Многое повидал в своей жизни Ленька Быстров, но подобное впервые. Сказка Киплинга о Маугли по сравнению с этим полная ерунда!
Дело было в начале апреля, погода начала медленно отходить от затянувшейся простудной болезни с перепадами температур, насморком и прочими сопутствующими атрибутами, солнце обнадеживающе подмигивало на ясном лазурном небе и ласкало теплыми лучами землю, играя роль заботливой матери, которая прилагает все силы, чтобы удалить ледяную корку, препятствующую выздоровлению. Лучи-лазеры прожигали землю в доступных местах, оставляя темные отметины, увеличивающиеся в размерах день ото дня. В воздухе завис пьянящий коктейль из влаги и легкомысленного тепла, который мгновенно улетучивался, когда весеннее уставшее от трудов солнце уходило на покой.
Вместе с природой просыпаются люди, у них на устах людей появляются приветливые улыбки, позабытые за время бесконечной зимы. И не мудрено - кто станет светиться от счастья, когда по лицу бьют ледяные иглы, мачеха-вьюга пытается завертеть в немыслимом танце и увернуть с правильного пути, чтобы ты не нашел дорогу в родной дом.
Ленька ловил себя на мысли, что весной появляется Желание... Именно, с большой буквы. Желание жить, любить, творить, радостно улыбаться всем на свете, помогать старшим, опекать младших, дарить цветы. Или просто сидеть на скамейке, прищурив глаза, и наслаждаться легкими поглаживаниями робких солнечных лучей. И чтобы в голове было пусто-пусто, как в сосуде с откачанным воздухом. Одним словом, лепота! Одно плохо - службу никто в период природного выздоровления не отменял. Также надо напяливать форму, надевать на голову надоевшую за долгие холодные месяцы зимнюю шапку (приказа о переходе на летнюю форму одежды еще не было), про сапоги и вспоминать не хочется, брать в руки "полосатую палочку", как называет жезл гаишника его племянница, и выходить на большую дорогу.
Апрельское утро начиналось как обычно. Лейтенант Быстров и старший сержант Литвинов несли службу неподалеку от села Губин, стоявшее на границе зоны отчуждения, созданной вокруг Чернобыльской АЭС. Название станции весь год произносили с пугающе-тихим придыханием. При этом душу окутывали тоска и обреченность от непонимания, что будет дальше? Начальство считало, что пост находится на достаточном удалении от места аварии и специальными защитными средствами не обеспечило. Сержант Литвинов бурчал по этому поводу, кутался в теплую синюю куртку, поднимал высокий воротник и старался не дышать глубоко, чтобы не заполнять легкие "отравленным" воздухом. Напряженным взглядом присматривался к ковру из молодой травы, где сосредоточились радиоактивные отходы, которые, по его мнению, должны быть заметны без всяких подручных средств. Ленька, в отличие от напарника, отдался во власть апрелю-знахарю и расслабленно любовался небом с бегущими по нему ватными облачками, представляя из них сказочных персонажей.
- Гляди, гляди! - затравленно пробасил Литвинов и протянул в сторону леса правую руку с выставленным вперед указательным пальцем.
Леонид скривился, изображая из себя гувернантку, прилетевшую утренним рейсом из Парижа для привития недорослю правил этикета. Он нехотя оторвал взор от чудесной картины и хотел пожурить подчиненного, но замер с открытым ртом.
Из лесной чащи нарисовалось лохматое низкорослое существо с чумазой физиономией. Оно уверенно шагало по земле, топча ее большими резиновыми сапогами, в которых больше походило на кота из сказки Перро. На голове этого движущегося объекта красовался кумачовый берет, съехавший на один глаз, наводивший на еще одно сравнение. Но вместо корзинки с пирожками у странного существа в руках была видавшая виды женская дерматиновая сумка коричневого цвета. Кроме берета на лесном чудище было одето клетчатое пальтишко, из которого оно давно выросло, так как рукава слегка перекрывали локти, а длина больше походила на удлиненную куртку. Конечности холодили глаз, но не открытыми местами, а стальным, каким-то космическим, цветом костюма. Костюм служил связкой между пальтишком и кистями рук, пальтишком и сапогами, тормозившими передвижение.
Быстров оправдал свою фамилию, сбросил оцепенение и пошел навстречу существу, которое при приближении оказалось девочкой лет пяти-шести. Она легко преодолела забор из проволоки, напомнив разведчиков из фильмов о войне, только без применения подручных средств по причине своей компактности. Затем встала, как вкопанная, прижав к себе сумочку обеими руками и отгородившись ею от взрослого мужчины, который надвигался на нее подобно грозовой тучи, и стала ждать развития событий, не сводя с человека в милицейской форме настороженного взгляда.
- Ты кто? И как здесь оказалась? - забросал ее вопросами Леонид, присаживаясь рядом на корточки.
- Здравствуйте, - отчетливо выговорила она и сложила губы в трубочку, словно приготовилась к поцелую. Потом свернула губы в одну сторону, затем в другую, выражая высшую степень задумчивости. Испуг отсутствовал вовсе или был искусно спрятан. Чего не скажешь о старшем сержанте Литвинове, который проследовал за лейтенантом и замер за его спиной в глубоком поклоне. Он пристально изучал подвижное лицо незнакомки в кумачовом берете.
- Она... разговаривает, - шепотом сообщил он напарнику, будто тот во время приветствия выпал из реальности.
Ленька лишь хмыкнул и тоже поздоровался с девчушкой, не позабыв повторить вопросы.
- Я Инна Вишнева. Вернее Инесса, - поправилась она, придав голосу нотку удивления - как эти двое взрослых людей могут ее не знать?!
- Инесса... - протянул со значением старший сержант, выпрямляясь в струнку и задумчиво потирая скулу. Лицо у него было озадаченное, если не сказать обалдевшее от непривычной работы мысли. Литвинов перебирал в памяти сводку происшествий, желая отыскать указание на пропавшую особу лет пяти-шести с таким именем и фамилией.
Девочка щелкнула замком сумки, покопалась там, вытащила документ в зеленой обложке и протянула его Быстрову. Это было свидетельство о рождении. Лейтенант привычно взял предъявленный документ и стал читать вслух.
- Инесса Геннадьевна Вишнева, - он поднял голову и внимательно посмотрел на девчушку, словно сличал отсутствующую в нем фотографию с оригиналом. Или прикидывал в уме: может данное существо быть гражданкой Вишневой. Не сделав скоропалительных выводов, продолжил, - родилась пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят первого года... Отец - Вишнев Геннадий Макарович, русский, мать - Вишнева Ефимия Захаровна, украинка. Место рождения - город Припять Киевской области.
Название населенного пункта было у всех на слуху уже год, а его жители считались выходцами с того света. Тем более те, которые появились так неожиданно спустя почти год после аварии на Чернобыльской АЭС.
- Так тебе, Инесса Геннадьевна, на днях исполнится шесть лет? - спросил Литвинов, не найдя более подходящего вопроса. Он присел на корточки рядом с лейтенантом и с еще большим усердием стал изучать грязную физиономию ребенка, выискивая следы мутации, которая неминуемо должна последовать после долгого пребывания в радиоактивной зоне. Про свои опасения он забыл.
Девчушка сморщила лобик, показывая наивысшую степень задумчивости, снова сложила губы в трубочку, повертела ими в разные стороны и подтвердила.
- Шесть. Я умею считать до двадцати, - похвалилась она, - и читаю по слогам. Меня папа научил.
- Здорово! - Ленька поправил кумачовый берет на ее голове, явив свету другой глаз. Теперь она с удвоенным интересом стала изучать мужчин. - А где твои родители? - спросил он и в ожидании появления новых лесных жителей заглянул за спину Инны.
- Папа ушел на работу и больше я его не видела... Это было давно, я еще маленькая была... А мама так крепко уснула, что я не смогла ее разбудить. Будила, будила, а она глазки не открывает. Тогда я заплакала, а потом уснула возле мамы. Утром проснулась, а она опять спит. Ждала, ждала и... ушла.
