё оружие в мире и уничтожить? Во всех странах, одним махом. Раз! И всё! Может тогда будет мир на Земле? -
Прапорщик молча уставился на меня. А потом как вскочит и давай орать.
- Вот к чему приводят ваши западные хиппи-дриппи! - Стельмах аж побледнел. - Пока я, с коллегой, решали вопросы стратегических задач на завтрашний день, Вы здесь прохлаждались. Один пишет какие-то кляузы, другой уже успел побывать в самоволке. А если, машины внезапно поехали бы? И не догнать? По закону военного времени, тебе, Воронович, грозил бы расстрел! Прекратите играть, когда с вами разговаривает командир! - Мы нехотя убрали карты. Стельмах завёлся не на шутку. - Враг только и ждёт нашей слабинки! Если мы только уберём оружие, разоружимся, в тот час с Востока на нас нападут орды с луками, стрелами и копьями! - Немного подумав, добавил. - И с Запада тоже! С чем ты будешь защищать свой дом? С поварёшкой? - У Стельмаха попёрло красноречие. Он, явно окосевший, начал рисовать угрожающие картины. Миллионы гибнущих людей, горящие дома от Владивостока до Калининграда, десятки миллионов пленных, которых будут угонять в плен, и не куда-нибудь, а в Антарктиду. А всему тому виной - я, со своими утопическими идеями о мире на Земле! - Серега выручил меня, взглянув в окно.
- Товарищ прапорщик! А что за деревню мы сейчас проезжаем. -
- Где? Какая деревня? - Встрепенулся тот, явно сразу не вникнув в вопрос. Прильнув к окну, он зачем-то нацепил на голову поварской колпак и открыв окошко, высунулся из него с головой. Мы с Серёгой наблюдали за ним, косясь одним глазом в окно. Деревня как деревня! Вон на лавке сидят, лузгают семечки, укутанные по пояс в шерстяные платки бабушки, одновременно, поэтому и очень смешно, провожающие наш караван машин любопытными взглядами. Сначала резко посмотрят вправо, а потом медленно поворачивают головы влево, следя за одной какой-нибудь машиной, а может за всеми сразу. Исчезла машина вдали, снова взгляды направо и обратно... Вдруг, высунувшись по пояс из окна, бешено тараща глазами, Стельмах как завопит на всю деревню, заглушая звук моторов.
- Бабы! Война!! - Руки с семечками, так и застыли в воздухе. Бабки начали креститься! Здесь резкий ветерок сдул с головы Стельмаха поварской колпак. Следя как колпак понесло по заснеженной дороге, под колёса сзади едущих машин, пьяный прапорщик дико завизжал.
- Всё пропало! Бегите! - Бабки будто очнулись от сна. Громка заохав, вскочили и бросились врассыпную, наверное, по домам, смотреть и слушать последние новости.
Стельмах был на седьмом небе от счастья, при мысли что испугал старушек! Видно алкоголь окончательно помутил его рассудок. Когда мы с Серегой принялись его стыдить.
- Зачем Вы так? Ненароком инфаркт схватила бы какая-нибудь бабушка! - Прапорщик, развалившись на ящике, бубнил.
- Пускай не расслабляются! Вишь, мира захотели! А мы куда? Нам, то что делать? На лавочках сидеть? - И уже засыпая. - Разбудите, когда приедем на место! - Стельмах ещё что-то проворчал и захрапел.
На короткой стоянке, я всыпал в кипящую, предварительно подсоленную воду, гречневую крупу. Один раз помешал и всё. На следующей остановке, добавлю туда, заранее открытые с Сергеем, мясные консервы. Чем хороша гречка в походах, не требует частого перемешивания. Ах, если её сначала ещё и слегка прожарить на сковородке, до золотисто-коричневого цвета, каша получилась бы рассыпчатой, с крупными крупинками, не отличишь по вкусу от домашней.
- Я специально выписал эту крупу! - Ещё ранним утром, хвастался Стельмах. Промолчал гад, что уже спёр один ящик консервов. Видать их и пропивает с Коровиным. Когда я, ещё в начале пути, начал пересчитывать продукты, предназначенные по накладной, прапорщик, сделав невинное лицо, уставился в окно, искоса наблюдая за моей реакцией. На мой немой вопрос, горячо оправдываясь, убеждал.
- Содержимое консервов в котле не подсчитают! - Ящиком больше или меньше, какая разница? -
- Так лучше, если бы больше! - Вспылил я. - Может для этого Вам и армия нужна? - Спросил я его с издёвкой. Трезвый Стельмах был ниже травы. Вот и тогда, молчал, надув губы, только сопел сизым носом. Обиделся, значит. Но потом, напившись, расхрабрился, вернул мне должок. Прочитал монолог о воинской чести и долге перед Родиной!...
