Ожидание затянулось. Прошла четверть часа, а Евлампий не возвращался.
- Ну, вот, теперь и дядя Лампик попался в ее сети, - с недовольством констатировала девочка, не поднимая головы. - Я думала, он не такой, как все...
- Он не такой, - не удержался я от высказывания в защиту Бобика. Мой друг однолюб. У него прекрасная жена и маленький сынишка. - Мне не понравилось, что я оправдываюсь перед этой пигалицей.
- Арик, на тебя одна надежда! - с азартом вскричал появившийся в дверях Бобик, словно я был запасным вратарем и должен немедленно выйти на замену основному голкиперу.
Марго не удержалась и многозначительно хмыкнула. Пришел черед оправдываться Евлампию.
- Рита, Аристарх Васильевич - человек с...
Я понял, что сию минуту произойдет страшное - мое инкогнито будет раскрыто, новость облетит всю округу с быстротой молнии, и мне придется покинуть райское место. И тогда я... никогда не увижу дочь нашей хозяйки, которую зовут Виктория...
- Стоп! - замахал я руками. Жаль, у меня не было красной карточки, а то я с удовольствием показал ее нарушителю и удалил с поля до конца игры. Ошалевший от встречи с красавицей-соседкой администратор сразу опомнился, понял, что чуть не проболтался и более - менее осмысленным взглядом посмотрел на меня. - Евлампий Владимирович, Вы можете внятно объяснить, что произошло?
- Могу, - согласно кивнул Бобик и исподлобья начал сверлить меня глазами.
- Виола Викторовна... неважно себя чувствует? Ей нужны... какие-то лекарственные препараты? - внушительным голосом я добивался "правды".
- Вы врач? - сразу смекнула Маргарита.
Наконец, Бобик скинул колдовские оковы окончательно и вернулся к пониманию ситуации.
- Он... фармацевт. Знаешь, есть такие люди, которые делают лекарства.
- Вы решили, что я маленькая, - с недовольством заметила Рита. Мы уже подумали, что нас раскусили, но... - Я знаю, кто такие фармацевты, - на лице появилась разочарованная гримаса. Было понятно, что рейтинг моей профессии и я сам упали ниже плинтуса.
- Так у Вас найдется лекарство от головной боли для Виолы Викторовны? - снова обратился ко мне догадливый Евлаша.
- Найдется, - быстро отреагировал я. - Пока идите с Ритой на пляж, я навещу больную, а потом присоединюсь к вам.
- Ну - ну, - криво усмехнулась девочка, а Бобик незаметно мне подмигнул. Скоро у моего администратора начнется тик. Он с таким желание включился в игру по подбору невесты для меня, что уже растерялся кому отдать предпочтение - Вике или Виоле? Думаю, к вечеру в список будет включена еще парочка женщин, которые привлекут внимание Евлампия на пляже.
Дядя Лампик с "племянницей" ушли, я решил подняться в свой номер, чтобы переодеться и собраться с мыслями перед визитом к Виоле Викторовне. Но на пороге снова возник запыхавшийся Бобик и скороговоркой выпалил.
- Она ничего не знает о твоих способностях. Я просто намекнул, что ты интересная личность, много знаешь, много умеешь. В общем, выкручивайся сам! - и убежал догонять Маргариту.
- Легко сказать...
На долгие раздумья времени не было, поэтому я решил "напустить тумана" и о себе ничего не рассказывать: Чем только не пришлось в жизни заниматься! Эх, помотала меня судьба! Слишком напыщенно, по-есенински протяжно, но ничего другого в мою гениальную голову не пришло...
Я перешел улицу и нажал кнопку звонка. Почти сразу раздался щелчок и дверь открылась.
Я перешел границы чужого царства.
На пороге дома стояла Виола.
Красоту не испортит даже головная боль. Женщина-вамп, женщина-тигрица с желтыми глазами, с гривой русых волос и фигурой песочных часов. Она была одета в комбинезон оливкового цвета, который подчеркивал все ее достоинства. О ее недостатке я уже знал. Увы, несносный характер присущ большинству красивых женщин. При муже была ласковая женщина- кошечка, без мужа превратилась в тигрицу.
Мы поздоровались, познакомились, и я вошел в дом. Всего в нем было в меру: цвета, света, мебели, картин, всяких штучек - дрючек... Чувство меры - первый признак стиля. Не консерватизм, а индивидуальность и умение сделать свою жизнь гармоничной... Но почему эта особенная стильная женщина ведет себя, как грубиянка и скандалистка?
- Я хочу извиниться за свое поведение, - нерешительно произнесла она, потупив взор, словно подслушала мои мысли и решила скорректировать мнение о себе. Было заметно, что женщина не привыкла извиняться, чувство неловкости и недовольства собой старательно прятала.
Так не пойдет, уважаемая Виола Викторовна, - подумал я, - мне нужны Ваши глаза, Ваше лицо, чтобы разобраться и получить ответы на вопросы, которые я мысленно законспектировал перед приходом в Ваш дом.
Я молчал. Она ждала, что я скажу какую- нибудь банальность, типа, ерунда, с кем не бывает, дело житейское... Но я упорно молчал и ждал, когда женщина поднимет глаза.
Наверное, ей надоело рассматривать носки моих итальянских туфель. Она скользнула взглядом по джинсам известной фирмы, потом по футболке с логотипом спортивной фирмы в виде закругленного штриха... И вот наши глаза встретились. Виола склонила голову на бок, словно оценивала соответствие лица и внешнего прикида. Мои непослушные каштановые волосы давно забраны сзади в хвост, их не тронула даже легкая седина, глаза все так же напоминают цветом перезрелую вишню, проведенные в коме годы не состарили меня, а наоборот, скинули пару годков, "заморозив" меня на время. А человеколюбие и человекопонимание, которые переполняли меня, уж, точно убавляли мне возраст, чего не скажешь о моей собеседнице.
Ее светло - карие, почти желтые, глаза отливали старым позеленевшим золотом. Я сместился чуть правее и снова заглянул в эти удивительные очи. Теперь зеленый отлив исчез, а сами глаза из светлых и лучезарных превратились в обычные карие. Необычная женщина с необычными хамелеоновидными глазами, - подумал я.