- Не побоялась идти одна через лес? - заботливым голосом поинтересовался Леонид.
- Мама говорила, если она перестанет со мной разговаривать, то я должна взять эту сумочку и идти к людям. - заученно произнесла она и потрясла потертым коричневым ридикюлем, в котором хранился важный документ.
- А когда папа ушел на работу? - продолжил допрос лейтенант.
- Я же говорю... давно! - она недолго поразмышляла, заметив на лицах мужчин ожидание, и с умным видом произнесла, - после моего дня рождения! Мне тогда исполнилось пять лет, - и выставила в подтверждение грязную ладошку с растопыренными пальцами.
- Надо бы радиационный фон на ней замерить, - прошептал на ухо начальству Литвинов.
- Сам ты... фон, - скривился Быстров и обратился к Инессе. - Ты, наверное, кушать хочешь? - Не дожидаясь ответа, взял за руку и повел к автомобилю.
Девчушка неопределенно мотнула головой, не желая показаться навязчивой. Расшифровывалось это легко: не так чтобы очень, но если ты предлагаешь, я, как воспитанный человек, не имею права отказаться.
Для начала он достал из багажника канистру с водой, помог вымыть руки и лицо, усадил в кабину и угостил бутербродами с вкусно пахнущей докторской колбасой...
Со временем детские воспоминания все отчетливее вспыхивали в памяти, которая словно пробуждалась и выдавала новую информацию небольшими дозами, не желая сразу загружать мозги.
Сначала у Инны случилась амнезия, оставившая ее шестилетнюю жизнь за границей колючей проволоки. Она даже забыла, о чем недавно рассказала Быстрову. Наверное, так было нужно неокрепшему организму, чья-то рука стерла ластиком из памяти все плохое, придав силы для реабилитации. Долгое время девочка провела в больнице, где к удивлению всех светил медицины у нее не обнаружили ни лучевой болезни, ни других заболеваний, возникающих при получении высокой дозы облучения. И это несмотря на то, что целый год она провела в Чернобыльской зоне. У детей Припяти, эвакуированных из города через два дня после катастрофы, дозы облучения оказались в несколько раз выше, чем у взрослых.
Чудо-девочку несколько месяцев изучали, как редкий экземпляр, после чего выпустили из надоевшей больницы. В вестибюле ее встречал Быстров с ярким букетом полосатых георгин и авоськой яблок, прихваченных на всякий случай - вдруг выписка в очередной раз перенесется на неопределенный срок. Леониду разрешили взять Инессу на несколько дней, чтобы девочка пожила в семье и пришла в себя, после чего ей предстояло поселиться в детском доме. Как успел выяснить лейтенант, отец девочки получил в ночь трагедии высокую дозу облучения, находясь на территории атомной станции. Геннадий Вишнев вместе с другими работниками турбинного и электрического цехов проводил работы по вытеснению водорода из электрического генератора, чтобы не произошел еще один взрыв. Через несколько дней после аварии он умер в больнице от радиационных ожогов кожи...
Когда воспоминания стали по крупицам возвращаться к Инессе, она вдруг отчетливо увидела себя, лежащую на кровати в розовой пижамке с зайчиками, а рядом сидящую мать с книгой в руках. Молодая женщина читала сказку о Винне Пухе, а дочь жмурилась и делала вид, что засыпает. Вдруг девятиэтажный дом вздрогнул, будто земля под ним пришла в волнообразное движение. Инна открыла глаза и испуганно спросила.
- Мама, это землетрясение? - умная девочка слышала о нем от отца, который уделял ей все свободное время и делился своими знаниями, пытаясь рассказывать доступным языком.
- Не думаю, - с беспокойством ответила мать, закрыла книгу, не позабыв вставить в качестве закладки указательный палец, и подошла к окну.
Они жили на четвертом этаже, их окна были обращены в противоположную сторону от станции, где в это время работал в ночную смену муж и отец. По освещенной улице неспешно шли люди и переговаривались, что успокоило женщину. Она вернулась к дочери, хотела продолжить чтение, но не могла сосредоточиться. Ее мысли были далеко отсюда, за три километра, где за несколько минут до этого над четвертым энергоблогом взлетели светящиеся куски. Но она об этом не знала, как не знала, что уже гибнут люди. Вдали прозвучала пожарная сирена. Она заметалась между перепуганной дочерью и окном, за которым промчались пожарные машины. Над городом снова повисла тягостная тишина.
Надо взять себя в руки и не думать о плохом! - мысленно приказала себе женщина. - Не ровен час, беду накличу.
Но беда ворвалась без спроса.
Прибывшие пожарные боролись с огнем на крыше машинного зала и в реакторном зале без специальных защитных средств, лишь в брезентовой робе, каске и рукавицах, которые после снимались вместе с кожей рук. Но отважные люди не дали огню перекинуться на третий и четвертый энергоблок, а персонал станции предотвратил возможный взрыв водорода...
Утром Геннадий со смены не вернулся. Об аварии все уже знали, но не догадывались о масштабах трагедии.
Когда была объявлена эвакуации, Ефимия Вишнева закрыла дверь на замок и тихо сказала, обращаясь к дочери.
- Мы никуда не поедем. Мы должны ждать папу... Да, Инночка?
- Да, мамочка... Он обязательно вернется.
Вечером по подъезду ходил участковый и составлял списки жильцов. Он долго звонил в дверь квартиры Вишневых, потом разговаривал с соседкой, которая заявила, что уже несколько дней никого из них не видела. Наверное, они уехали в поселок Копачи, там живут их родители.
Весь разговор мать и дочь отчетливо слышали, притаившись по другую сторону двери. Когда громкие шаги участкового раздались выше, Ефимия улыбнулась, прижала к себе Инну и прошептала.
- Копачи... Конечно, Копачи... Гена догадается и приедет за нами...
На следующий день началась эвакуация. Вишневы слышали топот ног, громкие разговоры на улице, лай радиоактивных собак и мяуканье радиоактивных кошек, которые лучше людей понимали, что их хозяева больше не вернуться в этот город.
Автобусы вереницей тронулись в путь, увозя жителей из Припяти - города, который был построен их собственными руками. Здесь дома росли, как грибы после дождя, здесь люди сажали деревья и надеялись увидеть их рост, здесь рождались их дети. В этом городе они гуляли по набережной реки Припять и любовались ее красотами и летящими над поверхностью воды быстроходными "Ракетами", способными за короткое время перенести в столицу Украины. Это был не город, это была маленькая страна, где жили особые люди.
В этой стране было все для счастливой жизни. Даже парк аттракционов, который готовился к открытию первого мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
Город остался. Не стало жителей. Но они надеялись, что вернутся, что заживут, как прежде...
Вечером в подъезде снова появились люди, они тихо переговаривались, стучали в двери, надеясь выявить оставшихся. Некоторые покупались и открывали, но не Ефимия. Они с Инной сидели, как две мышки в двухкомнатной норке.
Утром девочка видела в окно странных людей в громоздких одеждах, напоминавших костюм водолаза. Они поливали дома из жесткого шланга, присоединенного к канистре, будто это были не каменные постройки, а цветы на клумбе. Затем в небе появились вертолеты, оставляющие за собой шлейф дезактивирующего вещества.
- Скоро они доберутся до квартир, - пробубнила Ефимия, - пора уходить.
Она сунула в рот дочери очередную таблетку.
- Я не хочу! - скривилась девочка.
- Так надо, Инночка.
- А ты? Почему ты не пьешь это противное лекарство?
- Мне не нужно, - отмахнулась молодая женщина и отправилась на кухню.
Электричество никто не отключал, поэтому продукты в холодильнике хорошо сохранились, только их было не так много.
- Что же делать? - задумалась Вишнева, оценивая взглядом скудный запас. - Не магазины же обчищать?!
- Можно к Гранкиным зайти, - предложила дочь за спиной матери. - Они уехали, я сама слышала, как тетя Дина обещала Минке, что скоро они вернуться, а та еще ныла, что своего медведя забыла взять.