Мы лежали в траве и взявшись за руки, смотрели на голубое небо, куда-то высоко-высоко, отчего навертывались слёзы на глазах и чуть перехватывало дыхание. Ты и Я, одни во всей Вселенной!
Как хорошо здесь! Это наша Поляна! - Ты сказала это счастливым голосом, но в глазах почему-то мелькнула грусть. Солнечный лучик скользил, лаская твоё тело, пробуждая во мне непонятную ревность. Я положил тебе в рот горсточку удивительно пахнущей земляники и прильнул к твоим устам. Мне ещё достались пар ягод, таких же сладких, сочных, как твои губы. Ты чуть не задохнулась от моего поцелуя.
- Сумасшедший! Опять? Какой ты неугомонный прошептала ты и страстно обняла...
- Приехали! - Объявил Серёга. - Буди Стельмаха. Провонял здесь всё перегаром. Я тормошил командира, который мало что под голову подложил мешок с гречкой, так ещё накрылся нашими бушлатами.
- А? Что? - Вскочил прапорщик с недоуменным лицом, озираясь. Он не мог понять, как он к нам попал. - Идите товарищ прапорщик! Сейчас начнётся офицерский суд чести над Вами! За то что пропили ящик тушёнки и за бабулек, которых Вы запугали до смерти на дороге! - Шутил Сергей с серьёзным лицом.
- Я?? - Он сделал плаксивое лицо. Конечно же, Стельмах ни черта не помнил. Дверь в буду открылась и показавшая голова дневального произнесла.
- Товарищ прапорщик! Вас вызывает капитан Карасёв! - Мы с Серёжкой переглянулись. - Один забулдыга требует к себе другого. Сейчас начнётся пир! - Прапорщик схватил мешок с оставшейся крупой, бывший подушкой и взвесив в руке, прикинул на сколько кило, точнее самогонки, он потянет. Уходя, спохватившись, сделав озабоченный донельзя вид, спросил с тревогой.
- Кашу сварили? -
- Яволь, герр офицер! - Хотел я вставить вместо "р" другую букву, но прапор был с бодуна, нельзя было предвидеть как он среагирует. Пусть радуется, что я его офицером назвал.
- Ты это, того... Не забудь про офицерский стол. Я пошёл! - Он вздохнул, будто собирался на Галгофу и исчез. Как забыть про командования, если у меня уже шкварчало на сковородке растительное масло, а на столе лежали двадцать порций шницелей, панированных в сухарях, приготовленных еще вчера. Стельмах специально для этого притащил с дома большую электрическую плиту. Быстро пожарив мясо, я пошёл с Серёгой раздавать ужин. Удивительно, как за час, вокруг вдруг вырос палаточный городок! Справились мы с другом моментально. Он наливал по чайникам чай, я накладывал в бачки кашу, а хлеб курсанты брали сами, буханка на десять человек. Прибежал запыхавшийся дневальный.
- Товарищ повар! Офицеры ужин требуют. - Ну Стельмах! Паразит! Он должен был нести ужин офицерам. Делать нечего. Я натянул поверх гимнастёрки белую поварскую рубаху, подвязал фартук, надел колпак. Серёжка помог нести бачок с салатом из капусты и свежей моркови, которые я нашинковал пока дрыхнул Стельмах, двое с наряда несли бачок каши, чайник с киселём и отдельно кастрюлю с шницелями, я коробку с посудой и столовыми принадлежностями, выездной "реквизит", которой брал из дома капитан Карасёв. Ещё в прошлом году, он меня, тогда ещё салагу, строго предупредил.
- Если, хоть одна тарелка разобьётся, пропадёт хоть один ножик, вилка или ложка, отвечать будешь головой! - Перед дверью в офицерскую будку, за которой слышались громкие голоса я прошептал Серёге. - Как я не люблю сервировать стол! Может поможешь? - Сослуживец замотал головой.
- Не-а! Ты повар, это твоя работа. Я - простой хлеборез. Я постучал в дверь. Не слышат что ли? Открыл дверь. - Разрешите?! - Ноль внимания. За мной тихо закрылась дверь. Офицеры столпившись, нагнулись над столом, на котором бы расстелена огромная карта, а на ней... я сначала не поверил своим глазам, стояли обыкновенные игрушечные солдатики. В буде было очень жарко, постарался наряд, растапливая с улицы печку, труба идущая от неё внутрь была чуть не красная. Я вспотел, переминаясь с ноги на ног, держа в руках тяжёлую коробку.