Хозяйка заметила мои перемещения и повышенный интерес к ней, но от вопросов и заключений воздержалась. Она пригласила меня присесть, сама опустилась на один из двух диванов, при этом непроизвольно приложилась к вискам. Я не стал садиться и сразу приступил к делу.
Головная боль - это мелочь для такого целителя, как я: всего пара круговых вращений руками над головой, ладонь, как магнит, притягивает к себе боль, затем сильное встряхивание конечностями, словно ты сбрасываешь болезнь, как капельки воды с пальцев. И все.
Виола прислушалась к себе, повертела головой, опять замерла, проверяя, ушла боль совсем или притаилась и вот-вот заявит о себе вновь? Улыбка тронула ее красиво очерченные губы, и я понял, что женщина чувствует себя нормально.
- Вы... феномен? - спросила она и призывно протянула руку в сторону бежевого дивана, напротив того, на котором сидела сама. Я опустился на прохладную кожаную поверхность.
- Нет, - покачал я головой, - я... обычный человек.
- Обычный человек с необычными способностями, - усмехнулась она.
Я не мог сосредоточиться на разговоре, я желал одного - дотронуться до ее руки, а еще лучше - взять ее ладонь в свои руки и слушать ее. Я видел, что при совершенно здоровом теле, эта женщина все равно больна. Ее душевное состояние меня волновало. Сначала я решил, что в недалеком прошлом Виола переболела гепатитом. Об этом говорил желтоватый ореол глазного белка, но "просветив" печень, я понял, что болезнь не посещала ее организм, даже переболев в легкой форме, гепатит все равно оставил бы отпечаток.
Опять я вспомнил свою мать. Когда у нее случался приступ стенокардии, она заявляла, что у нее грудная жаба. В детстве я с интересом осматривал мать, пытаясь отыскать эту жабу, затем понял, что она притаилась внутри груди моей матери. Успокоения это не приносило. Я знал, что жабу надо извлечь, иначе она перекроет дыхание. На помощь приходил отец: он давал матери таблетку и боль отступала. Жаба ушла, - успокаивала меня мать.
Я не зря вспомнил про грудную жабу. Сейчас она сидела внутри Виолы, но на стенокардию это не походило. Жаба напоминала большую кляксу желто-зеленого оттенка. Откуда в этом месте желчь? - задумался я.
Я не боялся выглядеть со стороны человеком со странностями. Несмотря на мою сосредоточенность в области груди, я заметил, что женщина перестала задавать вопросы, видно ей надоело бросать их в пустоту. Теперь мы просто сидели и смотрели друг на друга. Виолу заинтересовал мой сосредоточенный вид, сначала уголки ее губ подрагивали, а глаза сверкали зеленым золотом, затем она испуганно замерла, приложилась рукой к груди и тяжело вздохнула. Я догадался, что привел в движение желтую кляксу.
Клякса не реагировала на мой призыв выйти наружу. Она продолжала видоизменяться, но уменьшаться не собиралась. Желчь беспокоила Виолу, жгла ее.
Я должен определить природу заболевания. Сделав пару шагов, я преодолел расстояние, разделяющее нас, сел рядом с женщиной и взял ее за руку. Она не попыталась вырваться, только отодвинулась от меня, посчитав выбранное расстояние достаточным для установки невидимого барьера.
Клякса - это обида и злость.
Она сидит внутри Виолы и ест ее. Как огромный червь поедает лист за листом на дереве, так обида ест внутренности. Хрум - хрум... Было зеленое молодое деревце, и вдруг превратилось в трухлявый пень с засохшими ветвями - крюками. Была молодая красивая женщина, и исчезла. Осталась одна оболочка, а внутри пустота. Желчная ядовитая обида выела все внутренности.
Откуда она появилась? Что явилось толчком к возникновению этой желчной боли?..
Я легонько сжал кисть руки женщины между своими ладонями и закрыл глаза...
Виола Якубова с дипломом переводчика вышла из стен родного ВУЗа и облегченно вздохнула. Наконец! Наконец, пять лет каторжного труда позади! А впереди счастливая жизнь, хорошо оплачиваемая работа, любящий муж, свой дом за городом и самое главное - дети. Послушные умные красивые дети. О работе можно забыть. Она не будет мотаться по салонам красоты, не будет все заботы о детях перекладывать на плечи няни, она будет заботливой и любящей матерью, которая всегда будет рядом, чтобы услышать первое произнесенное слово малыша, чтобы поддержать, когда он сделает осторожный шажок, чтобы ответить на жизненно важные вопросы: Почему трава зеленая, а небо голубое или серое? Почему самолет летает, птицы летают, а люди нет? Чтобы выполнить основную миссию любого умного родителя - вовремя вмешаться и вовремя не вмешиваться...
Однако мечты не спешили воплощаться в жизнь.
Будущая работа преподавателя английского языка ее не прельщала, ничего другого дипломированному переводчику никто предлагал. Виола серьезно задумалась, углубилась в изучение предложений на рынке труда, проанализировала и сделала вывод: наиболее востребованной профессией является секретарь-референт. Перед глазами сразу возник обаяшка-руководитель: представительный мужчина, внимательный и умный, интеллигентный и корректный, свободный от уз брака, который спит и видит, когда Виола Якубова придет наниматься к нему на работу, чтобы влюбиться в нее с первого взгляда, и мечта о детях и загородном доме воплотится в жизнь.
В общем, мечта могла постепенно воплотиться в жизнь.
Могла, если Виола станет секретарем - референтом...
Якубова решила присоединить к диплому переводчика еще одну корочку, где черным по белому будет написано, что она окончила курсы секретарей - референтов. К диплому и "корочке" прилагалась эффектная внешность претендента на секретарское кресло, которая является необходимым приложением к требованиям при приеме на работу. Поэтому любой руководитель будет рад видеть в своей просторной приемной Виолу Якубову.
Но одного не учла девушка: серьезные организации берут на должность секретаря - референта людей с опытом работы и рекомендациями.
Когда она это поняла, то совсем отчаялась. Что же делать? Виола не могла размениваться "по мелочам", ей сразу хотелось занять место в иерархически высших организациях. Терять время и зарабатывать очки в организациях "без претензий", девушка не желала...
Последний шанс! - мысленно произнесла Виола и переступила порог мраморного дворца, больше похожего на малахитовую шкатулку громадных размеров, который скромно именовался Банком.