При этом Инна скорчила такую недовольную рожицу, словно возмущалась поведением своей сверстницы, которая в такую ответственную минуту вспоминает о неуклюжей статуэтке, которая больше подходит спортсмену для накачивания мышц, а не пятилетней девочке.
Когда Мина получила на день рождения неподходящий возрасту подарок от родителей, все девочки в тайне позавидовали. Они привыкли получать кукол, книжки, карандаши и прочую привычную ерунду, а тут... статуэтка олимпийского мишки, коричневого и с блестящим поясом на талии с пятью кольцами. Вполне взрослый подарок, нечета глупым пупсам.
Инесса, присутствующая на дне рождения соседки, подруги и конкурентки за руководящую роль в средней группе детского сада "Теремок" в одном лице, лишь хмыкнула и обозрела других гостей, уплетающих торт, ожидая поддержки. Компания, как обычно, разделилась на два лагеря: одни округлили глаза и стали вырывать из рук именинницы тяжелого медведя, другие поджали губы и стали переглядываться, показывая всем видом, что такой презент им непонятен. Вишневой тоже хотелось ближе рассмотреть статуэтку, и так же поохать, взвешивая ее в руке, но покинуть свой лагерь она не имела права.
На улицу Мина подарок не выносила, потому что не считала его игрушкой, с которой можно разгуливать по двору, но в разговоре часто упоминала его, разжигая интерес подруг и называя непонятным словом талисман. Инесса обратилась за пояснениями к отцу, и тот долго рассказывал об амулетах, оберегах и талисманах. Дочь внимательно слушала, но никак не могла представить, как олимпийский мишка высотой не более двадцати сантиметров может принести удачу или предупредить об опасности... Или придать силу... Нет, это еще понятно, если ежедневно делать зарядку в руках с этой статуэткой, то мышцы будут, как у Валерки из соседнего подъезда, который ходит в боксерскую секцию. Но отец снова начал объяснять про внутреннюю силу, которая появляется в минуту отчаяния благодаря наличию талисмана, когда все другие возможности человеческого организма на исходе. Инка окончательно запуталась и хотела спросить, какие бывают талисманы, желая получить опровержение, что таковыми могут быть коричневые медведи, но передумала, решив разработать свою теорию.
На следующее утро она явилась в детский сад с загадочным видом, сжимая в ладошке предмет на толстой нити, висящий на ее шее. Противоборствующие лагери соединились в едином порыве любопытства и заинтересованности.
- Что там у тебя? - не выдержала Минка.
- Талисман, - передернула плечиками девочка.
- Покажи! - попросила стая детишек, следовавшая за ней, как утята за матерью уткой.
Инесса не стала ломаться, так как сама горела желанием предъявить настоящий талисман, и разжала ладошку, показав притихшей детворе продолговатый камень с небольшим отверстием, проделанным накануне отзывчивым отцом.
- Булыжник!
- Галька!
- Обычный камень!
- А вот и необычный! - пресекла нелицеприятные высказывания Вишнева. - Когда находишь камень с дырочкой, то он тебе обязательно принесет удачу! - Слукавила она. - Только надо его все время носить с собой. Настоящие талисманы помогают, если они всегда при тебе! - Уколола она Мину и погладила пальчиками камешек на груди. Удар достиг цели. Девочка развернулась и ушла, не желая выслушивать восторженные речи предателей.
На следующий день Гранкина пришла зареванная. Стало понятно, что родители не откликнулись на просьбу дочери и медведя не дали...
Теперь хитрюга Инесса вспомнила недавнюю историю и порадовалась, что статуэтка благополучно забыта в соседской квартире. Потому и завела разговор о Гранкиных.
- Но у нас нет ключа от их квартиры, - сказала Ефимия, - не ломать же чужую дверь?!
- Как нет! - удивилась дочь забывчивости матери. - Тетя Дина еще зимой оставила у нас ключ от своей квартиры. - Инка привычно сложила губы трубочкой, показывая, что погружена в восстановление в памяти речи соседки, - она сказала: "Олег такой рассеянный, все время забывает ключи на работе, приходит и ждет их с Миной возвращения на скамейке". С тех пор дядя Олег ключи на работе не забывал. Но тетя Дина у нас ключи не забрала.
- Надо было ей вернуть, - поздно раскаялась Ефимия - Честно говоря, я сама о ключах забыла. Если бы не ты... Ох, и память у тебя, Инночка, как у Ленина!
Сравнение с Владимиром Ильичом девочке польстило, но ей хотелось, чтобы ее сопоставили с отцом, который был для дочери единственным образцом для подражания. Она хотела вставить свое слово, но мать сама вспомнила о пропавшем муже, свидетельством чего стали слезы, заструившиеся по ее щекам.
- Мамочка, не плачь, - попросила Инна и тоже зашмыгала носом.
- Не буду! - пообещала женщина, смахивая струившуюся без спроса влагу. - Мы должны быть сильными! Вот выберемся из Припяти, и все у нас будет хорошо.
Конечно, все будет хорошо, - подумала пятилетняя девочка, - только надо талисман Милкин прихватить. Ведь, кому он принадлежит, тот и станет обладатель удесятеренной внутренней энергии, способной горы свернуть, а главное - оказать необходимую в данный момент помощь в поисках отца.
Ключ от квартиры Гранкиных был найден с помощью той же Инессы, которая вспомнила, что его засунули в коробку из-под обуви вместе с ненужными вещами и отправили в ссылку на антресоль.
Некоторое время Вишневы прислушивались к звукам в подъезде, затем осторожно приоткрыли дверь, выждали несколько минут, переглянулись.
- Никого, - прошептала девочка, уставшая от затянувшегося ожидания.
Тогда они выскользнули из квартиры и на цыпочках направились к противоположной двери. Ефимия приложила к ней ухо и замерла.
- Мам, там нет никого, - вздохнула девочка, - я тебе говорила, они уехали!
- И дядя Олег?
- Все трое! Открывай! - приказала Инка громким шепотом, который разрезал подъездную тишину и заставил обеих вздрогнуть. На самом деле, в день эвакуации голоса соседа малышка не слышала, но уже сейчас решила, что отец Милки присоединился к семье у подъезда.
- Мародерство какое-то, - причитала Ефимия, освобождая от продуктов чужой холодильник.
- Пока они вернуться, все пропадет, а так...
- А так этот запас поможет нам не умереть с голоду, пока будем добираться до бабушки. - поддержала дочь повеселевшая мать. - Я всегда говорила, что Дина великолепная хозяйка...
Дальше Инна не слушала, переместившись в комнату Мины.
Статуэтка сразу приковала к себе взгляд. Олимпийский мишка стоял рядом с поделками из пластилина на полочке, прибитой к стене, и нерадостно взирал на опустевший мир.
- Бедненький, - засюсюкала девчушка, - забыли о тебе, не взяли с собой. Ай-ай-ай, какая Мина нехорошая девочка!
Инне показалось, что медведь повеселел.
- Ну, пойдешь со мной? - не дождавшись ответа, она взяла его двумя руками и прижала к себе. - Хороший, хороший, - запричитала девочка и погладила по ушастой голове. - Теперь ты будешь мой! - с ударением на последнем слове сказала она, заглянула медведю в глаза и забросала вопросами, - будешь моим талисманом? Спасешь меня и маму? Поможешь найти папулю? - Мишка задумался, а Инесса тотчас выдала: молчание - знак согласия! - Сунула статуэтку в сумку, доставшуюся по наследству от матери, и собралась выйти из комнаты, но заметила фотографию. - Ой, это нас на прошлой неделе дядя Олег снимал! Я такая смешная, а Минка чересчур серьезная.
Инка не по-детски загрустила, осознавая, что беззаботное время никогда не вернется. Они не будут стоять, взявшись за руки у низкорослого саженца, который высадил в землю несколько минут назад ее отец, и он же любовно подвязал его подпорке, воспользовавшись старой лентой дочери. Не будут удивленно всматриваться в объектив, из которого, по словам фотографа, должна вылететь неведомая птичка.
