В семидесятых годах двадцатого века Советская Россия приоткрыла двери для иностранцев из капиталистических стран. Раньше принимала у себя только туристов из соцлагеря, потом поняла, что на этом бизнесе можно неплохо заработать, и подключила европейские капстраны.
Владимир Леонов знал Родину по рассказам отца, сам смутно помнил страну, из которой он его увез. Но Россия часто снилась ему ночами. Снились серые улицы, серые хмурые люди, среди которых бродил испуганный мальчик, внешне похожий на Владимира Леонова.
Он мечтал увидеть Родину своими глазами, не с экрана телевизора, где искажались факты, где Советская Россия представлялась чудовищем, которое в любую минуту проглотит маленькую тихую Францию.
Леонов приобрел две туристические путевки в СССР, но за день до отъезда Амели ехать отказалась: маленький Жан Поль подхватил воспаление легких. Владимир хотел отложить поездку, но жена уговорила его отправиться в Россию одному. Не забыла привести весомый аргумент, который развеял сомнения туриста:
- Вдруг тебе удастся разыскать брата.
- Мой маршрут строго ограничен столицей, побывать в других городах мне не удастся: за всеми иностранцами ведется наблюдение, контролируют каждый шаг. А я не думаю, что Александр живет в Москве.
- Но в Москве живет близкая подруга твоей матери, - напомнила супруга. - Если она жива, то может рассказать о его судьбе.
- Анастасии Романовне Яворской уже больше восьмидесяти, - задумчиво произнес Владимир. - Отец говорил, что в ту пору детей у нее не было. Искать некого...
- За эти годы все могло измениться! - уверенно заявила жена, и ее уверенность передалась мужу...
В сентябре тысяча девятьсот семьдесят шестого года Владимир Леонов спустился по трапу самолета компании "Аir Frаnce" и ступил на родную землю. Он не стал падать ниц, по его лицу не потекли слезы счастья, но было огромное желание и упасть ниц, и всплакнуть. Сдержался. Вспомнился отец - человек сильный духом, умевший управлять своими эмоциями и чувствами. Его любовь к Родине передалась сыну, который не помнил Россию. Отец мечтал сюда вернуться, за него это сделал сын.
Владимир мысленно обратился к русскому офицеру, чья мечта так и не осуществилась: "Отец, я стою на нашей земле, я смотрю на наше небо, я дышу нашим воздухом. Я здесь".
Внезапно ветер усилился и подогнал увесистую черную тучу, поглотившую часть серого неприветливого неба. Едва мужчина закончил свой мысленный монолог, полил сильный дождь.
Туристы из Парижа поспешили укрыться в автобусе, который покатил их по улицам столицы. Девушка-гид бегло лепетала по-французски, рассказывая о достопримечательностях Москвы. Владимир с интересом рассматривал незнакомые улицы, старинные здания, которые, несомненно, помнили другую Россию, помнили его отца и мать. Современная архитектура мало интересовала Леонова, он хотел перенестись в дореволюционную Россию, в ту пору, когда по улицам сновали экипажи, в которых сидели дамы в роскошных нарядах, как у Лидии Андреевны Леоновой, в девичестве Насоновой, на старых пожелтевших фотографиях тех лет. Владимир представил себе чету молодых Леоновых, шествующих под руку по улице: молодой красавец офицер и хрупкая, как статуэтка, выпускница Женского Медицинского института...
Автобус остановился на улице Горького. Туристы покинули салон и встали полукругом возле экскурсовода, которая указала на гостиницу "Интурист".
- Гостиница построена в конце шестидесятых годов. Здание представляет собой пример "кубической" архитектуры, в нем двадцать этажей, 436 номеров, 70 из которых люксы и 13 апартаменты. Рядом находятся гостиница "Националь" и театр Ермоловой.
Названные гидом два последних строения резко контрастировали с современным зданием гостиницы "Интурист". Исторические застройки в четыре этажа "задавливались" современным гигантом.
- Интеллигентная красота и безвкусное убожество, - не сдержался от замечаний Леонов. Но постарался, чтобы его никто не услышал.
Раздражение появилось ниоткуда, и уходить не собиралось.
Через несколько дней, перенасыщенных экскурсиями, Владимир Павлович понял, что раздражен до крайности. Раздражение время от времени переливалось через край: едкие реплики выскакивали из него все чаще и чаще. "Помощник" гида, он же сотрудник КГБ, косо поглядывал на иностранца, мало интересующегося достопримечательностями столицы СССР. Француз комментировал увиденное, задавал провокационные вопросы гиду. Когда девушка рассказывала о центральных улицах города, он сразу спрашивал об их прежних, дореволюционных, названиях. По Красной Площади француз ходил с отрешенным видом и без радостного возбуждения в глазах, и даже не выстроился вместе со всеми в длинную вереницу в Мавзолей, чтобы увидеть усопшего вождя мирового пролетариата. Сослался на клаустрофобию. Товарищ "из органов" не понял, что имеет в виду немолодой мужчина в "неприличной" для его возраста одежде, но не сдержался от осуждающего покачивания головой и презрительного взгляда. На классовых врагов иначе смотреть нельзя. А этот в клетчатых штанах и вызывающе яркой рубахе был классовым врагом, потому что приехал из чуждой капиталистической страны.
Леонов понял, что несколько "перегнул палку", тем самым привлек к себе пристальное внимание человека в коричневом костюме, невзрачной блеклой сорочке и странном старомодном галстуке, который его обладатель, скорее всего, позаимствовал у своего деда. Владимир принял решение усыпить бдительность "помощника" гида и стать лояльным: он перестал задавать тупиковые вопросы, с интересом рассматривал достижения народного хозяйства СССР на ВДНХ и вместе со всеми отправился на площадь Революции, где располагался Музей Ленина. По дороге Леонов неожиданно разговорился и поведал историю, произошедшую с Владимиром Ильичом еще в тысяча девятьсот десятом году в Париже.
Ленин предпочитал передвигаться по улицам города на велосипеде. Однажды он ехал по тихой улице и его сбил автомобиль. Будущий вождь обладал отменной реакцией и успел вовремя соскочить со своего транспортного средства, отделавшись легким испугом, и запомнил номер автомобиля, покалечившего его велосипед. Нарушителя нашли. Состоялся суд, который, естественно, выиграл выпускник юридического факультета Петербургского университета.