Ей всегда претила ложь, но ложь во благо она могла объяснить. Сейчас наступил, именно, такой момент. Чтобы поиметь благо, выражающееся в хлебе с маслом, про икру на время забудем, надо немножечко... приврать. Чуточку...
Первой инстанцией по отсеиванию явно непригодных кандидатур был менеджер банка по персоналу - противная девица с прыщавым лицом и крысиным хвостиком. Виола поняла, что вожделенное место уплывает: такая "красавица" станет стеной, а конкурентку в банк не пропустит. Якубова положила перед ней папку с документами. Та быстро просмотрела и коротко спросила.
- Где трудовая книжка?
Девица желала изучить послужной список кандидатки. Кандидатка в свою очередь решила удержать в руках уплывающее место: заморгала глазами и недоуменно взглянула на менеджера и кивнула на папку.
- Здесь ее нет. - "огорошила" ее менеджер по персоналу.
- Не может быть! - парировала Виола и углубилась в изучение собственных документов. К ней присоединилась и девица, заинтересовавшаяся странной пропажей. - Она... была, но... - Со слезами на глазах заявила Якубова, придумать продолжение она не успела, поэтому после "но" повисла пауза, прерываемая редкими всхлипами и вздохами.
В этот ответственный момент в кабинет, как ураган, ворвался мужчина, на ходу кинул папку на стол менеджера и скороговоркой произнес.
- Элла, я отлучусь, если... - теперь пауза наступила после слова "если"...
Тормозной денек, - подумала про себя Виола, промакивая глазки малюсеньким платочком. Но не забыла при этом выпрямить спину и незаметно подтянуть повыше юбочку.
- Что случилось? - резко спросил вбежавший. Голос обжег холодным металлом.
Снова не мой день, - обреченно решила Якубова.
- Элла, я у тебя спрашиваю?
Значит, холодность направлена на менеджера, - мысленно констатировала претендентка и подняла на мужчину глаза. Стрелять ими не решилась, все - таки серьезная организация. На первое место должны выйти деловые качества претендента, даже если этот претендент хорош собой.
- Девушка потеряла трудовую книжку, - пояснила Элла с сочувствием. Мгновенно Виола прониклась к ней симпатией и решила переманить ее на свою сторону, принять в группу поддержки.
- Я стояла на перроне метро, вдруг какой - то мужчина... крупных размеров зацепил меня плечом, папка выскользнула из рук, документы разлетелись в разные стороны, а тут... - Виола закатила глаза. Слушатели подобрались, ожидая продолжения, - подошел... поезд. Все ринулись на посадку, я ползаю на коленях, собираю бумаги... - Девушка потерла колени, напоминая о полученных увечьях. - Думала, что все собрала, а оказалось... - Она поднялась на ноги, показывая, что готова удалиться.
- Вы не расстраивайтесь, - поспешил успокоить ее мужчина, - пойдите на прежнее место работы и получите подтверждающий документ, что Вы там работали.... Я думаю, что все будет хорошо... - Обнадеживающе произнес он.
- Я... не могу пойти на прежнее место работы! - с отчаянием заявила Якубова.
- Почему? - дружно поинтересовались Элла и доброжелательный мужчина.
У Виолы чуть не вырвалось: Откуда я знаю? Дайте время, и я придумаю...
Но времени не было. В приемной ожидала очередь из кандидатов-конкурентов, желающих любой ценой отобрать заманчивое местечко у переводчика с английского, не имеющего ни дня трудового стажа.
- Понимаете, - нерешительно начала она, - это... очень личное.
- Ты была любовницей босса, о вашей связи узнала жена и выгнала тебя с позором, - "догадалась" Элла, переходя на дружеское "ты".
По лицу мужчины было заметно, что высказанная версия ему не понравилась. Еще минута и он даст отбой предыдущему предложению, одновременно указав на дверь несостоявшемуся секретарю - референту.
Руссо девушка - облико морале! - вдруг всплыло в память, да так крепко там засело, что вымело все другие, более умные мысли.
- Ну, чего молчишь? - попыталась встряхнуть ее Элла. Виоле показалось, что она действует намеренно, чтобы замарать имя, которое еще не успело заявить о себе должным положительным образом.
Зараза, - зло подумала Якубова и перешла в нападение, одновременно вычеркнув Эллу из группы поддержки.
- Ты... очень похожа на нее... - рассеянно произнесла Виола.
- На кого? - спросил мужчина, а Элла странно затаилась, словно чувствовала за собой грешок.
- На ту, которая увела мужа из семьи. Из хорошей дружной семьи...
- Я у тебя... никого не уводила. - испуганно заявила менеджер по персоналу.
- Я не замужем, - со вздохом поведала Виола. - Теперь мы с мамой остались одни... Нет, отец не выгонял меня с работы, я сама ушла... В знак протеста... Он председатель Совета директоров банка... Я не хочу говорить, какого. Это известный банк...
- Ваша фамилия Якубова? - заглянул в документы мужчина. И шепотом повторил: Якубов, Якубов...
- Не ломайте голову, у меня фамилия матери. Никто не знал, что я... дочь своего отца. Теперь даже не знаю, как скажу матери, что меня не приняли на работу... Она очень больна... Не каждая женщина может вынести предательство любимого мужчины, с которым прожито столько счастливых лет. - Виола покосилась на Эллу. Мужчина присоединился к ней. Они сверлили девушку взглядом, будто пытались заклеймить позором.
- Это... не я! - начала открещиваться менеджер по персоналу.
- Элла, - перебил ее мужчина, - ты отлично осведомлена, что в нашем банке порочащие связи не приветствуются.
- Все служащие должны быть облико морале! - не выдержала Якубова и внесла свою лепту в клеймение "аморальной" личности.
- Вот именно! - поддержал ее мужчина, почти приняв в дружные ряды сотрудников банка.
Элла с надеждой посмотрела на Виолу, та быстро сообразила, что приобрести подругу в лице противной Эллы совсем не помешает, и пошла ей на выручку.
- Вы... - она вопросительно посмотрела на мужчину.
- Эрнест Давыдович Плужников, - не замедлил представиться он.
- Эрнест Давыдович, мне кажется, мы зря набросились на бедную Эллу. Я внимательно присмотрелась к ней и поняла: это не она! Элла - не разлучница! Она не уводила моего отца из семьи!