Две девочки в платочках, вязаных кофточках и коротких платьицах стояли рядом, жмурились от апрельских лучей солнца во дворе дома по улице Леси Украинки и не догадывались, что это последний снимок в городе атомщиков, ставшим городом - призраком.
Фотография последовала за медведем, Инесса еще раз бросила взгляд на стол подруги, где остался незаконченным рисунок, вышла и прикрыла за собой дверь...
Ленька стоял в вестибюле и светился от счастья, словно встречал собственную дочь, чудом выжившую после тяжелой болезни.
- Где мишка? - вместо приветствия спросила Инесса и недовольно насупилась, будто уже получила убийственный ответ о внезапной потере.
День, когда она вышла из леса и натолкнулась на Быстрова и Литвинова, врубился в ее память, как топор, глубоко вошедший в полено. Встреча с двумя милиционерами и больше ничего, пустота. Уже после воспоминания встали всплывать короткими отрывками, медленно соединяясь в замкнутую цепочку. В тот день Инесса, не отдавая отчета своему поступку, отдала медведя на сохранение незнакомому мужчине, который угостил ее необыкновенно вкусными бутербродами. Ничего подобного она отродясь не ела. Или ела, да позабыла... Так вот, отдала она мишку, предчувствуя, что его могут отобрать. Уже в больнице Инка слышала много печальных историй об оставленных вещах в запретной зоне, которые были дороги владельцам. Если кто и вывез что-то нужное, то это нужное отбирали, ссылаясь на то, что "все вещи из Чернобыльской зоны радиоактивны и подлежат обработке". Редко кому удавалось получить вещи обратно.
Ленька пообещал сохранить медведя, "отмыть" от радиации и вернуть, когда представится случай. Случай представился.
Они сидели на скамейке в больничном парке и рассматривали статуэтку.
- Ну, вот, - недовольно пробурчала девочка, - на боку краска облупилась, теперь проглядывает... серость, - она с трудом подобрала подходящее слово.
- Я пытался его получше... вымыть, - оправдывался Леонид.
На самом деле все было иначе.
Это Литвинов заинтересовался, из чего отлита статуэтка, достал из кармана связку ключей и провел одним из них по медведю, обнажив "серую сущность" и разочарованно заявив при этом: "Свинец". Причем сделал такое недовольное лицо, будто получил в день зарплаты поддельные купюры...
- Вашу энергию, да в мирных целях, - автоматически пробубнила Инна в ответ на оправдание Леонида, пожелавшего взять на себя ответственность. Это фраза была из "коллекции" любимых высказываний отца. Быстров удивленно покосился на девочку, которая была больше похожа на маленькую брюзжащую старушку.
- Может, поедем домой? - заискивающе спросил он, любовно оглядывая Инку в новой красной курточке, шапке с помпоном, полосатых штанишках и удобных сапожках. Он мысленно похвалил себя на правильный выбор одежды для девочки, в которой ей было тепло в осеннюю непогоду. Сестра предложила взять добротные вещи своей дочери, племянницы Леонида, из которых та давно выросла, но Быстров отказался: ему не хотелось, чтобы девочка чувствовала себя нищенкой.
Осень уходила на покой, сдавая позиции надвигающейся зиме. Последние числа ноября выдались ветреными и холодными, будто осень взяла на себя трудную обязанность - постепенно приготовить жителей к затяжному морозу. Деревья сняли красочный наряд и теперь клонились к земле под сильными порывами ветра.
Инесса вопрос Леонида не услышала. Дозированные воспоминания снова полезли наружу. Она закусила губы, чтобы не расплакаться.
О судьбе отца она узнала недавно, ей рассказала одна женщина, которая приходила в больницу. Она работает в какой-то организации со сложным названием, даже умная не по возрасту Вишнева не запомнила, потому что все мысли вытеснило новое слово - сирота. Инесса - сирота. Та тетка несколько раз повторила это гадкое слово, скривив при этом ярко накрашенные губы и брезгливо погладив девочку по короткому ежику на голове. А Инке захотелось превратиться в ежа, свернуться клубком и закрыться от всех проблем. А еще лучше уснуть и никогда не просыпаться. Пусть ей приснится прошлая жизнь. Мама будет стоять у плиты, а они с папой сидеть за столом и играть в ручки. Инна положит ладошки на стол и будет ждать резкого выпада отца, который захочет их поймать. Она напряжена и собранна, а он хитро поглядывает на нее и старается отвлечь разными смешными пустяками.
Или пусть приснится, как они сидят на диване, отец обнимает ее за плечи и рассказывает о том, как познакомился с Ефимией, когда оба поступали в МВТУ имени Баумана. Инна слышал эту историю много раз, знала, что так называется Московское Высшее Техническое Училище, но аббревиатура ей нравилась больше, была в ней некая загадочность и таинственность, как имя мультяшного персонажа, вышедшего из-под кисти художника-мультипликатора. И про революционера Баумана она знала. Ей он виделся в образе человека-грача, наверное, потому, что имел партийный псевдоним "Грач"...
Инесса знала, что мамы тоже больше нет. Она сама забросала ее старыми одеялами, собранными по всему дому в Копачах, будто соорудила саркофаг. Или хотела согреть ее ледяное тело, пролежавшее в одной позе несколько дней. Потом девочка долго стояла у импровизированного захоронения, понурив голову. Слезы сменились обреченным безразличием. В голове вертелась фраза, которую вдалбливала ей мать:
- Ты должна быть сильной! Ты должна выбраться отсюда и найти отца!..
Весь март мама почти не вставала. Из статной женщины она превратилась в высохшую мумию. Инна сидела рядом и держала ее за прозрачную руку. Ефимия впадала в забытье, иногда вырывалась из него, прикладывала ладошку дочери к губам и беззвучно плакала. Немного успокоившись, женщина каждый раз повторяла.
- Я виновата перед тобой, доченька! Надо нам было уехать вместе со всеми...
- Но мы хотели дождаться папу, - пыталась успокаивать мать девочка.
- Обещай мне, что найдешь его и скажешь... - не договорив, Ефимия потеряла сознание.
Инесса так и не узнала, что должна передать папе. Хотя, теперь это не имеет значения - отец погиб, его нет и никогда не будет. Как не будет бабушки и дедушки, которых успели вывезти из зоны отчуждения, из того самого дома, где теперь покоится ее мать. Они не могли пережить потерю дочери и внучки...
Когда Вишневы добрались до Копачей, то увидели пустой поселок. Родительский дом встретил их настороженной тишиной и непривычным запустением. Женщина автоматически подняла руку, нашла ключ на притолоке и открыла замок. Они стали единственными жителями поселка.
Все лето мать с дочерью питались овощами с огорода, который успела засадить трудолюбивая бабушка. Погреб хранил такие запасы, что могло хватить на несколько лет одной многодетной семье. На веранде стоял мешок муки, в курятнике расхаживали куры, брошенные хозяевами. Люди рассчитывали в скором времени вернуться, но не забыли позаботиться о пропитании живности. Так что от голодной смерти новым жильцам умереть было не суждено. На этой радиоактивной территории умирали от другой болезни, но Ефимия об этом не задумывалась, а маленькая дочь не догадывалась.
В поселке никто не появлялся, лишь однажды, где-то в конце ноября, приехали несколько мужчин, побродили по соседним улицам, пропустив ту, где обитали Вишневы. Когда они услышали звук автомобилей, девочка вылезла из окна, навесила на дверь замок, зажала в кулачке ключ и вернулась тем же путем в дом. Она была совершенно спокойна, в отличие от матери, которая сидела на кровати и дрожала от страха, словно они были беглыми каторжниками и их вот-вот вернут в тюрьму.
- Нам нельзя уезжать, - едва слышно говорила она, - вдруг Гена приедет, а нас нет. Нельзя, нельзя... - Она хваталась на никелированную спинку кровати и раскачивалась туда-сюда, будто хотела отделить ее от панцирной сетки. При этом глаза ее странно блестели, а изо рта начинали бежать слюни.