Об этом случае Владимиру рассказал отец, неизвестно откуда узнавший об этой истории. Павел Алексеевич не восхвалял действия ловкого и наблюдательного Владимира Ульянова, а с присущей ему прямотой заявил:
- Если бы происшествие закончилось смертью велосипедиста, то не было революции и страшных последствий, последовавших за ней...
Как бы повернулось колесо истории, с точностью никто сказать не может.
После рассказа о Ленине сотрудник органов приветливо улыбнулся Владимиру, не сказать, что зачислил его в число своих приятелей, но перестал сверлить ненавистным взглядом.
А девушка-экскурсовод по пути к филиалу Государственного исторического музея музею попыталась донести до иностранных туристов, кто такой Владимир Ильич Ленин.
- Вы поймете личность вождя и создателя Советского государства, если...
Что последовало за словом "если" Леонова не интересовало, он слышал ее голос, монотонно произносящий хвалебные оды главной фигуре революции, но в суть не вникал, ждал, когда в ее монологе наступит пауза. А когда дождался, то громко затянул "Марсельезу", знаменитую песню французских революционеров, ставшую гимном всех жителей Франции, написанную еще в тысяча семьсот девяносто втором году. Девушка сначала опешила, а потом спокойно заняла свое место рядом с водителем и стала прислушиваться к пению пассажиров, которые дружно поддержали солиста.
Леонову особенно нравился один куплет:
Мы тогда выйдем на сцену,
Когда наш настанет черед,
Наши предки нам будут примером,
По их следу идти будем вслед...
Автобус двигался по улицам Советской России. Внутри автобуса звучал хор, дружно выводивший "Марсельезу" на чистом французском языке. Запевала чисто выводил и думал совсем о другом: о русских во Франции...
Владимир пересмотрел свое отношение к Русскому Обще-Воинскому Союзу спустя несколько лет после окончания Второй Мировой войны. Выпускник Офицерских курсов унтер-офицер Леонов уже не рассматривал свое членство в этой организации, как формальность, и не ограничивался сужением денежных средств. Он участвовал в собраниях, в выпуске газет антикоммунистической направленности, считал это дело важным и необходимым. Он не знал, зачем он это делает, но был уверен, что ТАК НАДО! Ради памяти отца.
Отец был бы рад, что его сын, изменив фамилию на французский лад, останется русским человеком, преданным организации, у истоков которой он стоял. Да, Владимир Алексеевич Леонов был и остается русским. Он прививал любовь к Родине дочери и внуку, обучал их русскому языку, постоянно напоминал, что в их жилах течет русская кровь...
Неподалеку от музея Владимир заметил небольшое хлипкое строение с вывеской "Справочное бюро". И порадовался - это то, что ему нужно. Спустя час, он "потерялся" в здании музея. Выскользнул незамеченным, стянул с головы легкомысленную шляпу, выдававшую в нем иностранца, остался неудовлетворен переменами в облике, поэтому достал из небольшой сумки на длинном ремне легкую куртку из болоньи а-ла совдепия, которую зачем-то приобрел в ЦУМе. Пригладил волосы и устремился к заинтересовавшему его объекту, надеясь, что его оригинальные брюки не заметит через крошечное окошко сидящая в киоске дама.
Нехрупкого десятка тетка не отреагировала на приветливую улыбку мужчины, заявила в переговорное устройство, чтобы он положил данные на нужного человека в передвижной ящичек, выдав ему предварительно небольшой лист бумаги. Он выполнил ее требование и с нетерпением стал ждать, поглядывая на здание музея, откуда должны были с минуты на минуту появиться туристы во главе с гидом и его "помощником".
Леонов молил бога, чтобы Яворская была жива, чтобы не оборвалась единственная ниточка, связывающая его с прошлым.
Когда он получил назад свой листок с каракулями работницы справочного бюро, то весьма удивился тому обстоятельству, что Яворская Анастасия Романовна проживала на той же улице, в том же доме, где ее посещал Павел Леонов в далеком тысяча девятьсот двадцать пятом году. Этот адрес Владимир знал, как отче наш. Его отец сто раз ему рассказывал, как вернулся в Москву по заданию организации, как пришел в дом к Яворской, расположенный на улице Большая Ордынка, в надежде отыскать жену и сынишку. Тогда Анастасия Романовна ему помогла. Владимир надеялся, что теперь она поможет ему найти брата.
Леонов решил не откладывать визит к Яворской. Остановил такси и отправился по указанному адресу...
Дверь открыл молодой человек лет восемнадцати и с интересом уставился на мужчину в привычной для советского человека грязно-серой куртке, все остальное было непривычным: и клетчатые брюки, и удобная замшевая обувь, и шляпа. Даже шляпа. Шляпа на незнакомце не походила на головные уборы членов Политбюро, она была не со строгими ровными полями, не сдавливала голову и не создавала эффект бульдога с нависшими надбровными дугами, она свободно расположилась на голове мужчины, несколько скользнув назад, а ее поля напоминали небольшое волнение моря.
Гость снял запотевшие очки и странно посмотрел на парня, замершего в дверном проеме с немым вопросом. Он усердно что-то пережевывал, все вопросы переложил на незнакомца, который не спешил объяснить причину своего визита. Стоял столбом и с недоумением изучал хозяина, предположившего, что тот ошибся адресом. А жаль, если ошибся: уж очень хотелось поразить иностранца, а это, безусловно, был иностранец, знанием нескольких иностранных языков. Парень слыл среди знакомых известным полиглотом, с малых лет бегло говорил по-французски благодаря своей бабушке дворянке, потом самостоятельно овладел английским и немецким.
- Вам кого? - все же по-русски поинтересовался парень, дожевав две сушки, которые отправил одновременно в рот, перед тем как прозвенел дверной звонок. Собрался повторить эту фразу на нескольких языках, но гость, наконец, пришел в себя.
- Здесь живет Анастасия Романовна Яворская? - в свою очередь спросил он, забыв поздороваться. Причем сделал это на чистом русском языке, только тщательно выговаривал слова.
- Здесь, - кивнул головой молодой человек и пригласил мужчину пройти в квартиру. Внимательным взглядом изучил лестничную клетку, предположив, что гость пришел не один. На лестничной клетке никого не было. В подъезде было тихо. Захлопнув дверь, парень во всю силу своих легких крикнул:
- Ба, к тебе пришли!
Тут же из комнаты выплыла дама и укоризненно произнесла.