- Вражеский десант высадился в квадрате 32! Наши действия? - Говорил командным голосом, высокий, с седоватыми волосами военный, судя по широким лампасам на брюках, генерал. Все офицеры почтительно молчали, смотря на указку, которой он водил быстро по карте. В квадрате 31 надо срочно провести передислокацию передовых частей, чтобы ввести противника в заблуждение. Генерал с превосходством смотрел на затихших офицеров. Здесь я случайно посмотрел под стол. - Батюшки мои! - Там стояли пять бутылок водки и три коньяка, три из-под белой были уже пустые. - И вот тут! - Вскрикнул генерал так, что я содрогнулся, - и вступает в бой наша дивизия. По ранее наведенному через реку понтонному мосту, мы перебрасываем танковый полк и заходим им в тыл. Враг бежит! - Генерал взял солдатика и постучал его основанием по столу, дескать вот так бежит противник. Все выдохнули и заулыбались. А я в это время хотел прочитать надпись на коньяке. - Белый аист, что ли? - Тут меня и заметил один из офицеров. Все из-за жары были в одинаковых рубашках, мокрыми из-за пота под мышками, не разберешь у кого какой чин. Я потом узнал, это был полковник с округа. Очевидно он обратил внимание, куда был направлен мой взгляд.
- Чего тебе! Почему без стука? - Рявкнул он.
Я уже весь мокрый, пролепетал
- Я стучал! Повар! Ужин принес! - Вот и хорошо! - Перебил меня товарищ генерал. - Поужинаем и продолжим. Мой командир полка глазами показал. - Заноси! - Я не знал куда эту коробку поставить. Выручил генерал.
- Сынок! Давай всё на стол, мы сами все расставим. - Слева стоял небольшой столик, я все на него и водрузил. Выйдя на улицу, я подставил лицо морозному ветерку. Дневальный спросил.
- Скоро они там закончат? - Я ответил незамедлительно.
- Бутылок пять и победа будет за нами! - Курсант с непонимающим взглядом посмотрел на меня, а потом заключил.
- Значит нескоро! - Уходя, я бросил ему.
- Подбрось им дровишек! Вроде как мерзнут они там! -
Через час, этот же дневальный постучал к нам.
- Повар! Вас вызывает генерал! - Я спросил.
- Ты не рассказал офицерам, что это я посоветовал тебе побольше протопить печку? -
- Нет! Генерал довольный. Вроде как пьяный! Наверное, хочет объявить благодарность. - И тут на моё счастье,я увидел возвращающегося прапорщика Стельмаха. Идёт такой довольный, слегка пошатываясь.
- Товарищ прапорщик! Вас срочно к генералу! - Я подмигнул часовому-истопнику.
Стельмах остановился как годовалый бык в первый раз перед коровой. Он открывал и закрывал рот. Вся хмель мигом сошла с лица.
- Что случилось? - Наконец промямлил он.
- Не знаю! От Вас сейчас зависит честь полка! - Прапорщик стал ныть.
- А может сходишь вместо меня? -
- Да Вы что? - Гнал свою линию я. - Армия - это не хухры-мухры! Армия-это дисциплина! Так и под военный трибунал можно попасть! - Стельмах с обречённым видом поплёлся за курсантом.
- Товарищ прапорщик! Вы хоть поварскую рубашку оденьте, колпак. Так, как разбойник с большой дороги! Прапорщик стоял как истукан и в начале даже хотел натянуть белую рубаху поверх шинели. Совсем пропил мозги! Мы с Серёгой подвязали ему белый фартук и бухнули на голову колпак. Стельмах вяло спросил.
- А мой колпак где? -
- С него бабки в деревни пошили носовые платки и сейчас в них смачно сморкаются! - Весело сказал Сергей, кусая губы чтобы не рассмеяться. Вид у прапора был упади-не встань! Так наверное отступали, чтобы не попасть в плен сначала французы, потом немчура, маскируясь под санитаров, причём сошедших с ума!
Мы с тобой прощались с поляной, где были счастливы, как никогда в жизни. У тебя были глаза полные слёз.
- Чего ты загрустила? - Спросил я, а у самого защемило сердце.
- Мне кажется, мы больше сюда не вернемся! - Ты печально окидывала взглядом поляну, которая затихла, прощаясь с нами. Я незаметно смахнул слезу. Лишь лёгкий ветерок с речки провожал нас и этот удивительно вкусный запах спелой земляники, который я запомню на всю жизнь!
Через полчаса Стельмах вернулся. Его отпустило и он еле держался на ногах. Колпак съехал на бок и он стал похож на шута, переодетого в военную форму! Фартук он использовал в качестве носового платка, куда громко сморкался. Рассказывал медленно, постоянно икая. Если не икал, то сморкался!