В Припяти, во дворе их дома на улице Леси Украинки, жила бездомная собака Катька. Ее любили все жители, подкармливали, на зиму сооружали теплое жилище. Однажды Катька стала бросаться на людей, даже укусила за ногу дворничиху Милку, после чего той делали сорок уколов в живот, а Катьку увезли на живодерню. Детвора объявила взрослым бойкот за выдачу местной любимицы, но отец Мины объяснил, что собака заболела бешенством... У Катьки в тот день тоже были такие же странные глаза, а из пасти текли слюни...
Инесса впервые испугалась собственной матери. Она осторожно приблизилась к опробованному лазу и вылезла наружу, объяснив самой себе, что всего лишь хочет сходить на разведку. Пробравшись в соседний двор, примыкавший к подворью бабушки с тыла, девочка оказалась на соседней улице и была едва не обнаружена группой мужчин, стоящих кольцом неподалеку. Они курили и тихо переговаривались, словно боялись нарушить мертвую тишину поселка.
- Предлагаю в качестве эксперимента сравнять Копачи с землей, - говорил один из мужчин. - Уровень радиации здесь выше, чем в других поселках, думаю, это самый лучший вариант.
- Когда начнем? - спросил другой, быстро согласившись с предложением первого.
- Отложим работы до весны, - задумчиво произнес третий.
Когда девочка вернулась в дом бабушки, Ефимия спала, свернувшись клубочком. Инесса только сейчас заметила, как та похудела. Дочь накрыла мать бабушкиным пуховым платком и присела рядом, дожидаясь пробуждения, чтобы поделиться неприятной новостью.
Проснувшаяся мать выглядела вполне нормальной, и на рассказ Инны отреагировала спокойно.
- Значит, до весны можем не волноваться.
Зиму они провели затворницами. По улицам бегали откормленные кабаны, но ночам были слышны завывания волков, по брошенным домам шныряли вездесущие лисы. Пришлось перевести немногочисленный отряд несушек в дом. Наготове всегда стояло ружье деда, которое пригодилось лишь однажды, когда волк совсем близко подошел к жилью.
Матери становилось все хуже и хуже, все ведение хозяйства девочка взяла на себя. Ефимия больше спала, в минуты пробуждения пыталась подняться, просила дочь собрать вещи и еду, чтобы покинуть Копачи, но силы быстро ее покидали, и она вновь погружалась в забытье. Инесса боялась, что приедут люди на огромных тракторах и сравняют поселок с землей, не проверив, есть ли кто живой. Она задыхалась по ночам, ей снилось, что она погребена под толстым слоем земли. Поэтому всегда была начеку и спала урывками или, вообще, не спала, а сидела возле матери с олимпийским медведем на руках...
Грохот вернул Инессу в реальность: статуэтка выпала из рук и оказалась на тротуаре. Леонид поднял медведя и протянул девочке. Она сунула его в сумку и вопросительно посмотрела на старшего товарища.
- Да-да, пойдем, а то все уже заждались. - подхватился Быстров и протянул руку Инне.
- Кто это все? - буркнула она. После очередной дозы воспоминаний ей не хотелось разговаривать, улыбаться и делать вид, что все уже позади. А что впереди? Ничего! Блуждание в беспросветном тумане и одиночество. Она чувствовала себя не шестилетней девочкой, а пожилой женщиной, много повидавшей в жизни и много пережившей, отчего стала более мудрой и... закрытой.
- Все - это мои родители и моя сестра с дочерью. Ее зовут Вика, ей одиннадцать лет... Думаю, вы подружитесь.
- У меня была подруга... Ее звали Мина, - монотонным голосом произнесла девочка, словно слова складывались с трудом по мере восстановления памяти. - Правда, смешное имя? - спросила она без тени улыбки на лице, напротив, в ее глазах было столько взрослой душевной боли, что у Леньки свело скулы. Ему захотелось взять ее на руки, прижать к себе и убаюкивать, как маленькую, приговаривая при этом, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы Инка начала улыбаться. И еще ему очень хочется всегда быть рядом. Всегда-всегда, если она ему это позволит...
- Звучит, как мина замедленного действия, - не подумав, ляпнул Леонид.
- Папа тоже так говорил, а мама сердилась... Он не при мне говорил, я...случайно... подслушала.
- Наверное, ты будешь адвокатом, - попытался разрядить обстановку Быстров, - успела и отца защитить и себя оправдать.
- Не думаю, - после недолгих размышлений сказала девочка, привычно сложила губы в трубочку и повертела в разные стороны.
Леньку такая мимика забавляла. Он улыбнулся своей неповторимой заразительной улыбкой и заставил исчезнуть складку между бровями Инессы. В глазах появилась искорка заинтересованности.
- Так как зовут ту девочку? - притворно спросила она.
- Какую? - бросил ответный шар непонимания мужчина.
- Ну, ту, которой одиннадцать лет, - с завистью напомнила Вишнева, будто между нею и племянницей Леньки лежала пропасть в четверть века, а не пятилетка.
- Ее зовут Виктория, - с блаженством в голосе сказал Быстров, словно речь шла о его возлюбленной, чьей руки он безответно добивается долгие годы.
Инесса сделала вид, что его восторг ее мало тронул, решительно схватила Леонида за руку и потянула к выходу из парка, мгновенно отбросив от "пожилого" возраста пару десятков лет.
Я верну ее в детство, - подумал молодой мужчина, переходя на бег трусцой...
Быстровы без энтузиазма откликнулись на просьбу сына принять у себя девочку из Припяти. Сестра Надежда вдруг вспомнила о просьбе подруги, попросившей перед отпуском приглядеть за ее котом Везувием, и заговорила о переезде. Но ее дочь наотрез отказалась покидать собственное жилье: во-первых, от дома тетки Софии ей было далеко добираться до школы, а во-вторых, очень хотелось увидеть "радиационную девочку", как выразилась ее мать, выговаривая родителям, которые "всю жизнь потакают собственному сыну и никогда не берут в расчет желания дочери". В понятии Вики, потакать - значит баловать и потворствовать любым капризам. Она представила себе магазин с игрушками, в центре которого на полу распластался ее дядя Леня, требующий купить ему... куклу Инну. Не огромный самосвал, не автомат, не занимательную игру, а обычную куклу с белокурыми локонами и удивленно распахнутыми глазами, которые закрываются при наклоне, и одновременно с этим из ее нутра вырывается щемящий душу звук, подобный противному плачу. Вика поделилась своими соображениями со своей одноклассницей, которая была уже год влюблена в дядю Леню, поразившего ее своей парадной формой, надетой по случаю Дня милиции, и погонами с двумя блестящими звездочками. Раньше Ирина Ялович его таким красивым не видела, решение "жениться", едва стукнет восемнадцать, родилось мгновенно. Леонида в известность никто не ставил, девочки подумали, что мужчина не сможет отказаться от третьей красавицы школы, которая вскоре может переместиться на первое место. Время придет, Леонида попросту поставят перед фактом и все дела.
Дружба "малолетки" Инны с Быстровым не понравилось Ире, за неудовольствием последовала неприязнь, которой она заразила подругу.
Целый день накануне приезда гостьи они посвятили награждению Инессы нелицеприятными эпитетами, поэтому при ее появлении хмыкнули, поджали губы и с гордым видом удалились в комнату Виктории.
Быстровы тяготились присутствием девочки, девочка еще сильнее почувствовала свое одиночество и запросилась обратно. Ленька не успел сказать, что теперь ее ждет детский дом, но она сама завела разговор о новом местожительстве и спросила, далеко ли он находится и будет ли Леонид Иванович к ней приезжать?
Леонид Иванович приосанился, бросив взгляд на свое отражение.
- Мне двадцать три года. - заявил он, не добавив при этом "всего-то".
Для шестилетней девчушки этот возраст был запредельным, пройдет пара-тройка лет, и Леонид Иванович совсем состарится, отрастит окладистую седую бороду, возьмет в руки палку, сунет ноги в вечные валенки и будет сидеть на скамейке у дома, греясь в лучах солнца.