Вздох облегчения вырвался из груди менеджера. Она благодарно кивнула Якубовой. Плужников еще минут пять изучал лицо своей подчиненной, убедился, что с такой непривлекательной внешностью, действительно, сложно увести мужика, и пригласил Виолу в свой кабинет. О том, что он куда- то спешил, Эрнест уже забыл.
Плужников давно стоял у барьера, преодолев который мужчины остаются холостяками навсегда. Даже самая эффектная дама не может задержаться в квартире такого закоренелого холостяка более, чем на одну ночь. Он был сторонником мимолетных связей с бывшими одноклассницами, однокурсницами. Встретились, поболтали, вспомнили былое, получили удовольствие и расстались без сожаления. С сотрудницами банка Эрнест был подчеркнуто сух. До той поры, пока в малахитовом здании не появилась Якубова.
Виола помнила про "облико морале" и не отвечала на ухаживания Плужникова. Эрнест был заместителем директора по управлению персоналом. А директором банка, секретарем - референтом которого стала Якубова, был Андрей Терентьевич Захаров.
Когда Виола увидела его впервые, у нее засосало под ложечкой от неусыпной обиды: почему такие мужчины, как Захаров, давно разобраны? Вот, свезло кому - то, так свезло, - мысленно раздосадовалась она. - Усы и шпага - все при нем, как пелось в одной песне.
Усы были, но шпага отсутствовала. Но все равно Андрей Захаров очень походил на мушкетера. Этакий собирательный образ из Боярского- Д"Артаньяна и Старыгина - Арамиса.
Якубова сразу настроила себя на невозможность НИКАКИХ отношений, кроме служебных, с Захаровым.
Когда она заходила к нему в кабинет и невзначай ловила "мурлыканье" с женой, у нее снова начинало сосать под ложечкой. Как у больного язвой. Ей нужно было срочно съесть белочку или бутерброд, чтобы заглушить боль отчаяния. Почему? Почему одним Захаровы, а другим - Плужниковы. Нет, Эрнест, вполне привлекательный мужчина, с должностью и приличной заработной платой, но занудный педант. И жмот. Последнее еще хуже. Жадный мужчина не может полюбить женщину по-настоящему, в его сердце место уже занято другой любовью - любовью к денежкам. Такие мужчины до противного расчетливы. Когда Эрнест приглашал Виолу в ресторан, она боялась поперхнуться: он так сосредоточенно на нее смотрел, будто подсчитывал в уме, на сколько денег она наест. Якубова в такие минуты представляла себя Дюймовочкой, а Плужникова - скупердяем Кротом. Ее посещали странные мысли об оправдании: ей хотелось доказать, что половина зернышка в день - это очень мало. И тут же она себя одергивала: а почему я должна что - то ему доказывать!? Сейчас закажу себе миску черной икры и буду лопать ее столовой ложкой... без хлеба. Так больше влезет. И тогда посмотрим, господин Плужников, захотите ли Вы пригласит меня в ресторацию еще раз?
Однажды Виола "не стала мелочиться" и потребовала самое дорогое блюдо. Проявила знание физики, вспомнила правило левой руки: закрыла название блюд, оставив только прейскурант, и выбрала. На свой страх и риск. В душу закралось волнение: а вдруг жлоб Эрнест улизнет, предоставив ей возможность самостоятельно расплатиться за ужин? Но на лице замдиректора не дрогнул ни один мускул. Он продиктовал официанту выбранное дамой блюдо, даже приложился к ее ручке. То ли показывал, что приветствует ее вкус, то ли прятал рвущийся наружу оскал. В любом случае дружеский ужин прошел в приятной атмосфере, Эрнест недовольство не выказал, поэтому получил поощрение: Виола, наконец, согласилась заехать к нему на чашку кофе.
Идиотизм, - думала она, сидя в теплом салоне автомобиля, - до каких пор секс будет называться испитием чашки кофе на ночь? Сейчас мужчина внутренне ликует, а я волнуюсь - гнетут сомнения в правильности принятого решения. Но с другой стороны, человек пригласил меня... на чашку кофе, что в этом неприличного? Приедем, хлопнем по минзурочке наикрепшайшего, я помашу дяде ручкой и отбуду в родные пенаты...
Она представила огорченную физиономию мужчины и хмыкнула.
- Что - то не так? - испугался Эрнест.
- Все так...
С тех пор меркантилизм был вычеркнут из списка отрицательных черт Плужникова благодаря любви к Виоле Якубовой. Девушка порадовалась и только. Она пока не могла ответить на его чувства. В банке они не афишировали своих отношений, но сотрудники прознали: кто - то видел их в парке, кто - то в кинотеатре, кто - то входящими в подъезд Эрнеста. К себе Виола его не приглашала, хотя, "о лжи во благо" не удержалась и рассказала. Плужников только рассмеялся, удивился ее находчивости и порадовался, что она - дочь простых инженеров. Родители были людьми старой закалки и не принимали "вольных отношений" дочери с молодым человеком. Воспитательный процесс наскучил Якубовой, она решила снять квартиру и уйти от родителей, но Эрнест предложил переехать к нему. Не замуж выйти, а переехать. Девушка сначала отказалась, но затем приняла его предложение. Ладно, поживу пару дней, а потом найду квартиру, - успокоила она себя.
Пара дней превратилась в пару месяцев, затем в пару лет. Чувства к Плужникову у Виолы так и не появились, а у Эрнеста они зацементировались. Такие железобетонные чувства без всплесков, когда фраза "я тебя люблю", произнесенная будничным голосом, больше походит на фразу "я купил хлеб". Купил и хорошо! Не купил, ну, что ж, ничего страшного. Главное - в доме тишина и... насточертевший идеальный порядок! А так хочется взять в руки любимую вазу Эрнеста, которую ему подарила бабушка на восемнадцатилетие, высоко поднять над головой и шмякнуть оземь. А на обломках сплясать твист, растирая куски в труху и царапая идеальный пол.
Уйду, - утром принимала решение Якубова, а к вечеру забывала о нем. - Он неплохой, - уговаривала она себя. - Я сама виновата, что не смогла полюбить Эрнеста. Он устал от моей холодности. Устал биться о стену безразличия. Смирился и успокоился. Я здесь, рядом с ним, и это для Плужникова главное. Вакуумная тишина в гигиенически чистом доме и умиротворенность...