- Антон, я тебе миллион раз говорила, чтобы ты не кричал на всю округу, ты не торговка на рынке. И что это за обращение "Ба"?! - Она вздохнула и обратилась к притихшему гостю. - Чем могу служить, милостивый государь?
Владимир не мог произнести ни слова, дыхание перехватило, он до боли сжал пальцы в кулак, смотрел и не мог насмотреться на человека из его прошлого. На человека, который был знаком с его отцом, который дружил и любил его мать. Он превратился в маленького мальчика Володю. Ему хотелось плакать, как тогда в детстве, когда его увозили от больной матери. Он не мог подумать, что они видятся в последний раз. Отец обещал, что мама скоро к ним присоединится, но своего обещания не сдержал.
Пожилая женщина оперлась на палку и, склонив голову на бок, терпеливо ждала ответа и пристально изучала незнакомца через очки. А потом дернулась, едва не потеряв свою опору. На помощь пришел внук, подхвативший одновременно и бабушку и палку.
- Ба, что с тобой?
Она не услышала, только губы задрожали, а руки потянулись к гостю.
- Володя, Володечка, мальчик мой. Неужели это ты, Володечка?
- Это я, Анна Романовна? - сдавленным голосом подтвердил гость, приближаясь к старушке. Внук передал ее гостю, отступив на шаг. Они долго стояли, обнявшись, по лицу обоих текли слезы.
Яворская отодвинулась.
- Дай я на тебя посмотрю, Володечка. Как ты похож на своего отца!
- Не думал, что вы меня узнаете, - признался Леонов, не выпуская ее рук. Потом согнулся и коснулся губами морщинистой ухоженной руки. Замер в этом положении, а Яворская гладила его по голове, как маленького мальчика, и все время повторяла:
- Ты жив, какое счастье, ты жив, какое счастье...
Владимир выпрямился, незаметным движением смахнул слезы и всмотрелся в лицо Анастасии Романовны.
- Я очень изменилась с тех пор, как мы расстались пятьдесят лет назад? - усмехнулась она.
- Думал, что забыл вас. А сейчас увидел, и сразу вспомнил. Прошлое внезапно вернулось. Я вижу, как наяву... Мы уже собрались в дорогу, и тут раздается звонок в дверь. Отец и двое мужчин с револьверами в руках идут в прихожую, мы с мамой замираем и с испугом поглядываем на закрытую дверь гостиной: сейчас в комнату зайдут чекисты, и арестуют всех нас. Но распахивается дверь, и в гостиную решительным шагом входит красивая женщина. Она обнимает мою мать, обе начинают плакать, что-то шептать другу, успокаивать. Отец теряет терпение, напоминает матери, что нам пора идти. Гостья прижимает мою мать к себе, потом берет ее за плечи, всматривается в лицо, о чем-то спрашивает. Потом прикладывает ладонь ко лбу матери и заявляет, что та очень больна и не может ехать...
Ленов снова склонился к руке Яворской.
- Анастасия Романовна, вы такая же красавица, как и прежде! - с чувством заявил он.
- Ой, ли, - усмехнулась она и зарделась, как молодая девица.
- Только у этой красавицы шаг не такой решительный, как прежде, - без брюзжащих ноток заявила Яворская и потрясла палочкой, зажатой в руке. - Но что же мы стоим в прихожей! - Запричитала она, потом заметила возбужденный взгляд внука. Он старался быть воспитанным мальчиком и вопросами не донимать. - Познакомься, Володенька, это Антон, мой цербер. Родители приставили его следить за мной. - Бабушка погладила внука по плечу. Мужчины пожали друг другу руки.
- Леонов, - представился Владимир. Он так давно не произносил свою русскую фамилию, что сделал незаметную паузу перед окончанием.
Когда они зашли в гостиную и расселись, Яворская спросила:
- Как ты здесь оказался?
- Я приехал по туристической путевке.
- Из Парижа?
- Я давно живу в Дижоне.
- У тебя есть семья?
- Я женат, у меня есть дочь, ее зовут Софи Лиди. Есть внук Жан Поль, ему десять лет. Я назвал дочь в честь матери. А внука назвали в честь моего отца.
- Павел жив? - сдерживая волнение, спросила она.
Владимир рассказал о гибели отца. Слезы снова покатились по морщинистому лицу Яворской. Несмотря на трогательность момента, в душе Владимира поселилось умиротворение: он рассказывал об отце человеку, который его хорошо знал. Оказалось, не только знал.
- Володя, я должна признаться, что всю жизнь любила твоего отца. Всю свою долгую жизнь. Он не знал об этом, я не имела права открыться перед ним и помешать их счастью с Лидочкой. Она была мне сестрой, горячо любимой единственной сестрой. Когда Павел покинул Россию с армией Врангеля, я не думала, что она осталась здесь, не надеялась на встречу. И какого было мое удивление, когда Лидочка появилась на пороге моего дома с тобой на руках. Я была рада помочь ей, отплатить за все добро, что сделали для меня Насоновы... У меня есть фотографии, - встрепенулась она и излишне громко попросила, - Антон, принеси мне, пожалуйста, фотоальбом.
Вскоре внук вернулся, неся в руках большой сафьяновый альбом с окованными уголками, но не преминул выказать неудовольствие повышенными интонациями бабушки. Антон понимал, что трогательное волнение от встречи со старым знакомым может пагубно сказаться на здоровье старушки, поэтому решил привычно обменяться с ней уколами. Бабушка не осталась в долгу. Вздернула подбородок и обратилась к гостю:
- Представляешь, Володя, мой внук постоянно учит уму-разуму старую женщину! Родители с малых лет подкинули его мне в надежде, что я сделаю из него интеллигентного человека с хорошими манерами, который будет читать правильные книги, будет слушать правильную музыку. А все получилось наоборот: он воспитывает меня, приобщает к своей культуре: мы слушаем записи Высоцкого, странные песни на английском языке, где так кричат, что я не могу разобрать ни одного слова! То ли дело "Битлз", - вздохнула она.
Антон улыбнулся Леонову и незаметно подмигнул.
- Ты еще здесь? - возмутилась бабушка. - Почему не накрыт стол? - Она подняла брови и "негодующе" посмотрела на внука.
- Слушаюсь, госпожа, - склонился в низком поклоне Антон и удалился выполнять приказ.
- Я не знал, что у вас есть дети, - сказал Владимир, провожая взглядом молодого человека.
- Я родила сына через год после смерти Лидочки и исчезновения твоего брата Александра, - вздохнула Яворская.
- Как зовут вашего сына?