Инесса не сразу уловила связи между ее просьбой и указанием возраста, поэтому подняла голову на рослого парня, который не стремился к закату жизни, и стала его с интересом разглядывать, словно желала убедиться в соответствии двадцати трех лет с веснушчатой детской физиономией и с неподражаемой заразительной улыбкой.
- Это я к тому, что необязательно называть меня по имени отчеству, - пояснил он.
- А как же мне Вас называть? Я не Вика, чтобы называть дядей, не ровесница, чтобы звать по имени, - рассудила девочка, а Быстров еще раз убедился в ее взрослости, ведь дети, не задумываясь, обращаются к чужим мужчинам, прибавляя слово "дядя".
- Просто... Леонид, - сказал он и напряженно затаился, ожидая отпора. Ему хотелось стать ей другом, и сейчас настал решительный момент для установления опор моста от него к Инессе.
- Мама называла папу Геночкой или Генчиком, - едва слышно заметила она, опустила глаза, из которых должны были закапать на платье слезы. Но не закапали.
Ленька протянул руку, чтобы погладить ее по голове с жалким ежиком волос, но вовремя отдернул, посчитав, что жалость может ее обидеть. Она взрослая, свою привязанность и заботу надо доказывать делами, а не привычными поглаживаниями. Инна напоминала маленького котенка, которого потеряла мать- кошка. Волосики на голове стояли дыбом, как у испуганного зверька, глазки широко раскрыты и испугано смотрят на незнакомый мир. Улыбка на устах девочки появляется лишь в тот момент, когда она играет с мишкой, а глаза все равно остаются печальными. Диссонанс на бледном личике заставляет сердце Быстрова сжиматься. Он никогда не думал, что чужая девочка может занять все мысли, перечеркнуть планы на будущее и заставить жизнь, свернуть с проложенного пути. Теперь жизнь рыла новый котлован для нового русла, рыла настойчиво и без перерыва. Времени не так много, надо успеть выполнить все формальности и забрать Инессу из казенного дома, где ей, домашнему ребенку, привычному к любви и заботе близких, будет непривычно и невыносимо. Она не способна выпустить когти и встать на свою защиту, она ранима и чувствительна, закрыта и едва ли пойдет на сближение с другими воспитанниками детского дома. Ее обособленность станет играть на стороне противников, которые выберут ее мишенью для насмешек и издевательств.
Но сначала Быстрову необходимо выполнить более трудную задачу - получить ее согласие. А затем последуют формальности...
Ну, ответь, моя хорошая, ответь, - твердил про себя Ленька и одновременно мысленно внушал Вишневой.
- Можно, я буду называть тебя... Ленчиком? - наконец, спросила она и подняла на него свои глаза цвета туманного неба.
Он не удержался, задорно взлохматил и так непослушные волосики, скрыв за этими действиями свое желание пустить скупую мужскую слезу и заключить ее в объятия.
- Можно! - весело гаркнул он, как на плацу, и предложил сходить в кино, на что был получен положительный ответ. Дядя хотел взять племянницу, та радостно заулыбалась, но затем бросила взгляд на свою подругу и отказалась. Ленька не принял отказа, заставил троицу девчонок одеться и следовать за ним.
Главный разговор он отложил. Не стал действовать нахрапом, одержал маленькую победу, остановись, соберись, подумай, а уж потом рискуй...
Быстров не думал, что согласие Инессы на удочерение, это еще не решение сложной задачи. Это только цветочки, яблочки с дерева великана собрать в состоянии не каждый.
Одинокий молодой мужчина не имеет на это права. К тому же не обеспеченный собственным жильем, а прописанный на квадратных метрах родителей, где кроме вышеуказанной троицы проживает его сестра с малолетним ребенком. Да, и опасная профессия не является противовесом ко всему вышесказанному, а, напротив, ставит еще одну галочку в колонке "против".
Сестра Надежда, напуганная появлением в скором будущем нового жильца и как никто другой знавшая настойчивый характер брата, предложила ему взять в жены свою подругу Софию Кравченко, которая успела вернуться из отпуска и окружить вниманием и заботой кота Везувия. К одинокой женщине и домашнему питомцу прибавлялась двухкомнатная квартира в тихом районе.
- Не думаю, что Соня откажется прописать к себе тебя вместе с Инной. Она обожает детей! И штамп в паспорте ей не помешает, быть замужней всегда лучше, чем быть одинокой, - заметила сестра и тяжело вздохнула, помянув свою нелегкую женскую долю.
Надя выскочила замуж в восемнадцать лет, через год родилась Вика и почти сразу исчез муж, уставший от "сумасшедшей" обстановки в доме.
Предложив подругу в качестве фиктивной жены, она преследовала свои цели: она пристраивает засидевшуюся в девках Соньку, которая будет ей "во век благодарна", и выпроваживает из дома брата вместе с "радиоактивной" девочкой. Леонид взял время на обдумывание предложения сестры, а та, будучи уверенной в положительном ответе, решила опередить события и переговорить с Кравченко.
Красавица украинка выделялась не только смоляными волосами, синими глазами и статной фигурой, но и редкой профессией - Соня работала водителем такси, что отложилось на ее характере. Женщина была излишне резкой, легко парировала комплименты с подтекстом, позабыла о юбках, предпочитая брюки даже в выходные и праздничные дни, не говоря о трудовых буднях, когда она походила на нечто среднее, занявшее надежную нишу между мужчиной и женщиной. Крупная Кравченко садилась в кабину Волги "ГАЗ 24" с шашечками по бортам, при этом автомобиль перекашивало на левую сторону, бралась за баранку крепкими обветренными руками и уверенно выезжала из гаража.
- Тебе бы похудеть, - мягко намекала Надя, окидывая взглядом подругу, которая значительно превосходила ее в росте и весе, хотя, сама она не была ни низкорослой, ни худощавой.
- Легко сказать, - вздыхала София, быстро расправляясь с двумя котлетами и горой жареного картофеля.
Навязывать свое мнение, рассуждать о несовместимости исчезающих с тарелки продуктов и намекать на урезание меню Надежда не решалась, зная острый язык подруги и ее пренебрежение к дипломатичности. Женщины подружились не так давно, когда не слишком обеспеченная материально бухгалтер Быстрова, бывшая в замужестве Хоменко и поспешившая избавиться от фамилии мужа, как от залетевшей в шкаф с новой шубой обжорливой моли, была вынуждена остановить такси, перед этим неудачно подвернув ногу. Кравченко отвезла ее в травмпункт, пропихнула в кабинет вне очереди, где заверили, что перелома нет, лишь растяжение связок, после чего доставила женщину к дому. С тех пор завязалась их дружба - дружба двух одиноких женщин не первой молодости.
Надежда догадывалась, что агрессия подруги это своего рода защита от окружающей жестокой среды. В душе София совсем другая, жалостливая и добрая. Она роняла слезу, когда смотрела мелодраму, привечала соседских детей, которые без стеснения пользовались ее расположением, таскала сумки одиноким бабулям, мыла им полы, окна, выгуливала их противных шавок, в общем, была скорой помощью всем жителям дома, включая мужчин, чьи автомобили начинали барахлить. Но всю несостоявшуюся материнскую любовь она вылила на кота Везувия, раскормленного лохматого красавца дымчатого окраса. Быстрова не сомневалась, что теплоты и любви у Кравченко хватит на несколько Инн. И нескольких Лень, если они это позволят.
Путь к сердцу лейтенанта Быстрова лежит через любовь к шестилетней девочке Инессе. Любую фальшь он легко уловит, как радар, настроенный на частоту искренности. Об этом старшая сестра знала и хотела донести подруге.
София, молча, выслушала вдохновенный монолог, только нервно почесывала за ухом любимца, копилкой сидящего на ее коленях и жмурившегося от удовольствия. На лице хозяйки, напротив, не отразилось никаких эмоций, лишь пробежала легкая гримаса, когда была произнесено сочетание "фиктивный брак". Пробежала и исчезла, оставив в душе резолюцию "отказать". Но Надя успела заметить тень неудовольствия, ускорила темп повествования, будто этим могла изменить созревшее решение Кравченко. Когда ораторша выдохлась и взяла полуминутный тайм-аут, София умело вставила вопрос ребром.