Время шло, а любовь не приходила, зато терпение достигло той точки, когда и разбитая посуда уже не помогает...
Вскоре душевные терзания отступили на второй план, на первый вылезло физическое недомогание: частые головокружения, утомляемость и отсутствие аппетита.
- Неврастения, - поставила себе диагноз Виола. - Неврастения от внутренних переживаний и неудовлетворенности жизнью.
Элка, давно ставшая не только подругой, но и плакательной жилеткой, заметила темные круги под глазами, заторможенность, полное безразличие к окружающему миру и предложила Якубовой обратиться к врачу. Та лишь отмахнулась, но Элла не оставила подругу в покое.
- А не сходить ли тебе в аптеку, - произнесла она с улыбкой на устах, словно предлагала посетить театральную премьеру, на которую с трудом достала билеты.
- Зачем? - непонимающе пожала плечами Виола. - Таблеток от депрессии еще не придумали.
- Зато придумали хорошее и быстрое средство для... - намекнула Элла без продолжения.
- Для... чего? - сердце Якубовой начало отбивать марш, причем он напоминал не марш Мендельсона, а траурный. Торжественная скорбность накрыла ее, сердечные удары начали отбивать ритм в замедленном темпе. Одновременно с этим в голове засела мысль: Неужели я серьезно больна? Скорее всего, так оно и есть. Элке со стороны виднее...
- Почему ты так дрожишь? - испугалась подруга. - Я... не хотела тебя напугать, - начала она оправдываться, - просто хотела сказать, чтобы ты пошла в аптеку и купила тест на беременность, но если ты боишься, то я сама...
- Тест на беременность? - опешила Виола. - Но... Элка, наверное, ты права... - Сердце перешло на обычный ритм, хотя, нотки марша Мендельсона норовили прорваться.
Новость обрадовала Якубову. Я беременна, - мысленно пела она оставшуюся часть рабочего дня. - Не сомневаюсь, что Плужников будет на седьмом небе от счастья. Иметь ребенка от любимой женщины это ли не счастье?
Андрей Терентьевич Захаров заметил радостное выражение лица секретаря, которая до этого целую неделю пребывала в задумчиво-зеленом состоянии, как он назвал ее внутреннюю отстраненность в сочетании с бледно - зеленым цветом лица. Теперь Виола парила в облаках, была несколько вырвана из реальности, но смотрела на босса осмысленным взором. Глаза засияли, по щекам невидимый художник "мазнул" розовой краской. Вопросов Захаров не задавал: ни тогда, ни сейчас. Он придерживался давно установленной теории: никаких дружеских и тем более любовных отношений на службе не должно быть. У него их не было и вне службы.
Все мысли Андрея занимала прикованная к постели сестра Алла, которая несколько лет назад попала в аварию и повредила позвоночник. Холостяк Захаров так и остался холостяком. Он не хотел приводить в дом женщину, которая возненавидит больную и станет доставать вопросами: Почему он не определит сестру в дом инвалидов? Почему приносит себя в жертву? Андрей не считал себя жертвоприносящим, он считал себя виноватым перед старшей сестрой за неспособность ей помочь. А она, в отличие от брата, нашла в себе силы, взяла на себя все заботы о нем, когда не стало родителей. Алла не вышла замуж, всю любовь она отдала Андрею, без остатка, на других мужчин ее любви просто не хватило. Так утверждала сама Аллочка. Захаров несколько раз на дню звонил сестре. Она сохранила в больном теле здоровый дух, в беседе с братом выдерживала иронично - веселый тон. Ирония была адресована ей самой, а бравурность в голосе предназначалась Андрею. Тем самым Алла старалась убедить брата, что у нее отличное настроение, бодрый жизненный настрой и неиссекающая вера в исцеление. Больная сестра заряжала энергией здорового брата. Не поговорив несколько часов с Аллой, Андрей разряжался, как аккумулятор. Он снова набирал знакомый номер и слушал ее голос.
- Андрюшка, как ты? У меня все отлично. Я прошла на лыжах пять километров и жутко устала. Только решила вздремнуть, а ты, негодник, помешал...
Захаров представлял Аллу, идущую на лыжах, веселую, раскрасневшуюся и непроизвольно улыбался. Каждый раз сестра придумывала новое "занятие", которое перекликалось со временем года и ее настроением. Иногда она перечитывала ему стихотворение, которое тронуло ее. Или обсуждала политические новости. Андрей не представлял, как бы он жил без Аллы. Она была источником информации, зарядным устройством, любимым человеком, о котором он заботился и главное - советчиком. Каждый шаг он обсуждал с сестрой. Алла не ворчала по поводу неправильных поступков, не навязывала своего мнения, она внимательно выслушивала брата и говорила в конце: "Ты молодец, Андрюшка, у тебя все получится!" И он верил в это.
Про новую секретаршу Захаров рассказал Алле. Сестра впервые уловила заинтересованные нотки в голосе брата.
- Она тебе понравилась? - спросила Алла. Без настороженности и испуга. Без ревности и негодования.
- Она... смешная, - подумав, сказал Андрей.
Потом до него стали доходить слухи о связи Якубовой с Эрнестом Плужниковым.
- Ты должен бороться за нее! - призвала к действию Алла.
- Зачем? - недоумевал Захаров. - Зачем вмешиваться в отношения двух любящих людей.
- Ты уверен, что Виола любит Плужникова?
- Не знаю.
- Ты хороший физиономист, - напомнила сестра, - и психолог. Ты обязан прочесть ответ по ее лицу, должен разобраться в ее чувствах...
Андрей послушал Аллу, присмотрелся к секретарше и понял, что чувств-с к Эрнесту нет! Есть лишь позволение любить себя...
- Это неправильно! - высказала свое мнение сестра.
- Я должен объясниться с Виолой?
- Должен.
- С чего ты взяла, что она ответит на мою любовь? Может, она неспособна на ответные чувства.
- Ты, дурачок, Андрюша! Неужели твое сердце тебе не подсказало, что девушка к тебе неровно дышит? Просто она не делает первый шаг к сближению.
- Откуда такие познания о внутренних переживаниях моей секретарши?
- Оттуда! - Алла приложилась к голове. - Сижу целый день в инвалидном, - ой, простите, в волшебном кресле, которое возит меня по нашей шикарной квартире, и размышляю...