- Я назвала его Эдуардом. Его рождение было чудом. Я потеряла надежду стать матерью. Но бог смилостивился надо мной и послал мне сына. Ему было почти тридцать, когда он женился и преподнес мне самый дорогой подарок - внука Антона.
- А ваш муж?
- Он умер десять лет назад. В Отечественную войну командовал полком, был ранен, после войны закончил Военную Академию Генерального штаба. Ему предложили остаться на преподавательской работе, и он согласился. Ушел в запас в чине генерала... Я никогда не винила его за то, что он перешел на сторону красных в семнадцатом году, он не подстраивался под новую власть, он, действительно, принял ее, поверил ей... Сначала я, конечно, расценивала это, как предательство, не желала выслушать его доводы, а потом... Прошло много лет, пока я ЗАХОТЕЛА понять его.
- Ваш сын живет в Москве?
- В Подмосковье. Он пошел по стопам отца, выбрал военную стезю. Сейчас он в звании полковника, но надеется дослужиться до генерала, как и его отец. - В комнате появился Антон с подносом в руках. - На моем внуке закончилась офицерская династия, он учится в МГИМО. Будущий дипломат. Я хотела, чтобы он пошел в Медицинский, стал врачом, как я, но Антон выбрал свой путь.
- Не переживай, бабуля, если у меня будут дети, то обещаю, что все они будут медиками, как один!
- Что, значит, "если"? - возмутилась она.
- Может, я никогда не женюсь, - наигранно вздохнул внук. - Вдруг не повстречаю такую женщину, как ты.
- Вот, подхалим, - покачала головой бабушка, с любовью поглядывая на него. Он накрыл стол и двинулся к выходу. - Антоша, ты присоединишься к нам?
- Не смею мешать, господа!
- Воспитанный мальчик, - заметил Владимир, на что Яворская благодарно улыбнулась.
- Ты надолго в Москву? - спросила она, разливая чай.
- Осталось несколько дней, а я не сделал самого главного...
- Ты ищешь брата, - сразу догадалась она.
- Вы что-нибудь о нем знаете?
- Мы пытались найти Алышевых, но они затерялись. Тогда время было тревожное. Мы решили не продолжать поиски, боялись, что начнется разбирательство и вскроется, чей он сын. Сын белого офицера Леонова, воевавшего против большевиков в Добровольческой Армии. Я не могла заявить: это мой ребенок! Алышевы это сразу бы опровергли, а у нас итак была репутация "бывших". А с Алышевыми он мог выжить. Мы думали в первую очередь о мальчике.
- А есть надежда отыскать брата сейчас, после стольких лет?
- Ты не задумывался, нужно ли это самому Александру? Он вырос в простой семье, считал Катерину и Григория своими родителями, а теперь узнает, что на самом деле он не Алышев, а Леонов, брат которого живет во Франции, отец бежал от красных в двадцатом году, но продолжал вести террористическую борьбу на территории Советской России. Это ты гордишься своим отцом... Не думаю, что твой брат порадуется известию...
- Это была последняя воля отца. И я должен ее выполнить...
- Значит, Павел до конца жизни надеялся вернуть Александра?
- Не знаю. Он понимал, что сын воспитан... в другой среде. Скорее всего, он просто хотел убедиться, что он жив...
- Я поговорю с Эдуардом. Он постарается навести справки по своим каналам, - после недолгих раздумий произнесла Яворская, но без особой уверенности.
Потом они долго рассматривали старые фотографии, на которых были изображены Насоновы: отец, мать, сын и маленькая Лидочка в воздушном платье и небольшой соломенной шляпке. Она смотрела в объектив и недовольно хмурилась. Владимир вспомнил этот альбом и эти фотоснимки...
Он часто сидел на диване рядом с мамой и рассматривал фотографии, тыкал пальчиком и называл по именам своих родственников, которых уже в то время не было в живых.
- Они живы, пока жива память, - говорила Лидия сыну. Он тогда ничего не понял. Позже часто слышал эту фразу из уст отца...
Владимир оставил Яворской свой адрес в Дижоне и попросил сообщить, если следы брата отыщутся.
Больше они в тот приезд не встретились. Сотрудник органов не очень поверил в заявление француза, что он "потерялся" в Центральном музее Ленина и несколько часов искал выход. Поэтому не выпускал его из вида, всюду следовал за ним, дыша в затылок...
Время шло, а новостей из России не было. Леонов смирился с мыслью, что брата ему не найти.
Однажды они с Жаном играли во дворе в футбол, в окно выглянула Амели и сказала, что его просит к телефону незнакомый мужчина. Владимир оставил внука одного и вернулся в дом.
Звонивший мужчина представился сотрудником Посольства Советского Союза во Франции и предложил встретиться. Леонов не стал задавать лишних вопросов и отправился в Париж...
Они встретились в небольшом кафе. Мужчина передал привет от Яворских и протянул конверт. Пока Владимир вертел его в руках, мужчина испарился. Леонов осмотрелся, не заметил ничего подозрительного и вскрыл конверт.
- Здравствуй, Володенька, - писала Анастасия Романовна каллиграфическим почерком, - извини, что затянула с поисками. Оказывается, фамилия Алышевых достаточно распространенная, были даже полные совпадения по именам и отчествам, но, наконец, Эдуарду удалось найти, именно, тех Алышевых: Григория и Катерину. У них пятеро взрослых детей: двое сыновей и три дочери. Старшего сына, первенца, зовут...
Владимир быстро сложил лист бумаги, не решившись заглянуть на другую страницу, где было написано имя первенца Алышевых. Сунул письмо в конверт, и спрятал в карман. Не спеша допил остывший кофе, заказал еще одну чашку, а когда гарсон поставил ее перед ним на стол, долго тянул кофе, оттягивая момент возвращения к письму. У него еще теплилась надежда, и его согревало душу.
После кофе Леонов изучал праздно шатающихся по улицам парижан, время от времени прикладывая ладонь к карману, где лежало послание от Яворской. Называл свое поведение глупостью, пару раз доставал конверт и вновь возвращал на место. Ему казалось, что он провел в кафе не менее суток, оказалось - всего пятнадцать минут. Со словами "да что такое, в самом деле", Владимир решительно достал конверт и продолжил чтение с самого начала, словно за истекший период в нем что-то могло измениться. Перед тем, как перевернуть страницу, он глубоко вздохнул, задержал дыхание, будто собирался погрузиться в морские глубины без акваланга, выдохнул, сообразил, что силы покинули его, но все-таки собрался и продолжил чтение.