- А мне это зачем? - резонно спросила она, театрально прикрыв ладонью рвущийся зевок, показывая всем видом, что устала от пустой болтологии.
Надя заикнулась про штамп в паспорте, но быстро стушевалась под скептическим взглядом подруги.
- Повторяю еще раз - зачем мне нужна эта фикция? - уставшим голосом учителя, не умолкавшего на протяжении пяти уроков, поинтересовалась Соня. Не дождавшись ответа, стала излагать свои мысли по этому поводу, - деньги мне не нужны, да, и какую сумму твой братец может мне предложить? С его-то зарплатой, - добавила она, скидывая с рук кота и поднимаясь со стула. - И зачем мне нужны в квартире два чужих человека? Им обоим не только нужна прописка, но и приют, ведь в любой момент явится дама из органов опеки для проверки условий быта вчерашней детдомовки.
Последнее слово она произнесла без презрения, наоборот, ее высказывание было пронизано жалостью к девочке, потерявшей родителей. Она сама задумывалась об усыновлении малыша, но пока не решалась. А теперь ей предоставляется возможность сразу заиметь полноценную семью. Но фиктивную. И это ее останавливало. Все казалось розыгрышем, или игрой. Леонид зарегистрируется с ней, приведет в ее дом маленькую девочку, и будут трое взрослых ломать комедию. Или не ломать, а жить, как в коммунальной квартире: биться боками на небольшой кухне, садиться за общий стол и поглощать каждый свои продукты, вытащенные из общего холодильника, разделенного обговоренной границей. Это обстоятельство ей показалось самым ужасным. София оценила взглядом кукольных размеров кухню, будто прикидывала, где могут разместиться две реальные семьи, на бумаге объединенные в одну. Оказалось, лишнего места нет. Как нет места в сердце Лени одинокой женщине. Мужчина и девочка поживут здесь какое-то время, пока не ослабнет бдительность надзирающих органов, потом произнесут в адрес хозяйки слова благодарности и отчалят в неизвестном направлении. А перед уходом Быстров повернет голову и бросит как бы невзначай: "Не забудь, через два дня мы разводимся!" А Сонька не выдержит и скажет: "А мы разве сходились?" Но он не услышит, или услышит, но сделает вид, что не услышал. Зачем ему лишние пересуды с чужой женщиной, которая за... какой-то срок не стала близким человеком для двух людей, живущих в собственном мире любви, где другим места не нашлось. Даже ей, переполненной добротой, как маленький цветочный горшок корнями, и мучительным желанием стать хотя бы другом.
Самодостаточной любви не нужен третий лишний...
Кравченко замерла у окна, подперев щеку кулаком, отчего один глаз превратился в щелку. Ей хотелось затянуть любимую украинскую песню: Дывлюсь я на небо, тай думку гадаю, чому я не сокил, чому не литаю... Громко, чтобы услышали в соседнем доме, и с невероятным чувством освобождения от невеселых мыслей. Выплеснуть наружу одиночество и решить, как поступить и что сделать для того, чтобы фикция стала реальностью.
Быстрова тоже не знала, как поступить: развернуться и уйти по-английски, пока подруга пребывает в моральном нокауте, или перевести разговор на другую тему, закрыв дверь за предыдущей. В любом случае вопрос останется нерешенным. Ни себе, ни брату не помогла. Допустим, Ленька найдет женщину, которая решится на фиктивный брак. Например, девушка из провинции, нуждающаяся в прописке в столице Украины. В этом случае брат предложит сестре освободить жилплощадь. Конечно, он не из тех, кто выгоняет на улицу сестру с племянницей, но мягко напомнит, что их бабушка, Маргарита Всеволодовна Литовченко, написала завещание в ее пользу и теперь вправе требовать заботы со стороны внучки. Так что пусть Надюха переезжает в однокомнатную квартиру бабули сейчас, а не после того, как жилплощадь освободится по известной причине. Пожилая женщина уходить в мир иной не собиралась, отличалась крепким здоровьем, чрезмерным любопытством, властолюбием, желанием вспомнить былое и умением дать совет, когда в нем не нуждаются. Выдержать ее напор в состоянии была лишь мать Надежды и Леонида, дочь Маргариты, да и то в ограниченном временном промежутке, не выходящем за пределы одного часа. После чего женщина, расставив продукты в холодильнике, лекарства на полочке, выслушав укоризненные заявления, быстро исчезала, прихватив новый список заказов.
Надежда с каждым годом все больше и больше походила характером на бабушку. Поэтому ужиться вместе двум разновозрастным копиям едва ли удастся...
Маленькая кухня подруги позволяла все действия проводить с легкостью, стоя на одном месте и поворачиваясь в разные стороны. Вот и теперь, хозяйка отвернулась от окна к плите, чиркнула спичкой и подожгла газовую конфорку под чайником.
- Давай, подруга, еще чайку выпьем, - предложила она, зародив в душе гостьи надежду на благоприятный исход переговоров.
Быстрова облегченно вздохнула: ей не хотелось ссориться с Соней из-за брата, она дорожила дружбой с этой женщиной. Кравченко всегда откликалась на любую просьбу, а просьб у слабой разведенки с девочкой-подростком на руках было выше крыши. Только сейчас до Надежды дошло, что сама Соня ни разу не попросила ее об услуге, не поделилась своими переживаниями и обидами. Это Надя летела к ней в дом, как кровожадная оса, надеясь насытиться успокоительными речами, а если будут мешать, то ужалить и улететь. Но София не мешала, терпеливо выслушивала, давала советы, давала взаймы, сытно кормила, отвозила домой, дарила подарки ей и Вике, оставляя за завесой свои проблемы, мысли и желания.
Почему я решила, что Кравченко мечтает выйти замуж? - подумала Быстрова. - А если и мечтает о замужестве, то уж точно не о фиктивном. А вдруг на горизонте появится претендент на руку и сердце красавицы украинки? Конечно, настоящим чувствам нет преграды, но, зная порядочность Сони, можно с уверенность сказать: она не станет разрывать договор с братом... Я эгоистка! Всегда на первое место ставлю свои интересы, вот и в это раз... Меня не беспокоит ее одиночество, меня оно устраивает, Сонька всегда под рукой, всегда свободна от запутанных брачных уз... Да, Надежда Ивановна, вы в своем репертуаре! Захотели братца отселить и освободить комнату для дочери? Преследуем свои корыстные цели. А как быть с ранимой душой Софии? Влезет в нее Ленька вместе со своей Инессой, посидит там годик-другой и исчезнет, позабыв сказать "спасибо". Хотя, брат не такой, он не забудет поблагодарить и к щечке приложиться, но Соньке от этого не легче. Она уже успеет приковать себя цепями нерастраченной любви к мужчине и девочке с печальными серыми глазами, которая заняла все пространство в его сердце и не оставила в нем места для других.
- Извини меня, Сонечка... - промямлила Быстрова. Она никогда бы не подумала, как схожи их мысли. - Я не должна была предлагать тебе эту сделку. К тому же Ленька моложе тебя на... - Привела она качающийся под ветром аргумент.
- На шесть лет, - подсказала Кравченко, разливая по чашкам чай.
- Да, на шесть, ведь ты на год моложе меня... - комплимент в адрес Кравченко вышел скупой, как тот рыцарь у Пушкина.
- Помнишь, ты мне показывала фотографию брата, сделанную в день выпуска из школы милиции, - задумчиво произнесла хозяйка, опускаясь на стул. - Я тогда подумала: какой "гарный хлопчик". Все не решалась попросить, чтобы ты нас познакомила, - последние слова она сказала чуть слышно, уткнувшись в чашку, отчего звук получился булькающе-трубным.
- А почему не попросила? - удивилась откровению Надя.
- Я, вообще, не люблю никого ни о чем просить, - отчетливо сказала она, делая паузы между словами.
- Это я поняла.
- Да, и кто он, а кто я, - продолжила София, не реагируя на высказывание подруги.
- А это полная ерунда! Мы живем в социалистической стране, мы находимся на одной ступени...