Служащие банка не догадывались, что Андрей Терентьевич Захаров не женат, а его телефонным абонентом, с которым он мило беседует, является его сестра.
Андрей наблюдал за лицом Виолы, когда он ворковал с Аллой. Недовольство проносилось и исчезало, словно его и не было. Но голос после подслушанного разговора у Якубовой подрагивал, спрятанная ревность пыталась вырваться наружу.
- Трус! - рубила правду с плеча Алла. - Я не верю, что таким тебя воспитала!
- Я... не могу, - отмахивался Андрей. - Якубова живет с Плужниковым в гражданском браке уже два года. Следовательно, ее все устраивает.
- Есть категория женщин, которые боятся остаться одни. Они живут без любви, без элементарного уважения к человеку, с которым спят в одной постели.
- Такое возможно?
- А как объяснить тот факт, что женщина живет с азартным игроком, который тащит все из дома с одной целью - отыграться.
- Ты впадаешь в крайности!
- Какая же это крайность, если так живут многие женщины, оправдывая свое поведение тем, что делают это ради детей. О детях они думают в последнюю очередь! Ребенку нельзя жить в семье, где ему некомфортно. Он чувствует себя изгоем, потому что одет хуже всех, мозги работают хуже, чем у других учеников в классе вследствие плохой наследственности и неправильно развития. Матери некогда им заниматься, она каждый день пребывает в ожидании очередной выходки мужа. Дети должны рождаться в семьях, где царят любовь и уважение...
Никакие призывы не действовали на Захарова. Пока однажды он не оказался свидетелем одной уличной сцены с участием знакомых ему людей...
Виола выскочила из дверей банка. Эрнест стоял у автомобиля и безрадостно взирал на мир. При появлении Якубовой его настрой не изменился.
- Дорогой, у меня для тебя приятная новость! - срывающимся от волнения голом заявила девушка.
Новостей Плужников не любил: ни хороших, ни плохих. Размеренность и спокойствие - вот его жизненные принципы. Была бы его воля, он бросил работу в банке и погрузился в размышления о смысле жизни подобно Обломову. Излюбленным местом пребывания стал бы диван, где Эрнест думал о высоких материях, отбросив ненужную бытовуху. Виола на цыпочках входила бы к нему с завтраком на подносе... или обедом, молча, ставила перед ним и удалялась... Еще ругают "обломовщину"! Можно подумать, такое времяпровождения кому - то мешает. Не приносит пользы обществу? Это, да, но и вреда не наносит... Но если все начнут приносит пользу, это приведет к перенасыщению, а любой избыток идет во вред. Везде по дорогам будут сновать огромные фуры, где большими буквами написано: "Польза". Фуры ездят из города в город, но на складах никто не желает брать эту пользу, своей все забито...
Вот такие заковыристые мысли посетили голову Эрнеста Плужникова, когда он услышал заявление Виолы о счастливом известии. Он непроизвольно скривился, еще не услышав саму новость. Якубова была настолько счастлива, что перекошенного лица гражданского мужа не заметила. Виола понимала, что лучше сообщить о беременности в привычной для них домашней обстановке, а не с наскока. Сейчас они приедут, она приготовит праздничный ужин, они с Эрнестом сядут за стол, поднимут... Нет, поднимать ничего не будут: беременным женщинам нельзя ни грамма спиртного. Или можно поднять стакан с соком в честь будущего члена семьи. Завтра же они пойдут в ЗАГС и подадут заявление: ребенок должен родиться в полноценной семье. Может, все-таки не говорить? - задумалась будущая мать, - но я и так держала в себе радостное известие целых полдня!
- Эрнест, я...
- Ты хочешь сообщить мне пренеприятное известие! - напомнил недовольным тоном Плужников. Ему не нравилось, что все работники банка притормаживают рядом с ними и прислушиваются к их разговору. Быть в центре внимания Эрнест не любил. Виола знала об этой особенности, поэтому недовольство поняла. Хотя, избитая фраза из "Ревизора" ее покоробила. Она посчитала ее неуместной для такого случая, тем более добавление про "пренеприятность".
Молодая женщина глубоко вздохнула, как перед решительной схваткой и тихо сказала, прикрыв глаза.
- Я беременна.
И замерла, даже дышать перестала.
- Что? - в коротком вопросе не было эмоций, простое непонимание.
Не расслышал, - подумала Якубова. Отругала себя за трусость, открыла глаза и доходчиво и с выражением заявила.
- Эрнест, я беременна, у нас будет малыш. Я очень счастлива, мне уже двадцать восемь...
- Что? - теперь в голосе была угроза.
Угроза ей и ЕЕ неродившемуся ребенку. То, что он будет только ее, Виола поняла сразу. Всего один короткий вопрос и... будущая семейная жизнь помахала рукой. Добавлением к угрозе был неприязненный взгляд человека, который своим вопросом заявил, что не желает стать отцом своего ребенка.
- Пошел вон! - внятно произнесла она.
Если мужчина не хочет ребенка, значит, никогда не полюбит его. А она не могла позволить, чтобы ее малыша не любил собственный отец. Из всего этого вытекает вывод: такой отец им не нужен!
Плужников не пустился в объяснение, не извинился, только посмотрел на нее отстраненным взглядом, в котором ясно читалось: "Это твой выбор!" Он слишком поспешно сел в свой автомобиль, видно боялся, что женщина передумает, и уехал.
А она осталась. Брошенная беременная женщина.
Стояла и смотрела вслед убегающему от нее человеку, который ей когда-то клялся в верности и любви. Обиды не было. Было громадное разочарование.
- Кому теперь верить? - произнесла Виола вслух.
- Мне. - услышала она в ответ.
Якубовой не надо было поворачиваться, чтобы понять, кто это сказал.
- Усы и шпага все при нем, - прошептала она.
- Что? - не сообразил босс. В этом коротком вопросе было столько нежности и тепла, что она разревелась, как белуга. Не дождавшись ответа, он приблизился к ней, стал за ее спиной, наклонился к самому уху и произнес.
- Я люблю тебя, Виля. Выходи за меня замуж.
Виля, - мысленно повторила она. Он, будто не по имени назвал, а погладил по голове, как маленькую девочку, которую обидел чужой дядя. Виола намеренно отклонилась назад, чтобы почувствовать его. Ее начала бить дрожь. Неужели для понимания того, что ты безумно любишь человека, необходимо услышать его признание?