- ...зовут Александром, он родился двадцать третьего февраля тысяча девятьсот двадцать шестого года. Я знаю, что в это время у четы Алышевых не было детей, ведь Катерина была горничной твоей матери. Сразу после смерти Лидочки, они исчезли вместе с ребенком, и только через два года всплыли в небольшом городишке недалеко от Перми... Володя, твоего брата зовут Александр Григорьевич Алышев, он полковник запаса. Сейчас живет в городе... У него двое детей: сын Александр, тоже офицер, окончил Полтавское Высшее Училище Связи, и дочь Жанна, она закачивает в этом году школу. Володя, вспомни наш разговор и прими обдуманное решение: нужно ли раскрывать Александру правду? Если захочешь с ним встретиться, то мой сын Эдуард найдет причину вызвать полковника запаса Алышева в Москву... Помни, я всегда рада видеть у себя сына моей дорогой Лидочки...
Еще три года ушло на раздумья... Сначала Владимир посчитал просьбу отца выполненной: брат жив-здоров и, наверное, счастлив, а то, что считает чужих людей, выкравших его из родильного дома, своими родителями, то пусть так считает до конца жизни. Они его не бросили по дороге в Пермь, а воспитали, вырастили вместе со своими детьми.
Потом первоначальное решение кардинальным образом изменилось. Леонов загорелся желанием увидеть родного брата.
Он написал длинное письмо Яворской, повествующее о своей жизни, о рождении еще одного внука, которого назвали Алексом, в честь брата, с которым он никак не может увидеться. Но скоро, он ОЧЕНЬ надеется, что совсем скоро, ему представится такой случай...
Владимир Павлович считал Яворскую женщиной сообразительной, несмотря на преклонный возраст, и с нетерпением стал ждать приглашения в Москву.
Через полгода после написания письма Леонов снова оказался в столице СССР. В аэропорту его встречал Антон Яворский. По дороге он рассказал, что год назад окончил МГИМО, получил распределение в небольшую азиатскую страну, а сейчас приехал в Москву в отпуск.
- Бабушка очень скучает без меня. Отец хотел забрать ее к себе, но она не желает покидать свою любимую квартиру, в которой "прожила всю жизнь".
- Как себя чувствует Анастасия Романовна?
- Для своих лет вполне нормально, только ноги болят. Теперь у нее уже две палочки для перемещения по квартире.
- Как же она обходится без посторонней помощи?
- Отец нанял женщину. Бабушка называет ее компаньонкой...
- Я хотел приехать в прошлом году на Олимпиаду, но не смог, - сказал Владимир, рассматривая на столбе изображение талисмана праздника спорта - милого медвежонка.
- Это было грандиозное событие! - с восхищением произнес Антон. - Москву драили с порошком, везде чистота, людей почти нет. Я такого никогда не видел! Одно событие омрачило Олимпиаду - умер наш с бабушкой кумир - Владимир Высоцкий.
- Да, я слышал об этом. Он был женат на нашей актрисе Марине Влади, часто приезжал во Францию.
- Я читал, что она дочь русских эмигрантов.
Леонову не хотелось продолжать разговор. Он думал о предстоящей встрече с братом, но с интересом рассматривал столицу, перенесшую год назад летнюю олимпиаду...
Глава шестая
Жанна проснулась и взглянула на часы. Можно еще вздремнуть, до встречи с Леонидом целых два часа, - подумала она и закрыла глаза.
После вчерашних полупризнаний и предложения встретиться женщина долго не могла заснуть, ворочалась, вздыхала. Недосказанность пугала ее. О чем с ней хочет поговорить Леонид? Что он знает о Саше такого, чего не знает она, ее мать?
За полночь Жанна не сдержалась и позвонила мужу. Тот бодрым голосом заверил, что у них все хорошо, он почти все время проводит на работе, Сашка изредка работает, а в остальное время встречается с Ильей.
- Пусть девочка отдохнет после защиты, - встала на защиту дочери мать, хотя, нападать на нее заботливый родитель не собирался, просто коротко рассказал об однообразии жизни, чтобы его надолго не разлучали с компьютером. Жанна пожелала спокойной ночи и отключилась.
Лично для нее ночь выдалась беспокойной: прерывистый сон сменялся тревожным пробуждением, во время которого она старалась себя успокоить. Думы вертелись вокруг единственного любимого чада. Любая нормальная мать любит своего ребенка, но Жанна любила Сашку безумно. Как сама уверяла - с зародышевого состояния. А когда увидела малютку, которая появилась на свет восьмимесячной, то поняла, что такое настоящее счастье. Но счастье изредка омрачалось тревогой, которую любой здравомыслящий человек назвал бы беспочвенной. Когда дело касалось дочери, мать расставалась со здравомыслием. Каждое незначительное недомогание, включая обычный насморк, были равнозначны страшной болезни. Молодая мать металась по квартире с малышкой на руках, по ее лицу текли ручьем слезы, она была в отчаянии, ругала себя за безответственность - не смогла уберечь малышку от простуды, которая может вылиться во что угодно. Но слава Богу, девочка редко болела простудными заболеваниями, не говоря уже о чем-то более серьезном.
Саша росла спокойным и послушным ребенком. Любила кататься на маленьком велосипеде по небольшой квартире, уверенно лавируя между нагромождениями мебели, с увлечением рисовала. Ее творчество вызывало умиление у всех родных, особенно у деда, который уделял внучке все свободное время. Он гордился, что двухлетний ребенок умело пользуется ножницами, вырезает картинки и приклеивает их в альбом, внимательно слушает, когда он читает детские книжки, которые покупались ей в большом количестве. У Саши всегда была хорошая память, она могла цитировать длинное стихотворение после нескольких раз прочтения. Даже в подростковом возрасте у родителей с ней никогда не возникало проблем. Она не была изгоем в своей среде, так же, как и все слушала непонятную для старшего поколения музыку, красила ногти в черный цвет, одежду предпочитала удобную и необычную, желая выделиться из общей массы. Правильнее сказать, что этого хотела Жанна Александровна. Она таскала за собой дочь по магазинам перед каждым началом учебного года и подбирала ей новый гардероб, который должен быть "не как у всех". Сашка безропотно примеряла наряды, только незаметно вздыхала при этом, не желая вызывать негодование матери. Когда наступал первый учебный день, вся семья с гордостью отправляла дочь в школу...