- Равенство, братство, любовь к ближнему, - заученно пробубнила Кравченко, перебив Надежду. - Но я не об этом... Леонид он... такой, - женщина закатила глаза к потолку, подумала и выдала, - необыкновенный. А я... неуклюжая хохлушка с восьмью классами образования и с кулаками, как голова годовалого ребенка. - Она полюбовалась выставленной вперед кистью руки, повертела ею туда-сюда, после чего сжала во внушительный кулак. - Кто такую боксершу полюбит?
- Можно подумать, любят только стройных и с высшим образованием, - недовольно возразила Надежда, за плечами которой были десять классов и бухгалтерские курсы, а затем пошла в атаку, - что тебе мешало поступить в институт, например, на заочное или вечернее отделение?! Лучше на заочное! Уже была бы с дипломом в кармане.
- Ну, была бы с дипломом, а продолжала бы крутить баранку! - парировала Соня. - Я свою работу ни на что не променяю!.. Я от нее фанатею! Где я смогу, сидя на одном месте, все время перемещаться из одного конца города в другой, и выслушать чужие откровения. Если бы имела склонность к литературе, то давно написала роман, соединив все рассказы о жизни. - Восторг быстро сменился разочарованием. - Но моя профессия отпугивает мужчин.
- Ты сама себе противоречишь, - хмыкнула Надя. - То ей диплом подавай и чистенькую работу клерка, то из "Волги" калачом не выманишь. То похудеть хочет, но прикладывать к этому усилия не желает! Женщина, чего Вы хотите на самом деле?
- Я замуж хочу, - со слезой в голосе протянула Кравченко, - и хочу, чтобы ОН меня полюбил такой, какая я есть! Без дипломов и... приукрас.
- Приукрасы все равно нужны! - пораскинув мозгами, заявила Быстрова. - Если у тебя руки в масле и физиономия неумытая, то не думаю, что найдется охотник тебя обнять и поцеловать.
- Вот! - ткнула в нее пальцем Надежда. - Ты тоже должна сделать шаг! Шаг навстречу! А не бросать вызов: люби меня такой - чумазой и плохо одетой!.. И вес могла давно сбросить!
- Не для кого, - возразила София.
- Опережай события! - возмутилась подруга. - Если ты хочешь достичь цели, то для начала реши, что нужно предпринять.
- Например, я хочу блинов, для этого я должна взять муку, яйца, молоко...
- Не утрируй! - скривилась от сравнения Быстрова. - У тебя два любимых места: кабина такси и кухня, где всегда тебя ожидает холодильник, доверху забитые продуктами.
- Неправда, я еще люблю в кино ходить!
- Это я знаю, - покачала головой Надежда, будто это пристрастие подходило под категорию неблаговидных увлечений. - Сонь, я никогда не поверю, что за тобой никто не ухаживал. Ведь, у вас в гараже одни мужики.
- Одни женаты, другие видят во мне товарища, а третьи... попросту боятся.
- Ты, небось, таким взглядом награждаешь, что и подойти страшно, - улыбнулась Надя.
- Всякое бывает, - отмахнулась женщина, утаив про один случай, который произошел на заре ее водительской деятельности.
Один парень стал настойчиво приглашать в кино, в кафе, в парк. Сначала Соня отказывалась, хотя, молодой человек ей сразу понравился. Но она боялась сказать что-то не так, не так сесть, не так взять вилку, неожиданно захлюпать носом в темном зале кинотеатра, когда двое влюбленных должны не пялиться в экран, сидя на последнем ряду, а страстно целоваться. Кравченко обожание к кинематографу не могла променять на поцелуи и поглаживание коленей. Но парень отличался завидной настойчивостью, которая в конечном итоге сломала девичью защиту. Для начала они прогулялись по городскому парку, посидели на скамейке и съели по пломбиру. Едва солнце исчезло за горизонтом, Соня засобиралась домой. Кавалер довел ее до подъезда и решительно взялся на ручку двери, но девушка быстро попрощалась и пулей влетела на свой этаж. Причина была ясна, как летний полдень - она боялась. Боялась, что ее неумение и безграмотность в амурных делах разом отрезвит молодого человека и погасит слабо тлеющий огонек интереса в его сердце. Интерес носил пока разведывательный характер, на первом месте выступало любопытство в купе с желанием проверить ее опытность.
Оказалось, что не из-за любопытства, а на спор с приятелем. Свидетелями спора были почти все водители таксомоторного парка, превратившиеся в азартных наблюдателей за нешуточными страстями. Один дядя Тарас, имеющий за плечами стаж работы в тридцать лет и почти столько же лет крепкой семейной жизни, не выдержал и шепнул девушке на ухо правду. Надо сказать вовремя, вскоре подъездные объятия должны были перерасти в вечернее чаепитие с кроватными последствиями, а София стать посмешищем всего гаража.
Не раздумывая, она подошла к кавалеру, совершенно счастливому от запаха скорой победы, и дала ему в зубы при свидетелях, разом проглотивших свои похабные улыбочки. Желающих поспорить больше не нашлось...
Подруги от чая перешли к чесночному салу и горилке, а после и к красивым украинским песням, которые звучали задушевно тихо и лирично.
Уже на пороге Кравченко троекратно расцеловала подругу и спросила.
- А почему бы не попытаться?
Быстрова, несмотря на опрокинутые в себя несколько стопок горилки, благодарно растекшейся по утомленному организму, быстро подобралась и заканючила.
- Сонь, попытайся, очень тебя прошу!..
Ленька не мог представить, как придет к незнакомой женщине и предложит заключить договор с обязательствами с ее стороны. Поэтому решил пойти к старой знакомой.
Оля Тарасенко была его одноклассницей. Все десять лет они просидели за одной партой, ни разу не разругались, не подрались, а были неразлучными друзьями. После окончания школы виделись редко, но если встречались, то не могли долго расстаться.
Быстров позвонил Оле и предложил встретиться в кафе неподалеку от ее НИИ, где она работала и одновременно писала кандидатскую диссертацию.
- Я сейчас в отпуске, так что приезжай, милый друг, в гости. Надеюсь, адрес не забыл.
Леня заверил, что помнит и поехал к Тарасенко, которая оказалась не в трудовом отпуске, а в декретном, и успела сменить фамилию. Приятель попенял подруге на скрытность, выпил чаю с принесенным им же тортом и отбыл, сославшись на занятость.
Больше в его списке кандидатов на роль фиктивной жены не было. Засыпая, он каждый раз видел осуждающие глаза Инессы, которая чувствовала себя обманутой. Она не спрашивала Ленчика, когда он заберет ее из детского дома, она улыбалась при встрече и с трудом сдерживала слезы при расставании. На вопросы отвечала односложно, почти ничего не рассказывала о ребятах, интересовалась любимой статуэткой, которая снова хранилась у Леонида и терпеливо ждала хозяйку. Быстров превращался в сказочника, выдумывал невероятные истории с участием олимпийского медведя и радовался, что может развлечь девочку.
Однажды ему разрешили взять Инну на выходные. Она так обрадовалась, словно покидала стены детского дома не на два дня, а навсегда. Леня вел ее по улице, сжав ладошку, спрятанную в рукавице, в своей руке и был самым счастливым человеком на всем белом свете. Сегодня она не была похожа на брюзжащую старушку, а превратилась в шестилетнюю девочку, безумолку щебетала, что было ей совершенно несвойственно, пританцовывала, когда они останавливались на пешеходном переходе, вдруг запросила купить ей такие же санки, как у той малышки, что летит с горы. И они свернули в ближайший магазин и приобрели желаемое, тут же нашлась веревка, которую Ленчик привязал к саням, и превратился в тягловую лошадь. А Инесса сидела, уперев ноги в перекладину, и цитировала стихи Некрасова про мужичка с ноготок. С выражением и без запинки. Ленька гордо улыбался, будто сам приложил руку к ее совершенству. Он знал, что пройдет много лет, а он будет помнить этот день. День перелома, когда болезнь стала сдавать позиции под напором его отеческой любви.