Она повернулась к мужчине, заглянула в его глаза, чтобы убедиться - это не шутка. И не жалость. И не способ загладить чужую вину.
- Андрюша, - она с легкостью избавилась от отчества. - Я жду ребенка... от другого человека. И ты... женат.
- Я все слышал. Только... не увидел другого человека. Здесь были только я и ты. Ты сообщила мне радостную новость, а я растерялся и не успел сразу сказать, что безумно счастлив. Вилечка, я безумно люблю тебя! И у меня нет жены! И никогда не было!
А рядом шли люди, который огибали их островок счастья, чтобы случайно не помешать и не разрушить едва зародившуюся общность двух частиц. Мужчина и женщина не реагировали на броуновское движение пешеходов.
Неужели я, наконец, решился и произнес эти слова? - размышлял мужчина, прижимая к своей груди ее руки и не отрывая взгляда от ее лица.
Какая я идиотка, - думала женщина, - почему раньше не догадалась, что люблю его? Он всегда был рядом, мой любимый, мой дорогой, мой храбрый и робкий, мой трогательный и закрытый, мой наблюдательный и хитрый усач.
- Вилечка, девочка моя, я так люблю, когда ты улыбаешься, когда прикладываешь пальчики к вискам. Любуюсь, когда ты легкой походкой входишь в мой кабинет и замираешь перед моим столом с блокнотом и ручкой в руках. Люблю, когда ты приносишь мне кофе, подходишь совсем близко, и я чувствую аромат твоих духов. Люблю, когда ты недовольно кривишься, когда становишься непроизвольной свидетельницей моего телефонного разговора с сестрой... Она замечательная! И все знает о нас. Больше, чем мы сами знаем о себе...
Признание в любви немолодого мужчины, похожего на мушкетера, "цепляло" прохожих искренностью. Люди, словно приобщались к их радости и сбрасывали груз незначительных проблем, которые еще минуту назад пугали своей глобальностью и неразрешимостью. Все проблемы - чепуха, если рядом любимый человек...
Они поженились через месяц. А через неделю умерла Аллочка. Она выполнила свою миссию - передала брата в надежные руки...
- Что же случилось после стольких лет счастья и любви? - спросил я. Недавнее прошлое закрывала желто - зеленая клякса.
Виола открыла глаза. Сначала она не могла понять, где находится, затем повертела головой, будто искала кого - то.
- Его нет. И больше никогда не будет, - с отчаянием произнесла она.
- Он... умер?
- Умер. Для меня. - женщина вырвала свою руку и моих тисков.
- Муж... предал Вас? - я понимал, что своим вопросом вскрываю едва начавшую затягиваться рану.
- Знаете, Аристарх Васильевич, я не могу понять, зачем человек на протяжении нескольких лет клянется в любви, если на самом деле не испытывает к тебе никаких чувств? С какой целью он это делает? Никто не просил его жалеть меня.
- То есть Вы сами объясняете предложение Андрея жениться на Вас жалостью? - Виола утвердительно кивнула. - Мужчины никогда не женятся из жалости. Они женятся по любви, из корыстных соображений и в случае необходимости. Последняя причина подходит для мужчин, вообразивших себя джентльменами или тех, которые заключают фиктивный брак на взаимовыгодных условиях. Фиктивный брак я, вообще, браком не считаю, фикция и только. Штамп в паспорте.
- Вы считаете, что настоящие джентльмены вымерли, как динозавры, вследствие неблагоприятных климатических условий?
- Женщины сами виноваты, что джентльменство кануло в лету. Они стали с мужчинами на одну социальную ступень, привыкли во всем полагаться на себя, разбаловали сильный пол, те почувствовали себя комфортно в таких условиях и превратились в эгоистов и лентяев.
- Всегда вину за развод возлагают на женщину! - вяло возмутилась она.
- Неправда, в разводе всегда виноваты оба супруга, только признать этого не желает ни та, ни другая сторона.
Из фраз, брошенных Виолой, я мог сделать определенные выводы: ее муж скорее жив, чем мертв, он ее оставил ради другой особы. Отсюда и болезнь в виде желчной обиды, засевшая в груди. Я должен обрисовать ей болезнь, предупредить ее развитие. Виола Викторовна женщина впечатлительная и решительная одновременно, она соберет волю в кулак и вернется к нормальной жизни, в которой не будет грызущей обиды на бывшего супруга...
Якубова слушала мой рассказ с недоверием, но я старался быть убедительным.
- Я вам не верю, - сказала она, выдерживая паузы после каждого слова, будто разделяла их на отдельные предложения.
- Что мне сделать, чтобы Вы мне поверили?
Она задумалась.
- Если Вы... маг и волшебник, то...
Я знал, о чем она меня попросит.
И я рассказал ей то, о чем узнал, сжимая ее ладошку между своих рук...
- Откуда... Вы все это знаете?
- Вы мне сами рассказали. - про считывание информации с подкорки мозга, я умолчал.
- Я?.. Не помню... - она замотала головой.
- Я хочу услышать продолжение этой грустной истории.
- Все до противного пошло и банально. К нам в дом пришла журналистка. Она хотела взять интервью у Андрея. Записала его рассказ на диктофон и ушла, пообещав показать ему черновой вариант будущей статьи.
- Какова цель интервью?
- Ее интересовал не банкир Захаров, а человек Захаров, его быт, его семья, в общем, его жизнь вне стен рабочего кабинета. Журналистка впечатлилась нашим бытом и поставила себе цель улучшить свои бытовые условия за счет Андрея Терентьевича. Она написала статью и пришла к нему на работу, чтобы обсудить еще кое-какие детали. Муж всегда избегал общения с желтой прессой, не любил, когда "норовят забраться в постель". Так он говорил. Но журналистка проделала это в прямом смысле. Как ей удалось это сделать - остается загадкой до сих пор. Все началось с ее визита. С тех пор моя жизнь превратилась в кошмар. Захаров стал совершенно другим человеком. За все годы жизни, он ни разу не напомнил мне, что Рита не его дочь. А после общения с этой... - Виола закусила губу, чтобы не расплакаться.