Жанна вспоминала, как Александра в старших классах косилась на девчонок с "повернутыми в одну сторону мыслями": они обсуждали свои отношения с противоположным полом. Саша недовольно поджимала губы и с независимым видом отходила от компании одноклассниц. Мать переживала, что ее дочь держится особняком и предпочитает дружить с мальчиками, а не с девочками. Друзья-приятели провожали её до дома, расходиться не спешили, долго стояли у подъезда и обсуждали новые модели автомобилей, компьютерные игры и многое другое, что любой другой девчонке было бы не интересно.
- Много поклонников это лучше, чем один, - успокаивала Нина свою дочь, которая терялась в догадках, кто симпатичен Александре.
- В том смысле, что есть выбор? - уточняла Жанна.
- Нет. Это значит, что они просто друзья. Наша Саша никого из них не выделяет.
- Но в ее возрасте девочки влюбляются.
- Любовь это хорошо, а еще лучше, когда она приходит вовремя.
- Любовь нечаянно нагрянет, - пробубнила слова известной песни Жанна.
- Когда ее совсем не ждешь, - досказала Нина Степановна с серьезным видом. - У Саши вся жизнь впереди. Она еще встретит свою судьбу. Так что не переживай...
- Я не переживаю, просто не понимаю, почему ребята видят в ней только друга.
- И хорошо! Ей не нужно забивать голову любовью, у нее есть цель, которую надо достичь...
Саше Козловской всегда ставили цели. Главная цель - быть лучше всех. Если этого не случалось, мать расценивала это, как личное оскорбление.
Когда девочку в шестилетнем возрасте решили отдать в первый класс, то ей прошлось пройти немало испытаний: школа была перегружена, принимали только семилеток, а остальных желающих уговаривали прийти на следующий год, когда подойдет их время. Будущие первоклассники сдавали экзамены, перемещаясь из одного кабинета в другой: в первом они писали, во втором читали, а третьем декламировали стихи, а четвертом с детьми беседовал психолог.
Переступив порог школы, Жанна запихнула дочь в один из классов, а затем отправилась к директору писать заявление о приеме в первый класс. Тот не смог отказать напористой мамаше, пообещал пойти на уступки, если шестилетний ребенок с успехом пройдет проверку. На том и порешили.
Жанна Александровна с радостной улыбкой подлетела к мужу, желая сообщить приятную новость: в благополучном исходе она не сомневалась. И тут из кабинета выходит ее серьезная дочь вместе с учительницей, которая громко спрашивает:
- Чей это ребенок?
- Мой! - сразу выступает молодая мать, всегда готовая отразить любую атаку на свою дочь. - Что случилось?
- Я работаю в школе много лет, но такого еще не видела... - Начало было пугающим. Жанна насупилась и строго посмотрела на невозмутимую дочь. - Эта маленькая девочка мне без запинки прочитала огромный отрывок из поэмы Пушкина "Евгений Онегин"! - С беспредельным восторгом произнесла педагог со стажем.
Мать облегченно вздохнула и тихо сказала, обращаясь к Саше:
- Я же тебя просила, прочти... что-нибудь... детское...
- Но я хотела, именно, "Онегина..."
В этом была вся Александра, невозмутимая, послушная, но всегда поступающая так, как считала нужным...
Моя девочка не могла ничего сделать предосудительного, - на рассвете решила Жанна, еще раз взглянула на часы и закрыла глаза. Короткий глубокий сон придал ей сил. Она бодро вскочила с кровати, тихо собралась, чтобы не потревожить спящую подругу и выскользнула из квартиры...
Жанна Александровна заметила Леонида издали. Он прогуливался возле нарзанной галереи, устремив взгляд вдаль. Немногочисленные дамы открыто пялились на красивого молодого мужика в спортивном костюме известного бренда и в классных кроссовках с не менее знаменитым логотипом. Мужик никого не замечал. Или делал вид, что ему безразличен женский интерес.
Козловская непроизвольно оценила свой внешний вид, осталась довольна. Внешним видом, не собой - женщиной преклонного возраста, которая пытается понравиться ровеснику своей взрослой дочери. Чушь!
Людмила уверяла, что сама не поняла, как влюбилась в Леонида, как погрузилась в ненужные ей отношения и забыла о супруге. Так бывает...
Но не с Жанной, которая иной раз пристально изучала незнакомого парня интеллигентного вида и с интеллектом на лице лишь с одной целью - оценивала его в качестве зятя.
Леонид был интеллигентен, интеллект на лице просматривался, но его кандидатура на роль зятя сразу была отвергнута придирчивой несостоявшейся тещей. И разница в возрасте с Сашей не была тому причиной. Этот мужчина всегда будет любить себя, в первую очередь, а потом уже супругу, детей. Откуда такая уверенность? Спасибо наблюдательности! Небрежность у брутальных мужчин достигается путем долгих ухаживаний за собой. Всё в Леониде - и аккуратная небритость, и тщательно зачесанные назад волосы, и ненатуральный изгиб бровей, и презрительно поджатые красивые губы, и обжигающе-манящий взгляд, и выверенная манерность, и изысканная одежда, не как у всех, и дорогущая обувь, не как у всех, - призывали обратить внимание. Обратить и потерять сознание от нахлынувших чувств: встреча с подобным самцом такая же редкость, как знакомство с копьеметателем из древнего мира.
Жанна без труда представила будущую супругу самовлюбленного Леонида - бледную и спокойную девушку, с благоговением взирающую на него. Ей не важен свой внешний вид, главное, чтобы супруг выглядел "на все сто" и привлекал внимание женщин, которые будут завидовать ей, пусть даже возмущенно шептаться за спиной, дескать, эта серость ему не подходит, и что он в ней нашел. Пусть! Ведь рядом не они - красивые, яркие и модно одетые, а она...
Леонид оторвался от созерцания внешнего мира, "запоздало заметил" Жанну, недоуменно на нее посмотрел - никак не мог вспомнить, где ее видел, затем сдержанно улыбнулся - показал, что рад, но не чрезмерно, и вкрадчиво пожелал доброго утра.