- Благодарность всем нам, вам, повару. - Стельмах наклонил голову, наверное, хотел поклониться. - Генерал крепко жал руку мне... то есть вам. Он путался и начинал сначала. Я зашёл. Генерал сразу.
- Да ты пьян! - И смотрит на меня, закрыв левый глаз. Я говорю. - Никак нет! - И закрыл правый глаз для лучшей резкости. Так мы смотрели друг на друга с минуту. Потом, значит была благодарность. Генерал даже налил рюмку коньяка. Стельмах закрыл глаза, блаженно улыбаясь. Уходя я спросил. - Что приготовить на завтрак? - И знаете что он мне ответил. Я сначала подумал, что он ругается на меня, только я букву "р" не расслышал. Вижу смеётся. Нет, думаю, наверное, он про рыбу спрашивал, а я сразу не понял. Говорю, хека нет, вообще рыбы нет. Генерал ржёт и всё повторяет, как заведённый.
- Приготовь мне говорит, хе с грибами. А потом, как рявкнет.
- Кругом! Шагом марш! - И вот иду я и думаю. Будет мне благодарность завтра или выговор! - Стельмах свесил голову.
- Эх, Вы! А ещё шеф-повар! - Стал объяснять я. Это же древнее корейское блюдо, позаимствованное у китайцев много тысячи лет назад. Есть хе из рыбы, мяса, курицы. Мне приносила библиотекарша книгу. - Кухня народов мира. Я точно не помню рецептуру, там много ингредиентов, которых у нас не достать. Блюдо получаются острым. А главное, всё готовиться из сырых, свежих продуктов.
- Что жрут сырую, рыбу и мясо? - Спросил Серёга.
- Все маринуется в остры специях, размягчается. Это и салат и закуска одновременно. При слове закуска, Стельмах поднял голову и заявил.
- Пошёл я спать! - Еле дошёл до ящика с хлебом, завалился на него, так что скрипнули доски и сразу начал храпеть. Мы подбросили дров в буржуйку, стоящую у входа и тоже пошли укладываться. Завтра рано вставать.
Я лежал с закрытыми глазами и думал. Для кого я пишу эту оду Поляне. Девушка меня не дождалась. Может для будущей любви? Может у меня перед глазами возникает собирательный образ и я когда-нибудь встречу Её. И мы найдём свою Поляну? И может побегут по траве детские ножки, плод нашей любви на природе? Что меня ждёт в этой жизни? И тут я получил жестокий ответ. Прапорщик Стельмах, поворачиваясь на другой бок, громко пукнул. Я понял, в этой жизни меня ждут чаще невзгоды, чем радости! И действительно, через месяц после учений, капитан Карасёв, делая шмон у нас в казарме, нашёл в тумбочке мои тетрадки с рассказами и со словами.
- Нашёлся здесь писарь! - Порвал все в клочья. Подумаешь! В то время действительно таланты, писали в стол и многие произведения, к сожалению, утрачены для нас навсегда.
Прапорщик Стельмах громко заохал во сне и вдруг пристав немного, проговорил.
- Лыжи! Хе с грибами! - И сильно стукнувшись головой об стенку, упал на ящик и громко захрапел. Что ему сниться? Я представил, как Стельмах несётся по горам, ускользая от преследующих его по пятам врагов. За спиной у него термос, а там, злополучное хе с грибами. Ему во что-нибудь не стало, надо накормить личный состав эти блюдом. И вдруг, высоко подпрыгнув с горки, Стельмах в полёте видит греющуюся у костра толпу. Приглядевшись, он различает лица деревенских бабушек, которые сморкаются в его разорванный колпак! - Бабы, война! - Истошно орёт он и заваливается в огромный сугроб, сразу сломав пополам лыжи, так что виден только зелёный термос, через крышку которого на белый снег, медленно вытекает хе с грибами.
Стельмах, громко застонав, принялся, то ли тереть, то ли чесать ногу. И опять выпустил газы, да так мощно, что в печке дрова разгорелись с новой силой. Серёга, до этого тихо сопящий рядом, привстал и сонно спросил.
- Что, подъём? -
- Спи! - Успокоил я друга. - Прапорщик, скотина, воздух портит, дышать нечем. - Серёга, упал на матрас и засыпая, пробормотал.
- Ты знаешь. Приснилась война! И у меня только сейчас мелькнуло в голове. Может такие повара как мы, не правильно записали рецепт в древности? И обожравшись разными хе, люди становятся воинствующими, дикими, злыми. Может это хе из грибов так действуют на Главных вояк? - Спросил Сергей и заснул. А я беззвучно рассмеялся и наверное, смеясь про себя, отдал себя власти Морфея...