Я не знал, как ее утешить, пока сам не разберусь в ситуации. Неужели, такое возможно: страстно полюбить женщину, много лет строить по кирпичику дом - семью, а затем в один миг все разрушить собственными руками.
- А... как выглядит эта журналистка? - задумчиво спросил я и заметил недоуменный взгляд женщины.
- Как обычная ведьма! - сразу нашелся ответ. - Она околдовала моего мужа.
Избитая фраза, дающая резкую характеристику разлучнице, - решил я.
Виола догадалась по моему взгляду, что повела себя, как обычная брошенная баба, сменила тон и стала рассказывать.
- Мне доложили "доброжелатели", что при первой встрече он вел себя с журналисткой подчеркнуто корректно. Он всегда был таким на службе: наглухо застегнутым на все пуговицы. Даже никогда не улыбался. Девушка, которую взяли на мое место, принесла им по чашке кофе и удалилась, услышала только, как Андрей выговаривает ей за длинное описание нашего загородного дома. Он еще обронил фразу: Вы же не из журнала "Архитектура и дизайн", а "Бизнес с человеческим лицом". Для Вас главное - раскрыть внутренний мир делового человека, а не описание убранства его дома и содержимое шкафов... Она кинула фразу про скелеты, раз речь зашла о шкафах, но Захаров ее поставил на место, заявив, что у него безупречная репутация, и он ею дорожит. И вот проходит полчаса, журналисточка выпархивает из кабинета Андрея, а он... провожает ее до дверей приемной, при этом мило улыбается и поддерживает под локоток. Секретарь от увиденной картины едва под стол не упала. Шеф провожает до дверей только очень важных гостей, а тут журналистка заурядного журнала...
Я закрыл глаза и постарался представить себе картину произошедшего....
...Захаров читает статью и делает пометки на полях. Вдруг звонит телефон, он поднимает трубку, секретарь докладывает, что звонит такой - то такой - то, он приказывает соединить его с абонентом, прокручивается на стуле, тем самым поворачиваясь к журналистке спиной. Та быстро вытаскивает из сумочки маленький пакетик, похожий на пакетик с сахаром, который прилагают к чашке чая в поезде. Она не сводит глаз с Захарова, приподнимается со своего места и высыпает содержимое ему в чашку. Пустой пакетик исчезает в сумке, а девица с безразлично - напускным видом смотрит в окно. Андрей Терентьевич заканчивает разговор, возвращается в исходное положение, делает глоток из чашки, при этом продолжает читать статью...
До сих пор я не верил в привороты. Но в жизни всякое случается. Бывает, человек долгое время провел в коме и за выдержку получает награду - дар целительства, дар предсказания. А как он распорядится этим даром, решать ему. Не все целители приобретают дар, иногда он переходит к ним по наследству. Жаль, что некоторые идут на сделку с совестью. Причина ясна - жажда наживы. Неблаговидными делами всегда можно больше заработать. "На честности далеко не уедешь!" - заявляют корыстные целители, которые нарекли себя колдунами. К одному такому любителю обогатиться пришла журналистка и попросила приворотного зелья. Колдун, увы, не оказался шарлатаном...
- Вы помните, как звали эту журналистку? - задал я вопрос.
- Ольга Кашкина. - ответила Виола, вложив голос все накопившееся презрение.
- Как? - удивленно протянул я и потряс головой, будто возвращал себе потерянный слух.
Женщина повторила, хотя, произносить имя разлучницы ей не доставляло удовольствия.
- Вы... можете ее описать?..
Когда я слушал, то чувствовал, как волосы на голове пришли в дивжении, а по телу прошла легкая дрожь.
- Не может быть... - простонал я. - Мы ее похоронили двенадцать лет назад...
- Кого... похоронили? - испуганно спросила женщина, замерев на полуслове.
- Ольгу Кашкину, виолончелистку из нашего оркестра.
- Она журналистка, - напомнила Виола.
- Но по описанию один в один Оля...
Конечно, брошенная женщина не может адекватно описать соперницу, но данное описание, пусть не совсем корректное, подтвердило, что в роли журналистки выступала погибшая виолончелистка.
Я сосредоточился и попытался проверить свои ощущения при произношении сочетания: журналистка Ольга Кашкина. Я сидел и бубнил, меняя слова местами, и прислушивался к внутренним ощущениям, будто ждал, что вот - вот и мой организм согласиться с таким сочетанием.
Он его не понимал и не принимал.
Мой организм напоминал терминал оплаты, которому хотят всучить фальшивую купюру.
Я заинтересовался, где подвох: в сочетании имени и фамилии или в указанной профессии? Я перешел на раздельное осмысливание.
- Ольга Кашкина, - тихо произнес я и прислушался к себе. У меня сразу возникли следующие ассоциации: жалость к девушке, чувство вины, безвременная потеря, желание наказать преступника... - Оля умерла, - с уверенностью заключил я.
- Аристарх, почему Вы решили, что это та самая Ольга Кашкина?
Я не отреагировал на вопрос и перешел к ассоциативному сочетанию к слову "журналистка". И сразу рядом с ним встала... фамилия другой девушки. Всплывшая в памяти фамилия намертво "приклеилась" к профессии. Они срослись, как две половинки разорванной купюры.
- Журналистка Бондарь, - едва слышно произнес я.
Внутреннее ощущение сказало громкое "ДА". Неужели это Олеся? Но... эти девушки абсолютно разные, ничего общего... Может, только рост и фигура. У Кашкиной были русые волосы до плеч, а у Бондарь - короткая мальчишеская стрижка, и она темноволосая... Доводы показались мне неубедительными: волосы можно отрастить, обрезать и перекрасить. Мне не хватало кое-каких деталей, поэтому я обратился к Виоле.
- Сколько лет той особе?
- Лет тридцать пять.
- Бондарь приблизительно столько же, - задумчиво произнес я. - Она исчезла из нашего города три года назад. Решила перебраться в Москву, там легче затеряться, сделала себе новые документы, зачем - то назвалась именем жертвы, единственно, что охранила - свою профессию. Потом Олесе поручили проинтервьюировать Захарова, она приходит в его дом, видит картину семейной идиллии, загорается желанием все разрушить и на обломках построить все гнездышко. С чужим мужем. Богатеньким и положительным во всех отношениях.
- Неплохо придумано! - вмешался в мои размышления вслух знакомый голос. Я повернулся на звук.