Жанна не расцвела, как забытое растение, ответившее благодарным цветом на неожиданное внимание и уход, деловито кивнула мужчине, при этом сосредоточенно пыталась понять, что в нем не так. Сегодня в нем появилось то, чего не было вчера. Не во внешнем виде, а во взгляде. Вчера ее не резанул этот взгляд, она не сосредоточилась на глазах, оценивала Леонида в общем, вынесла вердикт - самовлюбленный ловелас со всеми прилагающими к этому типу мужчин атрибутами. А сегодня сразу заметила на лице, вроде приветливом, совершенно иные глаза, колючие и холодные. Пришлось усомниться - тот ли это человек, который бойко ухаживал за Людмилой и не забывавший о ее подруге Жанне, чтобы она тоже прониклась к нему бешеной симпатией. А потом обрушила бы весь восторг на Людмилу, вздумавшую дать ему - единственному в своем роде экземпляру - отворот-поворот.
Незнакомый молодой человек с колючими глазами еще шире улыбнулся, пытаясь расположить к себе настороженную Жанну. Под его взглядом она поежилась, желание развернуться и уйти было бешеным, чтобы с ним справиться и получить ответы на мучившие ее всю ночь вопросы, она прихватила мужчину за локоть, словно её рука была якорем, а его локоть - чужой якорной цепью. Холодные серо- голубые глаза смотрели на жертву с ожиданием и нетерпением. Так смотрят волки на поросят в детских книжках. У Сашки была... - завертелся ненужный мыслительный процесс в голове женщины, мгновенно перескочивший с книги на дочь. - Сашенька! Сашка! Доченька! - Сердце заныло и предостерегающе дернулось, как бабочка, попавшая в сачок.
- Леонид, что вы хотели мне сообщить о дочери? - резким тоном поинтересовалась она.
- Успокойтесь, Жанна, ничего такого, чтобы ранить вас. Или неприятно удивить... Но давайте сначала выпьем по стаканчику нарзана. Вы какой предпочитаете: доломитовый или сульфатный?
- Доломитовый подогретый, - выдержав паузу, задумчиво высказала она пожелание и последовала за мужчиной в здание нарзанной галереи.
Они не спеша выпили воды.
- Прогуляемся, - предложил Леонид, когда они снова очутились на улице.
- Только недолго, а то Люда будет волноваться.
- Как вы ей объяснили раннюю прогулку в... одиночестве?
- Вас интересует, не сдала ли я вас? - усмехнулась Жанна. - Можете успокоиться: не сдала. Я ей, вообще, ничего не сказала. Людмила крепко спала, когда я ушла.
- Значит, никто не знает, что мы с вами...
- Мы с вами просто гуляем по парку среди таких же отдыхающих. И скажу больше: я бы не откликнулась на ваше приглашение, если не интрига... Вы любите интриговать людей?
- Только, если женщина мне нравится.
- Ох, оставьте, - отмахнулась Жанна. - Если бы вы не затронули в разговоре мою дочь, я не сдвинулась бы с места.
- Значит, я психолог, разбирающийся в отношениях матери и дочери.
- Для этого не нужно быть психологом, любая мать...
- Любая мать относится к своему ребенку... по-разному... - перебил ее Леонид, с трудом подбирая характеристику отношения матерей к чадам. - Бывает, когда она... тщательно скрывает свою любовь к нему, - с подростковой озлобленностью заявил взрослый красивый и по всему неглупый мальчик, способный удерживать свои эмоции, когда речь не касалась больной темы.
- Вы себя имеете в виду? - догадалась Жанна.
- С чего вдруг! - презрительно скривился Леонид, словно его обвинили в беременности девушки, с которой он не имел сексуальной связи.
Козловская не стал вступать в дискуссию, ей, ведьме в третьем поколении, было и так все ясно: мальчика в детстве недолюбили. Скорее всего, отец бросил его в младенческом возрасте, а мать пахала от рассвета до заката, чтобы сын ни в чем не нуждался, на остальное времени у нее просто не хватало. Вот почему он клеится к женщинам старше себя, - подумала Жанна, - хочет найти заботу и ласку. Это его дело, но пусть держится от моей дочери подальше. Хоть, она и моложе его, но мало ли... Сашка притягивает к себе не только достойный кавалеров, но и самовлюбленных самцов, которые мечтают подмять под себя гордых девиц типа нее.
- Пойдемте в Долину роз, - предложил Леонид.
- Я...
- Жанна, - не дослушал ее Леонид, - вы мне очень понравились... Как только я вас увидел у памятника Лермонтову, сразу...
- Потерял голову, - хмуро вымолвила женщина, мысленно ругая себя за сговорчивость: и зачем согласилась переться в такую даль?! - От банальностей меня мутит! - Вслух призналась она.
- Вы точно колдунья! Вы меня околдовали, поэтому я растерял свое красноречие.
- Я ведьма в третьем поколении, - брякнула Козловская, с недовольством поглядывая на мужчину, сыпавшего глупыми фразами, от которых начала медленно накатывать головная боль.
Что же в нем не так? Цвет глаз? И она задала вопрос, который не собиралась задавать:
- Леонид, какого цвета у вас глаза?
- Что? - не сразу сообразил он.
- Глава у вас какого цвета?
- Странный вопрос задает человек, который стоит напротив меня и пристально изучает мои глаза.
- Не увиливайте от ответа, не берите время на раздумья, а то я подумаю черт знает что! Отвечайте!
- Карие... - недоуменно протянул мужчина, задумался, потряс головой, и заявил, - не карие, а серо-голубые. Иногда голубые, но чаще серо-голубые.
- Вот именно! - обрадовалась Жанна. - Только сейчас до меня дошло, что вчера у вас были карие глаза и взгляд такой обволакивающий, а сегодня я сразу поняла, что... у вас с лицом что-то не так... Не глаза, а две льдинки... И мучилась, мучилась... Понимаю, что взгляд изменился, но цвет глаз...
- Вчера у меня были цветные контактные линзы, - промямлил мужчина, - мне нравится меняться.
- А вы меняетесь только... при определенных обстоятельствах или это зависит, например, от вашего внутреннего состояния, или от времени года? - с издевкой спросила Жанна.
- Что вы имеете в виду под определенными обстоятельствами? - напрягся Леонид.
- То, что с одной женщиной вы блондин с голубыми глазами, а с другой - шатен с карими глазами?
- Как вы видите, я шатен с голубыми глазами! - с вызовом заметил мужчина.
Жанне захотелось протянуть руки, вцепится ему в волосы и сильно подергать в разные стороны, отрывая скальп. Или парик... Так они играли в детстве, дергая друг друга за волосы и крича при этом: "Снимай парик, я знаю, что ты лысый!"
- Вы увильнули от ответа! - не унималась она, и чтобы не вцепиться ему в волосы, засунула руки в карманы курточки.
- Я же сказал - люблю меняться. Однообразие мне не свойственно. И это не зависит от того, буду ли я общаться с новой знакомой, - неуверенно сказал он. - Вот сегодня я выгляжу иначе, чем накануне. Хотя, вчера я тоже встречался с вами.
- Но мне показалось, что вы просто забыли надеть контактные линзы и очень расстроились этим обстоятельством.
- И чего вы прицепились к этим линзам!
- Сама не знаю.
- А я знаю! Вы всегда хотите видеть во всем смысл, как ваша дочь! - Он удивленно поднял брови, будто это обстоятельство выходило за рамки приличия.
- Это хорошо, что вы сами заговорили о ней. Выкладывайте, наконец, что вы хотели рассказать! О вашем якобы увлечении мною давайте забудем.
Леонид вновь попытался увильнуть. Развел в сторону руки и восторженно произнес:
- Какая красота! Не рай ли это!
Козловская проследила за его взглядом и с удивлением поняла, что они шагают по дорожке Долины роз. Правда, на клумбах цветов было совсем мало, да, и те, представляли собой жалкое зрелище засохших мумий. По краям широкой пешеходной дорожки стояли, как верные стражи, островерхие высокие туи, за ними, чуть отступив, начиналось "дикое" царство раскидистых елей, разбавленных желто-красными пятнами лиственных деревьев.
Жанна поежилась: людей вокруг не было, только они с Леонидом. Она покосилась на молодого крепкого мужчину, который странным образом снова преобразился: стал еще выше ростом, для этого расправил плечи, выпятил грудь, дерзко вздернул подбородок.
- Пойдемте назад, я продрогла, - сказала Жанна, при этом её зубы начали выбивать нервную дробь.
- Могу вас согреть, - с волчьим оскалом предложил Леонид и обнял ее за плечи. - Давайте пройдем по аллее до конца, и я расскажу о Саше. Договорились? - Женщина вывернулась из объятий, согласно кивнула, понимая, что другого входа нет.
Мужчина уверенно вышагивал по дорожке, Жанна семенила рядом. Он крепко держал ее за руку. Выдержал театральную паузу, а затем, не поворачивая головы в ее сторону, миролюбиво произнес:
- Дорогая Жанна Александровна, и вы, и ваша дочь должны умереть. Сначала вы, потом Александра... Вы первая, она вторая, - зачем-то повторил он. Улыбка стерлась с уст, темп хода замедлился, он что-то прикидывал в уме, Жанна молчала и безропотно следовала за ним, с трудом перебирая ногами. Бежать было бессмысленно, слушать дальше невыносимо. Ладно, она, но Сашка... - Вы не первая, вы вторая, - вспомнил Леонид и зашагал скорее. - Первой была ваша мать, Жанна, - Нина Степановна. С ней у меня все получилось великолепно. А с вами пришлось помучиться. Жаль, не получилось с первого раза. Да, это я управлял мотоциклом. Так готовился, все рассчитал по секундомеру. С вами было сложно и приятно работать. С одной стороны, вы удивляете недоверчивостью, с другой, вы поражаете и радуете своей пунктуальностью. Следуете, как литерный. Все у вас по расписанию. В одно и тоже время выходите на работу, в одно и тоже время возвращаетесь домой, причем одной и той же дорогой. Я уже представлял вас лежащей на дороге в неестественной позе. Этакая изломанная кукла с треснутой головой...
Жанна смотрела на безумного человека, не понимая сон это или явь.
- Вы... убили маму? - прохрипела она. Тот кивнул. - И на мотоцикле... были вы? - На всякий случай переспросила она, неизвестно, с какой целью. - Но зачем? Что мы вам сделали?
- И вы, и ваша мать, и Саша мне лично НИЧЕГО не сделали! Но так нужно... - с участием в голосе сказал он, будто уговаривал тяжелобольного скушать бульончик.
Они подошли к обрыву и остановились у самого края. Леонид выпустил руку Жанны, встал сзади и больно сжал её плечи. Склонился и зашептал в ухо:
- Я не хочу оттягивать момент и пускаться в объяснения. Мне не нравится это место, я боюсь высоты. Но ради вас постою минутку. И могу вас заверить: я обо всем честно расскажу Саше. Перед ее смертью. Она будет последней жертвой. Я не имею права оставить ее в неведении. Кто-то должен узнать истинную причину моего поведения. Не волнуйтесь, она вам после обо всем доложит, когда вы встретитесь на том свете...
- Сволочь, ты ничего не сделаешь с моей дочерью! - Козловская попыталась вырваться из его тисков. На удивление мужчина позволил ей это сделать, ослабив железную хватку. Но тут же ухватил рукой за куртку, сильно встряхнул, Жанна больно прикусила язык. - Стой спокойно и не рыпайся! Бери пример со своей матери, которая приняла смерть достойно.
- Ты... - Женщина не успела закончить фразу.
Леонид толкнул ее в спину, и она полетела вниз...
Анастасия Романовна встретила сына своей подруги сидя в инвалидном кресле.
- Совсем в развалину превратилась, - посетовала она, протягивая руку Леонову. - Но не думай, я борюсь. Старюсь перемещаться на своих ногах.
За последнее время глубоко пожилая женщина, который язык не поворачивался назвать старушкой, сильно сдала, но Владимир принялся её заверять, что выглядит она великолепно.
- Говори, говори, - вздохнула она, - а я буду делать вид, что верю тебе.
Они сели за стол втроем.
- Я думал, что к нам присоединиться Эдуард, - не сдержался от разочарования Леонов. - Мне бы хотелось поблагодарить его за помощь в поисках брата.
- Он человек служивый, собой не распоряжается, - развела руками Яворская.
За столом шла неторопливая беседа. Владимир рассказывал о Франции, о своей семье, о новорожденном внуке Алексе, но Анастасия Романовна заметила, что он несколько рассеян, повторяет одну фразу по несколько раз и почти ничего не ест.
- Ты думаешь о предстоящей встрече с братом, - догадалась она.
- Я так хочу стать ему близким человеком. Честно признаюсь, что боюсь быть отвергнутым. Боюсь, что Александр не поверит ни одному моему слову. У меня нет доказательств, что он мой брат. Одна надежда, что Катерина и Григорий найдут в себе силы и признаются, то выкрали ребенка пятьдесят пять лет назад.
- Григория давно нет на этом свете, - сказала Анастасия Романовна.